Как всегда, Ириска постучала в дверь ногой: до звонка ей не дотянуться, высоко. Дверь долго не открывали, наверно, мама была чем-то занята. Тогда Ириска повернулась к двери спиной и заколотила ногой изо всех сил. И вдруг дверь потянули изнутри так, что Ириска чуть не упала.

— Кто стучится в дверь ко мне? — раздался грозный голос.

Ириска повернулась и обмерла: в дверях стоял усатый дядька, усы у него шевелились вверх-вниз, вверх-вниз. Ириска попятилась, а Усач наклонился и стал рассматривать ее.

— Тебе что, Красная Шапочка?

— Я к маме хочу, — прошептала Ириска.

— А где твоя мама?

Ириска ткнула пальцем в открытую дверь. Дядька обернулся назад, посмотрел:

— Ты что-то путаешь, здесь я живу.

Они внимательно разглядывали друг друга. Потом Усач сказал:

— А-а, понимаю, ты этажом ошиблась. Тебе, наверно, на третий. Это выше.

Ириска послушно зашагала наверх.

Дверь на третьем этаже показалась ей незнакомой, уж очень блестящей. Но Ириска так замерзла, так захотелось ей домой, в тепло, что она на всякий случай стала стучать.

Открыла ей толстая тётенька. В своем розовом цветастом халате она была похожа на клумбу.

— Разве можно по дверям ногами колотить? — сказала она. — Смотри, какие следы остались.

Ириска посмотрела и никаких следов не увидела. Но тетенька вытащила из кармана тряпку и стала тереть дверь.

— Кого тебе, девочка?

— Я маму ищу.

— А где ты живёшь?

— Не знаю.

— А фамилия твоя? Впрочем, неважно: здесь ещё никто никого не знает. Ты внизу, под нами, была?

— Была.

— А наверху?

— Нет.

— Подожди тогда.

Тётя-клумба накинула на себя пальто, и они вместе пошли на четвёртый этаж.

Звонили, звонили, но в квартире никто даже не шелохнулся.

— Наверно, ты здесь и живёшь, а мама в магазин пошла или ещё куда-нибудь.

— Да-а, а я замёрзла…

— Пустяки какие, идём к нам, погреешься.

В квартире у тёти-клумбы всё сверкало: сверкали окна, пол, зеркала, сверкали даже шкаф, стол, спинки стульев. Тётя велела Ириске снять валенки, дала ей шлёпанцы с красными помпонами, усадила на диван и ушла. Ириска огляделась и увидела, что в уголке за шкафом стоит мальчик.

— Ты чего прячешься? — спросила Ириска.

— Я не прячусь, я в углу стою.

— За что?

— Надо, значит. Мусору на пол накидал — раз, за это мама двадцать минут дала; в кресло ногами лазил — два, ещё десять минут; пуговицы у пальто отрезал… В общем, целый час стоять буду.

— Ты любишь в углу стоять, — догадалась Ириска.

— Вот глупая, — удивился мальчишка. — Просто мне сегодня гулять нельзя. Ты Вовку Блина знаешь?

— Нет.

— Ух и ненавижу я его! Вырасту, я ему так наподдам — в космос без ракеты улетит. Вверх тормашками.

— Вы что, поругались?

— Ещё бы. Он знаешь какой вредный! Сказал, что у него тигрёнок есть. Я как дурак поверил, пошёл к нему, а он мне знаешь кого показал? Котёнка полосатого. Говорит, тигрёнок — только похудел. Это он мне за рыбок отомстил.

— За каких рыбок?

— Да просто я еще раньше пошутил: сказал, что у меня рыбки есть. Он пришел посмотреть, а я сказал, что их рыба-хищница съела. Ну, он спросил, где хищница, а я для смеха возьми и скажи, что она с голодухи сама себя тоже съела. Он, Вовка, тогда ничего, а сам потом про тигрёнка выдумал.

— Тоже для смеха, — сообразила Ириска.

— «Для смеха»! Это он отомстил. А я зато взял да на его дверях написал: «Блин съел блин и блином подавился». Теперь он меня обязательно бить будет.

— Сдачи дай, — посоветовала Ириска.

— Сама не знаешь его, а сама говоришь. Он знаешь какой! Он… он два пуда одной рукой выжать может. Он во-он какой! — Мальчишка поднял руку высоко над головой.

— Он и маленьких бьет? — робко спросила Ириска.

— И маленьких и немаленьких.

Ириска подобрала ноги, оглянулась, хорошо ли закрыта дверь.

Мальчишка заметил это.

— Ты смотри на глаза ему лучше не попадайся — прибьёт.

Он на цыпочках, чтоб не услыхала мать, подошёл к столу, вытащил из ящика альбом для рисования, развернул и дал Ириске:

— Посмотри, какой он. Это я нарисовал его.

На рисунке был большой страшный мальчишка. Изо рта у него во все стороны торчали длинные острые зубы.

— Ой, какой!.. — Ириске на спину как будто налили холодной газированной воды. Она поёжилась и скорее перевернула страницу, чтоб не видеть страшилища. Перевернула, а там совсем другая картинка: лихой всадник на лошади.

— А это кто?

— Лев. Это у меня такое имя, — гордо ответил мальчишка. — У меня и фамилия подходящая — Волков. Лев Волков. Здо́рово?

— Здо́рово, — с уважением подтвердила Ириска.

А Лев вытащил из кармана школьную резинку и несколько раз провёл по блестящей стенке шкафа. На ней сразу появились некрасивые тусклые полоски.

— Зачем ты это? — испугалась Ириска.

— За это мама ещё полчаса отвалит, а то и больше. — И громко заорал: — Ма-мааа!

Из кухни прибежала мама:

— Что случилось, что ты кричишь?

— Смотри! — Мальчишка показал на шкаф. Мальчишкина мама ахнула, размахнулась и звонко шлёпнула его по затылку:

— А ну живо собирайся на улицу, чтоб я тебя не видела!

— Да я лучше в углу буду стоять, — заторопился мальчишка. — Я…

— Сейчас же отправляйся! Житья от тебя нет.

— Да ты хорошенько посмотри, что я наделал. Смотри, сколько: одна полоса, другая… целых четыре.

— Ты что, издеваешься надо мной? Марш гулять!

— Холодно, — захлюпал носом мальчишка, — я простудиться могу…

— Не простудишься.

Мальчишка, тихонько подвывая, стал одеваться. Ириска тоже быстренько оделась.

— Согрелась? — спросила её тётя.

— Согрелась.

— Смотри, если мамы нет, приходи опять.

— Спасибо, приду, — ответила Ириска.