С-Петербург 06.02.99

Ольга: Представьтесь, пожалуйста.

Егорыч: Фролов Игорь Юрьевич, Маршала Жукова, д.34, кв. — Когда-то играли мы вместе. Старая, и, в общем-то, известная группка. Но промелькнули мы очень быстро. Я уехал в Финляндию жить. Ребята здесь до сих пор трубы железные где-то таскают

На гитаре бряцал, стишки…

Лёльс: Я и на бас — гитарке и на баяне пытался, но не получилось с баяном.

О: Остальной состав тогда уж наш назовите.

Е: Егорыч — это я,

Лельс — Леха,

Сантер (Саша) — соло-гитара, тест, вокал,

ну и Дрон (Андрей Орлов) — барабанщик.

О: Когда и при каких обстоятельствах образовалась ваша группа?

Е: Да захотелось деньжонок по-легкому срубить. Я просто славы захотел и денег. Славу я получил. А денег — увы.

Л: Нет, Игорь по сути спас меня от того, что я чуть не стал вечным студентом. Он понял, что у парня не ладится с высшим техническим образованием. Он говорит: "Давай-ка сделаем…" Стал мне какие-то записи прокручивать. Мы то же давай. Игорь: "О, тексты". Я: "О, музыка". Раз, дуэтом стали песенки петь мадригальчики (смеется).

А потому случайно в подвале точка нашлась, где можно репетировать. Я уже к тому времени со студенчеством своим покончил. Стал продавцом в магазине «Радиотоваров». Игорь тоже с «Макаровкой» завязал (смеются). И тут с Сантером познакомились. Наш знакомый служил вместе с ним на флоте. Саша служил в морских частях погранвойск в Приморском крае. И он привнес нам свою струю.

Е: Очень сильно. Он как катализатор был для нас.

Л: Потому что Игорю тяжело одному текст писать. Я-то, сама знаешь, со стихосложением тяжело.

Е: А я влюбился сразу в Сантеровские стихи.

Л: И мелодии у него тоже очень красивые. И вот уже стало нас трое. Решили "Третий Мир" будем называться.

О: А какой тогда был год?

Е: 1988. А может раньше?

О: А сами друг друга откуда знали?

Е: Школьные друзья. С шестого класса вместе учились. И познакомились, мы с Сантером, стало нас трое. Играть практически никто не умел.

Л: А я на баяне… Первая репетиция, еще без Дрона (показывает фотку). Игорь приходит в подвал с работы (он тогда кооперативными пирожными торговал)

О: А "Третий мир", это откуда взялось?

Е: Ну, страны третьего мира, что-то такое. Неудачное название.

Л: (Показывая фотку) Видишь, этот мальчик играет на басу?

Е: Его 2 месяца учили на басу играть одну фразу: "Пум — пум — пум — пум".

Л: Он этой точкой заведовал — помещение для репетиций. Человека, естественно, нельзя было по боку пускать. Стал я учить его на бас — гитаре играть.

Е: Ему природно не дано было в руки бас брать (смеются). Страшно не умел играть. Не бум-бум абсолютно. Мы думаем: "Как бы нам точку сохранить?". Дадим ему уголки. Знаешь, дзинь-дзинь-дзинь? Он так самозабвенно по ним (общий смех) бряцал. Гитары у нас были на точке — одна в виде трезубца, другая — в виде топора — самоделки. Расстояние между грифом и струнами — сантиметра 3. Представляешь, что это такое? А Сантер как выпиливал. Ну, ему хотелось в группе играть. Он когда пришел, он нам показывал, как надо играть… Потом подленился. Сволочь… Запил. Сорвал кучу концертов, кучу поездок.

Л: Вот он (показывая фотку) на топоре как раз играет. Первая наша песня была «Блюзец» — вот это как раз — "пум — пум — пум — пум"

(поет):

Я прибью к своим ботинкам

Пум — пум — пум — пум

По четыре колеса

Пум — пум — пум — пум

Сочиню концерт для скрипки

Пум — пум — пум — пум

Гимн нейлоновым трусам.

