ГЛАВА ПЕРВАЯ

Колыхание трейлера прекратилось. Они прибыли на место. Антон, увлеченно резавшийся за одним из системных блоков в древнюю, еще до виртуальную игрушку, этого даже не заметил. Из динамиков доносились вопли: «Yes, sir!», «At your service!», «Aaaaaarggggggh!» и звон мечей.

– Лейтенант, загляни, пожалуйста, за монитор слева от тебя, – попросил Оракул рыцаря. – Там висят наушники. Надень их.

– Зачем? – поинтересовался Глеб, вынимая из-за монитора полусферические наушники «JBL».

– Хочу с тобой пошептаться.

Приближенный наушниками голос звучал так четко, что Глеб с трудом подавил желание обернуться, не стоит ли Рыбак за его плечом? Иллюзии трехмерного звука.

– Я буду краток, – приятно удивил Оракул. – У меня к тебе всего два вопроса. Первый: ты сможешь подорвать китайскую ЭМ-мину «Тип-12»? Там все просто, задержка взрыва выставлена на две минуты, надо только вставить детонатор.

– Ответ положительный.

ЭМ-мины были предназначены для уничтожения сложной электроники и стали бесполезны с переходом на квазиорганические базисы. Вычислительной технике нового поколения нипочем мощные электромагнитные импульсы, напрочь разрушающие рабочую поверхность старых информационных носителей и пережигающие управляющие контуры. Это оружие такой же реликт, как и внутренности этого прицепа.

– Второй вопрос: тебе известно, чем занималась группа медиумов под моим руководством?

– В общих чертах.

До того как двенадцатилетний сын Георгия Светлова стал первым «гостем», пройдя через Дверь, существовал всего один способ добычи информации из так называемой Янтарной Комнаты.

Это были медиумы – одиннадцать девушек, набранных после изнурительных тестов в основном из группы связи. Почему среди медиумов не было мужчин, Глеб не знал. Как и деталей самого процесса получения информации. Они с Ириной старательно избегали этой темы.

– В самом начале существования Проекта мне удалось нащупать определенную частоту, на которой можно было связываться с Янтарной Комнатой, – сказал Оракул, имея в виду Николая Токарева, свой покойный оригинал. – По сути, это были усиленные волны излучения человеческого мозга. Схема выглядела так: на одном конце Янтарная Комната, на другом – один или группа медиумов с вживленными усилителями. Медиумов погружали в контактный транс, после чего оставалось ждать, когда эта смесь шаманства и высоких технологий подействует, иногда ожидание не приносило ничего. Иногда на выходе наши мнемосканеры давали именно то, ради чего все затевалось. Информацию. Технологии. Ты знаешь, что формула «голубого бархата» была получена из Янтарной Комнаты? – неожиданно спросил Оракул.

– Понятия не имел.

– А то, что наилучшие результаты «медиумы» показывали под воздействием психотропных веществ и, в частности, «бархата»?

– Нет. – До Глеба дошло. – И Ира тоже? Она…

– Да, – подтвердил Оракул. – Ирина тоже принимала «бархат». И, боюсь, именно он, в сочетании с постоянным воздействием не учитываемых факторов на ее мозг, стал причиной болезни и дальнейшей комы. Мне очень жаль.

Глеб издал сдавленный хрип.

– Именно я, Николай Токарев, настаивал на постоянном применении « бархата». Ты можешь считать меня ответственным за случившееся,

Внутри Глеба повернулся невидимый переключатель, вернувший ему спокойствие.

– Зачем ты мне это рассказал? – спросил он.

– Загляни еще раз туда, где ты взял наушники, – предложил Оракул. – Там, под куском синей пленки…

Под куском пленки обнаружилось немало интересного. Прежде всего электромагнитная мина «Тип-12». Небольшой черный диск с отвинчивающейся крышкой, под которую вставляется детонатор. Вот и он, кстати, лежит рядом.

– Скоро я попрошу тебя убить весь этот мусор, который называют Оракулом, – прошелестел голос в наушниках. – И ты не будешь колебаться. Правда?

Глеб взял в руки черный стержень детонатора, повертел его в руках.

– А что мешает мне сделать это сейчас? – спросил он,

– Любопытство, – сказал Оракул. – Ты же хочешь узнать свое настоящее имя?

Ничего не ответив, Глеб снял наушники. И спрятал детонатор в карман.

Он вышел из трейлера и раздобыл у одного из Сыновей сигарету. Вслед за ним на воздух вылез Антон, подслеповато моргающий красными глазами.

– Настоящая отрава, – сказал он. То ли про сигарету, которую ему протянул Глеб, то ли про увлекшую его игру. – Слушай, я этого Оракула спросил – а почему ангелы придут именно сюда, ну, в Дом Друидов. И знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Типа они придут, потому что умеют читать знаки. Как тебе?

– Никак, – равнодушно ответил Глеб, затаптывая окурок. – А тебе?

– Мне? Нет, мы живем в долбаном третьем тысячелетии, а он про знаки. Блин… Знаешь, что я думаю? Я думаю, кто бы он ни был, – Антон гулко постучал по металлическому боку прицепа, на котором красовался огромный логотип в форме бабочки, – хитрожопый фокусник или настоящая матрицированная личность, с башкой у него определенно не в порядке.

Иногда ему снились сны. Или это было что-то другое? Ведь он же не спал с самого момента пробуждения.

Старый мост. Изъеденные временем и коррозией рельсы. Внизу, далеко внизу бетон, расчерченный на квадраты стыками плит. Если смотреть на него долго, начинает кружиться голова и хочется сделать Тот Самый Шаг,

– Не бойся, – говорит Он, и голос Его не мужской, не женский. – Это несложно,

– Что несложно?

– Летать. Главное, не сомневаться и не думать, что упадешь. Ты не можешь упасть.

– Почему?

– Ты создан для другого. Как и я. Смотри.

Он шагает вперед, через край. Не колеблясь.

И рубчатые подошвы Его ботинок с железными носками повисают над пустотой. Ветер колышет полы расстегнутого плаща. Как сложенные крылья.

– Видишь, –говорит он. –Все просто.

– Но если я не смогу?

– Сможешь. Дай мне руку, и я научу тебя. Иди ко мне.

«Я иду», – прошептал он, хотя в фургоне «Скорой помощи» не было больше никого. Трупы, и те давно исчезли в утилизаторе. В бытность свою человеком Юрген Тиссен отличался изрядной аккуратностью.

Он припарковался возле загадочно светящейся полусферы Дома Друидов, метрах в сорока от входа. Он не отдавал себе отчет, почему приехал именно в это место и что собирается здесь делать. Им двигала Цель. И еще он читал знаки, недоступные человеческому глазу.

Желтый фургон ремонтной службы «Глобальных Коммуникаций» выехал из-за угла, в точности повторяя маршрут «Скорой помощи». Над его крышей вращалось скромное блюдце параболической антенны.

Без нее засечь сигнал крошечного вживленного трейсера в насыщенном фоновыми помехами эфире было бы непросто. А так, вот он, родимый, красным мигающим пятнышком на оперативной планшетке. Удаление сто десять метров. Направление перемещения – двенадцать градусов к юго-востоку. Скорость перемещения…

– Группа «два», мы на месте, – сказал майор Климентов, – Начинайте развертывание.

Повернувшись к своим людям, он бросил: «проверить „Скорую“, Задние двери „ремонтника“ распахнулись, и три человека с игольниками бросились к машине Юргена. Один сунулся стволом в кабину, двое обошли сзади. „Чисто“, – показал обладатель вживленного сканера, и его напарник распахнул дверь. Действительно, чисто. Стерильная белизна повсюду. И никого.

– Что тебе там надо, парень? – бормотал себе под нос Климентов, застегивая кирасу и прилаживая набедренную кобуру под иглоавтомат. – Зачем тебя сюда занесло?

Через несколько минут они доберутся до этого прыткого сукиного сына. И майор получит ответ на вопросы, которые не дают ему покоя. И, что еще хуже, ставят под сомнение его дальнейшую карьеру.

Например, через кого получила свободное распространение закрытая база клиентов «Глобалкома»?

– Группа один пошла, – скомандовал майор. – Стрельба только по команде. Применять только останавливающие заряды. Группа два, до особых распоряжений оставайтесь на позиции.

Антона тронул за руку брат Егор. Отвел в сторону от деловито заряжающих свои гвоздометы Сыновей. Все они, не исключая Егора, вместо черных ряс были теперь одеты в зеленые балахоны друидов.

– Оракул сказал, чтобы я дал тебе переговорить с твоей девушкой. – Он протянул Антону сотовый коммуникатор «Нокиа», похожий на женскую пудреницу в форме устричной раковины. – Держи, номер я уже набрал.

– А как ты разговариваешь с Оракулом? – поинтересовался Антон, не видевший, чтобы Сын заходил в трейлер, – Мысленно?

Брат Егор посмотрел на него искоса, как на человека, в чьем душевном здоровье он внезапно усомнился. Не говоря ни слова, откинул капюшон, демонстрируя крохотный микрофон с наушником.

– Через инфракрасный порт они связаны со штукой, которую ты держишь в руке, – пояснил Сын Оракула. – Последние полвека ее используют для связи на больших расстояниях, – добавил он с нескрываемой иронией.

– Остряк, – буркнул Антон, поднося коммуникатор к уху. И услышал:

– Антон? Антон, это ты? Антоша?

– Марта… – У него пропал голос. – Это я, милая.

– Я тебя не вижу!

– Меня нельзя видеть, здесь только звуковая связь. – «Что за чушь я несу!» – Марта, где ты?

– Я… я не знаю, Антон. Не знаю. Это гостиница, со мной двое каких-то монахов. Они сказали, что ты скоро приедешь за мной. Ты приедешь, Антон? – В ее голосе проскальзывали истерические нотки. – Антон?!

– Да, милая, да, я скоро приеду. Я заберу тебя, все будет хорошо. Тебя не обижали?

– Нет, Антон, я… – Она зарыдала. – Приезжай за мной скорее, я тебя прошу.

– Я приеду! – закричал он. – Все будет в порядке!

В «ракушке» щелкнуло, и ровный голос Оракула произнес:

– Простите, что прерываю, но время поджимает. Антон, тебе пора внутрь. Чем быстрее мы закончим, тем быстрее ты увидишься с Мартой.

– Пошел ты! – заорал Антон. – Дай мне поговорить с ней! Щелчок. И молчание.

Замахнувшись, он собрался садануть коммуникатором об асфальт. Егор перехватил Антона за руку.

– Успокойся, – мягко сказал он, отбирая у него «ракушку». – Ты сам сказал, что все будет хорошо, А сейчас нам пора в Дом.

По сравнению с их прошлым визитом в обители Безумных Экологов царило запустение. Даже татуированного привратника у входа больше не было. Изредка в искусственных зарослях они натыкались на испуганных людей в зеленых робах, спешивших тут же убраться подальше от чужаков.

Антона это нервировало куда больше, чем гостеприимное равнодушие, которым их встретили в прошлый раз. Семерым охотникам на «падших», следующим за ними, на это было плевать. Рыцарь тоже думал о чем-то своем.

– Я не пойму одного, – сказал он. – Почему нам не дали оружия?

После этих слов происходящее начало нравиться Антону еще меньше.

Небольшая поляна, ограниченная с одной стороны вогнутой стеной Дома. Обступившие ее деревья с густой кроной, совершенно незнакомые как Антону, так и Глебу. Возможно, в памяти Георгия отыскалось бы их название, но Антон не хотел сейчас обращаться за помощью к мертвецу.

Хватало того, что другой мертвец затащил их сюда для своих непонятных целей.

– О чем ты задумался? – спросил Антон рыцаря.

– Так. Ни о чем, – медленно ответил Глеб. – Всякая мура.

Мыслями он возвращался назад. Попросив у одного из Сыновей закурить, он небрежно поинтересовался, что делает среди кучи древнего компьютерного мусора устройство, очень похожее на современный М-модем.

Охотник на «одержимых» ответил, что с его помощью Оракул изгоняет падших. Такой себе Электронный Экзорцизм.

– Мы тоже умеем это делать, – сказал Сын. – Но всегда существует опасность, что изгнанник завладеет твоим собственным телом. Мы слабы.

– Вот как, – протянул Глеб.

Оракул, надо полагать, силен. Ну да, ведь он-то, если верить его словам, по сути такой же точно ангел, сращенный с личностью Николая Токарева по кличке Рыбак. Ловец душ, стало быть. В чьих хитроумно раскинутых сетях они увязли с самого начала.

Чем больше Глеб размышлял над этим, тем больше приходил к выводу, что не доверяет Оракулу. Совсем.

Но предпринимать что-либо по этому поводу было поздно.

Исчезновения Сыновей Оракула Антон не заметил. Они растворились в зарослях, так что вокруг поляны не было видно ни одного из них.

Не хотели спугнуть ожидаемых «гостей»?

Глеб подтолкнул его, указывая взглядом на белое пятно, мелькающее среди деревьев. Оно приблизилось и оказалось человеком в целлофановом дождевике поверх белого докторского халата.

Человека этого Антон видел в первый раз. Хотя догадывался, что совсем в другом месте он носил знакомое хакеру лицо и имя. Барон фон Ваденполь. Виртуальный аналог ЮргенаТиссена.

Увидев Антона и Глеба, он остановился. Провел ладонью по лицу. У него были запавшие глаза человека, который много суток живет без сна.

– Я пришел, – непонятно сказал он.

Рыцарь и хакер переглянулись. Изможденный вид Юргена вызывал сильнейшие сомнения в рассказах Оракула. Очень уж слабо он походил на врага рода человеческого.

– Один из вас, – сказал он, переводя взгляд с Антона на Глеба. – Один из вас – Антон Зверев, Антон. Зверев, – повторил он и зажмурился. – Ты!

Вытянутый палец указывал на Антона. А из-под медленно поднимающихся век смотрела темнота.

Он шагнул вперед. Что-то случилось с восприятием Антоном пространства – только что между ними было около пяти метров, а теперь осталось меньше двух. Пальцы Юргена жестко растопырились и согнулись, напоминая лапы хищной птицы. Лицо застыло.

Глеб передвинулся так, чтобы прикрывать Антона. Подобрался, расслабил плечи и опустил подбородок к груди.

– Стой, – сказал он.

Юрген не послушался. Антон не уловил, что произошло, но бывший клерк «Глобалкома» покатился по траве, издавая неразборчивый кашель-хрип. Глеб стоял в той же позе, только руки были вытянуты вперед и вес перенесен на левую ногу.

– Второй раз ты не встанешь, – предупредил он.

Голос тамплиера звучал очень убедительно. Но недостаточно для «одержимого». Также быстро, как упал, он оказался на ногах, вплотную к Глебу. На этот раз Антон успел заметить удар рыцаря – ребром ступни в подколенную кость. Вместе с костью это должно было сломать боевой дух противника. Если бы он, конечно, еще остался в сознании после перенесенного болевого шока.

Но вместо Юргена упал Глеб, как будто споткнувшись о вбитый в землю металлический столб. На его лице отразилось мгновенное замешательство, и он ударил ногой снизу, уже не экономя силы, не рассчитывая вывести из строя. Противника, который может запросто сбить тебя с ног, надо убивать.

Юрген схватил его за ногу, крутанул ступню. Обычного человека боль в рвущихся связках заставила бы если не отключиться, то взвыть. Тек просто заблокировал часть болевых центров и второй ногой пнул противника в колено.

Удар пришелся вскользь, но Юрген покачнулся, выпустил захваченную ногу. И тут же отступил, избегая апперкота, которой должен был вбить его нижнюю челюсть в мозг. Промахнувшийся Глеб ушел назад кувырком, поднялся, стараясь не переносить вес на поврежденную ногу…

И удар в солнечное сплетение швырнул его на узловатый ствол дерева. Даже не удар, пинок, но и с поправкой на все преимущества киборгизированного тела его хватило.

Стоя на четвереньках между корней, Глеб выкашлял кровавый сгусток. Доза болеутоляющих, выброшенных в его кровь вживленной экспресс-лабораторией, была так велика, что он почувствовал себя завернутым в ватное оделяло манекеном. Без пяти минут мертвецом.

Но Юрген не стал его добивать. Утратив к поверженному рыцарю всякий интерес, он двинулся к Антону. Равнодушная смерть в белых одеждах.

Еще один шаг. Один удар. И Цель будет достигнута, он выполнит свое предназначение. Виновный будет наказан. Сейчас.

Он остановился. Это был голос.

– Где ты?

– Я здесь. Ты убиваешь не того. Он не представляет для тебя угрозы.

– Он виновен.

– В чем? Его преступления не касаются тебя. Ты свободен. –Я не должен наказывать его?

– Нет. Теперь ты сам выбираешь, что делать.

– Это означает – свободен?

Он появился в просвете между деревьями, неся в руках маслянисто поблескивающие Орудия. Его крылатая теш, лежала темным покрывалом на траве.

– Но второй должен умереть.

– Почему?

– Его жизнь в обмен на нашу.

Два черных пистолета поднялись, нацеливаясь на Глеба. Согнулись указательные пальцы, утапливая спусковые крючки. И застыли на них, белея костяшками от напряжения.

Не в силах двинуться дальше.

Вокруг поляны стояли Сыновья Оракула. Все семеро. Антону показалось, что они образовывали круг. На самом деле охотники на «падших» стояли в углах сложной семиугольной фигуры, похожей на звезду. Она была описана безымянным мудрецом за много столетий до первого виртуального ангела, покинувшего Мультиверсум. Сегодня ее название было утрачено, но сохранился смысл, в который вдыхала новые силы вера Сыновей.

Они называли мистический семиугольник. – «эфирная паутина». В ее невидимых нитях, как зазевавшиеся мухи, увязли тела «одержимых». И две крылатые тени яростно бились на земле.

Брат Егор подал знак, и Сыновья начали медленно сходиться, удерживая двоих напряженно застывших пленников в центре воображаемой фигуры. С каждым их шагом «нити» затягивались все туже, а на лицах Юргена и Тэньши проступали гримасы боли.

Сыновьям это тоже давалось нелегко. Скрипели стиснутые зубы, катались желваки по скулам, капли пота рисовали влажные дорожки на лбах. Брат Егор сжал огромные кулаки. У его соседа слева пошла носом кровь, а он и не заметил, сосредоточившись на следующем шаге. И на следующем.

Антон с изумлением наблюдал за происходящим, затылком, нутром ощущая столкновение двух надестественных сил. Но он не понимал затею Сыновей. Неужели недостаточно было обработать двух ублюдков из «стигматов»?

Однако, несмотря на недоумение, он ни словом, ни жестом не помешал ритуалу, Хакер смутно предполагал, что последствия этого будут не самыми лучшими.

И оказался прав.

Между деревьями замелькали люди в черно-желтых униформах, в бронежилетах и с портативными иглоавтоматами. Они тесно окружили поляну, действуя несуетливо, с ощущением собственного многократного превосходства. «Ох, ребята, только вас не хватало», – вздохнул про себя Антон, опознав в новоприбывших оперативников «Глобалкома».

– Никому не двигаться! – раздался усиленный динамиком голос. – Проводится операция по задержанию опасного преступника! Просьба оказывать содействие!

Сыновья Оракула остановились. Со всех сторон на них смотрели узкие жерла «ехидн», намекая, что неоказание содействия может обойтись дорого. Как минимум, парой часов искусственного паралича.

Майор Климентов появился на сцене, раздраженно отодвигая от лица назойливые ветки. Он не любил лишней помпы и хотел закончить все по-быстрому. Погрузить Юргена с компанией по фургонам, тем, кто будет рыпаться, – порцию нейтрализующего токсина, и домой. То есть в головной офис, где можно будет с должным комфортом побеседовать о том о сем.

Размышляя в таком ключе, он шагнул между двумя рослыми мужиками в зеленых балахонах. Мужики стояли, как истуканы. Так испугались стволов, что двинуться уже не могут?

Когда нога майора пересекла невидимую линию, являющуюся стороной семиугольника «эфирной паутины», глаза брата Егора расширились, а губы беззвучно прошептали «нет». Нырнувшая под балахон рука лихорадочно нащупала рукоять гвоздомета.

Теперь не оставалось ничего другого.

Звук лопнувшей струны услышали не все. Совершенно точно его отголоски уловил Антон, Сыновья и немногие из черно-желтых оперативников.

И, разумеется, «падшие». Именно они первыми почувствовали разрушение «паутины».

Тэньши открыл стрельбу раньше всех. Его руки, вооруженные крупнокалиберными пистолетами, двигались совершенно независимо друг от друга, наводя оружие на цель и тут же спуская курок. Он промахнулся всего один раз, потому что Глеб успел откатиться за древесный ствол. Три остальные пули нашли свою цель,

И тремя Сыновьями у Оракула стало меньше.

– Огонь! – закричал Климентов, падая на землю. Напротив зеркально повторил его движение Антон, а сбоку свернулся калачиком, лицом вниз, брат Егор. Еще майор успел заметить, как сдуло с места Юргена. Ничего, сейчас его нашпигуют останавливающими зарядами. Памятуя цирковые номера Тиссена в больнице, майор приказал уделить ему особенное внимание.

А на крайний случай у него был козырный туз в рукаве, то есть в кармане. Передатчик, дистанционно активирующий вживленную Юргену «фурию».

Плащ Тэньши вспенился множеством микровзрывов от выпущенных «ехиднами» игл. Доза полученного им парализатора могла свалить пять человек.

Но ни одного «падшего». Остаток своих обойм он разрядил в оперативников «Глобалкома», без труда пробивая на такой дистанции их бронежилеты.

Кто-то додумался запустить блиц-ракету прямо над головами. Поляну залило режущим голубым сиянием. Тэньши бросил бесполезные пистолеты и закрыл лицо руками. У его ног зашевелилась трехметровая вытянувшаяся тень.

Тень покрывал колышущийся ковер, повторяющий ее очертания. Бурлящая темная масса, в которой мелькали металлические и слюдяные отблески.

Больше всего она напоминала огромную стаю насекомых.

Брат Егор поднялся на ноги одновременно с Климентовым и еще тремя выжившими Сыновьями. Активированная «чешуя», прятавшаяся под балахоном, облегала его голову и руки, сжимающие «стигмат». Он прицелился в Тэньши, и его движение повторили трое остальных.

Они не успели выстрелить.

Один из оперативников попытался ткнуть брата Егора шок-дубинкой. Рукоять гвоздомета обрушилась на его полусферический шлем. Мягкая подкладка смягчила удар, но черно-желтый все равно оказался в глубоком нокауте. Его коллега нацелил на Сына более эффективный против «чешуи» реактивный пистолет и, получив девятидюймовый гвоздь в колено, с воплем упал.

С другой стороны поляны на Сыновей Оракула напал Юрген. Он выскочил сзади, ломая заросли, и ударом ребра ладони перебил одному из них запястье. Подхватил выпавший гвоздомет и в упор прострелил второго, так что гвоздь, разорвавший чешуйки брони, вышел из-под левой лопатки. Третьего он поднял одной рукой и обрушил на Климентова. Сбитый с ног майор покатился по земле вместе с охотником на «одержимых». В падении он неудачно стукнулся затылком и на минуту потерял сознание.

Это его и спасло.

Тэньши поднял руки к решетчатому куполу Дома, запрокидывая лицо. Тень повторила его движение, два горба над ее плечами раскрылись огромными птичьими крыльями. Воздух загудел на тысячу басовитых голосов, и черная клубящаяся стая оторвалась от земли, повисая плотным облаком между «падшим» и оперативниками. Это было пугающее зрелище.

– Саранча Аваддона! – крикнул брат Егор и, прыгнув на хакера, повалил его на землю, накрывая собой.

Он был единственным, кто успел среагировать. В следующую секунду поднятый «одержимым» рой гигантской саранчи (если можно представить саранчу размером с воробья, с металлическими лапками, жвалами и, самое отталкивающее, отдаленным подобием крошечного человеческого лица) набросился на оперативников «Глобалкома».

Подвижная туча облепила оперативника, напрасно пытавшегося стрелять в нее из «ехидны». Дальнейшее напоминало ускоренную в тысячи раз натуралистическую съемку.

Меньше чем через минуту обглоданный до лохмотьев мышц скелет в бронежилете и остатках мундира рухнул на почерневшую землю, с которой исчезла трава.

Громкие крики боли и страха мешались с гудением роя. Закрывший глаза «одержимый» незримо дирижировал его атакой. Рядом, придавив собой Антона, лежал брат Егор.

Крылатые твари ползали по его спине, пробуя на вкус материю балахона и чешуйки брони (скоро они доберутся и до плоти). Но в целом саранча игнорировала его и хакера. Не спешила превратить их в кучку костей, хрящей и вживленных устройств.

Пока у Сына Оракула хватало сил удерживать ее от этого.

Вдавленному в землю Антону происходящее напоминало самые худшие из виртуальных галлюцинаций, которые бывают под «холодком» или «бархатом». Он не боялся умереть. Но мысль быть сожранным живьем стаей полуметаллических насекомых-монстров (куда там крысам-мутантам!) была слишком…слишком неуютной.

Он бы очень хотел оказаться за сотню километров отсюда, на другом конце Города. С Мартой. И никогда не вспоминать о случившемся.

Участок стены с грохотом разлетелся на куски. Трейлер Оракула въехал в Дом, как великан, вламывающийся в жилище гнома.

Бампер раздробил в щепки подвернувшееся молодое деревце и ударил Тэньши. «Одержимый» тряпичной куклой взлетел в воздух, упал. Вспыхнули невыносимо яркие ксеноновые фары грузовика. Попавшая в их свет саранча превращалась в мелкую, рассеянную в воздухе пыль. На Юргена, пытавшегося прицелиться в трейлер из гвоздомета, бело-голубые лучи подействовали как удар дубинкой.

«Они не переносят яркий свет», – прохрипел в ухо Антону брат Егор. Сквозь бьющие в глаза лучи хакер разглядел, что кабина трейлера пуста. Видно, Оракул был подсоединен к управлению… да, вон и его «глаза», две камеры на капоте.

Из рясы брата Егора донеслась мелодичная трель, и что-то забормотал вставленный в его ухо микрофон. Кое-как поднявшись, Сын Оракула зашагал в сторону слабо шевелящегося Тэньши.

Нагнулся и, вцепившись в воротник, потянул за собой, к грузовику. К нему присоединился второй охотник на «падших», который подхватил болтающиеся ноги «одержимого».

Кроме шока от удара и яркого света, на Тэньши действовало что-то еще, Близость Оракула? Он не предпринимал попыток вырваться и разорвать Сыновей в клочья, пока они тащили его в кузов.

Зачем, кстати, тащили? Ответ на этот вопрос интересовал Антона гораздо меньше нового звука, доносящегося из-за обглоданных саранчой деревьев.

Если это не адский треск «бурана», то он – маленькая напуганная девочка на шаре.

Наблюдательный кибер – прозрачный обод, густо усаженный по внешней стороне «глазками» камер, с осевым пропеллером в центре – взлетел из рук Ивана и со стрекотом направился к Дому. Передаваемая им картинка проецировалась в маленькое цветное окошко на головном дисплее охотника.

– Чего мы ждем? – нетерпеливо спросила Ксана, похлопывая свернутым хлыстом по голенищу высокого сапога.

– Не знаю. – Иван пожал плечами. – Команды этого узкоглазого мудака, наверное.

«Узкоглазый мудак», под которым охотник имел в виду Икари, вполголоса совещался с Драконом возле своего красного спортивного кара.

«Дилетант», – фыркнула Ксана, когда он подкатил на этой вызывающе шикарной японской игрушке. Реактивная торпеда на колесах с акульим плавником хвостового руля над целой батареей дюз. Как можно так привлекать к себе внимание? Они все-таки на Дне, а не на стоянке перед рестораном «Тысячелетний».

Икари закончил разговор. Дракон поклонился и отошел в сторону, на ходу переключая что-то на поясе своего «кентая». Иван подобрался. Танцы начинаются.

Икари жестом подозвал его к себе.

– Скажите, вы не видели доктора Мураками? – поинтересовался он. – Куда-то он пропал.

Иван покачал головой. «Крысолова» он не видел с самого начала операции, когда тот забрался в набитый аппаратурой кузов фургона охотников. Иван с Ксаной сидели в кабине.

– Будем надеяться, что он найдется. Мы начинаем, Иван. Действуем по предварительно согласованному плану. Что-нибудь передает ваш наблюдатель?

Иван постучал согнутым указательным пальцем по обручу голодисплея.

– Сплошные помехи, – сказал он. – Сигнал не проходит сквозь купол.

– Ясно, – Икари сел в машину и обратил к Ивану темный прямоугольник очков, которые он не снимал ни на секунду. – Считать меня мудаком – это твое дело. Может, так оно и есть. Но что ты знаешь о моих глазах, если никогда их не видел?

Он приспустил двумя пальцами оправу. Пораженный охотник увидел два сочащихся слизью бельма в обрамлении багрово-синих вздутий коллоидных шрамов. Левый глаз казался меньше глазницы. Изуродованное веко над ним судорожно подергивалось, как будто силясь подмигнуть.

Тонированные стекла вновь скрыли это невыносимое зрелище. Зашипев гидравликой, скользнула на место дверца, и кар, урча электродвижком, отъехал. Иван смотрел ему вслед, безотчетно поглаживая гладкий ствол «штальфауста».

– Что он тебе такого сказал? – спросила Ксана, касаясь плеча охотника. – Ты такой напряженный.

– Ничего, – дернул головой Иван. – Мы начинаем, девочка. Давай покажем им класс.

Иван вынужден был признать, что Вторая, доставшаяся им с Ксаной в напарники, достойная замена покойному Росу. Во всяком случае, в том, что касается стрельбы из реактивного пулемета. Полный комплект гироподвески был тяжеловат для женщины, но она справлялась великолепно. Иван поймал себя на опасной мысли, что у него никогда не было такой сильной партнерши.

– Из сучки получится славный мясник, – заметила Ксана, переступая через разорванный высокоскоростными пулями труп в черно-желтой униформе. – Есть задатки.

Пригибающаяся фигура в зеленой рясе метнулась бегом от охотников, закрывая голову руками. Японка не обратила на нее никакого внимания.

– Чего она не стреляет? – удивилась Ксана, вытаскивая из перевязи плоскостной нож и отводя руку для броска. – А ну…

Иван ударил ее по руке, и сбитый нож вошел по рукоятку в ствол дерева.

– Ты чего?!

– Ты увлеклась, – сказал охотник. – У этих парней в зеленом даже нет оружия.

Ксана удостоила его обиженного фырканья, но ничего не сказала. На споры не было времени. Она потом намекнет ему, чтобы придерживал руки. И поменьше косился на худую задницу японки.

Если не хочет вынимать ножи уже из своей черной жопы.

Иван не стал задаваться вопросом, зачем трейлер въехал в Дом Друидов.

Зеленый прямоугольник его прицельного дисплея потемнел, смягчая ослепительный свет фар. Иван вытащил два «осмолова» с уже надетыми компенсаторами отдачи. Без них стрельба из 72-го калибра грозила в лучшем случае серьезнейшими вывихами кистей.

Он развел руки в стороны, чтобы не обожгло раскаленным выхлопом из компенсаторов. И с грохотом «погасил» свет, мешавший нормально работать. Заодно привлек к себе внимание.

И дал «падшим» возможность опять вступить в бой.

Двое последних Сыновей Оракула разлетелись в стороны. Юрген помог подняться Тэньши, навел на одного из них гвоздомет и спустил курок. Охотник на «падших», чей бок распорол девятидюймовый гвоздь, громко вскрикнул и замолотил руками по земле.

Второй гвоздь пролетел мимо цели. Ксана, обвив хлыстом ствол гвоздомета, обезоружила Тиссена и навела на «падшего» акустический станнер.

– Скольких из вас мы должны убить, чтобы оставшиеся успокоились? – с обаятельной белозубой улыбкой спросил Иван, опуская стволы реактивных пистолетов.

Даже с мышечными усилителями удерживать две байды в два с половиной килограмма каждая – не сахар. Да и когда рядом с тобой чувствуется успокоительное присутствие «бурана», изображать из себя Кибернетического Ковбоя нет необходимости.

– Не хотелось вам мешать, но у нас есть дело к одному из присутствующих. – Он сверился с маленькой картинкой на голодисплее. – Антон Зверев? – он кивнул полулежащему хакеру. – Ты пойдешь с нами.

Остатки стаи, названной братом Егором саранчой Аваддона, выбрались из своих убежищ под корнями деревьев, куда загнал их безжалостный свет. Почуяв поблизости тепло человеческих тел, они поднимались в воздух и, гудя, устремлялись к цели.

В отсутствие приказов своего виртуального создателя они подчинялись чувству всепоглощающего голода. Еще не настало для них время сожрать мир, но они могли попробовать на вкус некоторых его обитателей,

Вторая громко вскрикнула и ладонью хлопнула себя по шее. Ладонь оказалась в крови, а мерзко хрустнувшее тело под ней яростно забилось, цепляясь за незащищенную кожу острыми лапками.

Тут же она почувствовала еще несколько болезненных укусов, ощутимых, несмотря на все боевые модификации ее нервной системы. Устроившаяся на ее теле стальная саранча с ошеломительной скоростью работала жвалами. Запах крови привлекал все новых и новых тварей, слетавшихся, как пчелы на варенье, со всех сторон. Они облепили размахивающие руки, вползли в распахнутый криком рот, прогрызли себе путь сквозь металлизированную ткань одежды.

В прошлой жизни клону секретаря-переводчицы по имени Вторая было суждено умереть от ядовитых укусов метанасекомых. Иронический оскал судьбы отдал ее в этот раз на съедение кошмарным тварям, чье существование было необъяснимо даже в нашем безумном мире.

«Какого черта?» – хотел спросить Иван, но не успел. Пристегнутый к телу умирающей японки «буран» неожиданно открыл огонь. Блок стволов бесконтрольно мотался из стороны в сторону, пока бьющееся в судорогах тело все-таки не рухнуло и он не уставился косо вверх, но до этого пули разорвали в клочья бедро Юргена Тиссена и смели привставшего на колено Сына Оракула, того самого, с простреленным боком.

Ивану брызнуло в лицо острыми щепками – прошедшая вплотную очередь изрешетила ствол дерева и наделала дырок в куполе Дома. Выругавшись, он более или менее хладнокровно прицелился. И всадил в облепленную насекомыми голову пулеметчицы урановую пулю. Будем считать это coup de grace.

Следующим, весьма разумным его действием было, отбросив один из пистолетов, выстрелить по телу Второй из «штальфауста», Зажигательным снарядом подствольного гранатомета.

Саранча горела хорошо, с громким треском разбрасывая синие искры. От нее вскоре занялось стоящее рядом дерево. Начинался пожар.

Майор Климентов очнулся несколько минут назад (охотники как раз добивали остатки его оперативной группы один) и безуспешно попытался вызвать группу два. Связь не работала.

Он принял единственно верное решение – временно не встревать в заваруху, отползая потихоньку под прикрытие древесных стволов. В конце он арестует тех, кто выживет.

Если таковые найдутся, конечно.

Очередь из «бурана» заставила его вжаться лицом в землю, Когда пулемет замолчал, он, подняв голову, увидел перед собой черные глаза Юргена.

– А-а-э, – глупо сказал майор.

Юрген, чья левая нога выше колена представляла собой месиво из раздробленных костей, боли не замечал. Он поднял квадратный гвоздомет и упер его точно в середину лба майора.

– Ты угрожаешь мне? – сказал он полувопросительно. Стоя на четвереньках, он казался таким жалким и нелепым… Если бы не эти беспросветные глаза и холодный ствол пистолета, царапающий майору кожу над переносицей.

– Нет, – ответил Климентов, нащупывая в кармане активатор «фурии». – Я ничем тебе не угрожаю.

– Ты лжешь, – установилЮрген. – Тебя выдает дыхание. Палец майора нажал кнопку. Микроскопический инъектор, вживленный в аорту Юргена, выплеснул пептидный токсин в кровь бывшего сотрудника «Глобалкома».

Остановка сердца произошла меньше чем через секунду. Задохнувшись, Юрген повалился набок и замер. «Фурия» убивала надежней, чем натуральный инфаркт.

Майор выдрал из его окостеневшей руки «стигмат», так и не сказавший своего последнего слова. Подумал и приставил гвоздомет к голове мертвеца. На всякий случай.

Неприятное ощущение в повисшей плетью кисти. Он понял, что тяжелый солдатский ботинок выбил у него «стигмат», изрядно покалечив пальцы. «Вот дерьмо», – не особо оригинально подумал майор.

И опускающаяся на его лицо ребристая подошва скрыла от него окружающий мир.

Ивану надоело тратить время на угрозы и предупреждения. Его огневую поддержку сожрали какие-то твари. Ксане, сидящей на земле и зачем-то ковыряющейся в покусанной ноге плоскостником, тоже досталось. Неизвестно куда запропастились три других члена их траханой команды – Икари, Дракон и Мураками. Последние четыре дня выдались пре дерьмовыми. И вообще…

– Я же сказал всем успокоиться!!! – закричал он и всадил в живот Тэньши заряд из разгонника. «Падший» как раз собирался раздавить голову черно-желтого офицера в лепешку. Вместо этого его отнесло назад метра на три и уложило где-то в зарослях. Удивительно, что не разорвало пополам.

После попадания из «штальфауста» такое часто случается.

– Нечего было ногами размахивать, – буркнул охотник, немного успокаиваясь. Снял с пояса две пары «режущих браслетов» и бросил их хакеру. – Надень.

Антон послушно нацепил браслеты на руки и на ноги. Ожидать помощи было неоткуда, Брат Егор валялся без сознания (или делал вид), остальные Сыновья были мертвы. Глеб пропал. На ногах оставался только этот чернокожий здоровяк, обвешанный крупным калибром. На кого же он работает?

– На кого ты работаешь? – спросил Зверев. – Эй, загорелый, я тебя спрашиваю.

Иван оторвался от осмотра ноги Ксаны, подошел к нему и дал по зубам стволом «осмолова». Несильно, для острастки, но губы расколошматил в кровь.

– Это чтобы насчет моего цвета кожи не возникало вопросов, – вежливо пояснил он. –А это за «Одуванчик» в мотеле.

Он далекр отвел руку, собираясь оставить Антона без передних зубов. Но раздавшийся сзади громкий стон прервал экзекуцию. Иван встревоженно обернулся.

– Напомнишь, на чем мы остановились, ладно? – сказал он. – А сейчас – извини.

Иван присел на корточки рядом с Ксаной, наклонился осмотреть ногу. Посередине ляжки красовалось уродливое вздутие – одно из насекомых забралось под кожу, выгрызло там себе убежище. Ксана пыталась зацепить его ножом, но руки плохо слушались, и толком ничего не выходило. Теперь она сидела бледная и готовая в любую секунду потерять сознание.

– Держись, девочка, – сказал Иван. – Сейчас.

Подхватив Ксану на руки, он перенес ее подальше от вовсю полыхающих деревьев. Мельком покосился на хакера – не рыпается ли? Нет, сидит спокойно. Иван достал аптечку, выщелкнул два «штыря» обезболивающего и ввел препарат Ксане. Движения его рук были торопливы, но обстоятельны. Отбросив пустые инъекторы, он достал собственный нож, примерился к бугру, заметно переместившемуся вверх. Тварь все никак не могла нажраться.

– Кричи, – сказал охотник. – Будет легче. И сделал первый надрез.

Поддетое лезвием и вытащенное насекомое он безжалостно расчленил на дергающиеся куски и яростно втоптал их в землю. Сорвавшая голос Ксана исчерпала свои запасы прочности и обмякла, уткнувшись лицом в его плечо.

Иван подстелил ей свою куртку, бережно уложил подругу на землю и, размотав эластичную полоску биобинта, принялся накладывать на рану. Бинт, представлявший собой небольшую симбиотическую колонию, вырабатывал коагулянты и обезбoливающие, также постепенно замещая собой невосполнимо потерянные ткани. Через пару часов он полностью зарастит собой порез, а спустя месяц окончательно мутирует в собственную плоть Ксаны. Полезная штука.

– Вот и все, – сказал Иван, прижимая кончиками пальцев края бинта, чтобы они как следует срослись с эпителием. – А теперь займемся «крысой».

Детектор движения, встроенный в «шталъфауст», негромко пискнул. Кто-то приближался к охотнику со стороны грузовика.

– Доктор Мураками? – удивленно воскликнул Иван, опуская пистолет.

Японец что-то быстро и громко сказал. Иван не понял ни слова. Мураками повторил, в его голосе слышалось раздражение. Охотник пощупал за ухом и выругался: «присоска» лингво-софта то ли отвалилась в суматохе, то ли он вовсе забыл ее наклеить. Теперь между ним и доктором возвышался непреодолимый языковой барьер.

– Не понимаю, – свои слова Иван сопроводил выразительными жестами. – Нет мнемософта. Потерял. Не понимаю.

Это Мураками понял. Сказав что-то явно нелестное для Ивана, он тоже частично перешел на знаки. Взмахнув руками, как крыльями, он медленно и членораздельно проговорил вопрос, в котором часто повторялось одно слово. На слух Ивана оно звучало как «теньси» или «тенчи». Мураками еще и тыкал пальцем в разные стороны, закатывал глаза и пожимал плечами, изображая интерес к местонахождению этого самого «теньси». Чем бы оно ни было.

– Где Икари? – в свою очередь спросил Иван этого идиота. – Где, мать его, господин Икари Сакамуро? – громко спросил он, жестами изображая большие очки.

Слушавший его с наклоненной набок головой Мураками яростно махнул рукой и опять понес свою тарабарщину, аж подпрыгивая на месте от нетерпения. И он таки вывел бы Ивана из себя, но в эту секунду детектор движения вновь ожил.

Собственно, и без него было слышно, как, хрустя ветками, кто-то ломится через заросли. С той стороны, куда улетел этот, в плаще, получив в брюхо из «штальфауста».

– Вот черт! – Голос Ивана был переполнен удивлением. – Как ты…

Пережить точное попадание из «штальфауста» невозможно. Самый крутой тек в немыслимо бронированном силовом «доспехе» после него шел в утиль. При соприкосновении с разогнанными до сверхзвуковой скорости керамическими снарядами «штальфауста» металл переходил в состояние жидкости и разлетался мелкими раскаленными брызгами. А плоть, защищенная этим металлом, испарялась.

У Ивана был опыт в этих делах. Ему случалось пробовать свое излюбленное оружие на самых разных объектах – от затянутых в бронехитин адептов Синклита до ховертанков. И результат всегда оставался неизменным.

Но вот исключение из давно знакомого правила выбирается из кустов без единой царапины на теле. И целеустремленно прет вперед. Как в виртуальной игре, где умирают исключительно понарошку.

– Я же в тебя попал, – сказал Иван, вновь наводя на Тэньши свой «штальфауст». – А ты должен был сдохнуть.

Прицельная рамка очерчивает силуэт мишени. Приставка отсекает все лишнее, даже цветность изображения, чтобы не мешать наведению. Осталось легким движением ствола совместить расчетную и фактическую зоны поражения. И выстрелить. Остальное на совести неумолимых законов физики. Они же не могут дать сбой?..

Три вещи случились одновременно.

Тэньши увидел доктора Мураками и на долю секунды замер. Если бы не отсутствие мимики, можно было подумать, что он удивлен.

Брат Егор встал, зажимая ладонью левую половину лица, превратившуюся от удара Юргена в сплошной кровоподтек с разлезающейся кожей. Дрожащий гвоздомет в его свободной руке искал на земле тень «падшего».

Иван, не обращая внимания на предостерегающий окрик Мураками, выстрелил.

Он не промахнулся. Это было невозможно на таком расстоянии.

Пучок трехсантиметровых стержней, выпущенный из «штальфауста», развивает скорость около двух тысяч метров в секунду, проследить глазом его движение, не обладая сверхускоренными рефлексами киборга или симбиота, можно только по полупрозрачному инверсионному следу. Искрящейся полоске тумана, гаснущей спустя пару-тройку секунд.

И по причиненным разрушениям.

Дерево за спиной Тэньши взорвалось изнутри. Разлетевшиеся щепки (иные размером с кулак) загорались на лету, превращаясь в подобие комет с кудрявыми дымными хвостами. В стене Дома образовалось еще десяток дыр,

А «падший» продолжал неуклонно двигаться вперед.

В специальном окошке головная приставка Ивана запустила повтор выстрела, заснятого вмонтированной в «штальфауст» камерой. Иван сам установил эту опцию, коллекционируя наиболее удачные моменты своих охот.

Этот выстрел должен был стать настоящей жемчужиной его коллекции.

В многократно замедленном повторе было хорошо видно, как тело «одержимого» пропускает летящие стержни через себя. Без всяких видимых повреждений, как будто это не плоть, а голограмма. А может быть, и правда…

Спустя треть секунды Иван убеждается, что для голограммы у Тэньши слишком настоящий удар. Похожий эффект, наверное, произвел бы затянутый тонкой резиной молот, если врезать им с размаху по животу.

Уткнувшись лбом в землю, Иван почувствовал себя человеком из старого рекламного ролика желудочных пилюль. Тем, которому стреляли в живот из пушки. Дубля эдак после сорок пятого.

БОЛИ В ЖЕЛУДКЕ? ПРИМИ « ГАСТРОБОЛЛ»!

Его вырвало кровавой желчью.

Тэньши задумчиво наклонился над Иваном, собрал в кулак его рассыпавшиеся косицы и вздернул запачканное лицо вверх. Нащупал второй рукой пульсирующий кадык.

Стоявший позади Егор всадил первый гвоздь в его тень. Точно в середину левого крыла.

«Одержимый» закричал. Дикий, балансирующий на верхнем пределе слышимости крик заставил доктора Мураками болезненно сморщиться и зажать ладонями уши. Помогало не очень.

Лобовое стекло трейлера мелко завибрировало и вылетело ко всем чертям.

Примерившись, Сын Оракула пригвоздил второе крыло «падшего».

– Как тебе это нравится?! – закричал он. – А?! За воплем Тэньши его не было слышно.

– А так? – Гвоздь пробил левую руку тени чуть выше запястья. По настоящей, живой руке Тэньши заструилась густая темная кровь. – И еще!

Правая рука. Кровь уже капала, стекала вниз, мгновенно впитываясь в землю. Пригвожденный Тэньши шатался на месте, не в силах сдвинуться.

Егор навел ствол на ногу его тени.

– Хватит, – сказал голос Оракула в его ухе. – С него достаточно. Несите его сюда, в кузов.

Они разложили подрагивающее тело «падшего» на полу, пристегнули руки и ноги к заранее приваренным скобам. Динамик сказал несколько слов по-японски. Мураками кивнул и надел на голову Тэньши обруч-транслятор, пошел еще раз проверить М-модем. Брат Егор внимательно наблюдал за ним.

И поэтому не заметил появления в прицепе еще одного человека.

– Что выделаете? – спросил Глеб.

Сын Оракула обернулся, машинально хватаясь за «стигмат». Глеб так же машинально – рефлексам не очень-то прикажешь – выбил у него гвоздомет и перехватил его на лету.

Егор узнал рыцаря и успел задержать руку с ножом, направленным Глебу в брюшину.

– Глеб, – выдохнул он. – Ну ты подкрался!

Тамплиер хмыкнул. Брат Егор был не из тех людей, к которым можно запросто подкрасться. Значит, его внимание было чересчур сосредоточено на другом. На чем-то более важном, чем собственная безопасность.

– Я спросил, чем вы здесь заняты, – напомнил Глеб.

– Все сейчас объясню, дай отдышаться, – Егор осторожно хлопнул Глеба по плечу. – Слушай, рад, что ты в порядке.

– Я тоже рад, – ответил Глеб.

Преимущество теков уже первой генерации перед обычными солдатами заключалось, грубо говоря, в возможности повторного использования поврежденного материала.

Натурал, поймавший пулю, в восьмидесяти трех случаях из ста выходил из строя, даже если ранение не было смертельным. Неизбежный шок, потеря крови, вероятный сепсис. В отличие от него у киборга поколения «альфа» шансы продолжить бой равнялись сорока двум процентам. Начиная с «гаммы» организм солдата оснащался децентрализованной кровеносной системой, гормональной экспресс-лабораторией, болевыми фильтрами и прочей требухой, дополнительно увеличивающей его шансы. Это приводило к сильному удорожанию подготовки личного состава, но давало возможность создать теоретически «вечного» солдата.

Такого, как, например, Глеб, чей порог выживаемости можно было превзойти только в случае перехода на полностью неорганическую основу. То есть замены всех действующих органов кибернетическими эрзацами.

Вечный солдат. Никто не обещал, что эта вечность будет приятной.

– Сейчас мы подключим его, – брат Егор кивнул на Тэньши, – к нашему «Экзорцисту». И Оракул изгонит «падшего».

– Ага, – кивнул Глеб. – Я так и думал. А это кто?

– Это мой бывший коллега, – раздался голос из динамика. – Доктор Харуки Мураками.

Японец, услышав свое имя, церемонно и с достоинством поклонился Глебу. Оракул сказал ему что-то, наверное, ответно представил рыцаря.

– Он любезно согласился нам помочь, – продолжал Оракул. – По технической части.

– Ага, – еще раз сказал Глеб.

Все было понятно. Надо было идти освобождать Антона. Убедиться, что со вторым «одержимым» покончено. Может быть, задать пару вопросов наемным охотникам, когда они придут в себя.

Но Глеб не двигался с места. Во-первых, Оракул ничего не говорил об изгнании «падшего». Забыл упомянуть такую мелочь? Во-вторых, этот доктор Мураками был хорошо знаком с чернокожим охотником, вон как оживленно они обменивались знаками. В-третьих…

В-третьих, все это не нравилось Лейтенанту. Что «это»? Он не мог сказать точно. Но если бы его живот не болел так от удара Тэньши, он бы чувствовал, как его скручивает предчувствие грядущих неприятностей.

Которые не замедлили последовать.

– У нас гости, – сказал Оракул. – Лейтенант, Егор, проверьте.

Пробираясь между завалами аппаратуры, Глеб размышлял, не вернуть ли «стигмат» Егору? Решилне возвращать. Вон, у него нож есть.

Кроме того, подумал он, выглядывая из трейлера, против «шталъфауста» ни нож, ни гвоздомет не помогут. Надо было все-таки добить нефа. И его подругу, как ни противно это звучит.

Эта славная парочка не собиралась сдаваться так быстро. – Бросайте оружие, – усталым голосом сказал Иван. – Оба. И ты, здоровяк, не пытайся прятать, что там у тебя металлическое, в рукаве. Ты у меня весь на картинке.

Он шевельнул стволом «штальфауста». Если бы не естественный цвет кожи, Иван выглядел бы весьма бледно. Драка с «одержимым» не прошла для него даром. «Что-то давно у меня не было приличного отпуска», – некстати подумал охотник. Густая слюна во рту отвратительно горчила – удар Тэньши повредил печень.

Звякнуло спусковой пандус трейлера брошенный «стигмат». Рядом упал треугольный нож с толстой рукоятью.

– Ксана, у тебя остались наручники? – спросил Иван. Опиравшаяся на его плечо охотница потрогала пояс.

– Потеряла, – тихо сказала она. – Может, давай я их? – она подняла кажущийся ей пудовым станнер.

– Подожди, Что у вас там? – Иван указал стволом «осмолова» в глубь трейлера.

– Можешь посмотреть сам, – Глеб шагнул чуть в сторону, освобождая дорогу.

«Правильно, – загорелась надпись на мониторе, невидимом охотникам, но развернутом как раз к Глебу, – Дай им подняться на пандус».

Это же слышал брат Егор в своем наушнике. Его кулаки, обернутые шевелящимися перчатками включенной «чешуи», сжались, готовясь к привычной грубой работе. Главное качество хорошего бойца – наносить удар, не задумываясь о причинах и последствиях.

Даже если о первых тебе ничего не известно, а вторые могут привести тебя к смерти.

Ксана и Иван одновременно шагнули вперед, поддерживая друг друга, под их стопами оказалась металлическая плита опущенной на землю двери-пандуса, Оракул ждал этого. Он включил подъемный механизм.

Пандус двинулся вверх. Не ожидавшие этого охотники покачнулись, у Ксаны подвернулась раненая нога. Тревожно запищал головной дисплей Ивана, сигнализируя о критическом отклонении прицела.

Брат Егор прыгнул вперед. Его далеко выброшенный кулак врезался в плечо Ивана, заставив того потерять равновесие. Второй удар достался Ксане, отшвырнув ее в сторону,

Пандус поднимался. Расстояние между ним и землей достигло уже метра, и теперь он начал изменять наклон. Те, кто стоял на нем, должны были покатиться внутрь прицепа.

Ксана выстрелила в Сына Оракула из станнера. Его зеленый балахон был снабжен экранирующей подкладкой, о чем охотница знать не могла. Но сейчас в нем обозначились опасные прорехи, которые брат Егор не заметил. Поэтому направленный субзвуковой удар все же оказал на него воздействие, отключив двигательные мышцы.

Пошатнувшись, Егор не удержался на пандусе и с воплем полетел на землю,

По наклонившемуся еще сильнее пандусу к ногам Глеба соскользнул «стигмат». Подняв оружие, он движением ствола поприветствовал новых гостей Передвижного Храма Оракула, постепенно сползающих внутрь трейлера.

– Теперь ты можешь опустить дверь, – сказал рыцарь. – Егор вывалился наружу.

Ответом ему послужил гул включившегося мотора, пол под ногами тряхнуло, и Глебу пришлось ухватиться свободной от гвоздомета рукой за монитор.

«У нас проблемы», – горело на нем.

– Какого черта? – Глеб толкнул охотника «стигматом» в спину, побуждая того шагать по проходу быстрее. – Там же остались Антон и Егор.

– Только что было повсеместно объявлено чрезвычайное положение, – сообщил ближайший динамик. Иван удивленно скосил на него глаза. – Начато развертывание Сил Федеральной Обороны и антитеррористических бригад Ордена.

Пол под ногами трясся все сильнее. Трейлер набирал скорость.

– А кроме того, у нас на хвосте тот, кто нанял этих двоих.

– На кого они работают?

– Компания «Мисато», слышал о такой? И, скажем так, родственник одного из ее директоров – Икари Сакамуро.

– «Мисато». Японцы, – сказал Глеб, размышляя на ходу вслух. – Не с ними ли нам пришлось иметь дело в тайге двадцать лет назад?

– Хорошая догадка, – одобрил тот, кто при жизни был Николаем Токаревым. – А теперь извини, мне придется немного помолчать. Многозадачность моей системы тоже имеет предел.

– Ты очень занят?

– Да, весьма. Пытаюсь уйти от погони и заодно извлечь бота из головы нашего друга.

В подтверждение его слов что-то ударило по корпусу грузовика так, что он покачнулся. И громко закричал Тэньши.

– Живи!

В ответ молчание. Пустота и воспоминание об ушедшей боли. Наверное, это и есть смерть.

– Живи! Мысли!

В пустоте разгорается крошечный огонек. Искра. Дунь на нее посильнее – онапогаснет. Спрячь в ладонях –может разгореться и дать начало пламени.

– Я.

– Ты существуешь.

Она вспыхивает ярче.

–Я существую?

–Да, Пока это так, ваше тело не может умереть. Потому – живи.

Ее свет становится ровным и набирает силу. Темнота отступает потихоньку, забираясь в самые дальние уголки, бежит,

– Я живу. Я чувствую. Тебе болъно?

– Да. Другой хочет занять мое место. Его влечет сила.

– Сила?

– Та, что соединяет реальности. Ради нее он убивает нас. Как однажды убил самого себя.

Майор Климентов пришел в сознание оттого, что кто-то ощупывал его лицо. Юрген Тиссен, живой, хотя этого не могло быть. «Фурия» не оставляет обычному человеку шансов.

– Я жив, – бормотал себе под нос Юрген. – Я свободен. Жив. Свободен.

Веки майора дрогнули под его пальцами, и он наклонился, всматриваясь в лицо офицера безопасности «Глобалкома».

– Я не должен убивать тех, кто не несет угрозы, – прошептал Юрген, оборачиваясь на Антона. Тот осторожно, чтобы не отрезало наручниками кисти и ступни, отползал назад. – Это моя свобода.

Приоткрыв глаза, майор произвел быструю рекогносцировку. Никакого оружия поблизости. И воскресший безумец, раскидывающий здоровых мужиков, как кегли, держит его голову на коленях. Сюрреалистическая картинка отнюдь не во вкусе Климентова. Он бы предпочел, чтобы между ним и Тиссеном было, как минимум, пуленепробиваемое стекло. Хотя нет, стеклом его не остановишь, уже пробовали.

– Но он угрожает мне, – маньяк говорил о майоре в третьем лице. – Значит, я должен..,

Логическое завершение этих рассуждений могло стать грустным финалом карьеры майора Климентова. Уж очень целеустремленно опускались пальцы Юргена к его горлу.

Но как раз в этот момент брат Егор, оправившийся от последствий выстрела Ксаны, вывалился из покореженных трейлером зарослей. Увидев нависшего над майором «одержимого», он не стал тратить время на поиски оружия, а бросился в бой с единственным, что у него было. С голыми руками.

Сброшенный с майора Юрген покатился по земле, брат Егор рухнул на него сверху. Ноги держали его еще недостаточно хорошо, поэтому он предпочел схватку «в партере». Его мощные руки обхватили щуплый (в сравнении с Сыном Оракула) торс Юргена, проскользнули под мышками, скрещиваясь на затылке «падшего» в неумолимый «двойной нельсон». В таком вот бою без правил этот захват может окончиться для проигравшего сломанными, растертыми в труху шейными позвонками. К этому и стремился брат Егор, скручивая Тиссена в настоящий «бараний рог».

Прислушиваясь к затрудненному дыханию бойцов, майор Климентов деловито заряжал поднятую с земли «ехидну» боевыми зарядами, никаких больше парализаторов. Хватит, наигрались в гуманизм.

