На другой день в девятом часу утра юные друзья были уже в гавани.

С моря, голубого и спокойного, тянуло свежестью, смешанным запахом водорослей, древесины, нефти. На причалах разгружались самоходные баржи с песком, щебнем и лесом. Швартовался только что подошедший буксир… С водолазного бота на рейде доносились слова команды и шум работающих механизмов… Чайки с резкими криками кружили над заливом.

У крана, выгружавшего щебень, задержались. Грейфер, хищно растопырив гигантские стальные когти, нырял в черное нутро баржи и затем, вытянувшись обратно, описывал в воздухе широкую дугу и с грохотом высыпал на набережную лавину камней.

— Здорово, Федя! — крикнул с буксира молодой матрос в парусиновой робе. — Куда гребешь?

— На седьмой причал.

— На седьмой?! Ого! — удивился почему-то матрос и, наклонившись над люком, крикнул: — Ребята! Смотри-ка — на седьмой направились… К Максимычу!

Из люка высунулась белобрысая веснушчатая голова, посмотрела на ребят с ленивым любопытством.

— Вы хоть знаете, как судно-то называется? — спросил первый.

— Нет… Найдем.

— Никто не говорит, что не найдете… Только Максимыч так вас и пустит, держи карман шире!

— А чего? — белобрысый обернулся к товарищу. — Бэ триста тридцать три…

— Тридцать три!.. Салака!

— Пошли.

Феде не хотелось сегодня ввязываться в ершистый и задиристый разговор — дружеский, но, по нерушимому гаванскому этикету, всегда полный взаимных насмешек и подтруниваний.

У седьмого причала было только одно судно — стройное, легкое, с плавными линиями корпуса, с мачтами, сильно наклоненными назад, с высоким, узким форштевнем.

Накрепко пришвартованное к береговым палам, оно казалось стремительно несущимся вперед… На ослепительно белом корпусе разноцветными бликами отражалась морская волна.

На корме сияло металлическим блеском название:

— Выходит, белобрысый был прав! — с сожалением вздохнул Федя. — Не понимаю, почему яхта номерная?.. У нас в клубе простые швертботы — и те имеют каждый свое название!..

— Постой-ка!.. Номерные пишут через черточку или просто рядом, а тут почему-то через запятую…

— Да здесь и цифр-то нет!

Валя подбежала к самому краю причала; отблески моря запрыгали по ее лицу и платью.

— Ведь это буквы, а не цифры!

Валино открытие решило вопрос о названии красавца-корабля: прочесть золотую надпись теперь было уже не трудно…

— Ну и хитер же капитан Мореходов!.. Кому еще пришло бы в голову так написать название?.. Немудрено, что белобрысый попался на удочку!

— Может быть, здесь вообще никто не догадывается о настоящем названии? — понизив голос, быстро начала Валя. — Может быть…

Но мальчики так и не узнали, что еще могло быть: на палубе появился высокий, ширококостный моряк — седой, с густыми, лохматыми бровями, с хрящеватым орлиным носом.

Окинув ребят зорким взглядом, он лаконично спросил:

— Пришли, матросы?..

Нагнувшись, моряк, очевидно, привел в действие какой-то механизм — от фальшборта отделился трап и плавно опустился на берег.

— Название этого корабля — пароль; кто его не знает, — не может взойти на борт…

Пропустив ребят, моряк нажал кнопку, трап вернулся на свое место.

— Будем знакомиться… Я — Степан Максимович.

Ребята назвали себя.

— Пойдемте, покажу корабль…

Проходя мимо фок-мачты, Максимыч остановился возле начищенного до блеска медного колокола, подвешенного на кронштейне, взглянул на Диму и задал неожиданный вопрос:

— Это что?

— Судовой колокол.

— Правильно, а как он еще называется?

Дима чуть было не сказал «рында», но, заметив предостерегающий взгляд Феди, ответил:

— Только так.

— Вот именно. Только так! — Боцман повернулся к Вале: — Для чего существуют банты?