Я эту песню должен был на баяне играть, а Валерка не мог вот это «пум-пум-пум-пум» осилить за 2 месяца. В итоге мы все это похерили. Валерку — на уголки. А мне пришлось взять в руки бас, на котором я тоже, в принципе, не умел играть. Потом мы эту точку потеряли — из-за разногласий с Валеркой. Потому что он понял, что его оттесняют.

Е: И вот, когда мы собрались вчетвером (с Валеркой), у нас барабанщика не было.

Л: И мы первый концерт играли (загадочно) без барабанщика.

Е: Зато успех был просто потрясающий.

О: А когда первый концерт был?

Л: В октябре 1989 года в школе 257. (Шепотом) Билеты были платные.

Л: Мы к этому времени Валерку сделали менеджером, чтоб игру-то не портил (смеются).

Но появился Миша Гогин (Гого) — авантюрист. И сделал этот концерт платным.

Е: А нам так на сцену хотелось.

Л: А мы тогда пели рок-н-рольчики типа "Браво".

(Поет):

А меня привинтили к моему станку

Я пашу за троих, я уже не могу.

Я передовик, и я этим горжусь.

А меня привинтили к моему станку.

Я не люблю лопату и кирку.

Я не привык к отбойному молотку.

Меня смущает монотонный шум и гам

Кавардак.

Куда вы убежали, те времена,

Когда на дворе была холодная война.

Когда я мог делать все, что хотел,

Но не успел…

И, представляешь, у Сани порвалась струна на гитаре, и мы эту песню с Игорем вдвоем. А Сантер говорит: "У меня тут порвалась струна. Я сейчас быстренько сбегаю домой — принесу струну". (Общий смех).

Л: Нам добрые ребята сняли с акустической гитары струну. Вот такой концерт. Мало того, что мы без барабанщика играли, пару песен без 2-й гитары

Е: А с барабанщиком мы договорились. Он должен был прийти, но не пришел. Мы решили выкручиваться из положения — люди же пришли.

О: А как появился Дрон?

Е: Мы сменили 2–3 барабанщика. Но они так, однодневки.

В то время я просто ходил по Невскому с плакатом, как безработным "Ищем барабанщика". У «Сайгона» болтался. А получилось случайно.

Л: У барабанщика, который не пришел на первый концерт, был знакомый Дрон. Он нам его и подсунул.

Е: Самый молодой из нас.

Л: Ему тогда лет 17 было. Он начинающий барабанщик был. Лажал страшно. Ну, все лажали, и он в том числе.

Е: Никто не умел играть толком а давали какие-то концерты. Ну, и не научились играть. Да и желания у меня такого не было — виртуозом стать. Мне на фиг это не надо. Я уже знаю эти три аккорда.

Л: Даже была песня на одном аккорде "Дедушка старый пердун". В ней даже зачатки рэпа слышатся

(Декламирует):

Дедушка старый пердун

Такой, бляха-муха, пердун

От ветра шатаясь идет

Штаны свои еле несет

Глядит на меня с тоской

Мол, тоже будешь такой…

Е: Для меня, вообще, главное, чтобы коллективное творчество было. Я понял одному со своим — это не прыгнешь, понимаешь? Когда это плавится в группе, материал, тогда получается что-то.

А у меня план жизни, честно сказать, очень простой, крылатый (я не похож на крылатого человека, скорее с рожками) сочинить просто народную песню. И я всегда отталкивался от дворового фольклора. Меня не интересовали высокие материи, пафосные, ну, может быть, политика немножко зацепила вначале. Конечно, тут такие пертурбации в стране.

О: А когда вас "человек с треугольничками" выселил с этой точки, где вы стали репетировать?

Л: Клуб "НЧ/ВЧ" — выселенный дом, там были репетиционные точки групп разных на Чайковского.

Е: Стали мы играть и расти, расти, расти. Нам очень нравилось играть и поддавать, поддавать и играть.

О: А как вы попали в рок-клуб?

Е: Нам просто очень захотелось стать…

Л: В Рок-клуб вступали. Прослушивание. Худсовет. Конец 1989 года. Мы буквально за несколько месяцев вступили. Мы сыро, конечно, играли.