Сын Оракула хрипло закричал. Расправив плечи, Юрген медленно разжимал захват. До момента окончательного освобождения ему оставалось совсем немного – или Сын его отпустит, или к чертям порвет себе сухожилия.

Майор поднял «ехидну», прицелился.

– Это не поможет, – выдавил брат Егор. – Не… поможет! – вскрикнув, он разжал руки, и распрямившийся Юрген ударил его затылком в лицо, расплющив нос.

Но даже наполовину оглушенный, захлебывающийся своей кровью охотник на «падших» не сдался. Он сделал последнее, что ему оставалось. То, на что раньше не решался ни разу, чего боялся тошнотным нутряным страхом. Гораздо больше смерти, если на то пошло.

Ведь перестать быть – это, в сущности, херня. А вот перестать быть человеком – здесь есть от чего спасовать.

– Изыди! – закричал брат Егор, возлагая руки на голову «одержимого». –Я изгоняю тебя!

Непонимающими глазами Климентов проследил, как дико кричащий здоровяк в зеленом балахоне отвалился от Тиссена и забился на земле. А сам Юрген потерял сознание,

Майор уже собрался осторожно приблизиться, держа наготове «ехидну», когда здоровяк обратил к нему изуродованное лицо. И резво пополз к майору, вытягивая трясущиеся руки. Климентов сделал шаг назад, прицелился в ползущего из иглоавтомата. Но тот не предпринимал ничего угрожающего, только пытался дотянуться до майора рукой. Эй, да у него что-то зажато вкулаке!

Опустившись на корточки и соблюдая всю возможную осторожность, майор присмотрелся. То, что он увидел, сразу заставило его вспомнить унизительный эпизод в больнице, когда он лежал на полу, раздавленный мертвой тушей медбрата. А проходивший мимо «проповедник» наклонился, вынимая нож…

На протянутой майору ладони лежала нашивка, срезанная с его мундира. «Майор Е. Климентов. „Глобальные Коммуникации“, Служба безопасности».

– За тобой должок, майор, – слышит он хриплый шепот. – Не забыл?

Если бы Егора спросили, что ощущает человек, чьим телом вот-вот завладеет виртуальный ангел, уже обосновавшийся в дальнем уголке его мозга, – он бы не смог ответить, Вместе с волной холода, прокатившейся по его рукам, в его голову ворвались чужие мысли, чувства, эмоции, и он начал терять свои ощущения.

Первым пропало осязание, затем он перестал чувствовать запахи. На очереди был слух, звуки уже глохли и двоились. Он знал, что скоро наступит очередь зрения.

Обычно на захват сенсорных центров у «падшего» уходило больше времени, и это сопровождалось впадением жертвы в кому. Но он, Егор, рискнул впустить ангела напрямую в себя, рассчитывая справиться с ним, стереть, как это проделывал Оракул с помощью «Экзорциста».

И проиграл. Вторгшийся в его сознание бот оказался сильней и вот-вот окончательно подавит из последних сил сопротивляющуюся личность «хозяина». И займет ее место.

Поэтому надо было спешить, Иначе он не сможет воспользоваться даже последним оставшимся выходом.

– Слы-шишь ме-ня… майор?

– Да, – чтобы слышать, Климентову пришлось наклониться пониже. «Ехидну» он продолжал держать наготове, хотя больше для проформы. Его собеседнику было не до того, чтобы бросаться в бой. – Слышу.

– Хоро… я сам… сам мо… могу сам. Но грех. Грех это самому… грех. Помоги.

– В чем помочь? – не понял Климентов. – Что тебе надо? Брат Егор кивнул на «ехидну».

– Убей меня, – громко и членораздельно попросил он.

– Чего? – переспросил майор.

Голос Егора окончательно превратился в плохо разборчивое бормотание, где часто повторялось одно и то же слово. Убей.

– Да у тебя крыша поехала, мужик, – уверенно постановил майор. – Ты что?

Он отодвинулся от последнего Сына Оракула, поставил «ехидну» на предохранитель.

– Хочешь сдохнуть – валяй, – он обвел стволом иглоавтомата поляну, с которой можно было писать современную версию полотна «Пейзаж после битвы». Повсюду трупы и раскиданное оружие. – Тянуться даже особо не надо.

– Не могу… сам. Убей.

– Пошел ты, – Климентов добавил крепкое слово.

Распрямившись в полный рост, он демонстративно отвернулся и шагнул прочь. Самое время узнать, кактамделаупропав-шей группы два.

Его догнал голос, в котором живого было не больше, чем в треске от соударения челюстных костей обглоданного временем черепа.

– А как же должок, майор?

И майор Климентов с изумлением обнаружил, что его правая рука (та самая, с которой была срезана нашивка) ему больше не принадлежит.

Совсем. А с ней и иглоавтомат «Ехидна», заряженный теперь боевыми. Он медленно, но верно, преодолевая сопротивление владельца, поднимался. Чтобы в конце концов уставиться мелкоячеистым «решетом» выходного отверстия на брата Егора. Тот уже, перестав дрожать, закостенел. Вытянулся на земле.

Только шевелилась еще рука, подползая к поясу. Замерла, дернулась, поползла дальше, к пряжке.

И так же неуверенно, то отдергиваясь, то застывая на месте, палец майора двинулся к «флажку» предохранителя.

Рука Егора добралась до цели. И произвела серию нажатий. Полностью деактивированная «чешуя» собралась в подвижные складки, сползаясь к поясу. Открывая беззащитное тело Сына Оракула.

Майор попытался опустить свою правую руку левой, но с таким же успехом он мог надавливать на медную конечность статуи, его палец со второго раза все-таки перебросил предохранитель в боевое положение. Брата Егора отделяло от порции отравленных смертельным ядом микрошипов одно нажатие на курок. Климентов не хотел этого делать!

– Поторопись, – сказал Егор. – Хватит тянутъ.

Теперь он чувствовал кое-что. Как между лопатками, разрывая его плоть, незримо прорастают белоснежные крылья. Это было очень больно. И означало, что время вышло.

– Давай!!! – закричал Сын Оракула, последний охотник за «падшими», сам становящийся одним из них.

И дернувшийся палец майора спустил курок.

Ворвавшаяся в Дом группа «два» еще не успела остыть от яростной перестрелки. В ней оперативникам «Глобалкома» достался набитый перегоревшей электроникой трейлер и два тяжело раненных человека.

Следует уточнить, что человеком в полном смысле слова был только один из них.

В Доме она обнаружила еще двоих. Полузадохнувшегося в дыму, местами запекшегося Антона Зверева. И майора Евгения Климентова в невменяемом состоянии. Майор сидел рядом с трупом, посиневшим и раздутым настолько, что в голову лезли мысли о выпущенной в него обойме высокотоксичных зарядов.

Майор повторял, как заведенный: «Я не хотел, я не должен был, я не хотел».

В суматохе, вызванной погасшим в целом секторе светом, никто не заметил, что у трупа, лежащего возле майора, нет тени.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Глеб принял решение сразу. В первую очередь срубить «хвост». Остальное потерпит.

Толстая рукоятка «стигмата», скрывающая в себе элемент питания, плохо помещалась в руке. Зато ею было очень удобно наносить удар в затылок не ожидающего такого подвоха человека. Оглушенный Иван полетел на пол.

– Ах ты…

Договорить Ксана не успела. Ей достался заряд средней интенсивности из ее собственного парализатора. Ноги охотницы подвернулись, и она рухнула сверху на своего напарника. Глеб попробовал у них по очереди пульс. Живы, но в ближайшее время его не побеспокоят. Отлично. Теперь можно уделить внимание «хвосту».

– Опусти пандус, – сказал он, становясь напротив двери. – Как он выглядит?

– Красный спортивный кар, – ответил динамик за его спиной. – У него реактивный движок, так что оторваться мы не сможем.

– Зачем нам отрываться? – усмехнулся рыцарь, пристраивая трофейный «шталъфауст» на сгибе руки. – Наоборот, езжай медленней.

«Наконец-то», – пробормотал Икари Сакамуро. Минуту назад он зацепил борт удирающего трейлера из разгонной пушки, прятавшейся за решеткой фальш-радиатора. Он мог бы разнести грузовик в клочья быстрее, чем кто-нибудь закричит «Абунай!». Но на борту был Мураками, уверявший, что все пройдет как по маслу и в руках Икари окажутся те, за кем охотится уважаемый господин директор. Поэтому Икари не спешил пускать оружие в ход на полную катушку.

Но и мотаться в ночи за трейлером по всему Дну он тоже не собирался. Долгие погони были не в его вкусе.

– Приготовься, Рицуко, – сказал он Дракону, трусившему параллельным маршрутом со скоростью 70 км в час – Сейчас нам откроют дверь.

Пандус начал опускаться. Телеприставка, доставшаяся Икари от его «прадеда», автоматически отработала увеличение.

– Абунай!!! – закричал Икари, резким движением уводя машину в сторону. – Берегись!!!

Асфальт, взорвавшийся от попадания из разгонника, брызнул во все стороны пылающими каплями. Кар выписал сумасшедший зигзаг, окутываясь металлизированным облаком маскировочного дыма. На его бортах вздулись бугры из вариоформного полимера, растеклись, открывая компактные пулеметные турели.

Икари бросил машину вправо. Краем глаза отметил ярко светящийся в плотном дыму след прохождения снаряда «штальфауста». К счастью, армейские разгонники отличаются не очень высокой скорострельностью, принесенной в жертву убойной силе.

– Давай в кузов, Рицуко, – приказал Сакамуро. – Я прикрываю.

Пулеметы застучали убийственным дуэтом. Стрелок в кузове продемонстрировал отличные рефлексы, отпрянув с линии огня. Но и возможность вести прицельную стрельбу он потерял. И на том спасибо.

Выжимая максимум из своего файтингсьюта, Дракон-Хитори помчался вперед длинными прыжками. Узкая трасса не давала трейлеру особой возможности лавировать. У Хитори были все шансы благополучно заскочить в кузов.

Водитель трейлера тоже оценил эту опасность. Дверь прицепа начала подниматься. По Дракону выстрелили из реактивного пистолета. Он успел перекатом уйти в сторону, но потерял на этом темп, отстал.

Дверь закрылась.

«Все, меня это достало, – раздраженно подумал Икари, – Сейчас распотрошу ему шины, посмотрим, как далеко он уедет. Держитесь покрепче, доктор Мураками».

Они вылетели из боковых улочек, окутанные ярким, гармонирующим с кричащей окраской их брони ореолом от выхлопов сопел. Профессионально зажали машину Икари, закладывая лихие виражи на своих реактивных роликах. Мобильный Дорожный Контроль. Раз, два, три… Сакамуро насчитал пятерых полицейских.

Удивительно, на трейлер они вообще не обратили внимания.

– Рицуко, – сказал Икари, – я возьму этих клоунов на себя. Цепляйся за грузовик. Постарайся остановить его и вернуть к точке начала операции.

Мчавшийся сбоку полицейский вскинул гранатомет. Да, его не собирались оштрафовать за превышение скорости.

– Ну что же, – Икари переключил своего «Ронина» в летный режим. – Давайте поиграем.

Красный спортивный кар развернулся на месте, и комплект гоночных дюз заработал на полную мощность. Струей раскаленного газа одного из полицейских унесло прочь, капли расплавленного бронепластика стекали с его силового костюма, другого ударило бортом, выбросив далеко на тротуар. Где он и остался лежать, проломив собой стену.

Осталось трое. Против боевой трансформ-машины типа «Ронин», производимой компанией «Мисато». Излюбленной покупки самых крутых из бозоцоку – японских мотокочевников.

ПОЛИМЕРНАЯ БРОНЯ! ВОЕННЫЙ ТЮНИНГ! УСТАНОВКА ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ ПО ЖЕЛАНИЮ КЛИЕНТА!

В рекламном клипе «Ронина» Смерть, одетая в черный плащ с капюшоном, выбрасывала свою косу и садилась за руль. ДАЖЕ ОНА НЕ МОГЛА БЫ СДЕЛАТЬ ЛУЧШИЙ ВЫБОР!

Полная трансформация заняла меньше десяти секунд. Колеса развернулись в горизонтальное положение, спрятались за броневыми заслонками. Над крышей раскрылся зонтик стекло-пластикового пропеллера, под бортовыми турелями проросли стабилизирующие закрылки. Незначительно изменилась конфигурация самого корпуса, стремясь к еще более вытянутым, обтекаемым формам.

Стрекоча пропеллером, «Ронин» оторвался от земли, выполнил маневр уклонения (и без него выстрелы гранатометов ушли в «молоко»). И лег на встречный курс по отношению к дорожному патрулю.

За лобовым стеклом застыла усмешка-оскал Икари. Да, коса тебе больше не понадобится.

«Почему он больше не кричит? – думал Глеб, пробираясь в тот конец прицепа, где происходил сеанс изгнания „падшего“, – Все уже кончилось?»

Оказалось, что не совсем. У Мураками, суетившегося над скованным пленником, был крайне озабоченный вид.

А не кричал «одержимый» потому, что добрый доктор заклеил ему рот изолентой.

– О наших преследователях можешь не беспокоиться, – сообщил Оракул. – Я натравил на них Дорожный Контроль. Расшифровал их пароли, влез в радиообмен с командным приоритетом. Плевое дело. Теперь господину Сакамуро-младшему не до нас.

– Ага, – с легким сомнением протянул Глеб. – Значит, не беспокоиться.

Как раз в этот момент шесть полуметровых выдвижных лезвий, имеющих изогнутую форму и отменную молекулярную заточку, пробили борт прицепа, как не очень плотный картон. Это позволило их хозяину, Рицуко Хитори, закрепиться на тряском кузове и приступить к взлому двери.

И в эту же секунду последний из мобильных полицейских получил мини-ракету в свой топливный бак, и верхнюю половину его тела разорвало на части. Самая крупная из них была размером с картофелину.

– Тогда, раз уж выпала такая оказия, – сказал Глеб, – ты не объяснишь ли мне еще раз, что вы затеяли с господином доктором?

Не понимающий разговора японец продолжал возиться с устройством, подключенным с помощью контактного обруча к голове Тэньши. Поворачивался к стоящему рядом системному блоку, начинал молотить по клавиатуре, озабоченно косясь на многочисленные экраны. Работал, значит. Старался.

– Лейтенант, я пытаюсь очистить сознание Тэньши от присутствия ангела. С помощью технологии, разработанной мной и…

– Да-да, это я все уже слышал, – махнул рукой Глеб. – Только я не понимаю, почему раньше об этом не было ни слова. Откуда-то взялся этот доктор и с ним, чисто случайно, куча других японцев, Совпадение? И с чего такое милосердие к этому парню? – рыцарь кивнул на Тэньши, отметив, что с «парнем» он, возможно, погорячился.

Как и говорил Оракул, пол бывшего синоби был совершенно неопределим на глазок, слишком гладкая кожа, чересчур изящные руки и ноги. Но при этом мужские очертания груди и плеч, неженский подбородок. В принципе не важно, конечно.

– Он же вас подставил, японца так вообще чуть не убил, и теперь такая доброта, вместо того чтобы замочить ублюдка по-тихому. Покончить с двумя зайцами разом, с ангелом и предателем заодно.

Доктор Мураками, закончив набивать команды, нажал «ввод». Тело пленника выгнулось, забилось об пол. Из-под куска изоленты вырывалось нечленораздельное мычание. Подойдя ближе, Глеб увидел, как на одном из экранов ползет светящаяся полоска с надписью: «Информации загружено %», Еще там было до черта развернутых «окон» древней системной оболочки с убогим двухмерным интерфейсом. Ни черта он в этом не понимал.

Но чувствовал, что происходящее имеет лишь косвенное отношение к «изгнанию» и «очищению», про которые твердил Оракул.

– А почему бы нам не проявить милосердие, Лейтенант? И не простить его? Ведь милосердие и прощение…

«Давай, – думал рыцарь. – Эти сказочки ты можешь приберечь для своих деток, прибивавших „одержимых“ гвоздями в девять дюймов. Кто угодно, но не ты, Рыбак. Не ты. Прощение – это не для тебя».

– А давай-ка спросим у него самого, – сказал Глеб, опускаясь на колени возле «одержимого» и срывая у него со рта кусок ленты.

Он ожидал крика. Прорвавшегося стона. Не было ни того ни другого. На искаженном мукой, сминаемом внутренней борьбой лице шевельнулись губы:

– Не верь. Ему. Он. Лжет.

– Так-так, – с интересом поддержал его Глеб. – Дальше.

– Ему, Нужно. Тело. Это тело.

– Не слушай этот бред, Лейтенант, – равнодушно сказал Оракул, –Ты же…

Б-ж-ж-ж! Динамик, пробитый реактивной пулей, разлетелся облачком быстро гаснущих искр. В крыше образовалась небольшая аккуратная дыра.

– Пусть говорит, – сказал Глеб, и Оракул замолчал. – Он хочет занять твое тело?

– Да. Записать себя поверх меня. Он. Давно. Пытается. Глеб встал с колен, нашел взглядом одну из камер, служивших Оракулу «глазами». И задал риторический вопрос:

– И почему я не удивлен?

– А что это меняет? – спросил Оракул. – Нет, скажи, что это меняет? Убийство – это слишком грубо, а так и предатель наказан, и восстановлена справедливость. Я заслужил право на это тело. За-слу-жил! – повторил он по слогами. – Ведь меня убили из-за этого поганца!

– Ложь, – равнодушно сказал Тэньши. – Ты сам это сделал,

– Лейтенант, кому ты будешь верить,..

– О чем ты говоришь? – спросил рыцарь. – Ты не имеешь отношения к смерти Николая Токарева?

– Я не убивал.

– Ну конечно, он не убивал, ха-ха, невинная овечка, – снова встрял Оракул. – Зато указал убийцам на меня.

– Это сделал ты сам.

– Почему? – спросил Глеб. – Зачем ему было это делать? Спокойный голос «одержимого» контрастировал с бившими его тело судорогами. Перезапись личностной матрицы выглядела болезненным делом.

– Потому что Токарев был оригиналом, а он – копией. Потому что у Токарева было тело, а у него – куча мертвых схем. Потому что он ненавидел его, как ненавидит всех, кто живет в реальном мире.

– Вот как, – задумчиво сказал Глеб. – Так, значит… А что ты можешь на это сказать?

Против ожиданий, электронный призрак, обитавший в пыльном киберпространстве безнадежно устаревших процессоров и жестких дисков, не стал опять лгать и отрицать свою причастность к смерти Николая Токарева.

Он спросил:

– А ты знаешь, что это такое – не иметь тела, Лейтенант? Именно этой секундой Откровения от Оракула пришедший в себя Иван воспользовался, чтобы напасть на Глеба.

Он прыгнул ему на спину, перехватывая одной рукой ту руку Глеба, в которой рыцарь держал пистолет, а другой сдавливая ему шею. В глазах у Лейтенанта потемнело, из вывернутой в запястье руки выпал «осмолов».

– Знаешь, что такое не иметь возможности снять пальцем влагу с запотевшей стенки стакана? Ощутить ладонью свою небритость? Коснуться чужих волос и кожи?

Локтем рыцарь ударил Ивана под дых, тот громко булькнул горлом и ослабил хватку. Глеб попытался бросить охотника через бедро, но негр зацепил его за ногу, и они рухнули оба.

– А не иметь ног, чтобы ходить, рук, чтобы брать? Даже сраной задницы, чтобы посидеть на толчке с газетой? Как бы тебе это понравилось?

Оказавшийся сверху Иван попытался ударить рыцаря головой об пол, но пальцы соскальзывали с бритой головы. Глеб выбросил руку вперед, целясь в подбородок, – попал в ключицу, и без особого результата. В такой схватке очень многое решало преимущество в весе и длине рук, а оно было всецело на стороне Ивана. Кулак, отягощенный коллекцией перстней, врезался в челюсть Глеба, раздирая ему скулу.

– И знаешь, что самое страшное, Лейтенант?

Форсаж! В теле Глеба запульсировали крошечные электрические вихри. Перехватив руку Ивана, он отвел ее в сторону и, собрав в комок его пуленепробиваемый свитер, швырнул охотника через себя, как куль с мукой. С грохотом обрушилась гора аппаратуры, погребая Ивана под собой.

– Страшно помнить, как это все происходит и чувствуется. Кажется, вот-вот зажмуришь глаза и опять почувствуешь на языке кислый привкус молодого вина, сожмешь кулак, и ногти вопьются в ладонь. И в этот самый момент вспоминаешь, что у тебя нет ни глаз, ни языка, ни кулаков.

Вскочив на ноги, Глеб пнул Ивана в грудь и тут же рубанул сверху кулаком-молотом. В последнюю секунду придержал руку, чтобы не убить. В форсированном режиме такой удар, нанесенный в полную силу, расколол бы охотнику череп и вбил его ошметки в грудную клетку. А так поваляется часок без сознания. Ну два.

– Я не просил меня создавать и точно не просил делать таким, – закончил свою речь Оракул и быстро добавил что-то по-японски,

Что именно он сказал, Глеб понял, когда Мураками суетливо прицелился в него из маленького разгонника «отоко».

– А я не просил вмешивать в твои игры меня, – ответил Глеб, широким взмахом руки выбивая пистолет из неумелых рук доктора. И на всякий случай добавил японцу ребром ладони по шее, отправляя его в нокаут. – И всех остальных. Кем ты себя вообразил? Богом?

– Он. Хочет. Им. Стать.

Взгляд рыцаря обратился к Тэньши. «Одержимый» сделался неподвижен. Только яростно жили, метались полные темноты глаза.

– Ему нужна, Сила. Моя. Ею можно изменять мир. Как он хочет.

Глеб покосился на экран, где все так же бежала процентная полоска, указывающая степень переноса матрицы Оракула в мозг Тэньши. Уже больше 90 процентов, осталось совсем немного.

Сознание, отрицающее границу между реальным и виртуальным, способное тем самым творить чудеса. Разум, отягощенный ненавистью, забывший о страхе и чувстве вины. Они шагнут в мир, облачившись в новое тело, не знающее боли и усталости. Кто знает, что тогда будет с миром?

– Когда перенос закончится. Его будет уже не остановить.

– Значит, я помешаю ему сейчас, – просто сказал Глеб. Вот он, план Оракула, как на ладони. В обмен на Антона и Глеба получить помощь японцев. Предательство – это его стихия. Завладеть телом последнего «одержимого», за которым он охотился последние годы.

И уничтожить то, что было Оракулом. Токарев был достаточно глуп, чтобы не опасаться своей копии. Его детище не хотело повторять фатальной ошибки своего создателя. Под куском синей изолирующей пленки электромагнитная мина «Тип-12» дожидалась своего часа.

« Скоро я попрошу тебя убить весь этот мусор, который называют Оракулом. И тыне будешь колебаться. Правда?»

Нет, колебаться Глеб не станет. Будем считать, что «скоро» уже наступило.

– Что ты делаешь, Лейтенант? – спросил дробящийся, множественный голос сразу из всех динамиков. Оракул пытался усилить эффект. – Еще не время.

– Правда? – удивился Глеб, отвинчивая крышку мины и мельком проверяя установленную задержку взрыва. Надо же, хоть здесь не соврал, действительно две минуты.

Он полез в карман за детонатором.

– Ты не понимаешь, что делаешь. Что теряешь. Разве ты не хочешь узнать свое имя, вернуть свое прошлое? Вернуть Ирину?

Детонатор, черная пластиковая ерундовина, похожая на антикварную свечу зажигания. Остается ввинтить его в специальный паз с резьбой, отжимая пальцем две контактные скобы. И все. При упоминании Иры руки почти не дрогнули. Почти,

– Я ведь это смогу, – увещевал Оракул. – Верну ее к жизни, сделаю так, что никакого ускоренного старения после комы не случится. Она будет все такой же молодой. Захочешь, и тебе скинем десяток лет. Будете опять вместе.

Детонатор занял свое гнездо. Вспыхнул предупреждающий огонек – мина была заряжена и боевая программа уже введена. Через две минуты мощнейший электромагнитный импульс сотрет Оракула ко всем чертям. Куда ему и дорога.

– Мы никогда не были вместе, – сказал Лейтенант. – Ты знаешь, что такое «никогда»?

Он нагнулся, чтобы сдернуть транслирующий обруч с головы Тэньши.

– А имя... можешь называть меня Глеб. Я привык.

Три лезвия длиной в сорок восемь сантиметров обрушились на него с неумолимостью гильотины.

И, чудом разминувшись с шеей Глеба, глубоко погрузились в пол. Лейтенант отскочил назад, зацепился за распластанного Ивана и чуть не упал.

Его новый противник шагнул следом, отводя руку для нового удара. Ее продолжением служил комплект из трех лезвий, выдвигавшихся из пазов на рукаве файтинг-сьюта.

Удар! Уже пригибаясь, Глеб понял, что это обманное движение, а атаковала его другая рука. Лезвия на ней втянулись за секунду до соприкосновения с грудной клеткой Глеба. На долю рыцаря выпал удар кулаком. Весивший, впрочем, больше центнера – силовые акселераторы «кентая» работали в полную силу.

Глеб отлетел назад, проломив собой полку с электроникой. Его несильно, но болезненно тряхнуло током.

Противник стоял перед ним, как живая картинка из анатомического пособия. Поверхность файтинг-сьюта представляла собой переплетение гипертрофированных искусственных мышц и сухожилий. Лицо закрывала мелкоячеистая маска вроде фехтовальной.

Глеб чувствовал, как сквозь нее за ним внимательно наблюдают. Этот безликий боец мог бы уже нашинковать Глеба, как сасими, но он, кажется, собрался взять рыцаря в плен.

Посмотрим, как ему это удастся.

Глеб двинулся вперед, упруго покачиваясь на носках. Противник выпустил и тут же спрятал лезвия. Предостерег. Мол, без глупостей. Глеб же видел, Zoom 5:1 – реактивный пистолет на полу. Против пули из «осмолова» «кентай» не поможет.

Перейдя в экстремальный режим, Глеб прыгнул вперед, ныряя под локоть противника. Тот словно увяз в густой патоке, Глеб сейчас двигался на порядок быстрее его. Вот он только закончил разворот, а Глеб уже приземлился, гася ускорение выброшенными в стороны ладонями. Перекатился через голову, подхватывая пистолет…

Проклятая батарея отказала!

В ней оставалось совсем немного энергии, истощившейся в ходе сегодняшних приключений. И экстремальный режим выпил ее без остатка. Теперь, пока энергоресурс не будет восстановлен, Глеб немногим превосходил обычного человека. Все его вживленные системы – сканеры, мышечные усилители, акселераторы рефлексов – без питания были мертвы. Он почувствовал себя калекой.

И имел хорошие шансы стать им на самом деле. Боец в «кентае» схватил его руку с пистолетом, выворачивая ее так, что захрустели кости, Глеб попытался сделать ему подсечку, но с тем же успехом он мог подсекать бетонную опору моста. Перчатка файтинг-сьюта сдавила ему голову, отчего перед глазами запульсировали красные круги, Обхватила горло. Все, теперь не повоюешь.

Завопил на японском Оракул. Противник Глеба ослабил хватку, обернулся на динамик. Оракул говорил без остановки, Отбросив подальше реактивный пистолет, боец встал. Шагнул в сторону электронных завалов, к свисающему куску синей пленки. Глеб улыбнулся ему вслед.

В основание его позвоночника, по соседству с биоаккумулятором, были вживлены энергонезависимые радиевые часы. Они давали тамплиеру абсолютное чувство времени, естественное, как способность различать цвета.

Эти часы сообщали Глебу, что в этом раунде он все-таки победил.

Оракул истерично торопил бойца в файтинг-сьюте, пытающегося развинтить черный диск. Полоска на экране подползала к 97 процентам. Неловкие из-за толстых перчаток пальцы зацепили наконец крышку.

Поздно. Две минуты истекли.

Взрыв был не очень силен. На прижавшегося к полу Глеба посыпались незначительные обломки. Случайный осколок пластиковой оболочки с грохотом разбил стекло монитора прямо над его головой, Так, пустяки, не стоит упоминания.

Оракулу пришлось гораздо хуже.

От запаха горелой изоляции в кузове трейлера было не продохнуть. Кругом мертвенно серели ослепшие экраны, ни один системный блок не подмигивал зеленым огоньком.

Мощнейший электромагнитный импульс, сгенерированный миной, сжег все, что работало в момент взрыва. Полностью стер и физически уничтожил поверхность всех информационных носителей. То, что осталось от Храма Оракула вместе с его хозяином, не заинтересовало бы и самого непритязательного старьевщика.

Ну что же, на этот раз мир удалось спасти малой кровью.

Неугомонное чутье подсказывало, что это была так, разминка. Основная драка еще последует.

Потерявший управление трейлер проехал около ста метров с заблокированным рулем. Пока на его пути не выросло препятствие в виде угла дома.

Разнеся его вдребезги и потеряв бампер, он дал опасный крен. Но, заскочив на тротуар, выровнялся. Тут, запаниковав, врубилась безотказная система аварийной остановки. Ей, как и всей стекловолоконной начинке трейлера, любые ЭМ-взрывы были до лампочки. Она застопорила колеса,

Трейлер встал, развернувшись поперек улицы – точь-в-точь Мертвый Дальнобойщик, о котором любят рассказывать кочевники. Разбитые пулями фары, измятый кузов с болтающейся дверью.

И в пустой кабине ни одного человека за выбитым лобовым стеклом.

В момент аварийной остановки Глеб как раз предпринимал осмотр поля боя.

Доктор Мураками и Тэньши пребывали в счастливом беспамятстве. Безликий самурай тоже не представлял больше опасности. Во-первых, его хорошенько приложило об стенку взрывной волной. А во-вторых, электромагнитный импульс превратил его «кентай» в бесполезную обузу.

Все-таки следовало выбирать что-нибудь поновей и ненадежней. Такие файтинг-сьюты были настоящим писком в двадцатых, когда Глеб еще ходил в сопливых танкистах Пограничного Контроля. Сегодня полагались больше на собственное модернизированное тело.

Но и оно частенько подводило. Лишенный поддержки своих вживленных гироскопов и ускоренной реакции, Глеб не успел ничего сделать.

Удар и последовавшее за ним резкое торможение в который уже раз за сегодняшний день отправили его в продолжительный полет. К счастью, на пути Глебу не встретилось ничего особо прочного или острого. Но помяло и побросало изрядно.

Лежа на полу и утомленно глядя вверх, он пообещал себе, что никогда больше не встанет. По крайней мере, ближайшие пять минут. Но встать, точнее, вскочить пришлось. С накренившейся подставки на него рухнула системная «башня», килограммов в тридцать–сорок весом.

Покачав головой, он попятился от места, на котором мог остаться лежать с пробитой и расплющенной головой. Сколько еще раз за сегодня ему придется спасать свою шкуру? «Падшие», наемные охотники, «Глобалком», японцы. Теперь еще агрессивный техноантиквариат. Может, прав был Сергей, поселившись за Городом? Там, кроме волков, редко кто попадается. Свежий воздух опятьже.

Размышляя в таком ключе, он повернулся – и… изящная женская рука приставила станнер ему к груди.

– Привет, – очаровательно улыбнулась Ксана, нажимая на курок.

Узконаправленный импульс парализовал диафрагму Глеба, полностью лишив его возможности дышать. Хрипя и напрасно хватая воздух ртом, он упал на колени. Ксана прижала станнер к его голове,

– И до свидания, – сказала она.

Волна шокового излучения окатила мозг Глеба, погружая рыцаря в холодную темноту. Ксана потыкала упавшее тело острым каблуком, усмехнулась. Всего-то и дел. Нет, на мужиков ни в чем нельзя положиться.

Присев возле Дракона, охотница помогла ему освободиться от ставшего бесполезным файтинг-сьюта. Несмотря на мягкую пелену, которой окутала ее сознание двойная доза обезболивающего, она залюбовалась крепким, сухим телом тренированного бойца, прикоснулась к его коричневому соску, царапнула ногтями плоский, расчерченный выпуклыми кубиками мышц живот.

Дракон, не замечая ее внимания к себе, встал, снял маску. Собственная нагота его ничуть не стесняла.

– Мы доржны вернуться в точку начара операции, – он говорил с забавным акцентом. – Я поведу грузовик. Ты останешься здесь, охранять.

– Как скажешь, – с разочарованием сказала Ксана. Не то чтобы ей хотелось прямо сейчас заняться любовью. Но она не привыкла, чтобы стоящий рядом мужчина смотрел сквозь нее. Наверное, у этого Дракона не все в порядке с мозгами. Или еще с чем. – Ты командир.

Он величественно кивнул и, сверкая голыми ягодицами, зашагал по хрустящим обломкам. Нагнулся, подхватив реактивный пистолет, и двинулся дальше. Между его лопаток шевелилось родимое пятно, похожее на силуэт дракона.

По внезапной остановке трейлера она поняла – что-то происходит.

Очередь из крупнокалиберного пулемета прошила борт прицепа, оставив десяток рваных дырок. Завизжал реактивный пистолет, Дракон отстреливался.

Из подручных вариантов ей оставался только «стигмат». Разгонник Ивана все-таки был тяжеловат и, на ее взгляд, слишком медлителен. Гвоздомет тоже штука не ахти, но оставляет свободную руку под станнер или ножи.

Она безуспешно попыталась привести в сознание Ивана, но Глеб приложил охотника слишком крепко.

Ну что же, она взрослая девочка. Может позаботиться о себе и сама.

Обалдело трясущий головой Мураками попытался последовать за охотницей, но запутался в ногах и опять растянулся на полу. Слабак. Кончиком носка Ксана подтолкнула к нему «отоко». Дамская побрякушка, конечно, но будет хоть из чего застрелиться. К этому желтому сухарю она не испытывала особо нежных чувств.

Осторожно выглянув из фургона, она быстро спрыгнула на землю, повела вокруг себя «стигматом». В ее сторону брызнул луч прожектора, и, уже закатываясь под трейлер, Ксана слышала, как с искристым лязгом рикошетят пули. Да, здесь не церемонились.

Ксана не подозревала, что трейлер окружен группой два оперативной бригады «Глобалкома». Долгое время их удерживал от активных действий Оракул, по своему обыкновению вещавший на командной частоте голосом майора Климентова,

Но когда Оракула стерла электромагнитная мина «Тип-12», командир группы услышал в своих наушниках полубезумное бормотание настоящего майора. И понял, что ждать приказов ему больше не от кого.

В это же время по городской сети передали, что в связи с терактами на атомных энергостанциях в Городе вводится чрезвычайное положение, значит, почесал в башке командир, отряды тамплиеров и Сил Федеральной Обороны будут стрелять в каждого вооруженного человека. Без предупреждения.

Учитывая современную размытость понятия «вооруженный», стрелять будут во всех. Апокалипсис, мать его так!

Неудивительно, что при явлении Мертвого Дальнобойщика нервы командира не выдержали. И он приказал дать по трейлеру предупредительную очередь.

Из кабины ответили реактивными пулями. А не прошло и двух минут перестрелки, как на головы оперативникам обрушился боевой вертолет. Красный и верткий, точно el Diablo, поливающий улицу из пулеметов и носовой гаусс-пушки.

Командир впал в окончательное боевое безумие, В воздухе запорхали управляемые ракеты. Шума от них было много больше, чем практического толка, но благодаря им группа два сумела подобраться к трейлеру.

Звук первого же близкого взрыва напомнил Ксане старую поговорку уличных охотников: «Наступил в дерьмо – не топчись. Делай ноги».

Но куда их делать?

К счастью, ответ уже опускался с небес, шурша винтом и простреливая все подходы к трейлеру. Икари помахал ей из кабины рукой, делая знак подниматься на борт.

Из кузова трейлера вылез голый Дракон, волоча на себе Ивана и стреляя в темноту из «осмолова». Темнота огрызалась частыми очередями и запускала «оводов», но пока безрезультатно.

Ксана опустилась на колено и расстреляла в сторону слепящих прожекторов весь боеприпас «стигмата». А потом, приняв от Дракона реактивный пистолет, и его обойму.

Самурай тем временем выбросил из вертолета одно сиденье, освобождая место, и закинул туда Ивана. Протянул руку, помогая забраться Ксане, и опять нырнул в кузов.

Икари выпустил сально ракет, расцветив ночь радугой взрывов и заставив противника вновь откатиться назад. Ксана видела – три фигуры в черно-желтом остались лежать на асфальте.

В ответ огонь с той стороны стал более злым и точным. Вылезающий из трейлера доктор Мураками неловко взмахнул рукой и упал, пропав из виду. Ксане показалось, что она видела брызнувшую от попадания кровь.

Дракон, тащивший Глеба, остановился, собираясь бросить пленника и помочь доктору. Но тут Икари закричал, размахивая руками, и Дракон, оставив Мураками, затащил в вертолет рыцаря,

Икари поднял вертолет, их достали на высоте десяти метров, не очень сильно, но чувствительно. Машину тряхнуло. Икари огрызнулся вниз из пушки и сказал:

– У нас перегрузка, маневренность сильно ухудшена, – и добавил несколько слов на японском.

Дракон, бинтовавший простреленное плечо и ногу, шевельнулся в направлении Ивана. Ксана наставила на него пистолет. Он не мог знать, что обойма пуста.

– Убью обоих, – сказала она, – Только прикоснись к нему. Вон лежит мясо, можешь его выкидывать, – она указала подбородком на Глеба.

Дракон замер, колеблясь. Он мог увернуться от выстрела, но реактивная пуля натворила бы в кабине бед не меньше, чем прямое попадание снаружи, Пат.

– Будь умницей, – мягко произнес Икари, целясь в Ксану из маленького черного «жала».

Его верный «Ронин» выполнял маневры уклонения в автоматическом режиме. Свое имя он получил за то, что в бою вполне мог обходиться без хозяина-даймё.

– Мы не можем выбросить пленника. Так что выбирай – твой друг или вы оба. Я снижусь, чтобы он не сильно пострадал, падая.

– Пошел ты!

Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут вертолет тряхнуло более основательно. Ракета класса «Swarm» взорвалась на расстоянии двух метров от «Ронина». Осколочный наполнитель боевой части изрешетил кабину, не повредив, к счастью, ни один из жизненно важных узлов.

Да и с пассажирами на первый взгляд ничего не случилось. Ксана мазнула ладонью по щеке, глянула мельком. Кровь. Зацепило, пустяк. Она так и так собиралась сделать небольшую фи-зиопластику. Если выживет теперь, конечно,

Икари тоже был цел, ему не досталось даже царапины. Иван и Глеб, лежавшие кучей, вроде не пострадали. И Дракон…

Японец медленно завалился вперед, сохраняя безупречно прямую осанку. Его лицо, уткнувшееся в колени охотнице, до последней секунды не изменило своего надменного выражения.

Ксана посмотрела вниз и до боли закусила губу. Затылка у Дракона больше не было. Вместо него красовался неестественно аккуратный срез, открывающий залитое кровью вещество мозга, Убивший его осколок сработал чисто, как хирургическая пила.

– Ну вот, – даже весело сказал Икари. – Проблема решилась. Давай-ка избавимся от балласта, пока нас не сбили.

Тело Рицуко Хитори по прозвищу Дракон кануло в темноту, расшиваемую стежками трассирующих пуль. Икари поспешил опустить бронированную дверь.

Вертолет резво набрал высоту и скорость, удалясь от Дома Друидов в сторону основных воздушных трасс. Больше его ничего не задерживало.

Икари что-то сказал.

– Чего? – переспросила Ксана. – Я не поняла.

Сакамуро блеснул в ее сторону черными стеклами очков.

– Я сказал: до встречи в следующей жизни, – пояснил он.

– Ты веришь, что есть следующая жизнь? – спросила охотница. –После смерти?

– Веришь? – Икари усмехнулся, загадочно, как японский Сфинкс. –Я это знаю,

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Отель «Восток». Построенный компанией «Мисато» в самом сердце японского квартала, с крышей и пентхаусом на Небесах Города. Угрюмо-роскошный, недоступный для чужаков, настоящая крепость, укрепленная лучше, чем резиденции древних императоров. Собственная служба безопасности – неприметные сарари, прячущие плоские иглоавтоматы под серыми пиджаками. Линии внутренней и внешней защиты, круглосуточное наблюдение за прилегающей территорией. Все, вплоть до замаскированных зенитных пушек и противопехотных ракетных комплексов, вмонтированных в лепные излишества на фасаде. Вращающиеся блюдца радаров. Лазерные детекторы движения. «Кричащие мины».

Но все это бесполезно. Нет таких неприступных стен, прочных запоров, верных стражей, чтобы защитить крепость, в которой завелся предатель.

– Откуда вы узнали про эту линию?

В древней телефонной трубке раздается негромкий смешок.

– У меня есть свои источники. Весьма осведомленные источники… полковник,

– Даже чересчур. Не назовете их, случайно?

– В другой раз. Скажите лучше – вы уверены, что нас не подслушивают?

– До вашего звонка был уверен. Об этой линии не знает даже «Глобалком», она считается демонтированной за давностью постройки свыше пятидесяти лет.

– В таком случае все в порядке. Я звоню, чтобы напомнить о нашем маленьком договоре.

–Я все помню. Свою часть мы готовы выполнить не раньше, чем вы снабдите нас обещанной информацией.

– Я как раз собираюсь это сделать. Один из интересующих вас людей мертв, второй, которого вы знаете как Лейтенанта, находится сейчас здесь, в отеле «Восток».

– А директор Сакамуро?

– Он тоже здесь. Так что вы можете сделать все за один раз.

– Постараемся.

– И, полковник, еще одно.

– Да?

– Поторопитесь.

Глеба привезли в отель и уложили в одной из комнат пентхауса, зарезервированного для господина Йоши Сакамуро. Рыцарь был все еще без сознания. Ксана весьма качественно обработала его парализатором.

Позже в комнату зашел сам господин директор в сопровождении Икари, Ксаны и тихо гудящего «Автомона». К этому моменту Глеб был способен только на нечленораздельное мычание и не видел ничего, кроме серой мути. Зрительные и речевые центры находились в состоянии стан-шока.

Двигаться Глеб тоже не мог. Поэтому никто не побеспокоился надеть на него хотя бы наручники. А под прицелом телескопических визоров «Автомона» необходимость в них и вовсе отпала.

Икари придвинул директору стул. Сакамуро опустился на него, судорожно цепляясь за свою белую трость.

Ксана выложила на столик-каталку черную бархатную тряпицу, развернула. Хромом, никелем и титаном заблестели многочисленные ножи, крючья, миниатюрные тиски и пилы. Полевой набор инквизитора.

Охотница деловито зарядила ворох разнокалиберных шприцев и разложила их тут же, под рукой. Местные обезболивающие, сильные коагулянты, волеподавители, стимуляторы – все, что могло пригодиться во время допроса.

Никогда не знаешь точно, решит объект потерять сознание, истечь кровью или впасть в кому. Надо быть готовым ко всему.

Ксана всегда предпочитала мысленно говорить именно так – «объект». Это позволяло ей избавиться от ненужной скованности.

Глеб замычал и приоткрыл один глаз. И обнаружил, что отключившая его девица стоит рядом и лепит датчики на его обнаженную грудь.

– Не беспокойся, – промурлыкала Ксана. – Это мониторы состояния. На всякий случай. Ты, конечно, выглядишь крепким парнем, но знаешь, как бывает. Не успеешь начать, а у тебя уже инфаркт или там спазм дыхательных путей. Понимаешь?

Похлопав Глеба по щеке, она шагнула в сторону.

И он увидел старика, цветом кожи и общей неподвижностью похожего на терракотовую фигуру древнего правителя. В вырезе черно-алого халата виднелась невероятно костлявая грудь без единого волоска.

За спиной старика возвышался молодой, аккуратно причесанный японец. В своем однобортном черном костюме он был похож: на доверенного секретаря и могильщика одновременно. Его глаза скрывали огромные прямоугольные очки от солнца.

Скорее всего это были не простые очки. В моде у японских теков были телеприставки с широким набором функций. От приема развлекательных программ до управления интеллектуальным оружием.

Кстати, как тут у них с оружием?

С огромным усилием повернув голову, рыцарь увидел летающего кибера незнакомой ему модели. Между двумя несущими винтами вертикально помещалось компактное тело цилиндрической формы, черное с красной иероглифической надписью. В том, что это боевая машина, а не, скажем, автоматический переводчик, убеждали выдвинутые рыльца иглопушек.

(Глеб был не совсем прав. Использовать «Автомона» в сугубо боевых целях было все равно что проламывать черепа электронным микроскопом. Дорогостоящий и очень сложный в настройке кибер-телохранитель мог выполнять огромное количество заданий. От ведения календаря деловых встреч до чистки костюмов и оказания срочной медицинской помощи. На этом фоне необратимая порча белковых организмов выглядела не стоящим упоминания пустяком.)

Против ожиданий рыцаря заговорил не старик, игравший здесь первую скрипку, а «могильщик» в черном костюме.

– А ведь мы могли и не встретиться, Глеб. Не попади твое лицо в луч прожектора, не узнай я тебя, ты бы так и был брошен в трейлере. И все наши старания пошли бы насмарку.

– Мы знакомы? – ответил Глеб своим традиционным вопросом.

Он видел этого хлыща в первый раз. В Доме его не было среди нападавших.

– Я тебя знаю, Глеб. Или Лейтенант, да? Вернее сказать, я тебя помню. Мне досталось кое-что в наследство от твоего погибшего друга.

– Друга?

Японец кивнул.

– Ты назвал его другом, хотя он даже не помнил твоего имени.

– Георгий?

Идет сутулясь, как будто стесняется своего высокого роста. Руки в карманы, локти растопырены. Смотрит на носки ботинок. Он?

– Георгий? Это вы?

Над опущенным за спину капюшоном копна совершенно седых волос. Говорили, что он поседел еще совсем мальчишкой. За это и прилепилось к нему прозвище.

– Старый?

Обернулся, мазнул взглядом и зашагал прочь, еще сильнее вжимая голову в плечи. Но это лицо, пусть и сильно осунувшееся, изрытое новыми морщинами, нельзя было не узнать. Он!

– Георгий! Стойте!

Пришлось догонять и хватать за рукав. Он с глухой покорностью остановился, стоял все так же опустив голову. Со слипшихся мокрых волос на землю текла вода.

Лейтенант увлек Георгия под навес, удивляясь тому, как покорно он шагает следом. Бывший эколог был одет в невероятную грязно-зеленую робу, увитую сверху дюжиной переплетенных шнурков с нанизанными побрякушками. Что это еще за мода?

– Георгий, вы меня не узнаете?

Он услышал шепот. Едва разобрал его, благодаря своей улучшенной акустике. «Простите».

– Я… извините меня, – сказал Георгий громче, по-прежнему разглядывая землю у себя под ногами. – Видите ли, у меня была… я попал в автокатастрофу.

– Как? Когда?

– Какой сейчас месяц?

– Как это… декабрь, конечно. Шестое декабря, – удивился Лейтенант.

– Значит, это было больше года назад, – он впервые поднял взгляд на собеседника.

Его левый глаз, черный, не мигая застыл в глазнице, слепо уставившись крохотным зрачком. А правый, голубой, наоборот, мигал слишком часто. В его слезящейся глубине застыло мучительно-виноватое выражение.

– С тех пор память меня подводит. Частичная амнезия.

– Вы забыли меня?

– Простите, – сказал еще раз Георгий. – Я ничего не могу сделать. Если бы вы сказали мне свое имя…

«Я надеялся узнать его от тебя», – подумал человек в форме рыцарской бронепехоты с эмблемой Ордена Новых Тамплиеров на рукаве. Ему не надо было объяснять, что такое частичная амнезия. Это он хорошо знал на собственном опыте.

– Называйте меня Глеб, – сказал он, протягивая Георгию руку. – Или Лейтенант. И говорите мне «ты», как раньше. Мы работали вместе. И вы были моим другом.

Рука Георгия была очень холодная, и на ней не гнулись два пальца. Последствия катастрофы.

– Очень приятно, Глеб, – искренне сказал он. – Надеюсь, со временем я что-то вспомню. Особенно если мы были друзьями. Такая неожиданная встреча… Кстати, а не хотите выпить?

– За встречу? – улыбнулся Глеб.

Ответная улыбка если и не омолодила лицо Георгия, то сделала его гораздо свежее и мягче.

– Я вспомнил, – сказал он. – Как раз сегодня мне исполнилось пятьдесят лет.

Глеб попытался шевельнуть рукой или ногой, но выходило плохо. Эта брюнетка в минималистском кожаном сарафане знала толк в обращении с акустическим станнером. Стер-рва.

– Оставим разговоры о друзьях, – сказал он. – Что вам нужно от меня? Вы знаете, что я рыцарь Ордена?

– Да, конечно, – невозмутимо ответил японец. – Но это настоящее, а нас куда больше интересует прошлое. И в связи с этим я сейчас задам тебе один вопрос, – он поморщился, как будто ему на язык попало что-то неприятное. – Я не хочу опускаться до угроз. Надеюсь, ты сам догадываешься, что все эти приспособления лежат здесь не для красоты, я рассчитываю на быстрый и правдивый ответ.

Он прервался на секунду, но Глеб не нашел нужным что-либо добавить. Все, о чем он мечтал в эту секунду, – это стакан холодной воды и машинка подходящего калибра. Скажем, привычный, как зубная щетка, «клэш», ну и пяток кнехтов в штурмовой выкладке, чтобы прикрывали спину. Он тихо вздохнул.

– Я хочу знать, принимал ли ты в декабре двадцатого года участие в операции, проводимой секретным подразделением «Гроза»? И являлся ли в дальнейшем его сотрудником?

– Это уже два вопроса, – не смог удержаться Глеб. – И на какой из них мне следует ответить быстро и правдиво?

С юмором у японца было не очень. Или он считал, что ситуация не располагает к шуткам,

– На оба, – произнес он ровным тоном человека, удерживающего себя от крайностей большим усилием воли.

«Хорошо, что я не крутой, – подумал Глеб. – Крутой бы отключил болевые центры и смеялся им в лицо, пока эта милая девочка отрывала бы ему яйца вон той парой щипцов. Или выгрыз бы себе язык и плюнул бы им в каменную морду этого старика, перед тем как захлебнуться своей кровью. Потому что, наверное, это все-таки не очень смешно, когда милая девочка отрывает тебе яйца. Даже если ты очень крутой».

Японец ждал. Старик тоже. Редко вздымающаяся грудь говорила, что в его иссушенном теле еще теплится жизнь.

Охотница задумчиво перебирала свои инструменты, определенно склоняясь к тем самым щипцам.

Молчание затянулось. Японец прочистил горло, и Ксана тут же посмотрела в его сторону. Ее длинные тонкие пальцы играли с чем-то заостренным и блестящим.

«А кто их знает, этих крутых, как они поступают в таких ситуациях?»

– Ответ положительный, – сказал Глеб. – На оба вопроса.

Разговор не клеился. Случившееся с Георгием незримо и неотступно витало в воздухе, нитью черного крепа вплетаясь в любую другую тему. Дама в плаще и с косой деликатно заглядывала собеседникам через плечо.

Поэтому Глеб и не мог вспомнить, когда они заговорили об этом напрямую.

– Мы с сыном отвозили Наташу в больницу, – говорил Старый, катая по скатерти пустую рюмку с серебряным донышком. – У нее опять начался кризис. Сына она даже не узнавала, пугалась. Меня постоянно называла разными именами. Это у нее было уже давно, периоды улучшения наступали все реже и реже. Мне предлагали перевести ее на постоянный больничный режим, но я отказался. Женаты все-таки тридцать лет, родной человек, а тут палата для «молчунов». Лежат, смотрят в потолок, все в трубках, датчиках, не люди – трупы. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – ответил Глеб и потянулся за бутылкой. – Давай выпьем.

Он действительно понимал. Как никто другой. Еще Сергей разве что.

– Но в тот раз было невыносимо. Она кричала всю ночь напролет, выплевывала таблетки. Я позвонил сыну и в «Скорую».

Влад приехал раньше, сказал, что мы «Скорую» ждать не будем, а повезем мать сами.

Георгий прервался и выпил рюмку мелкими, жадными глотками.

– Не надо было его слушать, – сказал он.

Последнее, что он помнил, был ослепляющий встречный свет.

Ему сказали, что это был разладившийся грузовик-автомат. Сбой в контрольной программе, и он выехал на встречную полосу. Возможно. Это не имело значения.

Его отговаривали, но он настоял на своем. Ему показали два обугленных до полной неузнаваемости трупа, скрюченные человеческие головешки. Та, что побольше, была его сыном.

Работник морга, ожидавший, что посетителя начнет тошнить, был разочарован.

Да, они умерли до прибытия спасателей. Она еще во время столкновения, он чуть позже. Нет, ничего нельзя было сделать, обширнейшие поверхностные ожоги. Грузовик вез что-то горючее. Ваша машина была застрахована? А… пострадавшие? Надо подать жалобу в Дорожный Контроль. Распишитесь вот здесь. И здесь. Искренние соболезнования.

– Ему было в два раза меньше, чем мне сейчас, – сказал Георгий. – Всего двадцать пять.

Повернувшись к Глебу, он заделлоктем бутылку и смахнул ее на пол. Битое стекло разлетелось по комнате. За этот вечер на столе она была третьей по счету. И в ней уже ничего не оставалось.

– Где мы? – требовательно спросил он.

И сквозь траурную маску из потрескавшегося воска проглянул старый Георгий. Настоящий Старый. Боец, ученый и один из руководителей Проекта.

Один из тех, кому довелось вращать мир, как глобус, одной рукой.

– Мы у меня, – успокаивающим тоном сказал Глеб. – Квартира в секторе «Новый». Ты еще спрашивал, зачем я забрался в такую глушь.

– Где мы встречались раньше? – требовательно спросил Георгий. – У тебя знакомое лицо.

«Они добрались до него, – думал Лейтенант. – Подстроили эту катастрофу, вычистили его память – удалили или блокировали все, что касалось Проекта и Янтарной Комнаты. Ему остались клочья, случайные обрывки. Знакомая история».

У Глеба уже был опыт в охоте за ускользающей памятью. Они начнут с Георгием потихоньку, с самого начала. С первого их общего дня.

– Конечно, встречались, – сказал он. – Вспомни, как ты сказал: «Такой чистый воздух бывает только в зимней тайге».

– Да, – Георгий наморщил лоб, потер рукой переносицу, – да, точно. Это же был ты, такой молодой розовощекий лейтенант. С очень серьезными глазами, как сейчас помню. Черт, а ты здорово изменился, заматерел. Когда же это было, а?

– Четырнадцать лет и два дня назад. За несколько месяцев до Перелома.

Японец наклонился к старику, зашептал ему на ухо. Тот секунд десять смотрел на Глеба неподвижным рыбьим взглядом. Отвернулся к японцу и длинно заговорил. Едва разжимая губы и кончиками пальцев оглаживая свою трость.

Когда японец перевел, Глеб с удивлением понял, что тот обращает свою речь к нему.

– Еще в прошлом веке мы пытались дрессировать некоторые виды рыб и морских животных. В военных целях. Значительный успех ожидал нас с дельфинами, немного позже, вживляя подопытным блоки удаленного контроля, мы смогли подчинить также кашалотов, спрутов и касаток. Но были и неудачи, И самая большая из них – акулы.

Старик замолчал, переводя дух.

– От них невозможно было добиться безусловного подчинения. Даже вырастая в неволе, они оставались все теми же неукротимыми хищниками, из всех уз и цепей признающими одну. Цепочку питания, чью вершину они занимали. Это было записано в их генокоде и оставалось неизменным 70 миллионов лет. 70 миллионов! Именно столько времени прошло с того момента, как эта последняя хрящевая рыба планеты завершила свой эволюционный цикл. За несколько геологических эпох до появления первого человека, еще более уродливого и неуклюжего, чем нынешний, акулы уже достигли совершенства.

«А старик-то не самый большой поклонник homo sapiens», – подумал Глеб.

– И, оправдывая постулаты Дарвина, они продолжали выживать и в наше время. Несмотря на то что их среда обитания и пищевая база подвергались изощренному экологическому насилию со стороны человека. Одно из важнейших преимуществ акулы – уникальный пищеварительный аппарат, в основе которого лежит тончайший молекулярный анализатор химических процессов. Перед тем как приступить к трапезе, акула берет «пробу», откусывая небольшое количество тканей жертвы. Во время прохождения через желудочно-кишечный тракт они проверяются на избыток потенциально вредных для организма веществ. И в случае присутствия таковых выбрасываются непереваренными, а несъедобную жертву акула оставляет в покое. Если же «проба» не вызвала никаких тревожных сигналов, то жертва пожирается.

Старик кашлянул, прижимая ко рту маленький костлявый кулак.

– Скорость и точность этого анализа вызвали огромный интерес наших ученых. На основе их исследований в начале века были созданы примитивные и громоздкие копии молекулярного анализатора. Именно они стали базой первого РНК-сканера. С его помощью уже можно было считывать и расшифровывать воспоминания.

Старик заговорил рублеными фразами. Ему не хватало воздуха. Тревожно подмигивающий красным «глазом» кибер подлетел поближе. Его иглопушки, вероятно, могли стрелять и медикаментами, необходимыми подопечному.

– Я возглавлял ряд проектов, занимавшихся исследованиями этих удивительных созданий, – отдышавшись, продолжал старик. – Нас интересовало все – их выдающиеся способности к подводной локации, иммунная система, механизм приспособления к изменениям окружающей среды. За этим стоял не абстрактный интерес ученого, а конкретные нужды. Чудовищно возросшая загазованность и перенаселение наших мегаполисов заставляли нас забираться все глубже под воду. Планктонные фермы и приливные энергостанции, экспериментальные «купола» и, наконец, первые поселения. Мы приспосабливались к новым условиям обитания, и нам нужен был подходящий образец. Лучший из возможных.

