Бес медленно выплыл из забытья, с удивлением ощутив чью-то руку с мокрой тряпкой, вытирающую его лицо. С трудом разжимая разбитые губы, он прохрипел:

— Кто здесь?

— Очухался наконец, — удовлетворенно отозвался незнакомец. — Я уж думал, кранты тебе. Вторые сутки лежишь в отрубе. За что тебя так?

— Ты кто? — переспросил Бес.

— Человек, — ответил невидимый собеседник, — из мяса и костей, как и ты.

Бес с трудом поднял руку и прикоснулся к глазам.

— Не пойму, у меня с глазами что, или темно здесь?

— Темно, как у негра в ж…, - хохотнул незнакомец, — сидим в каком-то подвале. Не кормят, суки, ни хрена! Все кишки слиплись. У тебя, случайно, в кармане корки хлеба не найдется?

— Что ж не проверил, пока я без сознания был? — Бес с натугой давил из себя слова. Горло болело, а сломанные зубы ныли так, что хотелось умереть.

— Я что, сявка, по карманам шариться? — обиделся товарищ по несчастью. — Вот помер бы ты, тогда другое дело. Тогда бы и поискал. А не нашел бы — тобой закусил.

— Ну да? — усомнился Бес.

Незнакомец не ответил, только сплюнул. Бес стал догадываться, кто сидит рядом с ним.

— Значит, из Депо ты… — протянул он, не зная, как держать себя с этим человеком.

— Был из Депо, — неохотно процедил тот, — да весь вышел.

— Что, завязал? — поинтересовался Бес.

Тот немного помолчал, а потом стал рассказывать. Так Бес узнал историю Сиплого.

Потом он рассказал ему про себя. Сиплый даже присвистнул:

— Нечего сказать, утешил. Выходит, я вместе со смертником сижу. Хреново.

— Что хреново?

— А то, — пояснил Сиплый, — что я думал, меня сюда временно определили. А выходит, по всему, что кто-то меня опознал. Значит, жить мне тоже недолго осталось. Примерно, как тебе. Лучше бы меня контролер увел.

— Не говори ерунды, — возразил Бес, — ты хоть раз порчака видел? Разве это жизнь.

— Ага, зато здесь жизнь, — съязвил Сиплый, — правда, не надолго. Надо кореш, как-то выбираться отсюда.

— Как, интересно?

Сиплый придвинулся ближе:

— Думай, сталкер. У тебя здесь друзья остались, у меня никого. Надо как-то маляву на волю передать. Надо с охраной переговорить.

— С ума сошел? — изумился Бес, — да меня федералы даже слушать не станут.

— Ну, может, меня послушают, — не унимался Сиплый, — попытка не пытка, как говорил товарищ Берия.

Он подошел к двери и постучал.

— Чего надо? — отозвался из-за двери недружелюбный голос.

— Слышь, начальник, разговор есть, — отозвался Сиплый, нимало не смущенный, — открой, потолкуем.

Дверь распахнулась. Свет тусклой лампы коридора показался пленникам ярче солнца. Бес зажмурился, а Сиплый прикрыл глаза рукой.

— Ну вот что, уроды, — рослый спецназовец показал Сиплому здоровенный кулак. — Еще один стук в дверь и до рассвета не доживете. Изуродую, как бог черепаху. Я понятно объясняю?

Сиплый испуганно кивнул. Охранник внимательно оглядел их и, не поворачиваясь спиной, сделал шаг назад. Вдруг лицо его исказилось гримасой боли и недоумения. Колени у него подогнулись и он повалился прямо в подвал. Сиплый оторвал глаза от упавшего и увидел в проеме здоровенного сталкера с окровавленным ножом.

— Здорово, Бес, — Клык внимательно оглядел подвал. — Кто это еще с тобой? Ладно, оба с вещами, на выход.

Бес попытался встать, но от волнения у него подгибались ноги. Сиплый, быстро оценивший изменение обстановки, стащил с убитого автомат и повесил себе на шею. После этого подскочил к Бесу и помог ему подняться.

— Шустрый, — похвалил его Клык, — только смотри, без команды не стрелять. Поднимешь шухер — лично придушу.

Сиплый согласно кивнул.

Пройдя по узкому коридору, они поднялись по выщербленным ступеням. Клык толкнул дверь наружу, и они вышли на свежий воздух. Не успел Бес сделать вдох, как его крепко стиснули в объятья.

— Илюха! — только и смог прохрипеть Бес.

— Саня! — приглушенно воскликнул Злой, поддерживая готового упасть ослабевшего друга.

— Тише вы! — прошипел Клык, вытаскивая фонарик. — Что, Злой, все тихо?

— Тишина, — сказал Илья, — как перед казнью.

Клык только сплюнул и направил фонарик на водонапорную башню. Через несколько секунд там блеснула вспышка света.

— Все, рвем к Северной заставе, — скомандовал Клык, — за мной, по одному.