Этот вопрос был еще более неожиданным, но Валя сразу поняла, о чем ее спрашивают, и ответила правильно.

— А в беседке сидеть не приходилось?

Валя покачала головой:

— Нет… Но я не испугаюсь…

— А видела ты когда-нибудь… воронье гнездо?

Валя снова отрицательно покачала головой.

Максимыч одобрительно кивнул и направился к люку, ведущему в подпалубные помещения.

— Степан Максимович, — остановила его Валя. — Я не знаю, что такое воронье гнездо… Просто я догадалась, что вы спрашиваете не о птичьем гнезде, а о чем-то морском…

Максимыч остановился, пристально посмотрел на Валю. Правая бровь его дрогнула, поднялась вертикально, глаза сощурились:

— Можешь считать, девочка, что ты стала матросом этого корабля!..

Ребята многозначительно переглянулись: осмотр судна оказывался не таким уж невинным занятием!

По трапу спустились в машинное отделение. Боцман рассказал о принципе автоматического управления двигателем, о его мощности и числе оборотов при различных положениях рычага регулятора скорости.

— Тридцать шесть узлов делаем… Сколько это будет в километрах?

— Шестьдесят шесть с половиной километров в час! — подсчитал в уме Дима.

— Правильно. Шестьдесят шесть тысяч семьдесят два метра в час. Но и это — не предел. — Максимыч повернулся к Феде:

— Чему равна морская миля?

— Тысяча восемьсот пятьдесят два метра.

— Верно. Так на нашем флоте и во многих других государствах… Но в Соединенных Штатах, например, морская миля до 1954 года была 1853 метра. В Великобритании же миля — разной величины… Откуда эта разница?

И вы уверены, сэр, что это 1′ меридиана?

Федя и на этот вопрос ответил правильно.

— А вот кто из вас ответит на следующий вопрос, — станет настоящим моряком… Капитаном дальнего плавания! — Лицо Максимыча было по-прежнему серьезно, но в черных глазах блеснул хитрый огонек. — Во сколько раз скорость в десять узлов больше скорости десять узлов в час?

— А разве это не одно и тоже? — неуверенно спросила Валя.

Федя улыбнулся:

— Степан Максимович, у нас в морском клубе это все знают.

— Так объяснишь остальным членам экипажа! — и боцман, круто повернувшись, направился к выходу.

Поднялись в устланный пушистым ковром коридор, который вел в носовую часть судна. По обеим сторонам — двери.

На первой по правому борту белая металлическая дощечка.

Прямо напротив — другая:

Боцман дал ребятам время разобраться в том, что на них изображено.

Каюты, душевая, камбуз — все на судне блистало чистотой и порядком. Кают-компания была совсем маленькой, но от этого казалась еще уютнее: стены до половины отделаны темным дубом, посредине овальный стол, удобные кресла-стулья. В углу — пианино. На стенах — картины с изображением парусных кораблей, фотографии военных и торговых судов.

Дима нагнулся к Вале:

— Смотри…

На противоположной стене, под потолком, был нарисован ребус:

— Слова Федора Федоровича, — сказал Максимыч.

— Федора Федоровича?..

— Да. Ушакова… Кино смотрели?

— Смотрели, конечно… Да мы и без кино знаем об Ушакове, просто не сообразили сразу. — Федя смутился. — Так это его слова?

— Его. Лучше не скажешь!..

Из кают-компании поднялись на палубу. Здесь Максимыч объяснил устройство судового компаса, рассказал, как держать заданный курс.

Рядом с ходовой помещалась радиорубка.

— Морзянку кто-нибудь знает? — строго спросил Максимыч.

— Мы с Димой занимались на курсах радиолюбителей-коротковолновиков, — ответил Федя. — Принимаем на слух около 90-100 знаков в минуту.

Боцман ничего не сказал, только бровь его снова поднялась вертикально и медленно опустилась.

* * *

Капитан пришел на судно в третьем часу пополудни. Боцман выстроил команду у трапа, вышел вперед, отдал рапорт.