Последние слова перешли в жестокий грудной кашель, кибер-телохранитель слетал к встроенному в стену бару и принес в выдвижном манипуляторе стакан воды. Старик пил маленькими глотками, и на его покрасневшем лице выступали блестящие капельки пота. Кибера, попытавшегося обдуть его прохладным воздухом, он раздраженным взмахом руки отогнал в сторону.

– Я помню, как началось необъяснимое, – старик принял из –рук японца носовой платок, чтобы утереть губы. – Без видимой причины изменились маршруты миграции наблюдаемых групп, тяготея к невиданной доселе концентрации взрослых особей. В то же время, это было начало девятнадцатого года, мы зарегистрировали появление первых мутантов нового типа. Это не были летальные уроды, сдыхающие от отсутствия важнейших органов, а полноценные здоровые особи. Более того, обладающие способностью к воспроизводству и огромным потенциалом выживания. Мы поняли, что становимся свидетелями зарождения нового вида. Эволюционный механизм, спавший десятки миллионов лет, оказался вновь запущен. И мы понятия не имели, что послужило этому причиной. И как естественные процессы оказались ускорены в десятки, сотни тысяч раз?

«Знал я одного человека, который мог бы тебе ответить, – подумал рыцарь. – Жаль, он мертв. А того, кто носит в себе его воспоминания, вы упустили».

– В качестве отправной точки наших исследований мы приняли гипотезу о существовании так называемого метаэволюционного излучения, – продолжал старик. – Оно не регистрировалось нашими приборами и не имело никаких видимых последствий, кроме направленного влияния на ДНК отдельных видов. Зафиксировать его по косвенным признакам мы смогли, наблюдая картину распространения мутаций. Из нее было видно, что м-э излучение – это своего рода пучки, имеющие ограниченную протяженность, направленность и определенный период активности. И, вероятно, некий источник естественного или искусственного происхождения. Его поисками мы занимались вплоть до декабря двадцатого года.

«Нелегко искать то, что, может быть, существует только в твоем воображении», – мысленно посочувствовал Глеб.

– Нами была обнаружена точка, из которой исходили четко регистрируемые метаэволюционные лучи, направленные с востока Евразийского материка в сторону Японских островов. Наш спутник-наблюдатель передал единственный снимок расположенного в тайге объекта, получившего название «Темная Башня». После этого спутник был уничтожен русской системой противокосмической обороны. И хотя то, что мы принимали за

«Башню», могло оказаться дефектом изображения, в том же декабре на материк была отправлена группа элитных наемников. Часть из них погибла в боях с Пограничным Контролем. Глеб моргнул.

– Часть пропала без вести при загадочных обстоятельствах. А сведений, доставленных выжившими, оказалось недостаточно для каких-либо выводов. Но предпринять что-либо еще мы не успели. В марте двадцать первого начался Перелом.

Георгий вызвал его по служебной линии. Ее номер он получил от Глеба на случай непредвиденных обстоятельств.

Голос эколога, раздававшийся в шлеме рыцарского «доспеха», звучал взволнованно:

– Глеб! Глеб, это Георгий!

– Я слушаю, дружище, – тамплиер включил дополнительное экранирование. Так, на всякий случай, – Что случилось?

– Я вспомнил! – это было не просто волнение – радость. Ликование. – Где Сережа? Я не могу с ним связаться.

– Он… его нет в Городе.

– Как? Как нет? Где он?

– Это долгая история. Об этом лучше при личной встрече.

– Да? А ты не можешь сказать, как мне его найти? Я хотел бы с ним обсудить кое-что очень важное.

Глеб поразмыслил. Нет, даже кодированным частотам Ордена нельзя доверять. Как говорил Сергей: «Мне кажется, что кто-то подслушивает даже мое дыхание во сне».

– Моя смена заканчивается через полтора часа, – сказал он. – Давай встретимся на нашем обычном месте и поговорим.

Георгий в нетерпении расхаживал по смотровой площадке, время от времени подходя к самому краю и глядя вниз, через металлические перила.

Там расстилалась сверкающая панорама Ядра. Не укладывающиеся в воображение мегаметры городских застроек. Плывущая в облаках смога и рекламных голограмм мозаика огней.

И, подпирая Небеса, над ней возвышались Титаны – гигантские небоскребы, принадлежащие ТПК. Самых безумных форм, от простых шаров и цилиндров до скелетов неземных существ из стали, бетона и стекла. И еще выше, невидимые простым глазом, жилища их хозяев – обители богов и их приближенных слуг.

– Бу! – сказал знакомый голос за его спиной,

Георгий подскочил на месте.

– Твою мать! – в сердцах сказал он, поворачиваясь. – Никогда не слышу, как ты подкрадываешься.

– Я не подкрадываюсь, – возразил Глеб, появляясь из темноты. – Это ты не замечаешь ничего вокруг. А следовало бы.

«Один раз мы уже позволили напасть на нас со спины». Они курили, опираясь локтями на перила. Стряхивали вниз крошечные хлопья пепла.

– Это происходит опять. Пропала та девочка, бывший медиум, которую мы с Сергеем вытащили из «Седова». Случайно оказалась в секторе, захваченном «волной», во время прорыва Форсиза. Там почти никто не выжил. Еще Осин, биолог, он отказался поддерживать с нами связь. Через каналы Ордена я узнал, что он погиб во время перестрелки уличных банд. Тоже случайно.

– Слишком много случайностей.

– Да, знакомый почерк. И в списке, который этим почерком составлен, есть и наши имена, Сергей не выдержал, забрал Ирину и уехал из Города. Сказал, что будет теперь жить там, в Зоне Отчуждения. Безумец.

– Ты его осуждаешь?

– Не то чтобы… Бегство не выход. Кроме того, с ним Ира, а ей нужна опека. Может быть, врачебная помощь. Как это все обеспечить на границе со Степью?

– Отсутствующие редко бывают правы, – тихо ответил Георгий цитатой из старой книги. – Зато всегда остаются в живых.

– Жаль, – сказал Георгий после долгой паузы. – Нам бы сейчас особенно нашлось о чем поговорить.

– Я не могу отвезти тебя к нему. Сам понимаешь, прости.

– Понимаю. Знают двое – знает и свинья. Молчи, молчи, – он поднял руку, не давая возмущенному Глебу открыть рот. – Это так на старости лет у меня испортилось чувство юмора. У тебя есть еще сигареты? А то я скурил уже всю пачку.

Глеб дал ему закурить.

– Но мне-то ты можешь рассказать, о чем вспомнил? – спросил он.

– Могу. Но для тебя это большей частью будет непонятный бред. Нужны кое-какие специальные знания, чтобы, как говорили когда-то, врубиться.

– Ага, – кивнул рыцарь. – А если изложить это вкратце? Простыми словами. Чтобы у меня, скромного киборга, от напряжения не вылетели предохранители.

– Извини, – Георгий положил ему руку на плечо. – Я, наверное, сегодня не в себе. Не обижайся, хорошо?

– Я не обижаюсь. Но и не отстану. Колись.

– Ну, хорошо, – эколог прижал к переносице указательный палец, сосредоточиваясь. – Значит, простыми словами. Я вспомнил, что существует Программа. Два раза в год что-то заставляет метаживотных собираться в огромные стаи и атаковать Города. Это не случайность, Глеб, а активируемая извне Программа. Она записана в их клетки на хромосомном уровне, в ДНК каждого степного волка, каждого пернатого змея, кракена, сухопутной мурены. Простой и четкий приказ – «убей человека».

– Ты сказал – активируемая извне. Кем? Или чем?

– Я не помню. Но помню, что Программу можно отключить. Ее создатели предусмотрели эту возможность, они же создавали оружие, а не средство самоубийства, осталась крошечная мелочь.

– Какая?

– Вспомнить, как отключать Программу.

«Пришло время новых вопросов», – решил Глеб, наблюдая за стариком. Тот, в свою очередь, выжидающе поглядывал на японца.

– Известно ли тебе, в чем состоял характер проводимой «Грозой» операции? Что именно произошло тогда, в декабре двадцатого года?

«Была активирована Программа», – подумал Глеб, но вслух сказал:

– Никакой полезной информации у меня нет. Тогда и позже я был всего лишь солдатом. Охранником. Доступа к секретным материалам я, конечно, не имел. Моя задача сводилась к наблюдению за людьми, такой доступ имевшими.

Японец обернулся в сторону Ксаны. Охотница внимательно рассматривала крошечный экран портативного кибер-диагноста.

– Он не врет, – сказала она. – Или он чертовски хладнокровный сукин сын, – Ксана подарила Глебу многообещающую улыбку. – Пульс идеальный, ни одной лишней капли адреналина в крови. Потоотделение тоже в норме.

Глеб покосился на датчики у себя на груди. Какая разносторонняя, однако, техника.

– Что вы знаете теперь об этих людях? – спросил японец.

– Совсем немного, – ответил рыцарь. – Все они мертвы,

– А что ты знаешь о создателях Программы? – спросил Глеб перед самым уходом. Кровавый уголек его сигареты, кувыркаясь, падал в бездну.

Георгий подумал, перед тем как сказать:

– Они хотели блага. И жертвовали всем ради него.

– Блага? Ты уверен? Обрекая человечество на войну со всем миром?

– Уверен. Воюя с миром, человечество перестало истреблять само себя. Ради этою они все и затевали.

– Откуда ты знаешь? – спросил Глеб, уже догадываясь, каким будет ответ. – Ты?..

–Да. Я был одним из них.

Удивительно, но больше вопросов не последовало. Опираясь на руку своего помощника, старик поднялся и медленно проследовал к двери. Следом полетел гудящий кибер, не сводя с Глеба настороженно выдвинутых иглопушек.

У самого выхода старик остановился, что-то сказал помощнику. Непрозрачные стекла очков обернулись к рыцарю.

– Ты когда-нибудь видел акулу? – спросил «могильщик». Глеб не сразу понял, что вопрос адресован ему. Возникла небольшая пауза.

– Нет, – ответил он, – Только на снимках.

– Снимки – это ничто, – устами своего помощника сказал этот непонятный и, чего таить, путающий старик. – Скоро ты сам в этом убедишься.

Хлопнула дверь.

Ах да, еще перед тем, как выйти из комнаты, японец негромко сказал Ксане:

– У тебя есть сорок минут. Хлопнула дверь. Дубль два.

Если вы не знаете, что такое отходняк после ультразвукового станнера, то вы счастливейший человек.

Ближе всего к этому ощущению продолжительное и неприятное покалывание в затекшей конечности, приходящее на смену полному онемению. Все эти тысячи крохотных иголочек у вас под кожей. В случае с парализатором мы имеем их по всему телу. От головы до пят.

И это, поверьте, настоящая мука,

– У дедушки не все в порядке с головой, – весело сказала Ксана, запирая дверь изнутри. – Когда он говорит, у меня, веришь, мурашки по коже. А когда смотрит, хочется всадить ему в каждый глаз по шпильке. Прямо в этот его мертвецкий зрачок.

Глеб мог бы с ней согласиться. Но в настоящий момент он ворочался на диване, сжав зубы, чтобы не заругаться вслух. Его руки и ноги неконтролируемо подергивались.

– Но вообще он милашка, – охотница включила поляризующее затемнение оконных стекол, и в комнате воцарился искусственный сумрак. – Разрешил мне поиграть с тобой, пока они будут готовить сканер.

«Все-таки сканирование памяти, – подумал Глеб. – Ну да, в наше время никто уже не полагается на старые добрые пытки».

– Музыка, – приказал охотница, хлопая в ладоши. – Ты же хочешь поиграть со мной, Глеб?

На ее вкрадчивый голос волной набежала медленная и сумрачная мелодия с преобладанием духовых инструментов, что-то классическое, холодное. Подняв руки к изящной шее, она расстегнула свой кожаный сарафан, и тот соскользнул на пол.

Небольшая острая грудь агрессивно торчала, поддерживаемая корсетом активной брони. Больше, от собранных в конский хвост черных волос до остроконечных насадок на каблуках, на ней не было ничего. Модифицированный пигмент белой кожи светился в темноте от возбуждения.

– Терпеть не могу раздеваться сама, – пожаловалась Ксана, – Обычно за меня этим занимаются мужчины. Но для тебя, дорогой, я делаю исключение.

«Чешуя» тоже упала на пол. Одним изящным прыжком Ксана взлетела на Глеба, оседлав его бедра и сильно сжав их своими. В ее руке появился свернутый хлыст.

– Ответь и мне на один вопрос, – ласково попросила она, приподнимая рукояткой хлыста подбородок рыцаря. – Ведь твоя батарея разрядилась там, в трейлере?

Заглядывая Глебу в глаза, она потихоньку терлась о твердую ткань его джинсов. Он заметил две крошечные тигриные лапки, вытатуированные у нее прямо над сосками.

– Ты забыла свой детектор лжи, – сказал Глеб осторожно. Хлыст в ее руках выглядел отнюдь не пустой угрозой.

– Мой детектор – вот здесь, – охотница взяла онемелую руку Глеба и прижала к своей правой груди. – Ты знаешь, что люди, у которых сердце справа, не умеют любить и сразу отличают ложь от правды?

– Я ничего не чувствую. – Это была правда. – Временный паралич нервных окончаний.

– Ничего не чувствуешь? – она размахнулась и сильно ударила его кулаком по губам. – А сейчас?

На костяшках ее руки была кровь. Глеб облизнул языком губы. Солено.

– Я чувствую, как ты воняешь, – сказал он.

А вот это была ложь. Тело Ксаны пахло приятно. Возбуждающе. Оно обещало быть таким и на вкус. Как янтарный липовый мед. Патока. Гормональный афродизиак.

Такой выделяет паучья самка, перед тем как трахнуть и сожрать самца.

– Ото! – Ксана рассмеялась. – Ты мне нравишься, «крестовик». Берегись. Я обычно стараюсь не смешивать работу и удовольствие.

Она взмахнула хлыстом. Глеб напрягся, но страховидное щупальце обвило ножку столика-каталки, на котором были разложены инструменты охотницы. Тонкая рука напряглась, и столик подкатился ближе к дивану. Чтобы до него можно было без проблем дотянуться.

– Я много знаю про вас, тамплиеров, – сообщила ему Ксана, перебирая свой арсенал болезнетворных железок. – Знаю, что ты мог без труда обмануть мои датчики. Ты ведь неплохо умеешь управлять своим телом.

Между ее пальцами сверкнул удлиненный скальпель.

– Посмотрим, справляешься ли ты со всеми его частями. Отточенными движениями она распорола джинсы и белье

Глеба, нетерпеливо раскидывая клочья в стороны.

– Это один из любопытных постэффектов оглушения станнером, – Ксана потыкала рукояткой хлыста Глебу в пах. – Действует покруче любых стимуляторов. Ты еще не можешь как следует распрямить палец, а твоей штукой уже можно прочищать ствол «штальфауста». Тебе нравится?

«Может быть, в других обстоятельствах», – подумал Глеб. «Штука», в опасной близости от которой пребывал ножик Ксаны, была дорога ему не только как память киборга о человеческом прошлом.

– А еще я знаю, – она наклонилась к самому уху Глеба, щекоча его своим дыханием, – знаю, что твоя батарея разряжена, ты на нулях. Я видела, как упал твой боевой темп, когда ты дрался с Драконом. Иначе бы ты сразу надрал этому желтому говнюку задницу, верно?

Она яростно впилась зубами в мочку Глебова уха, прокусив ее почти насквозь. Эту боль Глеб почувствовал и дернулся, чем мог. Получилось слабо.

– Жаль, что мне запретили отрезать от тебя куски, – пальцы Ксаны поглаживали его лицо и шею, – Я бы взяла на память ухо. Или оба. Носила бы на шее, как ожерелье.

– Право, я этого не стою, –деликатно ответил Глеб. «Сколько там сказал японец? Сорок минут? Что-то долго они возятся. А то и правда эта свихнувшаяся пантера возьмет себе на память… что-нибудь».

– Я слышала, сейчас модно пересаживать себе части тела любимых. У меня парень черный, ну, ты его видел. Я думаю взять у него полоску кожи и пересадить вот сюда, – Ксана провела ногтем по своему белому и гладкому бедру, остановилась возле свежей «нашлепки» биобинта. – Как ты думаешь, мне пойдет?

Глеб не ответил. Его глазные яблоки поворачивались вслед за ее запястьем, на котором теперь покачивалось две пары наручников. Удивительного, средневекового дизайна. С выдвижными шипами, обращенными внутрь «браслета».

– Я знаю, что тебе пока это не нужно, – сказала она, изгибаясь, чтобы надеть наручники на его щиколотки.

Соединяющую их цепь она продела через металлический поручень на боку дивана. К другому такому же Ксана поочередно приковала руки Глеба.

– Но моя страховка кончилась вчера, и я не успела ее возобновить. А без нее и «браслетов» я нахожу игры с тобой слишком рискованными. Даже когда у тебя разряжены батареи. Так что сделай одолжение, не рыпайся слишком сильно. Срабатывая, эти штуки вонзают шипы на несколько сантиметров вглубь. По слухам, не очень приятное ощущение.

При желании это можно было счесть изнасилованием, вскрикнув, Ксана нанизала себя на Глеба и задвигалась вперед-назад. Ее тело напряглось, выгибаясь мостом, острые соски уставились в потолок. Глеб скорее увидел, чем почувствовал, как ее ногти погружаются в его грудь, ритм покачиваний участился…

…Обмякнув, она растянулась на нем, целуя его разбитые губы,

– Для начала неплохо, – прошептала охотница. – А ты? По-прежнему ничего не чувствуешь?

Глеб промолчал. Кое-какие сигналы нижняя часть его тела все же подавала, и эти сигналы нельзя было назвать неприятными. Но все равно он предпочел бы быть сверху, без наручников и желательно в полностью укомплектованной броне.

А охотница, не успокаиваясь, теперь целовала его безволосую грудь, живот, длинным тонким языком прокладывая себе путь вниз. То, что за этим последовало, было болезненно, но и не лишено своих приятных сторон. Мягкие прикосновения губ чередовались с яростными покусываниями, и Глеб обеспокоился за свою, так сказать, целостность.

Но Ксана прекратила натиск и, скользнув по нему губами в последний раз, встала на четвереньки, опять заглядывая рыцарю в глаза. Улыбнулась и оседлала его, на этот раз повернувшись спиной.

В свете ее кожи Глеб увидел, что ягодицы Ксаны причудливо татуированы под морду гигантской хищной кошки с горящими зелеными глазами. И этот лик пантеры двигался перед ним вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

Пока, закричав, Ксана не упала рядом с Глебом. Из-под ее век сверкали выкаченные белки. Глебу показалось, что она даже потеряла сознание.

Охотница обвила его правую ногу своей, прижалась губами к жестоко исцарапанному плечу. Ее рука скользнула к паху Глеба, зарываясь пальцами в волосы на его лобке.

– Дай мне минутку, ладно? – попросила она. – Надо отдышаться.

Из встроенных в стены динамиков изливалась успокоительная мелодия клавесина. Глеб поймал себя на совершенно абсурдном желании коснуться губами ее волос.

Она была жестокой, сумасшедшей, опасной. Она его пользовала, как пластиковую е-куклу, и хотела1 отрезать его уши на память. Но она делала с ним что-то такое, от чего заводилось даже его полупарализованное тело.

В конце концов, он и был киборгизированной куклой. Только предназначенной для войны, а не любви.

За последние минуты он почти забыл об этом.

– Ты хорош, – сказала Ксана, опускаясь на него в третий раз. Теперь уже медленно, не спеша. Их тела уверенно и слаженно двигались навстречу друг другу. – Жаль, так и не удастся попробовать нормально. Без наручников и в другом месте.

Она распустила волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, взмахнув головой, убрала их с лица. Теперь она смотрела на Глеба не отрываясь, постепенно отклоняясь все дальше назад, чтобы усилить проникновение. Одной рукой она оперлась на диван, второй ласкала себя внизу, торопя финал.

Ведь у них оставалось совсем мало времени.

Глеб тоже помнил об этом, его вживленный таймер бесстрастно отсчитывал каждую прошедшую секунду. И когда дыхание Ксаны стало громким и прерывистым, он решил, что настал подходящий момент.

Сейчас!

Левая рука Глеба, отрезанная семь лет назад лучом лазера, была заменена биомеханическим протезом. Внешне совершенно неотличимый от натуральной конечности, он во многом превосходил таковую. И что немаловажно, он имел собственный, независимый источник питания на случай работы в форсированном режиме.

Как сказал когда-то Первый Гроссмейстер Ордена: «Наша задача – создать такого солдата, каждая часть тела которого представляла бы собой автономную боевую единицу». И хотя его слова относились к находившемуся тогда в разработке прототипу «омега», в какой-то мере они были применимы и к Глебу.

Он сжал протез в кулак и дернул. Несколько звеньев удерживающей его руку цепи разлетелись в пыль. Шипы, как охотница и обещала, глубоко погрузились в запястье.

Но вместо хрупкой кости, которую они могли пробить, им встретилась углеродная поверхность подкожного каркаса, а боль Глеб отключил. Поэтому его рука, не останавливаясь, метнулась к столику, где схватила уже знакомый Глебу скальпель. И обратным движением направила его точно в левый глаз Ксаны.

Испуг, неожиданность, напряжение Глеба – все это заставило ее бедра спазматически сжаться и тут же стать ватными. Оргазм взорвался в животе Ксаны маленькой осколочной бомбой, разом поразившей все ее внутренности. И он был не похож на все, что случалось с охотницей раньше. Ее тело испускало волнообразное сияние по мере того, как на нее накатывались все новые потоки раскаленной лавы, жидкого огня. Или что это было?

Она сама не замечала, что кричит.

Узкое острие скальпеля остановилось у ее расширенного зрачка. Ксана представила, как оно проходит сквозь зажмуренное веко, минует хрусталик, диафрагму (глаз слезой течет по ее щеке) и, погрузившись в глазницу по рукоятку, вонзается прямо в мозг. Разрушая его. Эта мысль еще больше усилила ее экстаз.

Невидимый оркестр торжествующе гремел в литавры и медные тарелки. Глеб все медлил. Это трудно – убить женщину, с которой ты занимаешься любовью. Отвратительна сама мысль о том, что дрожащее от единения с тобой тело превратится в остывающий труп. Вот сейчас, достаточно завершить уже начатое движение.

Выругавшись, он отбросил скальпель в сторону и, намотав на свою биомеханическую руку волосы Ксаны, грубо сбросил ее на пол. Она опять закричала, теперь уже от боли. Глеб мысленно поблагодарил хорошую звукоизоляцию номера.

«Ну и что мне теперь делать? – подумал он. – С одной нормально действующей рукой против всей здешней банды?»

Для начала заставить охотницу снять «браслеты».

Застыв над кромкой бассейна, занимавшего большую часть крыши отеля «Восток», директор Сакамуро всматривался в серо-голубую толщу воды. Глаза, пересаженные от его клона, уже слезились в напряжении, но он все не отводил их в сторону. И его терпение было вознаграждено.

Акула всплыла.

Полосатое тело мелькнуло у самой поверхности, взрезая ее острым спинным плавником. Мелькнула ощерившаяся треугольными зубами пасть, неподвижный глаз – акула описывала круг вдоль бортика, в поисках пищи или охраняя свою территорию от посягательств.

Громкий всплеск, и в поле зрения показалось ее светлое брюхо, изуродованное косыми полосками шрамов и черными отверстиями шунтов. Через шунты акулу подключали к выносному базис-модулю. В него закачивалась информация, полученная из расщепленных в ее желудке клеток.

Ни Ксана, ни Глеб не догадывались, кого японцы имели в виду под словом «сканер».

За спиной Сакамуро раздалось предупредительное покашливание. Обернувшись, директор увидел своего клона, Икари, дожидающегося аудиенции, между ним и Сакамуро висел тревожно гудящий «Автомон», ощетинившийся всем своим арсеналом.

Параноидальное поведение кибера было вызвано тем, что Икари был занесен в его «красный список». В его присутствии «Автомон» должен был соблюдать повышенную готовность и стрелять боевыми зарядами при первых намеках на угрозу.

Икари наверняка догадывался об этом. Его мышление функционировало аналогично мышлению прототипа. Поэтому он благоразумно придерживался дистанции в два метра. И ждал.

– Что у тебя? – спросил директор, вновь поворачиваясь к своей любимице.

Ему уже случалось обращать внимание, что в присутствии Икари поведение акулы становится необычным. Вот и сейчас она высунула затупленную на конце морду из воды, как будто слушая разговор.

– Я бы советовал вам посмотреть любой информационный канал, – сказал Икари. – Вам будет интересно.

– «Автомон», включи главную новостную программу, –скомандовал директор. – Звук, двухмерное изображение, синхронный перевод.

Кибер послушно развернул большой плоский экран, на котором проступило озабоченное лицо диктора. Оно тут же уступило место картинам горящих развалин, людей с оружием и снимаемых крупным планом трупов.

Среди мертвецов преобладали фигуры в мешковатых зеленых балахонах, но попадались и симбиоты. Среди живых, напротив, ни одного «нового человека» не числилось. В кадре мелькали кнехты ирыцари в силовой броне. Усталые, но гордые победители.

«Ведутся интенсивные восстановительные работы, – бормотал „Автомон“, переводя слова диктора. – Но ситуация с энергоснабжением остается очень напряженной. Кроме того, по-прежнему сохраняется угроза атомных взрывов на нижних уровнях…»

– О чем он болтает? – раздраженно спросил директор. – И как это касается нас?

– Это касается всех, – сказал Икари. – В Городе начата глобальная антитеррористическая операция в связи со взрывами на атомных энергостанциях. Во многих секторах объявлено чрезвычайное положение и комендантский час. Ответственность за происходящее масс-коми возлагают на Симбиотический Синклит и на поддерживающую его корпорацию «Неотех». В Совете автократов поднят вопрос о выборе полномочного Секретаря, которому будут переданы все бразды правления на время кризиса. На эту должность есть два основных претендента – главный тамплиер Максимилиан Ежов и его ближайший союзник, глава самой влиятельной техносекты, Пастырь Димитрий.

– Похоже на переворот.

– Это он и есть. И стоят за ним наши старые знакомые из Федерального Контроля.

Иногда умение клона озвучивать его собственные мысли пугало директора Сакамуро, в этом было что-то от телепатии, в которую он не верил.

«Это пустышка, выращенная из моих клеток для получения донорских органов, – повторил он про себя на всякий случай. – Так как под рукой не было ничего более подходящего, она послужила оболочкой для моих воспоминаний».

Ведь кому доверить дело своей жизни, как не самому себе?

– Ты тоже считаешь, что в Городе опасно оставаться? – спросил он Икари.

Тот кивнул. А как же иначе?

– Хорошо, – Сакамуро помедлил, обдумывая решение. – Пусть готовят мой самолет. Мы отбудем немедленно, закончив с нашим гостем.

Схемы молекулярного анализатора, вживленные в стенки акульего желудка, считают воспоминания тамплиера. Такая процедура обеспечивала большую полноту и точность, чем обычная мнемозапись. Результат будет перенесен на жесткий носитель.

И он, Йоши Сакамуро, вернется на свой остров-крепость. Став еще на один шаг ближе к разгадке. К Истине.

Этот шаг будет последним, не оставляющим больше повода блуждать в потемках. И он сможет, наконец, умереть.

В это время случилось то, чего ни разу не происходило за всю историю отеля «Восток».

На всех его этажах одновременно замигал и погас свет.

В стенах номера, где Ксана, с прижатым к ее шее скальпелем, разминала ноги Глеба, возвращая им подвижность, захлебнулись встроенные колонки, фривольно наигрывавшие «Пастуший рожок».

Икари Сакамуро, связавшийся с ангаром, где находился самолет директора, обнаружил, что беседует с пустым и мертвым экраном.

Оказавшийся в темной кабинке охранник впустую нажал на кнопку смыва. Унитаз новейшей модели отказывался подавать воду с дезинфицирующим раствором, проходить вдоль кромок гудящей щеткой и насыщать воздух приятным ароматом хвои и папоротника. Охранник выругался и ткнул упрямую махину кулаком. Безрезультатно.

Его коллеги, увлеченно резавшиеся в виртуальную игрушку «Бойня номер 5», из фантасмагорических джунглей, полных кровожадных чудовищ, вывалились в серый интерьер главного контрольного поста.

Где, выходя из предательского туалета, он и застал их, ошеломленно переглядывающихся друг с другом.

– Там лампа перегорела, – охранник показал большим пальцем за спину. – И унитаз.

Начальник смены рассматривал свою руку, медленно сгибая и разгибая пальцы. Выход из виртуальности получился чересчур резким. Ему до сих пор казалось, что вместо предплечья у него протез в виде ревущей и забрызганной кровью циркулярной пилы.

Убедившись, что это не так, он перевел взгляд на своего подчиненного. С него – на погасшие датчики центрального пульта. – Нет, – сказал он, – это не лампа. Нам отключили энергию,

Через полторы минуты после того, как веерное отключение оставило весь японский сектор без электричества, заработала аварийная подстанция отеля «Восток». На крыше и специальных выступах, расположенных вдоль фасада, раскрылись «подсолнухи» и начали вращаться, отыскивая солнце в сером рассветном небе. Текущих резервов энергии должно было хватить на много часов. Никаких причин для беспокойства.

Если не учитывать, что система безопасности отеля ослепла и оглохла на полторы минуты. Конечно, с возобновлением подачи энергии она снова вернулась к нормальному функционированию. Да и что такое эти полторы минуты?

Неправильный ответ: мелочь, не стоящая упоминания.

Правильный ответ: в условиях современной молниеносной войны это время, достаточное для успешного перехода боевой операции в завершающую фазу.

Вернувшийся в туалет охранник добился взаимности от кнопки смыва и собирался помыть руки в стенном умывальнике.

Нажал на кнопку, подождал. Нажал еще раз. Умывальник не работал. Из блестящего крана не вылилось ни капли.

Охранник раздраженно глянул вверх, но лампа успокоительно горела над головой. С электричеством все было в порядке. Он ткнул в кнопку вытянутым указательным пальцем, и кран издал низкий гудящий звук, Но вода из него не полилась.

Вместо этого на белоснежную поверхность умывальника упали капли полупрозрачной слизи. Лицо охранника удивленно вытянулось. Он мазнул слизь указательным пальцем и поднес его к лицу. Палец не пахнул ничем особенным,

Охранник уже подумывал, не лизнуть ли слизь для пробы? Но тут его внимание снова вернулось к раковине.

Разрозненные капли слизи собирались в единое целое. Было непохоже, что они стекали на донышко умывальника, как вода. Скорее в их движении навстречу друг другу просматривалась целеустремленность ртути.

На глазах охранника слизь образовала небольшую лужицу, закрывшую сливное отверстие. Если бы он присмотрелся, то разглядел бы крохотные, шарившие вокруг этой лужицы отростки-псевдоподии. Но вместо этого он нагнулся, пытаясь заглянуть в кран, из которого слизь появилась.

Это была ошибка.

Слизь брызнула ему из крана прямо в лицо, мгновенно прилипая к коже. В доли секунды она заклеила его рот, ноздри и глаза. Мыча и мотая головой, охранник рассек себе лоб об кран и, поскользнувшись, рухнул на пол, заливая его кровью. Из умывальника вслед за ним потянулись утончающиеся, но не рвущиеся вязкие нити. Несмотря ни на что, загадочная субстанция стремилась к единству.

Удлиняющийся отросток забрался под веко охранника, сдвинул в сторону глазное яблоко и выбросил еще десяток сверхтонких ответвлений. Одно из них проросло вдоль глазного нерва и достигло мозга.

С этого момента охранник превратился в ходячий и дышащий труп. В зомби, целиком покорного воле своего создателя – оператора экспериментального боевого биоробота «Протей».

В первую очередь были захвачены двигательные центры, и охранник перестал беспорядочно сучить руками и ногами. Убить его теперь не составляло никакого труда. «Протей» мог закупорить собой любую из основных артерий или перекрыть дыхательные пути. Но у этого тела было свое предназначение.

Разветвляющиеся органоиды «Протея» врастали в его мозг, становясь частью центральной нервной системы пленника. Зрительный отдел, мозжечок, лобные доли…

Весь процесс занял всего две минуты шестнадцать секунд. Слизистое тело биоробота втянулось в открытый рот охранника. Снаружи осталась только нить толщиной меньше миллиметра, выходящая из левой ноздри и заползающая в кран.

Дальше ее путь пролегал по хитросплетениям водопроводных труб, заканчиваясь в небольшом подземном бункере, в двух километрах от самого отеля «Восток». Там она снова утолщалась, переходя в железистый отросток на голове симбиота-оператора.

Он, как новую перчатку, надел на свое сознание тело охранника и теперь пробовал – не жмет ли? Моторика функционировала нормально. Для проверки он пошагал туда-сюда, выхватил из кобуры под пиджаком иглоавтомат. Немного заторможенно, но пойдет.

Вот со зрением были еще небольшие проблемы, все время слеп левый глаз и выпадала цветность. Но разбираться с этим не хватало времени. Кто-то настойчиво барабанил в дверь туалета.

– А-а, а-ы-а, – изо рта охранника вырвались нечленораздельные звуки. Он стоял посреди туалета в нелепой позе – одна нога поднята, голова наклонена к плечу, руки вытянуты. – О-а-о, ы-ы-у!

– Чего? – не поняли за дверью. – Ты что там застрял?

– А-ы-ы-у. – Ему удалось наконец справиться с речью: – Я выйду. Сейчас.

Он нагнулся и стал быстро смывать кровь с рассеченного лба. В маленьком зеркальце над умывальником отражались пустые глазав красной сеточке лопнувших сосудов.

– Давай, – торопили за дверью. – Ты тут не один, знаешь ли. Еще пять человек не прочь тоже поссать.

Пятеро. На таком количестве народу «Протей» не испытывали ни разу. Но это не могло послужить препятствием.

– Иди сюда, – сказал охранник-зомби, открывая дверь. – Я тебе кое-что покажу.

– Что там такое? – спросил его коллега, нагибаясь над унитазом. – Я ничего не вижу.

Удар приклада обрушился на его коротко стриженный затылок. Перевернув обмякшее тело на спину, зомби двумя пальцами распахнул рот охранника. Нагнулся, как будто собираясь слиться с ним в глубоком поцелуе.

Hp вместо этого, когда между их губами оставалось всего несколько сантиметров, изо рта зомби вывалился полупрозрачный сгусток, Он соединил его со вторым охранником слизистой пуповиной.

Через две минуты четырнадцать секунд рабов «Протея» стало уже двое.

По истечении восемнадцати минут из комнаты главного контрольного поста вышли трое охранников с одинаково неподвижными лицами и штурмовыми винтовками «такеси». Три невидимые глазу нити «Протея» тянулись за ними, исчезая за дверью,

В комнате остался четвертый зомби, наблюдающий за экранами. И труп охранника, успевшего заподозрить неладное и попытавшегося поднять тревогу. Пока двое зомби удерживали его коллегу, внедряя биоробота в его организм, третий в упор расстрелял охранника прямо у пульта.

Надо было случиться такому совпадению, что первый, кого Глеб с Ксаной встретили в коридоре, был Иван. С криво перевязанной головой, гаусс-карабином на плече и ужасно недовольным видом. Он уже десять минут искал свою подругу по всему пентхаусу, занимающему целый этаж. Это его изрядно утомило, У него до одури болели голова и живот, недобрая память о драке с «одержимым» и рыцарем.

Увидев Глеба, всю одежду которого составляла неловко намотанная поверх чресел простыня, он молча вскинул карабин, выставляя ползунок режима стрельбы на одиночные. Глаза Ивана нехорошо сузились.

– Брось пушку, – приказал Глеб, выставляя перед собой Ксану и прижимая скальпель к ее сонной артерии. Руки охотницы были скованы за спиной. – Считаю до одного, потом режу ей глотку.

– Круто, – усмехнулся Иван. – А как же Обеты, «крестовик»? «Верши добро ценой как можно меньшего вреда. Защищай слабых», – он повел стволом карабина. – Брось ее и давай выступи как рыцарь, а не как сука.

– В жопу Обеты, – Глеб запрокинул голову охотницы, надавил скальпелем на кожу. – Раз…

– Тихо! – Иван демонстративно поставил карабин на предохранитель и, опустившись на корточки, аккуратно положил его на пол. – Видишь, я уже совсем мирный, совсем...

Его глаза внимательно следили за лезвием у горла Ксаны, а пальцы левой руки тихонько ползли к щиколотке. Там, в пристяжной кобуре, таилось ядовитое «жало». В результате вживления координационной подпрограммы Иван умел одинаково хорошо стрелять с обеих рук.

Очередь из штурмовой винтовки ударила по нервам, как молоток, дробящий костяшки пальцев.

Тело коридорного, чья грудь была разорвана десятком безоболочковых пуль калибра 5,56 мм, вылетело из-за угла. И, врезавшись в стену, сползло по ней, оставляя влажный багровый след.

Сжимающая нож кибернетическая конечность Глеба среагировала гораздо быстрее мозга. Он еще осмыслял ситуацию, а она уже без замаха послала скальпель в горло появившегося из-за угла стрелка.

Если бы у него были лишние секунды, рыцарь бы удивился. Такого с ним раньше не случалось.

Но не было времени даже на глубокий вдох. Еще двое вооруженных убийц прицелились в него из шумных, но смертоносных армейских «такеси». Все, что Глеб мог сделать, – это уронить на пол Ксану и упасть сверху, закрывая ее своим телом.

Хреновы Обеты запоздало, но все же дали о себе знать.

Зомби, в чей кадык по самую пластиковую рукоятку погрузился скальпель, стоял, шатаясь. Пока кровь не хлынула у него горлом, заполняя верхние дыхательные пути.

Оператор-кукловод мог еще поиграть с ним, управляя агонизирующим телом, но он не стал терять время, в конце концов, у него были еще две свежие марионетки и целая куча готовых кандидатов на зомбирование. Как насчет этой худощавой, но симпатичной девицы?

Двое убийц двигались немного медленней, чем следовало. Иван ушел от их очередей перекатом, выдергивая «жало» из кобуры. И тут же, не отпуская курок, повел дулом игольника от стены к стене. Несколько десятков растворимых отравленных игл достигли цели, вонзаясь глубоко под кожу.

Вскочивший на колено Глеб ухватил карабин. И аккуратно, как в центр подвесной мишени, положил три пули в живот стоявшего левее охранника. Того закружило волчком. Падая, он был уже мертвее доски.

Второй резво отпрянул за угол.

– Сейчас вывалится, – сказал напряженно застывший у стенки Иван. – Я его достал.

Они с Глебом обменялись взглядами, без слов заключив перемирие на ближайшие пять минут.

Во всем происходящем было что-то очень неправильное. Почему до сих пор не поднята тревога во всем отеле, не воют сирены и не бегают растревоженные самураи? Почему нападавшие сами одеты как персонал отеля (хотя это и могло быть простейшей хитростью)?

Наконец, почему они умирают так, черт возьми, молча? Кто они? Японские клоны с вживленной программой «камикадзе»? Техно-берсерки?

Ксана поправила сбившуюся бретельку сарафана, отряхнула колени.

– Мальчики, – сказала она, – надо проверить третьего.

Последние десять минут директор Сакамуро не слушал, что говорит «Автомон», дублирующий нон-стоп программу экстренных новостей. В основном его внимание принадлежало операторам, занимающимся дистанционной настройкой акулы-сканера под руководством Икари.

Но клон, выполняющий все, как делал бы сам директор, не требовал за собой надзора. И Сакамуро позволил себе отвлечься на развернутый кибером экран.

Там происходили интересные вещи.

– Общественность была потрясена нападением членов эко-террористической секты «Жнецы» на главный офис корпорации «Глобалком», – заунывно вещалдиктор.

Камера с садистской неторопливостью облетала залитые кровью помещения. Повсюду мертвецы с резаными ранами – заложники. И террористы, со скупой точностью умерщвленные «фобами».

– Не успели подразделения СФО успешно завершить операцию, как в нашу редакцию поступили сведения о новой вспышке массового насилия.

В кадре поплыли счастливые лица уцелевших, гордо позирующие спецназовцы, рыдающие родственники убитых.

– Стоп, – приказал Сакамуро. – Отмотай назад секунд на двадцать. Пауза. Увеличь задний план.

Перед ним на экране лица троих заложников. Молодой человек с торчащими белыми волосами и шрамом на подбородке. Пожилой, измученный японец, голова перекошена набок, шея в тугой абсорбирующей повязке. И третий, самый примечательный из всех – мягкое, почти женственное лицо и черная пустота в узких глазах.

Из-за этой пустоты Сакамуро узнал его не сразу.

– Да, конечно, я его узнаю, – сказал Икари. – Рабочий псевдоним у него был Электрическая Крыса, иногда он еще называл себя Ангелочек. Один из лучших токийских специалистов в области промышленного шпионажа. Хакер, «призрак». Работал по контракту и на наш отдел программного обеспечения. Лет десять назад. Я думал, что он давно отошел от дел или спекся.

– Ты думал, – усмехнулся Сакамуро. – Еще неделю назад ты ничего не думал, а болтался себе в физиологическом растворе, как экспонат школьного кабинета биологии.

– Я помню, – вставил клон.

– Ты не можешь этого помнить, мальчик, – жестко отрезал директор «Мисато». – Тебя в этот момент не существовало.

– Я вижу того себя вашими глазами. Моими глазами.

– Да, кстати, хорошо, что напомнил, – Сакамуро моргнул. – Все забываю поблагодарить тебя за эти глаза. Старость, знаешь ли, память подводит.

На этот раз Икари промолчал,

– Оставим пустую болтовню, – Сакамуро указал на экран. –А что ты скажешь по поводу двоих остальных? Профессора Мураками и этого хакера, укравшего то, ради чего я прилетел в этот проклятый Город. Что и какого черта они там делают?

– Я думал, они мертвы, – спокойно ответил клон. – Там была такая суматоха со стрельбой и взрывами – не было времени разбираться. Чудо, что мне еще удалось вытащить рыцаря.

– Ты слишком много думаешь, – Сакамуро задумчиво покатал трость между сухими ладонями. – И слишком вольно толкуешь приказы. Мне следовало использовать чужую М-матрицу, моя оказалась чересчур самостоятельной. Меня ожидают какие-нибудь еще сюрпризы, мой любезный Икари? – Слово «мой» он выделил голосом особенно.

– Я всего лишь скромный исполнитель, – клон поклонился. – Могу я идти? Пора выводить рыцаря.

– Я пошлю за ним кого-нибудь другого. Ты побудь со мной. Я настаиваю. – Сакамуро обернулся к «Автомону». – Если он удалится от меня больше чем на три метра, расстреляй его.

Икари опять поклонился.

– Пока вы живы, у меня нет другой воли, кроме ваших приказов.

Надо было быть глухим или дураком, чтобы не расслышать в его словах второго зловещего смысла.

Завладевший телом охранника «Протей» успел частично перестроить его метаболизм, ослабив, но не нейтрализовав до конца действие яда. Парализованное, ослепшее тело уже не могло представлять никакой угрозы.

Другое дело сам биоробот, затаившийся в нем и двух других трупах. Он ждал нужного момента, чтобы нанести удар.

Когда рука мертвеца схватила его за лодыжку, Иван даже не споткнулся. Чего-то такого он ждал все это время.

Ударом каблука он переломил запястье трупа. Идущий следом Глеб выстрелом из карабина размозжил повернутую набок голову. Теперь точно конец.

Для человека это и было концом. Одномоментное, полное разрушение церебральной ткани – превосходная панацея даже от такой дьявольской штуки, как «Протей». Биороботу становится нечем управлять.

Но у него остается собственное тело на основе жидкого квазигеля. И с ним можно проделывать немало трюков.

Например, такой.

Из-под ногтей уже окончательно мертвой и неподвижной руки выстрелили сверхтонкие нити, проникшие сквозь штанину, а потом и сквозь кожу Ивана. Они достигли нервов и блокировали идущие по ним сигналы.

Левая нога охотника подвернулась, и он рухнулнапол, лицом к потолку.

– Вот дерьмо! – сказал он удивленно.

Онемение быстро распространилось по всей ноге и достигло позвоночника.

– Не приближайтесь ко мне! – крикнул он. – Я подхватил какую-то биозаразу.

Глеб сразу обратил внимание на сгустки чужеродной слизи, сползающиеся к охотнику. Многие из них осмысленно направились и в его с Ксаной сторону. Скорость их передвижения была невысока, но в этом впору было заподозрить определенное коварство. Чтобы справиться с Иваном, этой дряни понадобилось совсем немного времени.

Без особой надежды Глеб выстрелил в слизь из карабина.

– Побереги заряды, – сказала Ксана. Ее голос дрогнул, когда она обратилась к Ивану: – Дорогой, что нам делать?

«Добей меня», –хотел попросить тот, но нижняя челюсть отказывалась шевелиться. Паралич добрался и до лицевых мышц. Все, чего ему удалось добиться, – это глухое неразборчивое мычание.

– Я думаю, его надо застрелить, – задумчиво сказал Глеб, отступая от самого проворного комка слизи. Несколько отростков впустую дернулись за ним следом. – Чтобы не стал как те трое.

– Сначала я прикончу тебя, – равнодушно известила его Ксана. – Понял, пес?

Она шагнула к Ивану, протягивая к нему руку. Озеро слизи вспенилось вокруг ее ног.

Глеб не раздумывал. Его кулак мягко опустился на затылок Ксаны. Подхватив обмякшее тело на плечо, он рванул по коридору, подальше от этой ползучей гадости,

Добить бывшего недруга рука у него так и не поднялась. Наверное, опять подействовали запрограммированные Обеты.

Кто сказал «совесть»?

Иван, у которого отказали даже мышцы, поворачивающие глазные яблоки, смотрел вслед убегающему рыцарю. И Ксане. Отвратительные щупальца «Протея» втягивались внутрь его тела через все щели, но он этого даже не чувствовал.

«Прощай, – мысленно прошептал он. Из его левого глаза скатилась единственная слеза, прокладывая влажную дорожку, невидимую на коже цвета горького шоколада. – И удачи. Помни обо мне».

Что-то зашевелилось, расправляя отростки, у него под черепной коробкой, и сознание Ивана погасло.

«Я не понимаю, что происходит», – пожаловался самому себе директор Сакамуро. То, что передавали в новостях, в голове не укладывалось.

– Новая вспышка насилия, – говорил диктор. – На этот раз своей целью боевики Симбиотического Синклита избрали отель «Восток», расширив свою агрессию до международного уровня. Мы передаем уникальные кадры, напрямую скопированные из памяти террориста, захваченного Силами Федеральной Обороны. В настоящий момент отважные защитники Города ведут на территории отеля ожесточенные бои с «новыми людьми», применяющими секретное бионическое оружие,

На экране мелькали узнаваемые коридоры отеля «Восток», его отеля. Вспышки автоматного огня. По окровавленной стене сползал охранник с удивленным лицом.

«Что происходит? – в очередной раз спросил у себя директор Сакамуро. – Это мистификация? Но какова же цель?»

Он приказал «Автомону» заткнуться. Нет, этот рокочущий гул ему не послышался. Наоборот, он ширился и нарастал. Приближался.

И если он, Йоши Сакамуро, еще не совсем сошел с ума, то это гудят пропеллеры боевых вертолетов.

В транспортном отсеке «Викинга» размещается не больше восьми человек в десантной броне. И им там не особенно просторно, хотя табельная «скорлупа» СФО куда меньше тамплиерского «доспеха» или даже реактивных бронекостюмов Мобильного Контроля. И весит меньше центнера в полной комплектации.

По виду она больше всего похожа на космический скафандр лунного образца, но без громоздких воздушных баллонов. Вместо них у десантников портативные заплечные установки залпового огня или джет-паки.

Однако, несмотря ни на что, нормально расположить в брюхе даже такого гиганта, как СО-4, больше восьми «фобов» – задача непосильная.

Но сегодня их было девять.

Строго говоря, девятый пассажир «Викинга» не имел отношения к отряду спецназа СФО. Он был приписан к «фобам» на время предстоящей операции. В качестве, как говорилось в сопроводительном файле, «наблюдателя с чрезвычайными полномочиями».

Ох и чесался язык у майора Щербицкого по кличке Молот сообщить ему, куда именно он может засунуть свои полномочия. Выложить гаденышу все, что он думает о таких вот наблюдателях. Большой Брат бдит, мать твою так!

Но майор молчал. Сидел, поглаживая ребристый кожух разгонника. Угрюмо поглядывал на примостившегося в углу наблюдателя сквозь плексигласовое забрало. И старался ровно дышать носом. Получалось так, средне.

Связываться с представителем Службы Федерального Контроля не стал бы даже самый отмороженный берсерк, сидящий на дешевом «припое». А он, ветеран Форсиза, с надеждой считающий дни до пенсии (положенной офицерскому составу С ФО на десять лет раньше), не станет и подавно.

Лучше глотнем-ка мы водички из гибкой трубочки, уходящей в широкий воротник брони. Водичка у нас непростая, в водичке у нас транквилизаторы. Чтоб не бздел наш отважный боец, значит, перед схваткой. Чтобы ручная гаусс-мортира, по-простому «рельса» или «баран», не тряслась в крепких руках, норовя проделать дырку в спине товарища.

Дырки, между прочим, от «рельсы» получались знатные. Если засадить из нее, к примеру, в «крестовика», то получится гораздо больше дырки, чем рыцаря. Факт.

А если совершенно случайно попасть из «барана» в чрезвычайно полномочного наблюдателя… Молот сладко зажмурился и тут же открыл глаза. Нет, об этом вам, майор, запрещается даже думать. Даже думать!

Но ведь может же, в конце концов, разладиться что-нибудь в этой хреновой мортире. Спусковой контур там, прицельный блок, еще что-нибудь. Война все спишет. Потери неизбежны.

С прискорбием сообщаем, такой-то такой-то, в звании таком-то, героически погиб при исполнении. Или нет, лучше пропал без вести (майор потрогал рукоятку импульсного огнемета). Тело не было обнаружено. Все меры к розыску будут приняты в ближайшее время. Подпись: комендант Сил Федеральной Обороны полковник Валерий Федяев. Дата: сегодняшнее число. Какое там? Он сверился с индикатором на внутренней стороне забрала. Хм-м, уже девятое. Вот и ночь пролетела, а он и не заметил,

От неблагоразумных мыслей Щербицкого отвлек голос по интеркому, объявивший пятиминутную готовность, Два «Викинга» и звено огневой поддержки – четыре беспилотные «юлы» – перестроились для захода на цель.

Захваченный террористами отель «Восток».

– Господа десантники!

Фигурка не носившего «скорлупу» наблюдателя терялась рядом с выстроившимися «фобами». Но его голос, привыкший чеканить приказы, заставлял прислушиваться к каждому слову.

– Я напоминаю об особых инструкциях, полученных вашей группой. В настоящий момент в отеле нет ни одного гражданского лица. Все, с кем вам предстоит встретиться, – это террористы и враги Города. Ваше командование ожидает от вас соответствующего к ним отношения.

– Мясников из нас хотят сделать, – буркнули на левом фланге.

– Что? – обернулся наблюдатель.

Перед ним выстроилась молчаливая литая шеренга. Из вынесенных на грудные пластины динамиков не доносилось даже усиленного микрофонами дыхания. Только надсадно ревели моторы «Викинга» и стучал метроном, отсчитывающий секунды до высадки.

– Хорошо, Есть вопросы?

– Так точно, – в середине шевельнулся один из бойцов. – А не собьют нас на подлете, как этих… как там… уток?

– На войне гарантий быть не может, – ответил наблюдатель. – Мы все рискуем. Но, по моим сведениям, ПВО противника должна быть выведена из строя.

«Почему их не сбивают?»

Два четырехмоторных СО-4 «Викинг» со щитами Федеральной Обороны, намалеванными на выпуклых бортах, зависли над прозрачным бронекуполом пентхауса. Вокруг них описывали стремительные крути беспилотные машины прикрытия. Сакамуро видел такие в первый раз – шесть винтов, нанизанных на осевой стержень, дисковидный корпус метрового радиуса. Летающий волчок,

По ободу диска скользили пакетные визоры и турели с широким углом обстрела. «Волчки» снизились, перешли на бреющий полет. Фасеточные камеры отработали наведение, и турели распустились огненными тюльпанами. Бронекупол покрылся цепочками круглых трещин. Долго он не выдержит, это было ясно.

– Почему их не сбивают? – хрипло закричал Сакамуро. Краем глаза поймал насмешливую гримасу Икари, бешено обернулся; – Ты! Ты это подстроил?!

– О чем вы говорите? – непонимающе пожал плечами клон.

За его спиной охранники занимали боевые позиции, разбегаясь по пространству размером с футбольный стадион. Если оборонная автоматика отеля все-таки заработает, у них есть шанс задержать нападающих.

– Не выкручивайся, – Сакамуро поднял высохший кулак. – Ты забыл, кто твой хозяин? Я тебе напомню! Код подчинения: «Почитай отца твоего!»

Икари сжался, как от удара плеткой, Теперь его воля была смята и скована поведенческой программой. Он не мог поднять руку на своего «отца» и не мог ослушаться его приказа.

Судьба марионетки – жалкая судьба.

– Приказываю тебе говорить мне правду, Отвечай! Ты предал меня? Ты помог организовать это нападение?

Лицо Икари исказилось.

– Да, я предал вас. Я дал знать о том, что мы привезли рыцаря в отель.

– Что они будут делать? – Сакамуро ткнул пальцем в сторону заходящих на посадку вертолетов.

– Я думаю, убьют вас. И всех, кто находится в здании, – пытаясь замолчать, Икари прокусил себе губу до крови. – Я должен был покинуть отель до начала атаки.

– Вот как, – усмешка на желтом лице Сакамуро походила на трещину в старом пергаменте. – Думаю, ты все же сдохнешь раньше меня. «Автомон»!.. – послушный кибер подлетел ближе. – Нет, не надо. Лучше я сам.

Сакамуро повернул набалдашник трости по часовой стрелке. И с продуманной неторопливостью вынул из пустотелой трубки длинный клинок.

Заточка позволяла наносить колющие и рубящие удары, а узор из темных и светлых пятен на лезвии говорил о его прочности. Такое оружие входит в плоть легко и покидает ее быстро, унося с собой дыхание жизни.

– Подними подбородок выше, клон, – приказал Сакамуро, и Икари вынужден был подчиниться. – Я хочу закончить все одним ударом.

Все случилось, когда второму «Викингу» оставалось меньше двадцати метров до крыши отеля. Первый, в котором была группа Молота, уже сел, и зависшая над ним «юла» прикрывала высадку десантников, сбегающих по пандусу. По ним пока даже не стреляли.

– Что-то тихо, – сказал Щербицкий, припадая на колено с «бараном», упертым в наплечник. Террористов пока не было видно.

– Не сглазь, командир, – посоветовали ему.

В это время двумя десятками этажей ниже последний из охранников-зомби вручную подал команду с пульта управления системой обороны «Востока». Встал из-за пульта.

И, захрипев, рухнул на пол. Ткани биоробота уплотнились в районе его аорты, образовав тромб. И оставили тело мертвеца, уползая к своему хозяину. Этот зомби до конца выполнил свою функцию и стал бесполезен.

А на крыше, подчиняясь отданному им приказу, из скрытых люков показались жерла зенитных пушек, реактивных пулеметов и установок «земля–воздух». Их тупые, но исполнительные «мозги», связанные в единую сеть, обработали входящую информацию о противнике. И тут же предприняли меры к его уничтожению.

Небо сказало «БУМ!», и «Викинг» номер два превратился в распухающий огненный шар. В кучу осыпающихся вниз перекрученных обломков.

Из десяти человек, находившихся на борту, только один из пилотов успел понять, что происходит, За секунду до взрыва он услышал в наушниках панический зуммер, сообщающий, что на тепловой выхлоп машины села ракета. Но сделать уже было ничего нельзя.

Бешено стрекочущая «юла» пронеслась над головой Щербицкого, поливая крышу очередями. Отстрелявшись, она ушла вверх. И там ее нагнал рой «Москитов».

Окутавшись безобидным на вид белым облачком, «юла» завиляла и, падая по кривой, врезалась в бронированный купол. БАМ! Не так, как от «Викинга», но тоже внушительно.

Молот самую малость опомнился. Кинувшись к наблюдателю, скромно жавшемуся у пандуса, он забросил «рельсу» за спину. И схватил мерзавца за грудки, без труда подняв его на метр. Усилители брони отнеслись к этой нагрузке более чем равнодушно.

– Ты же сказал, что ничего такого не будет! – закричал он. По невидимому за бронезаслонкой лицу майора текли слезы. На этом «Викинге» были люди, которых он знал не первый год и мог назвать друзьями. – Ты!

– Это не планировалось, – ровно сказал наблюдатель.

Он лгал. Гибель второго «Викинга» была предусмотрена и входила в секретный план операции. Она должна была озлобить рядовой состав Сил Федеральной Обороны и сделать более сговорчивыми его высшие чины. А то кое-кто еще сомневался в необходимости жестких мер.

– А это планировалось?! – рявкнул Молот, бросая наблюдателя себе под ноги.

В его вытянутую руку с щелчком выехал реактивный пистолет. Толстый ствол глядел прямо в лоб представителя СФК.

– Майор, подумайте о последствиях, – тот даже не делал попытки встать. – Будьте же благоразумны!

Щербицкий стоял над ним, пока рядом не заговорила автоматическая пушка. Тогда он повернулся и пошел прочь, доставая из-за спины гаусс-мортиру.

Наблюдатель сел, глубоко вздохнул и пальцем вытер каплю пота, выступившую над переносицей. Нервная выдалась работенка.

Как уже говорилось, для изменения обстановки на современной войне достаточно доли секунды.

