Два года спустя

Публика встретила Ренделла Форестера громом аплодисментов. Последние три года он вел на четвертом канале криминальные новости и успел добиться невероятной популярности. Не последнюю роль в его стремительном взлете сыграло дело Фрэнка Маккея. Ренделл был молод и обаятелен, но главное, умел балансировать на тонкой грани, не скатываясь в желтизну, потакание нездоровым интересам публики, но и не углубляясь в скучные технические подробности этого запутанного расследования.

На установленном сбоку сцены экране появилось лицо со знакомым всем пронизывающим взглядом с подписью внизу:

ХАМХЕРСТВИЛЬСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ

Фрэнк Эдмунд Маккей

1951–2011

Публика притихла. Из динамиков зазвучал голос журналиста:

– Семья среднего достатка из крошечного поселка под названием Хамхерствиль. Отец, день и ночь трудившийся на металлургическом заводе. Мать, которой пришлось поработать и кухаркой, и прачкой, и продавщицей, и уборщицей. Лет до двенадцати, пока не появилась на свет его сестренка Одри, маленький Фрэнк рос очень одиноким ребенком.

Ренделл двигался по сцене с уверенностью опытного телеведущего, не вынимая одной руки из кармана. Он то устремлял взгляд на публику, то смотрел поверх голов в пространство, будто надеялся увидеть в нем очертания далекого прошлого, дающего ключ ко всей истории.

– Вот немногое, что нам известно о первых годах его жизни. Что в точности происходило в семействе Маккей, возможно, навсегда останется для нас тайной. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Ральф и Тереза Маккей вместе с детьми перебрались в столицу штата, почти не оставив по себе памяти и лишая нас возможности реконструировать те давние события.

На экране появилась черно-белая групповая фотография школьников. Два лица были обведены кругами, одно из них – со знакомыми большими бездонными глазами.

– Фрэнк рано научился маскировать свой характер и манипулировать окружающими. Он прекрасно учился и обладал умственными способностями намного выше среднего. У учителей никогда не было с ним проблем, он не привлекал к себе особого внимания. Пожалуй, одному лишь Эндрю Доббинсу, единственному приятелю Фрэнка тех лет, удалось угадать в нем истинную сущность будущего серийного убийцы.

В этом месте Ренделл сделал паузу. Он уже много раз произносил эту речь и знал, что надо дать публике время осмыслить услышанное.

– Когда всплыла эта история, все, кто знал Фрэнка Маккея, удивились и ужаснулись. Его сестра, его бывшая жена, соседи, компаньон… Все, кроме Эндрю Доббинса. Эндрю Доббинс, в последний раз видевший Фрэнка, когда обоим было по десять лет, – Доббинсы тоже переехали в город, – сразу поверил, что облетевшая всю страну новость может оказаться правдой. На самом деле он знал, что это и есть правда. Потому что Эндрю Доббинс был первым и, как я уже сказал, единственным, кто заглянул в бездну и увидел истинное лицо этого человека.

В какой-то момент изображение на экране поменялось. На этот раз появилась фотография, на которой молодой двадцатилетний Фрэнк позировал на фоне красной машины. На первый взгляд, в его улыбающемся лице не было ничего особенного. Однако по мере того, как приближалась камера, становилось все заметнее, что в его глазах застыло выражение, от которого каждому смотрящему делалось не по себе.