* * *

Плохие предчувствия терзали Доктора. Он сомневался, что ему удастся выбраться живым из этой передряги. Но был готов на все ради Стрелка. Он вспомнил, как подобрал на болоте худого, израненного паренька, как выхаживал его. Долгими, бессонными ночами, у постели больного, меняя ему повязки, он обратил внимание, что сталкер ровесник его погибшего сына. Давя в глубине души незаживающую боль, дрожащими руками он прикасался к лицу этого мальчика, а перед глазами вставал его десятилетний сын, бегущий к нему через дорогу. Ни отец, ни сын не видели летевшую машину.

Жена ушла от него после смерти сына. Она считала, что в его гибели виноват он, Георгий. Он не опровергал ее. Ему просто не хотелось жить.

Тогда он ушел в долгий запой. Пытаясь утопить в водке свое горе, он перестал следить за собой, стал неопрятен, словно бомж. Это продолжалось почти два года. За это время он утратил не только человеческий облик, но и все свои скромные сбережения. В итоге он еще лишился квартиры, подписав по пьянке какие-то документы, подсунутые ему очередными собутыльниками. Очнулся он на улице, без гроша в кармане, грязный и почему-то в одном ботинке. Он не узнавал город, но чутье опытного алкоголика привело его к ближайшей тошниловке. Там он нашел компанию себе подобных. В кругу своих он почувствовал себя гораздо увереннее, но, вот беда, карманы у них были также пусты. Переговорив, они разошлись по улице, сшибая мелочь у прохожих. Георгий встал возле киоска на остановке. Ему не везло: его отталкивающий вид заставлял прохожих обходить его по большому кругу. Он только вздыхал и отворачивался.

Из подъехавшей белой шестерки на остановку вышел мужик и пошел к киоску, не обращая на него внимания. Он немедленно подвинулся к нему и захрипел:

— Слышь, мужик, добавь рубль, на сигареты.

Мужчина повернулся к нему, окинул его презрительным взглядом и полез в карман. Достал горсть мелочи и протянул ему. На такую удачу Георгий даже не рассчитывал, мелочи было гораздо больше, чем рубль. Принимая деньги, сам не зная, почему, он сказал незнакомцу:

— А за дела сегодняшние, грехи земные тебе отпущены будут…

Мужик оторопел, а потом схватил его за плечи и, вглядевшись в его запавшие глаза, ахнул:

— Георгий Васильевич!

Это был капитан-афганец, которому в ташкентском госпитале хотели ампутировать левую ногу. Георгий Васильевич, тогда еще молодой, неопытный хирург, пытался утешить за день до операции своего ровесника, молодого офицера-десантника, но тот был безутешен.

— Кому я нужен буду без ноги? Что я буду делать?

Георгий не знал ответа на эти вопросы. Оставив капитана, он пошел к заведующему отделением. Ему самому казалось, что с ампутацией спешить не стоит. Но заведующий только отмахнулся от него:

— Не морочьте мне голову, ради бога! Кость раздроблена, сосуды перебиты. У нас нет специалистов, чтобы пришить почти оторванную ногу.

— Я могу пришить, — бледнея от собственного нахальства, тихо сказал Георгий.

Главврач снял очки и прищурился:

— Ну, в самом деле? А если пациент умрет у вас на столе? Вы его матери сами скажете? Без ноги, да зато живой! Это люди, голубчик, а не кролики! Идите, работайте, да больше с подобной чепухой не обращайтесь.

Георгий вышел, ужасно огорченный. Он не знал, как сообщить черную весть молодому офицеру.

Вмешалась судьба. Пришел борт из Кандагара, с тяжелоранеными, многие находились на грани жизни и смерти. Всех оперирующих хирургов срочно бросили на операции. Георгий понял, что второго такого шанса больше не представится. Он сказал о своей задумке капитану и тот согласился. Сказал, что лучше ему умереть под ножом хирурга, чем вернуться домой без ноги.

Ассистентом Георгий взял медсестру Анечку, немного влюбленную в него. Наркоз сделал сам.

Операция длилась почти шесть часов. Если бы он знал, что будет так трудно, он бы сто раз подумал, прежде чем опрометчиво хвататься за скальпель. Усталый, он уснул прямо в операционной, пока Анечка отвозила капитана в палату.

На утро разразился скандал. Георгия собирались отдать под суд за самовольное вмешательство. Но собранный консилиум, несколько дней спустя, осматривая бледного, но улыбающегося капитана, констатировал, что операция проведена успешно и квалифицировано. Председательствующий, похожий на Айболита старичок, сказал прямо в палате, покачивая головой:

— За ныне сделанное, отпущены грехи земные будут тебе.

Это была его первая операция. Через месяц его пригласили на работу в Военно-Медицинскую Академию в Москве. Больше он не видел ни Анечки, ни капитана… И вот такая неожиданная встреча.

Доктор встрепенулся и прислушался. Ему показалось, что он слышит звук летающей машины. Показалось. Он снова погрузился в раздумья, не забывая, однако, поглядывать в сторону Северной заставы.