Е: Нас так, авансом взяли. Не будете бутылки бить, будете играть здесь.

О: Годы существования группы?

Л: Группа просуществовала очень недолго. В 1991 году мы играли всего лишь дважды. Дрон вышел из психушки и мы выступили на 8 Фестивале на Десятилетии рок-клуба — март 1991 ив сентябре мы сыграли в Амстердаме.

О: А что Дрон в психушке делал?

Е: Это его личное дело (смеется). Да, ладно, он от армии там косил.

Л: Ну, зачем? А вдруг его в армию теперь заберут. Наболтал лишнего.

Е: Да, ладно.

1990 год был звездный. Я получил все, что я хотел. Всплеск интереса к нам. Через автографы и девочек, выскакивающих на сцену, я прошел.

О: А с чем была связана такая популярность?

Л: А я тебе скажу как Бивис и Батхед: "Потому что мы были такие крутые".

Е: Ну, не знаю. Как ни банально это звучит, может, не врали, может, просто ни одной левой, ни с легковухи, а все отдавали, понимаешь?

Л: Без тормозов мы тогда жили.

О: Про рок-клуб расскажите поподробнее. Какие концерты проходили? Какие у вас взаимоотношения были с администрацией?

Е: С администрацией — замечательные. Девчонки в нас влюбились и хотели из нас, в общем-то, второе «Кино» сделать. Я этого не одобрял, понимаешь? Потому что я, Игорь Фролов. Я Егорыч, никакой я не Цой. Я хотел себя показать, друзей посмешить. Это все, что я хотел, в общем.

В рок-клубе было здорово в те времена. Это дух. Он пропал сейчас. Мы, конечно, уже монстры в этом деле, конечно. Но пусть будет. Я свои рамочки разрушил, свой имидж. Я живу, я с тобой разговариваю сейчас.

О: Расскажите, пожалуйста, о Фестивале Надежд в Горбушке. Как вы туда попали?

Е: Это рок-клуб устраивал.

Л: Март 1989 года.

О: Там панковские группы играли?

Л: Нет, разные.

Е: Ну что, Горбуха. Я первый раз в Москву приехал. Пьяный все время. Не помню ничего. На концерте у нас звук был плоский, мне самому не понравился. И реакция у людей была такая… Я уже к такой не привык. В Питере у нас…

Л: Там же люди пришли на НИИ Косметики.

Е: А мы тогда играли на чистом звуке, без примочек.

О: А почему вы играли без примочек?

Л: То, что было, на том и играли. Примочек не было, играли без примочек. Это же все деньги стоило. Кроме того, в этом какая-то изюминка была.

Е: Мы ведь свое звучание искали, пусть ухо режет, но чтобы свой был, что бы отличный звук был. Потому что стандартов мне уже просто хватило. К 90-му году мы уже музычки наслушались кой-какой.

О: Что вы слушали из западного панка?

Е: «Психатаку» в свое время. Но я вообще не любил слушать музыку по сути. Не хотел портить свой вкус.

О: Чем вас привлекала эстетика панка?

Е: В панке человек, не обладая никакими данными музыкальными, не обладая мастерством никакими — если у него есть что сказать, если он хочет что-то сказать, и он хочет в кайфе жить с друзьями — пить, гулять с девочками, то у него все получится. И я себе это доказал. Понимаешь, все. Потом я постарел, я стал тупым.

Л: Забавно то, что теперь из группы "Юго — Запад" пью только я, тот который раньше всем запрещал пить. Не пьют ни Санька, ни Игорь, ни Дрон. Дрои даже курить бросил. Молодец (1998). А у нас ведь в прошлом году была идея записаться. Мы даже составили список песен, которые хотим записать. Но не сложилось. Тут кризис грянул.

Е: Ну, ладно. Мы играли в Нарве на Фестивале "Балтийское лето". Бокал же мы привезли оттуда. Третье место почетное. Первое, по-моему, «Кураж» занял, второе "Буква О", а мы — третье.

О: А что Фестиваль собой представлял?

