Ребенок был в опасности, поэтому успокоиться я не могла. Я так крутилась и отбивалась, что одна из моих туфель соскочила и отлетела куда-то. Я вонзила зубы в ладонь Иэна и стала пихать его локтями в ребра. Годы, проведенные за работой в саду, сделали меня сильной, однако Иэн не только не ослабил хватку, но даже ни разу не вздрогнул.

У меня создалось ощущение, что ему нравится такой физический контакт.

Только я изготовилась, чтобы, наклонив голову вперед, со всего маха откинуть ее и сломать Иэну нос, как услышала его шепот:

— Младенца никто не обидит, и никто не причинит ему вреда. Я тебе обещаю.

Странно, но я поверила.

Когда я прекратила драться, Иэн объявил:

— А теперь я тебя отпущу.

Он уткнулся в мои волосы, а потом быстро поцеловал меня в шею.

Я вдруг с кристальной ясностью вспомнила наш роман. И подумала: что-то здесь не так. Как меня может возбуждать другой мужчина, если я люблю Освальда? Я прекрасно знала, что пытаться возбудить девушку, состоящую в серьезных отношениях, — со стороны Иэна просто порочно.

Дюшарм отпустил меня. Я не стала терять время на поиски туфли и тут же снова припала к отверстию в заборе. Эдна, откинув с лица капюшон, держала на руках счастливого и невредимого ребенка. Сэм и Уинни, которые тоже откинули капюшоны, стояли возле мраморной чаши. Сайлас передал Сэму нож.

Бедняга Сэм выглядел так, словно его насильно загнали на костюмированную вечеринку. Вытянув вперед левую ладонь, он медленно произнес:

— Этот ребенок — моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.

Поморщившись, он резанул свою ладонь. Однако надрез оказался слишком осторожным, и кожа осталась неповрежденной. Сэм беспомощно взглянул на Уинни, и та забрала у него нож.

Перехватив его взгляд, она успокаивающе улыбнулась, а потом сделала на руке Сэма небольшой надрез. Тут же полоснув собственную ладонь, она проговорила своим приятным, но твердым голосом:

— Этот ребенок — моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.

От такого проявления родительской преданности я прослезилась.

Сэм и Уинни держали руки над чашей, а Уиллем взял со стола хрустальный бокал. Насколько я могла понять, в нем была вода; в нетвердой руке Уиллема жидкость слегка колыхалась. Плеснув водой на руки молодой пары, он снова заговорил на своем непроизносимом языке. Это напоминало дублированный фильм: звуки не совпадали с движениями губ.

— Зас-свидетельс-ствовано, что этот ребенок впредь будет нос-сить имя Элиз-сабет Табита Грант-Хардинг, — объявил Сайлас.

Эдна снова передала Сэму и Уинни извивающееся дитя, и они улыбнулись.

Элизабет!

Я обернулась к Иэну и наступила ему на ногу.

— За что, дорогая? — тихо спросил он, поднимая мою потерявшуюся туфлю и передавая ее мне.

— За то, что мой страх доставляет тебе удовольствие, — прошептала я в ответ.

Иэн по-прежнему обладал обескураживающей способностью заставлять меня думать: секс, секс, секс.

— А-а… Но я так обрадовался твоему присутствию! Ну что же, беги приводить себя в порядок, чтобы Освальд не заподозрил тебя в шпионстве. Поговорим позже.

Радостно посвистывая, Иэн двинулся на территорию бассейна, а я вприпрыжку помчалась через поле. По прибытии в хижину я заметила, что мои аккуратные туфельки запылились, а от платья отлетели верхние пуговицы, обнажив большую часть tetas в хорошеньком розовом лифчике. Черт бы побрал этого Иэна Дюшарма!

Я скинула туфли и, стянув платье, попыталась оценить нанесенный ущерб. Возможно, все это удастся исправить. Я обыскала ящичек для сигар, в котором лежали булавки, разрозненные пуговицы и несколько катушек с нитками. Однако ни одна пуговица к моему платью не подходила.

Тут открылась входная дверь, и я выдернула из шкафа первое попавшееся платье — рубиново-красное из облегающего джерси. Я просунула в него голову и быстро натянула на бедра. Если бы такое платье надела Уинни, оно выглядело бы стильно, но в моем случае этот фасон еще больше подчеркивал все изгибы тела. Такое платье следует носить с высокими каблуками, поэтому я впихнула ноги в черные шпильки с открытым мыском. Когда Освальд вошел в спальню, я приглаживала волосы руками.

— О, ты все еще не спишь.

— Конечно, нет. Но я заснула в одежде и… э-э… мне пришлось приводить себя в порядок.

— Ладно, — с некоторым изумлением сказал он. — Если ты, конечно, уверена, что хочешь пойти.

