Утро же получилось нервным. Нервным сначала для Снежаны, потом… для Снежаны, а совсем потом… тоже для нее.

Проснулась девушки ни свет ни заря, не сразу поняла, где находится, а когда поняла, скатилась кубарем с кровати, стянув за собой одеяло. Сделала это с чувством, с грохотом, с большого перепугу.

— Ты чего? — Марк еле продрал глаза, поднялся на локтях, наблюдая за тем, как она в панике окидывает взглядом комнату.

— Катя… — Снежана убедилась, что со всех сторон удачно обмотана, а потом повернулась к двери, чего‑то ожидая.

— Что Катя? — то ли он жестко тупит спросонья, то ли с ней действительно что‑то странное, но Марк пока так и не понял, с чего вдруг она переполошилась.

— Вдруг Катя зайдет? — Снежа обернулась, бросая укоризненный взгляд на… отца. — Представь, она зайдет, а тут я, — и как‑то брезгливо указала на себя.

Марк усмехнулся.

— Давай спать.

Видимо, мужчина посчитал, что объяснять ей ничего не нужно. Повернулся на другой бок, подбил подушку, затих. Только ненадолго. Быстро понял, что ложиться обратно Снежана не спешит. Стоит, растеряно смотрит на него, потом на дверь, на себя…

— Снежка, — тяжело вздохнув, он встал, обошел кровать, на ходу протирая глаза. Зрелище было бы умилительным, не будь Снежане так неудобно. Всклокоченный Марк в пижамных штанах в голубую полосочку — картина, которая дорогого стоит. Он подошел, каким‑то чудом нашел в коконе ее руки, взял их в свои, заставил сесть, присел сам, на корточки, уткнувшись в колени, как‑то совсем отчаянно посмотрел в глаза. — Катя не заходит в мою комнату. Ей здесь не интересно, тем более, спит она до полудня, мы точно встанем раньше, а если не встанем… В общем, встанем.

Что будет, если они не встанут, Марк озвучить не решился. Во взгляде Снежаны плескалась самая настоящая паника. Нужно быть дураком, чтоб поверить ее вчерашней уверенности. Конечно, она испугалась. Любая бы испугалась, а тем более она. Откуда ей знать, что такое дети? Откуда ей знать, что такое взрослые дети?

— А сейчас, давай спать, — минуя сопротивление, Марк размотал замысловатый наряд Снежи, уложил, лег сам. Долго лежал молча, просто обнимая, не давая снова всполошиться, а потом усмехнулся, тихо, но слышно.

— Что? — Снежана снова напряглась.

— А ты быстрая, — он улыбнулся еще шире. — Осталось только прорепетировать закатывание под кровать и можно заводить жену.

Над своей шуткой сначала смеялся только сам Марк, потом тоже сам Марк, а потом Марк отгреб за смех по остроумной голове.

— Какой же ты дурак, Самойлов, — развернувшись к нему спиной, Снежана вновь зло выдернула одеяло. Пусть мерзнет. Ему полезно. А то слишком уж как‑то везет по жизни.

— Прости, — высмеявшись, он сделал вид, что сильно раскаивается, поцеловал в плечо, за что чуть не заработал удар этим же плечом в челюсть, потом в шею, за ушком… — Ну прости, это правда было…

— Самойлов! — возмутилась Снежана громко. Видимо, слишком громко, но Марка это порадовало, сдержаться от смеха он снова не смог, за что получил испепеляющий обиженный взгляд.

— Прости, — а во второй раз извиниться попытался, целуя уже лицо. — Прости, я молчу. Правда!

— Вот и молчи! — пригвоздив мужчину к перине злым взглядом, Снежа снова отвернулась. Застыла, прислушалась… Не смеется, ровно дышит, не шевелится, и прикоснуться тоже не пытается. Странно… Очень хотелось развернуться, глянуть, понять, что снова задумал, но девушка держалась. Держалась долго. Больше минуты. Но, в конце концов, не выдержала. Правда, он‑то этого не понял, потому что сам рванул к ней в тот же миг. Теперь уже ее пригвоздило к перине, но не взглядом, руками, Марк навис сверху.

— Последний вопрос и я затыкаюсь. Честно. Можно?

Скривившись для вида, Снежана кивнула.

— Целовать молча можно или это тоже запрещено?

Ну что за человек? Вопрос‑то он задал, а вот в ответе не нуждался. Взял и поцеловал.

Во второй раз они проснулись в девять. Марк встал, а вот ей скомандовал, спать дальше. Спорить с ним не хотелось и не моглось, перебравшись на середину кровати, угнездившись там удобней, Снежана послушно заснула.