– Фрэнк Маккей не был ни образцовым мужем, ни идеальным соседом, ни тем более хорошим отцом… Но по мнению тех, кто его знал, не был и убийцей. Не мог быть убийцей. Человек темпераментный, импульсивный – возможно. Убийца? Нет, исключено. Сколько раз мы слышали подобное о других злодеях? Когда такие, как Маккей, прячутся под маской нормальных людей, их нельзя вычислить, и они спокойно живут среди нас. Ощущение собственной безнаказанности и превосходства над окружающими и заставляет их продолжать творить черные дела. Не только желание убивать и мучить, но и сознание своего всемогущества… Эндрю Доббинс жил через пару домов от Фрэнка. Они вместе ходили в школу, вместе возвращались, и подружились. Однажды Фрэнк пригласил Эндрю к себе. Было лето, родители еще не вернулись с работы, так что мальчики были одни. Фрэнк сказал, что не хочет кататься на велосипеде и играть. Он повел Эндрю в сад и показал ему несколько склянок с пауками, жуками и другими крупными насекомыми. С собой у Фрэнка был складной ножик; он купил его у кого-то из старших мальчиков; никто, кроме Эндрю, не знал о существовании этого ножика. Это был их общий секрет. В тот день в саду Фрэнк попросил друга выбрать одно насекомое. Эндрю выбрал средних размеров паука, который казался довольно вялым. Он предполагал, что Фрэнк убьет паука ножом – уже тогда он считал, что приятель на это способен, – и, надо сказать, не очень обеспокоился. Кто из нас не убивал пауков? Эндрю готов был участвовать в этой игре, не догадываясь, что на самом деле задумал приятель.

Хотя дело Хамхерствильского потрошителя было досконально изучено, большинство журналистов сосредоточилось на убийствах, произошедших в более поздний период. Пресса часто пишет о монстрах, акцентируя внимание на их жутких поступках и игнорируя их личность. Но Ренделл давно заметил, что некоторые детали способны произвести на аудиторию гораздо более сильное впечатление, чем рассказ о самом извращенном убийстве. И правда, публика затаила дыхание.

– Фрэнк не стал убивать паука ножом. Он отрезал ему четыре лапки, и они вместе с Эндрю наблюдали, как паук пытается убежать, и смеялись над тем, что он ходит и ходит кругами. Потом Фрэнк отрезал ему еще одну лапку, а потом еще одну, объясняя приятелю, что нельзя отрезать конечности слишком близко к телу паука, потому что тогда он умрет слишком скоро. В конце концов у бедного паука осталась всего одна лапка, которой он мог только царапать землю, вращаясь вокруг своей оси, пока не умер. В конце лета Фрэнк снова пригласил к себе Эндрю. Он сказал, что хочет поставить особый опыт – так Фрэнк называл издевательства над насекомыми, которыми они оба занимались уже раза три-четыре, – и Эндрю очень обрадовался. К тому времени он был буквально заворожен другом, чуть ли не благоговел перед ним. Фрэнк повел его в сад, но на этот раз склянок с насекомыми там не было, а стояла корзинка с котенком месяцев трех-четырех, как много лет спустя рассказал Эндрю Доббинс, с явным сожалением признавая, что, если и угадал намерения Фрэнка, не слишком расстроился. Ему никогда особенно не нравились кошки… Фрэнк растянул лапы котенка в стороны тонкими веревками. Зафиксировав визжавшего котенка, он ножом выколол ему глаза, а потом стал зажигалкой жечь ему живот, уши, морду… пока котенок не умер. Эндрю почти сразу прекратил ходить к Фрэнку в гости, и, возможно, это стало для юного Маккея сигналом. Сигналом, предупреждавшим о том, что может случиться, если посторонние поймут, какова его истинная натура.

Экран в этот момент был пуст. Ренделл подождал несколько секунд, пока не появилось лицо девушки лет двадцати.

– Едва ли Элизабет Гарт была первой из его жертв, но без сомнения – одной из первых, потому что Маккей никогда больше не совершал убийств неподалеку от Бостона…

Ренделл задумался, медленно покачал головой и добавил:

– Впрочем, доподлинно это не известно… Но главное в нашем рассказе еще впереди. В конце концов, для того мы здесь сегодня и собрались… То, как Фрэнк Маккей убил Элизабет Гарт, юную мать-одиночку, доказывает, что в то время он еще только набирался опыта. Мало того, что он убил ее сравнительно недалеко от своего дома, он еще и установил с ней определенный контакт, благодаря которому его еще тогда могли арестовать. На руках и ногах Элизабет было много ножевых ранений, но ее смерть была быстрой. Совсем иначе Фрэнк обходился с жертвами последующих убийств, которых, прежде чем прикончить, подолгу мучил. О чем думал Маккей после убийства Элизабет Гарт? Готов поспорить, что он, во-первых, испытал наслаждение, поэтому не собирался останавливаться, а во-вторых, понял, что, допусти он малейшую оплошность, его схватят. Он разработал систему, которая позволила ему снова и снова безнаказанно убивать. С восемьдесят третьего по восемьдесят девятый год он совершил как минимум семь убийств, и все за пределами штата. Жертвами становились молодые женщины, но это было единственной общей чертой всех преступлений. Фрэнк убивал ножом, молотком, душил голыми руками; жертвы выбирал наугад, сводя контакт с ними к минимуму. В те годы он использовал для маскировки шахматные турниры, на которые сопровождал своего сына Теда. Пока мальчик играл в шахматы, его отец заманивал очередную жертву, вывозил в какое-нибудь укромное место, два-три часа над ней измывался, а потом убивал. Несмотря на невиданную жестокость, распознать почерк преступника было практически невозможно.

На экране, сменяя друг друга, появлялись портреты жертв.

– Фрэнк Маккей так и умер неразоблаченным. На его совести гибель девятнадцати женщин и двоих мужчин, и есть подозрение, что еще пятнадцать убийств – дело его рук. Даже при помощи современных систем, способных анализировать базы данных, обнаружить в этих убийствах черты сходства не представляется возможным.

На экране появилось изображение круглого лабиринта.

– Я говорил, что истинного Фрэнка Маккея, скорее всего, не знал никто, кроме друга его детства Эндрю Доббинса, но это не совсем верно. Я думаю, что его первая жена Кристен Маккей, многие годы страдавшая от его побоев и издевательств, отлично понимала, какими демонами одержим ее муж. Но Кристен страдала психическим заболеванием, которое с годами только усугублялось. Свидетелем путешествий своего отца был Тед, малолетний сын Маккея, – шахматный вундеркинд, а в будущем успешный бизнесмен. Тед, сам не догадываясь об этом, с детства знал ответы на многие вопросы.

Ренделл указал на лабиринт.

– Сегодня и мы можем ознакомиться с его захватывающей историей.

Изображение лабиринта стало медленно удаляться, пока не превратилось в часть книжной обложки. Под названием «Последний шанс» красным шрифтом было напечатано имя автора.

– Дамы и господа, разрешите представить вам человека, благодаря которому тайное наконец стало явным. С нами доктор Лора Хилл.

Под дружные аплодисменты Лора быстро вышла к столику, установленному под экраном. Это была уже третья по счету презентация книги, но нервничала Лора, как в первый раз. Она отыскала глазами Дэдэ, сидевшую в зале и восторженно хлопавшую в ладоши, и это придало Лоре сил. С сестрой ее всегда связывали теплые отношения, но в последнее время, после увольнения из «Лавендера» и разрыва с Маркусом, Дэдэ стала ее единственной опорой, не считая Уолтера, конечно. Именно Дэдэ настояла на том, чтобы Лора закончила работу над рукописью, когда обстановка в «Лавендере» стала невыносимой. «Потрясающая книга! Если в клинике этого не понимают и смеют ставить тебе ультиматумы, посылай их ко всем чертям. Не удивлюсь, кстати, если твой бойфренд умоет руки: он никогда мне не нравился».

Дэдэ не ошиблась.

– Добро пожаловать!

– Спасибо, Ренделл.

Для выступления Лора выбрала юбку горчичного цвета и белую блузку с длинными рукавами. Вся одежда с длинными рукавами. Садясь и складывая руки на коленях, Лора машинально проверила, закрыто ли ее правое запястье. Из-под манжеты показалась крохотная полоска обожженной кожи.

– Прежде всего, – сказал Ренделл, – должен признаться, что я воспринял предложение провести эту встречу как высокую честь.

Лора кивнула.

– Ты произнес великолепное вступительное слово.

– Спасибо.