Капитан и боцман обменялись мимолетным взглядом. Мореходов улыбнулся:

— Вольно…

— Вольно! — гаркнул Максимыч. Мореходов передал ему пухлую папку:

— Разберись тут, пожалуйста, старина… Отбери, что найдешь нужным, остальное я завтра верну в Управление. Здесь есть очень интересная карта течений с поправками — обрати внимание.

— А как с горючим, капитан? Сегодня будет?

— Обещали к вечеру… Прийти помочь?

— Не надо. Справлюсь…

— Ну-с, матросы, — капитан обернулся к ребятам, которые все еще стояли, не шелохнувшись, — а нам предстоит сегодня довольно важное и ответственное дело… Не будем терять времени: сперва закусим… — Капитан взглянул на Максимыча. — Накормишь?..

— Как-нибудь…

— Вот и прекрасно. А потом, с твоего разрешения, заберу команду с собой.

* * *

Попрощавшись с Максимычем, капитан и его команда покинули судно. Мореходов не успевал отвечать на вопросы, которыми его осыпали ребята…

Незаметно дошли до улицы Космонавтов. Вот и дверь с надраенной медной дощечкой.

Капитан вставил в замок ключ, но ключ не поворачивался. И вдруг дверь, слегка скрипнув, приоткрылась…

— Э, да я, оказывается, ломился в открытую дверь!

— Замок испорчен? Починить? Я в этом немного разбираюсь, — предложил Дима.

— Спасибо, дружок… Замок работает, только он с характером: защелкивается лишь после того, как толкнешь дверь. Вообще-то я к этому приспособился, делаю, так сказать, машинально…

— А сегодня, значит, не толкнули?..

— Выходит, так…

Капитан прошел в комнату, внимательно огляделся; гости последовали за ним.

— Прошу садиться. Нам нужно составить список предметов, которые мы возьмем с собою. Лишнего ничего не должно быть, но и забыть что-нибудь важное тоже нельзя. Предлагаю организовать работу следующим образом: вы по очереди будете перечислять все, что считаете нужным взять. Каждый будет вести запись, я же стану составлять общий список… Согласны?

Капитан обвел глазами комнату:

— О неформенной одежде, предметах личной гигиены говорить не будем — это вы решите дома. Ну-с… Кто же начнет?

— Могу и я, — предложила Валя.

— Отлично. Все приготовились? Начинаем.

— Общую тетрадь… в клетку… Карандаш…

— Один? — спросил Дима.

— Два. Цанговых с точилками. Коробочку грифелей к ним… Две резинки — на случай, если Дима свою потеряет… Фотоаппарат…

— А авторучку? Неужели только простой карандаш? — опять перебил Дима.

— Для полевых записей — только простой карандаш, — поддержал Валю капитан. — Всегда может случиться, что тетрадь при каких-нибудь обстоятельствах намокнет, и тогда записанное чернилами или химическим карандашом невозможно будет прочесть. А какой у тебя аппарат?

— «Смена-6».

— Тогда можно не брать. В комплект общего обеспечения входят несколько фото— и киноаппаратов со сменной оптикой. Могут понадобиться широкоугольники и в особенности — телеобъективы.

— Компас, — продолжала Валя. — Компас у меня хороший: медный, с визиром и поворотной шкалой, со светящейся стрелкой… Папа воевал с этим компасом…

— Компасы у нас тоже будут, но раз он у тебя такой заслуженный, — бери!

— Перочинный нож, маленькие ножницы, иголки, нитки, зеркальце…

— Зеркальце — предмет личной гигиены, — коварно заметил Федя.

— Это еще почему?! — возмутилась девочка. — Ведь зеркальце не только для того, чтобы смотреться, им можно сигнализировать… Я думаю, и свистки надо взять…

— Средства связи — свистки, горн, флажки, ракеты и многое другое входит в комплект общего обеспечения, — сказал капитан, — но зеркальце, конечно, нужно взять, независимо от этого.