Ну а на третий раз решила, что лучше не гневить судьбу. Встала, нашла свои вещи, осознав, что щеголять в домашнем халате в чужом доме перед чужим ребенком — не самое лучшее, оделась, застала Марка на кухне.

— Да, — он говорил с кем‑то по телефону. Заметил ее, подошел, не отрываясь от дел, обнял, коснулся губами щеки. — Да, я слышу.

На вопрос о том, где ванная, заданный одними губами, кивнул на одну из виднеющихся в коридоре дверей, проводил Снежану долгим взглядом, а потом снова сосредоточился на разговоре.

— Я слышу, да…

Водные процедуры заняли у девушки считанные минуты. Так быстро душ она еще не принимала. Снежану порадовала лежащая на краю раковины зубная щетка, явно предназначенная для нее. Позаботился, молодец, можно поблагодарить.

Когда она вернулась на кухню, переговоры Марк закончил, а теперь занимался завтраком.

— Спит? — девушка прошла к столу на цыпочках, до сих пор жутко нервничая и ожидая незнамо чего, но очень страшного.

— Успокойся, — отправив яйца на сковородку, Марк подошел, провел пальцами по щеке, убирая выбившуюся из хвоста прядь. — Чего ты? Как на иголках вся. Все хорошо. Это ребенок, Снеж. Это даже не свекровь.

Ему смешно. Конечно, ведь это не ее ребенок спит сейчас где‑то рядом, четко ассоциируясь в мыслях с бомбой с часовым механизмом, которая может рвануть с минуты на минуту.

Осознав, что толку с его слов мало, Марк поставил перед девушкой чашку с чаем. Мятный. Отлично, за истеричку принял. Хотя, ведь не далеко от правды.

Завтракали они практически молча. Марк пытался ее растормошить, но получалось как‑то худо. Она нервничала. И с каждой минутой нервничала все больше. Это не свекровь. Это хуже. Детям же не объяснишь все… по — человечески… по — взрослому. Снежана даже как‑то вдруг пожалела, что так настойчиво отказывалась контачить с детьми подруг и родственников. Хоть какой‑то опыт был бы, а так…

— Успокоительного накапать? — Марк все видел. Видел, понимал, принимал, но с каждой минутой и сам грустнел. Он не ждал, что Снежане будет легко, но почему‑то думал, что столькими нервами изводить она себя не станет. Недооценил.

— Коньяк есть? — девушка бросила на него умоляющий взгляд, и самое страшное, что в нем не читалось и намека на шутку. Марк понял, что пора начинать реально пугаться.

— Ну все, — он подошел к девушке, прижал к себе, достал из кармана телефон.

— Ты чего? — она опешила, но вырваться не пыталась, только вскинула голову, наблюдая за ним.

— Вызову тебе такси. Я же вижу, как ты себя изводишь. И не требую, чтоб ты прямо здесь и сейчас знакомилась с Катей. Если не хочешь, я все понимаю. Познакомитесь, когда будешь готова… Если будешь готова.

Снежана застыла в его руках, пытаясь осмыслить все сказанное мужчиной. А в это время, он наконец‑то дозвонился.

— Алло, здравствуйте, можно машину на Красноармей…

Договорить не успел, Снежана отобрала трубку, сбросила.

— Я хочу, Марк. Очень хочу. Просто волнуюсь. Это нормально.

— С такой нормой, Снежка, мы скоро в белые комнаты загремим, — он попытался пошутить, Снежана попыталась посмеяться. Почти получилось. Но это «мы» приятной волной прошлось по сердцу.

— Не загремим, у тебя ребенок, тебе нельзя. А я уж как‑то…

Надо же, за все утро она впервые забыла о том, чего же боится и именно в этот момент это «то» появилось на пороге кухни.

* * *

— Доброе утро, — копируя манеру отца, Катя проследовала в комнату, потирая глаза. Волосы цвета соломы всклокочены не хуже Марковых, только у него темные, и пижама тоже похожа. Истинная дочь своего отца. — Ой, — отняв руки от лица, девочка запнулась.

Видимо, увидеть Марка в обнимку с какой‑то незнакомкой не ожидала. Но не смутилась, только перевела взгляд с застывших взрослых лиц на накрытый стол, а потом улыбнулась, будто ни в чем не бывало, проследовала к тарелке с яичницей, опустилась за стол, взяла в руки вилку, поставила ногу на стул так, что скрючилась в три погибели. Снежа даже невольно вспомнила себя — когда‑то ела так же.