Бывший капитан, теперь уже полковник не забыл талантливого хирурга, спасшего его ногу и карьеру. Он помог выбраться ему из пропасти. Когда он притащил его домой, жена полковника сперва нахмурилась, но, услышав, что это тот самый Георгий Васильевич, тут же непритворно обрадовалась. Она просто не знала, как лучше приветить человека, который помог избежать инвалидности ее мужу. Не обращая внимания на его запущенный вид, она расцеловала его в заросшие, давно не пробовавшие бритвы щеки. В этой семье Георгий провел почти два месяца. А потом полковник устроил его к себе в часть. А потом они улетели в Чечню. И там полковник был тяжело ранен. И в этот раз удача отвернулась от Георгия. Полковник умер на операционном столе.

Смерть полковника обрушила хрупкое душевное равновесие Георгия Васильевича. Он дезертировал из части.

Скитаясь по просторам бывшего СССР, Доктор встретил группу авантюристов, пробиравшихся в Зону отчуждения. Он присоединился к ним.

Здесь, в Зоне, он наконец обрел покой. Здесь все было грубым и честным. Он поселился в брошенном домике, недалеко от базы Долга. Сюда к нему приходили лечиться сталкеры, а иногда прибегал встревоженный посыльный, чтобы отвести его к тяжелобольному. Он никому не отказывал, лечил всех. Он был, пожалуй, единственным настоящим доктором в Зоне. Конечно, можно было получить медицинскую помощь в лагере американцев, или на любом блокпосту. Только первые брали слишком дорого за лечение, а с блокпоста, после оказания первой помощи, можно было попасть в тюрьму, российскую или украинскую, что, вобщем-то было без особой разницы. Доктор лечил бесплатно. Сталкеры, наемники, анархисты и бандиты ценили это. Каждый, кто проходил мимо его дома, норовил занести ему какой-нибудь гостинец. Он устроил на задворках небольшой огород, где садил картошку и капусту. Семена ему доставляли долговцы, имевшие официальную связь с Большой землей. Оставлять на семена выращенную здесь картошку было нельзя: через год из нее вырастало черт знает что. Одну он так и не смог выкопать, облил бензином и сжег прямо в земле. Причем Доктор готов был поклясться, что сгорела бы она и без бензина.

Так размеренно протекала его жизнь, пока он не подобрал умиравшего паренька пять лет назад.

Почему он так привязался к нему, Доктор не знал и сам. Конечно, нерастраченная отцовская забота нашла выход, но дело было не только в этом. Какой-то огонек пылал в глазах и душе этого замкнутого юноши. Он не был типичным сталкером, охотником за сокровищами Зоны. И у него, как и у Доктора, была какая-то заноза в душе.

После поправки Стрелок остался жить у него. Он часто уходил бродить по Зоне, всегда притаскивая из своих походов артефакты, которых Доктор ни разу не видел. Доктор догадывался, что Стрелок бродит за Барьером. Каждый раз он не находил себе места и не мог сдержать радости при возвращении парня. Он пытался отговорить его от этих опасных походов, но Стрелок только отмалчивался или отшучивался. Но однажды сказал:

— Ты думаешь, батя, мне эти артефакты нужны? Нет. Я ищу путь к сердцу Зоны. Она уничтожила мою семью, а я уничтожу ее. Только, похоже, есть у Зоны какой-то сторож. Я просто чувствую, как он оказывает мне сопротивление. Только я все равно дойду.

После этих слов Доктор встревожился еще больше. А вскоре последовал прорыв.

Стрелок сколотил группу и пробился к АЭС. Был страшный выброс, все в Зоне лежали в лежку с дикой головной болью. Те, кто был в рейдах в тот день, так и не вернулись.

Но Стрелок вернулся. Один, без группы, без памяти, едва державшийся на ногах. Он так и не рассказал Доктору, что произошло. То ли не захотел, то ли правда не помнил. Доктор понял только одно — Стрелок потерпел неудачу. Но от замыслов своих не отказался.

Замигали огоньки сразу и на Северной заставе и на базе Долга. Доктор дал ответные сигналы и стал собираться вниз. РПГ он решил не тащить с собой, радуясь, что не пришлось стрелять из него.

Уже на середине спуска он остановился и прислушался. Сердце остановилось и провалилось куда-то внутрь. Этот звук он не мог спутать ни с каким другим: приближался вертолет.

— Вот и пришла пора платить за все, — прошептал он сам себе. — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Он помедлил еще секунду, а потом бегом поднялся наверх. Сердце выпрыгивало из груди, от прилива адреналина подскочило давление. Усилием воли он подавил страх и поднял гранатомет. Поймал в прицел бортовые огни машины. Он знал, что уже не успеет к Северной заставе, да даже если бы и успевал, все равно, после того, как вертолет будет сбит, его просто не выпустят с башни. В этом был только один плюс — Стрелок успеет уйти достаточно далеко, пока силы федералов будут прикованы к нему.

— Прощай, сынок, — сказал он в полный голос и нажал спусковой крючок.