— Я — да. Но если ты, Освальд, не хочешь, чтобы я туда пошла, может, стоит просто сказать мне об этом?

Он не ответил, и я потопала в ванную. Поглядев в зеркало, я увидела, что в результате схватки с Иэном моя помада размазалась по всему лицу. Что касается платья, то, если в нем таскаться по улицам и приставать к мужикам, даже прожженные проститутки посчитают меня шлюхой. Неудивительно, что Освальд колеблется.

Я, конечно, могла переодеться, но потом подумала: эти люди только что ходили в причудливых одеяниях и принимали участие в жутковатой церемонии, так какого черта я должна производить на них впечатление? Я привела в порядок свой макияж, и мы с Освальдом вышли на улицу.

— Ты джемпер не хочешь прихватить? — засомневавшись, поинтересовался Освальд. — На улице холодает.

— Нет, мне и так хорошо. Как прошло мероприятие?

— Длинно и скучно, — ответил он, поднимая на меня глаза. И добавил чуть погодя: — Наконец появился Иэн.

— Э-э… Уинни обрадуется.

По полю мне пришлось идти на мысках, чтобы не топить каблуки в земле. Мерцающие на деревьях огоньки, сверкающие фонарики и веселенькие горшочки с цветами, украшавшие внутренний дворик, делали сцену у бассейна еще более нереальной. В воздухе плыл тонкий аромат белых цветов табака.

— Ветерок поднялся, — заявил Освальд, снова взглянув на мое облегающее красное платье. — Могу сбегать за твоим плащом. Я мигом.

— Спасибо, не надо.

Гости бродили туда-сюда, держа на весу маленькие тарелочки и бокалы с «Кровавой Мэри». Иэн стоял в другом конце дворика, беседуя с родителями Сэма. Он увидел меня, но подходить не стал.

Малышка невинно дремала в своей переносной колыбельке, а Уинни поправляла на ней розовое, обшитое ленточками одеяльце.

— Привет, Уин, — поздоровалась я. — Как дела у малышки Элизабет?

— Ой! Освальд все испортил. Я сама хотела сказать тебе об этом.

Я невинно улыбнулась.

— Мы зовем ее Либби. К нам подошел Гэбриел.

Либби звучит очень старомодно, — заметил он. — Думаю, я буду звать ее За.

Мы с Гэбриелом направились к коктейльному столу.

— Мисс Милагро, я не стану, конечно, выражать недовольство, но что заставило вас надеть это возмутительное платье?

— Простая случайность, однако объяснить сложно.

— Уверен, что дядям это понравится, — сказал Гэбриел, — а вот тетки наверняка выцарапают им глаза, если заметят, как они на тебя глазеют. — Он наполнил два бокала, но поговорить нам так и не удалось.

Гэбриела окружили тетки. Они гладили его по красивым рыжим волосам и восхищались гладкой кожей, словно он был щекастым трехлетним ребенком, а не холеным горожанином.

Ускользнув от этого сборища, я столкнулась с Сайласом.

— Мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с, — проговорил он, смакуя каждую «с» в моем имени.

— Гос-сподин Сайлас-с, — мягко отозвалась я, пытаясь вычислить этого парня. Если доверять моему внутреннему радиометру, то по сексуальной шкале он не относился ни к натуралам, ни к голубым. Его глаза не сходили с моего лица.

Он придвинулся ко мне.

— Надеюс-сь, вы не с-станете с-судить об Уиллеме по тем мыс-слям, которые он выс-сказал вчера, — проговорил Сайлас, добавляя в слова в два раза больше «с», чем требовалось. — Я с-сажусь рядом с-с ним, чтобы с-смягчить вс-спышки, с-столь нехарактерные для уважаемого и благородного человека, которым он когда-то был. — Сайлас едва заметным жестом поднес кончики пальцев к голове. — Вы меня понимаете?

Неужели у Уиллема ранняя стадия слабоумия?

— Думаю, да.

Сайлас облегченно улыбнулся.

— С-сейчас-с с-спорить с-с ним бес-сполезно. Но мы с-стараемс-ся относ-ситьс-ся к нему с-с уважением, которое он завоевал в течение прошедших дес-сятилетий. Мы отдаем предпочтение терпимос-сти, а не порицанию.

— Насколько я понимаю, он был другим человеком.

— Он был джентльменом и ученым, нас-стоящим с-светилом! — пояснил Сайлас. — У меня с-сердце разрываетс-ся, когда я вижу ухудшение его с-сос-стояния, но для меня большая чес-сть с-служить ему поддержкой на с-склоне лет.

Мне нравилась его церемонная манера изъясняться. Он казался мне человеком, который слишком много времени проводит со старыми документами и слишком мало — с другими людьми. Недостаток сексуальности в нем тоже вызывал любопытство.