Девочка наколола на вилку кусок огурца, хрустнула им, будто позабыв о взрослых, находящихся на расстоянии нескольких шагов и боящихся дышать. Хотя дышать боялась только Снежана, у Марка с этим все было хорошо.

— Вкусно? — он сжал руки чуть сильней, будто подбадривая Снежану, а обратился к дочери.

— Очень, — Катя прожевала, отложила вилку, улыбнулась отцу, повернулась. — Впрочем, как всегда, папуля, — обращение получилось очень и очень претензионным. Снежана уловила еле заметную манеру, свойственную еще одной женщине из этой семьи.

— Я хочу кое с кем тебя познакомить, Котенок, — благо, от Снежаны пока не требовали слов. Она сидела, боясь шелохнуться, и просто наблюдала за тем, как они говорят, смотрят, двигаются. Чувствовала себя последней идиоткой, но не могла избавиться от мысли, что ведет себя как ребенок, впервые попавший в зоопарк и теперь наблюдающий за жизнью представителей животного мира. — Это Снежана, Катя. Моя девушка.

Девочка мазнула взглядом по Снеже, улыбнулась, вроде бы очень просто, искренне, а потом… вновь схватила вилку, уделяя все свое внимание завтраку.

— Очень приятно, — говорила дальше она тоже тарелке.

— Взаимно, — Снежана глянула на Марка, будто спрашивая, нормально ли это? Он кивнул.

— Можно на ты? — что Катя обращалась к ней, Снежана догадалась, только использовав все известные ей составляющие дедуктивного метода. Кивнула.

— Раз нас знакомят, значит, ты постоянная, — а вот малявка тушеваться не спешила. И с дедукцией тоже у нее все хорошо. — Потому, предлагаю сразу дружить. У папы мозгов много, хватит и тебе вынести, и мне. Так что ссориться не вижу смысла.

Господи… Нервный смешок сдержать Снежана не смогла. Причем вызван он был непонятно чем. То ли облегчением, то ли удивлением, то ли еще черти чем.

— Откуда ты слова‑то такие знаешь, Екатерина? — а вот Марк смеяться не спешил. Выпустил Снежану из объятий, подошел к столу, сел напротив дочери, даря ей не самый свой ласковый взгляд. — О постоянных‑то и временных, а еще о выносе мозгов?

— Я в школе учусь, папуль, — смутить Катю не смог и его суровый взгляд. Она искренне улыбнулась, продолжая уминать омлет. Что Снежана поняла, так это то, что у девочки отличный аппетит.

— И вас там такому учат? — мужчина вдруг преобразился. Тот мужчина, который дурачился утром в спальне, теперь походил на самого настоящего серьезного отца.

— Чему нас там только не учат… Маркуша… — на обращении было сделано такое характерное ударение, что сомнений в том, кто в этой семье занимается воспитанием ребенка, у Снежаны больше не осталось.

— Ноги Марины больше не будет в этом доме, клянусь, — покачав головой, Марк встал, потрепал дочку по волосам, никак не отреагировав на ее попытку увернуться, потом надавил на колено, заставляя сесть по — человечески, отошел. — Но в одном ты права, ссориться вам, действительно, смысла нет.

— А как… — Катя бросила быстрый взгляд на Снежу, чуть сощурившись.

— Снежана, — девушка ответила, будто на духу. Черти что. Она здесь серьезный взрослый человек, а ведет себя как перепуганная малолетка.

— Приятно, я Катя. Ты сериалы смотришь? — потеряв наконец‑то интерес к еде, девочка повернулась к Снеже.

— Нет, — и снова Ермолова ответила коротко, ясно, правдиво. Где‑то слышала, что детям лучше не врать, они вроде как ложь чувствуют.

— Плохо, — девочка поникла. — Но ничего, он тоже не смотрит, — не слишком уважительное «он» и отмашка в сторону отца сошла ей с рук. Видимо, в строгости здесь ее не держат. Хотя Снежана понимала, почему. — Я тебя подсажу, а ты уж как‑то потом и Марка заразишь.

В следующую секунду произошло сразу несколько вещей, Марк хмыкнул, в руке Снежи завибрировал его телефон, а Катя открыла рот, готовясь продолжить разговор.

— Я на минуту, — Марк извинительно посмотрел на Снежу, предупреждающе на Катю, а потом взял из рук девушки телефон, на ходу отвечая на звонок.