— Фляжка, топорик, карманный фонарик с батарейками, увеличительное стекло…

Ребята перечисляли самые различные предметы, но теперь все чаще слышались слова капитана: «входит в комплект общего обеспечения».

Составляя свой список, капитан время от времени поглядывал куда-то в глубь комнаты…

— Одну секунду, — сказал он вдруг, вышел из-за стола, подошел к стеклянному шкафчику.

— А что, друзья, вчера никто из вас не открывал эту дверцу?

Ребята переглянулись.

— Нет, — ответила за всех Валя. — А что? — В голосе ее прозвучала тревога.

— Да ничего особенного, просто любопытно… Мне показалось…

Капитан открыл шкафчик, вынул что-то и вернулся к столу.

— На первый взгляд можно подумать, что в этой комнате царит полный беспорядок. На самом же деле — каждая вещь имеет свое место, и я всегда знаю, что и где у меня лежит. Вот мне и показалось сейчас, что эта штука лежала не так, как обычно. Но если вы ее не трогали, то я, видимо, ошибся. — И капитан положил на стол пожелтевшую от времени костяную рукоятку с искусной резьбой.

— Что это, нож?

— Ручка матросского ножа. Здесь вот — надпись. по-английски… Си, шот, син — море, выстрел, грех… Какой смысл кроется в этих словах? Возможно, они должны были постоянно напоминать владельцу ножа о какой-нибудь мрачной странице его жизни… Но обратите внимание, как мастерски вырезаны заглавные буквы, мелкие волны… Остальное — грубее. Это, видимо, сделано другой рукой, не такой умелой. — Капитан перевернул рукоятку. — На другой стороне та же картина: сетка и волны вырезаны так же тонко, как буквы S, а вот имя и фамилию вырезала уже третья рука, совсем неумелая.

— Лезвие обломано у самого черенка… И сталь какая-то странная, золотистая, — заметил Федя почему-то шепотом.

— Да, это очень напоминает булат. Но характер узора — необычный… Ко мне эта штука попала в 1936 году. Возможно, с нею связана одна из тех трагедий, тайны которых хранят волны океана… Тогда я плавал на «Кавказе». Восточнее острова Маврикия мы увидели разбитую, чудом державшуюся на воде шлюпку. В ней были только помятый ковш, остатки размокших сухарей в мешке и эта вот ручка от матросского ножа…

— А люди? — Валин голос дрогнул. — Неужели все погибли?

Капитан на несколько мгновений задумался.

— Трудно сказать… Их могло подобрать какое-нибудь судно, шлюпку же за непригодностью бросили… Мы радировали в ближайшие порты, но безрезультатно… Впрочем, мы отвлеклись, — спохватился капитан. — Продолжим.

Работа над списком продолжалась до самого вечера.

* * *

Проводив гостей, капитан вернулся к своим записям, внимательно стал их пересматривать: делал пометки, что-то вставлял, что-то вычеркивал…

Наконец все приведено в порядок.

Старый моряк взял со стола костяную рукоятку, откинулся на спинку кресла… Ошибся он, заметив, что сегодня она лежала не так, как обычно? И именно сегодня он забыл толкнуть дверь, и замок не защелкнулся! Забыл?.. А это вообще возможно — забыть сделать то, что привык делать изо дня в день и делаешь уже не думая, автоматически?..

Капитан долго рассматривал рукоятку, стараясь отдать себе отчет в странном ощущении, которое вызывал у него вырезанный на кости рисунок — ощущении, близком к тому, какое мы испытываем, тщетно стараясь вспомнить какое-нибудь «вертящееся на языке» слово.

В рисунке определенно чувствовалась какая-то несообразность. Совершенно определенно!.. Но какая?..

За окном белая ночь разливала прозрачный полусвет, розовым дыханьем легла на стекло, лиловым туманом заполнила углы…

— А ведь телефон сегодня не звонил! — вспомнил капитан. — Впервые с четверга… Неизвестному шутнику наскучила пустая забава?..