Измученная мать плетется на вокзал И к поездам взывает о спасенье. Бреду за нею, голоден и мал, В ее слезах и вера и терпенье. Своих пожитков маме не собрать — Раскидан по вагонам скарб убогий… Зачем худые руки простирать К безмолвной окровавленной дороге! Куда-то убирают мертвеца, Слепая пуля пролетает мимо. Приговоренный вечер ждет конца И дышит дымом.

Только мы отъехали от Вильно — Мать, не вскрикнув, родила ребенка. Он ворочался в соломе пыльной И кричал отчаянно и звонко. Мы ведем дорожным знакам счет, Повторяем городков названья… Поезд замирает и встает. Долгие минуты ожиданья. Все тесней сбиваемся в кружок. Замерзает месяц над дорогой. Если бы нам кто-нибудь помог, Приказал бы паровозу: «Трогай!» Беспросветна, бесконечна ночь. Лишь кричит малыш неугомонный. И никто не хочет нам помочь, Сдвинуть с места сонные вагоны.

Молчание. День уходящий затих. Солнце на нитях висит золотых. Чтоб люди не плакали, не горевали, Со всеми, как солнце, прощусь без печали. И вот за окошком рассеялся дым, Рукой помахал я и вновь недвижим. Молчание. День уходящий затих. Солнце на нитях висит золотых.

Ночь долга. Покой. Дремота. Плач колес. Шуршит солома. Может быть, горюет кто-то, Что меня давно нет дома… Я потру стекло рукою — Где же прячется рассвет? И опять глаза закрою И поникну — дня все нет… Звездный свет во мраке тонет. Неподвижен взгляд немой. Просижу всю ночь в вагоне… Возвратимся ли домой? Ночь долга. Покой. Дремота. Плач колес. Шуршит солома. Может быть, горюет кто-то, Что меня давно нет дома…