— Я так понимаю, сегодня, нам светит день вместе? — закатив глаза в ответ на немое предупреждение отца, Катя снова обратилась к Снежане, улыбаясь вполне искренне.

— Если ты против, то я могу…

— Да брось ты, почему против? — девочка встала со своего места, подошла ближе. — Втроем веселей, ну и вообще… Вдвоем Марка уговаривать проще будет…

На что уговаривать, Катя рассказывала Снежане все то время, пока Самойлов отсутствовал. А это было долго. Хотя, возможно, просто Снежа по — прежнему слишком нервничала и время для нее тянулось жутко медленно.

Когда же Марк появился в проеме, его взгляд не выражал и половину того энтузиазма, которым лучились глаза Кати.

— Одевайся, Котенок, планы меняются, — он прошел в комнату, остановился за спиной Снежаны. — Мне срочно нужно выяснить кое‑что по работе, водитель отвезет тебя к дедушке, а я вечером приеду. Ладно?

Не заметить, какую девочка состроила гримасу, было сложно. А на случай, если отца не проймет гримаса, Катя сдобрила его протяжным стоном.

— Паааап, — так жалостливо получилось, так натурально, что даже у Снежаны сердце сжалось. До сих пор еще чуть подторможенное сердце. — Может, ты на завтра свои дела перенесешь? А? Мы же завтра все равно к дедушке поедем. А сегодня ты же обещал… — и глазками она хлопает тоже так, что сердце замирает.

Снежана даже позавидовала. Сама так не умела. А ведь уже далеко не двенадцать.

— Я не могу, — хотя на Марка явно не подействует. Малая его уже натренировала, иммунитет выработался.

— Ну пааап.

— Ну Кать, иди собирайся, пожалуйста. Я действительно спешу.

Поняв, что с мужчиной кашу не сваришь, Катя поступила мудро. Мудро и жутко несправедливо по отношению к Снежане.

— Пап, а мы со Снежаной погуляем, а ты потом приедешь. Когда освободишься. Давай?

Марк застыл, Снежана тоже, обернулась, ловя растерянный взгляд мужчины. Такая возможность Снежу напугала. Очень напугала, а в его взгляде читался вопрос и готовность отказать. Девушка точно знала, подай она знак, он безапелляционно откажет. Но вдруг решила, что это будет глупо. Бояться и бежать от ребенка — глупо.

Улыбнувшись, она кивнула.

— Я не против.

Не дожидаясь одобрения отца, Катя пискнула, а потом помчала прочь из кухни, видимо, собираться.

— Ты не должна, Снеж. — Марк отложил телефон, вновь обошел стул, оказываясь лицом к лицу с девушкой. — Она просто вредничает. Хочет пошляться по магазинам. Я могу попросить Марину съездить с ней завтра. Или сам поеду, тебе совсем не обязательно.

— Я хочу, Марк, честно, — Снежана провела по щеке мужчины, заглядывая во встревоженные глаза. Она не врала. Пусть боялась, но это не значит, что не хотела.

— Я попытаюсь освободиться как можно быстрей, — он не стал отговаривать. Понял, что не получится. Да и какой в этом смысл? Он ведь сам, наверное, хочет, чтоб они познакомились ближе.

— Хорошо.

— Если что — звони. Я возьму.

— Хорошо, — Снежа улыбнулась. Странный… Отпускает с ней своего ребенка, а волнуется за нее.

— Не давай ей садиться на шею, Снежка, она может. Если совсем будет наглеть, скажи, что я уже еду.

— Хорошо, Марк, — он становился таким смешным, когда нервничал. Коротко поцеловал, шепнул очередное спасибо неизвестно за что, а потом в кухню ракетой впорхнула готовая уже Екатерина.

— Я все, пошли, — девочка на ходу натягивала на ноги кеды, а глаза ее при этом горели ярче фонарей. Нетерпение читалось в каждом ее движении. Но самое странное, оно передавалось и Снежане. Страх понемногу отступал, оставляя за собой только предвкушение.

Из дома они вышли вместе. Марк усадил их в машину, сам сел за руль, бросил еще один взволнованный взгляд на Снежану, а потом тронулся.

Он должен был высадить их у торгового центра и ехать дальше по своим делам. Так и сделал, только прежде чем выпустить дочь из машины громко зачитал ей ее права и обязанности, а потом вычитал за закатанные глаза. Снежану же просто поцеловал, пообещав, что все будет хорошо. Девушка улыбнулась. Теперь он выглядел как она сама утром. Такими темпами белые комнаты им обеспечены.