Журналист бросил взгляд на экран, по-прежнему показывающий обложку книги, и спросил, словно озаренный внезапной мыслью:

– Лора, а почему ты выбрала для иллюстрации книги лабиринт?

– О, меня всегда завораживали лабиринты. Я выросла в Хокмуне, в Северной Каролине. Там был небольшой парк аттракционов. Его владелец, замечательный человек по фамилии Адамс, вопреки всем прогнозам долгие годы не закрывал парк. Главным аттракционом в нем был большой круглый лабиринт.

– Ты имеешь в виду зеленый лабиринт из специально высаженных кустов?

– Нет, это был совсем другой лабиринт. Он мог менять конфигурацию. Там были дверцы, которые закрывались и открывались, поэтому путь через лабиринт каждый раз оказывался разным. Мистер Адамс говорил, что существует тысяча вариантов его прохождения, хотя я допускаю, что он несколько преувеличивал. Внутри лабиринта бродил человек, переодетый Минотавром: мы, детвора, его жутко боялись. Мало кому удавалось выбраться из лабиринта без посторонней помощи. Мы с сестрой, которая сегодня со мной в этом зале, ходили туда чуть ли не каждый день. Там работал один парнишка, который нам с ней нравился.

Дэдэ замахала ей из партера, одними губами произнеся: «Это тебе он нравился».

Лора не смогла сдержать улыбки.

– Лабиринты всегда меня привлекали, – продолжила она. – Наш образ мыслей похож на попытки выбраться из лабиринта.

– В котором мы частенько застреваем!

– Верно! В Хокмуне мы проходили в самый центр лабиринта по специальному коридорчику, и я думала, что если буду каждый раз выбирать такое направление, чтобы оказаться дальше от центра, то обязательно выберусь. И конечно, ни разу не выбралась.

– Чтобы выбраться, иногда надо отступить назад, так ведь?

– Именно так. Когда Тед Маккей поступил в «Лавендер Мемориэл», я решила, что он застрял в лабиринте, созданном его собственным разумом.

– Поскольку речь идет о человеке столь незаурядном, наверное, и лабиринт был очень запутанным.

– Разумеется. Он неделями ходил по замкнутому кругу. Я пыталась ускорить события, подтолкнуть его к выходу на свободу, но действовала слишком прямолинейно, как в хокмунском лабиринте, и он снова терял дорогу. Приходилось начинать все с начала.

– Тед Маккей погиб в пожаре на заброшенной фабрике, – сказал Ренделл, добавляя в голос трагические нотки. – В пожаре, из которого ты, Лора, сумела спастись. В каком-то смысле эта история была и твоим собственным лабиринтом. Не так ли?

– Возможно. Но Теду Маккею досталась более тяжелая роль. И не только потому, что в результате он расстался с жизнью. Ему пришлось на протяжении многих лет нести на плечах непосильный груз. В этой книге, Ренделл, рассказывается о том, как ему удалось вырваться из ловушки, расставленной его собственным сознанием. Если бы не его стойкость, я бы сейчас не сидела здесь перед вами. И ни одно из этих жестоких преступлений так никогда и не было бы раскрыто.

Слабые поначалу аплодисменты были подхвачены публикой и постепенно превратились в овацию. Лора и Ренделл тоже захлопали.

– Перед самой гибелью Тед сказал мне, – продолжала Лора, – что для него все это лишено смысла, ведь его отец уже умер. Но нам хорошо известно, как важно знать правду…

– О да, конечно. Мне пришлось общаться с родными убитых. Многим из них известие о том, что виновник их горя покинул наш мир, принесло большое облегчение.

– Как и бывшей жене Теда, и его дочерям, пережившим потерю близкого человека. Нам трудно даже вообразить себе, каково это. Но они, по крайней мере, увидели его таким, каким он был на самом деле: человеком с огромным сердцем, вынужденным нести чужой крест.

Презентация растянулась еще на полчаса. Ренделл был прекрасным интервьюером, беседа между ним и Лорой текла легко и непринужденно.