— Это очень любезно с вашей стороны.

— Уинни говорила, что вы пис-сательница. Это же, наверное, с-страшно интерес-сно!

Я тут же прониклась к нему.

— Так только кажется. Я просто часами сижу за столом.

— Уверен, вы с-скромничаете. Рас-с-скажите, о чем вы пишете?

Когда я рассказываю о своих политических ужастиках, люди чаще всего реагируют негативно, но Сайласа это, кажется, восхитило. Я поведала ему о своих рассказах, о попытках написать сценарий, о романе и о новеллах «Uno, Dos, Terror!».

— Не с-сомневаюс-сь, что ваш талант с-скоро признают, мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с. У вас-с ис-сключительный характер, — заявил он. — Меня также интерес-сует то, как вы выжили. Могу я позвонить вам и приглас-сить на чашку кофе?

— У меня нет собственного телефона, но вы можете позвонить сюда, и мне все передадут.

— Мерзость! — вдруг завопил пожилой подопечный Сайласа.

Услышав из чьих-нибудь уст слово «мерзость», я автоматически принимаю его на свой счет.

Но Уиллем указал на Гэбриела и заявил:

— Гомосексуализм — это мерзость. Твой долг перед родственниками — жениться, продолжить наш род и традиции. Твои родители правильно сделали, что отказались от тебя, ведь ты осрамил всех нас!

Я ждала, что Гэбриел разразится каким-нибудь злобным ответом. Но мой неизменно находчивый друг в ужасе замер; его красивое лицо залилось румянцем.

Окинув взглядом дворик, я увидела потрясенные лица гостей. Вдалеке повизгивало какое-то животное, о стеклянный колпак фонаря бился мотылек, а Сайлас, похоже, был в ужасе.

Плевала я на то, что Уиллем когда-то был приятным человеком. Мне хотелось наброситься на него и до тех пор долбить его яйцеобразной головой о каменные плиты, пока не вытечет мозг, похожий на тухлый желток. Интересно, является ли оправданное раздражение обстоятельством, освобождающим от ответственности за убийство вампира?

И тут возле отвратительного старикашки возник Иэн.

— Данлоп, вы оскорбили всех, кто способен мыслить, — холодно процедил он. — Вы сейчас же уйдете отсюда и вернетесь в свой темный мирок.

Иэн, хоть и отличался добродушием, но фигурой был вполне солидной, поэтому его слова все же проникли сквозь скорлупу головы-яйца.

Старикашка раскрыл рот от изумления и беспомощно посмотрел на своего адъютанта. Сайлас окинул взглядом собравшихся и вежливо произнес:

— Большое с-спас-сибо за ваши щедрос-сть и гос-степриимс-ство. Вы были более чем добры к нам. Нам нужно идти, а вы, пожалуйс-ста, продолжайте вес-селитъс-ся.

Уиллем поковылял в дом, а Сайлас остановился возле Гэбриела и сказал:

— Я очень с-сожалею, что Уиллем так с-себя повел. Пос-следнее время ему с-стало лучше, но путешес-ствие нарушило его режим.

Гэбриел промолчал, и Сайлас плавной походкой двинулся прочь.

После этого Иэн, взяв Гэбриела под руку, увел его в тень высокого дуба.

Молчание нарушила Эдна. Она повернулась ко мне и заявила:

— Юная леди, а я-то думала, что именно вы выставите себя на посмешище.

— Еще не вечер, Эдна. Подождите немного — возможно, я сделаю это, — пообещала я.

Нервно рассмеявшись, гости снова начали разговаривать.

Освальд отошел от родителей и приблизился ко мне.

— Как думаешь, с Гэбриелом все в порядке? — спросила я.

Посмотрев на своего брата, он ответил:

— Его родичи никак не могут смириться с тем, что он гей.

Интересно, может, мы с Гэбриелом столь прониклись друг к другу еще и по этой причине? Ни он, ни я не были теми, кого хотели видеть наши родители. Своим родителям я вообще не нужна, а его — хотели бы иметь другого ребенка.

— Но он же не может выбирать сексуальную ориентацию, — возразила я.

— Да их волнует не столько ориентация, сколько то, что род вымирает. — Вид у Освальда был напряженный, будто он и так выдал слишком много чужих секретов.

Трудно предположить, что сказал Гэбриелу Иэн, но через несколько минут он уже улыбался, и снова началось веселье.

Размышляя, стоит ли есть крошечные перепелиные яйца, и если да, то как это нужно делать, я вдруг поняла, что эта ужасная сцена заставила меня начисто забыть о жутковатой церемонии. Может, все дело было в водке, которая содержалась в коктейле, но лица окружавших меня людей вдруг начали казаться загадочными — не потому, что они меня привлекали, просто я начала задумываться: что за черти водятся в этом тихом омуте.