— Езжай уже, — Снежана захлопнула дверь джипа, дождалась, пока он вырулит с парковки, а потом повернулась к Кате. — Идем?

Девочка кивнула.

— Мне кажется, мы подружимся, Снежана.

— Да? — Ермолова замедлила шаг, бросая взгляд на самодовольно улыбающуюся девочку.

— Да, две порции мороженого и я вся твоя, — улыбка на лице ребенка стала совсем уже запредельной, а Снежана с радостью отметила, что мороженого не было среди запретов Марка. Это может быть легче, чем она думала.

* * *

«Общий» день получился чуть сумасшедшим, немного утомительным и жутко увлекательным. Снежане на самом деле было интересно. Интересно слушать Катю, отвечать на ее вопросы, улавливать сходство с Марком. Сходство было. Родной или нет, но он точно стал для девочки отцом. Манера разговаривать очень напоминала Марка, некоторые повадки, даже походка.

Снарядив малявку кататься на роликах, Снежана присела в кафе за бортом ролледрома, наблюдая за тем, как она выписывает круги, объезжает шашки, машет рукой, делает знаки, прося сфотографировать.

Снежана улыбалась, доставала телефон и послушно исполняла команды. С ней было легко. Легче, чем девушка себе представляла. Не было в ее голосе, взгляде, действиях ревности к отцу. Не было отчужденности и настороженности. Открытый искренний ребенок. Куда более открытый, чем сама Снежана. И за это даже стало стыдно.

— Пить хочу, — подъехав к бортику, Катя шумно выдохнула, проводя по взмокшему лбу ладошкой. — Спасибо, — выпив же заказанный чуть раньше сок в три глотка, она снова оттолкнулась, чтоб накрутить еще с десяток пробежек.

Отвлеклась Снежа от наблюдения за ней лишь раз — когда позвонил Марк.

— У вас все хорошо? — в голосе мужчины было столько волнения, что Снежана невольно улыбнулась.

— Хорошо, твой Котенок катается на роликах, я слежу за ней, все хорошо.

— Она тебе еще не надоела?

— Марк, — Снежана с удивлением даже для себя отметила, что обращение получилось очень — очень нежным. — Нам весело, честно, не переживай.

— Я не переживаю, я просто… — он запнулся. Кажется, до кого‑то дошло, что таки переживает.

— Заканчивай со своими делами и приезжай. Целую, — положив трубку, Снежана снова улыбнулась остановившееся по центру ролледрома Кате. Бедная девочка. Еще вчера Снежа понятия не имела о ее существовании, а теперь ребенок с той фотографии, из бардачка Марка, вдруг стал реальностью. Версий когда‑то у Снежи было множество, но такую, она даже предположить не могла.

Ребенок Марка. Взрослый ребенок Марка, за которого он борется с матерью — наркоманкой. Жизнь часто выписывает такие пируэты, что волосы дыбом становятся. Вчера, Снежана слушала его внимательно, спокойно, толком не анализируя, просто принимая как данность, а сейчас, впервые получив возможность нырнуть на какое‑то время в себя, поняла, в каком ужасе живут они все.

Вспомнила, как к ней в квартиру вломились посреди ночи, вспомнила свои чувства и с замиранием сердца поняла, что этот ребенок в таком живет. Ребенок, способный сейчас смеяться, улыбаться, махать ей рукой, мог уже привыкнуть к тем людям, к тому, что в ее дом они тоже могут вломиться посреди ночи. А Марк… Снежана вдруг вспомнила, как отличалось его поведения в будни и выходные. В выходные, когда Катя была с ним или у дедушки, он преображался. И говорил спокойно, и взгляд не был таким нервным, и за телефон хватался реже, а вот в будни… Как же его ломало. Метался, отстранялся, пытался забыться с ней, а сам наверняка думать мог только о Кате.

Теперь Снежана знала, что у ее мужчины есть еще одна любимая женщина. Только ревновать к ней не могла. Смотрела, чувствовала, как сердце замирает и понимала, что ревновать к ней не сможет.

— Все, я устала, — вновь подъехав в бортику, Катя практически сползла по нему, уткнувшись в конце концов в перила, картинно закатила глаза, демонстрируя, насколько устала.

— Тогда выходи, пойдем на мороженое, — ребенок ожил тут же. Заветное слово подействовало лучше всякого бодрительного, а потом Катя помчала в сторону раздевалки, практически на ходу расстегивая роликовые коньки.

* * *

— Ты знаешь, Марк раньше никогда не знакомил меня ни с кем, — Катя расправилась с десертом, а теперь повернулась к аквариуму, рядом с диванчиком, на котором сидела, занялась разглядыванием рыбок.