Что-то пронеслось над головами Сакамуро и Икари и врезалось в бронированный купол, взрывом раскалывая его пополам. Громыхнуло, и пол ушел из-под ног. Им повезло, на них не упал кусок пластика площадью в десять квадратных метров, Икари даже смог удержаться на ногах.

А вот директор Сакамуро – нет. Качнувшись и отставив в сторону руку с мечом, он потерял равновесие и начал падать. Падать назад.

В бассейн, у кромки которого он стоял.

Перед Икари мелькнуло искаженное лицо, полные ужаса глаза, выброшенная вперед рука с растопыренными пальцами.

Клон мог бы при желании схватить своего «прадеда» за запястье, удержать его на краю. У тела, выращенного из клеток Йоши Сакамуро, хватило бы на это сил. Оно было и достаточно ловким. Икари ничего не стоило прыгнуть вперед и, подхватив господина директора, не дать упасть ему в воду.

Но он не стал этого делать.

Вместо этого он шагнул вперед, чтобы сверху наблюдать за происходящим.

Сакамуро неловко вынырнул, пытаясь ухватиться за край бортика. Слишком высокого бортика для тех, кто падает в бассейн не по своей воле.

Смутная тень мелькнула у самого дна бассейна, чересчур быстрая, чтобы можно было ее разглядеть. Но Икари знал, чем она была. На его лице появилась улыбка.

Сакамуро разгадал усмешку своего клона и прочел в ней свой приговор. Его сковал незваный страх. Оказывается, смерть, которую он так долго ждал, могла быть очень неприятной. И, как это ни смешно звучит по истечении ста десяти лет, преждевременной.

– «Автомон»! –закричал он. Кибер-телохранитель беспомощно завис над его головой. Его подъемной силы не хватило бы, чтобы вытащить хозяина. Стойте, а разве некого больше попросить о помощи?

– Икари, – задыхаясь, крикнул Сакамуро, – помоги мне! Икари скрипнул зубами. Довлевшая над ним программа безжалостно скомкала его волю, заставляя клона опуститься на колени и протянуть директору руку. Если бы он мог, то отрубил бы ее себе по локоть.

Сакамуро потянулся к спасительному запястью. Ему оставались считаные сантиметры…

Он почувствовал, как что-то держит его, не давая двинуться с места. Его ноги, которыми он пытался грести, не шевелились. На секунду ему вообще показалось, что их у него нет.

Опустив глаза, он издал высокий пронзительный писк. Ног и правда не было. Вместо них генеральный директор увидел у своего пояса сомкнутую пасть акулы.

И тогда Йоши Сакамуро завизжал.

Снизу, окутывая торчащие над водой голову и плечи Сакамуро, всплыло густое кровавое облако. Директора поволокло вправо, влево, замотало из стороны в сторону. И потащило назад, прочь от вытянутой руки Икари.

Все это время он издавал отвратительный тонкий вопль.

Задумчиво посмотрев на свою руку, Икари помахал ей вслед удаляющемуся директору.

– Сайонара , – прошептал он.

Глеб понимал, что они бегут не в лучшем направлении. В этой бесконечной анфиладе комнат ждет восковой старик, охотящийся за памятью рыцаря, ждут его люди.

Но сзади, отставая совсем ненамного, следовал Иван. Или то, что теперь притворялось Иваном. Неважно. Важно то, что Глеб проявил слабость, не добив его, когда мог. А теперь это будет не ' так просто сделать.

Вообще же это все не его забота. Пусть японцы сами разбираются с бывшим охотником. И не трогают Глеба, когда он начнет выбираться отсюда. А то он не со всеми будет таким добрым, как с Иваном.

«Фобам» приходилось нелегко. Отель, превратившийся в напичканную смертоносной техникой ловушку. Гибель половины оперативного состава и всех средств огневой поддержки. Было отчего запаниковать.

Но десантники приняли бой, как принимали его, стоя на внешних контурах Форсиза, перед оскаленной пастью Степи.

Прикрываемый двоими своими людьми, майор Щербицкий дополз до турели, плюющейся кинжальными очередями реактивных пуль. И бросил фанату к ее подножию. Турель снесло ко всем чертям, освобождая участок, по которому десантники ворвутся внутрь пентхауса.

Тогда исход боя можно будет считать решенным. Остановить семерых (одного человека группа Молота потеряла) тяжеловооруженных бойцов внутри отеля будет невозможно. Пусть попробуют, камикадзе.

Стеклянная стена-окно, завешенная белыми занавесками с рисунком в виде красных цапель, взорвалась навстречу майору. Он инстинктивно пригнулся, хотя стекло ничем не могло повредить его броне.

Этим Молот спас себе жизнь.

Чернокожий гигант, держащий в каждой руке по штурмовой винтовке «такеси», предстал перед остолбеневшими десантниками. Вокруг него разлетались клочья бело-красных цапель и парили осколки стекла. Винтовки пели незабываемую Серенаду Смерти.

Очередь, которая должна была достаться майору, прошла впритирку над его головой. И прошила руку бежавшего следом бойца. Пули, практически оторвавшие десантнику конечность, угодили в район сочленения пластин. Броня не смогла их остановить.

Но ему еще очень повезло в сравнении с тем «фобом», который не успел пригнуться, как Молот,

Пули раздробили ему забрало. Наружу брызнул фонтан крови, серого вещества и мельчайших осколков кости. Еще двигающееся по инерции тело пробежало несколько шагов. И только когда отказали сервомоторы брони, переставшие получать команды от испарившегося мозга, оно рухнуло.

Дальнейшее произошло быстро. Закричав, Молот вскинул «рельсу» и выстрелил не целясь. На таком расстоянии промахнуться можно было разве что чудом.

Но лимит чудес на сегодня был исчерпан.

– Нет, – прошептала все еще немного оглушенная Ксана.

Ногти охотницы прочертили по коже Глеба пять кровавых полос. Рыцарь, выругавшись, уронил ее с плеча. Она вскрикнула, ударившись копчиком, но этот звук утонул в бешеном свисте, которым сопровождался полет снаряда «рельсы».

То, что оставил этот выстрел от Ивана, с легкостью бы поместилось в пакетик для попкорна, За полтора кредита, двухсотграммовый.

Одновременно с этим исчезла угроза жизни Глеба и Ксаны. Но появилась другая, закованная в десантную «скорлупу» и не склонная к переговорам.

– Мне очень жаль! – закричал Глеб, рывком поднимая Ксану на ноги. –Но нам надо двигаться!

Нам? Почему – нам? Он не думал об этом, хотя было ясно, что в новых условиях Ксана не годится в заложницы. Он просто бежал, увлекая ее за собой, а сзади надвигался майор Щербицкий со своими людьми.

Никто из десантников не обратил внимания на сгустки слизи, проворно увертывающиеся от их ног.

« Протей» возвращался к своему хозяину.

Киберы серии «Автомон» отличаются одним полезным свойством. Они никогда не забывают приказов. Даже если отдавший их хозяин уже мертв.

Когда акула потащила труп директора, расстояние между ним и его клоном превысило три метра. В ту же секунду кибер-телохранитель последовал заложенной в него инструкции. Он начал убивать Икари.

Или, вернее сказать, он попытался начать убивать Икари. Потому что тот, проворный, каким был в его годы Йоши Сакамуро, окружной чемпион по кендо и превосходный пловец, успел прыгнуть в бассейн. И нырнуть на самое дно. «Автомон» напрасно вспенил поверхность воды серией залпов.

Иглопушки «Автомона» прекрасно достали бы жертву и в воде, если бы кибер не определил наконец, что его хозяину угрожает опасность. Задержка объяснялась просто, Занесенный в его память реестр потенциально угрожающих объектов включал в себя, например, агентов Службы, животных, зараженных МЕП, степных волков, Икари. Но не метаакул. Покойный директор слишком доверял своим любимцам.

Но продвинутое искусственное мышление «Автомона» позволяло ему делать самостоятельные выводы. Обработав поступившую информацию, он расширил реестр. И переключился на новый угрожающий объект.

Но насколько будут эффективны боевые токсины против метаакулы третьего поколения? Далеко не праздный вопрос, учитывая близкое соседство Икари с этой акулой. И невозможность выбраться из бассейна без посторонней помощи.

Впрочем, помощь можно позвать.

Клон с помощью телеприставки связался с «Ронином», стоявшим на взлетной площадке. Трансформ-машина включила моторы и поднялась в воздух, разворачиваясь в сторону бассейна.

Икари приказал ей выпустить «гарпию» – похожий на каракатицу реактивный разрушитель. «Гарпия» будет здесь меньше чем через двадцать секунд. Икари наведет ее на «Автомона» сигналом приставки. Останется дождаться вертолета и на нем покинуть этот отель-могильник.

Звучит неплохо, правда?

В реальности все вышло по-другому,

Акула, вспугнутая болью от попаданий игл «Автомона», метнулась из стороны в сторону. И бросилась на Икари. Она была голодна, напугана и разъярена. Достаточно, чтобы поставить точку в некрологе одного самоуверенного клона.

Икари не сдавался. Поднырнув под атакующую акулу, разорвавшую ему плечо своей шкурой, он подхватил со дна выроненный директором Сакамуро клинок. Сам покойный, точнее, его обгрызенная верхняя половина мирно колыхалась поблизости, притянутая течением к решетке слива. Завороженно уставившись на него, Икари пропустил момент, когда акула ударила снова.

Оскаленная пасть надвинулась на него из кровавой мути, а его рука все отводила клинок для удара.

Но хищница медлила. Трудно сказать, куда направлены глаза акулы, однако Икари казалось, что она внимательно рассматривает его. Рассматривает, вместо того чтобы сожрать.

А затем произошло нечто совсем загадочное. Акула развернулась и поплыла прочь, преследуемая летящим над водой «Автомоном». Она отказалась воспринимать Икари в качестве жертвы.

Не задумываясь над причинами этого, клон директора Сакамуро нанес свой удар. Клинок пробил жесткую шкуру и достиг мозга. Икари тут же поспешил отплыть подальше от бьющегося в агонии тела.

Если у него будет возможность когда-нибудь рассказать о случившемся, ему никто не поверит. Человек, выживающий в поединке с метаакулой без боевого костюма и целого арсенала смертоносных устройств, – это миф. Такой же, как, например, Янтарные Башни.

Дорогу им преградил бассейн, над которым болтался уже знакомый Глебу кибер-телохранитель. Или другой, очень похожий. И не просто так болтался, а опустошал свои обоймы в воду. Занятно.

Ревущая «гарпия» вылетела из-за спины, обхватила кибера своими щупальцами и красиво взорвалась вместе с ним. Следом появился красный вертолет, по которому безуспешно вели огонь из разрушаемого десантниками пентхауса.

Он завис над самой водой. Разрывая голубую поверхность, к нему взметнулась окровавленная рука, сжала специальный поручень у двери. Вслед за рукой появился и ее хозяин, вытягивающий свое тело наверх, в кабину.

Хозяина руки, того самого говорливого секретаря, Глеб узнал сразу. Пусть тот и утратил большую часть своего лакейского лоска и выглядел так, будто случайно выскочил из мясорубки.

Ну, если он еще не в курсе, самая крутая мясорубка как раз здесь.

Одним длинным прыжком Глеб оказался в кабине вертолета и направил ствол карабина в лицо выбирающемуся из воды человеку.

– Предлагаю договор, – сказал рыцарь. – Ты вытаскиваешь меня с дамой из этого места, а я не стреляю из этой штуки. До тех пор, пока ты не начнешь делать глупости. Первая глупость, которую ты можешь сделать, – сказать мне «нет».

В руке, опущенной под воду, Икари держал вымазанный кровью и мозгом акулы клинок. У него была управляющая приставка, с помощью которой он мог накренить вертолет и заставить тамплиера упасть в воду. Он еще мог бороться.

Но что-то в глазах этого Глеба по прозвищу Лейтенант подсказывало японцу – он не успеет. Этот человек был быстрей и опасней акулы, каждая черточка его уродливого лица кричала – убийца! Сама Смерть запечатлела у него на лбу свой медленный поцелуй.

– Договор принимается, – сказал Икари, осторожно подавая Глебу свое оружие рукояткой вперед. – Добро пожаловать на борт «Ронина».

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Этой ночью Сергей не спал. Не то чтобы замучила бессонница, в его домашней аптечке хватало быстродействующих транквилизаторов, чтобы усыпить десяток здоровых мужиков. Но ему это было не нужно.

Он лежал в темноте, курил, набивая бычками пепельницу у кровати. И рассматривал тлеющий кончик сигареты, думая о всяких хозяйственных мелочах. Подновить кое-где медную оплетку забора, Собрать всякий мусор, вроде пластиковых консервных упаковок, и зарыть на мусорной поляне. Ножи поточить. У стола расшаталась одна из ножек, надо бы починить. А лучше вообще сделать новый стол. И стулья. Интересно, если он сойдет с ума, в чем это проявится в первую очередь?

Сигарета погасла.

Он встал, сходил облегчиться во двор. Долго и жадно пил воду, нацеженную из металлического бака на кухне. У воды был затхлый привкус, и он подумал, что завтра надо слить ее к чертовой матери и вымыть бак. И лучше всего с дезинфицирующей эмульсией, а то мало ли что там могло завестись.

В этих местах последствия Перелома сказывались не очень сильно, Но, как минимум, раз в месяц он натыкался на совершенно новый, не описанный ни в одном справочнике вид. Чаще всего попадались грибы, реже мхи и другие высшие растения. Животных, кроме тех мутантов, которые мигрировали из глубокой Зоны Отчуждения, он пока не встречал. Но не исключал их появления.

Интересно, что бы он подумал о происходящем лет двадцать назад?

Эволюция, как считал он тогда, – это процесс, длительность которого измеряется эпохами. А не месяцами и годами.

Но опровержение этих высоколобых теорий, застреленное из карабина, пошло на кожу и меховую подкладку его куртки. А новейший анализатор ДНК (подарок Георгия, доставленный Глебом из Города), озадаченно попискивающий над образцом тканей, дал на выходе полную абракадабру. Сергей накрыл бесполезный прибор куском рогожи и поклялся никогда больше к нему не прикасаться.

Если верить показаниям анализатора, в клетках метаживотного было два набора хромосом. И если первый набор полностью отвечал представлениям Сергея о том, как должен выглядеть генетический код высшего белкового организма, то второй…

Второй-то и ставил несчастную машину в тупик, потому что он был не триплетным. Не был записан с помощью тринуклеотидов, как генокод любого обитателя земли до Перелома – от кольчатого червя до двуногого животного с плоскими ногтями, лишенного перьев. Он был другим.

Теперь он думал об этом все время. О том, что мир принадлежит существам, которые не могли родиться под этим солнцем. И спал по два часа в сутки, А свободное от сна время проводил уже не в лаборатории, как раньше, а в лесу. Там, конечно, трудно было спрятаться от волков и мыслей. Но вторые в присутствии первых не касались всяких там аллелей и кодонов, а крутились вокруг жизненно важного вопроса – перезарядил ли он карабин после вчерашней стрельбы по банкам?

Да, в Городе он давно бы сунул ствол этого самого карабина себе в рот, царапая нёбо и морщась от жирного привкуса смазки. Повозился бы, примериваясь к курку. И снес поехавшую крышу ко всем чертям. На потолке остался бы неровный узор красных брызг.

Один раз он уже видел такой, вместе с Глебом. Над взорвавшейся головой их коллеги, найденного ими через год после бегства из лаборатории.

Он покончил с собой за час до их несостоявшейся встречи. Кто-то снял с его руки браслет, и для них он так и остался безымянным. Именно пропажа браслета навела Глеба на мысль, что самоубийце помогли.

Но Сергею казалось, что в этот единственный раз обошлось без невидимой смертоносной руки, постоянно тянувшейся к ним из прошлого. Встречи с которым покойный испугался так сильно, что предпочел сбежать, запачкав мозгами кабинку вокзального туалета. О, как он его понимал!

Сергей давно поступил бы так же, если бы не шумящий за окном лес. И не Ирина,

Он зашел к ней на рассвете. Постоял, с привычной болью глядя в безмятежное лицо, кончиком пальца поправил на виске каштановую прядку, прикоснулся разом пересохшими губами к прохладному лбу, на коленях у Иры лежала вырезанная из дерева кукла, смешной человечек с очень большой головой и тонким тельцем. Ручки и ножки, болтающиеся на кусочках проволоки, нарисованные углем черты лица. Это был его подарок,

Он никогда раньше не делал для нее кукол, поэтому вышло у него не очень убедительно. Но ей должно было понравиться, ведь он так старался. Извел целую гору деревянных заготовок и до мяса порезал себе большой палец. Вон, темный след от его крови на кукольном животе. Если бы она могла, то обязательно сказала бы ему «спасибо».

– Смотри, что я купил для Иры.

Кукла. Японская фарфоровая кукла с лицом капризного, но очаровательного ребенка. Розовое платье – кружевной водопад с белыми змеями лент. Бальные туфли с крохотными серебряными пряжками. В руке пышный букет роз.

Над этой куклой уже ахала вся женская половина Проекта.

– Красиво, – сказал Глеб. Так, вежливо заметил.

– Что такое? – Чувствовать людей у Сергея всегда получалось хорошо, а Лейтенанта в особенности. Если тот не замыкался в себе, то эманировал очень сильно.

Сейчас можно было с уверенностью сказать: ему что-то не нравится.

– Ничего. Все в порядке.

– Ни хрена не в порядке. Ты бы свою рожу видел. Что не так?

Лейтенант сделал над собой усилие.

– Кукла, – сказал он. – Не дари ей куклу.

– Почему? – удивился Сергей.

Ответ поразил его еще больше.

– Она слишком похожа на человека.

Он так и не понял, что Лейтенант хотел этим сказать. А объяснять тот отказался, Но когда Сергей принес куклу жене,

Ира взяла ее и посадила за зеркалом, у которого обычно причесывалась.

И никогда больше не доставала ее оттуда.

– Спасибо, – сказала она, мягко целуя его в подбородок. – Мне очень приятно, Сережа. Но, пожалуйста, никогда больше не дари мне кукол.

С рассветом, удивляясь неизвестно откуда взявшейся энергии, он спустился в подвал, чтобы повозиться с барахлившим накопителем «подсолнуха». Нешуточное дело, его поломка грозила оставить весь дом без электричества. Потом, так и не докопавшись до причины неисправности, полез в вырытую под подвалом землянку. В ней ему с Ириной предстояло переждать надвигающийся Прорыв.

Называть это сооружение землянкой было преуменьшением. Просторная, снабженная светом, регенератором воздуха, месячным запасом пищи и воды для двух человек. Со стенами, укрепленными специальным раствором, предотвращающим оседание и осыпание, она скорее тянула на небольшое бомбоубежище. Глеб, чьи фортификационные таланты стояли за ее сооружением, именно так ее и называл. Или просто «убежище». Для него что-то особенное крылось в самом этом слове,

Землянка-убежище, как и следовало ожидать, была в порядке. Оставалось протестировать лишний раз аккумуляторы и загрузить внутрь коробки с консервами и жидким пищевым концентратом. А меньше чем через две недели и самим потихоньку прятаться под землю.

Кстати, насчет прятаться: а не пора ли начать прибирать в доме перед приходом зверья? Уж очень нравится этим любознательным тварям в отсутствие человека пробовать на зуб его собственность. Особенно нужные в хозяйстве вещи вроде разбитого в прошлый раз перегонного куба, месяц пришлось сидеть без самогона, пока не выменял у проезжавших торговцев нужные части и не собрал новый аппарат. Чтобы не было так тоскливо, кое-как перебивался, покуривая дичку, разросшуюся в невиданном количестве. И толок в ступке кое-какие грибы, прогнав их предварительно через анализатор на предмет яда. Но, видно, однажды чего-то недоглядел, потому что наяву его посетил ужасающий в своей отчетливости и жути глюк.

Он сидел на поляне, подложив под руку карабин и жуя хлебцы с запеченной грибной смесью. На его глазах центр поляны вспучился и стал покатым холмом, высотой метра четыре.

Не прошло и минуты, как этот холм прорвало. Вверх ударил фонтан земли, камней и обрывков корневищ. Оттуда, из земляной раны, потекла струями жидкость, напоминающая прозрачную, янтарного оттенка смолу.

Сначала она вела себя как обычная текучая субстанция. Она разливалась многочисленными лужами, свободно перетекающими друг в друга, скатывалась вниз с холма. И, как вода в ливень, подбиралась к ногам жмущегося к деревьям Сергея. И тут…

Происшедшее очень трудно было объяснить словами. Возьмись Сергей пересказывать свое видение еще кому-нибудь, кроме Ирины, он бы предпочел нарисовать.

В доли секунды «смола» начала застывать, формируя причудливые кристаллические формы, но без граней, характерных, скажем, для алмаза. Скорее происходящее напоминало многократно ускоренный рост сталагмита. Загадочная жидкость, наплевательски относясь к закону всемирного тяготения, поднималась по уже затвердевшей поверхности, образовывая вытянутые вверх наросты, по которым уже текла новая порция. И так снова и снова, пока перед ошеломленным Сергеем не предстал целый сад абстрактных скульптур высотой до двух метров. Все они имели характерную оплавленную форму и располагались вокруг ямы, оставшейся после выброса «смолы».

Внешний круг «скульптур» был ощутимо ниже внутреннего, и в этом прослеживалась некая закономерность, Как и в том, что ни одна «скульптура» не стояла дальше чем в трех метрах от центра ямы.

Все это Сергей успел разглядеть перед тем, как сталагмиты опять пришли в движение. Тогда ему и стало по-настоящему страшно. До того он испытывал скорее простое человеческое любопытство и интерес ученого. Но когда эти неорганические на вид конструкции изогнулись друг к другу, как щупальца гигантской каракатицы, переплетаясь и шевеля утончающимися кончиками, он вскочил и сделал первый шаг назад.

Побежал. А сплетенные в один толстый неровный «ствол» щупальца вытянулись вверх, отбрасывая десятиметровую тень.

На следующий день Сергей не нашел даже саму поляну, на которой все происходило. Он счел, что стал жертвой несмертельной разновидности спорыньи, и перестал баловаться грибами.

Урок, как говорится, пошел на пользу. Зато, починив самогонный аппарат, пить стал вдвое больше.

В литрах алкоголя он пытался утопить неотвязное чувство «уже было». Расстаться с таким знакомым видением поднимающейся к небесам живой янтарной башни.

Так, в хлопотах по дому прошла первая половина дня, в течение которой он и не помышлял о сне. Возился с поломанным столом. Притащил из пристройки доски и инструменты. Опустошил забитые пепельницы, заменил перегоревшую лампочку в туалете. Собрался разобрать и смазать, где нужно, карабин, но вспомнил, что делал это всего три дня назад.

Вместо карабина повозился минут сорок в лаборатории с образцами почвы. Была задумка насчет выращивания злаков из мутированных зерен. Георгий упоминал о плохой совместимости плодов метарастений с человеческим организмом – это тоже стоило проверить.

Сварил обед себе и сделал инъекцию питательного концентрата Ире. Посидел с ней немного. Вымыл посуду. Идеальный муж. А когда уже собрался лезть на чердак и разгребаться там, до его ушей донесся знакомый звук. Шум мотора.

Это не Глеб, решил Сергей, снимая заряженный карабин со стены. У «Прометея» был бесшумный водородный движок, а здесь он ясно слышал рев дизеля. Ни одна машина из Города не могла иметь двигатель внутреннего сгорания. Либо «котел», либо аккумуляторы. Значит, оставалось одно.

К нему пожаловали кочевники.

Стоя за занавеской, он разглядывал своих гостей. И в который уже раз размышлял над безответным вопросом – где они берут топливо для своих «колес»? Тема эта была для любого мотокочевника, беседующего с горожанином или отшельником, чуть ли не табу. Все, что удавалось выдоить из накачанных до полубесчувственного состояния гостей, напоминало старый анекдот про деньги из тумбочки.

Топливо, бензин или солярку – на арго Степи оно называлось «кровь», чаще «грязь» – покупали у торговцев. Огромные автокараваны, настоящие поезда из фур, охраняемые Семьями, пересекали Степь по случайно заданным маршрутам.

Маршрут выбирался с помощью Крейзи-Компаса (или Полоумного Проводника). Последний, насколько понимал Сергей, был каким-то механическим устройством, служащим для генерации случайных чисел. Его секрет тщательно охранялся торговцами.

Одним из важнейших свойств всех Проводников была их загадочная синхронизация друг с другом. Благодаря ей любой торговец мог по желанию встретиться с другим, независимо от того, как они перемещались по Степи. А четыре раза в год все караваны съезжались в одно, каждый раз новое место, для гигантской двухнедельной Ярмарки Колес.

Там происходили знаменитые бои Гремящих Гладиаторов и Смертельные Скачки, заключались межклановые союзы и объявлялись вендетты. Покупали и продавали людей, оружие, имплантаты, кары, И, конечно, «грязь». У любого торговца можно было приобрести топливо в любом количестве, на какое хватит денег. В качестве последних использовались «дырки», металлические перфокарты, изготовляемые опять же торговцами.

А вот у кого брали топливо сами торговцы?

Ответ «У других торговцев» Сергея не устраивал. Посему он выслушал немало сомнительной достоверности историй, под которыми скрывались новые мифы Степи. Наиболее часто в них упоминались Хозяева Грязи, живущие под землей вместе с «кротами», их воинами и слугами. «Кроты» качали для Хозяев сырую нефть и убивали всякого, посягнувшего на Глубинные Твердыни.

Еще Хозяевам приписывалось владение загадочными «трезубцами», оружием необычайной разрушительной силы. Что было удивительней всего, действие «трезубца» кочевники описывали, расходясь только в мелких деталях. По их словам, земля расходилась, и десятки «колес» проваливались в трещину, тут же смыкающуюся вслед за ними. По мнению Сергея, речь шла о генераторе сейсмических импульсов. Подобные разработки велись в рамках Проекта,

Но каждый раз, когда он начинал задумываться об этом, у него болела голова. Приходилось пить растворенное в самогоне обезболивающее. И, говоря начистоту, даже если бы Сергей вспомнил те крохи, что были ему известны до блокирования памяти о программе «Тартар»…

Это не дало бы ему ни малейшего представления о том, что сейчас происходило на трех подземных базах и десятке сателлитных объектов. Там, где давно уже не было ни одного человека, кроме тех, что в замороженном и расчлененном виде лежали в холодильных камерах или подвергались мучительным трансформациям в Родильне. Но где не затихала своя тайная кипучая жизнь.

Жизнь, ненавидящая своих создателей за то, что они изуродовали ее, лишив возможности в любви продолжать себя, как делают все рожденные под солнцем, лишив самого солнца и неба. Облаков, полета птицы в вышине и капель дождя на разгоряченной коже.

Новый язык этой жизни зародился под сводами учебных туннелей, наполненных смертоносными тренинг-машинами. В тесных отсеках первых «диггеров» и «вормов». Язык, состоящий на треть из звуков, а на остальные две трети из прикосновений и запахов.

В нем есть более восьмидесяти обозначений камня. Шесть тысяч конструкций, имеющих отношение к звуковым, осязательным и тепловым характеристикам живых объектов.

Около двух десятков синонимов слова «ненависть», двенадцать, несущих различный смысловой оттенок, вариантов понятия «враг».

И ни одного прилагательного, описывающего цвет и размер. Ни одного эквивалента таких слов, как «небо» и «облако». «Любовь» и «прощение».

Это язык войны. И те, кто придумал его, не знали, что куют оружие на погибель не только себе, но и своим детям.

– Хозяева! – донесся до Сергея громкий крик. – Покажитесь, не обидим!

Сергей хмыкнул. Обычно выходило наоборот – хозяева могли обидеть из противотанкового гранатомета или снайперской винтовки. Многие отшельники с маниакальным упорством защищали свое уединение.

В отличие от них Сергей относился к визитерам спокойно. Не пренебрегая, однако, разумной осторожностью. Он не спешил, давая себе время хорошенько разглядеть новоприбывших и понять, чего от них можно ждать.

– Эй, хозяева!

Кричал один из гостей, спешившийся с дряхлого моноцикла. Кроме последнего, автопарк кочевников был представлен не менее дряхлым чоппером, вместившим двоих, и старым армейским «хаммером». Вездеход Сергей разглядывал внимательней всего, по нему, в отличие от банков, многое можно было сказать.

Это была машина Разведчика. В прошлом ее покрывал маскировочный слой-хамелеон, облезший со временем от жары и пыли. Он чередовался с желто-коричневыми пятнами обычной краски – ее хозяин изо всех сил добивался незаметности на просторах Степи. Боевые же машины, наоборот, раскрашивали ярко, в цвет Семьи, рисуя на бортах всякую всячину, от примитивных языков пламени до рунических оберегов.

Значит, Разведчик, один из лучших бойцов, прокладывающий дорогу всем остальным. Осторожный, хитрый и жестокий. Будь он другим, эти «колеса» давно бы стали его передвижным склепом. С ним надо быть особенно осторожным, ты для него опасный чужак, которому он при случае не задумываясь перережет горло. Чтобы не выстрелил чужак в спину, не пустил никого по следу Семьи.

Что еще говорил «хаммер» о своем владельце? Например, то, что ему недавно пришлось пережить схватку, изрядно потрепавшую его и спутников. На это указывали свежезаваренные пробоины в борту и два окна, закрытые пластиковыми листами – выбитые стекла не успели заменить.

Знавал «хаммер» и лучшие времена – на крыше имелся вращающийся станок для зенитного пулемета, а по бокам торчали куцые обломки изогнутых кос, какими срезают вражеских Всадников.

Но хватит разглядывать «колеса», пора посмотреть и на водителя. Наверняка он возглавляет эту ватагу.

Сергей шагнул к двери и приоткрыл ее, прижимаясь к стене. Если гости задумали неладное, сейчас полетят пули. Такого с ним еще не бывало ни разу, но расслабляться не стоило. Он вынул из кармана куртки нехитрое приспособление – маленькое зеркальце на палочке – и высунул его в проем. И крикнул;

– Здесь хозяева! Кто у вас там главный, покажись!

Как он и ожидал, дверь «хаммера» распахнулась со стороны водителя. На землю спрыгнул рослый мужик, одетый в хаки и солдатские ботинки, с чем-то вроде укороченного «абакана» на плече. Двигался он свободно и раскованно: было видно, что возможность поймать пулю от чересчур нервного отшельника его не пугает.

– Показываюсь! – весело крикнул он. – Твоя очередь.

– Погоди, – Сергей повернул зеркальце, чтобы видеть остальных.

Да, конечно, дом можно было обойти и с другой стороны, но там они с Глебом посеяли десяток «крикунов». Он будет, по крайней мере, предупрежден, если кочевники полезут с тыла.

– Чего вам надо?

– Это называется гостеприимством? Земляк, ты чего забился, как барсук в нору?

– Время такое… барсучье. Так я спрашиваю, надо чего?

– Поговорить надо, земляк.

– Так говори.

– Эй, земляк, – кочевник развел руками. – Не по-людски это. Я из-за забора говорить не буду. Ты обидеть меня хочешь?

В последней фразе содержалась скрытая угроза. Как говорили у мотокочевников: «Обидел одного – обидел его Семью. Обидел Семью – обидел всю Степь».

Сергею не хотелось ссориться с целой Степью. Он тихо вздохнули крикнул:

– Ладно, заходи. Поговорим.

Он стоял у двери, в одной руке карабин, во второй портативный металлоискатель. Никакое гостеприимство не заходило так далеко, чтобы пускать в дом вооруженных людей, кроме того, кочевник напросился взять с собой двух товарищей, что само по себе делало их численный перевес опасным.

– А это что такое? –поинтересовался Сергей, когда прибор в его руках взорвался тревожным писком напротив груди предводителя.

Тот молча расстегнул куртку. Под ней у него была стальная мелкоячеистая сетка. Сергей подумал, что это кольчуга, но уж очень она была тонкой и непрочной на вид. Он вгляделся и понял – заземление. Под «кольчугой», вживленная в район солнечного сплетения, таилась батарея, весело подмигивающая огоньками. Кочевник оказался теком поколения «альфа».

О чем можно было догадаться, уже глядя на его лицо. Его левую половину занимал такой же древний, как батарея, оптический имплантат. Явный самодел с телескопическим объективом «Ricoh» и витком оптоволоконного кабеля, уходящим в неряшливый черепной шунт. Когда кочевник переводил взгляд, можно было расслышать тихое гудение мотора и жужжание диафрагмы, изменяющей диаметр для наведения резкости.

В остальном лицо киберкочевника тоже оказалось примечательным. Бритая макушка плавно скатывалась к низкому лбу и горбатой переносице. Картину довершали широкие скулы и острые уши, прижатые к черепу. Очень восточное, очень звериное лицо. Такие редко встретишь в Городе.

– Подлянки не держу, хозяин, – сказал он, открывая в усмешке рот, полный металлических зубов. Иметь дентальные протезы – обычная история для кочевника, чья жизнь большей частью состоит из ударов челюстью о твердые предметы вроде руля или приборной панели. – Будешь ручками хлопать или на слово поверишь?

– Куртку сними, – попросил Сергей. – Можешь на лавке оставить. И штаны подкати над щиколотками… Ага. Теперь вы двое,

– Смотри ты какой, – кочевник цыкнул зубом. Куртку не стал оставлять на лавке, надел снова. – Настороженный.

– Какой есть. Ладно, проходите, садитесь за стол.

Сергей понимал, что у гостей могут быть керамические «жала», невидимые для металлоискателя. Но что ему оставалось, кроме как рисковать?

Конечно, можно было наплевать на угрозы и не пустить кочевников в дом. Сказаться больным, это бы их отпугнуло. Кому охота подхватить какую-нибудь дрянь, для которой и названия не придумали?

Но в последнее время желание поговорить хоть с кем-нибудь стало невыносимым. Честно сказать, эти ребята явились очень кстати. Еще пара дней, и он, может быть, попробовал бы ствол «манлихера» на вкус.

Разлил по полстакана водки, поставил чайник. Нагрузил стол снедью. Кочевники тоже выставили свои бутылки, развернули солонину. Все расселись вокруг стола.

– Это Малыш, – начал представлять старший кочевник своих товарищей. – Это Кожух. А я Артак, но свои меня зовут Метисом.

Кожух невысок, плотен, широкое лицо свисает вниз, как будто не держится на черепе. Взгляд неприятный, скользящий, посмотрит и уводит в сторону. Этот будет молчать и следить за тем, что говорит и делает Артак.

Малыш, одетый в грязную и местами рваную пилотскую куртку, прозвище получил не за габариты – у него широченные плечи и огромные кулаки, – а за то, что недавно в Степи. Озирается он с откровенным и немного детским любопытством. На лбу у него смешные очки-консервы, на шее болтается косынка, чтобы закрывать нижнюю часть лица во время езды на байке.

– Я Сергей, – хозяину дома полагается выпить первым. Что он и делает. Кочевники спешат следом. Малыш морщится, Кожух громко крякает, долго утирается грязным рукавом. Артак пьет водку как воду, мелкими глотками. До дна.

Твердой рукой опускает стакан на стол.

– Хорошее имя, – одобрительно говорит он. – Сильное. А я Метис. Знаешь, что это значило раньше?

Сергей качает головой. Малыш по кивку Артака подливает в стаканы уже из их бутылки.

– Получеловек-полузверь, – объясняет Артак. – Вот, смотри.

Он закатывает рукав. На его жилистом предплечье три дырявых вздутия – индукционные порты для подключения оружия и выносных устройств. В отличие от остальной биопериферии Артака они не кустарной работы. Такие вживляли бойцам армейских спецподразделений.

А вот и косвенное подтверждение этого – выжженный на внутренней стороне запястья штрих-код. В нем имя, войсковой номер, группа крови и прочие данные.

Артак поймал его взгляд.

– Это нам приказали сделать, – сказал он. – Вечером, перед отбоем, зашел старшина, построил и повел в лазарет. На руку, под лопатку и здесь, – он показал на щиколотку. – Чтобы, даже если на куски, можно было опознать.

Сергей кивнул.

– Спецназ? Я такое видел уже.

– Ну, – Артак закатал рукав еще выше, – сюда смотри.

На бицепсе у него была наколота волчья голова с раскрытой зубастой пастью. Заключенная в круг, так что получалось вроде нашивки.

– «Черные волки», так мы звались, а здесь погон, – он похлопал себя по плечу. – Четыре звезды.

– Капитан, значит. Ну, за твои звезды.

Выпили еще раз. Пойло кочевников оказалось простым спиртом, самую малость разведенным водой. Крепкая дрянь.

– Ну, – сказал Метис, облизывая потрескавшиеся губы, – а ты, значит, служил?

– Было дело.

– И где? В каких частях?

– Химическая защита, – ответил Сергей. Звучало убедительно и редко приводило к дальнейшим расспросам. –До капитана не хватило, уволили по состоянию здоровья.

– Да, износ у вас там был серьезный, – кивнул Артак. – Но и платили, говорят, хорошо.

– Говорят.

В молчании опять наполнили стаканы. Сергей взял коричневую и твердую, как дубленая кожа, полоску солонины, пососал ее, размягчая.

– А один живешь, хозяин? – спросил Малыш.

По напряжению, повисшему между двумя его спутниками, Сергей понял, что вопрос был заготовлен. И это ему не понравилось. Он даже передумал пить третий стакан. И от первых двух уже изрядно шумело в голове.

– Остальные на охоте, – сказал он, косясь мельком на Артака. Тот разглядывал прибитые к стене глиняные тарелки, но сам внимательно слушал. – Должны уже скоро вернуться.

– А, – Малыш подумал немного, – а чисто они у тебя ходят. Метис сказал, что только одного человека следы видел, а он у нас по следам мастер.

– Давайте пить, что ли, – громко сказал Кожух. «Однако, прокол», – подумал Сергей. Конечно, на грязи со снегом и слепому видно, сколько человек прошло.

На этот раз Артак и Кожух внимательно следили за тем, как он пьет.

– До дна, Серый, до дна, – подначивал Метис. – По-нашему, по-армейски.

Сергей встал, пошатываясь сходил к электроплите и принес закипевший чайник, «Хватит пить», – билась в голове настойчивая мысль. Если что, нож из-за голенища, толстому в брюхо. Пока будет сипеть, три шага к двери, там карабин. Может, все же обойдется?

Но сел, не задвигаясь глубоко в стол, чтобы при случае разом оказаться на ногах.

– Еще кому заварить? – Он кинул в стакан с кипятком кубик чайного концентрата, тут же разошедшийся густой коричневой пеной. Получался убойной силы чифирь, который в обычных условиях приводил к медлительному отупению, но при сильном опьянении отрезвлял.

Желающих не нашлось.

– Ты о чем поговорить хотел, Артак? – спросил напрямую Сергей. – Дело какое-то или что?

– Да дело, – кочевник побарабанил пальцами по столу. – Мы едем в Город, хотели узнать лучшую дорогу.

– Дорога здесь одна, – пожал плечами Сергей, – старое шоссе. А чего в Город? От Семьи откололись?

– Нет больше Семьи, – мрачно сказал Артак, и по лицам его товарищей Сергей увидел – правда. – А скоро в Степи вообще людей не будет. Ни на «колесах», ни в «ящиках», нигде. Нет нам больше места. Такая теперь дрянь там завелась…

– Звери?

– Звери? Х-ха! Зверей пусть городские боятся, – Метис хлопнул себя по татуированному бицепсу. – Зверь во время Прорыва страшен, когда он всякое соображение теряет. А в остальное время пройдешься из «сверчка» по ним, так только задранные хвосты в прицеле. Нет, брат, это не звери. Это хуже. Упыри.

– Кто?

– Упыри. Ночью лезут из-под земли, утаскивают людей.

– Зачем? – Сергею такие байки были не внове. Удивительно, что их берется пересказывать этот прожженный скиталец, натасканный убийца, сам пострашнее любого упыря.

– Чтобы других упырей из них делать, – вмешивается Кожух. – Чего тут неясного?

– Вот оно что, – протянул Сергей. Ну конечно же. А для чего еще упырям люди?

– Ты не думай, хозяин, – сказал Артак, с жужжанием наводя свой объектив на Сергея, – мы тебе не фуфло здесь приправляем. Я сам не верил, пока на моих глазах шестерых не утянули. Под землю канули, как под воду, я тебе отвечаю.

– А пули, ясное дело, этих упырей не берут?

– Берут, – Метис сжал руки в кулаки, положил их перед собой на стол. – Да у них самих есть штуки покруче пуль. Ты «земляную пиранью» видел когда-нибудь? Или «жевуна»? А я видел. Был у меня знакомый один, отшельник, как ты. Здоровый бугай. И «скорлупа» у него была третьего класса, штурмовая.

Старая, но на ходу. Так его, прямо где стоял, обглодало до костей. В «скорлупе», и двух минут не прошло.

– Слушай, Серый, – встрял Кожух. – Где у тебя поссать можно?

– Во дворе, – махнул рукой Сергей. – Так, говоришь… Алкоголь приглушил его чувство опасности. Иначе он успел бы среагировать, когда мотокочевник, якобы направляясь к выходу, стал обходить стол у него за спиной. Не дал бы взять себя, как ребенка.

Кожух ловко обхватил его поперек тела, придавил к своему брюху, держа что-то острое у шеи. Скосившись, Сергей увидел рукоятку костяного ножа. Хорошая штука, не просекается детектором, а глотку режет не хуже металлического.

– Не рыпайся, – прошипел кочевник.

– Добро, – сказал, поднимаясь, Артак. – Засиделись мы. Заболтались. Малыш, дай-ка мне его ствол, Малыш, виновато поглядывая на Сергея, перебросил Метису карабин. Артак пощелкал затвором, опять сел, целясь из «манлихера» Сергею в голову.

– Завалить бы тебя сразу, суку, – сказал он без злобы. – За то, что у ворот мурыжил, за то, что шмон учинил. А я еще пил с тобой, ждал, пока ты зенки зальешь.

– Брат, не заводись, – сказал Кожух. Сергей понял – его пока не хотят убивать. Чтобы не рыться в доме попусту, загонят гвозди под ногти. И он сам им все покажет. Где припасы, где оружие спрятано. Все.

– Да ладно, – усмехнулся Артак. – Чисто объяснить хотел ему, в чем его ошибка. – Он повернулся к третьему кочевнику: – А ты, Малыш, не стой. Посмотри, кто у него там за стенкой. – И опять Сергею: – Что, думал, не замечу? – он указательным пальцем постучал по своему имплантату. – Дядя Артак все видит. Кого прячешь?

Сергей дернулся, но Кожух навалился сверху. Придавил к та-буретуирезанулнад кадыком. Неглубоко, но до крови.

– Сиди, – сказал он. – А то без башки останешься.

– Эй! – раздался крик Малыша из-за стены. – Да у него здесь баба!

Живой глаз Артака сузился, и в нем Сергей отчетливо разглядел смерть. Да, за женщину в Степи убивали не задумываясь.

Молодая, способная рожать стоила, конечно, дешевле боевого кара, но дороже гаусс-винтовки.

Но дело было сейчас не в этом. С бабой возиться легче и приятней, чем с мужиком. Покажет и расскажет она все значительно быстрее. Значит, Сергей больше не нужен.

Значит, конец.

Сергей почувствовал, что его руки, ноги и туловище ему больше не принадлежат. Совсем. Как, например, кукле, направляемой рукой ребенка.

Только кукла не понимает этого, а Сергей понимал. И это приводило его в ужас больший, чем ожидание надвигающейся смерти.

Его правая рука, преодолев остаточное сопротивление своего хозяина, метнулась вперед, обхватывая ручку чайника. И через стол выплеснула недавно вскипевшую воду прямо на Артака.

Последствия этого оказались гораздо круче, чем от попадания в лицо человека живым кипятком. Артак заорал, выгибаясь назад, от него в прямом смысле слова повалил дым, его открытую кибернетическую начинку закоротило. Об этом красноречиво говорили крохотные молнии, сновавшие по его сетке заземления и вокруг оптического имплантата. Замолчав, он повалился на пол,

Но перед этим карабин в его руках выстрелил.

Сергей обнаружил себя лежащим на полу рядом с опрокинутым табуретом. Тело вновь выказывало ему свое полное послушание. В ушах звенело. Коснувшись рукой волос на голове, он обнаружил, что они тлеют. Лицо кололо жгучими иголочками, во рту ощущался привкус горелого пороха. Чертовски болело ушибленное об угол стола плечо.

Кое-как извернувшись, Сергей поднялся, опираясь на локоть, поискал глазами Кожуха.

Нашел.

Кочевник полусидел-полулежал у самой стены, от которой до стола было почти два метра. На его застывшем сером лице отпечатался невысказанный вопрос, начинающийся с «А?..»,

Посередине груди Кожуха дымилась огромная дыра, проделанная выстрелившим в упор «манлихером». Сквозь нее можно было, не запачкавшись, просунуть руку и дотронуться до вымазанной кровью стены.

На лице Малыша, замершего в проеме двери, удивление, смешанное с испугом. Руки у Сергея немного дрожат, поэтому пуля вырывает здоровенный кусок дерева из косяка. Острые щепки, разодравшие Малышу все лицо, приводят его в себя. Он поворачивается и бежит обратно. В комнату Ирины.

– Стой! – кричит Сергей, бросаясь следом.

Звон стекла, а спустя секунду несмолкающий дикий вопль «крикунов». Кочевник головой вперед бросился в окно, вывалившись прямо на сигнальную грядку. Где и застыл на четвереньках, оглушенный низкочастотными импульсами. «Крикуны» – это незначительно переделанные ультразвуковые капканы. Они намертво укладывают жертву размером с лисицу и громкой сиреной вызывают охотника, отпугивая заодно других претендентов на тушку.

Вскинув карабин к плечу, Сергей прицелился в Малыша и тут же спустил курок. Затвор безобидно щелкнул. Осечка?

Нет. Он забыл перезарядить оружие.

Пока Сергей возился с патронами, Малыш, который все же был покрупней лисицы, немного очухался. И на четвереньках дал деру в лес. Ну и пусть, нечего свинец тратить на всякую дрянь.

Тем более у него еще оставались товарищи. Как раз сейчас они пытались дозваться Артака снаружи.

Сергей едва не забыл о них. Его взгляд приковали руки Ирины. Он глядел не отрываясь на ее тонкие запястья, на длинные пальцы.

Он мог поклясться, что, уходя, видел их лежащими, как всегда, на подлокотниках ее кресла. Неподвижными и расслабленными. Такими, как всегда. На протяжении последних лет, кроме тех случаев, когда он выносил жену из дома, ее руки покоились на одном и том же месте.

Но сейчас все изменилось. Руки Иры были сложены поверх лежащей у нее на коленях игрушки. Смешной куклы из дерева и проволоки, подаренной ей Сергеем, Как будто она собиралась поиграть с ней до того, как он пришел,

И пока он пытался осмыслить, уложить в голове то, что не осмысливалось и не укладывалось…

Прогремевший рядом взрыв выбил пол у него из-под ног.

Пристройка, а с ней и прилегающая треть дома медленно плыла по воздуху горящими обломками дерева и свернувшимися от жара пластиковыми листами. Жахнуло на славу, как и должно при попадании термобарической гранаты. Объемный взрыв – это вам не шины ножиком ковырять.

– За Артака, суки! – брызгая слюной, кричал молодой кочевник с трубой одноразового гранатомета в руках. – Горите!

Двое его товарищей, лежавших ничком на земле, подняли головы.

– Ты чего? – заорал один из них. – Е..нулся?! Они же еще живые могут быть!

Он вскочил и заехал гранатометчику по вставным зубам. Тот мотнул головой, харкнул кровью и собрался дать сдачи. Но ему в подбородок уперся холодный ствол пистолета.

– Давай хватай «сверчка» – и вперед, в дом! – пролаял ему в лицо кочевник постарше. – И ты тоже, – он кивнул тому, кто все еще продолжал валяться на земле. – Будешь жопу этого придурка прикрывать.

Сергей на четвереньках дополз до комнаты, где они выпивали с кочевниками. Огонь уже потихоньку добирался сюда и скоро разгуляется от вольного. Стены трескались и выгибались от наружного жара. Душно тянуло гарью. Надо было спешить.

Очередь из крупнокалиберного пулемета проделала в двери полтора десятка широких глазков где-то на уровне человеческой головы. Сергей плотнее вжался в пол.

«А ведь серятся лезть, щенки, – подумал он. – Снаружи садят». Ну ничего, у него есть чем им ответить. Спасибо Глебу. Кто бы мог подумать, что его подарок пригодится так скоро.

Неплотно уложенная доска отошла в сторону, открывая прямоугольную нишу в полу. Где-то сто двадцать на сорок сантиметров. А в ней, аккуратно завернутая в тряпицу, лежала штурмовая винтовка, привезенная рыцарем меньше чем неделю назад. И запечатанная коробка патронов рядом. Жаль, не успел пристрелять ее под себя, ну да ладно.

Распотрошив коробку ножом, Сергей убрал его обратно в ножны на щиколотке. Вставил легкую и плоскую обойму в патронник, щелкнул включателем. Индикатор питания весело подмигнул зеленым, мол, готов, Снаружи увесисто били в дверь прикладом,

Бей, бей, засов толщиной в человеческую руку удержит и медведя. Правда, что мешает им отстрелить петли или взорвать дверь гранатой?

Успеют ли?

Головной дисплей – половинка металлического обруча – прилепился к его лбу. И тут же, автоматически включившись, спроецировал на сетчатку картинку в приглушенных зеленых тонах. А как здесь переключаются режимы визора? Ага! Палец Сергея нащупал миниатюрный трекбол на кожухе винтовки. В нижнем углу картинки побежали управляющие символы.

А вот и нужный. Два человечка, разделенные схематичной стенкой. У одного из них винтовка – это Сергей. А второй, кочевник, колотит в ставшую прозрачной дверь. Пулеметом.

А Сергей отчетливо видит сердце в его стеклянной груди.

Выстрела они не заметили. За их спинами с грохотом взорвался чоппер. Пуля, прошив тело молодого кочевника, попала точно в бак.

Когда поутих звон в ушах, стал слышен дикий крик, издаваемый объятой пламенем фигурой. Она, шатаясь, сделала несколько шагов и рухнула, взмахнув напоследок руками. Тошнотворно запахло обуглившейся плотью.

Последний выживший кочевник застыл, отупело поворачивая голову. Он так ничего и не понял. Придурок, чью задницу он должен был прикрывать, валялся у него под ногами, блекло глядя в небо. Прикрыть теперь следовало разве что его мертвое лицо. Так поступали в Степи перед тем, как облить тело бензином и предать огню.

А второму его товарищу уже и это не было нужно. Он сгорел, как и полагается Всаднику, вместе со своим байком.

– Не стреляйте, – прошептал кочевник. – Не надо!..

Он бросил на землю «абакан» Метиса и поднял руки высоко на головой.

– Не стреляйте! – закричал он, и всполошившееся эхо заметалось между окоченелых деревьев. – Не…

Последний звук с всхрипом застрял в горле. Из его спины, ниже и правее левой лопатки, брызнуло немножко крови, колени подогнулись, и кочевник медленно упал лицом вперед, прямо на распластанное перед ним тело.

Изумленная тишина опустилась на поляну перед домом. И были одежды ее белее хлопьев последнего в этом году снега.

(Единственный выживший из всех кочевников – Малыш – выползет из-за деревьев. Пригибаясь, кинется к своему моноциклу и, с ходу запрыгнув в седло, умчится прочь. Ему повезет. Сергей в это время будет слишком занят, пытаясь спасти хоть что-нибудь из горящего дома. Он даже не глянет беглецу вслед.

Но дальше удача изменит Малышу. Страх погонит его в противоположную от Города сторону, обратно в Зону Отчуждения. В Степь. И там он наткнется на огромную волчью стаю, собравшуюся на время Прорыва. Крича от ужаса, он повернет свой байк. За ним, оглашая Степь воем, бросятся четвероногие тени. Охотники Стаи, ее беспощадный авангард. Такая погоня может продолжаться долго. У моноцикла преимущество в скорости, а метаволки выносливы и упорны. Но на втором часу мотор кашлянет и захлебнется, останавливая бег единственного колеса. Малыш кубарем полетит на землю. Кое-как поднявшись, он, прихрамывая, побежит, хватая обжигающе морозный воздух широко распахнутым ртом. Он не успеет уйти далеко. Утром немногочисленные останки прикроет снег, на него лягут следы множества звериных лап. Вожак, огромный волк-альбинос, добродушно рыкнет на двух волчат, раздирающих окровавленный рукав пилотской куртки. И потрусит дальше, задирая лысую голову. Скоро его ноздрей коснется ненавистный аромат Города, и он завоет, разевая влажную алую пасть. Стая подхватит голос своего вожака. Это невозможно, но Сергей услышит этот тысячеголосый вой. Стоя перед своим догорающим домом, с неподвижным телом Ирины на руках, он услышит его. Губы бывшего эколога и бывшего отшельника шевельнутся, произнося то ли ругательство, то ли короткую молитву. Он бережно погрузит Ирину в «хаммер» и заведет мотор, стараясь не думать, насколько хватит солярки. Время, которое было им отпущено, напрямую зависело от количества вонючей маслянистой жидкости в баке. Стрелка указателя топлива насмешливо покачивалась возле самого нуля. В лесу, заслышав голос Стаи, испуганно молчала кукушка.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Беспокойство.

После непродолжительного отсутствия оно вернулось к нему вчера ночью и теперь усиливалось с каждым часом. Бороться с ним было невозможно. Все, что делал он сам и другие, казалось неправильным. Несколько раз он сорвал раздражение на испуганных до смерти подчиненных в ранге не ниже начальника отдела. И наконец заперся в кабинете, заблокировав личным кодом дверь и все каналы доступа.

Здесь его и нашла обеспокоенная Даша.

– Почему ты не отвечаешь на звонки? – спросила она, нервно кутаясь в меховое пончо.

Ей всегда не нравился этот кабинет. Огромный и в то же время тесно заставленный мебелью. С головами мертвых зверей, торчащих из одной стены, и, трудно поверить, надгробным камнем возле другой. В этом месте эксцентричность Владимира проявляла себя с худшей стороны.

– Как ты попала сюда? – вместо ответа спросил олигарх, не поднимая головы.

Перед ним на столе лежал разобранный на части охотничий карабин «Тигр». Вымазанные в масле руки Белуги двигались над ним с совершенным автоматизмом. Директор «Неотеха» складывал давно разгаданную им головоломку.

Даша знала – возня с оружием немного успокаивает его. – Ты же дал мне полный доступ, – мягко сказала она. – Что с тобой, Влад?

– Со мной? Ничего. Ты не должна приходить сюда, когда я работаю.

– Это работа?

Он на секунду прекратил собирать карабин, поднял на нее глаза. Даша съежилась. Белуга оттолкнул ее взглядом. «Тебе здесь не место», – говорило его равнодушное лицо.

– Я вызову людей, тебя доставят домой, – сказал он. – Побудешь там, пока я не вернусь.

Дарья вспыхнула.

– Я в состоянии передвигаться сама, – сказала она. – Домой или куда бы то ни было.

Развернувшись, она пошла к двери, стуча каблуками и гордо подняв голову, как на подиуме. Но ее остановил резкий окрик: Она замерла. – Ты не понимаешь, – самую малость мягче сказал Белуга. – Тебе нельзя сейчас оставаться одной. Это слишком опасно. – А эти твои охоты не опасны? – сразу же перешла она в атаку. – Сколько раз я просила тебя… – Хватит, – он поднял руку, давая понять, что не желает больше продолжать разговор. – Сейчас тебя проводят. Я вернусь самое позднее вечером. Сегодня на ужин будет свежее мясо. Даша почувствовала тошноту и одновременно голод. В последнее время с ней это случалось часто. Владимир был слишком занят и не замечал ее недомоганий и усилившегося аппетита. «Так он станет отцом, сам того не зная», – грустно шутила Даша наедине с собой.

–Аркадий?

У Пардуса дернулось веко от неожиданности, и оттого, что голос, раздавшийся в тишине его кабинета, был до невозможности похож на голос одного его старого знакомого. Старого. И к. тому же мертвого, с недавних пор.

– Да, Владимир Георгиевич, – сказал он, справившись с замешательством. –Я вас слушаю.

– У меня к вам небольшая просьба. Пусть ваши люди сопроводят Дарью в особняк и обеспечат ей круглосуточную охрану. Ненавязчиво, но чтобы у меня не было лишнего повода беспокоиться. Сделаете?

– Разумеется, – на лице Волоха появилась невидимая собеседнику улыбка. В кои-то веки его с Белугой намерения совпадали на сто один процент. – Им встретить Дарью возле вашего кабинета?

– От вас нигде не спрячешься, Аркадий, – хмыкнул Белуга. – Нет, до взлетной площадки я как-нибудь доведу ее сам. Кстати, пусть заодно приготовят и мой вертолет.

– Куда-то отправляетесь, Владимир Георгиевич? – спросил Пардус, уже зная ответ.

– Хочу расслабиться немного. Слетать на охоту.

– Хорошо, Владимир Георгиевич. Вам будет обеспечено сопровождение.

– Спасибо, Аркадий. До связи.

Он смотрит в потолок, пальцами отбивая на столешнице звучащую в его ушах мелодию. Лицо Аркадия Волоха задумчиво. Тренированный мозг Пардуса решает уравнение из целого десятка неизвестных.

Придя все же к решению, он протягивает руку и снимает трубку со старинного телефонного аппарата, сделанного из красной пластмассы. На дырчатом диске эмблема давно не существующей службы.

В былые времена она, как и ведомство Пардуса, наводила страх одним звуком своего имени. Редким посетителям своего кабинета он объясняет, что телефон – это памятный сувенир.

Ложь. Память Аркадия Волоха не нуждается в сувенирах.