Я выросла в ненормальной семье, поэтому никогда не знала, что значит нормальное поведение.

Из самой гущи вечеринки я переместилась на ее окраину и принялась наблюдать и слушать. Разговоры велись самые обычные, но гости то и дело отлучались на конюшню. Направившись туда, я вошла в темное здание. Мне нравятся насыщенные ароматы животных и сена. Из открытых ворот струился свет и доносился смех. Приближаясь к ним и просовывая голову внутрь, я прекрасно знала, что увижу.

Смакуя розоватые коктейли, Освальд и его родители увлеченно о чем-то беседовали. Эрни, здешний работник, смешивал напитки из ключевой воды и экологически чистой крови ягненка, который питался травой. Когда я страдала от инфекции, вид и запах крови возбуждали меня. Всего лишь от одного глотка я испытывала такой приступ блаженства, словно это был наркотик. Но моя иммунная система справилась с заболеванием, и это все уже позади. Я вышла из конюшни и вернулась во дворик.

Ко мне не спеша приблизился Иэн, единственный человек, который не облачался в странноватые одеяния и который открыто высказал Уиллему свое фе.

— Милагро, я так рад снова видеть тебя. — Целуя меня в обе щеки, он добавил вполголоса: — Это платье нравится мне даже больше, чем предыдущее.

— Мне тоже приятно видеть тебя, Иэн. Как поживаешь? — Я осознавала, что Освальда нет поблизости.

— С нежностью вспоминаю о недавнем. Моя сестра передает тебе пламенный привет.

Когда я в последний раз виделась с его сестрой, она исходила ядом из-за того, что я прекратила встречаться с Иэном.

— Передай ей, что скучаю так же, как и она, — слукавила я. — Ты остановился в городке?

— Нынче ночью я еду в город. Хочешь поехать со мной?

— Спасибо, нет. Через несколько дней мне все равно придется туда отправиться, на свадьбу к подруге.

— Ты что-то не очень этому рада.

— Освальд уедет, и я буду выглядеть как жалкая неудачница, одна-одинешенька, — ляпнула я. — Он не пойдет со мной по очень уважительной причине. Он едет на границу, чтобы заняться общественно-полезным трудом и помочь детям, и это прекрасно, но…

— Но? — переспросил Иэн.

— Но мне трудно общаться с друзьями моей подруги. Они меня просто игнорируют.

— Юная леди, никто не станет тебя игнорировать. Если позволишь, я буду сопровождать тебя.

— Правда? — Я быстро взвесила все «за» и «против» этого сценария. Что плохого, если я отправлюсь на массовое мероприятие с Иэном? — Хорошо, но, думаю, Освальду этого говорить не стоит. У него есть некоторые Проблемы, касающиеся нашей… э-э… дружбы.

Я дала Иэну телефон моей подруги Мерседес, чтобы мы могли связаться, когда я окажусь в городе.

Позже, уже в Хижине любви, лежа в постели, я наблюдала за тем, как Освальд собирает чемодан. Утром, после завтрака, он должен был ехать в аэропорт.

— Как думаешь, Гэбриел в порядке? — поинтересовалась я.

Освальд нахмурился.

— Он парень жизнерадостный. Ничего с ним не будет.

— Ну, во всяком случае, Иэн его защитил.

Освальд смерил меня сердитым взглядом.

— Ты обрадовалась встрече с ним?

— Да, обрадовалась. Он передал мне пламенный привет от своей сестры. Я велела передать ей такой же. — Поскольку Освальд и Корнелия раньше дружили, я спросила: — Мне всегда казалось, что Корнелия к тебе неровно дышит. Я даже слышала однажды, как она говорила, что ты с ней «делился любовницами».

— Не любовницами, а всякой дичью. Как-то, путешествуя, мы зашли в охотничий ресторан и хорошо там полакомились.

— И я должна в это поверить?

— Да, а я тогда поверю, что Иэн на тебя не зарился.

Такой уговор показался мне вполне резонным.

— А напиток тебе доставят, верно? — уточнила я.

Освальд может достаточно долго не пить крови, но без нее он чувствует себя хуже.

— Биофирма доставит его послезавтра. — Он вынул из своего портфеля какую-то папку и принялся разглядывать бумажки. — Вот расписание моих передвижений. Возможно, мне не удастся позвонить, но ты обязательно оставь сообщение, если произойдет что-нибудь важное. Или если не произойдет.

— Вряд ли у меня что-нибудь случится. Не беспокойся обо мне. — Я выбралась из постели и обвила его шею руками. — Ты прекрасен и великолепен, я уверена, что все будет отлично.

К сожалению, дар предвидения не входит в число моих талантов.