Е: Крутой, кстати.

Л: Река Нарва: с одной стороны эстонская территория, с другой — российская.

Е: В старой крепости, во дворике публика стояла на крепостных стенах, на валах XVII века. Тысяч, может, 5 было.

Л: Это было в день моей свадьбы. Мы с женой расписались и поехали на Фестиваль. Мы играли «Алкоголика» первый раз там. Песня сырая была. Но мы отважились ее сыграть. Люди выскочили на сцену. Нас это сбило с толку, мы сбились.

Е: Но я нашел в себе силы: "Давайте, ребята, начнем заново". И мы отыграли потом хорошо.

Мы в коммерцию так и не вписались с музыкой со своей, хотя у меня такая задачка была. Я такой попроще, чем ребята, может быть. У меня задачка была — заработать денег, с девками познакомиться попросту, может, там потрахаться где-нибудь. Fun. Поганое английское слово. Просто повеселиться. А веселье вылилось в то, что я спился, башня вообще улетела в разные стороны, и я устал от всего этого. Меня стремаки стали бить от славы, от успеха своего мелкого. Я не скажу, что слишком большой успех, но успех был, и никуда не денешься от этого

Л: Еще был хороший концерт в Голландии. Играла перед нами группа типа «Getertal», джаз-рок, но круче в 10 раз. Как они играли. И я думал, и после них мы должны играть — позорище! Ерунда. Отыграли. И этот солист этой крутой навороченной голландской группы подбегает к нам, трясет нам руки и говорит: "You're great!" (Вы великие, вы крутые). Кто его просил. А в зале: "We want more! We want more!" (Еще хотим). Голландцам понравились. Мы играли, а люди танцевали танец «пого». Мы же несведущие в этом деле, а нам сказали: "Раз пого, танцуют, — значит, это круто".

О: А как у вас концерты в Голландии замутились?

Л: Пьерушка. Пьерушка. Голландец наш знакомый. Русский язык в Питере изучал. Болтался по рок-клубу. Сам тоже музыкант — на басе играл.

Е: Здесь были вписки с Шахриным. Несколько. Хорошие довольно. Один раз испугались звукооператоры. Мы почему-то дурной славой пользовались, и нам отключили во Дворце Молодежи звук. И мы играли только с мониторчиками.

Е: В ДК «Время» мы играли один концерт. Очень понравилось.

Л: Мы сорвали один концерт. Группа была заявлена, а Саня был в Сибири (это единственный из нас не ленинградец), он был в Сибири, делал заграничный паспорт. Как раз мы должны были в Финляндию ехать — записывать сорокапятку или что-то в это духе. Так вот Сашка не приехал на этот концерт в ДК «Время». А в афишах было заявлено. Пришли наши фаны и немножко начудили разбили плафон, в туалете — унитаз. "Хотим "Юго — Запад". Что за фигня? Нету "Юго — Запада". И мы, когда в следующий раз играли с голландцами и норвежцами — мы назывались "Желтые чемоданчики" (потому что "Юго — Запад" у не разрешили бы играть).

Л: Помнишь, ты говорил, что весь рок-н-ролл идет ниже пояса.

Е: Да, для меня это однозначно. Я нашел для себя объяснение рок-н-ролла и понимание его. Это вот, только в этой области. Если уже не стоит хорошо — то, прости меня, это не рок-н-ролл, а так просто погулять вышел. Но музыкальные формы могут меняться.

О: Как ты понимаешь Панк-рок?

Е: Я, честно говоря, не понимаю его. У нас на афишах всегда было написано «фолк-панк», народный панк. В какую-то западную оболочку мы хотели вложить что-то свое. Нам был чужд этот западный типичный вздор, по сути, честно. Но хочется быть модным и шагать в ногу со временем, и какую-нибудь форму самую близкую для себя нашли. Так, немножко наплевательски. Это и дали такой оттенок, в конце концов. А это весело, конечно, Панк-рок. Я столько ублюдков видел. Меня тошнит от этих ублюдков.

О: Как ты понимаешь Панк-рок как стиль жизни?