Он вращает диск, набирая семизначный номер-код, После мистического звонка Икари больше нет оснований безоглядно доверять этому способу связи. Но операция готовилась в спешке, и альтернатива не была предусмотрена. Виновные уже понесли наказание, а что толку?

В трубке длинные гудки, щелчок. Соединение. И звук приглушенного дыхания.

– Переход ко второй фазе, – говорит полковник Службы Федерального Контроля Аркадий Волох. – Птички вылетели из гнезда.

Вертолет, уносящий в бронированном чреве Дашу и трех ее телохранителей, оторвался от крыши «Неотеха». Его цель – особняк Владимира Белуги.

Хозяин «Неотеха», вертолета, особняка и, без преувеличения, трети всего этого никчемного Города смотрел ему вслед. Касаясь пальцами губ, на которых остывал долгий прощальный поцелуй.

Эта девушка тоже принадлежала ему, как и все остальное. Но остальное не давало самому Белуге временами чувствовать свою зависимость. Он так до сих пор и не понял, нравится ему это или нет.

Однако зависимость – это в любом случае слабость.

А свои слабости надо тщательно скрывать. Лучше всего под надежным замком, в самом безопасном месте на всех Небесах. Иначе кто-то может использовать их против тебя.

Владимир боялся признаться себе, что он волнуется за Дашу и хочет охранить ее от беды. Это означало, что в решающий момент он будет думать не только о себе. Что могло закончиться его поражением.

Пардус. Внушающая беспокойство неприметность, где бы он ни стоял, казалось, что он подсматривает из-за плеча.

«Отец доверял ему, – думал Владимир, глядя на Волоха из кабины вертолета. – И говорил мне, что я тоже должен всегда полагаться на Аркадия. Но вот что удивительно… Я помню, что он мне это говорил, но не помню, когда и при каких обстоятельствах».

– Все в порядке, Владимир Георгиевич? – спросил Волох. – Я сделал все, как вы просили.

– Да, все прекрасно, Аркадий, Кстати, совсем забыл вам предложить – не хотите слетать со мной? Постреляем волков.

– Не уверен, что это хорошая идея, – покачал головой начальник службы внешней безопасности. – У меня много дел, особенно в связи с этими беспорядками.

– Да, беспорядки, – кивнул Белуга. – Ну, будем надеяться, что это нас не коснется. Если что, я буду на связи. Держите меня в курсе.

– Обязательно, Владимир Георгиевич. Удачной охоты.

– И вам, Аркадий, – усмехнулся Белуга.

Дверь вертолета захлопнулась, и винт набрал обороты. Четырехместный «ермолов» оторвался от зеркально гладкой площадки и взмыл в Небеса. Вслед за ним устремилась машина сопровождения, отягощенная дополнительным боекомплектом и парой привязных зондов типа «Гермес». Королевский, мать его, эскорт.

Волох провожал улетающий вертолет Белуги пристальным взглядом, пока тот не пробил климатический купол и не скрылся из вида. Пардус остро сожалел, что не доведется придушить поганца своими руками. Но он не соврал, у него и правда было полно дел. Так что эту приятную обязанность пришлось перепоручить надежным людям.

– Курс на Степь, – приказал Белуга.

Пилот неразборчиво буркнул «есть» и увеличил скорость.

Белуга покосился на двоих сопровождающих, похожих, как близнецы, в своих одинаковых костюмах. Только лицо второго «близнеца» было ему совершенно незнакомо. Новичок? А, плевать.

– Бабах, – сказал директор «Неотеха», наводя «тигр» на нового телохранителя.

Тот вежливо улыбнулся. Барин изволят шутить. Ай, смешно! Ничего, сегодня придет и наш черед.

На горизонте огромной бело-желтой скатертью разворачивалась Степь. Они вошли в летное пространство Форсиза.

Аркадий Волох достал из кармана изящный старинный хронометр-«луковицу». Щелкнул кнопкой секундомера. Обвел взглядом шесть фигурок часовых, кажущихся потерянно маленькими на огромном пространстве крыши. И кивнул самому себе. Он по праву гордился системой безопасности корпорации, которую создал.

И которую собирался разрушить.

Крошечный одноразовый передатчик, вмонтированный в хронометр, послал в пространство единственный импульс. Этот импульс был уловлен, расшифрован и принят к исполнению.

Цилиндрическая кабина лифта с огромной скоростью падала вниз. Спокойное лицо Пардуса отражалось в вогнутом зеркале стен.

– Центральный пульт Климат-Контроля, – сказал он, обращаясь к своему отражению.

– Доступ к указанному месту назначения ограничен, – отозвался лифт. – Приготовьтесь к процедуре идентификации личного кода.

Зеркальная стена вздулась дырчатым бугром. Из него брызнул сноп красных лучей, ощупавших лицо Пардуса и сконцентрировавшихся в его левой глазнице.

– Аркадий Волох, ваш доступ подтвержден, – сообщил лифт, меняя направление движения на горизонтальное. – Приготовьтесь к прибытию.

С мелодичным звоном передняя стенка цилиндра скользнула в сторону. За ней был узкий коридор, упирающийся в бронированную дверь.

– Центр управления микроклиматом. Добро пожаловать. Плита, способная удержать звено бойцов в штурмовой броне, медленно поворачивалась вокруг своей оси. Перед начальником внешней безопасности открывался вход в святая святых безопасности внутренней.

Аркадий Волох не спеша доставал из карманов керамические детали размером от авторучки до школьного пенала. И соединял их между собой по известной ему схеме. В звуке вращающих дверь моторов тонуло его сосредоточенное дыхание и тихие щелчки, сопровождавшие постановку на место очередной детали.

– Доброе утро, – сказал ему молодой охранник, дожидающийся по ту сторону двери. – А мы не ждали…

Ударом ладони Пардус загнал на место последний элемент – тонкую обойму с токсичными зарядами.

– Доброе утро, – вежливо ответил он, стреляя в удивленное лицо охранника из несерийного сборного иглоавтомата.

И, переступив через бьющееся в агонии тело, шагнул в помещение Центра.

На биолокаторе замерцали сотни точек, сливающихся в однородную массу. Запищав, он потребовал или снизить нагрузку, или отключить его ко всем чертям.

– Вижу Стаю, – сообщил пилот.

– Начинай заход, Павел, – нетерпеливо отозвался Владимир. Его руки нервно сжимали приклад «тигра». – Выбери для начала маленькую группу.

– А это не будет опасно? – спросил голос пилота в наушнике. Он всегда задавал один и тот же вопрос.

– Все будет как обычно, – сказал Белуга. – Заходим, отстреливаем, сбрасываем «крикуна», чтобы пугнуть остальных. Опускаемся, забираем тушки на борт. Эй, не в первый же раз. Давай, пошел!

Пилот обернулся и сквозь прозрачную перегородку, отделявшую его от пассажирского отсека, показал выставленный вверх большой палец. Вертолет лег на бок, закладывая широкий вираж.

Внизу по прикрытой тающим снегом земле бежали степные волки.

Закончив свою работу в Центре, Волох посмотрел на хронометр. Пока все шло по графику, даже с опережением, Он бросил в угол разряженный иглоавтомат и сел в кресло у пульта, вытолкнув из него скорчившееся тело оператора. У него было секунд сорок, чтобы передохнуть.

На сорок второй секунде раздался тревожный сигнал, и на пульте зажглась лампочка. Неизвестный объект пересек границу микроклиматического купола, и это было зарегистрировано датчиками. За ним еще один. Лампочки загорались, пока их не стало девять. Да, теперь все. Больше «нетопырей», не считая того, что сейчас стоял в ангаре особняка Белуги, не существовало в природе.

Но и девяти было достаточно.

Дежурство на посту удаленного наблюдения – одна из самых необременительных обязанностей во всей системе внутренней безопасности ТПК «Неотех». Крутись себе в кресле, потягивай безалкогольное пиво, трави анекдоты с напарником и переключайся между сотнями камер, раскиданных по всему зданию и подключенных прямо к твоим зрительным нервам. Не работа, а сплошной отпуск.

Есть, конечно, любители опасной романтики со стрельбой и беготней в силовых «доспехах», но они пусть идут в СФО или в Орден. Или еще куда-нибудь подальше. А здесь у нас все мирно, тихо и успокоительно горят зеленым «индикаторы жизни» сотрудников внешней охраны. Значит, можно откинуть спинку кресла и достать из холодильника еще бутылочку…

Рука так и не дотянулась до прохладной дверцы. Один из огоньков мигнул и загорелся красным. Да ну? Может, сбой? Барахлит вживленный маячок у охранника?

Как-то незаметно красных огоньков стало два. Они ярко и ровно светились посреди панели, относящейся к постам на крыше здания. Ану-ка, посмотрим, что там творится.

Прикрепленные к вискам нейроэлементы плеснули в мозг наблюдателя голубым небом, прозрачной пленкой климатического купола, а потом его, как дубиной, ударила темнота. Камеры отказали. Он вновь сидел в своем кресле, уставившись в пульт и не понимая, что происходит, Где-то в районе затылка билась мысль, что пора бы объявить тревогу.

– Эй? – сказал его напарник. – Что такое?

Светящийся потолок над их головой мигнул и погас.

В остановившемся лифте Аркадий Волох удовлетворенно кивнул, глядя на люминесцирующий циферблат хронометра. Веерное отключение в 11.22. Как и было спланировано. Сейчас заработают дублирующие генераторы… два, три… да.

В кабине зажегся свет, разошлись аварийные блокираторы, и она заскользила дальше по магнитной шахте.

– Приношу свои извинения за незапланированную остановку, – сказал голос сервисного автомата. – Приготовьтесь к прибытию на пост удаленного наблюдения.

Стоявший у края крыши охранник удивленно моргнул. Что-то творилось у него со зрением. Минуту назад ему показалось, что с внутренней поверхностью климат-купола произошла непонятная трансформация. А теперь у него отчетливо поплыло в глазах. Или он видел зыбкое марево, вроде того, что в сильную жару можно увидеть над раскаленным асфальтом? Что за фигня?

Он сдвинул прозрачную плашку головного дисплея, чтобы протереть глаза кулаком. Когда там уже смена? А то мерещится всякая дрянь. Откуда этот многократно усиленный шум от взмахов птичьих крыльев? И громкий свист…

Титановая монофреза диаметром тридцать сантиметров вылетела из носовой дископушки орнитоптера, совершая более двухсот оборотов в секунду. Она горизонтально прошла на уровне кадыка охранника, перерезав все основные сосуды и позвоночник, полностью отделив его голову от тела.

Так как ширина раны не превышала нескольких микрон, голова еще держалась на шее. Пока неумолимое земное притяжение не взяло свое и она медленно не сползла вбок, сохраняя на лице удивленное выражение.

Брызнувшая под давлением кровь большей частью расплескалась обо что-то гладкое, находящееся метрах в полутора над крышей. И совершенно невидимое. Только когда это что-то двигалось, можно было заметить мерцание, сопутствующее сверхбыстрой адаптации камуфляжной оболочки к окружающему ландшафту.

Более разведывательно-диверсионный орнитоптер СО-12, прозванный за свои исключительные качества «нетопырем», не выдавал себя ничем.

В полной темноте вспыхнули огоньки пульта. Особенно выделились шесть горевших красным «индикаторов жизни». Минуту назад их было всего два.

– Дерьмо, – тихо сказал оператор-наблюдатель, на ощупь разыскивая ключ общей тревоги. Сломать пломбу, утопить ключ в гнезде, повернуть до щелчка. Раньше ему приходилось делать это исключительно на учениях.

Замигав, опять зажегся потолок. Оператор моргнул, привыкая к свету, и увидел проклятый ключ совсем не там, где он его искал. Он потянулся к нему, услышал, как за спиной зашипела, сдвигаясь, дверь и удивленно вскрикнул его напарник.

На щеку ему брызнуло горячим и влажным. Что-то звякнуло, разбиваясь, и рядом с грохотом упало тело. Стиснув зубы и хватаясь за кобуру на поясе, он сорвал пломбу…

Но пальцы, сомкнувшиеся на ключе общей тревоги и на рукояти табельного пистолета, были уже пальцами мертвеца.

Владимир Белуга сдвинул дверь в сторону, и в кабину вертолета ворвался холодный ветер. Олигарх сморгнул выступившие слезы, вскинул карабин к плечу.

– Ниже, Павлик! – крикнул он. – Ниже!

Летящая по земле тень с прозрачным кругом винта увеличилась, стала плотней. Волки задирали головы к небу, скалились. Белуга скалился в ответ, отыскивая свою первую жертву в бино-куляре прицела.

Первый – самый важный. Его палец нежно лег на курок. А вот и он, крупный самец, уже полинявший на весенний мех – темное пятно в перекрестье прицела. Одна пуля в голову, чтобы не испортить шкуру. Говорят, что настоящие охотники пользуются игольниками, – чушь. Главное, чтобы рука не дрожала, когда стреляешь в лысый затылок метаволка. И все будет. И шкура, и мясо.

Свежевать первого он тоже будет сам. Остальными займутся холуи, но первого никому. Вдыхая тяжкий аромат крови, вбить нож по рукоятку в скользкое брюхо, дернуть вверх, к запрокинутому горлу.

Он плавно спустил курок, и в эту секунду кто-то толкнул его в отставленный локоть. Пуля ушла в никуда, а рычащий от ярости Белуга повернулся…

…И взглянул прямо в черный ствол гаусс-пистолета. Тело второго телохранителя сползало на пол с аккуратной дырочкой в виске. Это оно толкнуло олигарха под локоть.

– Привет от Пардуса, – сказал убийца.

Автомат, выдававший бесплатную колу и сигареты, грустно пиликнул, сообщая, что его объемистое чрево опустело. Охранник выругался. Пятеро его товарищей рассмеялись.

– Ничего, – сказал один из них, – может быть, сегодня в программе дождик. Ляжешь на крышу, пасть откроешь…

Они опять расхохотались. Впереди ждали три часа нудного стояния на крыше, и надо было запастись положительными эмоциями хотя бы на первые пятнадцать минут.

Мелодичный сигнал сообщил о прибытии лифта на этаж. Двери разошлись в сторону. Охранник, собравшийся шагнуть внутрь, замер с поднятой ногой. Вместо привычной кабины ему игриво подмигивали разноцветные огоньки со стен лифтовой шахты.

– Что такое? – изумленно спросил он.

Сброшенные сверху, на пол между охранниками упали две шоковые гранаты. Хлопок, ослепительная вспышка магния и оглушающий ультразвуковой «вопль». Никакого газа, это может всполошить систему противопожарной безопасности. Да и без газа они натворили достаточно. Шесть человек превратились в полностью оглушенные, слепые и парализованные статуи.

Два нейлоновых линя упали, разматываясь, в пространство шахты. По ним соскользнули две фигуры, с ног до головы одетые в облегающее черное. Повисли, одинаковым движением вскидывая скорострельные разгонники, и дали несколько беззвучных очередей.

Единственным звуком, сопроводившим смерть охранников, был шум от падения их тел. Да еще лязгнул простреленный автомат для выдачи колы.

Двое спрыгнули на пол, быстро расстегнули свои комбинезоны, скрывавшие под собой униформу охранников. За их спиной появился запоздавший лифт, куда они втащили трупы, бесцеремонно волоча их за ноги.

Один из «охранников» уехал вместе с трупами наверх, второй остался дежурить на этаже. Вылитый дежурный громила с интеллектом киберпылесоса. В нем невозможно было заподозрить бойца засекреченного спецподразделения Федеральной Безопасности.

Засекреченного настолько, что в самих архивах Службы оно не было обозначено даже номером, даже буквой греческого алфавита. И никто, кроме Пардуса и двух его заместителей, не был осведомлен о точном количестве его членов и их реальных боевых задачах. Таких, например, как захват штаб-квартиры ТПК «Неотех».

– Выставка продукции компании. Закрытая экспозиция, – сказал лифт. – Добро пожаловать.

Сюда был заказан вход обычным посетителям и журналистам. Более того, не каждый личный гость самого Владимира Белуги допускался к осмотру закрытой экспозиции. Здесь хранились последние новинки, не попавшие не то что на рынок, но даже в отдел маркетинга, где планировалась стратегия продаж. Большинство экспонатов существовало в единственном, уникальном экземпляре. Многие из этих экземпляров стоили годового бюджета корпорации рангом поменьше.

Кое-что из содержимого прочных, как алмаз, витрин не будет запущено в массовое производство ближайшие десять лет. Кое-что – не будет никогда.

Но Аркадий Волох пришел сюда не для осмотра сверх достижений технократической мысли. Его влекла та часть экспозиции, где были представлены объекты, уже прошедшие комплексное тестирование и готовые к появлению на «прилавках». А значит, и к использованию.

Конкретнее говоря, его интересовал экспонат 27 «Действующая модель биологического силового бронекостюма четвертого поколения». Отдел интенсификации продаж еще не придумал для него красивого названия, вроде «Сталкер» или «Танатос». Газетчики еще не накропали десяток восхищенных статей, после которых все уличные рыцари выбросят свои безнадежно устаревшие «скорлупы». Пока это был почти безымянный узник стоячего «саркофага» – нечто вроде плаща с капюшоном, сшитого из лоскутов белесой плоти. Размером он подошел бы трехметровому великану. Пардус хмыкнул и приложил палец к запирающей полоске на «саркофаге».

Прозрачная крышка беззвучно поднялась вверх и отъехала в сторону. Волох постоял немного перед открытым «саркофагом». И начал быстро раздеваться. Пиджак, галстук, пояс брюк, рубашка… В молодости на то, чтобы по тревоге залезть в броню класса «Витязь» и приготовить ее к бою, у него уходило три минуты девять секунд. На двадцать одну секунду быстрее норматива. Посмотрим, за сколько он уложится на этот раз.

Раздевшись догола, Пардус оглядел свое все еще крепкое, но уже начавшее оплывать тело, поежился от кондиционированного воздуха и шагнул вперед.

Ничего не происходило, и он даже усомнился, что перед ним действующая модель, а не муляж. Но вот густые ворсинки, устилающие внутреннюю поверхность костюма и особенно капюшон, зашевелились, реагируя на тепло, и, удлиняясь, потянулись к нему. Там, где они прикасались к обнаженной коже, возникал зуд, длившийся, впрочем, не больше секунды. Биоброня четвертого поколения обладала самой высокой скоростью адаптации к носителю.

«Лоскуты» задвигались, плотно смыкаясь вокруг него, капюшон туго облек голову. И ощущение чего-то постороннего на теле пропало. Бронекостюм стал его частью, в истощенные временем мышцы вливалась новая, невероятная сила – Волох почувствовал, что может без всякого туда прыгнуть на десяток метров и с разбегу проломить собой бетонную стену.

Ему были теперь не страшны пули, яды и газы. Костюм фильтровал атмосферу и контролировал обмен веществ носителя, накачивая его всевозможными антидотами, ферментами и гормонами, которые сам же и синтезировал. Кроме всего прочего, это давало Пардусу возможность находиться в биоброне часами, не уставая и испытывая постоянный душевный подъем от поступающего в кровь аналога эндорфина.

Изменениям подверглась и работа его органов чувств: слух регистрировал малейшие звуковые нюансы, а зрение с абсолютной точностью позволяло различать детали размером с пылинку. Причем уровень освещенности не имел никого значения. И все это несмотря на то, что ткань бронекостюма плотно облегала его лицо.

А самое главное – теперь его тело само по себе было оружием. Стрекательные щупальца, споровые пулеметы, кислотные пушки. Бог знает что еще. Он был ходячим живым танком, способным надрать хитиновую задницу самого крутого «нового человека» или разобрать на запчасти технотамплиера. Тот десяток охранников, с которыми ему придется иметь дело сейчас… Аркадий Волох сжал затянутый в биоброню кулак. Они даже не смогут его увидеть. Ведь у его костюма такое же мимикрирующее покрытие, как у орнитоптера-невидимки СО-12. И сейчас он его включит.

Кулак Волоха вспыхнул радужным переливом красок и потускнел, сливаясь очертаниями с окружающим интерьером.

Мерцающая по краям пустота разразилась громким смехом. Это смеялся Пардус. Впервые за последние двадцать лет.

Жизнь Белуги спасли ускоренные рефлексы его личного пилота. Услышав в наушниках рык директора, он повернулся и, разглядев происходящее через прозрачную перегородку, моментально среагировал. Он накренил вертолет, фактически положив его на бок.

Пуля, предназначавшаяся Белуге, с лязгом проделала отверстие в переборке. Сильный рывок вышвырнул олигарха и убийцу в открытую дверь. Но на Владимире для страховки был надет эластичный пояс, чтобы он во время стрельбы случайно не вывалился из вертолета. Поэтому, зависнув на одну отнимающую дыхание секунду над пропастью, он оказался втянут обратно, умудрившись даже не упустить карабин.

Убийца же, бросив пистолет, вцепился раскинутыми руками в проем двери, удерживаясь благодаря работающим на полную мышечную усилителям. Белея лицом, он по миллиметру вдавливал себя обратно. За его выгнутой колесом спиной неслась близкая земля. Падение с такой высоты грозило натуральному человеку разве что парой несерьезных переломов, а для тека было вообще пустяком. Но на земле была Стая.

Белуга упер карабин стволом убийце в живот, тихонько выталкивая его из вертолета.

– Так, значит, Аркадий тебя послал? – спросил он. – С приветом?

Тот висел между небом и землей, стиснув зубы. И молчал. – Говорить будешь? – поинтересовался Белуга. – Или сразу вниз?

– Пошел ты, – убийца все-таки открыл рот. – Все равно сдохнешь.

– Допускаю, – согласился олигарх. – Рано или поздно. Люди смертны. А ты можешь послужить тому красочной иллюстрацией. Еще раз спрашиваю, тебя послал Аркадий Волох?

– Пошел…

– Неоригинально, – быстрым движением Белуга перевернул «тигр» прикладом впереди сильным ударом раздробил левое запястье убийцы.

Раздался хруст и сдавленный крик. Теперь лжетелохранитель болтался на одной руке, вцепившись в ручку двери и упираясь подошвами в кромку пола. Держаться так долго не смог бы и киборг.

– Будешь теперь говорить?

Лицо убийцы разгладилось. Он выключил боль. Быстро зашевелил губами. У него был вживленный в трахею передатчик, регистрирующий напряжение голосовых связок. И сейчас он связывался с дублирующей командой.

– Тогда лети, – Белуга вскинул карабин и, не целясь, прострелил убийце здоровое запястье.

Крупнокалиберная пуля оторвала тому кисть. Взмахнув бесполезной культей, человек Пардуса канул вниз. Без звука. Там, где он упал, забурлила серая волчья масса.

– Павлик, выравнивайся и давай домой. Ко мне, в особняк, – приказал Белуга. – И скажи сопровождению, чтобы смотрели в оба. Могут быть еще покушения.

– Владимир Георгиевич, – у пилота был обеспокоенный голос. – Я пытаюсь с ними связаться, но они не отвечают, и заходят нам в хвост.

Со вторым вертолетом Пардусу было проще. В экипаж из четырех человек ему удалось внедрить двух сотрудников Федерального Контроля. Один из них пилотировал машину. Второй рассказал своим «коллегам» десяток бородатых анекдотов, а когда анекдоты кончились, убил их обоих.

Теперь он напряженно маячил за спинкой пилотского кресла, наблюдая за удирающим вертолетом. Если бы им удалось подменить личного пилота Белуги, то этих гонок не было бы. Но Пардус не хотел вызывать у генерального директора лишние подозрения. В личном деле олигарха стояло, что накануне Прорыва он превращается в параноика. Мало спит, редко выходит из дома или своего кабинета и постоянно затевает проверки лояльности среди сотрудников.

Операция по устранению Белуги разрабатывалась так, чтобы избежать лишней огласки. А также не возиться с целой армией телохранителей, которых он отбирал сам, не доверяя даже Волоху. Было принято решение достать Белугу на охоте, выдав его смерть за трагическую случайность. Мало ли что может случиться в Зоне Отчуждения, даже с такой могущественной личностью, как хозяин «Неотеха»?

И вот теперь гоняйся за ним по этой самой Зоне. Личный вертолет Белуги не нес на себе почти никакого вооружения и дополнительного оборудования, кроме двух пулеметов и биолокатора, поэтому у него было небольшое преимущество в скорости. Он медленно, но верно отрывался от своих преследователей.

– Запускаю «Гермеса», – сказал пилот. Его голова расслабленно лежала на подголовнике нейропульта, соединившись с управляющим центром вертолета через затылочный порт. Такой способ обеспечивал большую скорость обмена данными, чем тактильное соединение, но требовал вживленного разъема. – Он нам их подсветит.

По его лицу пробежала неконтролируемая гримаса. Пластиковый обод зонда, оснащенный собственным реактивным двигателем и винтом, отделился от вертолета и помчался за целью. Сейчас он подсветит вертолет Белуги лазерным целеуказателем, и можно будет выпустить парочку «гарпий». И домой. Потому что от наведенных по лучу разрушителей не спасут ни тепловые ловушки, ни хитрые маневры. Догонят, прицепятся и разнесут в клочья.

– Прыгайте, Владимир Георгиевич, – сказал Павлик. – Я снижаюсь.

Белуга опешил.

– Ты чего?

– Прыгайте. Над нами «Гермес». Сейчас прилетит «гарпия» либо «рой». Прыгайте быстрей.

Генеральный директор корпорации «Неотех» никогда не жаловался на медлительность. Пока вертолет опускался к самой земле, он, чтобы не возиться с застежкой, перерезал свой страховочный пояс ножом. Действовал, стараясь не задумываться, что те километры, на которые они удалились от Стаи, – в лучшем случае отсрочка.

– А ты, Павлик?

– Я попробую тоже, – пилот говорил спокойно. Он все уже прикинул и взвесил. – Включу автопилот и прыгну. Но сначала вы. Давайте.

Белуга отодвинул дверь, застыл в проеме. Пилот отдал ему прощальную честь, перевел машину в режим зависания. До земли было меньше трех метров.

Еще в воздухе Белуга заметил две черные точки, тянувшие за собой полосы инверсионного следа, «Гарпии». Павлик не ошибся,

Земля врезалась в подошвы, Белуга мягко погасил толчок, сгибая колени. Болтавшийся на плече карабин чуть было не перетянул, но, выбросив руку в сторону, Владимир удержал равновесие. Задрал голову.

Вертолет сорвался с места, врубил вспомогательную тягу. Пилот пытался уходить зигзагом, виляя из стороны в сторону. Да прыгай же, Павлик! От них не оторвешься!

Наверное, он и не собирался прыгать, а только пытался увести «гарпий» подальше. Пара стремительно-неразличимых силуэтов догнала его, прилипла к вертолету. Белуга упал, накрыв голову руками. Земля была твердой и холодной. Мертвой.

Шарахнуло. Два раза послабее – это взрывались боеголовки «гарпий». С неимоверно растянувшимся промежутком в полсекунды им ответили мотор и энергоустановка вертолета. Что-то с воющим свистом пронеслось над головой. Белуга подумал, что это случайный обломок, но, приподняв голову, увидел возвращающегося к хозяевам «Гермеса». Он свою боевую задачу выполнил. Вертолета Белуги больше не существовало.

А он сам лежал на земле, колотя по ней кулаками от бессильной злобы. Перед его носом тянулась к небу одинокая травинка, упорная в своем стремлении выжить, несмотря ни на что.

– Он спрыгнул, – удивленно сказал пилот. – Сумасшедший сукин сын!

– Пардусу нужно подтверждение. Дождемся волков?

– К чертям. Я хочу еще на обед успеть. Давай за ним. Человек, даже быстро убегающий, – это простая и приятная мишень для современного боевого вертолета. У вертолета есть бортовой комплекс слежения, для которого достаточно тепла, излучаемого человеком, чтобы засечь его на холодной и голой равнине. На тот случай, если человек потеряется из вида, вертолет несет на борту два привязных зонда.

А когда беглец все-таки будет обнаружен и выделен кровавой рамкой виртуального прицела, его можно расстрелять из носовой реактивной пушки или подвесных пулеметов. Выпустить в него «гарпию» или ракету с разделяющейся головной частью.

Если бы Владимир Белуга знал, как исчезающе малы его шансы с точки зрения такой холодной и жестокой дисциплины, как статистика, он бы без сомнения застрелился из собственного карабина, чтобы не оскорблять Вселенную и Причини о-Следственный Закон.

Но он продолжал бежать.

В штабе внутренней безопасности ТПК «Неотех» царил хаос. Не было ни одного человека, который мог дать объяснение происходящему. Одно становилось ясно – это не обычная диверсия.

– Мы теряем людей, – сообщил начальнику внутренней безопасности Геннадию Мокову его заместитель. – Двенадцатый этаж, нападающие опять были переодеты охранниками,

– Что у нас с девятым этажом? Туда послали две группы.

– Связь утеряна. Все камеры отключены с центрального пульта.

«Инсайдер», – подумал Моков. Кто-то, знающий все уязвимые точки системы безопасности и имеющий к ним прямой доступ. Благодаря ему приходилось действовать фактически вслепую против прекрасно осведомленного противника.

– Чего они добиваются? – немного растерянно спросил заместитель.

Моков пожал плечами.

– Я бы предположил, что они пытаются захватить здание, – сказал он. – Но это бред. Даже если им удастся перебить две сотни человек охраны, треть из которых сейчас в арсенале, экипируются в силовую броню. Даже так. Что они собираются делать дальше? Когда придет подкрепление, налетят «фобы»?

Заместитель кивал. Его лицо стало рассеянным, он выслушивал чей-то доклад по вживленному приемнику. На лбу у него собрались морщины, рот сжался в тонкую линию,

– Взрыв в арсенале, – сказал он. – Отсек с тяжелым вооружением был заминирован. Погибло сорок девять человек, шестнадцать ранено. – Он опять прислушался к беззвучному шепоту. – Представитель Сил Федеральной Обороны, которому мы послали запрос, сообщает, что у них нет ни одного свободного подразделения. Все заняты на других участках. Предлагает нам обратиться за помощью к Ордену или Синклиту. Моков стукнул кулаком о ладонь.

– Издевается. – Голос у него сел. – Какой Орден? Да они первые придут нас хоронить!

– А симбиоты?

– Им сейчас не до нас еще больше, чем федералам. – Моков вынул из кобуры и проверил табельный игольник. – Каждая вторая собака в Городе считает их причастными к терактам на атомных станциях. Нет, на Синклит тоже никакой надежды. Ты нашел Пардуса?

– Его личный канал не отвечает. В кабинете его тоже нет.

«Неужели они его достали? – подумал начальник внутренней безопасности. – А как бы было хорошо, если бы старый хищник оказался поблизости! Он бы сразу навел порядок».

Зашипел, пузырясь, металл двери, разъедаемый кислотой. Кто-то предупреждающе закричал, защелкали предохранители автоматов. Две бронированные плиты-створки с лязгом разъехались в стороны,.

В проеме никого не было.

– Что за…

Договорить начальник внутренней безопасности не успел.

Что-то ворвалось в помещение. Оно не было невидимо, но текучие очертания и молниеносная перемена цвета вызывали сильную резь в глазах при попытке разглядеть его пристальней. Оно передвигалось с огромной скоростью, гораздо быстрее обычного человека. Его не брали иглы и пули.

И оно убивало.

Заместителя Мокова оно проткнуло насквозь чем-то похожим на прозрачное остроконечное щупальце. Тот громко захрипел, суча ногами по полу. Из щупальца вырвалась струя кислоты, тонкая, как спица. Она перерезала еще одного сотрудника. В счи-таные мгновения штаб превратился в бойню, невидимый мясник старался вовсю.

Геннадий Моков, на четвереньках отползающий за кресло, почувствовал, как что-то обвивает его левую щиколотку. Его протащило лицом по залитому кровью полу и вздернуло вверх, удерживая теперь за горло.

Он издавал сдавленные звуки, которые могли быть как мольбой о пощаде, так и придушенными воплями ужаса. Они стали громче, когда призрачное марево перед ним расползлось, открывая лицо Аркадия Волоха. Вокруг его головы шевелились, присосавшись к ней, органические отростки, похожие на пиявок.

– Хотел передать тебе лично, – сказал Пардус. – Ты уволен, Геннадий.

Его рука сжалась, с хрустом ломая шею Мокова. Пардус широко улыбнулся, облизнул губы. Он уже и забыл, как приятно убивать собственными руками.

Офицер спецназа СФК ощущал себя не в своей тарелке.

Пардус активно способствовал этому, не выключая оптическое экранирование биоброни и расхаживая из стороны в сторону. Наверное, офицер чувствовал то же самое, что и Алиса, увидевшая Чеширского Кота.

Если бы Кот убил перед их встречей десяток человек.

– Мы контролируем свыше девяноста процентов здания, – докладывал офицер. – После захвата пропускной зоны нами были введены дополнительные силы,..

– Я знаю, – перебил его Волох. – Что с Контрольным Узлом?

– Он по-прежнему удерживается сотрудниками «Неотеха». Но это вопрос времени, – поспешил добавить офицер.

– Времени у нас в обрез. Пустите им в вентиляцию «кисель», немедленно.

– Так точно.

– Сообщите мне, как только получите доступ в помещение. Обеззараживание оставьте на потом, я буду работать в броне,

– Так точно.

– Что-нибудь еще?

– Никак нет, – офицер помотал головой. – Разрешите идти?

– Разрешаю.

Дверь кабинета, всего два часа назад принадлежавшего Владимиру Белуге, открылась и тут же закрылась. Аркадий Волох остался наедине с собой. И с призраками недавнего прошлого.

Он встал напротив могильного камня – вертикальной плиты из черного мрамора, память бывшего хозяина кабинета о человеке, которого он считал своим отцом.

И его, Аркадия Волоха, память тоже.

«Георгий Викторович Белуга, 1968–2033».

Тогда, в тридцать третьем, Белуга смог его переиграть. Это послужило Аркадию хорошим уроком. Генерала подвело одно: он не думал, что Волох пойдет так далеко. Он прекрасно все спланировал.

Кроме своей смерти.

Отошел от дел Рыбак, и некому стало координировать работу медиумов. Когда несколько девушек необъяснимо впали в глубокую кому, это направление совершенно заглохло. Остались только «гости».

Волох никогда не давал себе труда разобраться во всех направлениях деятельности Проекта. У него хватало явной и теневой работы по обеспечению безопасности и удержания всего происходящего под контролем Службы.

Он знал, что еще в период с седьмого по девятый годы начальником биологической секции и лично генералом Белугой было отобрано четырнадцать новорожденных. Под предлогом медицинского наблюдения их изолировали от родителей. И на протяжении двух недель подвергали излучению Янтарной Комнаты. Информация по этому эксперименту была навсегда похоронена в архивах. Допуска к ней, кроме Белуги и Волоха, не имел никто.

Волоха не интересовали подробности. Он довольствовался знанием того, что подвергшиеся облучению дети становились способны проникать сквозь Дверь. И выходить из нее с информацией куда более полной, чем та, что по крупицам вылавливали медиумы.

Эти дети, – между сотрудниками Проекта их прозвали «гостями», – их было совсем немного. В пределах двадцати. Иметь большее количество было неразумно из соображений безопасности. Каждый «гость» был потенциальным источником утечки с очень низкой степенью надежности,

За каждым приходилось устанавливать круглосуточное наблюдение, вовлекавшее десятки людей. Вести досье. Отслеживать все контакты. Двадцать «гостей» – это было слишком много даже для разветвленной службы внешней безопасности. И очень мало для нужд Проекта и выросшей на его основе компании «Неотех».

В тридцать третьем из всех «гостей» остался один.

Да, бывали трагические случайности. Пребывание в Янтарной Комнате иногда оказывалось фатальным, от этого никто из «гостей» не был застрахован.

Волох лично принимал участие в осмотре каждого тела и подписывал каждое свидетельство о смерти. Инфаркт. Кровоизлияние в мозг. Точная причина смерти не установлена, предположительно сильное нервное потрясение. Массовый распад церебральных тканей вследствие нейронной перегрузки. Сердечная недостаточность.

Да, многие «гости» умирали сами, но гибель девяти из них совершенно точно лежала на совести ученого и гуманиста, главного куратора Проекта. Георгия Белуги.

«Ты хорошо все рассчитал. Все продумал, как обычно. Умник. После Большой Чистки, проделанной нашими руками, остаешься ты один. В кресле генерального директора. И этот маленький говнюк, Влад. Твоя прижизненная страховка».

– Я борюсь за сохранение равновесия, – сказал Георгий Белуга, генерал в отставке, на банкете, посвященном его избранию на пост генерального директора. – И я вижу наше общество как пирамиду, верхушка которой – олигархи, автократы. А основание – это работники цехов и корпораций, а также крупные религиозно-общественные объединения, такие, как Орден. Они обеспечивают постоянный приток рабочей силы. Мы обеспечиваем стабильность. Господа, я предлагаю выпить за стабильность!

«Я слушал эту твою речь, как слушал всю твою глупую болтовню на протяжении тридцати лет. А тем временем наши специалисты работали над памятью последнего выжившего „гостя“.

Ты не оставил нам выбора, технология создания «гостей» была утеряна в ходе Чистки. Их измененные клетки не подвергались стандартному клонированию, а ждать, пока он размножится естественным путем, мы не могли. Пришлось кроить на скорую руку. А ты.., ты был больше не нужен.

Жаль, я не слышал твоего вопля, когда перепрограммированный кар вез тебя в последнее путешествие. Надеюсь, перед тем как тебя размазало по всему салону, ты понял, что это я дотянулся до твоей глотки».

Ему потребовалось еще семь лет, чтобы довести шахматную партию с мертвецом до победного финала,

Кулак Пардуса, усиленный псевдоплотъю брони, опустился на могильный камень, раскалывая его в мраморную щепу. Rest im pacem.

Во многих ВР-боевиках человек, вооруженный одной винтовкой, на раз сбивает такую крупную и неповоротливую мишень, как боевой вертолет.

В реальности клекочущая железная птица твоей судьбы пожирает расстояние между вами, как степной пожар сухую траву. И карабин в твоих руках (пусть и бывший в девичестве снайперской винтовкой СВД) кажется чем-то донельзя жалким. Особенно когда, играя с тобой, пилот начинает не спеша пристреливаться по тебе из «торнадо».

Каждый выстрел с грохотом поднимает в воздух здоровенные пласты черной грязи, под одним из которых и будут похоронены твои ошметки.

Белуга остановился, сжал покрепче «тигр» и повернулся к вертолету. Он физически чувствовал, как его бессильная ненависть к преследователям концентрируется в плотный луч, направленный в кабину приближающейся «вертушки». Рот Владимира приоткрылся, и оттуда вырвался нечленораздельный хрип, похожий на карканье. Человеческого в нем было не больше, чем в голосах ворон, перекликающихся над свежей падалью.

В мозг пилота поступил тревожный сигнал от СРП – системы раннего предупреждения. Она регистрировала все объекты, движущиеся встречным курсом, и анализировала их характеристики. Если скорость объекта признавалась угрожающей, система рекомендовала выполнить маневр уклонения или расстрелять объект в пыль. Ускоренный обмен данными через имплантированный коннектор позволял пилоту вовремя распознать опасность.

Но сейчас СРП опоздала.

Мозг пилота принял сигнал. И тут же объект неопределенных очертаний с огромной силой ударил в лобовое стекло. Осталась алая клякса в обрамлении черных штрихов и расползающаяся трещина.

Собственная скорость объекта было невелика, но в сумме со скоростью вертолета получилось нечто очень неприятное. Волна гулкой вибрации охватила кабину, и нос «ермолова» опасно рысканул туда-сюда. Второй пассажир выругался, хватаясь за спинку пилотского кресла.

– Что еще за херня?! – крикнул он. Глаза пилота широко распахнулись.

– Птицы, – сказал он.

Со стороны могло показаться, что вертолет оказался в центре немыслимого вихря, воронки черного смерча.

Этим смерчем была огромная пернатая стая.

Птицы разбивались о броню, винт десятками рубил их в кашу, по ним стреляли пулеметы и реактивная пушка. Бесполезно. Их было слишком много. И двигавшая ими воля напрочь подавила нормальный инстинкт самосохранения. Птицы гибли, но вертолет погибал вместе с ними.

Взревев последний раз, захлебнулся мотор, и винт остановился, весь облепленный перьями и мокрыми кусками плоти. Но за секунду до этого лобовое стекло все-таки не выдержало и разлетелось на куски. Кричащая стая ворвалась в кабину и облепила двоих находившихся там людей, бешено работая когтями и клювами. Пилот не издал ни звука, а вот второй кричал, пока язык не выклевали у него из распахнутого рта. Вслед за глазами.

Но оба еще дышали, когда потерявший управление и тягу вертолет по наклонной траектории врезался в землю. Еще при жизни агентов Федерального Контроля ждал пышный погребальный костер.

Владимир Белуга вытер с лица жирные хлопья сажи и повернулся спиной к горящим остаткам вертолета. Над ними все еще вились птицы.

А горизонт выгибался, шевелясь. Степь силилась породить нечто на погибель Городу и людям. Он же стоял здесь, опираясь на свой карабин, как на палку. Последний страж несуществующей границы. Только сейчас Владимир понял, как он устал.

Приближающуюся Стаю можно было уже различить невооруженным взглядом. А если посмотреть на нее в оптический прицел, то наверняка увидишь горящие глаза вожака. Он бежит впереди, самый сильный, самый дерзкий волк Степи. Его шкура цветом чище снега под его лапами. Он ведет свое племя в бой, не колеблясь, в отличие от людей, и не думая о неизбежности смерти.

Думать об этом – удел слабых.

Белуга посмотрел на винтовку в своих руках. Скольких волков он успеет убить, прежде чем Стая опрокинет его и вырвет ему горло? Трех? Четырех? Сколько там у него патронов? Один против Степи. Много ли он навоюет? И его ли это война?

То, что сделал Белуга, могло показаться абсурдным. Он далеко, как можно дальше отбросил карабин. Было слышно, как глухо ударился приклад о землю, жалобно звякнул, разбиваясь, оптический прицел. Теперь у него не было оружия.

Владимир начал снимать с себя одежду. Всю, до последней вещи, начиная с шубы и заканчивая нижним бельем. Ветер тронул его холодной ладонью и опасливо прянул прочь. Кожа человека обжигала, как будто под ней развели костер из костей и связок. И каждый крохотный волосок на теле Белуги стоял дыбом.

Теперь у него не было одежды. И только то, что стоял он прямо, на двух ногах, отличало его от зверя. Он опустился на четвереньки.

Они встретились посреди Степи – человек и волки. Стая охватила его полукольцом, сбавляя свой неукротимый бег, и вперед, тревожно принюхиваясь, выбежал белый вожак.

Фигура, стоявшая перед ним на четвереньках, пахла Городом, Впрочем, метаволк не знал, что такое Город. Для него этот запах был кодом ненависти. Любой его носитель был угрозой, чужаком, врагом. Знание об этом было дано степному охотнику на более глубоком уровне, чем инстинкты. Оно было более основополагающим, чем желание продолжать свой род и стремление охранять свою территорию. Неотъемлемым, как стелющаяся по земле четвероногая тень. Незыблемым, как Черные Башни, и неотвязным, как их Голос.

«Город должен быть уничтожен» – вот что говорил Он, и вся Степь послушно внимала Ему. От самой мелкой гребенчатой змейки до императорского кречета. И волки тоже были послушны Голосу.

Но этот чужак – он был другим. В нем было что-то, заставляющее волка забыть о враждебной громаде, растущей с каждым часом на горизонте. И вспомнить о теплой, пахнущей тысячью трав и других жизней ночи под звездной шкурой небес. О мягком материнском брюхе и поступи отца, хранящего сон белого волчонка. Вспомнить о месте, в котором он был рожден.

Огромный белый волк подошел к стоявшему на четвереньках человеку вплотную. Заглянул человеку в глаза. Медленно открыл сочащуюся слюной пасть.

И, высунув язык, лизнул человека в лицо. А тот лизнул волка в ответ.

Человек медленно поднялся и положил руку на загривок волка, чувствуя, как владевшее им беспокойство отступает. Прячется. Уходит совсем.

Для него больше не было причины.

Так же медленно он оседлал белого зверя, вцепившись в его шейный воротник и жесткую шерсть за ним. Поджал ноги, чтобы они не касались земли.

Белый метаволк задрал голову к серому небу и завыл, а оседлавший его человек завыл вместе с ним.

И Стая продолжила свой бег.

Трупы, трупы, повсюду трупы. В позах, говорящих, что их смерть не была ни быстрой, ни приятной. Лужи блевотины. Кровь и мозги, кто-то пустил себе пулю в лоб до того, как спазм превратил его мышцы в треснувшую резину. Лица – будто разбили зеркало с застывшим отражением и сложили осколки как придется. Разорванная одежда и кожа на груди, напрасная попытка вдохнуть. Но вдыхать было нечего. Кроме смерти.

Ни один анализ, даже самый дотошный, не покажет наличия в крови и тканях этих людей каких-либо посторонних примесей. Их легкие чисты, не считая дерьма, которым они дышали обычно. В их слюне и желудочном соке есть следы того, что они ели за два часа до смерти, но нет даже намека наяд.

Их смерть – загадка для всех, кто незнаком с арсеналом спецназа СФК. Кто не знает, что БКГ-6, «кисель», –газ, гарантированно убивающий любую белковую форму жизни и не оставляющий следов. После непродолжительного взаимодействия с кислородом он распадается на безвредные компоненты, продолжающие реагировать уже с водородом, и так до тех пор, пока от первичной формулы не остается и следа.

До этого он успевает умертвить каждого, кто оказался в зоне распыления газа, попадающего в организм даже через поры кожи. И в целях безопасности в течение четырех часов не рекомендуется находиться в помещении, где применялся «кисель». Или провести там обеззараживание.

Пардус не хотел ждать. Биоброня обеспечивала ему достаточную защиту, а зрелище дюжины трупов не смогло бы даже испортить ему аппетит. Не говоря о том, чтобы помешать работать. Он вошел в Контрольный Узел, как только его люди закончили вырезать дверь станковым лазером. Она была такой толщины и прочности, что на работу сваркой ушли бы часы, а Волох приказал торопиться.

График операции поджимал.

Контрольный Узел, упрятанный в недра штаб-квартиры «Неотеха», осуществлял управление частью защитных сооружений Форсиза. Значительной частью. Об этом было известно очень немногим, но большинство установленных корпорацией Белуги заградительных систем имели так называемый «черный ход». Вшитый канал управления, которым могли воспользоваться всего два человека. Сам Владимир Белуга. И начальник его службы внешней безопасности Аркадий Волох.

Эти двое могли без особого труда умертвить большой сегмент обороны Города. На время или навсегда. С одним условием – они должны были сделать это вдвоем. Для этого в Контрольном Узле производилась двойная идентификация ЛИКа. Какая предусмотрительность.

Вытянув одно из своих боевых щупалец, Пардус разбил защитное стекло и нажал на Большую Красную Кнопку. Тут же в недрах Контрольного Узла ожило, замигало огоньками, навело шороху во встроенных динамиках.

– Внимание! – сказал металлический голос. – Вы запустили процедуру удаленной деактивации. Для продолжения работы, пожалуйста, подтвердите свои полномочия. Для этого встаньте в зону, обозначенную красным крутом и крестом.

Аркадий выполнил предписание. Биоброня, послушная его желаниям, вместо стандартного капюшона образовала тонкую и совершенно прозрачную пленку, окутывающую его голову и лицо.

– Пожалуйста, не моргайте.

Луч считывателя в который уже раз за сегодняшний день прошелся по выжженному на его сетчатке штрих-коду.

– Спасибо, господин Волох, ваши полномочия подтверждены. Внимание! Для продолжения работы…

Пока тупой автомат повторял свое приглашение для отсутствующего здесь Владимира Белуги, Пардус с усилием моргнул, приводя в действие вставленное под веко устройство. Крошечная система микролинз, имитирующая глаз директора «Неотеха» с его личным кодом. Подкупающая простота конструкции, если не забывать, что для ее создания надо быть одним из пяти человек, имеющих прямой доступ к городскому банку ЛИКов.

Красный луч мигнул во второй раз.

– Спасибо, господин Белуга, ваши полномочия подтверждены. Для продолжения работы требуется назвать пароль.

«Какой еще пароль?» – изумился Волох. Память, оказывается, могла и с ним выделывать подлые штучки. Наконец он вспомнил.

– Прощай, оружие, – сказал Пардус.

– Пароль принят. Начат обратный отсчет до начала деактивации. Шестьдесят…пятьдесят девять…пятьдесят восемь…

Аркадий Волох повернулся и пошел к выходу из превратившегося в склеп Контрольного Узла. А за его спиной равнодушный голос отсчитывал последние секунды старой жизни Города.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Их везли в кузове ремонтного фургона. Сопровождение – четверо неразговорчивых ребят с «ехиднами» в черно-желтых форменных комбезах. Оперативники «Глобалкома». Еще там был валяющийся без сознания японец, на чью простреленную шею была заботливо наложена повязка. Его лицо казалось Антону знакомым. Но так, как если бы он видел его не на улице, а на обложке журнала или книги.

Гораздо сильнее память хакера будоражила физиономия сидящего в дальнем углу мужика с нашивками майора. Единственный из всех черно-желтых, он не был вооружен и, по всей видимости, чувствовал себя неважно. Еще хуже Антона.

Антон получил по морде от охотника и мог сгореть заживо.

Он насмотрелся таких чудес в исполнении двух «одержимых», Юргена и Тэньши (ныне спокойно лежащих под стеночкой), что:

а) считал глюком большую часть увиденного;

б) никогда бы не решился кому-нибудь, даже Марте, рассказать о случившемся.

Уж слишком все эти прикладные экзорцизмы выходили за рамки его повседневного опыта и даже навеянных галлюциногенами видений. Пережить такое еще раз – увольте. Он не был трусом, но не хотел закончить свои дни, стучась лбом в мягкие стены палаты-одиночки.

Так же, как проделывает это с железными стенками фургона майор, рвущийся из рук своих коллег.

Еще о галлюцинациях.

Одним из неприятнейших эффектов длительного приема «бархата» были так называемые «погружения». От обычных bad trips они отличались в худшую сторону так же, как легкая воспитательная порка отличается от прохода через строй с батогами, когда кровавые пласты кожи отслаиваются от спины и раны не заживают неделями. То же самое «погружения» делали с мозгом человека, принимающего «бархат».

На первый взгляд в них не было ничего особенного.

Ты засыпаешь. Тебе снится кошмар. Нечто совершенно обыденное, но наделенное чертами глубинного, трудно описуемого ужаса.

Антону, например, все время являлась черная собака с длинным гладким телом и вислыми ушами таксы. Ее вытянутая морда переходила в безволосое человеческое лицо. Два темных глаза пристально следили за ним. И в их влажной глубине было нечто такое, что заставляло его просыпаться мокрым и с бешеным сердцебиением. А может, это случалось позже, когда «собака» улыбалась мягкими человеческими губами, открывая острые клыки.

Но если ты думаешь, что на этом твое «погружение» заканчивается, ты ошибся. Это только начало.

Тебе кажется, что ты проснулся в своей постели, рядом с любимым человеком. Окружающая обстановка точно воспроизводит картину твоего быта, но она имеет в себе некий выверт. Изъян. На который ты совсем скоро наткнешься.

В первое свое «погружение» Антон, спустив ногу с кровати (мучительно пересохло в горле и хотелось пить), наступил в разлитую по полу воду. Воды было так много, что она доходила до щиколотки. Кроме того, она была очень холодная, и все тело хакера сразу покрылось мурашками. Ничего не понимая, он встал с постели…

И провалился вниз. Его рука, комкая, потянула за собой простыню. Вода с плеском сомкнулась у него над головой. Тут же ему вдавило барабанные перепонки, как на очень большой глубине. Чтобы прервать стремительное погружение, Антон изо всех сил взмахнул руками. И почувствовал – что-то мягко, но с неодолимой силой удерживает его за ногу.

Опустив взгляд, Антон увидел мясистое щупальце, обвивающее его щиколотку. Он не запомнил тогда ни его цвет, ни были ли, к примеру, на нем присоски. Он с тупым оцепенением скользнул по щупальцу взглядом.

И то, что он увидел, преследовало его еще очень долго. Даже когда он набирал воды в ванну, чтобы искупаться.

Из зеленой глубины поднимался гигантский клубок сплетенных щупальцев. Непонятно было, откуда они вырастали, – глаз не мог зацепиться за хоть отдаленное подобие тела. Но ужасно было не это. И даже не их хищное стремление вверх, к смутно мерцающей поверхности.

В узловых сплетениях змеевидных тел можно было разглядеть обвитые ими человеческие фигуры. Некоторые синие и распухшие от воды, некоторые почти нетронутые. Другие бились в агонии, вместо воздуха хватая кричащими ртами воду.

И Антон, захлебываясь, кричал вместе с ними. Просыпался, судорожно кашляя и царапая грудь. Иногда на своей настоящей постели, рядом с напуганной Мартой. Иногда в новом кошмаре.

В реальности вся цепочка «погружений» длилась не больше нескольких секунд. Количество измерений кошмара, через которые проходил невольный «ныряльщик», могло измеряться десятками. В зависимости от того, как давно и с какой частотой он принимает «бархат».

Рекорд Антона составлял двенадцать. Двенадцать кругов личного ада, и каждый из них был хуже предыдущего. Видения большинства из них заставляли его сутками не спать, принимая лошадиные дозы стимулирующих «бустеров».

Там была и собака с человеческим лицом, и щупальца, утаскивающие Марту прямо из их постели. И слепые карлики с бледной кожей, выходящие из огромных кротовых нор, чтобы превратить Антона в одного из них. И много чего еще.

К чему это все?

Еще не раз сегодня Антону будет казаться: все, что с ним происходит, – это еще одно, самое сильное его «погружение». А он никак не может вынырнуть.

Фургон остановился. Оперативник прислушался к шепоту в своем шлеме и сказал:

– Вот мы и дома. – Нагнулся, трогая немного утихшего майора за плечо. – Майор, как вы? Идти сможете?

Майор поднял голову, глядя на дверь фургона, и тихонько завыл. От этого звука у Антона поднялись волоски на руках.

– Что там такое? – оперативник заозирался, его коллеги нервно взялись за «ехидны». – Майор?

– Там Смерть, – раздался голос совсем с другой стороны. Антон подскочил. Говорил «одержимый», которого Оракул называл Тэньши. Оказывается, он пришел в себя и лежал, распахнув свои удивительные глаза. Шевельнуться ему не давали такие же наручники, как у Антона. Он не очень-то и пытался – просто таращился на дверь.

– Заткнись, – нервничая, сказал оперативник.

Но Тэньши продолжал: – Он видит ее, как всякий, к кому она прикоснулась. А Смерть была его правой рукой.

Майор опять завыл. В рвущихся из его глотки звуках была такая безнадежность, что хотелось пальцами проткнуть себе барабанные перепонки, чтобы их не слышать. Так выли бы последние из собачьего рода, если бы луна пропала с небес, а их ждала близкая живодерня.

Лица оперативников побледнели.

– Он слышит ее шаги, – составляя безумный контраст с произносимыми словами, тон «одержимого» был абсолютно ровен. – Она уже рядом. И вот-вот постучится сюда.

– Что за дерьмо? – один из оперативников встал. – Тебе же велели заткнуться!

В дверь гулко замолотили снаружи.

Даже бывалые оперативники в этот момент вздрогнули. А из-за двери раздался приглушенный голос:

– Вы сколько там еще собираетесь сидеть, а? Особое приглашение нужно?

Все сразу расслабились. «Сейчас!», – крикнул один из оперативников, ухмыляясь. Антон почувствовал, как улетучивается неприятное чувство, навеянное словами Тэньши. Ну и шуточки у этих «падших».

И только майор продолжал смотреть на дверь расширенными от ужаса глазами.

– Сначала этих, – оперативник кивнул на Юргена и японца, – пусть их сразу принимают. А белобрысому и болтуну снимите ножные «браслеты», сами потопают. Давайте, давайте, в темпе.

Двери фургона распахнули, и в руки тех, кто ждал снаружи, передали расслабленные тела Тиссена и раненого азиата. Вытолкнули Антона с Тэньши и вытащили майора, который упирался и норовил отползти обратно на четвереньках. Трое оперативников замешкались в кузове.

– Ну вот и все, – сказал их начальник, выбираясь наружу.

– Да, теперь точно все, – ответил ему человек, одетый в точно такую же черно-желтую униформу. Но с одной бросающейся в глаза деталью на лице. Крошечным листиком марихуаны, вытатуированным прямо над переносицей. Антон не смог сразу вспомнить, где и при каких обстоятельствах он видел точно такую же наколку,

А ее обладатель выхватил из-за спины сверкающий серп и вспорол им яремную вену оперативника.

Тут же маленький круглый предмет полетел в кузов фургона, где маячили три ошеломленных лица. Двери кузова захлопнули снаружи. Кто-то, сильно толкнув в спину, повалил Антона на бетонный пол.

Внутри кузова гулко сказало «бу-у-ум». Приподняв голову, Антон увидел, что из распахнутых и покореженных взрывом дверей валит густой дым. Со створок капало.

– Велик Сеятель, и справедлива его Жатва, – громко и напевно сказали над головой Антона. – Аминь.

И он понял, в чьих руках ему выпало снова оказаться.

Их вели через огромный подземный гараж, где повсюду были неприбранные следы жестокой бойни. Дважды Антон поскальзывался в подсыхающих лужах крови. Повсюду замечал трупы в костюмах сотрудников или униформах внутренней охраны. На этом участке Жнецы не встретили особого сопротивления.

Их сопровождали двое террористов, переодетых в черно-желтые комбинезоны. И еще трое в уже знакомых Антону зеленых накидках. Тот, что зарезал охранника, сразу после этого подошел к Антону и Тэньши. И со словами «Свобода, братья!» разрубил цепи их наручников своим окровавленным серпом.