После выступления Лора подписывала читателям книгу. Это была самая легкая и приятная часть встречи. Некоторые потихоньку косились на шрам, чуть выглядывающий из-под манжеты ее блузки, другие высказывались по поводу книги или задавали вопросы. Чаще всего спрашивали про Джастина Линча. В новостях передали, что он вышел из комы, но всем хотелось узнать подробности. Лора дипломатично отвечала, что не поддерживает с Линчем никаких контактов, а полученное от его родных разрешение на разглашение информации полностью использовала в своей книге.

В какой-то момент Лора заметила в зале коротышку в очках, который не становился в очередь за автографом. На вид ему было лет пятьдесят или чуть меньше, он просто стоял и ждал, зажав под мышкой книгу и слегка улыбаясь уголком рта.

Вручая каждую подписанную книгу, Лора незаметно скашивала глаза в его сторону. Он по-прежнему стоял на том же самом месте. Зал почти опустел, когда к столу подошел один из организаторов встречи, мужчина под два метра ростом по фамилии Мэттьюз. Лора попросила его побыть рядом, и он, разумеется, согласился. Именно в это время Очкарик встал в очередь. Последним.

Перед столом возникла необъятных размеров дама, загородив от Лоры Очкарика. Дама широко улыбалась; слова лились из нее потоком. «Я таааак счастлива, что пришла сюда, мне тааааак понравилась ваша книга». Лора постаралась сосредоточиться на разговоре с читательницей, которая, как выяснилось, проделала немалый путь, чтобы побывать на презентации. «Я из Вермонта… Мы с мужем живем в Вермонте, но я специально приехала, чтобы увидеть вас, мисс Хилл. Вы – бааальшой талант». Лора кивала и одновременно писала на первой странице какие-то банальности. Она то и дело поднимала глаза, чтобы посмотреть, здесь ли Очкарик, но упиралась взглядом в объемистый живот своей поклонницы. «Баааальшое, баааальшое спасибо… Можно я открою вам секрет?» Лора улыбалась, смутно подозревая, что ее улыбка похожа на натужную гримасу. Где Очкарик? Ей представилось, как он, размахивая кинжалом, выскакивает из-за спины толстухи. С чего она взяла, что он опасен? «Я влюбилась в Теда, совсем чуть-чуть». Женщина залилась краской. «Ой, вы подумаете, что я совсем дурочка. Нет, не то чтобы прямо влюбилась-влюбилась… Просто всегда так случается, если тебе нравится персонаж». Лора ответила, что прекрасно ее понимает и благодарит за добрые слова в свой адрес. Наконец она вручила даме книгу, и та удалилась. Очкарик стоял в хвосте очереди.

Через десять минут Лора подписала книгу супружеской паре, и к столу подошел коротышка.

– Вы меня не узнаете?

У него был мелодичный голос и мягкая интонация. Если это был серийный убийца, то самый обаятельный на свете. Лора расслабилась.

– Честно говоря, нет, – сказала она. Но, стоило ей произнести эти слова, как она поняла, что поторопилась с выводом.

– Меня зовут Артур Робишо, – подтвердил ее догадку мужчина в очках.

Когда-то Лора нашла фотографию адвоката в интернете. Они никогда не встречались, хотя между ними состоялся короткий и не совсем приятный разговор по телефону.

Робишо оглянулся по сторонам. Кое-где еще стояли небольшими группками читатели, но они были далеко. Их мог слышать только Мэттьюз, и Лора попросила его оставить их наедине.

– Спасибо, что изменили мое имя, – сказал адвокат.

– Я выполнила вашу просьбу.

– Да, конечно, но могли и не выполнить. Простите, что я был немного резок с вами по телефону, но… Вы ведь понимаете, что мне подобная слава ни к чему.

– Ничего, все в порядке.

Робишо казался обеспокоенным. Он все еще не подал ей книгу, которую держал под мышкой.

– Я прочел вашу книгу. Она мне очень понравилась. Поздравляю вас.

Он положил книгу перед ней на стол.