Е: Жил я так одно лето…

Л:(Прикалывается) Но не больше — тяжело.

Е: Гулянки, пьянки, дебоши, драки. Милиции вытрезвители, пройденный этап.

О: Панк-рок как музыкальный стиль?

Е: Это не умение играть как профессионал, когда ты под грубой оболочкой скрываешь то, что можно делать 3-мя аккордами громкого звука, громкого крика. Для многих это так происходило для меня это было откровением иногда.

О: Эпатаж какое значение имеет в Панк-роке?

Е: Да все это. Эпатаж — это полуворовском понт. Мы понтили, конечно. Понт — это залог успеха. Если ты выйдешь опущенный, кривоватый. Кто поверит тебе?

О: А в чем у вас эпатаж выражался?

Л: Когда мы были в Казани (благодаря Эдику Хабибулину, второму нашему незабвенному менеджеру) на Фестивале. Я на своих армейских штанах расстегнул ширинку и вынул клок рубахи…

Е: Да, с фашизмом мы еще слегка заигрывали, но я понял, что это не моя дорога. Ну, бывали у меня такие настроения. А сейчас я сам как негр пашу в Финляндии на такой работе грязной, в общем-то. Но возможность есть приезжать. Так что не так все просто, Оленька… А всем этим пидорам, которые сейчас в камуфляжах ходят, "за Россию" орут, я, Егорыч, им говорю: "Не надо, ребята. Надо просто работать. Туалеты почистить, страну в порядок привести, а дух национальный сам придет". А экстремальными методами они ничего не решат.

О: Несет ли Панк-рок опасность для общества?

Е: Да. Если он на волне — как 1977 в Англии — ломали скамейки, плевали, стекла били.

О: На уровне хулиганства?

Е: Когда просто противопоставление себя сытому обществу — это, конечно, неплохо, если у тебя хватает сил душевных и идей в голове это воплотить. Я считаю, альтернатива всегда должна присутствовать. Я всегда ребятам говорил "Только не надо этого профессионализма полного, потому что мы никогда не станем профессиональной командой".

О: Какие у нас были национальные корни Панк-рока?

Е: Мы играли фактически фолк — панк. Сантеру было по фигу. Он просто лепил хорошие стихи и их пел. А у меня всегда философские наклонности были — облепить все это в какую-то теорию, и с ней уже двигаться по жизни. «Ноль», Федя Чистяков. У него попытки были национальность нашу передать. Ему удалось.

Но панк не способен быть национальным движением России, это однозначно

О: А какие у вас особенности были? Вот, в Питере, например.

Е: Напевность. Мелодичность. Более неумение играть. Потому что у них начинают играть — тут недалеко до коммерции. А здесь и так катило.

О: Кроме того, возможности репетировать почти не было. Клубов не было в современном понимании.

Е: Да. И это мне тоже нравилось.

Тут еще от личности многое зависит. Если человек чувствует свои корни, принадлежность к этому народу, если присутствует память крови, тогда обязательно найдется сказать что-то в национальном ключе. А если ему нечего сказать, то он будет копировать западные образцы и делать на этом деньги.

О: Причина развала группы?

Е: Я женился и уехал в Финляндию.

Л: У меня тоже семейные проблемы, которые не позволили продолжать это все. Кроме того, я не представлял, что группа может существовать без кого бы то ни было. Хоть мы и пытались, когда Сантер пил безбожно взять на его место кого-то другого — но это было больше с воспитательной целью — чтобы человек увидел, задумался и вернулся.

О: Поездка в Гурзуф на панк — фестиваль.

Е: Разогнали там всех. Побили там омоновцы панков. А я кровишки-то уже попил своей.

Л: В Симферополе он выбил ногой в тамбуре стекло и поранил икру. В Симферополе я купил Игорю за 5 рублей костыли.

Е: Меня ребята по скалам носили на горбе.

О: Что бы ты мог пожелать панкам и людям, которые будут читать эту книгу?

Е: Пить поменьше. Любить побольше.

ДИСКОГРАФИЯ:

1989–1990 "Юго — Запад. Избранное"