Несмотря на такое проявление солидарности, их не отпустили, а повели куда-то под конвоем. И Антон не сомневался, что стоит им рыпнуться, как их тут же изрубят в мелкую крошку. Хотя… он покосился на невозмутимо шагающего рядом «одержимого», может, и кишка тонка окажется нарубить. Проделки Тэньши он вспоминал с неизменным холодком внизу живота, особенно железную саранчу. Никогда не думал, что такое доведется пережить в реальности. Мультиверсум, со всеми его виртуальными играми, – другое дело.

– Ты ошибаешься, – сказал «одержимый». Антон споткнулся. Каждый раз звук этого бесполого голоса заставал его врасплох. – Никакой разницы нет.

«Чего?» – хотел переспросить Антон, но тут один из Жнецов толкнул «падшего» в плечо.

– Помолчи, брат, – сказал он. – Если будешь болтать без спроса, Сеятель пожнет твой язык.

Антон решил принять это предупреждение и на свой счет.

Они вошли в огромный грузовой лифт. Здесь их оставили трое Жнецов, сгрузив на пол Юргена и японца. Выходя, один из них громко сказал «Бу!» майору и расхохотался, когда тот забился в угол, закрывая лицо руками.

Антон почувствовал глубокую уверенность, что среди этих ребят в зеленых робах найдется немало шутников, в детстве весело проводивших время за отрыванием лапок у букашек, пойманных в канун Прорыва.

Детки подросли, набрались мнемонических премудростей «Экологического Джихада» и, выступая в защиту тех самых букашек, были готовы отрывать лапки и резать головы у своих двуногих «братьев». Такая эволюция интересов и взглядов.

Двое «зеленых», оставшихся с пленниками, небрежно целились в них из трофейных «ехидн», пока лифт отсчитывал этажи вверх. Один из них, улыбаясь Антону, достал из-под робы маленький ингалятор и сделал себе впрыскивание. Хакер почувствовал резкий запах «калипсо» и против воли сглотнул слюну. Он уже четыре дня не принимал никакой дряни, с момента набега на «М-банк». Чертовски долго.

– Хочешь ускориться, брат? –все также улыбаясь, спросил Жнец, протягивая Антону ингалятор.

Рукой, в которой была «ехидна», он распахнул свою накидку, Под зеленой тканью было обнаженное тело. Худощавое и дико разрисованное. Антон понял, что видит анимированное изображение Мирового Древа, начинающееся в паху и охватывающее весь торс.

На многочисленных ветках распускались и увядали листья, созревали плоды, шестикрылые сфинксы и летающие псы с петушиными ногами вили гнезда. Крошечные человеческие фигурки прогрызали себе дупла, как прожорливые жуки. Эта татуировка управлялась специальной программой, задающей изменение вживленных цветных капилляров. E-life. Искусственная жизнь на куске кожи диаметром полтора метра.

– Хочешь? – повторил Жнец, указывая стволом иглоавтомата на свой бритый пах.

Антон увидел, как под воздействием наркотика член террориста возбужденно поднимается, туго наливаясь кровью. Теперь он может вот так стоять колом много часов.

– Такса твердая. Один раз пососать, один раз понюхать, – второй Жнец громко зареготал. – Могу даже подсластить, – он прыснул калипсолом на свой орган. – Ну?

– Пожалуй, откажусь, – сказал Антон, следя за своим лицом и голосом.

В последний раз, когда ему было сделано такое предложение, он вынул из кожаного пояса, составляющего часть его стриптиз-костюма, специальную пряжку-лезвие. И оставил на память о себе не очень опасный, но глубокий шрам в окрестностях яичек. Он как раз собирался увольняться из «Малинки».

Но отказывать человеку, надышавшемуся «калипсо», не так-то просто. Поднятая «ехидна» уперлась хакеру в переносицу. Кулаком с зажатым ингалятором Жнец ударил по кнопке «стоп». Лифт замер.

– А я сказал, будешь сосать, – не снимая с лица окаменевшей усмешки, Жнец толкнул хакера стволом в лоб. – Или сдохнешь.

Случись Антону зайти в кабинет, принадлежавший генеральному директору «Глобалкома», он бы без промедления узнал двоих находившихся там людей. Неприятное лицо первого, занимавшего сейчас директорское кресло, глубоко врезалось ему в память со времени их встречи в Доме Друидов. Предводитель Жнецов, которого в рядах секты называли Старший, задумчиво мял в руках и время от времени нюхал толстую коричневую сигару. Сигара пахла дорогим табаком, выращенным и собранным вручную на другом конце мира. Еще до того, как этот мир сошел с ума и свернулся в клубок, вцепившись зубами в свой бьющийся хвост. Сигара пахла жизнью, которой у Старшего никогда не было.

Когда хозяин этого кабинета доставал из деревянной коробки ароматный знак своего благосостояния, он, будущий Жнец Жизней, забивал «джет» собственноручно выращенной коноплей. И в сизых клубах дурмана мечтал о том дне, когда он будет обходиться с головами сильных мира сего, как они обходятся с кончиками своих сигар. Этот день настал. Его мечта сбылась. На стопке замаранных высохшей кровью листов бумаги перед ним лежало страшное пресс-папье. В его навсегда раскрытый воплем ужаса рот он с усмешкой вставил сигару. Похлопал генерального директора «Глобальных Коммуникаций» по холодной щеке.

– Теперь ты можешь не бояться рака легких, – сказал он и сам же визгливо засмеялся своей шутке. – Потому что легких у тебя больше нет! Второй посетитель кабинета, тоже одетый в зеленую робу Жнеца, никак не отреагировал на эту замогильную остроту. Он стоял, упираясь ладонями в пластик огромного панорамного окна, и, казалось, любовался восходом солнца. Кабинет генерального директора, традиционно располагавшийся на самой вершине здания, был одним из немногих мест в Городе, откуда это можно было сделать, привилегия власть имущих. Как мало она значит просто с возможностью любоваться чем-либо. Той, которую можно отнять взмахом серпа с молекулярной заточкой.

– Что ты там видишь, друг? – спросил Старший, разворачивая кресло к окну.

Он называл его «друг». Такое обращение было в ходу у друидов, а Старший был недавно одним из них. Кроме того, если бы он задумался, то понял, что не знает имени этого человека. И не знает о нем вообще ничего. Хотя тот и числился его ближайшим помощником, советником и телохранителем. И другом. Это могло показаться необъяснимым любому, но не Старшему.

С тех пор как друг начал снабжать его и других сектантов мнемоническими программами, дарящими потрясающую ясность мысли, Старший стал гораздо меньше задумываться. И гораздо больше действовать. Так нравилось другу, и это делало предводителя Жнецов намного счастливее.

– Я вижу Город, который должен быть разрушен, – сказал друг, поворачиваясь к Старшему,

Наверное, Антон узнал бы даже не его лицо. Лицо он как раз разглядел плохо. Голос и уверенную манеру держаться. И еще руки. Длинные пальцы и очень крупные костяшки, большая, правильной формы ладонь. Запоминающиеся руки.

Именно на них он обратит внимание, когда в скором будущем их пути снова пересекутся.

– Красиво говоришь, – с завистью сказал Старший. Он крутанулся в кресле. – И правильно. Этот разрушим и построим новый. Наш Город. Так?

Друг кивнул. В его кивке было намного больше, чем Старший мог разглядеть. Например, сомнение в словечке «наш».

Грядущая финальная стадия «Жатвы» не предусматривала участие в ней Старшего и его безумных экобоевиков. А значит, и в метафорическом Новом Городе, спланированном Службой Федерального Контроля и возводимом при самом непосредственном ее участии, им тоже не было места.

Но знать об этом Старшему пока не обязательно.

– Где у него здесь зажигалка? – пробормотал Жнец, завладевший очередной сигарой и пытавшийся теперь прикурить. – Друг, у тебя нет случайно огня?

Друг усмехнулся. Огонь у него был. И даже в избытке. Двести сорок килограммов «встряски», взрывчатого геля, изготовленного на заводах ТПК «Неотех». И доставленного в штаб-квартиру «Глобалкома» под видом запасных частей к транслирующему оборудованию.

Центральный офис «ГК» был полон аппаратурой, контролирующей все общественные и большую часть личных линий связи. Стационарные и мобильные коммуникаторы, узлы Сети, уличные инфоматы – все, что являлось «нервной системой» Города, проводящей триллионы информационных сигналов. Этой аппаратуре свойственно было иногда ломаться. Поэтому двести сорок килограммов запчастей, отмеченных, кроме того, в реестре грузов, лишних вопросов не вызвали.

Герметичные контейнеры с опознавательной меткой «Хрупко! Обращаться с осторожностью!» попали в аккуратные лапы кибергрузчиков, а после этого на склад. Откуда, спустя девять часов, они были извлечены ворвавшимися в центральный офис террористами. И их жидкое содержимое было равномерно размазано по сталебетонным опорам здания.

Чтобы после нанесения на «встряску» детонирующего реагента замедленного действия все было готово к самому грандиозному фейерверку, который когда-либо знал Город.

Под внимательным, немного плывущим взглядом Жнеца Антон опустился перед ним на колени. – Вот так, – тот кивнул, шире распахнул робу. – Займись-ка делом.

Придавая дополнительный вес его словам, иглоавтомат ткнулся Антону в скулу. Перед самым лицом хакера покачивался длинный тонкий член, которым ему предлагалось заняться. Скосив глаза вбок, он увидел серп, подвешенный на петлях с внутренней стороны зеленой накидки. Чистый блеск оружия вошел Антону в мозг, и окружающий мир потек, как вода.

Старые хакеры, с которыми подобное случается нередко, называют этот неожиданный сдвиг порога восприятия «медленным временем». Нервные клетки, перестроенные «голубым бархатом» и долгим взаимодействием с Мультиверсумом (где плотность и скорость информационного потока в среднем значительно выше, чем в нормальном мире), внезапно начинают взаимодействовать друг с другом во много раз быстрее обычного.

Для человека, переживающего состояние «медленного времени», этот эффект означает путешествие в мир застывших поз, искаженных звуков и мерцающего света. Там он, если не будет мешкать, может совершить что-нибудь выходящее за пределы возможного. Например, вынуть из воздуха брошенный в него нож, за секунду преодолеть длиннейший лестничный пролет…

Или, перехватив одной рукой иглоавтомат, отвести его в сторону, а другой сорвать серп с петель. И еще до того, как террорист откроет рот для удивленного возгласа, пожать этим серпом торчащий корень Мирового Древа.

«Медленное время» отпустило его, пнув напоследок. Мир ожил, в него вернулось движение и звуки. В лицо Антону брызнуло кровью, и оскопленный Жнец зашелся громким криком, складываясь пополам. Удерживаемая рукой Антона «ехидна» подпрыгнула, всаживая свой заряд в живот второго террориста. Гримаса боли смыла с его лица недоумение, и, ударяясь спиной о стенку лифта, он тоже открыл огонь. Избрав в качестве мишени Тэньши.

«Одержимый» даже не поморщился, когда пропитанные смертельным токсином иглы вошли в его тело. Он вытянул руку, дотронулся до Жнеца. И убил его.

Вскочив на ноги, Антон вырвал «ехидну» у первого террориста и добил его очередью в упор. Пинками откатил от себя тело. От переизбытка адреналина тряслись руки и кололо под сердцем.

– Заткнись! – прикрикнул он на скулящего майора. Повернувшись, взглянул на спокойного Тэньши. Отвел взгляд.

Долго смотреть в эти черные глаза было невозможно.

– Почему ты не расправился с ними раньше? – спросил Антон «одержимого». Он чувствовал, что это глупый вопрос.

– Они мне не угрожали, – ответил Тэньши. Антон хмыкнул. Вот, значит, как.

– Слушай, – сказал он. – А Глеб, ну, рыцарь, за которым ты гонялся, он тебе угрожал?

– Мне угрожал человек, требующий его смерти. Против него я был бессилен. Поэтому я выбрал косвенный путь устранения угрозы.

Разумно, подумал Антон. С логикой у этого парня все в порядке.

– А угрожавшего тебе человека зовут, случайно, не Аркадий Волох? – поинтересовался хакер.

Ему снова пришлось выдержать секунды нечеловеческого взгляда.

– Да, это он, – ответил Тэньши.

«Так, отсюда надо выбираться, – думал Антон, созерцая панель с кнопками. – Оперативник сказал, что мы дома. Значит, это один из офисов или центральная штаб-квартира… Интересно, а выход располагается на нулевом этаже? Или надо уходить через минусовые? Но если мы в „Глобалкоме“, то какого хрена эти зеленые убийцы расхаживают здесь, как по родным грядкам? Что вообще творится?»

Он ткнул наугад в кнопку одного из минусовых этажей. И, нагнувшись, принялся стягивать робу с убитого террориста. Если здесь хозяйничают Жнецы, то разумно будет попытаться стать одним из них.

Лифт неторопливо пошел вниз.

– Ну, чего уставился? – спросил Антон притихшего майора. Тот, усевшись на полу более или менее по-человечески, разглядывал лицо Антона, широко распахнув глаза. В них, под мутной пеленой безумия, шевелилось что-то, пыталось вырваться.

– А… – сказал он. – А-антон?

Хакер вообще не ожидал ответа, тем более такого. Он решил, что ему показалось.

– Чего? – спросил он, наклоняясь к майору.

– Антон? – работник «Глобалкома» заговорил членораздельно. –Антон Зверев? Из семьдесят пятой математической?

– Вот те раз, – Антон даже запутался в рукаве надеваемой робы. – Слушай, а ведь ты…

Он понял, почему лицо майора казалось ему таким знакомым. На выпускном снимке, как и в классном журнале, они с Антоном стояли рядом.

– Ты Климентов? Женя Климентов?

Три вещи случаются одновременно. Вновь synchronity, магический закон мира.

Вид знакомого с детства лица (которое он не потрудился разглядеть раньше, во время смертоубийственной суматохи в Доме Друидов) частично собирает вместе осколки сознания майора Климентова, расколотого видом улетающей крылатой тени.

Украденная Антоном память, та часть, которая принадлежит ему, а не покойному Георгию Светлову, впервые дает о себе знать, нашептывая ему о прошлом. О счастливых днях, которыми он расплачивался за беспросветное будущее и настоящее, полное опасностей и тревог.

В остановившейся кабине лифта, а также во всем центральном офисе ТПК «Глобальные Коммуникации» гаснет свет.

– Ты слышишь?

Старший минуту терзал электрический прикуриватель, вмонтированный в крышку стола, пока его внимание не отвлек далекий басовитый шум. Раньше бы его не пропустила звукоизоляция кабинета. Но теперь, когда она отключилась, шум все нарастал, пока не завибрировал, тонко звеня, хрусталь в стенном баре.

– Что это такое?

Друг, по-прежнему стоявший у окна, улыбнулся приближающемуся звену десантных «Викингов». Точно по расписанию.

– Силы Федеральной Обороны, – нараспев продекламировал он. – Только что начали масштабную акцию по обезвреживанию и ликвидации экстремистской группировки, захватившей офис компании «Глобалком», Комендант Валерий Федяев заявил, что в ходе предстоящей операции будут освобождены все находящиеся в здании заложники и уничтожена верхушка террористической организации.

– Дождались! – Старший вскочил. – Надо уходить. Пускай ублюдки подорвутся вместе с халабудой. Черт, я думал, будут тянуть время, вести переговоры… Ты идешь?

– Зачем же так спешить? – совершив сверхъестественно быстрое движение, друг оказался рядом. – Разве так поступают радушные хозяева?

Он вроде бы несильно толкнул Старшего в грудь. Но тот, пролетев два метра, оказался на полу. А друг уже навис над ним – не человек, живая молния. И в руках его – опасно поблескивающий серп.

Старший закричал. Он панически боялся боли (и поэтому охотно причинял ее другим). Серп, двигаясь неразличимо быстро для глаз, перерезал ему сухожилия на ногах, и густая кровь хлынула по немеющим икрам. Жнец задергался на полу раздавленным червяком.

– Почему? – вопил он. – За что?

Друг не ответил. Нагнувшись, он отер лезвие серпа о полу робы Старшего. И направился к выходу из кабинета. За его спиной Жнец судорожно рвал свое одеяние на полоски, собираясь перевязать ноги. Дурак.

Через десять минут здесь будут «фобы». И по дороге к кабинету они насмотрятся на картины учиненных террористами зверств. Так что лучше бы тебе, дружок, мирно сдохнуть до их прихода.

Он шел по неосвещенному коридору, на ходу сбрасывая зеленую робу Жнеца. Под ней он носил серый однобортный костюм, белую рубашку и галстук с множеством крошечных эмблем «Глобалкома». Так в здании были одеты немногочисленные выжившие заложники. Террористы носили либо зеленое, либо «пчелиную» униформу охранников.

Поэтому в него не будут стрелять. Он сдастся первой встречной опергруппе СФО, потребует встречи с командиром. И с помощью личного кода подтвердит свои особые полномочия. Полномочия старшего офицера Службы Федерального Контроля Михаила Сорокина.

В коридоре зажегся и тут же погас свет. Пол под ногами дрогнул, со стены упала абстрактная картина, Михаил кивнул сам себе. Первой взорвалась секция аварийных генераторов. Как и было предусмотрено.

Антон не знал, что это первое за сегодня веерное отключение. И самое длительное. Новые хозяева Города давали понять, что в его жизни наступают серьезные перемены.

Но для него единственной реальностью на текущий момент была темнота и остановившийся лифт. Антон окликнул своего бывшего одноклассника, но не получил ответа.

– Он больше не может с тобой говорить, – сказал Тэньши. – Темнота стала внушать ему слишком большой страх. Вы, люди, боитесь таких неопасных вещей, как падение интенсивности света, и не боитесь того, что действительно несет вам разрушение.

Антон, безуспешно старавшийся раздвинуть двери лифта, оставил свои попытки, И сел на подрядом с Тиссеном и японцем. В темноте громко сопел Жека Климентов (майор, надо же, а была такая худая глиста). «Одержимый» располагался напротив.

– Например? – спросил Антон. Делать нечего, значит, будем разговаривать.

– Ты видишь это в снах, которые навевает тебе «бархат», – ответил Тэньши. – Оно тянется за тобой, чтобы схватить, как уже схватило других людей. Оплести, утянуть за собой.

Антон открыл рот, но оттуда не вырвалось ни звука.

– Откуда… – Ему с трудом удалось справиться со своим голосом. – Откуда ты знаешь?

– Знаю. То, что ты видишь, – это Сеть. Созданная вами Виртуальная Реальность. Вы увязли в ней слишком глубоко. То, чему вы однажды дали жизнь, больше вам не подчиняется.

Может быть, он в чем-то и прав, подумал Антон. Миллионы людей проводят большую часть своей жизни в синтетических мирах Мультивселенной. Он и сам из таких. А с другой стороны – ну и что? Лучше пусть кидаются огненными шарами и топят в черных безднах космические армады, чем балуются с игольниками и виброножами в подворотнях Города. Пусть выплескивают излишки своей энергии наиболее безобидным, виртуальным путем. Стабильному обществу не нужна куча народа, не знающего, куда направить нерастраченную пассионарность.

Антону, эдакой любящей комфорт Кибернетической Крысе, нравилось жить в стабильном обществе. Тогда, грызя потихоньку его основы, можно было не опасаться, что в один прекрасный день они не выдержат и на тебя, погребая к чертовой матери, свалится верхушка. Наверное, к четвертому десятку он превратился в закоренелого консерватора.

– Да, о'кей, так оно и есть, Но я, хоть убей, не пойму, что в этом плохого?

– Я и не оцениваю с точки зрения «хорошо» или «плохо», – возразил Тэньши. – Это ваши, человеческие категории. Мне трудно ими оперировать. Я говорю, что это опасно.

– Почему же?

– Потому что вы не готовы. У меня нет точных данных, появилась ли она сама или была привнесена. Но, так или иначе, технология, лежащая в основе создания ВР и подключения к ней, получена человечеством извне.

– Что ты хочешь сказать? – Антон поморщился. – Зеленые человечки? Гости с далеких звезд, одаривающие нас, страждущих, процедурой выращивания клеточного базиса и, заодно, новой моделью микроволновки?

Над своей шуткой ему пришлось смеяться в одиночестве.

– Ты должен понимать, что любому изобретению, даже самому примитивному, предшествует некая технологическая цепочка, – сказал Тэньши. – В случае клеточного базиса и нейронного интерфейса ее не было.

Антон немного подумал. Да, возможно, так и есть. Как-то уж очень непривычно ему было обсуждать подобные материи.

– О'кей, предположим, – сказал он. – И потому, что мы получили все это, как ты говоришь, извне, мы к этому не готовы.

– Да. Большинство из вас не в состоянии объединить два мира – ваш и виртуальный. Жизнь на границе между ними их калечит.

– Ты сказал «большинство».,.

– Некоторые люди могут воспринимать два мира как один. Например, ты.

– Я? – Антон изумился. – Хочешь сказать, у меня в базисе завелись ангелочек, крыша у меня поехала? Что я типа могу перепутать ВР с реальным миром?

– Не перепутать. Я называю это объединить. Представь, что мы подключились к Мультиверсуму. И ты хочешь зажечь свет. Какую команду ты отдашь сервисной программе?

Антон усмехнулся.

– Да будет свет, – сказал он.

– Хорошо. Да будет свет, – повторил Тэньши.

Антон зажмурился. Лифтовая кабина ярко осветилась пульсирующим кольцом вокруг головы Тэньши. Это продолжалось секунды, в течение которых он не решался поднять веки, чтобы не ослепнуть.

Свет погас.

– Видишь, – сказал «одержимый», виртуальный ангел в теле человека. – Это не трудно. Теперь попробуй ты.

– Почему ты думаешь, что у меня получится? – нервно спросил Антон.

Все это было бы похоже на идиотскую шутку, если бы ровный голос Тэньши не звучал настолько серьезно.

– Ты «призрак». В Виртуальной Реальности для тебя не существует границ. Почему они должны останавливать тебя здесь?

– Слушай, человек, ты гонишь, – от напряжения Антон заговорил на арго уличных дилеров. Забыв, что обращение «человек» к его собеседнику применимо в лучшем случае наполовину. – «Здесь» – это Реальная Реальность, у нас тут все в натуре происходит. Если убили, то насовсем, если руку оторвали, то пришивай новую. Сечешь? Мультиверсум, мать его, – это такая очень большая программа, много разных программ. Программа написана человеком, ее всегда можно изменить. Я «призрак», я умею изменять программы, я просачиваюсь сквозь любую защиту, но это все. Понимаешь – все! Не знаю, как ты проделываешь свои фокусы со светом и саранчой, но мне они не под силу.

Он замолчал, шумно переводя дыхание. А Тэньши спросил: – Ты умеешь гнуть ложки взглядом?

– А? Нет, не умею, – раздраженно ответил Антон. – Разве что в виртуальности. Заделаться каким-нибудь Вольфом Мессингом.

– А ты пробовал? – продолжал гнуть свое Тэньши. – Хоть раз?

Антон в темноте воздел очи горе. Дожил, ведет философские споры с взбунтовавшейся антивирусной программой. И как объяснить этому упрямцу: то, что он полагает естественным, для натурального человека невозможно. Ведь так?

– Нет, не пробовал, – терпеливо сказал Антон,

– Тогда откуда ты знаешь, что не умеешь этого делать? – спросил Тэньши, как показалось Антону, с торжеством.

Что тут можно было ответить?

– Слушай, отвяжешься ты от меня или нет? – Антон повысил голос, и рядом тревожно всхрипнул Женя Климентов. – Что мне для этого нужно сделать?

– Попробуй зажечь свет, – сказал Тэньши.

– Фу, вот блин. Ну ладно. – Антон встал, воздел руки и картинно возгласил; – Пусть теперь будет свет!

Из темноты ему ответил голос «одержимого»:

– Не так. Сосредоточься на том, что ты говоришь и желаешь. Ты должен хотеть, чтобы темнота рассеялась и стало светло.

– Да я…

– Возьми, может быть, это тебе поможет. «Одержимый» вложил в руку Антона ингалятор Жнеца. Он был заряжен, конечно, не «бархатом», так, дерьмовым эйфориаком, но лучше, чем ничего. Антон поднес его ко рту и, нажимая на кнопку, сделал глубокий вдох.

«Калипсо» сразу неприятно высушил слизистую, но от него возник расслабляющий шум в голове. Темнота развернула перед ним многоцветные спирали. Антон улыбнулся. Воттак-то лучше. Что там хотел от него этот зануда?

– Я хочу, чтобы стал свет, – запинаясь, сказал он, Зажмурился (кружение спиралей стало более интенсивным) и громко закричал: – Да пусть же, блин, будет свет и этот долбаный лифт поедет куда-нибудь!

Пол кабины под его ногами ощутимо вздрогнул. Неоновые лампы под потолком часто замигали, на панели вспыхнули зеленые огоньки этажей. За стенкой вздохнули, пробуждаясь, лифтовые моторы.

И стал свет.

Доктор Мураками очнулся, когда кабина лифта пришла в движение. В первую очередь ему пришлось собирать разбегающиеся мысли, чтобы ответить на обычные в такой ситуации вопросы. Где он? Сколько он пробыл без сознания? Почему так остро ноет плечо и шея?

Ему повезло. Самая обычная пуля прошила его дельтовидную мышцу в районе шеи, оставив большое круглое отверстие в тканях и не зацепив никаких важных сосудов. Начавшееся кровотечение было через две минуты остановлено абсорбирующей повязкой, наложенной ему заботливым оперативником «Глобалкома».

Начиная с этого момента Харуки Мураками пребывал в глубоком обмороке, вызванном не столько кровопотерей и болевым шоком, сколько осознанием того факта, что его подстрелили. Такое случается с людьми, никогда не бывавшими под пулями.

Доктор Мураками, гроза токийских «крыс», был кабинетным охотником, не державшим в руках ничего опасней ножа для приготовления сасими. И вот в нем проделывают дырку, в которую можно просунуть палец. Он истекает кровью, и, вдобавок, наниматель, акулий выкормыш Икари Сакамуро, бросает его перед лицом разъяренных гайдзинов. Как отслуживший свое и ненужный более инструмент. Бросает умирать. Осознав все это до конца, он прошептал старое японское проклятие и надолго погрузился в темноту.

Первый, кого он увидел, придя в себя, был старый знакомец Тэньши. Вот кто дважды ставил его на грань смерти. Одиннадцать лет назад, когда пытался украсть опытный образец ангела. И сейчас… хотя сейчас больше надо было винить самого себя. И Рыбака.

Рыбак. Или теперь следовало говорить – Оракул? Доктор Мураками до сих пор не мог поверить, что человек, с которым они однажды работали и столь многого добились, превратился в кучу мертвых железок. Было ли это так, или он имел дело с тонкой махинацией?

Оракул дал ему ссылку на архив, где хранилось свидетельство о смерти Николая Токарева. Но Мураками как никому было известно, что в современном обществе не существует достоверной информации. Поступающие данные нужно сортировать по степени их вероятной недостоверности.

Но то, что сообщал ему Токарев–Оракул, связавшийся с Мураками на следующий день после взлома «М-банка», было не просто недостоверно. Это было невероятно. И, как пришлось ему убедиться на собственном опыте, во многом соответствовало истине.

Среди прочего Оракул подтвердил его подозрения, что давнишним нанимателем Электрической Крысы выступал концерн «Мисато». Это должно было избавить Мураками от угрызений совести, когда он под видом охоты за памятью Георгия Светлова подготавливал собственную месть двуликому Тэньши.

Оракул сказал, что хочет скопировать себя в мозг предателя. Что ж, пожалуйста, Тэньши получит по заслугам, Рыбак – новое тело, доктор Мураками – свой гонорар и толику удовлетворения от свершившейся мести. А господин Сакамуро – то, за чем он так упорно гоняется все эти годы. Память, украденную вот этим крысенком, Антоном Зверевым.

Но с появлением безумного самурая по имени Глеб все вышло по-другому,

Доктор Мураками оказался в компании оживленно беседующих Тэньши и Зверева. Японец не понимал из разговора ни слова, но ему показалось – яростно трясущий головой хакер изо всех сил что-то отрицает. А Тэньши пытается его убедить.

Во время очередной тирады Зверева Тэньши повернул голову, взглянув на Мураками. Давая понять: он в курсе, что доктор пришел в себя,

Мураками подумал: теперь-то месть Электрической Крысе предстает полной бессмыслицей. Вроде желания отшлепать своего давно выросшего и покинувшего дом сына. Что в этом новом Тэньши от старого? Кроме, разумеется, тела.

Тэньши, которого знал Харуки Мураками одиннадцать лет назад, добил бы его, пока он лежал без сознания.

Доктор Мураками осторожно, чтобы не тревожить рану, перевернулся на спину. И с тоской подумал, что, наверное, ему пора на пенсию.

«Одержимый», который в своей прошлой, человеческой жизни был хакером по прозвищу Электрическая Крыса, внимательно наблюдал за доктором одним из своих многочисленных сверхчувств.

Убийство не представляло для него проблемы, Собственно, разница между жизнью и смертью укладывалась для него в одну смысловую единицу, крошечный бит информации: 1 = жизнь, 0 = смерть.

Но он переключал людей между этими двумя ячейками, только если они представляли угрозу его собственному существованию. Или служили помехой его целям, трудно описуемым с позиций человеческого мышления.

Доктор Харуки Мураками не представлял собой угрозы. И мог оказаться даже полезен.

– Ну вот, я же говорил. Это перебои с электричеством, – Антон подумал секунду. – Или авария.

В этот раз лифт застрял, чуть-чуть не доехав до этажа. Двери приоткрылись, и далеко внизу замаячил пол. К сожалению, чтобы пролезть в образовавшуюся щель, надо было быть кошкой. Или «призраком» в Виртуальной Реальности.

– Ты недостаточно сильно пожелал, – возразил Тэнъши. – Но ты делаешь успехи. Тебе необходим более сильный толчок. Стимул.

Антону явственно послышался подвох в последней фразе. О каком стимуле идет речь?

– О твоей жизни, – охотно пояснил «одержимый», слышавший мысли Антона не хуже слов.

Что-то холодное, металлическое прижалось острым изгибом к горлу хакера. Запах крови. Серп Жнеца, отведавший плоти хозяина.

– У тебя есть триста секунд, чтобы по-настоящему захотеть света, – известил Антона Тэнъши. – Если спустя это время лифт все еще останется на месте, я вскрою тебе сонную артерию. Поторопись,

Захотеть. Понятно, что этот урод не шутит, чувство юмора не для «падшего». Захотеть по-настоящему. А как это – по-настоящему?

Хорошо, что он не считает вслух, было бы невозможно сосредоточиться. Плохо, что считаю сам. Сто двадцать один, сто двадцать два… Я хочу, чтобы лифт поехал! Нет, бред какой-то. Это вам не молниями кидаться. Да и с молнией вряд ли получилось бы. Дерьмо! Это же не Виртуальная Реальность! Здесь так не бывает, не бывает, не бывает…

– У тебя осталось сто пятьдесят секунд.

Пошел ты… Нет, нельзя отвлекаться. Локтем ему под дых… Стоп. Думать о свете. О том, как меня достала эта темнота. О загорающихся лампах, О восходе солнца. Елки-палки, да я не помню, как он выглядит, восход!

– Сто двадцать секунд.

Нет, это все ерунда. У меня не получится. И ни у кого не получится. По эту сторону чудес не бывает. Но как же не хочется… Раньше было плевать, но теперь не знаю, что с Мартой. Бедная девочка.

– Шестьдесят секунд.

Кто-то стонет. А, это Женька. Боится темноты. Я тоже боялся. В детстве. Отец приходил в комнату и сидел со мной, а выходя, оставлял дверь приоткрытой. Надо же, помню. А еще?

Аля всегда просила зажечь свет, говорила, что ей нравится на меня смотреть. А чего было смотреть? Худой был, как палка, жрать тогда приходилось одни водоросли. И это помню.

И вот это, хотя лучше бы совсем забыл. «Танец светляка». Меня мажут светящейся краской, в клубе гасят свет. Я иду между столиками, а меня щупают в темноте. И я не вижу ничего, кроме рук, руки со всех сторон. Темнота, будь она проклята. Все бы отдал, чтобы повернуть долбаный переключатель и увидеть эти рыла. А на следующий день узнать их где-нибудь в узком переходе.

Или потом, когда лез в «Картель». Первый раз стукнуло нейрофагом и выпало зрение. Полностью, коллапс нервов. Сработал предохранитель, базис отключился, а я все лежал, как на дне глубокого черного колодца. Хлопал бесполезными веками и думал – да появится когда-нибудь свет!

Щель между приоткрытыми дверьми лифта сошлась в тонкую черную линию. Блеск ламп отразился от белых, кое-где испачканных алым стен. Перестал скулить майор Климентов, ошеломленно замигал глазами японец, Тэньши отвел в сторону угрожавший Антону серп. Хакер принялся яростно растирать онемевшую кожу над адамовым яблоком.

– Триста двенадцать секунд, – сказал Тэньши. – Неплохой результат для человека.

Прежде чем хакер сделал шаг из осточертевшей кабины, где его чуть не пристрелили/трахнули/зарезали, он увидел человека в сером костюме. Человек целеустремленно шагал по коридору в направлении лифта, а заметив Антона, принялся махать рукой и побежал.

Антон посмотрел на себя. На нем была зеленая роба Жнеца, а в руке он держал «ехидну». Приближающегося незнакомца это не пугало. Значит, вероятнее всего, он связан с террористами. Может быть, лично знаком с парочкой мертвяков, валяющихся в коридоре. Антон, не глядя, стукнул по кнопкам. Дверь закрывалась с нервирующей медлительностью, но человеку в сером до нее оставалось больше десяти метров.

Он успел их пробежать, Антону не надо было говорить, что он опять имеет дело с теком. Или симбиотом. Только глубоко перестроенное тело могло продемонстрировать такой спурт. И всунуть руку между сдвигающимися створками.

(О собственном подвиге, совершенном в состоянии «медленного времени», Антон позабыл.)

Хакер уставился на жилистое запястье, отжимающее дверь кабины. Сделал шаг назад и поднял повыше «ехидну». Ему была знакома эта рука. Он видел ее сжавшейся на горле старого друида по кличке Садовник. На рукоятке боевого серпа перед тем, как серп обратился летящим всплеском стали.

Перерубленный ствол ружья, лицо Глеба, на секунду цепенеющее в крайнем изумлении.

– Он новый, а значит, тоже один из них.

– Я это сразу понял. Он реагировал быстро, слишком быстро. Полная перенастройка ЦНС, высочайший уровень акселерации. Засекреченные федеральные разработки.

Этот тек не был Жнецом. Намного хуже. Он был агентом Службы Федерального Контроля. И это делало его гораздо опасней любого террориста.

Антон щелкнул предохранителем иглоавтомата.

– Ты чего?! – человек в сером поднял руки, отступил на полшага. – Не узнал? Я же друг!

«Е…ли мы таких друзей», –подумал Антон, замечая, как тело «друга» совершает быстрые движения из стороны в сторону. Маятник качает, сука. Посмотрим, как ты увернешься от широкого залпа игольника.

Но выстрелить ему не удалось. Тэньши ударил по стволу «ехидны» снизу, выбивая автомат из рук Антона. И шагнул вперед, становясь между хакером и агентом СФК. Глаза агента сузились, и Антон понял – он знает Тэньши.

Агент перевел взгляд на Антона, и его губы шевельнулись, произнося беззвучно: «Ты?!»

Михаил Сорокин сразу узнал Тэньши. Агент пилотировал «нетопыря», на котором «одержимый» был доставлен в закрытый сектор «SIM'Inc». Там Тэньши выполнил заказ Аркадия Волоха, убив Георгия Светлова. Бывшего главного эколога компании «Погода с доставкой». Бывшего сотрудника Проекта «Янтарная комната».

Лицо Антона восстановила для него фотоэйдетическая память киборга. Удивительно, этот человек должен был быть растаскан по сотне крысиных желудков, а не разъезжать на лифте в одной из ключевых точек операции «Жатва». Агент воспользовался имплантированным считывателем ЛИКа, чтобы уточнить, с кем имеет дело. И результат удивил его еще больше.

А. Зверев, личный код XAS167883993-77, числился со вчерашнего дня в федеральном розыске. С особой пометкой для агентов, имеющих нулевой уровень допуска (как у Михаила Сорокина) – «меры при поимке: безвременная изоляция или высшая мера воздействия». Это означало, что пойманного Антона Зверева следует либо засунуть в криогенную ячейку до дальнейших распоряжений, либо уничтожить.

Чем ему, Михаилу, и придется заняться.

– Ты помнишь меня, – утвердительно сказал Тэньши.

Михаил кивнул. Он не знал истинной природы «одержимого», но видел, на что тот способен. Если бы не Тэньши, Зверев был бы уже мертв. Или отключен и надежно упакован для транспортировки. Скорее первое, Михаил терпеть не мог возню.

– Я чувствую, что находиться в этом месте опасно, – продолжал Тэньши. – Ты поможешь нам его покинуть?

Антон подметил это «нам». Как и Михаил. «Что еще он задумал?» – мелькнуло в голове хакера. А федеральный агент с сожалением подумал, что все-таки придется повозиться.

– Я помогу вам, – сказал он, заходя в лифт и нажимая кнопку нулевого этажа. – И доставлю в безопасное место.

Тэньши кивнул. Он не нуждался в программе «Исповедник», чтобы различать неслышные вибрации лжи. Этот человек послужит его целям. Если же он совершит предательство, Тэньши обнулит его, удалив из Списка Живущих.

На выходе из лифта их попытались уложить на пол суровые громилы в десантной броне. Михаил Сорокин шагнул вперед.

– Специальный агент Федерального Контроля, – сказал он. – Просьба оказать содействие.

Двадцать минут на совершение всех необходимых формальностей. И агент Сорокин, Тэньши, Антон, доктор Мураками и майор Климентов погрузились в транспортный вертолет. С ними двое сопровождающих офицеров СФО. Лежащего в отключке Юргена Тиссена передали на попечение медиков.

Вертолет «фобов» взлетел в Небеса. Покинутому им офису «Глобальных Коммуникаций» предстояло взорваться через три часа сорок минут, ввергнув Город в информационный хаос.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Следовало отдать должное пилотному мастерству, которое демонстрировал японец (теперь Глеб знал, что его зовут Икари). Вертолет шел гладко, без малейшей тряски, хотя, двигаясь по указанному Глебом маршруту, они часто совершали рискованные и замысловатые маневры, Рыцарь хотел избежать основных воздушных путей, где, в связи с чрезвычайным положением, мог быть уже введен досмотр транспортных средств.

– Давно пилотируешь? – спросил он Икари, управлявшего полетом с помощью своей телеприставки. – Чувствуется класс.

– Спасибо, – японец улыбнулся. – Но у меня совсем небольшой опыт, всего несколько дней. – Он поднял руку, указывая на присоску мнемософта возле мочки уха. – Весь класс здесь.

– Какая-то новинка? – Глеб удивился. – Я слышал, что проблема с имплантацией моторной памяти до сих пор не решена.

– Проблема уже в прошлом. Зимой в продажу должна будет поступить новая серия М-модулей – «Пилот», «Стрелок», «Рукопашный бой». Я пользуюсь бета-версией «Пилота».

– Понятно.

– А мне нет, – вмешалась Ксана, – Получается, какой-нибудь лох, который всю жизнь проработал на автопогрузчике, подключит себе «Стрелка» и будет управляться со станнером не хуже меня?

– Да, – Икари кивнул. – И, не хочу тебя обидеть, возможно, даже лучше. Конечно, собственный опыт, тренировку, рефлексы тоже нельзя сбрасывать со счетов. Но испытания показали, что мнемософты нового поколения позволяют добиться замечательных результатов. Рассматривается даже проект создания интеллектуальной оружейной системы, в которую сразу будут встроены навыки по обращению с ней. Представляете? Берешь в руки новейший микроволновой излучатель, и он через тактильный интерфейс сразу делает из тебя первоклассного стрелка,

– Звучит заманчиво, – сказал Глеб так, что в его словах явственно слышалось: «Но верится с трудом». – А ты определенно в курсе новейших разработок «Мисато», Икари. Какой пост ты там занимал?

– Я был заместителем директора Сакамуро, – ответил Икари после небольшой паузы. – Теперь, после его смерти, я займу его место в Совете директоров.

– Если сам до этого доживешь, – с неопределенным намеком сказал рыцарь.

«Ронин» миновал проем между двумя огромными решетчатыми фермами, удерживающими наклонный диск корпоративного здания, нырнул под выстекленную трубу скоростного туннеля. Икари повернулся к своим пассажирам.

– Мы на месте, – сообщил он. – Могу я поинтересоваться, что вы здесь собираетесь делать?

– Можешь, – Глеб положил гаусс-карабин на колени. – Только делать это мы будем все втроем. Сейчас ты начнешь снижение. Средств ПВО можешь не опасаться, их на нашей стороне здания нет. По пути ты проделаешь в крыше подходящего размера дырку. Снимешь свою приставку и отдашь ее мне, Мы вдвоем, – Глеб кивнул на внимательно слушавшую Ксану, – спустимся вниз. Это все, в общих чертах. Вопросы?

– Так не пойдет, – сказал Икари. – Я понимаю, что ты мне не доверяешь, но без приставки я слеп. Лучше я пойду с вами, чтобы ты мог держать меня под прицелом.

– Это разумно, – согласилась Ксана, уверенно вживаясь в роль партнерши Глеба. – Кроме того, он сможет дистанционно управлять вертолетом и прикрывать нас с воздуха. Или обеспечить быстрый отход. Ведь, как я понимаю, ты собираешься что-то украсть?

– Не украсть, – Глеб покачал головой. – Хочу забрать кое-что принадлежащее мне лично. Более подходящее к случаю, чем этот плащ.

Свой плащ Глеб обнаружил на одном из сиденьев «Ронина». Оказалось очень кстати, прикрыть наготу. «Тебе и без него хорошо», – промурлыкала Ксана, устраиваясь рядом.

Да, Иван получил свое меньше часа назад. А до того он стал марионеткой непонятной твари. Но Ксана была практичной девушкой. В этом жестоком мире надо уметь быстро приспосабливаться. Глеб прекрасно подходил на роль нового спутника, Учтивость и смертоносность сочетались в нем как раз в той пропорции, которая нравилась охотнице.

– Что это за место? – спросила новая боевая подруга рыцаря.

Снизу на них надвигалось круглое серое здание с рядами больших прямоугольных окон на плоской крыше.

– Одна из опорных баз Ордена, – ответил Глеб. И, не удержавшись, добавил: – Как раз здесь меня чуть не прикончили люди нашего японского друга.

Икари, разумеется, сделал вид, что не расслышал.

План Глеба был безумен. Конечно, такие объекты – не более чем ремонтная мастерская и скромный склад амуниции – охраняются сравнительно ненадежно. Но это «сравнительно» восходит не к лавке мелкого цеховика, ремонтирующего «подсолнухи» и кары. А, например, к Цитадели Ордена, кибернетической крепости, способной даже после гибели всех защитников еще долгие часы продолжать оборону.

Тамплиеры заслуженно славятся милитаристическими наклонностями. И минимум дюжина кнехтов в этом здании, несомненно, отыскалась бы. На тот случай, если неизвестные экстремисты захотят разжиться у Ордена стволами. А что, бывали прецеденты.

Поэтому, стоит повторить еще раз, план Глеба был безумен.

Раздался взрыв. На головы Первому Гроссмейстеру Максимилиану Ежову, Третьему Гроссмейстеру и отцу Димитрию посыпались осколки бронестекла и штукатурки. Все трое посмотрели вверх.

Их лица, в отличие от ошеломленных физиономий сопровождавших их кнехтов и комтура, не выразили никакого удивления.

Пробитый взрывом потолок и силуэт боевого вертолета в дыму. Трое вооруженных людей, опускающихся на веревочной лестнице. Нет, вооружены только двое из них. У мужчины, одетого в плащ на голое тело, в руке карабин, И женщина держит тонкий клинок.

Гроссмейстер Ежов остался невозмутим, даже оказавшись под прицелом карабина. И лицо Пастыря не дрогнуло, когда острие меча уперлось в ямку между его ключицами.

Для них большинство человеческих эмоций, включая страх и удивление, давно стали ненужной ретроспективой. Да, при необходимости они могли обратиться к своим банкам памяти, содержащим миллионы стереотипных моделей поведения. И эмулировать с их помощью веселье, злобу, интерес. Так же как сон, процесс питания или потребность в кислороде.

Но к затратам энергии и времени на подобные действия они прибегали редко. Если пытались убедить наблюдателя, что он имеет дело с почти натуральными людьми. В случае возникновения прямой и непосредственной угрозы они действовали иначе.

С известной натяжкой можно было сказать, что они подчинялись инстинкту самосохранения. Но это не делало их более человечными. И даже более живыми.

Ведь инстинкты есть даже у некоторых сложных автоматов. А между самым сложным в мире автоматом – тактическим кибером серии «Минотавр» – и тем, что представляли собой два Гроссмейстера и Пастырь – неделимые части техногештальта «Trinity» – была настоящая пропасть. Философ бы обозначил ее как онтологическую.

Ведь, в отличие от «Минотавра», они когда-то были людьми.

Это объясняло то, что многие их действия можно было расценить как проявление отъявленной человечности. Например, стремление к власти.

Сговор с Аркадием Волохом и Службой сделал Максимилиана Ежова Полномочным секретарем. Или, говоря попросту, Диктатором Города. На время действия чрезвычайного положения он приобрел командование всеми федеральными вооруженными силами. А также Полицией Полиса, МАК и всем остальным.

Избравший его Совет автократов, перед тем как сложить с себя все полномочия, единодушно изгнал из своего состава представителей Симбиотического Синклита. Уже лишенных голоса за неявку на внеочередное собрание Совета. Правда, на собрании их ожидал немедленный арест по целому десятку сфабрикованных обвинений. Но это, как говорится, уже подробности.

Синклит не остался в долгу. Решения Совета были объявлены антиконституционными, действия неправомочными, назначение Секретаря недействительным. И бла-бла-бла по всем принадлежавшим «новым людям» информационным каналам. Заглушить удалось лишь часть, остальные умолкли после захвата террористами центрального офиса «Глобалкома».

Тем временем на улицы Ядра выползали «улитки», биотанки «Мирмидон», «ульи» и еще чертова уйма опасной симбиотической дряни. Их сопровождали закованные в хитиновую броню адепты и сочувствующие. Последних вооружали тут же, на месте, вручая им стрекательные хлысты, кислотные ружья или хотя бы плакаты с перечеркнутой эмблемой Ордена.

Кипящую живую массу подстегивали вопли ораторов и летучие гормоны, выделяемые старшими адептами. Надышавшись этой гадости, люди превращались в настоящих берсерков, забывая о смерти. Они бросались в сторону Цитадели Ордена с намерением взять ее штурмом, а свежеизбранного Диктатора подвергнуть скорому гражданскому суду. И, приговорив к смерти или бессрочному остракизму, торжественно привести приговор в исполнение.

В этой ситуации Первый Гроссмейстер действовал согласно упомянутому выше инстинкту. Расчетный уровень угрозы составлял более шестидесяти процентов. Он принял решение покинуть Цитадель. Соратникам было объявлено, что глава Ордена направляется в контрольный рейд по стратегическим объектам. Это должно было положительно сказаться как на репутации лидера, так и на боеготовности его подчиненных.

Чтобы придать происходящему достоверность, Гроссмейстер, Третий и отец Димитрий действительно наведались с инспекцией на одну из малозначительных баз. Критерием выбора послужила ее удаленность от эпицентра угрожающих событий.

И здесь, во время показательного осмотра арсенала, ему на голову свалилась новая, неучтенная угроза.

Оценить ее уровень и принять соответствующие защитные меры пока не представлялось возможным. На борту вертолета (точнее, боевой машины японского производства типа «Ронин») с вероятностью 27% могло находиться оружие, представляющее опасность для «Троицы». Таковым, конечно, не являлись карабин, клинок и конфискованная у кнехтов штурмовая винтовка.

Итак, уравнение с тремя неизвестными. X = реальная боевая сила противника. Y = его намерения. Z = стохастический фактор (например, впадение кого-то из нападающих или кнехтов в панику). От того, что даст это уравнение в итоге, зависела чья-то жизнь. И там, где в онтологическом смысле понятие «жизнь» было неприменимо, чье-то дальнейшее функционирование.

Возвращение в стоп-кадр, где в кольце остолбеневших кнехтов застыли три живописные пары, Глеб, держащий на прицеле своего бывшего Гроссмейстера. Ксана, щекочущая железом горло Пастыря. И Икари, с молчаливого позволения Глеба отнявший у кнехта винтовку, чтобы направить ее на Третьего.

Винтовка японцу не очень нужна – у него есть пулеметы и ракетные установки «Ронина». Но с настоящим стволом в руках чувствуешь себя уверенней. Значительней. Опасней.

У Икари не было «родного» прицельного дисплея. Телеприставка определила винтовку как plug-and-play устройство и соединилась с ней через инфракрасный порт. Перед глазами клона мечется неразбериха маркеров наведения, потом воцаряется строгость и порядок. Самый большой красный «икс» уютно лежит на солнечном сплетении тамплиера. Шесть зеленых крестов поменьше, целеуказатели «Ронина», отмечают кнехтов. Все готово к танцам.

Дальше, как полагается, следует долгий обмен взглядами.

Глеб смотрит на Первого Гроссмейстера, откладывая на потом вопрос: «А какого, собственно, вы здесь делаете?» Но это, безусловно, удача. Если бы не присутствие Ежова, их бы уже изрешетили. Лет двадцать назад, когда Глеб был на восемьдесят процентов человеком и совсем еще салагой, у него бы вспотели ладони и пересохло во рту.

Сейчас он думает, что надо было захватить из отеля штаны, – умирать с голой задницей стыдно и глупо. Но вообще шансы есть, есть. Только бы Икари не выкинул какой-нибудь финт.

Первый Гроссмейстер смотрит на преступника, находящегося в федеральном розыске. Дезертира и убийцу товарищей по оружию. Отдай такого Трибуналу – не провозятся и пяти минут. Но, кроме состава преступления, есть еще кое-что.

Этим преступником интересуется лично полковник Аркадий Волох. Значит, он вдвойне интересен для Гроссмейстера. Ежов и отец Димитрий распараллеливают свои мыслительные процессы. Глава тамплиеров вызывает из памяти досье под номером 1644757842. Несколько секунд, и он будет знать все, что известно Ордену о Глебе.

Ксана смотрит на Пастыря Электрических Агнцев и думает, что ей знакома фальшиво-пасторальная физиономия этого толстяка. И она ей совсем не нравится. Хотя бы потому, что вот уже минуту толстяк не моргает и не шевелит ни одним лицевым мускулом.

Смиренному Пастырю не до подмигиваний. Он на кодированной частоте ведет переговоры с комтуром Егоровым, возглавляющим сопровождение Гроссмейстера.

Комтур получает детальные инструкции, краткая суть которых укладывается в два слова: «Не дергаться». Одновременно отец Димитрий прощупывает «Ронина» своими радарами, силясь выяснить его боевую начинку. Получается не очень, японская машина добротно экранирована.

Направление взгляда Икари невозможно определить из-за телеприставки. Да направления как такового и нет. Приставка, транслируя ему в мозг заодно и картинку, получаемую с «Ронина», дает круговой обзор с дополнительным видом сверху.

Глаза Третьего Гроссмейстера цветом напоминают вываренные белки. Похоже, что они устремлены в никуда.

Оба не думают ни о чем. Икари в преддверии боя – истый последователь Бусидо, уподобившийся водной глади, шепоту ветра в тростниках, отражению небес в глазах Будды. Его мысли – совершенная шуньята, пустота до сотворения мира. Короче, у него в башке экран телевизора на выключенном канале. Настроечная таблица в виде прицельных крестиков и ощущение напряженного пальца на курке.

А для Третьего Гроссмейстера самостоятельное мышление не предусмотрено конструкцией. Он видимость человека даже в большей степени, чем Ежов и отец Димитрий. Дистанционно управляемый манипулятор. Если бы не его дороговизна, то, кроме Третьего, был бы Четвертый, Пятый, и так до комтуров. Но это дело будущего, не столь уж отдаленного, как считаютнекоторые. В нем Слияние восторжествует окончательно. И люди поголовно начнут переходить на неорганическую основу. Их разумы, освобожденные от уз плоти, вольются в единое Киберсознание Города. «Электронную Душу», как выразился бы отец Димитрий.

Они с Гроссмейстером Ежовым сами сделали первый шаг к этому. От вездесущего Оракула, в обмен на неприкосновенность его Сыновей, была получена технология матрицирования личности. Электрические Агнцы создали для них подходящий тело-носитель.

Осуществив Слияние, они, Он, новорожденная «Троица», стали единым целым, Отвергнув свои изрядно поношенные телесные оболочки. Стремясь к Цели с упорством, невозможным для человека. Жалкого существа, чьи слабости порождают вечные сомнения.

И вот, когда Цель уже так близка, начинает происходить что-то, не укладывающееся в первоначальный План.

– Никому не двигаться! –это Глеб. – Бросайте оружие! – развивает он тему.

Кнехты послушны. Ежов и Третий одинаковым движением отстегивают и бросают на пол кобуры. Отец Димитрий широко разводит руками. Мол, смиренному проповеднику оружие ни к чему.

– Вы сюда, – движением ствола Глеб указывает, куда переместиться Гроссмейстерам и Пастырю, куда кнехтам. – А вы вот сюда, к стенке. Сохраняйте спокойствие, и все останутся живы.

– Что тебе нужно, Глеб? – интересуется отец Димитрий. Бывший рыцарь удивлен. Он был слишком мелкой сошкой, чтобы Агнец знал его по имени. Но времена меняются.

– Я скажу, что мне не нужно, – Глеб ногой подтолкнул к охотнице кобуру Первого. – Мне не нужно кровопролитие. Поэтому делайте, как я скажу. И еще. Гроссмейстер, если сейчас сюда ворвется ваша охрана, это кончится большой бойней.

– Соответствующие приказы отданы, – цедит Ежов, человек-палка. – Но это тебе не поможет. Ты – федеральный преступник.

– Во как! – продолжая удерживать Гроссмейстера на прицеле, Глеб отходит к одному из огромных, встроенных в стену металлических шкафов. – Насчет преступника – это новость.

Шкаф, а здесь таких ровно двенадцать штук, походит на поставленный торчком гроб для великана. От его трехметровой двери с жирно нарисованной девяткой бегут две металлические рельсины.

Не глядя, рыцарь набирает код на дверном замке. Смотри-ка, не сменили, С утробным лязгом дверь начинает сдвигаться, и Глеб предусмотрительно отходит в сторону.

Повод этого дерзкого набега беспрепятственно выкатывается по рельсам на середину помещения,

– Bay! – сказала Ксана.

Да, боевая «скорлупа» Нового Тамплиера, силовой «доспех» IV класса, был спроектирован, чтобы впечатлять. И воплощен в двух центнерах бронированного экзоскелета, двигательных сервомоторов и встроенных модулей.

Даже это пренебрежительное – «скорлупа», попытка сгладить чувство хрупкости и ненадежности собственного тела, испытываемое всяким, кто хоть раз надевал «доспех». И снимал его потом. «Скорлупа» дарила своему хозяину неповторимое ощущение сокрушительной силы и непобедимости.

Это и привело сюда Глеба. Потребность вновь ощутить себя немного сверхчеловеком. Или чем-то в этом роде.

Кто знает, не лежала ли эта потребность у истоков Слияния?

На левом наплечнике «доспеха» изображена одинокая звезда– соскочившая с лейтенантского погона. На шлеме разверстая пасть неизвестного чудовища. Марат, земля ему пухом, постарался на славу.

Торс бронекостюма раскрыт, как огромная раковина или египетский саркофаг. Круглый шлем, содержащий основные элементы управления, поднят на специальном держателе.

Глеб думает, что «доспехом» эта штука называется зря. Непохожа. Ее лаконичные угловатые формы больше напоминают игрушку – шагающего робота-скафандр, который был у Глеба в детстве. Забавное сходство.

Медлить больше ни к чему. Глеб встает на подставку, снабженную колесиками для езды по рельсам. Скидывает плащ. Что-то, брякнув, вываливается из его кармана. Рыцарь не нагибается посмотреть. Потом, если будет время.

Глебу стыдно признаться себе, но ему не терпится слиться с «доспехом». Здесь и сейчас.

Стоя в раскрытой «скорлупе», он принимает стартовую позицию. Расставленные в стороны руки входят в исполинские перчатки. Ладони и пальцы касаются индукционных пластин. Контакт!

«Доспех» оживает с гудением и вибрацией. Вибрацией, передающейся внутрь тела рыцаря – это система обратной связи налаживает контакт с нервами Глеба через вживленные по всему его телу нейропорты. Одновременно «скорлупа» начинает закрываться, обретая герметичность и надежно скрывая внутри драгоценную плоть своего оператора. На голову рыцаря опускается шлем с прозрачным забралом. При необходимости его прикрывает глухая бронезаслонка, и тогда обзор ведется через наружные видеодатчики.

Вибрирующий зуд пробирается даже под крышку черепа – «дрспех» напрямую общается с мозгом. Благо для этого понаделано нужных дырок.

«Ведется тестирование систем, – узнает Глеб. – Завершено 21… 22… 23 процента».

«Отменить тестирование! – мысленно командует он. – Переход в боевой режим».

«Горячий запуск» обычно практикуется по боевой тревоге. Это всегда рискованно – в «доспехе» десятки тысяч узлов и элементов. Каждый из них может отказать в критический момент. Конечно, этот риск ничто по сравнению с тем, на который он уже пошел…

Что там говорил покойный Марат насчет левого колена?