– Спасибо. Но мне кажется, что вы пришли не только за этим. Я ошибаюсь?

Робишо молча покачал головой. Потом посмотрел на потолок, как будто искал там подсказку.

– Я много думал о том, что скажу вам, и все равно это очень трудно…

Лора не понимала. В книге она сократила роль Робишо до минимума. Что же такого важного он хочет ей сообщить?

– Я даже жене ничего не говорил, – с искренней грустью произнес адвокат. – Никому ни слова не сказал, но вы меня поймете, во всяком случае, я на это надеюсь.

– Слушаю вас.

– Однажды Тед пришел ко мне домой, как вы и написали в книге. Я как раз праздновал день рождения, о чем он, конечно, не знал. Это неправда, что у меня в гостях собрались все наши одноклассники, но некоторые из них, конечно, были. Я хочу сказать: то, что вы описываете в книге, довольно близко к тому, что действительно произошло в тот день. Мы с ним пошли ко мне в кабинет, чтобы обсудить кое-что, связанное с завещанием.

Лора внимательно смотрела на адвоката.

– В основе каждого цикла лежал реальный эпизод, – сказала она. – Вы можете поговорить с другими участниками событий, и убедитесь в этом.

Робишо кивнул.

– Жаль, что я не поговорил с вами раньше. Я… Если бы я знал… – Робишо накрыл книгу ладонью, как будто собирался давать присягу.

– Ничего страшного.

– В книге вы пишете про опоссума… Что он в действительности обозначает?

От удивления Лора чуть не привстала в кресле. Она не углублялась в тему опоссума. Тед мало говорил о нем. Большая часть информации поступила от Майка Доусона, а тот был скорее скуп на подробности.

– Тед почему-то его боялся, – сказала Лора, изображая на лице сочувственную улыбку. – Видимо, из-за какого-то травмирующего эпизода, так мне кажется. Я никогда его об этом не спрашивала.

Робишо кивнул.

– Ну, а какую роль играл этот зверек в циклах?

– Мистер Робишо, для вас это действительно важно?

– Да.

– Вы можете объяснить почему?

– В тот день Теду показалось, что он увидел у меня в саду опоссума, как вы и пишете в своей книге. Вернее, не совсем так. Он заметил его не в старой покрышке, а между цветочными горшками моей жены.

Лора растерянно молчала. Она считала, что часть рассказа, связанная с опоссумом, не имеет ничего общего с действительностью, что это бред, часть цикла.

– Удивительно, – наконец вымолвила она.

– Еще бы. Так в чем же заключалась роль опоссума?

– Точно не знаю, мистер Робишо, но думаю, он удерживал Теда внутри циклов… Каждый раз, когда ситуация выходила из-под контроля, появлялся опоссум. По-моему, он несколько раз снился Теду. Возможно, во время циклов он играл роль стража или чего-то в этом роде.

Робишо задумался.

– Как Минотавр в лабиринте вашего родного города…

Неплохо для адвоката.

– Да, примерно так, насколько я понимаю.

Зал совсем опустел.

– Я видел в тот день опоссума, – вдруг признался Робишо.

Лора молчала.

– Тед закричал, что в саду опоссум, и несколько моих друзей побежали его ловить. И никого не нашли. Но я был в кабинете, смотрел в окно и… видел его. Прекрасно видел, как он залез в щель между горшками.

– Не знаю, что и сказать… Опоссумы существуют. Он, наверное, убежал.

– Там было человек тридцать, и никто не видел, как он убежал. Горшки с цветами стоят посреди лужайки. Опоссум не мог скрыться незамеченным. Тед его видел. И я его видел. А больше никто.

Робишо встал, и Лора наконец смогла окинуть его взглядом с головы до ног. Он протянул ей руку, и Лора пожала ее.

– Теперь вы понимаете, почему я не мог поговорить с вами раньше?

Артур Робишо не стал дожидаться ответа, взял со стола книгу, улыбнулся и ушел с видом человека, сбросившего с души тяжкий груз.