— Прямо ни с кем? — Снежа склонила голову, неотрывно следя за ней.

— Со своими девушками не знакомил. — Девочка сказала, задумалась, потом повернулась к собеседнице. — Только ты не думай, что у него много этих девушек.

— Откуда же ты можешь знать? Он же тебя с ними не знакомил, — Ермолова улыбнулась.

— Не знакомил. — Катя согласилась, засмущалась. — Но понимаешь, у нас же есть Марина…

Видимо, это должно было тут же все объяснить.

— И что Марина?

— Ну, она в курсе всего. Всегда. И когда рассказывает дедушке…

— То ты подслушиваешь.

Катя покраснела еще больше, но прикусывать язык было поздно.

— Марк сам говорит, «осведомлен — значит вооружен», вот я и осведомляюсь.

Иногда, мысли Кати казались слишком уж взрослыми, но от подобных раздумий Снежана просто отмахивалась — откуда ей знать, какие мысли должны вертеться в голове подростка? Точней теперь‑то у нее есть шанс это узнать, а раньше такого не было.

— Ты любишь Марка? — а следующий вопрос девочки заставил Снежу опешить. Получилось неожиданно.

— Что?

— Ну, раз он нас познакомил, раз так волнуется, значит, он‑то тебя любит. А ты его? Не хочу, чтоб ему было больно.

— Мы знаем друг друга всего несколько месяцев.

— Ну и что? Вот Марина знала дедушку лет пять, прежде чем он додумался ее в жены взять, а я потом спрашивала, когда они друг друга полюбили. Марина сказала, что как увидела, так и полюбила.

— Я рада за Марину, ей повезло, — Снежана вновь улыбнулась, а на душе стало грустно.

Выдержав паузу, девочка посмотрела на Снежу совсем уж серьезно.

— Полюби Марка, пожалуйста. Я хочу, чтоб у него было так же, как у дедушки.

К такой просьбе Снежа была не готова. Очень долго просто смотрела в серьезные глаза напротив, а потом почему‑то кивнула.

— Спасибо, — улыбнувшись, девочка в очередной раз вскочила с дивана, протянула руку Снежане. — Идем, закрепим нашу договоренность.

— Куда? — схватившись за руку ребенка, Снежа тоже встала.

— Я давно хотела кое‑что сделать, но Марк постоянно отмахивался.

— Что‑то? — подобные формулировки настораживали.

— Увидишь, — усилив натиск, Катя потянула Снежану за собой по коридору торгового центра. Мелкая ладошка оказалась очень сильной. Сопротивляться Ермолова даже не пыталась. Зачем? Ей уже и самой было интересно, что же им предстоит сделать.

Девочка остановилась у входа в одно из помещений. Перевела взгляд с вывески на Снежану и обратно.

— Вот, — гордо кивнула.

— Зачем нам в парикмахерскую?

— А зачем люди ходят в парикмахерскую, Снежана? — не заботясь о получении ответа, Катя снова потянула девушка за руку, теперь уже прямо к разъехавшимся им навстречу дверям.

* * *

— Вы где? — Марк крутил головой по сторонам, чувствуя, что нервничает еще больше, чем все то время, что был занят делами. Больше четырех часов с Катей — для Снежаны это должно было быть настоящим испытанием. Мча в сторону развлекательно центра, он то и дело вспомнил ее перепуганные взгляды утром, и спешил еще больше.

А теперь, наконец‑то добравшись, не мог их найти. Они договорились встретиться рядом с примечательным кафе по центру второго этажа. Марк стоял тут уже минут десять, крутил головой, пытаясь не пропустить, но взглядом пока нужных ему барышень так и не поймал.

— Спускаемся уже, — Снежана отвечала ему спокойным голосом, ровным, ни разу не нервным, не отчаянным. Это давало Марку надежду, но чтоб убедиться в том, что эксперимент не сказался на девушке пагубно окончательно, он должен был увидеть их воочию.

Вскинув взгляд на эскалаторы, Марк надеялся, что хоть так не пропустит появление своих дам, но они его удивили.

Кто‑то подкрался сзади, привстал на цыпочки, закрыл глаза Самойлову маленькими ладошками.

— Угадай, кто?

— Ну, наконец‑то, — сняв с глаз ладошки дочери, Марк резко обернулся. Обернулся, чтобы уронить челюсть. — Что вы… — он перевел изумленный взгляд с широко улыбающейся дочери на Снежу, и обратно. Даже то, что девушка вроде бы выглядит вполне счастливой, отметил на периферии мыслей.