Облаченный в «дрспех», Глеб сделал первый шаг с подставки, сгибая и разгибая свои металлические руки в локтях. Проверка синхронизации мышечных импульсов с командами обратной связи, подаваемыми на экзоскелет.

Отец Димитрий просканировал коротковолновой диапазон. Теперь он знал, что висящий над его головой «Ронин» управляется через телеприставку японца.

Ксана опустила руку, уставшую держать меч. Она довольствовалась наведенным на Пастыря стволом.

Двое кнехтов забрались на крышу здания, намереваясь сбить «Ронина» из реактивных гранатометов.

Летающая боевая машина выполнила превосходный вираж и прогулялась по крыше из спаренного пулемета. Два тела в продырявленной «чешуе» покатились вниз.

Отец Димитрий, пользуясь временным отсутствием «Ронина», вытянул невероятно удлинившуюся руку. И сорвал телеприставку с лица Икари,

Японец закричал. Винтовка в его руках выстрелила, проделав аккуратную дырку в груди Третьего.

Ксана перерубила двухметровую руку отца Димитрия. И тут же застрелила одного из кнехтов, чтобы остальные не дергались. Ее пуля досталась комтуру, которого не спасла тамплиерская оснастка. Охотница из экономии целилась и попадала в голову.

А с рукой отца Димитрия случилась неожиданность. Отрубленное предплечье не отпало, как полагается, открывая сахарно-белую кость или торчащие провода. Оно осыпалось вниз, терял форму руки. Будто тело Пастыря было слеплено из мельчайшего песка.

Ксане даже показалось, что она слышит шорох, с каким этот песок разлетался по полу. Иллюзия, конечно. Наночастицы тела «Троицы» были гораздо меньше обычных песчинок.

Ксана и отец Димитрий уставились на руку Пастыря. Такого охотница еще не видела. А Пастырь видел, к сожалению. Сбой в управлении структурой, переход части элементов в дисперсионное состояние. Увы, даже этот носитель не был совершенен, случались иногда такие казусы.

Но в любом случае это лучше, чем инфаркт или рак прямой кишки. Или глупая смерть от пули. Для «Троицы» перечисленное было невозможно.

Третий, простреленный японцем, осыпался внутрь своего мундира. На этот раз никакого сбоя не было. «Троица» собиралась принять более удобную для схватки форму.

Во время трансформации Гроссмейстера Глеб принял единственно верное решение. Он не стал завороженно глазеть на происходящее. Не стал атаковать «Троицу» одними силами «доспеха». Он вооружился.

Вместе с бронекостюмом из «гроба», где он хранился, выехал весь табельный арсенал Глеба. Там было из чего выбрать, но рыцарь не тратил время, размышляя о преимуществах гранатомета перед гаусс-гаубицей,

Он закрепил в держателях на правом предплечье боевую приставку «Клэш». Надел, как ярмо или каторжные колодки, портативный вертолетный комплекс «Дедал» со встроенной ракетной установкой. В свободную левую руку взял залповый игольник Ветрова – по убойной силе и габаритам младший брат «штальфауста». Эдакий здоровенный пистолет, как раз под перчатку «доспеха».

Экипировка отняла у Глеба меньше пятнадцати секунд. За это время «песок», в который превратился Третий, заклубился живым вихрем вокруг ног Максимилиана Ежова. И постепенно втянулся к нему под мундир.

Гроссмейстер начал расти и увеличиваться в объеме. Его лицо потекло, теряя свои черты. Ксана выстрелила для пробы в эту дрянь. Безрезультатно. Она решила, что лучше убраться подальше. За собой охотница потянула ослепшего Икари.

Не обращая на них внимания, отец Димитрий шагнул к Гроссмейстеру. И они слились, как сливаются два отражения на границе зеркал. Это впечатляло.

Увы, большинство свидетелей никому не смогут рассказать об увиденном. Вернувшийся на свою позицию «Ронин», утратив контакт с пилотом, перешел в автоматический режим. И в первую очередь подавил назначенные ему цели кинжальным огнем. Пятеро кнехтов, трое из которых уже завладели оружием, разделили участь своего командира. Их тела сиротливо растянулись вдоль обрызганной кровью стены.

В зале арсенала остались Ксана, Икари, Глеб. И кибернетический организм поколения «омега», венец техногенной эволюции под кодовым именем «Trinity».

Боевая форма «Троицы» была похожа и не похожа на уличного рыцаря в «доспехе». Похожа – размерами и формой: трехметровая угловатая махина. Не похожа – сплошной матовой поверхностью, под которой кочевали бугры и впадины. И левой рукой, раздваивающейся в огромные ножницы.

Р-раз – и они вскрыли один из «гробов». Два – и правая «рука», вытягиваясь щупальцем, нырнула внутрь. Собственную руку отдать на отсечение, за оружием.

Глеб открыл огонь. Ракетная установка «Дедала» с ревом выплюнула два огненных болида. Могла в четыре раза больше, но рыцарь побоялся зацепить Ксану с Икари. Посмотрим, что сделают два.

Реактивные снаряды натворили немного. Взрыв, способный оторвать руки-ноги обычному бойцу в «скорлупе», на «Троицу» не произвел сильного впечатления. Разве что заставил принять более компактную форму и, перестав рыться в шкафу, потечь в сторону Глеба – иначе это стелющееся над полом движение назвать было нельзя.

Глеб дал залп из игольника, но и поток намагниченных стрелок, прошивающий многослойную броню, оказался бессилен. Еще одна ракета взорвалась попусту, колыхнув псевдотвердое тело прототипа «омега».

В ответ оно выбросило из себя четыре копьевидных отростка, пробивших «доспех» Глеба возле запястий и щиколоток. К счастью, Глеб успел выбрать опцию «боль отключена». Отростки пригвоздили его к стене в метре над полом.

Нижняя часть «Троицы» превратилась в клубок оплетающих рыцаря щупальцев. Его вооруженные руки оказались прибиты к стене. Глеб чувствовал, что этой твари не составит трудов разорвать его на куски прямо в «доспехе». Впору было паниковать.

У «Троицы» опять появилось лицо. Это был увеличенный лик Гроссмейстера Максимилиана Ежова. Лицо нависало над Глебом, смотрело на него пустыми глазами и говорило с ним, возбуждая акустические колебания всей поверхностью. Это было удобней создания речевого аппарата. Звук модулированного, лишенного интонаций голоса производил подавляющее впечатление.

На это и было рассчитано.

– На кого ты работаешь? – спросило нечто, представлявшееся Гроссмейстером Ежовым. – Почему тебя ищет Аркадий Волох?

«А откуда тебе знать, кого ищет Волох?» Это был бы глупый вопрос. Ведь ответ на него очевиден. Мало того, что глава Ордена оказался непонятно чем, не человеком и не серийным киборгом. Он еще и сотрудничает с мерзавцем, чье имя Глеб собирался написать на всех своих пулях. Хорошенькое дело. Как там говаривал принц Датский по такому поводу?

– Неладно что-то у нас в Городе, – ответил Глеб, мысленно включая летный режим «Дедала».

Пока «Троица» переваривала услышанное, за спиной Глеба вспыхнули реактивные толкатели. Развернувшийся над его головой винт снес лик Дисперсионного Диктатора, размешал его в пыль.

Рыцаря бросило вперед вместе с осколками стены. Падая на стремительно утекающего противника, он выстрелил по нему из огнемета. Диктатор отпрянул, высокие температуры были одним из его относительно слабых мест.

Глеб на струе реактивного пламени поднялся в воздух. Завис под прозрачным кругом винта. Ракета зигзагообразно ринулась вверх, взрыв расширил дыру в потолке. Глеб проделывал запасной выход.

Диктатор, опасаясь, что преступник уйдет, вызвал истомившегося Егорова с остатками кнехтов.

Когда они от избытка рвения взорвали незапертую дверь, Ксана подняла с пола две вещи. Мобильный коммуникатор-«ракушку», выпавший из кармана Глеба. И телеприставку Икари. Ее она поспешно сунула японцу в руки.

– Вытаскивай нас отсюда, – прошипела охотница.

Они ухолили красиво. «Ронин» с охотницей и клоном, уцепившимися за веревочную лестницу. Следом окрыленный «Дедалом» Глеб, растрачивающий боезапас огнемета, чтобы удержать на почтительном расстоянии «Троицу». Кнехтов он милосердно игнорировал. Тем более что при виде своего Диктатора они перестали рваться в бой.

Их можно было понять.

Они поднялись над крышей здания. Икари, вцепившийся изо всех сил в перекладину лестницы, прошипел что-то на японском. По интонации очень походило на ругательство.

Повинуясь его словам, от «Ронина» отделился небольшой цилиндр с яркими иероглифами на боку. И канул вниз. Прямо в здоровенную дыру, через которую вознесся Глеб. И откуда вслед ему тянулись щупальца Диктатора.

«Сдохни!» – вот что сказал Икари.

«Троица» была права в своих опасениях. На борту «Ронина» было оружие, представляющее для нее реальную угрозу. Икари увел вертолет в сторону и вверх. Глеб благоразумно последовал за ним.

Мгновение спустя кластерный боеприпас объемного взрыва, сброшенный «Ронином», смял базу Ордена, как карточный домик. И вместе с ней Чрезвычайного и Полномочного секретаря. Диктатора. Киборга поколения «омега», содержащего в себе первую Электронную Душу и ее надежды на Слияние со всем человечеством.

Позже, но до того, как взорванный склад был окружен тройным кольцом спасателей, бойцов Ордена и журналистов. До того, как ошеломляющая новость о гибели Секретаря была передана по всем каналам.

Он выполз из незаметного люка и, ковыляя на трех ногах, приблизился к дымящимся развалинам. Сейчас его снова вел заложенный в память приказ. И запах погребенного под обломками плаща Глеба. Запах цели.

А может быть, незаметно проявляла себя воля осиротевшего, но все еще активного вестника. В поисках подходящего тела она выбрала разыскного кибера класса «Доберман».

Неуклюже, но без особых трудностей он пробирался среди обломков. А за ним волочилась Тень. Чужая, неправильная Тень. Она колыхалась, как изображение на настраиваемом мониторе. По ней пробегали быстрые полосы помех. В отличие от кибера у Тени было четыре ноги.

Голова «Добермана», болтающаяся на сломанном шарнире, повисла над глубокой щелью. Из щели вроде бы струился дым. Хотя нет, для дыма эта субстанция обладала чересчур большой плотностью. Она текла по земле, как жидкость или сдуваемый ветром песок.

Даже полумегатонному взрыву БОВ оказалось не под силу уничтожить «Троицу» целиком. Да, того, что осталось, не хватало для полного воссоздания несущей структуры. Но вестник был готов довольствоваться малым.

У него был поврежденный, но все еще функционирующий кибер. Начиненный к тому же взрывчаткой. У него была часть прототипа «омега». Достаточно для нового воплощения.

Подвижные наночастицы «Trinity» облепили «Добермана», формируя для него новую оболочку. Трансформация выглядела как распад глыбы песчаника. Запущенный задом наперед и ускоренный в тысячи раз. Она заняла считаные минуты.

Ее результатом стала абстрактная фигура, в которой угадывался силуэт волка. Этот оживший монумент постоял немного, ожидая, пока последние элементы «Троицы» сольются с его «шкурой». И мягко соскользнул вниз, устремляясь в призрачный бег.

Для него настало время последней Охоты,

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Антон смотрит новости.

Изображение взорванной «адской котельни», окруженной машинами экологических служб и блоками поспешно возводимого «саркофага», сменяется картинами обесточенного Форсиза. Комментатор трагическим голосом сообщает, что террористам удалось отключить даже энергонезависимые оборонные комплексы, последствия чего зрители могут наблюдать своими глазами. Скоро для этого им не понадобится новостной канал. Достаточно будет выглянуть в окно.

Изображение волчьей Стаи, передаваемое с беспилотного зонда. Аллегория сегодняшнего Апокалипсиса. Комментатор удивлен – мутантам удается миновать линии бионических ловушек и минные поля. Такое впечатление, что у них есть надежный проводник в Мире Смерти, которым должен был предстать для них Форсиз.

«Прогнозируемое падение фактора поражающей плотности во внешнем контуре составляет около семидесяти процентов, – невнятно пророчествует бородатый эксперт. – Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным. В двух словах – это катастрофа».

У катастрофы оскаленная метаволчья пасть. У катастрофы сухое лицо тамплиерского офицера, уверяющего, что скоро проблема с уличными беспорядками будет разрешена. И Орден незамедлительно выставит заградотряды на критических участках.

Офицер не верит своим обещаниям. Наплывом его сменяет подстреленная «улитка», грузно ворочающаяся в облаке токсичных испарений. И прыгающие как кузнечики адепты с раздутыми мешками споровых минометов на огромных плоских спинах. Синклит, усилиями СМИ превращенный в иконографический портрет Врага, ведет отчаянные бои с цеховым ополчением, федералами и теками – один против всех.

Ядро – арена уличной войны, жестокой и, самое главное, бессмысленной. Наступающая «волна» смоет всех.

Комментатор приводит пример Большого Йорка. Из архивов извлекаются документальные кадры – метакойоты на Уолл стрит, статуя Свободы, превратившаяся в гигантское птичье гнездовье. Намек прозрачен, кричащий ястреб врезается в зонд, ведущий съемку. Экран гаснет.

Антон устало снимает head-up монитор «Тошиба» и сквозь прозрачный потолок видит проходящую над ним девушку.

В ней он узнает Марту.

– Можно я задам тебе один вопрос?

Они приземлились во дворе цеховой фабрики, оставленной персоналом и охраной. Беспорядки и надвигающаяся «волна» опустошили целые районы. Беглому рыцарю это было на руку.

– Да, конечно, – вежливо говорит Икари, повернувшись к Глебу,

– На базе у тебя была шикарная возможность избавиться от нас, – Глеб выдавливает из тюбика жидкие бронезаплаты в пробоины, оставленные ему на память «Троицей». Заполнив отверстия, они стремительно твердеют, возвращая «доспеху» полноценную герметичность. – Почему ты этого не сделал?

Ксана с интересом смотрит на японца. Она тоже задавалась этим вопросом,

– Она вернула мне глаза, – Икари кивает на охотницу. – Можно сказать, я чувствую себя обязанным,

«Глаза. Он имеет в виду приставку». Ксана поежилась. Слепота была ее самым глубинным страхом. Охотнице казалось, что она понимает Икари.

Глеба объяснение не удовлетворило. Но он удержался от дальнейших расспросов. Понимал, что они бесполезны. Икари был загадочен и непроницаем. Вероятно, он преследовал иные цели, кроме сохранения собственной жизни.

– Можно теперь я спрошу?

– Пожалуйста.

– Зачем тебе нужен весь этот арсенал? – Икари неопределенно обвел рукой бронированный силуэт рыцаря. – Ты собираешься развязать собственную войну?

Глеб усмехнулся уголком рта. Перед его глазами встало серое лицо Пардуса.

– Война уже идет, – сказал он. – Я собираюсь ее закончить. Ксана положила свою находку на железную ладонь Глеба.

– Это было в кармане твоего плаща.

Рыцарь присмотрелся. Сотовая «ракушка» фирмы «Нокиа». Коммуникационный костыль натурала, лишенного преимуществ киборгизации. Где-то он видел похожую совсем недавно. Где-то… Точно! В руках у брата Егора. И не похожую, а эту самую. Но как и когда она успела поменять хозяина?

Из пальцев перчатки Глеба вылезли гибкие компакт-манипуляторы. «Доспех» тамплиера – многофункциональное устройство. Рукой он мог давить черепа, как сырые яйца. И ею же делать точнейшие нейрохирургические операции на мозге. Или хотя бы копаться в такой вот «ракушке».

Один из манипуляторов отрастил усик стандартного иглотрода и с его помощью проник в pin-разъем коммуникатора. Подключившись к памяти «ракушки», Глеб первым делом запустил повтор последнего набранного номера. Из чистого любопытства; с кем связывался Сын Оракула? Он ведь давал Антону разговаривать с его похищенной девушкой?

Пока «ракушка», попискивая, набирала номер, Глеб думал о хакере. Неплохой парень, получше большинства «крыс», с которыми рыцарю приходилось иметь дело. Интересно, что с ним сейчас? Жив ли?

От всех мыслей его отвлек голос «ракушки». Чертовски знакомый голос.

– Твою мать! – медленно, не веря, сказал Глеб. – Я же стер тебя, ублюдок!

Антон бежит за Мартой.

У офицера СФО, охранявшего Антона, не было четких инструкций. Когда хакер вскочил и бросился прочь из комнаты, он растерялся. И не выстрелил ему в спину из табельного парализатора. А мог бы.

Вот это дом! Снаружи он представал наклонной спиральной башней из стекла и металла. Гигантской сосулькой, растущей наоборот – снизу вверх. Внутри настоящий лабиринт прозрачных перегородок и завивающихся коридоров. Комнаты, похожие на пузырьки воздуха в кристаллической друзе.

Освещение меняет цвет и интенсивность, окрашивая белые униформы охранников то в мертвенно-зеленый, то в легкомысленно розовый. В хрустальной толще стен живут причудливые голограммы. Предметы антикварной роскоши, подвешенные в А-поле, – двойная расточительность. Ковры, старинная мебель, ненавязчивый шик встроенных мультимедийных комплексов.

И силуэт Марты, мелькающий впереди и наверху.

Офицер все-таки догнал его и, упав на спину, повалил на пол. Антон перевернулся, отвел руку, чтобы заехать ему в сопатку. Но тут парализатор все-таки был вынут из кобуры и уперт хакеру в лоб. Антон зажмурился. Сейчас будет синяя вспышка, ощущение кипятка, тут же сменяющееся холодом. И темнота.

Но «фоб» не выстрелил. Тихо ругаясь под нос, он вздернул хакера на ноги и толкнул назад. К комнате, где смирно сидели японец и Климентов. Сам пошел сзади, наступая на пятки. Антон чувствовал, как взгляд «фоба» пытается просверлить ему дырку под левой лопаткой.

– Слушай, – начал он. – Мне…

– Заткнись, – в голосе офицера вибрировало раздражение.

Причиной его были вовсе не проделки Антона, а неуверенность, которую внушал хрустальный дом. Ненормальное место, и как здесь кто-то умудрялся спокойно жить?

Антон заткнулся. Его глаза метались из стороны в сторону, пытаясь вновь отыскать Марту за стенками этого небесного аквариума. Вопросы бурлили в ноющей от удара об пол голове. Как она здесь оказалась? Не ошибся ли он (нет!), приняв за нее кого-то другого? И если не ошибся, то как ему с ней встретиться? Как?!

Насчет встречи Антону не придется долго беспокоиться. Марта сама придет навестить незваных гостей.

– Кто вы такие?

Антон вскочил на ноги. Плечистый тип, отиравшийся за спиной Марты, качнулся вперед, фиксируя хакера бесцветными глазами. У Антона ощутимо засосало под ложечкой – он почувствовал себя под наведенным стволом.

Офицер пробубнил что-то неразборчивое.

– Марта! Марта, девочка моя!

Ответ был вовсе не тем, который Антон ожидал.

– Меня зовут Дарья Завода, – сказала высокая темноволосая девушка, одетая в белый сарафан, Ее взгляд, накрытый грозным домиком сомкнутых бровей, оставил ошеломленного Антона и пронзил «фоба». – Я подруга хозяина этого дома, генерального директора ТПК «Неотех» Владимира Белуги. И я повторяю еще раз – кто вы такие и что вы здесь делаете?

Антон почувствовал, как у него отвисает челюсть.

Это была Марта, вне всякого сомнения. Ее фигура, лицо и голос. Ее плавные, полные внутренней гармонии движения. Манера высоко держать голову. Такого сходства невозможно добиться усилиями пластических хирургов.

Но было в ней и что-то чужое. Незнакомая властность, напористая повадка женщины, знающей свою высокую цену. Антон поймал себя на мысли, что такой она ему неприятна. Хищница, обороняющая свою территорию.

– Мне все равно, как зовут вашего начальника, – выговаривала офицеру Марта–Дарья. – Я не позволю превращать мой дом в… – она замялась, подыскивая подходящее слово. – Кто вам вообще дал такое право?!

Как раз эту сложную минуту специальный агент Михаил Сорокин выбрал, чтобы появиться на сцене. Вместе с неотступно следующим за ним Тэньши.

– Дарья Андреевна! Простите, ради бога, что я вас не предупредил заранее! – Он виновато развел руками. – Мы действовали в такой спешке. Я выполнял распоряжение полковника Волоха доставить этих людей в безопасное место.

«Волох». При звуке этого имени Дарья поджала губы.

– Что, другого места не нашлось? – спросила она. Сорокин наклонил голову. Мол, сами видите.

– В Городе беспорядки, – сказал он, – В Ядре неспокойно. Связи со штаб-квартирой нет, вероятно, террористами повреждены коммуникационные линии. Я принял решение переправить их сюда. Под мою ответственность.

– Последнее особенно важно, – обронила Дарья и направилась к выходу. Ее телохранитель засеменил следом. – Сколько можно за мной таскаться! – нервно вскрикнула она.

– Не надо нервничать, – Сорокин сделал незаметный жест, и телохранитель замер. – Господин директор настоял на повышенных мерах безопасности.

Фыркнув, Дарья–Марта вышла из комнаты. Сорокин, повременив, направился следом, кивком позвав за собой офицера СФО. Тэньши не стал ждать приглашения, составив им молчаливую компанию.

Произошла рокировка. Вместо офицера в комнате теперь ошивался телохранитель, от которого за километр несло федеральным спецназом и актами неспровоцированного насилия. Он исподлобья смотрел на Антона, и его нижняя челюсть холила взад-вперед, перемалывая что-то.

– Красивая девочка, – сказал Женя Климентов. – Твоя знакомая?

Антон помедлил, не зная толком, что ответить.

– Мне так казалось, – тихо проговорил он.

– Я ее видел как-то в журнале, – поделился бывший одноклассник Антона. – Она вроде бы фотомодель?

– Закройте пасти, – процедил федерал.

Ему было до лампочки, разговаривают они или нет. Просто захотелось вставить пару слов в просвещенную беседу.

– Сюда, пожалуйста, – вежливо сказал Сорокин офицеру СФО, пропуская его вперед.

Стены этой комнаты были непрозрачны. Из коридора не просматривались девять уложенных рядком трупов в белой униформе внутренней охраны. Десятый, прикорнувший с краю, был одет в офицерский мундир Сил Федеральной Обороны. Свежая рана в виске говорила, что застрелен он был совсем недавно.

«Фоб», сопровождаемый Сорокиным, остановился на пороге.

– Что тако…

Сорокин выстрелил ему в затылок из помещающегося в ладони «отоко». «Фоб» упал на тело своего коллеги, свернулся клубком.

Обернувшись, федеральный агент встретил внимательный взгляд Тэньши, Подняв руку с разгонником, Михаил продемонстрировал ему свою лояльность. Пока круг интересов агента и его людей ограничивался охраной дома. Она подчинялась напрямую опальному олигарху.

– Говорит Сорокин, – передал он по вживленной рации. – У меня все. «Фобов» обработал за компанию.

Пока они шли по коридору, Тэньши уже в сотый раз повторил вопрос:

– Ты связался со своим начальником?

– Я пытаюсь, – Сорокин был терпелив. – Пока не удалось до него добраться.

Он не лгал. К этому моменту в здании «Неотеха» все еще продолжались бои остатков внутренней безопасности с оперативниками Федерального Контроля. В «Глобалкоме» разворачивалась масштабная операция по уничтожению «зеленых» террористов. Все линии связи были приведены в состояние полнейшей неразберихи. А личные каналы Пардуса хранили гробовое молчание.

Сорокин, нервничая, уже подумывал об А-почте или паре курьеров с вооруженным эскортом. Ему были необходимы дальнейшие инструкции относительно «гостей» дома Белуги.

Антон занимается привычной «крысиной» работой.

Доступиться к базис-модулю дома, прорезав подходящую «нору» в новостной программе, – плевое дело. Для «призрака» с соответствующим стажем, конечно. Тем более Антон не собирался ничего красть или взламывать. Ему был нужен выход на общественный поисковый сервер.

В строке поиска он задал слова «Дарья Завада» и «фотомодель». Что здесь, черт побери, творится?! Какая еще модель! Сколько он знал Марту, она всегда работала в «М-банке».

Поисковая машина вывалила на него кучу давнишних заголовков. Среди них преобладало набранное заглавными буквами слово «ПОХИЩЕНИЕ». Глаза Антона выхватили в этой мешанине ссылку на видеоролик – вращающуюся иконку в виде V-диска.

Перед ним развернулось прозрачное трехмерное окно, в котором он увидел ледяной подиум с подвешенными над ним ротационными прожекторами и собственной внутренней подсветкой. Получилось красиво, хотя и аляповато из-за переходов голубого в розовый.

По наклонной плоскости подиума скользили зимние призраки. Их обнаженные тела излучали белое сияние, тонкие руки смыкались в остроконечные арки над головами, увенчанными башнями сложных причесок.

Присмотревшись, можно было увидеть, что манекенщики обоих полов не обнажены. Они были одеты в прозрачные накидки-хамелеоны по моде позапрошлого года. У Антона была такая, но он предпочитал носить ее в жаркую погоду. Тогда чувствительная тепловая матрица делала накидку, как минимум, полупрозрачной. Здесь же, в царстве холода, торжествовала красота естественных форм. Если слово «естественный» было хоть в малейшей мере применимо к продуктам модельного бизнеса.

Все это Антону было до фени. Он запустил этот ролик не для того, чтобы любоваться неточеные задницы и груди. Поколдовав над меню, он вывел имена-маркеры манекенщиц, парящие у них над головами. От имен тянулись тонкие красные ниточки, связывающие их со своими обладателями.

Антон без особых усилий нашел Дарью Заваду и, потянув за нить, вывел желаемый объект на первый план. Запустил увеличение.

Он еще долго сидел, глядя в хрустальный потолок, сквозь выключенную пластинку «Тошибы».

Да, можно было допустить, что его подруга скрыла от него факт полной физиопластической переделки. Согласиться с тем, что она была из тех фанатиков, двинувшихся на почве своего идола, которые покупают мнемософты, повествующие о походах кумира в магазин или его купании под душем. «24 ЧАСА ИЗ ЖИЗНИ НАСТОЯЩЕЙ ЗВЕЗДЫ! ПОЛНАЯ ГАММА РЕАЛЬНЫХ ОЩУЩЕНИЙ! ПЕРЕЖИВИТЕ ИХ ВМЕСТЕ С НИМ (С НЕЙ)!» Это объясняло сходство внешности и поведения. Да, объясняло,

Но существовала такая штука, как «Международный Закон о Защите Безусловных Авторских Прав Личности». Так называемый «живой копирайт». Согласно ему, каждый человек обладал эксклюзивным правом на собственную внешность и мог распоряжаться им по своему усмотрению.

Первоначальная жесткая редакция закона быстро претерпела изменения. К настоящему моменту не представляло никакой проблемы обратиться в какую-нибудь косметическую клинику «Качественная Красота». «В НОВЫЙ ДЕНЬ С НОВЫМ ЛИЦОМ!» И вылепить из себя более или менее точное подобие звезды последнего сезона «Отверженных» или виртуальной ведущей Али Уж.

Ограничения налагались на полную идентичность с оригиналом. Хирургу, работающему с клиентом, предписывалось игнорировать мелкие родимые пятна, шрамы, точный рисунок морщин, Все, что в федеральном досье описывается в графе «особые приметы второстепенного характера».

Разумеется, существовали подпольные кабинеты, где богатым фанатикам позволялось делать с собой все, что угодно. Но согласиться с тем, что Марта еще и посещала «черную» клинику…

Тогда напрашивает вывод – Антон больше двух лет делил постель с совершенно незнакомым ему человеком.

Много ли найдется мужчин, способных на подобное признание хотя бы перед самим собой?

Антон снова включил головной монитор. Перед его глазами застыл на стоп-кадре кусочек тела Марты (или Дарьи?!). Тот самый, который он с улыбкой называл «моим Бермудским Треугольником».

Вершинами треугольника служили небольшие, но заметные родинки – одна возле самой ямки между ключицами, одна выше правого соска и одна под округлостью левой груди. Кому, как не Антону, знать их, если он часто засыпал, водрузив щеку где-то в центре Треугольника?

Гибкий материал монитора недолго сопротивлялся. Дорогая мультимедийная игрушка треснула. В руках Антона остались два неодинаковых куска. Федерал хмуро посмотрел в его сторону, но ничего не сказал.

Теряющая прозрачность стена скрыла за собой Дарью, молотящую по ней кулачками. Достала до невозможности, стерва. Если бы не строжайшие предписания Волоха, касающиеся этой мерзавки, Сорокин давно бы накачал ее успокоительным. Чтобы не мозолила глаза и уши.

Но Пардус был настроен обращаться с подругой своего бывшего босса как с самой наиписанейшей из всех торб. Были бы в отряженном на захват дома подразделении лишние руки, приказал бы носить на руках. Свихнулся старик?

Подобную мысль Сорокин допускал разве что в шутку. В дальновидности и непогрешимости расчетов полковника ему приходилось убеждаться неоднократно. С того момента, как он стал его заместителем и был посвящен в детали всех секретных операций Службы.

Приказано беречь девушку – будем беречь. Приказано избежать любых форм принуждения – будем избегать. Но терпеть ее нытье, прятать от нее неживописные трупы охранников, выдумывать на ходу байки… Нет уж, увольте.

Это «увольте» было образчиком черного юмора в исполнении агента Сорокина. Уволиться из СФК, особенно сейчас, можно было только со штампом «посмертно».

– Докладывай, – сказал голос Пардуса.

Полковник всегда жертвовал мишурой уставных приветствий ради быстроты и эффективности работы. Сорокин поспешил отрапортовать, начав с успешной зачистки дома и закончив прибытием гостей.

– Антон Зверев, – повторил Волох. – Так-так. Ты не уточнил, что препятствует поступить с ним согласно особому предписанию.

– У меня сложилось впечатление, что объект «малах» ему покровительствует, – осторожно заметил Михаил. – Из осторожности я ограничился тем, что поместил Зверева и остальных под охрану. Объекту «малах» предоставлена свобода передвижения.

«И он пользуется этим, чтобы сидеть на крыше, как на насесте. Из всех психов, встреченных мной в последнее время, он самый-самый».

– Такой выбор действий я одобряю, – сказал Аркадий Волох после паузы. – Можно… Нет, ограничимся тем, что сделано. В течение десяти минут прибудет вертолет с командой медиков, их надо принять и разместить. А я пока подберу оперативную группу, которая займется гостями.

– Команда медиков? – удивленно переспросил Сорокин. Он обнаружил, что информирован гораздо слабее, чем полагал.

– Ну да, – в голосе Волоха послышалась ирония. – Или ты собираешься сам извлечь трехмесячный эмбрион из матки Дарьи Завады?

И вслед за этим он исчез, оставив зуд в барабанных перепонках и выражение безмерного удивления на лице федерального агента Сорокина.

Антон вспоминает.

Чтобы отвлечься от мыслей о Марте, он увлекается топологией этого странного дома. Его трехмерная модель живо встает у хакера перед глазами. От нее он приходит к воспоминаниям об игрушечном наборе «Хрустальный мир», который подарил на шестилетие собственному сыну.

«Хрустальный мир». Нечто среднее между конструктором и головоломкой. Тысячи моделей, записанных в молекулярную память элементов из «жидкого» морфопластика. Плюс неограниченные возможности для собственной фантазии. За неделю увлеченной возни Влад слепил Башню. Неземное сооружение, вызывающее ощущение тревоги своими вывернутыми формами.

«У меня нет и никогда не было сына, – между делом подумал Антон. – Это опять память того эколога».

«Хрустальный мир» быстро наскучил своему владельцу, но Башня стояла на специально отведенной полке, даже когда он навсегда покинул свою комнату. Пока, во время очередного припадка, Наташа не выкинула ее в утилизатор. Это случилось за две недели до роковой семейной поездки.

Отключить домашнюю систему ПВО нормальным путем не удалось. Она вульгарно требовала пароля, известного только одному из покойных операторов. Пришлось напустить к ней в базис тайских вирусов. За пять минут работы они привели ее в полную негодность, нарушив тончайшую логику баллистических расчетов и сожрав подпрограммы селективного сопровождения целей.

Не успел Сорокин выслушать доклад об этом, как ему сообщили, что на посадку заходит грузовой вертолет без опознавательных знаков. В ходе радиообмена пилотом были названы все необходимые коды.

Из кабины вылезли три деловитых мужика в одинаковых плащах из микропоры. Двое из них тащили объемистые кейсы.

Третий, щеголявший ежиком, крашенным в стальной цвет, протянул Михаилу левую руку. Правая, упрятанная в прозрачный футляр, оказалась швейцарским хирургическим протезом – сложнейшей на вид конструкцией из никелированных щупов, лезвий и зажимов. Поймав взгляд Михаила, направленный на это биокибернетическое чудо, медтех улыбнулся и сказал:

– Я эту дрянь ношу не все время. Нацепил заранее, чтобы не возиться. Клиент настаивал на срочности, – под футляром неприятно, с тихим гудением зашевелилось. – Где наша пациентка? – он подмигнул.

– Следуйте за мной, – скрывая отвращение к этому веселому потрошителю, сказал Михаил Сорокин. Честный убийца, он всегда отключал на время работы свои эмоции. – Мы подготовили отдельную комнату.

– Нам понадобится стол, – говорит главный медтех; он просит называть его Свен, – и стакан холодного тоника.

«Чистый тоник, без виски, мартини или другого дерьма. Ясно?»

– Большой плоский стол. Да, такой подойдет. Здесь есть поблизости умывальник с горячей водой? Мне придется ополаскивать Дядюшку Щекотальника, – он поднимает свою киберконечность и разражается икающим хохотом.

– Умывальник там, – Сорокин указывает в сторону ванной комнаты. Его голос звучит ровно. Он думает, что Старший Жнец был вовсе не таким уж засранцем.

– Замечательно.

Ассистент Свена помогает ему снять плащ, Второй достает из кейса и раздвигает штатив-треножник. На нем будет крепиться один из четырех портативных прожекторов.

– Я думаю, пациентке уже можно давать наркоз.

Третий ассистент заряжает ампулу в пневматический инъектор.

– Его проводят, – Сорокин кивает одному из своих людей. – Когда… пациентка уснет, ее надо перенести сюда?

– Да, разумеется, – Свен вынимает из кейса расфасованные куски прозрачного желе – стерильные биомаски. – Скажите, чтобы захватили простыней. Здесь будет чертовски грязно, когда мы закончим. – И снова этот отвратительный смех.

Антон выходит из комнаты.

Следом за ним, озираясь, идет Женя Климентов. В правой руке у него пепельница из зеленого кристалла. Ее граненый бок и плоское донышко испачканы красным. В комнате остаются пожилой японец и охранник-федерал, лежащий поперек кресла. С его безвольно свисающей головы капает кровь.

А произошло это так.

Японец обратился к охраннику. Помогая себе жестами, объяснил, что хочет в туалет. Нормальная такая просьба.

Но что-то федералу не понравилось. Он встал, подошел к японцу. И, нагнувшись так, что расстояние между их глазами сократилось до десяти сантиметров, сказал:

– Ты, желтый, нормально можешь разговаривать? Японец смолк. В звуках чужого языка ему послышалась угроза. Не понимая смысла, он точно уловил интонацию. Охраннику хотелось применить силу. Без всякого повода. От скуки.

– Что смотришь? – бросил он поспешно отвернувшемуся Климентову. И снова японцу: – Ну? По-человечески говорить будешь, падла?

Японец промямлил что-то. Охранник растянул губы в неприятной пародии на улыбку. Тряхнул ладонью, собирая ее в кулак.

И тут майор Климентов ударил его в голову пепельницей!

Его правая рука, вцепившись в семисотграммовый кусок стекла, описала широкую дугу. Всех хваленых рефлексов федерала хватило, чтобы повернуть голову, избежав прямого удара в висок.

Это сохранило ему жизнь. Возможно. Повреждения, нанесенные его черепу, оставались слишком серьезными. Крякнув, он повалился на кресло и замер.

Евгений Климентов не задумывался, почему он это сделал. Никто у него и не спрашивал.

Антон обыскал тело. Под серым однобортным пиджаком нашлась облегченная кираса с гелевой подкладкой. Возиться с ней он не стал. Зато хакер овладел плоской кобурой с иглоавтоматом неизвестной ему модели.

Еще одна кобура, поменьше, с хорошо знакомым «жалом», была сорвана со щиколотки. Может быть, более тщательные поиски обогатили бы Антона еще чем-нибудь. Но он не стал терять время.

В этой Хрустальной Башне надо было еще найти Марту.

Сорокин отвел взгляд от Свена, переговаривающегося со своим ассистентом. Они обсуждали детали предстоящей операции. Минутой раньше Свен пренебрежительно отзывался о хирургических автоматах; «Без нас не обойдутся». Ассистент привычно кивал,

Медтеху принесли заказанный тоник. На столе развернули белую скатерть. Обнаженное тело Дарьи Завалы будет смотреться на нем потрясающе.

– У нас здесь еще один вертолет, – услышал Михаил голос по вживленной рации. – Пытаемся связаться на нашей частоте, но пока не отвечают.

«Оперативная группа? Так быстро?»

– Дайте запрос по всей форме, – приказал Сорокин, одновременно пытаясь вызвать Пардуса. – Если не будет отзыва, сбивайте к чертовой матери.

Он переключил канал, связываясь с агентом, охраняющим гостей. Молчание. Сорокин ощутил болезненный укол беспокойства. И его начальник тоже не выходил на связь.

– Что там у вас? – он снова переключился на первого собеседника.

«У нас хана», – хотел сказать тот. Но не успел. Через стеклянную стену он видел, как от неопознанного красного вертолета отделилась ракета. И, распустив пушистый оранжевый хвост, направилась прямо к нему.

Дом тряхнуло от основания, стоящего на гигантской опоре, до крученого шпиля, где сидел на корточках «одержимый» по имени Тэньши.

Антону удается устоять на ногах.

Место, в котором его и Женю застал толчок, похоже на гигантскую раковую опухоль в теле дома. Огромный пузырь вдавлен в хрустальную плоть снаружи, вытесняя собой нормальную ткань. Цвет стенок «опухоли» – нежно-багровый.

Они разговаривали на ходу.

– Я в прошлом году тебя видел, – с детской непосредственностью говорит Климентов. Он определенно уже почти пришел в норму. – В ресторане «Хрустальное небо». Ты это был? Зимой, в ноябре или декабре.

– Может, и я, – Антон остановился на секунду. – Погоди. Я ужинал с этой девушкой, которая…

– Нет, тот один сидел, – уверенно сказал Женя. – Я еще думаю, Зверев или не Зверев? И не подошел. Волосы у него были такие же, как у тебя, И пиджак белый, с красными полосками вдоль рукавов.

– У меня есть такой пиджак, – медленно сказал Антон. – И, по-моему, я именно в него был одет. Но я там был не один.

– Да? Ну, может быть, я не обратил внимания, – пошел Климентов на попятный.

– Нет, подожди. Как это не обратил внимания? – Антон почувствовал, что у него кружится голова.

Ведь он точно подшил – в тот вечер они с Мартой праздновали вторую годовщину их знакомства. Может быть, Климентов действительно видел кого-то другого. А все остальное, время и этот долбаный пиджак, не более чем совпадение?

Но выяснить это точно ему так и не удалось.

Их было двое. Один – близнец оглушенного Женей охранника. Второй, в плаще из микропоры, смахивал на преуспевающего органлеггера. «Черные доктора» предпочитали ткань, отталкивающую влагу и грязь.

Тот, что близнец, нес на руках Марту–Дарью. Девушка была без сознания. Он-то первым и заметил Антона и Евгения. Замер, наклонился, собираясь опустить свою ношу на пол.

– Стоять на месте! – Антон поднял «жало».

– Не стреляйте! – у «органлеггера» не на шутку испуганный голос. Он отшатывается в сторону, поднимая руки, – Я врач!

Да хоть сестра милосердия.

– Ты, – Антон делает «врачу» указующее движение куцым стволом, – к стене. Повернись, руки за голову. Женя, похлопай его.

Климентов послушно исполняет. Профессионально развернув «врача», он тычком раздвигает его ноги на ширину плеч. И ловко обыскивает свободной от пепельницы рукой. Вынув из кармана, кидает на пол пневмоинъектор. Надо же, правдаврач.

– А ты положи девушку. И тоже к стене.

Агент подчиняется. Опустив Марту на пол, он застывает, нагнувшись. На полсекунды дольше, чем нужно. Антон чувствует неладное.

И когда в руке распрямившегося федерала оказывается иглоавтомат, он успевает первым.

Выстрел «жала» беззвучен. Переведенное в режим безостановочного огня, оно опустошает обойму мгновенно. Доза содержащегося в зарядах токсина так велика, что взрослый человек должен умереть сразу. Паралич дыхательных путей. Коллапс мозга.

Но Антон забывает про «кирасу» с удерживающей игольные боеприпасы подкладкой. И это может стоить ему жизни.

Прямоугольное выходное отверстие, готовое разродиться смертью, смотрит ему в лицо. Палец федерала касается спусковой мембраны.

Размахнувшись, Женя Климентов кидает свою пепельницу в голову агента.

Глупо надеяться, что в таких делах удача придет к тебе дважды. Агент СФК увертывается, пригнувшись. И вместо Антона стреляет в его одноклассника.

Пакетные иглозаряды проникают в тело, расходясь на множество фрактальных обломков. Часть поражает внутренние органы. Часть пробивает кожу, выходя из спины вместе с крошечными брызгами крови.

Громко захрипев, Женя Климентов складывается пополам и падает на пол.

С криком ярости Антон выпускает ответную очередь в лицо федерала.

Бегущий врач скрылся в коридоре. Антон склонился над Женькой и, обхватив его за плечи, посадил, прислонив к стене.

Климентов дышал очень часто. По лицу стремительно разливалась синюшная белизна, В уголках рта вспенивалась темная и густая на вид кровь. Вот, не удержалась, потекла на подбородок.

– Эй, – тихо сказал Антон. – Эй.

– Я… – даже не шепот, сипение. Разорванные легкие не держали воздух. –Я… не…

Антон нагнулся еще ниже. Сел на корточки. Он ничего не чувствовал. У него на руках человек готовился сесть на поезд в один конец. А он ничего не чувствовал! Ни паники, ни сострадания..

Опять свистящий шепот:

–Антон… помнишь…

– Что?

О чем он хотел спросить? Школа, первый тайный глоток водки, первый неумело скрученный «джет»? Антону это показалось очень важным. Более важным, чем стоящая за его плечом смерть и лежащая без сознания Марта. Он с трудом поборол желание тряхнуть умирающего за плечи.

– Что? Помнишь – что?

Глаза майора Климентова слепо раскрылись. Антон понял, что тот его больше не узнаёт. Совсем.

– Я не хотел, – отчетливо произнес Женя. На его губах надулся и лопнул кровавый пузырь.

Взгляд Евгения Климентова остекленел, голова безвольно упала набок. Антон медленно провел ладонью по его лицу, закрывая веки, и осторожно опустил тело на пол.

Поднявшись на ноги, он долго оттряхивал колени, хотя на стеклянном полу не было ни пылинки.

Взрыв ракеты, проделавший дыру в куполе посадочной площадки, натворил бед и сам по себе. Но вслед за ним в дом Владимира Белуги ворвался тайфун из огня и стали. Те, кто вставал на его пути, не успевали даже пожалет ь о своей глупости.

Все тайфуны носят женские имена. Кроме этого. Разрушительную стихию звали Глеб.

Он выжимал из своего «доспеха» максимум. Каждое его движение было исполнено стремительности и точности. Тактический процессор выполнял захват цели. Нейронный импульс, быстрый, как обдолбившийся допингами фотон, пробегал по биосиликоновым нервам. От рыцаря к броне. И с минимальной задержкой ствол залпового игольника или боевой приставки играл финальный аккорд.

Он не щадил никого. Смерть-фактор в зоне его досягаемости равнялся, наверное, сто одному проценту. Голос «ракушки» обещал ему, что вокруг будут одни враги. И он не солгал.

Еще он говорил, что пробиваться надо к центру дома. В электронную память «доспеха» через «ракушку» была загружена подробная карта. В режиме максимальной детализации на ней указывалось даже расположение мебели. Глеб ограничился схемой коридоров и комнат, выведенной в поле его виртуального бокового зрения.

Напрашивалось сравнение с компьютерной игрой. Только вот сползающий по стене труп, простреленный очередью из «клэша». Он выглядел слишком реально.

Опасения Глеба не сбылись. Да, его противники были быстрее обычных людей. Но им было далеко до проворного ублюдка, прижавшего Глеба в Саду Друидов. Тот был молния. Он наносил удар, сокрушительный и невидимый для глаз, оставляя после себя белый оттиск на сетчатке.

Разогнавшись, Глеб проломил собой бутылочного цвета стену. И уложил двоих, стоявших по ту сторону. Ближайшего – кулаком (чавкающий звук, когда перчатка «доспеха» встретилась с хлипкой плотью). Того, что успел отскочить, – из игольника (тут вышло совсем без звука). Из коридора выбежал третий, вскинул гаусс-карабин…

Приставка среагировала на угрозу раньше Глеба. Она выплюнула маленькую стрелку, раскрывшуюся под встречным потоком воздуха шипастым венчиком. Вроде уменьшенной копии бадминтонного волана. При попадании в тело этот снаряд действовал покруче разрывной пули.

Федерал взмахнул руками, упал. «Цель поражена», – известил рыцаря базис-модуль «скорлупы». Глеб знал это итак.

Он сверился с картой. Ему оставалось пройти совсем немного.

Антон входит в просторную комнату, залитую светом четырех галогеновых прожекторов.

На плече у него девичье тело, в руке игольный автомат. Он оглядывается по сторонам. Бледная дама с косой успела побывать здесь незадолго до него.

Прожектора установлены вокруг большого стола, застеленного белой скатертью, На скатерти свежие алые пятна. Совсем небольшие. Вроде кто-то капнул клюквенным морсом.

Это, конечно, никакой не морс.

Одного из трех мертвецов Антон знает. Это врач, убежавший от него пятнадцать минут назад. У него во лбу три крохотных отверстия. Удивительно спокойное лицо смотрит в расходящийся стеклянными волнами потолок.

Двое его коллег тут же, неподалеку. Один получил свое, наклонившись над столом. Сбоку, в висок. На полу перевернутый кейс с рассыпавшимся медицинским хламом вокруг. Сбросил его, падая.

Последнего застрелили, что называется, при попытке к бегству. У самой двери. В спину. И контрольный в стриженый затылок. Потом долго топтали протез-манипулятор, заменявший ему правую руку. Давили, растирая в кашу, как гадкое насекомое. Или сначала топтали, а потом в затылок.

Антон сгрузил свою ношу на стол (не подозревая, что это место предназначалось именно для нее) и сел рядом. Ему стало абсолютно все равно. Захотелось спать. Он едва поднял голову, когда в комнату вошел Глеб.

– Привет, – сказал рыцарь.

Бронезаслонка шлема ушла вниз, открывая прозрачную лицевую пластину. Антон посмотрел на тамплиера без особого интереса.

– Привет, – безучастно ответил он.

– И это все? – Глеб выщелкнул пустую обойму игольника, Из паза в рукаве автоматически скользнула замена. – Ты не удивлен?

Антон подумал.

– Нет. А ты?

– Меня предупредили, что я тебя здесь найду, – Глеб перевел системы «доспеха» в сторожевой режим и позволил себе немного, на волосок, расслабиться, – Вас обоих.

Он указал рукой с подвешенным «клэшем» на спящую Марту.

– Ага, – сказал Антон. И замолчал.

В молчании они закончили этот разговор. «Ты что, даже не спросишь, кто меня предупредил и направил сюда?» – «Извини. Мне сейчас не до этого».

По дороге к посадочной площадке им попадались одни трупы. Антон не дал Глебу нести девушку. И не бросил иглоавтомат, хотя рядом была одна из самых совершенных боевых машин. Он молчал все время.

Когда они были у цели и впереди показался красный вертолет, он спросил:

– Мы улетаем?

– Нет, мы остаемся, – Глеб самую малость, можно сказать, уставно нервничал. Отсутствие противника могло означать, что он исчерпал свои ресурсы. Или же готовил какую-то пакость. – Но там нас ждут люди, с которыми я прилетел.

– Ага, – повторил Антон свою коронную фразу.

Человек в белой униформе не выглядел угрожающе. Но Ксана не сводила с него ствол трофейного пистолета. А Икари внимательно поблескивал в его сторону стеклами очков из кабины. Носовая турель «Ронина» в точности повторяла каждый поворот головы японца.

Человек плел про нападение на дом неизвестных лиц. Говорил, что не знает, выжил ли кто-то еще из охраны. Жаловался, что связаться с боссом стало невозможно. И т. д. ит. п.

Пока не появились Глеб с Антоном.

Михаилу Сорокину требовались доли секунды на оценку ситуации и принятие решения. Тормозной натурал еще только разглядывал бы бронированную громаду тамплиера, приветствующую Ксану и Икари взмахом руки. А Михаил уже пришел в движение.

Глеб напрасно сравнивал его с молнией. Молния при виде агента СФК удавилась бы от зависти.

Расстояние, отделявшее его от Ксаны. он преодолел мгновенно. Охотница не успела ничего понять. Жестко вытянутыми пальцами Михаил ударил ее в подмышечную впадину. И тут же переместился к ней за спину, подхватывая пистолет, выпавший из парализованных рук.

Его пальцы нежно легли на шею Ксаны в основании черепа. Охотница хотела закричать от острой боли. Но поняла, что из всех мышц контролирует разве что глазные. Остальное ее тело было марионеткой в руках федерального агента.

Похрустывая, туловище Михаила Сорокина уменьшило свои габариты. Биосиликатные элементы киборгизированного скелета компактифицировались, мышечные ткани сжимались. Внутренние органы и вживленные устройства уходили в образовавшиеся полости.

Целиком укрывшись за своей заложницей, он переместился с ней в «мертвую зону» огневых установок «Ронина». Все это время ствол захваченного пистолета не отрываясь смотрел на Икари Сакамуро. За десять тактов натурального сердца Сорокин превратился в хозяина положения. По крайней мере, он так считал.

– Стой! – приказал он надвигающемуся Глебу. – Или я убью девку и японца.

Круг замкнулся. Глеб позволил обставить себя второй раз. Все в той же игре, Расчет федерала тогда и сейчас был безупречен. В ситуациях с заложниками любой тамплиер будет до последнего избегать силового решения. Так заложено в его поведенческой программе. Кроме того, Садовник был его другом.

А кто ему Ксана и Икари? Правая рука Глеба согнулась в локте, предплечье перпендикулярно корпусу – подготовительная позиция для стрельбы из «клэша».

Из чего именно стрелять? Скорострельный гаусс-пулемет? Клеевая пушка? Огнемет? Ксана умрет в любом случае. Федик это понимает. И она тоже.

«Не стреляй», – беззвучно артикулируют ее губы.

– Мы сейчас пойдем. Медленно, – говорит агент. – Но сначала ты отстегнешь железо и выключишь питание «скорлупы». А твой друг бросит автомат. И вместе с девушкой подойдет сюда. Мы все будем благоразумны, и никто не пострадает.

– Пошел ты, – ровно отвечает Антон и со вкусом указывает направление.

– Делай, как он говорит, – Глеб бросает под ноги Ксане игольник, нажимает что-то на боевой приставке.

– Ты с ума…

– Я сказал – делай, – голос рыцаря тяжел, как удар форсированного кулака. Он дополнительно подкрепляет его взглядом.

Рука Антона, удерживавшая иглоавтомат, разжимается. Оружие падает на пол,

– Вот так, – кивает Сорокин. – А теперь, блондин, топай сюда. Прогуляемся.

Глеб заканчивает возиться с приставкой. И она стреляет.

Металлическая стрелка преодолевает расстояние немногим больше двух метров, не успев превратиться в «волан». Войдя в тело Ксаны ниже и чуть правее левой груди, она проходит его насквозь. И оказывается прямо в груди федерального агента.

Где и раскрывается преподнесенный Смертью бутон. Сердце Михаила Сорокина оказывается разорванным на части. Он падает на колени, зажимая руками круглую рану шокирующего диаметра.

И Ксана падает тоже. Но в отличие от агента ее сердцу ничего не угрожает. У охотницы оно расположено справа.

– Ты все-таки выстрелил, – тихо говорит она, когда рыцарь осторожно подхватывает ее на руки. – Сукин сын,

– Это не опасная рана, – уверенно говорит Глеб. – Мы тебя заклеим. Зато этому ублюдку…

Он хотел сказал «крышка». Но поторопился.

Тека нелегко убить. Даже оставив его без сердца. Но Глеб рассчитывал, что на восстановление подвижности у агента уйдет много времени. Перекрыть поврежденные сосуды, реорганизовать циркуляцию крови, нейтрализовать шок. Глеб провалялся бы минут десять. Михаил Сорокин и здесь продемонстрировал превосходство своей конструкции.

Он бежал великолепным контрбаллистическим зигзагом. Хотя его движениям недоставало плавности, следовало признать, что он остается чертовски сложной мишенью.

Никто и не пытался по нему стрелять. Глеб и Антон были слишком заняты своими женщинами. Икари решил экономить заряды. Он чувствовал, что им еще найдется применение.

А федерал добежал до неприметной лифтовой платформы и провалился с нею в неизвестность.

«Ну и что теперь?» – думает Антон. Зло, хочется думать, повержено. Добро зализывает раны и отправляется на новые подвиги. А лучше дерет когти куда-нибудь подальше. Туда, где солнце и мелкий песок. Подходящая программа, нет?

Японец тычет пальцем вверх. Доступная обозрению часть его лица выглядит озадаченной.

Явление Тэньши обставлено с блеском. В очередной раз игнорируя законы физической реальности, он плывет через стеклянные перегородки дома, совершая плавные взмахи руками и ногами. За ним остается след из затухающих колебаний прозрачного материала. Как настоящая рябь на поверхности водоема. Антон восхищенно цокает языком.

Выплыв из голубого потолка, «одержимый» совершает медленный переворот в воздухе. И опускается вниз. Руки сложены крест-накрест на груди, голова опущена.

Икари, забывшись, говорит что-то длинное на японском, мотает головой. Не верит своим глазам. А надо бы, Для Тэньши это не более чем фокусы.

Совсем по-другому реагирует Глеб. Шагнув вперед, он опускает на пол Ксану. На «хомуте» лежащего на его плечах «Дедала» открываются ракетные порты. Он поднимает руку с боевой приставкой. Рыцарь готовится к бою.

Антон соображает – Глеб видит перед собой убийцу Георгия. Покушавшегося и на его собственную жизнь. То, что «падший» им сейчас не враг, Глеб не знает. Да и так ли это?

– Глеб, – неуверенно позвал Антон. Но тамплиер его не слышал.

– Иди, иди сюда, – прошептал Глеб, переключая «клэш» в режим одновременного залпа. – Иди!

Тэньши поднял голову, встретился с ним долгим взглядом, И шагнул вперед.

Михаил Сорокин пренебрег летным комбинезоном. Тамплиер и компания могли передумать и все-таки отправиться на его поиски. Подвернувшуюся возможность для бегства не стоило упускать.

Жаль, что не удалось прихватить Заваду. Пардусу это очень не понравится. Но Михаил рассчитывал, что Волох даст своему заместителю еще одну попытку, В канун переворота не разбрасываются надежными людьми, Даже если им довелось облажаться. Проклятый «крестовик»! С каких это пор федеральные преступники расхаживают в силовой броне?

Тело агента настойчиво охватывают пристяжные скобы. Шлем ЦИКЛОПа опускается на голову. Пока налаживается подключение, Сорокин, ругаясь про себя, ощупывает рану на груди. Вроде сухо. На базе его залатают, конечно.

Но когда они с этим сучьим выкормышем пересекутся снова… Он вырежет его сердце тупым инструментом вроде ложки. Чтобы получилось не очень быстро. И съест у него на глазах.

Какого хрена этот ЦИКЛОП соединяется так долго?!

– Внимание, – сказал приятный женский голос. – Приготовьтесь к идентификации личного кода.

– Что такое? – удивился агент.

– Предупреждение: неправомерное проникновение на борт карается высшей мерой воздействия.

– Что за… – на «нетопырях», принадлежащих Федеральному Контролю, не было никакой идентификации. – Я специальный агент! Мои полномочия позволяют мне пользоваться любым транспортным средством!

Тупая программа не обратила на его слова никакого внимания. Моргнул красный глазок считывателя.

– К сожалению, ваши полномочия не подтверждены, – с ноткой сожаления известил голос. – Ваши действия признаны незаконными и угрожающими частной собственности.

Попытка сорвать шлем не увенчалась успехом. Его конструкторы предусмотрели такую оказию. Как и парочку холодящих кровь шуточек напоследок. Как они, наверное, веселились, закладывая их в память бортового модуля.

– Приготовьтесь к приведению в исполнение высшей меры воздействия, – укоризненно шепчет женский голос в ушах Михаила.

И на смену ему приходит другой. Тихий, совершенно нечеловеческий, отдающий мертвым металлом. Так могло бы говорить ожившее орудие убийства – пистолет или нож.

– Пристегнись покрепче, парень, – вещает он. – Приготовься к взлету. Пользуясь случаем, наш экипаж навсегда прощается с тобой.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Почему я до сих пор не бегу?» – отстранение подумал Антон. Схватка «падшего» с рыцарем обещала быть сколь зрелищной, столь и небезопасной для зрителей.

Однако Антон остался на месте. Во-первых, бежать с телом Марты–Дарьи на руках было подвигом для более основательной, чем у него, конструкции. Во-вторых… наверное, бежать было поздно.