— Это модно, Марк! — возмутившись такой реакции отца, Катя провела по коротким теперь волосам, мотнула головой, чуть растрепывая свое новоиспеченное каре. Оглянулась на Снежану.

— Это модно, Марк, — теперь улыбалась уже Снежана, повторяя движение Котенка. Отстригать тридцать сантиметров волос было не жалко. Она заразилась энтузиазмом младшей Самойловой настолько, что даже не задумывалась толком, соглашаясь на авантюру.

Избавиться тяжести волос было просто, даже приятно. Тряхнув головой, Снежана почувствовала, как короткие прядки ударяют по щекам, а растерянный взгляд Марка… За него вообще можно отдать пол мира, такой он милый, и очень родной.

Мужчина пришел в себя не сразу, первые несколько минут так и стоял, переводя взгляд с одной на другую. Отмер, только когда Снежана подошла, поцеловала в щеку, взяла в свои ладони его руку, куда‑то потянула. Кажется, параллельно она еще что‑то говорила.

— Не волнуйся, он отойдет, — Катя махнула рукой на отца, вышагивая теперь уже перед ними.

Если честно, не волноваться Снежане было сложновато. Марк отходил как‑то очень уж медленно.

— Ты чего? — почувствовав, что мужчина снова смотрит на нее, Снежана положила свободную руку на его плечо, чуть сжала.

— Знал же, что нельзя вас вдвоем отпускать. Знал! — ну хоть ожил. И то хорошо.

Высвободив руку из ее ладоши, Марк притянул девушку к себе, придерживая за талию. Катя обернулась, хмыкнула, а потом пошла дальше.

— Не нравится? — Снежана была уверена — доченька сейчас точно самодовольно улыбается. Радуется, что застала родителя врасплох. И он знает, что она улыбается, потому злится.

И ей вроде бы нужно было бы тоже злиться, поддержать мужчину, но не получалось. Губы сами расплывались в улыбке.

— Нравится! — получилось зло. Марк быстро это понял. Смягчился. — Нравится, Снежка, — лицо просветлело, он легко коснулся поцелуем щеки. — Ты хоть по доброй воле это сделала? — шепнул вопрос на ухо.

— По доброй, — Снежа улыбнулась еще шире.

— Тогда очень нравится, — кажется, он наконец‑то расслабился.

А идущая впереди малявка не упустила возможности этим воспользоваться.

— Мы даже похожи стали, правда, Марк? — она обернулась, попятилась, вопросительно глядя на отца.

— Вы и были похожи, Котенок… Блондинки, что тут скажешь?

— Марк!

— Марк!

Возмущенный оклик получился в унисон, а адресат этого возмущения улыбнулся совсем уж довольно. Отомстил… Отомстил за то, что шокировали.

Все оставшееся время они провели втроем. Сначала, Котенок перелопатила книжный магазин, расположенный тут же, нашла желаемые книги, фыркнула, когда прочитав аннотацию, Марк начал критиковать одну из них, отобрала у него фолианты, забрала кошелек, сама пошла на кассу. Вот только такой принципиальности надолго хватило не. Тащить покупки все равно пришлось отцу.

Заручившись поддержкой Снежаны еще в парикмахерской, Катя вторично затащила Марка в кафе, благополучно умяв еще одну порцию мороженого, а потом выбрала фильм, вновь отобрала бумажник, запаслась попкорном и всякими вредностями. Намеки отца на то, что это не лучшая еда для ребенка, проигнорировались, зато замечание Снежи, что для фигуры это не очень, заставили Катю задуматься.

Во время просмотра каждому было, что делать. Катя смотрела фильм, посмеиваясь над тем, как медвежонок рушит квартиру порядочных англичан, Марк копался в ведре с попкорном, выбирая самые перченые шарики, а потом попеременно вручая их Снеже и Кате. Вторая отказывалась, а вот Снежана хрустела с удовольствием. Хрустела, а еще смотрела на него, такого спокойного, домашнего, счастливого… и не могла насмотреться.

— Что? — он несколько раз ловил такие ее взгляды, хмурился, явно думаю не о том.

— Ничего, — она пожимала плечами, уделяла внимание экрану, а потом, дождавшись, когда он снова увлечется своим занятием, переводила взгляд на него.

Домой они вернулись поздно, поужинать решили тоже в городе. На этот раз, мороженым Марк уже не отделался, тарелка Кати в ресторане была самой внушительной из всего принесенного официантом.

Поцеловав на прощание отца, помахав Снеже, Катя тут же помчала в комнату, разбираться в обновках. На замечание отца о том, что чистку зубов никто не отменял, махнула рукой.

— Увидишь, заснет в одежде, при свете, лежа на ковре с какой‑то книгой.

— Перенесешь на кровать, укроешь, поцелуешь, — Снежана подошла к нему, обвила руками шею, притянула к себе, поцеловала. — Ты ведь папуля, тебе положено.

Снежану удивляло, что Катя попеременно обращается к нему, как к Марку и папе, но решила, что это связано с матерью и их сложностями, а у Кати спрашивать почему — не решилась бы.

— Папуля, — Марк усмехнулся, не выпуская девушку из объятий, подтолкнул в сторону кухни. — Лена запрещает Кате называть меня отцом. Брать деньги у меня ей нормально, а слышать, что дочь называет постороннего мужчину папой — противно. Как‑то так.

Он объяснил все просто, но Снежана чувствовала, что ему горько.

— Ты чудесный отец, Марк. — Он на секунду остановился, посмотрел прямо в зеленые глаза.

— Правда? Думаешь?

— Уверена. Она любит тебя. Очень сильно любит. Знаешь, что мне сказала?

— Что?

— Попросила, чтоб я тоже тебя полюбила.

Марк улыбнулся. Это очень в стиле Котенка. Выпускать показушные иголки в общении с ним, а потом обращаться к людям, с подобными слишком серьезными просьбами. Любит, просто показывает свою любовь не прямо, а вот так.

— И что ты сказала?

С ответом Снежана не то, чтоб тянула. Оттягивала удовольствие, скорей. После сегодняшнего дня она прекрасно понимала, что сама этого хочет. Не боится ни его ребенка, ни его прошлого, ни его настоящего. И это так приятно осознавать.

— Ничего не сказала… — взгляд мужчины резко потух. — Кивнула просто… Маркуша…

Уже во второй раз за время их знакомства, Снежану забросили на плечо, куда‑то понесли. Кричать она даже не пыталась, не хотела, чтоб Катя прискакала на звук, а вот пищала очень даже убедительно, моля отпустить и параллельно задыхаясь от смеха.

— Откуда вы все такие языкатые на мою голову? — на кровать девушку опустили довольно бережно, да и спросили без злости, не ожидая, в общем‑то, ответа.

— А ты против?

— Нет, я очень даже за, Катя ведь сказала, мозгов у меня много, каждой по чайной ложке хватит, лишь бы вам хорошо было.

Им было очень хорошо. Конкретно Снеже было до одури хорошо. Лежать с закрытыми глазами в чужой кровати, понимать, что не была дома уже две ночи и не стремиться туда попасть. Осознавать, что за весь день ни разу не вспомнила о выставке, о проблемах, что скинула целую кучу звонков, не вспомнила о Диме…

— Марк, — девушка знала, что он тоже не спит. Смотрит на нее, гладит по руке, думает о чем‑то своем.

— Что?

— Дима…

— Я разберусь, Снежка. Не волнуйся. Нам с Жданом давно пора все решить.

— Не хочу бояться за тебя, — Снежана открыла глаза, опрокинула мужчину на спину, прижалась к его груди, ловя спокойный взгляд.

— А тебе и не придется. Я все решу. Не могу только обещать, что не съезжу пару раз по лицу твоему наркоторговцу.

— Он не мой. — Говорить, что не наркоторговец — было бы глупо.

— Это уже радует. Но ты должна понимать, что такое нельзя прощать.

— Я не прощаю.

— А что тогда?

— Он мой брат, Марк. Я не могу не думать о том, что с ним сейчас где‑то происходят страшные вещи. Я даже не знаю, жив ли он…

— Жив. Жив, Снежок, не волнуйся. Ждан не убьет его. Он знает, что может с его помощью поиграть со мной. Такой возможности он не упустит.

Снежана прерывисто вздохнула, а потом опустила голову, утыкаясь лбом в грудь мужчины.

— Ненавижу это, Марк. Не лезь в это, не подставляйся сам, прошу. Я не переживу.

— Не подставлюсь, обещаю.

Если бы все зависело только от его обещаний… Снежана попыталась отогнать страх, но не получилось. Если с ним что‑то случится, если с Катей что‑то случится, виновата в этом будет она. Она и Дима. И за это она ненавидела уже его. Ненавидела, но не могла махнуть рукой, забыть, выбросить из головы. Он брат. Хоть и ублюдок, но брат. Лишь бы все обошлось…