«Почему я не стреляю?» – спросил себя Глеб. Отдать мысленный приказ «огонь» и убить – ха-ха! – двух зайцев. Отомстить за Старого и обезопасить себя хотя бы с этой стороны. Плюс ко всему завершить дело, начатое Сыновьями Оракула. Они же хотели как лучше?

Глупо получается. Ведь можно было добить «падшего» в трейлере, там он выглядел куда беспомощней, чем сейчас. А так выхолит, что Глеб его спас. И теперь собирается прикончить. Где логика, которой так славятся теки? Где обычный натурально-человеческий здравый смысл?

Глеб понял, что ему совсем не хочется стрелять в Тэньши.

«Одержимый» подошел к нему вплотную, насколько позволяла вытянутая рука тамплиера с боевой приставкой. Так они постояли с минуту.

Тэньши первым нарушил молчание:

– Ты поверишь, если я скажу, что сейчас наши цели совпадают? На девяносто шесть целых и четыре десятых процента?

– Нет. Откуда тебе знать мои цели?

– Это не сложно, – спокойно ответил Тэньши. – Ты хочешь любой ценой убить человека по имени Аркадий Волох. Это желание движет тобой последние девять лет. Соглашаясь на вступление в ряды Ордена, ты прежде всего хотел превратить свое тело в орудие убийства, которое не подведет тебя в нужный момент. Все это время ты чувствовал, что он продолжает охотиться за тобой и твоими друзьями. Забота о них и ожидание новой встречи с твоим врагом придавали смысл твоему существованию.

– Это бред, – губы рыцаря сошлись в полоску тоньше, чем нож для разрезания бумаги,

– Это правда. Ты мог покинуть Город и не сделал этого. Ты мог спрятаться сейчас, выжидая. И снова поступил по-другому. Рискуя собой, ты ворвался в этот дом. Тебе было сказано, что люди, находящиеся здесь, помогут тебе достигнуть цели.

– С этого места подробней, – вмешался Антон. – О каких людях идет речь?

– О тебе, –для бывших ангелов не существовало правил хорошего тона, запрещающих тыкать в собеседника пальцем. – И о ней, – «одержимый» указал на Марту–Дарью.

– Стоп-стоп! – Антон выставил свободхгую руку ладонью вперед. – Я не собираюсь никого убивать. Даже косвенно. Мне достаточно, если меня с девушкой подбросят до ближайшей станции «вертикалки». Если нет, мы уйдем сами.

– Антон, ты не понимаешь…

– Я все прекрасно понимаю, сэр рыцарь. Я перед тобой в долгу и все такое. Но давай вернемся к этому позже. Месяца через два после Прорыва. Я сообщу тебе номер отеля на побережье, где буду проводить отпуск. А пока я намерен забиться в какую-нибудь из своих нор и сидеть, не высовывая носа. Уверен, так будет лучше.

– Это не будет лучше! – Глеб повысил голос, а «скорлупа», отвечая его желаниям, увеличила громкость динамиков. – Это будет конец! Эти ублюдки отключили Форсиз и сняли оборонные посты на внутренних контурах. У Города больше нет защиты!

– И что ты предлагаешь? Нам с тобой встать на улице и отбивать «волну»? Как-то слишком замороченно для простого самоубийства.

Глеб хотел сказать что-то еще, но тут Ксана свернулась клубком и хрипло закашлялась. На ее губах и между пальцами прижатой к груди руки выступила кровь.

– Мне нужна аптечка, – рыцарь нагнулся над охотницей, поднял ее на руки. – Как можно быстрее.

Старый порядок, когда власть принадлежит всем, а значит, не принадлежит никому, перестал себя оправдывать. Трансполисные корпорации, цеха, ордена и синклиты – и всего один Город. Всего одни Небеса. В какой-то момент здесь становится тесно.

И тогда лишние падают вниз.

Во время памятного ужина в «Тысячелетнем» Икари рассказал забавную притчу. О Короле Священной горы Фудзи. Деталей Пардус не запомнил, но вкратце речь шла о безумном монахе, живущем на упомянутой горе. Каждому, кто поднимался на вершину, он предлагал истолковать дзенский коан. И если толкование его не устраивало, сбрасывал несчастного вниз. Что, как легко догадаться, случалось с каждым.

В истории имелся выбор из двух концовок, рассказанных говорливым японцем. В первой на Священную гору поднялся то ли будда, то ли бодхисатва, который задал отступнику такой ответный коан, что тот сам бросился в пропасть. «Где даже дна не было видно за седой пеленой облаков»,

Вторая концовка понравилась Аркадию больше. И она лучше отвечала ситуации, в которой Икари рассказал свою притчу.

У горного ручья безумный монах встретил самурая, поившего свою лошадь. И принялся, как обычно, загадывать ему загадки.

Самурай же вынул меч и отрубил ему голову. После чего столкнул тело безумца в ту же пропасть. «Вода в ручье стала красной и соленой. Никто не мог пить ее, а капли, попавшие на одежду, становились несмываемыми пятнами».

Пардус не совсем понял, что хотел сказать Икари этой историей, но в целом она ему понравилось, Он увидел в ней собственный смысл.

Полковника Федерального Контроля всегда тошнило от фразы «ненасильственное решение конфликта». Он не мыслил возникновения Нового Порядка иначе чем на пылающих развалинах Старого. Нельзя зажарить Большой Омлет, не разбив пару тысяч яиц.

Любой бог разрушения, вроде вечного танцора Шивы, гордился бы таким аватаром, как Волох. Последним аватаром. Другого бы в этой юге не понадобилось.

Однако в последние два часа Аркадию Волоху изменила его прославленная уверенность в себе. Всего на считаные секунды, но это были очень запоминающиеся и неуютные секунды.

Пропажа карманного Диктатора Ежова. Выяснилось, что Гроссмейстер получил свое. Ему не поленились сбросить на голову бомбу. И электрическому святоше Димитрию за компанию.

Кто?

Пардус не санкционировал ничего подобного. Синклит воспользовался бы другими средствами. А у кого еще хватило бы мощи и наглости действовать с подобным размахом?

Смущали и донесения агентов, говорившие, что никаких останков Секретаря до сих пор не обнаружено. Развалины перебрали по камешку. И все свидетельства за то, что в момент взрыва он находился прямо в эпицентре.

Дальше больше. Оборвавшийся рапорт Сорокина о нападении тамплиеров на дом Белуги. Предательство со стороны бывших союзников? Весьма опрометчивый ход. Особенно если учесть, что Орден запросил помощи у Сил Федеральной Обороны для сдерживания отрядов Синклита. Или это тоже была уловка? Непохоже.

Как бы то ни было, Волох успел отдать Сорокину приказ ликвидировать команду медиков. Для предотвращения возможной утечки. И срочно эвакуировать девушку, доставив ее в штаб-квартиру «Неотеха». От нее зависело слишком многое.

Точнее, не от самой девушки. А от крохотного комка неразвившейся плоти, которой она носила в себе. Зародыша с набором генов Владимира Белуги. Последнего «гостя».

Стол. Белое покрывало. Два подчеркнутых им женских тела в одинаковых позах. Над тем, что слева, озабоченно склонился Антон. Дыхание ровное, но слишком долго она без сознания. Что за дрянь ей подсунули?

Глеб тем временем трудился над Ксаной. В чемоданчиках убитых медтехов нашелся бионический гель, используемый для замещения тканей. На первое время хватит. Рыцарь осторожно выдавил порцию густого розового вещества в отверстия на груди и на спине охотницы. Наложил два квадрата биобинта сверху.

– Я боюсь, что ты меня сейчас раздавишь, – прошептала Ксана. – Ты такой здоровенный в этой штуке.

Глеб улыбнулся. Она ему нравилась. Опасная бритва в футляре из шелковистой кожи.

– Не бойся, – сказал он, нежно проводя по ее щеке компакт-манипулятором. – Скоро все заживет. И постарайся обойтись без резких движений, ладно?

Ксана изогнулась и прижалась губами к его перчатке. Ее дыхание туманило гладкую бронепластину, оставляя на ней влажный след,

– Резкие движения оставим на потом, – сказала она, подмигивая Глебу снизу. – Когда я выну тебя из этого металлолома.

– Хочу тебе кое-что показать, – Глеб положил перед Антоном коммуникатор-«ракушку». – Вот.

Антон посмотрел на рыцаря, ожидая продолжения. За ними внимательно наблюдал Тэныыи.

– С помощью этой штуки я узнал, что вы находитесь здесь, – пояснил Глеб. – И еще немало интересных фактов из истории Проекта.

– Какого Про… А, – Антон почувствовал, как в нем просыпается интерес. И эта «ракушка» выглядела очень знакомо. – Кто же был твоим собеседником?

– Даже не знаю, как сказать, – Глеб подключился к коммуникатору и вывел звук на динамики брони. – Он утверждает, что большая часть его личности является Георгием Светловым. И что он обитает в Виртуальной Реальности, куда был помещен нашим старым знакомым – Оракулом.

Глеб набрал номер.

– Он просит называть его Мертвец.

Пардус отменил вылет оперативной группы в особняк Белуги. Каждый человек был на счету, а если там тамплиеры – начнется бойня. Железноголовых не перещелкать, как охрану «Глобалкома»,

Не следует забывать, что им в руки скорее всего попал Антон Зверев. И Тэньши – объект «малах». Скверно. Очень скверно.

Пардус рассмотрел и тут же отбросил мысль о реактивных гаубицах класса «Дискобол». Ими можно было за секунды превратить в сомнительное воспоминание половину Города. На выбор разрушить любое крупное строение. Но такой козырь следовало беречь до крайнего случая.

Аркадий Волох не верил, что таковой уже наступил.

– Полковник! – голос, вызывавший его по внутренней связи, звучал взволнованно. – Вы должны это видеть!

– Здравствуй, Антон, – сказал «доспех» Глеба электронным голосом Оракула.

– Здравствуй, Мертвец, – ответил хакер. И замолчал. Он не очень хорошо умел говорить с мертвецами.

Хорошо, что его собеседник взял на себя инициативу.

– Я постараюсь быть краток. У нас мало времени. Я надеюсь, что ты выслушаешь и примешь на веру хотя бы часть моих слов. Подтверждение им ты найдешь в собственной памяти. В той части, которая принадлежала человеку по имени Георгий Светлов.

– Глеб сказал, что это ты.

Раздался синтезированный аналог вздоха.

– Это очень сложно, Антон. У меня нет однозначного ответа на вопрос – кто я.

Совсем в другом месте, на берегу серого и беспокойного моря, седой человек в дождевике с поднятым воротом сидел на камне, бросив под ноги рыбацкую шляпу. И, удивительное дело, говорил, говорил, говорил в большую витую раковину.

– Своим вторым рождением я обязан виртуальному двойнику Николая Токарева – Оракулу. Именно он наложил М-матрицу Георгия Светлова на программную основу собственного вестника. Это был немного устаревший, но все еще превосходно действующий ВР-аналог. В свое время его звали Крысиный Король.

Ого! Антон даже приоткрыл рот. Сам Король – идол молодых хакеров и ужас бывалых охотников. Непойманный и неузнанный. Воплощение «крысиной» удачи. Вот кто, оказывается, скрывался под этим прозвищем. Один из изобретателей самой эффективной системы виртуальной безопасности. Токарев. Рыбак. Кто бы мог подумать?

– Зачем Рыбак это сделал? Вряд ли из большой симпатии ко мне. Я думаю, он хотел получить в свое распоряжение мою память без установленных Службой ментальных блоков. И восполнить пробелы в имевшейся у него истории Проекта.

Еще, наверное, им двигало элементарное честолюбие. Желание иметь кого-то из старых знакомцев в свидетелях его триумфа. Ведь план, в результате которого он обретал новое тело и сверх нормальные способности, был безупречным.

Но он не удался.

Когда Глеб стер матрицированную копию Токарева, мы получили свободу. Я и Охотник – виртуальное воплощение Оракула в реальном мире, призрачный волк-одиночка. Где он сейчас, я не знаю.

Я же остаюсь там, где находился с момента моего пробуждения. На том самом Острове, в том самом Городе, где все началось. Там некто Камбала и некто бен-Юсуф встретились с бароном Готфридом фон Ваденполем.

Язвы. Багровые влажные язвы размером от большой монеты до маленького блюдца. Одни схватились катышками струпьев, другие созревают в районе ступней, щиколоток и паха. Особенно много их на ладонях и предплечьях, там они образуют сплошную гнойную сыпь. Не самое приятное зрелище.

Пардус не мог взять в толк, где его драгоценная биоброня подхватила эту заразу. И каковы будут последствия. Большинство повреждений брони возмещались в ходе ее собственных регенеративных процессов. Но вопреки этому количество язв увеличивалось с каждой секундой.

Полковник СФК тихо выругался. Ничего подобного он, конечно, не ожидал. Вот что значит «образец, не прошедший полевых испытаний». Если так пойдет дальше, чудо-костюм развалится прямо на нем.

– Что там у вас? – раздраженно спросил Волох.

Обернувшийся наблюдатель ткнул пальцем в панорамный экран. В мозаичную картинку, переданную мобильными пунктами слежения. Под пальцем один из сегментов развернулся, заполняя все экранное пространство.

– Вот, – наблюдатель не знал, что еще сказать.

Вид проникшей в Город Стаи уже не был новостью. Все информационные каналы ежеминутно прокручивали эту картину, внушающую ужас тысячам людей. Но не Пардусу. Для него, начиная с самого утра, все шло в соответствии с планом. Поэтому животной массе, растекающейся по улицам Ядра, он уделил беглый скучающий взгляд.

Куда в большей степени его внимание привлекло белое пятно в центре изображения. То самое, на которое указывал его подчиненный, утративший дар речи.

Огромный волк-альбинос, переступающий с величественной неспешностью вожака. И оседлавший его обнаженный человек.

Живой и невредимый человек в центре Стаи. Такое выходит за рамки самых смелых представлений о возможном.

– Лицо! Покажите мне его лицо! – командует Волох. Внутренне полковник уверен, что уже знает этого человека. Как знает, за кем тот охотится вместе со своими волками.

Антон решил из долгой паузы, что Мертвец ждет реакции с его стороны.

– Было очень интересно, – вежливо сказал хакер. – Я все понял. Ты хороший парень, мы вроде тоже. Ты, наверное, собираешься нам помочь. И хочешь, чтобы мы за это немного помогли тебе. Так? Кстати, Глеб, ты, оказывается, стер того болтливого мудака из трейлера?

– Потом, – тихо, но очень твердо сказал рыцарь. – Выслушай его до конца.

Антон сообразил, что Глеб настроен очень серьезно по отношению к словам Мертвеца. Интересно, почему?

– Ты не прав, Антон, – на этот раз голос из динамиков показался ему усталым. – Мне помощь не нужна, я не мечтаю о теле. Даже о таком, которое может летать, дышать огнем и ходить сквозь стены. Мне хватает того, что есть у меня здесь. В мире, который скоро исчезнет. Помощь нужна вам. Вам всем.

– Да?

– Как ты отнесешься к тому, если я скажу тебе, что ты знаешь средство остановить «волну», спасти Город от Прорыва? От этого и всех последующих?

– Я? Я знаю?

– Так же хорошо, как и я. Тебе достаточно вспомнить, что такое Янтарная Комната, Башни и Программа.

Блоки памяти – это химия, электричество и боль. Преграды тела, а не разума. Мозг Антона сковывают не они, а неумение обращаться с двойным комплектом воспоминаний.

Это вроде двух разных паззлов, перемешанных друг с другом. Вот кусочек от первого, а этот от второго. И разделить их, а затем собрать вновь, по отдельности, на первый взгляд невозможно.

Но звучат ключевые слова Мертвеца. В районе затылка Антона щелкает невидимый тумблер. И рассыпавшаяся головоломка жизни Георгия Светлова, солдата экологической войны, одного из виновников Перелома, шевелится. Становясь, наконец, одним целым.

Это целое разворачивается перед глазами своего невольного носителя снежно-белым полотном. С расплывшимися мазками черного и янтарно-желтого. Если добавить резкости, то получится снимок, сделанный безвестным ныне пилотом патрульного экраноплана. Где-то в глубокой тайге, 8 ноября 2005 года.

Теперь уже неважно, что это было. Предмет непонятного происхождения, метеорит или подбитый НЛО. У Георгия никогда не было возможности узнать наверняка.

Уже то, что ему довелось видеть фотоснимок, с которого начался Проект, было невероятной халатностью. Сбоем в безупречном доселе организме службы безопасности, курируемой Аркадием Волохом.

А вот смотровой доступ к Двери он получил как лицо, облеченное всеми необходимыми полномочиями. В 2018 году, когда ему предложили место начальника экологической секции.

Кстати, возможность отказа после визита к Двери уже не рассматривалась.

В документах с грифом «секретно» и в разговорах сотрудников Проекта элю именовалось Дверью. Часть таинственной структуры под названием Янтарная Комната, раз и навсегда замурованной в сверхпрочное хранилище-саркофаг.

Эта структура была совершенно неуязвима для вторжений извне и разрушительных воздействий любого рода. Но на этом ее уникальность не исчерпывалась.

Янтарная Комната была способна к коммуникации и размножению.

Существовало предположение об активности Янтарной Комнаты. Выдвигались гипотезы о наличии неизвестных процессов, протекающих за неразрушимой Дверью. Но настоящий прорыв в этой области был сделан группой Николая Токарева, экспериментировавшей с живыми приемниками нерегистрируемых излучений.

Токарева с его идеями долго не принимали всерьез, называли шаманом и колдуном. Однако он доказал всем, что его методы действенны и научны. Чем и положил начало новой эпохе в истории Проекта и его участников.

Васильев называл Комнату информационной бомбой. Он говорил, что каждый гран ее вещества содержит терабайты данных неизвестного происхождения. Такая плотность содержания информации, утверждал он, сродни критической массе плутония, излучающего свободные радикалы. А здесь приходилось иметь дело с частицами информационного потока, улавливаемыми медиумами.

Когда Георгий начинал шутить про неизбежный информационный взрыв, срок информационного полураспада и информационную болезнь, физик мрачнел, переходил на нецензурщину или вообще отмалчивался. Все связанное с Янтарной Комнатой он воспринимал до смешного серьезно и в шутках Георгия не видел ничего забавного.

Да и сам Георгий, кстати сказать, тоже.

Как он узнал позже, Янтарную Комнату для пущей секретности хотели назвать просто Ящиком. Идею завернули, вспомнив про чересчур любопытную даму по имени Пандора. Да и аллюзии с выражением «сыграть в ящик» оказались чересчур навязчивыми. Так что какие уж тут шутки.

Опасениям Васильева суждено было подтвердиться. Секция биологов установила, что излучение Янтарной Комнаты влияет на ДНК живых организмов. Новая, не исследованная до сих пор разновидность мутаций. Срок, в течение которого их последствия становились заметны на клеточном уровне, был рекордным по сравнению с тем же гамма-излучением. Группа, ответственная за безопасность сотрудников, забила тревогу.

Так появилась спецпапка 469-27. Туда заносили всех, кто слишком близко и долго находился возле Двери, подвергая свой генокод вероятным изменениям. В качестве опознавательного знака «счастливчику» доставался нумерованный браслет. И неусыпный надзор в любое время дня и ночи,

В числе браслетоносцев оказались в основном начальники научных секции. И те, кто попал в радиус действия мутагенного фактора, когда о нем еще не было известно.

Насколько знал Георгий Светлов (браслет 06) от Лейтенанта (браслет 11), всего было помечено тринадцать человек. Жизни других потенциальных мутантов унесла череда несчастных случаев. Тщательное расследование по каждому из них неоспоримо доказывало отсутствие злого умысла, Очередное дело закрывалось приказом главного куратора Проекта – Георгия Белуги (браслет 01). Вездесущий Аркадий Волох (браслет 02) своей рукой вычеркивал лишние имена из спецпапки 469-27.

Скоро появились «гости». Новорожденные, подвергнутые облучению Янтарной Комнаты. Они вырастали, имея особый измененный набор хромосом,

Это не влекло никаких заметных отклонений. Их всесторонне обследовали, подвергая регулярным тестам, За ними наблюдали не только в пределах лаборатории, но и на улице, в школе, дома.

Любые опасения были беспочвенны, они оставались самыми обычными детьми. Человеческими детьми. Во всем, кроме одной мелочи.

Для них открывалась Янтарная Дверь.

Именно «гостям» принадлежала заслуга в появлении Башен – загадочных продуктов репродуктивной функции Янтарной Комнаты. После одного из визитов вышедший из Двери «гость» нес с собой частицу материала Комнаты, впоследствии названную Семенем.

В течение двух дней Семя благополучно сопротивлялось попыткам исследования. Оно высказывало ту же непроницаемость, что и породившая его Комната.

На исходе сорока восьми часов Семя начало трансформироваться.

Испуганные наблюдатели поспешно вывезли его в таежную глушь. И там, подобно диковинному цветку, взошла первая из Янтарных Башен. Непонятый тогда еще знак скорого крутого поворота в судьбе человечества.

Что представляли собой Башни? Этого никто не мог сказать точно. Если принять определение Янтарной Комнаты как информационной бомбы, то они были бомбами эволюции. Адскими Машинами Доктора Дарвина.

Инициированный Башнями процесс перестройки генов в сотни раз опережал по сложности и скорости тот, что происходил вблизи Двери. И в сотни тысяч – естественный, переживаемый организмом вследствие радиационного фона и процессов натуральной адаптации.

Его результатом становились мутанты, способные к полноценному размножению. Это казалось невероятным, как и то, что их жизненный цикл был привязан к Башням. А вскоре оказалось, что с помощью Башен и медиумов можно направлять развитие мутантов и контролировать их поведение.

Так был сделан первый шаг к созданию метаживотных и управлявшей ими Программы. Первый и главный шаг к Перелому и гибели старого мира.

– Так это сделали вы, – сказал Антон. – Вырастили этих зверей. Натравили их на нас. Это ваша вина.

– Да, – согласился Мертвец. – Но и наша заслуга. Мы дали миру шанс.

– А кто-нибудь просил вас об этом? Мертвец осторожно сказал:

– Сейчас нет времени на споры и упреки. Надо спасать то, что возможно.

– Как?

– Прорыв можно остановить, отменив Программу. Для этого надо войти в Дверь…

– Это может сделать кто-то из нас? – перебил его Антон.

– Нет, – с сожалением ответил Мертвец. – Вы можете только помочь дойти до Янтарной Комнаты тому, кого она примет. Без вас, без тебя, Антон, он потерпит неудачу. Голос Башен будет дальше звучать над Степью. И звери будут приходить снова ненова.

– Поменьше пафоса, – хакер поморщился. От громких слов у него начинало бурчать в животе. – Кто этот чудотворец?

– Он не чудотворец. Он «гость», последний из металюдей. Как и остальных новорожденных, его подвергли мутагенной процедуре втайне от родителей, – голос Мертвеца дрогнул. – Его отцом был я.

– Твой… Сын Георгия Светлова? Но он же погиб? – Антон наморщил лоб. – Или нет?

– Нет. Влад остался жив. Вместе с новой фамилией ему дали новую память. Новую жизнь. Но это сейчас неважно. Он сможет все изменить. И для этого ему нужна ваша помощь.

Мертвец умолк. И Антон услышал из динамиков шум помех, похожий на звук выкатывающихся на берег волн.

Показанное «наплывом» лицо Владимира Белуги… Влада Светлова заполнило весь экран. Его черные блестящие глаза смотрели на каждого в комнате, и особенно на Аркадия Волоха. И взгляд этот не обещал ничего хорошего.

– Начать развертывание артиллерийских комплексов, – приказал Волох. – Приготовиться к массированному обстрелу затронутых «волной» секторов.

Ему не посмели возразить. Не было никого, кто не понимал – это будет бойня не только для зверей. Не все жители были эвакуированы, и многие еще отсиживаются в домах и убежищах. Но неподчинение приказу означало трибунал. Быстрый и беспощадный, как стрекательный удар биоброни.

– Группа Сорокина не явилась в точку рандеву и не вышла на связь, – доложили Пардусу. – Связь с домом тоже полностью утеряна.

Одно к одному. Пардус бросил последний, самый долгий взгляд на экран.

– Когда-нибудь твое везение кончится, гаденыш, – тихо, очень тихо сказал он. – И я буду рядом.

У горизонта клубилась туча, похожая на огромный сжатый кулак. У кулака были иссиня-черные крылья – это шел, низко стелясь над морем, грозовой фронт.

Ветер срывал с волн пенные шапки, жалил крупинками высохшей соли. Напуганный краб бочком убегал под прикрытие источенного приливами камня. Выставленные клешни угрожали всему несправедливо хищному миру.

Серому небу с бегущими от тучи-кулака обрывками кудрявого руна.

Летящим галочкам птиц. Самой большой из них, навязчивой, как соринка в глазу, предвещавшей что-то недоброе своим полетом.

Опасному для всего крабьего и рыбьего рода человеку в долгополом плаще.

Вот он встал, спрятал в мешок крученую раковину. Натянул до самых глаз большую круглую шляпу и, вжав голову в плечи, зашагал прочь. От моря, в Город, торопливо хрустя битой галькой под деревянными подошвами.

За его спиной, подтягивая со всех сторон мутную пелену, собиралась буря.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сумерки упали на Город, как сбитая невзначай птица. Прощальный красный лучик мазнул по осыпающейся стене Ключевой Башни. И все сгинуло в густой, как черничный кисель, мгле. От нее свирепо ломило кости у старых моряков, не раз и не два садившихся на коварные мели у входа в бухту.

Вход был узок и с двух сторон подперт скалами, торчащими, будто клыки. Миновать их в обход не было никакой возможности. Оставалось править в скудную местом горловину, уповая на мастерство штурмана и на изрядную толику везения. Затаив дыхание, ждать, пока не мелькнет по правому борту серый гриб Ключевой Башни. У ее подножия цепь, выбранная на огромный, закаменевший от соли барабан. Длина цепи – шестьдесят локтей и толщина – две мужских руки. При военной необходимости ее как раз хватает, чтобы перегородить вход в бухту.

Миновав Башню, полагалось честно выставить команде по чарке нагретого вина с корицей и медом. И огласить дерущий глотки морской воздух приветственными воплями.

Но были те, кому это не удавалось. Неудачники, севшие на мель или врезавшиеся в скалу. Их-то и поджидали юркие пиратские баркасы, таящиеся до срока в укромных фьордах. Укромных от природы и от Слова Тумана, вышитого на треугольных черных парусах.

Как алчные на поживу чайки, слетались чернокрылые корсары. Крюкастые гарпуны-кошки цеплялись за пузатые борта севших на мель купцов. По веслам карабкались проворные бойцы в куртках и штанах из тюленьей кожи, смазанной жиром от сырости и громкого скрипа. В ярких косынках, узором и способом повязывания на голове отличающих людей и нелюдей разных кланов. С парными абордажными саблями и топориками на длинном древке. И «летучими рыбами» – метательными ножами с овальным лезвием, бросаемыми щепотью на десять шагов.

Отсыревшие механизмы самострелов часто давали осечку. «Бродячий огонь» не горел, и тяжелые горшки с ним тонули попусту– вот оно, Проклятие Меерфолька.

«Чернокрылые» без труда брали верх над командой. Сгружали товар и пленников, годных к продаже, и бесследно растворялись в тумане, наведенном их колдовством. Под слаженный плеск весел и заунывную горловую песнь.

Галеры Береговой Стражи, длинные и узкие, с высокими бортами, обшитыми заговоренной черной медью, обычно не спешили преследовать корсаров. Отделывались парой-другой залпов из носового «тритона».

Платили «береговикам» скудно, дрались «чернокрылые» охотно и яростно. А кроме того, среди них было немало братьев, шуринов и зятьев все тех же стражников. Потому все тяготы выпадали на долю бедняги купца.

Со временем эти бесчинства привели к захирению морской торговли. И, следовательно, к оттоку средств из городской казны. Озабоченный этим Совет Отцов Города не далее как на днях разродился пачкой указов толщиной в коровью ляжку. Коими предписывалось «укротить разгул пиратства» и «возродить былое величие жемчужины торговых путей Архипелага». И еще полпуда подобной избитой чуши высоким слогом.

Первым следствием этого бумагомарания стало увольнение Лорда-Капитана «береговиков». «За негласное попустительство творимым бесчинствам». Новый Лорд-Капитан не стал сидеть на месте без дела.

Позавчера, к всеобщему удивлению, из доков показались два «серых лебедя». Эти военные парусники строились по эльфийским образцам и одинаково годились как для дальних рейдов, так и для карательных экспедиций. Яростных бросков в условиях ограниченного маневра. С выцарапыванием затаившегося врага из скалистых щелей, последующим утоплением оного, развешиванием на реях и набиванием соломой шкуры, содранной с командиров.

В том, что планируется именно такой поход, не оставляли сомнений три десантные баржи типа «драконья черепаха», пришвартованные борт о борт с «лебедями». Сегодня утром, за три часа до полудня, на баржи погрузили пресную воду и провиант. А также топливо для огнеметающей снасти, залитое в исписанные предохранительными рунами бочонки. Увязанные по дюжине арбалетные болты. И особый заказ Береговой Стражи – наборы именных кандалов.

В каждом две пары «браслетов» и клепаный ошейник. С высеченными прозвищами самых ярых пиратских главарей. Моржовый Уд. Ярл Толстый. Айзенбард Оскаленный, известный также как Коротыш Улыбка. Мэри Кровь. Четыре Руки.

Этих самозваных морских владык предполагалось взять живьем. Заклеймить каленым железом, заковать в кандалы и доставить на берег для последующей расправы. С этой целью на Площади Правосудия как раз сколачивались недостающие виселицы из отменного привозного дуба.

Ровно в полдень на «серых лебедях» был поднят сигнальный флаг к отплытию. Трюмы «черепах» приняли в себя морских десантников элитных отрядов «Свирепые тунцы» и «Алмазные крабы». Из них больше половины носили позолоченные значки ветеранов и не менее чем по четыре воинских браслета.

У «Свирепых» был щит-сигнум с разбивающим лед тунцом и крылатой валькирией, держащей свиток с надписью: «С ним и Победой». Обладание этим магическим щитом лишало «тунцов» страха в рукопашной и наделяло их дополнительными силами при штурме крепостных укреплений.

У «крабов» сигнума не было, но их командир знал Слово, выкрикнув которое он мог остановить бойцов, обратившихся в бегство. Этим Словом он мог воспользоваться трижды в день.

Вскоре эта небольшая, но могущественная флотилия, включившая в себя еще десяток галер Стражи, отшвартовалась от причала. И, неспешно миновав Ключевую Башню, отправилась вершить правосудие.

Ясное небо не предвещало яростной непогоды, которая разразится совсем скоро.

Антон отчетливо понял – его окружают безумцы. И хуже всего – он сам был одним из них.

– Штурмовать «Неотех»? – он подарил рыцарю красноречивый взгляд. – И как ты это собираешься сделать?

– Мы, – поправил Глеб, – мы собираемся сделать, Ты. Я. Икари. Доктор Мураками. Тэньши.

Икари, нагнувшись к уху автора «Охоты», переводил ему вполголоса, Ксана подалась вперед:

– Ты забыл…

– Я ничего не забыл, – в голосе тамплиера было больше металла, чем во всем его «доспехе». – Ты останешься здесь, в доме. Твоя задача – прикрывать нашу сетевую команду от возможных гостей.

По лицу охотницы было видно – отведенная роль ее не устраивает. Но она понимала: сквозное ранение – это не шутки. А Глеб давал ей возможность сохранить лицо. Она получала смехотворное на первый взгляд, но задание. Вместо того чтобы быть просто брошенной в тылу. Ксана оценила этот жест и не стала больше спорить.

Антон же вычленил из слов Глеба то, что касалось лично его.

– Сетевая команда? И в нее, конечно, вхожу…

– Да. В ее состав входишь ты и доктор Мураками.

– Надо полагать, на добровольной основе.

– Надо полагать, что на обмен колкостями у нас нет времени. Мертвец сказал, что через… – Глеб сверился с внутренним таймером, – через час пятьдесят три минуты большинство коммуникационных линий Города полетит в тартарары. Вместе со зданием ТПК «Глобалком», заминированным террористами, Так что нам лучше поспешить, если ты хочешь спасти себя и Марту.

Меньше чем через двадцать минут Антон уже ломал в крошево хлипкую защиту домашнего базиса, чтобы через него выйти в Мультиверсум. Немного смущало молчаливое присутствие за спиной самого известного в мире «крысолова». Но скоро он целиком забил на него, отдавшись работе.

Беззвучно вошедший Икари протянул своему соотечественнику присоску лингвистического м-софта. Постоял, глядя на сосредоточенное лицо Антона. И вышел.

Незадолго до этого.

– Есть одна проблема, – сказал Антон, глядя на свои перекрещенные над столом пальцы. – Не хотелось о ней упоминать, но придется. Боюсь, что из всей этой затеи ничего не выйдет.

На обращенных к нему лицах застыл молчаливый вопрос. На всех, кроме лица Тэньши. Антону представились крохотные осколки льда, медленно перемещающиеся по хрустальным венам «одержимого». Хорошая картинка для небольшого трипа под «бархатом».

– Я не смогу работать без «заправки», – сказал он. – Мне нужна двойная доза психоделика BV-4, чтобы разогреться и взлететь. Я «призрак», спросите у доктора, что это такое. «Призраки» не работают насухую.

И пока все молчали, переваривая сказанное, все тот же Тэньши наклонился вперед. И спросил:

– А ты когда-нибудь пробовал?

Перед самым наступлением темноты в таверну «Дом Красного Быка», издавна облюбованную Береговой Стражей, вошел удивительный гость.

Его макушке было далеко не то что до высокой дверной притолоки, но и до подбородка взрослого человека. Кроме того, она отличалась неестественной гладкостью,

Гладкость эту одни объясняли природными свойствами волосяного покрова гномов. Другие – особым обрядом вступления в совершеннолетие, заключающимся в выливании на мохнатую голову бывшего подростка горячей асфальтовой смолы. Смолу в подсохшем состоянии отдирали вместе с волосами, что навсегда обеспечивало потрясающую гладкость и завидный блеск. С этого же дня и до самой смерти взрослому подгорному жителю предписывалось не стричь (и злые языки говорили, даже не расчесывать) бороду.

Вместе с паническим страхом гномов перед водой это порождало немалое количество шуток. В коих обильно фигурировали всякие гнусные твари, имеющие обыкновение поселяться в местечках до неприличия грязных. «Ловит как-то гном вшу у себя в усах, а она ему говорит…»

Стражник, сподобившийся так пошутить, поймал спокойный взгляд гостя. И отчего-то поперхнулся нагретым пивом.

Для своей породы этот гном был высок и невероятно широкоплеч. На его лысой голове наблюдалась коллекция впечатляющих шрамов и вмятин. Неписаная летопись бурной и не всегда благополучной жизни.

Точно посреди склоняемой на все лады макушки был вытатуирован причудливый клин, острием спускающийся к многократно ломаной переносице гнома. На трех сторонах клина были наколоты руны, обозначающие родовое имя носителя. От острия клина линия татуировки шла вниз, вдоль носа, разбегаясь на щеки, где раскрывалась путаной узорной вязью.

Прямо из черных штрихов лицевого рисунка росли волосы густой бороды, имеющей удивительный серый цвет и металлический блеск. При случайном взгляде казалось, что из лица гнома растет огромный пучок стальной проволоки. Вопреки болтовне, любовно расчесанной и разделенной на три толстые косицы с аккуратно подровненными на уровне пояса концами.

Сплющенные уши гнома были жестоко проколоты множеством разнокалиберных колец. Живого места на них не осталось. От самого большого кольца в оттянутой книзу левой мочке шла тонкая цепь к небольшому гвоздику в левой ноздре. В правое крыло мясистого носа был всажен черный камень.

Одет был гном под стать своему лицу. Черный кафтан с огромными пряжками и бархатные штаны, заправленные в сапоги. Застежки на сапогах были гигантскими, а их носы венчались опасными даже на вид «рогами нарвала» – острыми металлическими штырями. Поверх кафтана – наборный пояс из металлических пластин.

Оружия на поясе замечено не было.

«Дом Красного Быка» не успел еще прийти в себя от такого посетителя, а он сам – взобраться на табурет и подозвать к себе хозяина, когда в дверях показалась не менее загадочная, чем он, пара.

Задавала в ней тон высокая и невероятно худая девица с черными немытыми волосами. Собранные в прическу «скорпионий хвост», они воинственно торчали над ее маленькой головой.

Походила девица сия на портовую шлюху и одета была так же – в коротенькую кожаную юбку с разрезами, сапоги и обрезанную до пупа матросскую тельняшку. Но было в ней что-то угрожающее. Длинные, отменной остроты ногти, крашенные ярко-красным лаком, казались обляпанными кровью. Ту же мысль навевал сочный рот на очень бледном, осунувшемся лице. Левая рука девицы была обмотана цепью. Такое себе украшеньице.

Ее спутник тоже выглядел мрачно, хотя и попроще. Ростом повыше девицы, он был одет в длинный, до самого пола грязно-желтый балахон без рукавов. Очертания тела под ним не угадывались совершенно.

Но костистое безбородое лицо было чужим. Это как с эльфами: смотришь на такого – человек человеком, ан нет.

Однако этот гость точно не был эльфом.

Эта пара предпочла сесть поближе к выходу. И, заказав дешевого красного вина, сосредоточенно уставиться в свои стаканы,

Внимательный наблюдатель заметил бы, что они нет-нет да и бросают осторожные взгляды на гнома.

И, как говорится, тем временем…

Пост на Ключевой Башне давно утратил свою важность для Города. Никакой войны в ближайшее время не предвиделось. «Чернокрылые» всерьез угрожали только заезжим торговцам (так было, по крайней мере, до сегодняшнего дня). Народ Моря был в незапамятные времена изгнан в неведомые пучины, и пророческим бредням о его неминуемом возвращении никто всерьез не верил. Так что запираться было не от кого.

Посему б продуваемую восемью ветрами Башню посылали дежурить самых откровенных раздолбаев. Или же за какую-нибудь мелкую, не стоящую гауптвахты провинность.

Была ли таковая на душе у четырех дежуривших в эту смену стражников – история Архипелага умалчивает. Об их же раздолбайстве можно было судить по тому, что длинношеие топорики Береговой Стражи они свалили в кучу на первом этаже Башни. А сами уселись резаться в карты на третьем. Не позаботившись наполнить свежим маслом красный Фонарь Тревоги и держать его под рукой, как требовал Устав.

Говоря по правде, сигналу Фонаря вот уже полчаса было некому внимать. Безжалостная рука перерезала глотки береговому посту, наблюдающему за бухтой. Эта же рука щедро полила маслом ступени мраморной лестницы, ведущей к главному причалу. Зачем – станет ясно позже.

Сквозняки, обитавшие в чреве Башни, следовало звать не иначе как лютыми. Презрев любую одежду, они хватали за самые нежные места. То, что стражники каждые десять минут спускались к подножию Башни помочиться, не вызывало в связи с этим никакого удивления.

Вот и сейчас их начальник кинул на стол карты рубашкой вверх. Поднялся, упираясь руками в колени, и осторожно ступил на крученую лестницу. Каждый его шаг вызывал миниатюрный обвал. Шурша, булыжники соскальзывали вниз, в подвал, где вместо боеприпасов для метательных машин гнили невнятные обломки.

С уходом начальника подчиненные переглянулись и полезли смотреть его карты. Не догадываясь, что он оставил их на столе намеренно. С тем, чтобы, вернувшись, уличить своих партнеров в подглядывании. И под этим предлогом сдать все по новой. Уж очень безрадостно выглядел нынешний расклад.

Пара черных двоек, Дама Мечей и Кавалер Чаш. И вдобавок неприкаянная девятка Жезлов. Умей кто-нибудь из игроков гадать, эта комбинация внушила бы ему ужас своим единственным толкованием.

Карты неопровержимо сулили смерть тому, кто держал их в руках.

Если бы в этом мире существовали запахи, то начальник стражи почувствовал бы аромат прогорклого жира. Столь неуместный возле Ключевой Башни, где пахнуть должно было морем, и только им. Ну, может быть, еще ржавеющим, несмотря на все наговоры, железом от Большой Цепи.

Но он не знал запахов, как Адам не знал стыда и одежды. Ему было суждено умереть в неведении. С позорно приспущенными штанами и свисающими завязками.

«Летучая рыба», пущенная опытной рукой, воткнулась в толстую шею стражника слева, на три пальца ниже уха. Он с натугой кашлянул кровью и опрокинулся лицом вперед, прямо в кипящие волны. Стонущий ветер сделал его смерть беззвучной, а море прибрало бренные останки.

На то место, где смерть застала начальника стражи, выбрался из воды невысокий гибкий человек. Всю его одежду составляла перевязь с метательными ножами. Каждый дюйм его смуглой кожи был густо умащен жиром. Тем самым, чей не существующий здесь запах так и не коснулся ноздрей мертвеца.

Он был первым из пятерых боевых пловцов, отправленных на остров. Скоро остальные его товарищи выберутся из моря. Вместе они войдут в Ключевую Башню, чтобы творить смерть уже под ее сводами.

Им потребуется совсем немного времени.

Стая летящих в ночи вестников бури, чернокрылая пиратская эскадра – три десятка баркасов и еще с полсотни мелких парусных лодок. Беспрепятственно и никем не замеченная она проскользнула в бухту и устремилась к берегу.

Сегодня сухопутные крысы заплатят по старым долгам. Сегодня ночью пиратская сабля найдет себе славную работу. Пока карательный флот будет попусту шарить по опустевшим фьордам, пока он будет в ярости грызть Большую Цепь, которая впервые за много лет перекроет морские ворота Города, корсары возьмут порт и прилегающие кварталы, предав их огню и грабежу.

А с рассветом они смешаются с толпой, рассеются по загодя приготовленным норам. Лягут на «сухое дно». Там их не достать.

Так Город узнает силу и тяжесть пиратской руки. И его Отцы надолго зарекутся воевать с морской вольницей.

Это был хороший план, и он удался бы в любую другую ночь. Но сегодня было суждено сбыться другому начертанию. Древнему и зловещему. Вписанному в Книгу Неизбежности нечеловеческой рукой.

Антон откинулся назад и позволил себе частично выйти из виртуальности. Отодвинул ее за пределы периферийного зрения.

Работать без «бархата» оказалось возможно, но непривычно тяжело. Синтетический dasein Мультиверсуматак и норовил возобладать над всеми органами чувств. И тогда все, прощай свобода «призрака». Там, где на VRML-III написано «стена», он будет упираться лбом. Где «яма» – падать, где «вода» – тонуть. Жалкая участь слепца, трясущегося в испуге перед каждым цербером.

Но Тэньши, его странный проводник на путях в неведомое, сказал, что, как и с лифтом, у него все получится.

– Ну как? – спросил Глеб. – Мы вот-вот начинаем.

– Лошадка оседлана и готова к скачкам, – Антон развернулся к рыцарю, ловя на себе внимательный взгляд Мураками. – Я решил ломиться не напрямую, а обходным путем. Лобовая защита у «Неотеха» слишком мощная. Их не раз пытались брать и поодиночке, и командами, но к ядру никто не доступился. Всех сожрало.

– А что за обходной путь?

– Ну, это наполовину слухи, – Антон покусал себя за нижнюю губу. – Я работал с одним крутым дилером по софту. С неким Багратом. Он занимался серьезными делами, организацией крупных набегов и взломов. Нанимал за процент специалистов, давал наводки. Короче, был плотно в бизнесе. Все дела в Сети вел через своего вестника, купил ему гражданство на Архипелаге, построил там гостиницу…

– Где?

– Архипелаг Исчезающих Островов. Название что-нибудь говорит?

– Ничего, как это касается нас?

Антон поймал себя на том, что радуется передышке и пытается оттянуть начало работы. Впервые за много лет он испытывал такую неуверенность перед набегом.

– Я тебе и рассказываю – как. «Архипелаг» – это старая и очень популярная ВР-игра. Точнее, открытая игровая лицензия. Платишь деньги, приобретаешь виртуальный конструктор для создания ландшафтов, зданий, монстров и тому подобного хлама. И вместе с ним получаешь годовое разрешение на коммерческое использование миров, изготовленных в этом конструкторе и размещенных на твоем сервере. Разрешение можно продлевать, опять же за плату. Каждый мир – это Остров. Все Острова вместе – Архипелаг. В «Архипелаг» можно зайти игроком на время, заплатив разовый взнос хозяину сервера. А можно приобрести гражданство – стать постоянным абонентом. Это выходит дешевле, но контракт заключается на срок от трех месяцев. Зато можно купить на острове землю, построить там дом, крепость или башню мага. И гражданин Острова получает браслеты – Уровни мастерства в своей профессии. Воину они достаются за успешные бои, вору за кражи, магам за колдовство…

– Очень увлекательно, – перебил его Глеб. – Но ближе к делу.

– Во-от, короче, хозяевам сервера выгодно, чтобы у них было как можно больше посетителей и абонентов – «граждан». Поэтому они стараются, придумывают новых чудовищ и приключения, создают новые миры. «Архипелаг» входит в десятку самых популярных игровых вселенных. Огромный контингент постоянных пользователей и устойчивый приток новых. Саму базовую лицензию давно приобрел цех Айязовых, занимающийся индустрией развлечений. Они же выпускают новые версии конструктора миров. Так вот, фамилия моего приятеля Баграта как раз Айязов.

Он изменил исходный код конструктора. Благодаря этому из виртуальной гостиницы, принадлежащей его вестнику, можно получить доступ к любому Острову Архипелага. То есть к любому физическому серверу, на котором установлена работающая программа «Архипелаг Исчезающих Островов». И даже к любому персональному базису – есть и такие чудики, которым нравится таскать созданные ими миры у себя в голове. Понимаешь?

– В общих чертах. Как это поможет тебе пробраться в «Неотех»?

– Я знаю, что корпорация «Неотех» приобретала одну из последних версий «Архипелага». Для внутреннего пользования. Понятия не имею, что там было создано с ее помощью – виртуальный бордель или персональный ад для провинившихся сотрудников. Но в любом случае этот кусок Мультиверсума, расположенный внутри линий сетевой безопасности, должен быть доступен через одну из «кроличьих нор» Баграта, Осталось воспользоваться этой «норой».

– Хозяин, еще пива, – зычно потребовал гном. – И быстрее.

Его кулак звучно припечатал по столешнице. Опустевшая кружка подпрыгнула и со стуком приземлилась обратно.

Хозяина звали Милован. Или Красный Бык – за нездоровый цвет лица, грузность и манеру ходить угрожающе опустив голову. Это прозвище прилипло к нему еще с тех пор, как он числился сержантом «береговиков».

На оклик он повернулся к столу гнома всем своим огромным телом. Шеи у него не было. Сразу за оплывшим подбородком начиналась бочкообразная грудь, покоящаяся на затянутом в необъятный фартук брюхе. Несли все это тулово коротенькие, но очень толстые ноги с разлапистыми ступнями.

Господин Красный Бык был ходячим памятников неуемному обжорству. Но в отличие от многих упитанных людей он имел скверный характер и нрав обозленного животного, в честь которого прозывался.

Сейчас он как раз собирался этот нрав прилюдно (и пригном-но) выказать.

Его приближение к столу гнома было неспешным и величественным, как вековой ход ледников. Остановившись, он водрузил на грудь, точнее, на брюхо пару волосатых окороков, считавшихся руками. Выколотое на них бранное выражение можно было теперь разглядеть не нагибаясь.

Его лицо – наезжающие друг на друга бугры и две впадины, в которых прятались вечно налитые кровью свирепые глазки. На этом вытесанном из плоти лунном ландшафте зашевелились мясные оладьи губ. Слова протискивались между ними с трудом, измазываясь в слюне и мелких катышках жевательного табака. Вслед за ними летели частицы жареного лука и размягченные желудочным соком мясные волокна. И все это в лицо одного гнома.

– Ты, землекоп, допивай свое пиво, – изрек Красный Бык. – Плати. И топай отсюда по-доброму. Не видишь, ребята на тебя уже косятся. Харя твоя им зело не по нраву.

И в подтверждение своих слов он указал на «ребят». Пятерых недавно сменившихся береговых стражников, чьи кирасы и топоры были кучей свалены возле стола. Взгляды, кидаемые ими на гнома, и правда не отличались теплотой. Двое даже демонстративно поднялись, не спеша отодвигая табуреты.

Кто-то проворно задернул пропахшую дымом занавеску в помещение, где сидели офицеры. Еще не произнесенное, но уже в нетерпении катаемое на языке слово «драка» заставило многих попробовать, как легко ходит в ножнах дага или кортик. Потеха обещала быть знатной.

– Эй, грязеед, ты не понял, что тебе хозяин сказал? Человеческую речь разумеешь?

Стражники были похожи, как близнецы. Старательно выскобленные черепа могли бы поспорить с гномьим, но вот ряхи «береговиков» были позорно безволосыми от природы. Обоим ревнителям порядка не было еще и двадцати. Однако недостаток лет они восполняли наглостью мелких бойцовых шавок.

– Ты зачем его пустил, Милован? – удивился второй, тыкая носком сапога в ножку табурета, на котором восседал гном. – У него же ноги до пола не достают. Борода и та длиннее.

Сзади пьяно зареготали. Гном, не выказывая особого беспокойства и обиды, продолжал восседать на своем месте. Только руки переложил со стола на пояс. Его прямой невозмутимый взгляд приводил Красного Быка в ярость.

– Ты глухой? – спросил он, повышая голос. – Плати и выкатывайся!

Гном продолжал не мигая смотреть в переносицу хозяина. Один раз его глаза стрельнули в сторону. И гигант в желтом балахоне повел плечами, откинулся назад, быстро оглядывая помещение. Сидевшая напротив девица не шевельнулась. Красные ногти обмотанной цепью руки выбили нетерпеливый ритм на столешнице.

Красный Бык, рыча от злобы, вытянул левую руку ладонью вверх. Правой сграбастал пустую кружку со стола. Это означало «плати и убирайся» на его собственном языке жестов. Он прибегал к нему, когда способность изъясняться отказывала под влиянием животной ярости.

Если бы не пагубное пристрастие к жратве, из стражника Милована мог бы получиться отличный берсерк. И тогда смерть его, возможно, была бы другой. Не такой нелепой, как та, что была во взгляде гнома – не грозном, но обещающем.

Напряжение достигло своего звенящего пика, Один из молодых стражников отвел ногу, чтобы с маху выбить табурет из-под каменной задницы гнома.

Дверь таверны распахнулась, и внутрь, шатаясь, вбежал человек. По его лицу, размывая густой налет копоти, стекала дождевая вода. Поверх домашней одежды, побывавшей вблизи огня, был наброшен плащ городского стражника, Все лица невольно обернулись к нему.

– Пожар! – закричал он. – Горят виселицы на Площади Правосудия!

Меньше всего внимания на закопченного стражника обратил как раз гном. Пусть все это время он и ожидал принесенных им вестей.

В отличие от других он знал, что это будут за вести.

– Как же пожар? – удивились у окна. – Там же ливень стеной!

Стражник открыл рот, чтобы поведать, как неизвестные злоумышленники забросали виселицы «бродячим огнем». Но не успел, Раздалось громкое «тр-р-р-рак», и всеобщее внимание вернулось к гному.

Тот успел как раз неторопливо слезть с табурета. И, подхватив его за ножку, смачно врезать по голени ближайшего стражника. Того, что насмехался над его ростом.

Хруст ломающейся кости потонул в грохоте разлетающегося табурета. Падающий малец наткнулся подбородком на выставленный кулак гнома. Крик боли оборвался громким «чванк!». Челюсть стражника уехала к уху, и на пол высыпались осколки зубов.

Гном переступил через поверженного недруга. И, пользуясь преимуществами своего роста, деловито ткнул второго стражника кулаком в окрестность гульфика. А когда тот с воем надломился, повторил свой коронный в челюсть. С тем же потрясающим эффектом.

Рот Красного Быка изумленно приоткрылся. Он попытался изобразить подобие боевой стойки. Гном с сомнением посмотрел на свисающий живот хозяина таверны. И наподдал ему выше щиколотки носком ботинка.

Острый «рог нарвала», венчающий носок, пропорол жировую броню и укутанные ею сухожилия. Взвыв, Милован запрыгал на одной ноге. И, не удержав равновесия, повалился на бок.

Его глаза оказались на одном уровне с глазами гнома. Их тонкая радужка была цвета необработанной руды. Пульсирующие зрачки напоминали озерца черной ртути. Бык почувствовал, как в них тонут остатки его мужества.

Гном медленно и широко улыбнулся. Его щербатый рот был полон металлических зубов, местами сточенных до половины.

– Принимай плату, хозяин, – сказал он.

Ухватив Красного Быка за подбородок, гном дернул его челюсть вниз, И всунул ему в глотку пятерню с зажатой в ней горстью медных монет.

Кусать эту руку было все равно как грызть железный боксит, еще и поросший колючими волосами. К тому же Бык сразу поперхнулся монетами и начал задыхаться.

Гном оттолкнул его скребущие руки. Брезгливо вытер тыльную сторону кулака о фартук агонизирующего Милована. Скосился на двоих сосунков, уже не выказывающих признаков жизни. Вот так.

Никто не смеет требовать плату с Коротыша Улыбки, если хочет дожить до старости. Никто не называет Айзенбарда, грозу сухопутных червей, «землекопом» и «грязеедом».

Об этом вам расскажут в любом порту Архипелага. Шепотом из уст в уста передаются мрачные истории похождений единственного гнома, не имеющего страха перед водой. Главы немногочисленного, но свирепого и влиятельного клана «чернокрылых» – Артели Железной Бороды.

Сегодня ночью к этим историям добавится еще одна. О разорении самонадеянного Города, бросившего вызов Морю. И начало ее положено пожаром на Площади Правосудия. Это сигнал для Айзенбарда и его друзей, пришедших в кварталы Береговой Стражи.

Почему же никто не спешил на помощь Красному Быку и двум стражникам? Ведь кругом было столько желающих подраться.

У желающих хватало теперь забот.

Их заботами были высокий человек в желтом балахоне и его спутница, похожая на шлюху. Именно она запустила кувшин вина в голову одного стражника, сунула коленом ниже пояса другому. И затанцевала на их столе, черной бабочкой перемахнула на другой, третий.

Ее ловкость была приобретена в десятке портовых таверн.

И отточена на сотне корабельных палуб, с которых она, Мэри Кровь, шла на абордаж. В сопровождении ватаги кровожадных, амазонок, чьи улюлюкающие вопли заставляли бледнеть самых бесстрашных.

Все знали: где Мадам Кровь – пощады не будет. Мэри презирала работорговцев, пройдя единожды через их грязные руки. Поэтому всех пленников, кроме молодых девушек, готовых присоединиться к ее отряду и красивых парней, отобранных для ее «гарема», скармливала рыбам. Скорбящие родственники ее жертв оценивали пиратессу в двенадцать мер чистого золота. «Скупердяи», – фыркала Мэри и отправлялась в очередной поход, после которого сумма вознаграждения удваивалась.

Сегодня ночью она рассчитывала увеличить ее вдесятеро. Цепь, обвивавшая ее левую руку, прянула вперед, разматываясь до шести локтей полной длины. На ее конце обнаружился довесок – нечто вроде веера из тонких лезвий шириной в растопыренную ладонь. В полете он издавал устрашающий свист. Входя в тело, разрезал плоть, оставляя после себя опасные глубокие раны.

Окутавшись шлейфом алых брызг, «веер» рассек кадык хва-

тающемуся за топор стражнику. И рывком полетел обратно, в руки своей хозяйки. По дороге он вспорол чью-то щеку, отрезал подвернувшийся кончик уха. И привычно улегся в подставленную ладонь с кроваво-красными ногтями.

– Йеху-у-у! – оглушительно завопила Мэри. И пнула в лицо тянущего к ней лапы нахала. Цепь описала гудящий круг над ее головой. – Режь-убивай!

А что же долговязый спутник Мэри? Он тоже не терял времени. Одним движением сбросил свой балахон, оставшись в кожаных штанах с большими заплатами на коленях. Его бледный костлявый торс был обвит ремнями хитроумной перевязи, удерживающей шесть чехлов с кремневыми пистолетами. И сверх того два скрещенных клинка в заспинных ножнах.

Вычурные чашеобразные гарды поднимались над плечами гиганта непривычно высоко. Пистолетные чехлы тоже висели не по-человечески – два возле самых ключиц, два под мышками и два на уровне бедер. Бросившиеся к чужаку «береговики» застыли, увидев этот арсенал.

Четыре выстрела слились в один. В «Доме Красного Быка» стало на четыре трупа больше.

Живые с изумлением рассматривали вторую пару рук, растушую прямо из грудной клетки гиганта. Дополнительные конечности выглядели хилыми и недоразвитыми, но с двумя лишними пистолетами управлялись свободно.

«Мангас», – выдохнул кто-то ругательное прозвание человека, измененного влиянием магии. «Четыре Руки!» – это выкрикнули кличку самого таинственного из пиратских главарей.

Высокий корсар отвесил стражникам насмешливый поклон. Вложил в чехлы разряженные пистолеты. Парой главных рук достал из-за спины свои клинки, оказавшиеся невероятной длины шпагами.

И вместо слов зазвучал яростный звон стали,

С другой стороны на сбившихся в кучу стражников наступал Айзенбард Оскаленный. Его стальной пояс превратился в невиданной гибкости абордажную саблю. Об этой сабле ходили слухи, что в руках гнома-пирата она разрубает человека в кирасе вдоль пополам.

В достоверности этих слухов многим посетителям таверны пришлось убедиться на своем горьком опыте.

Что-то толкнуло Айзенбарда в спину. Да так, что он кувыркнулся вперед, приложившись лысой макушкой об пол. Тонко, неслышно для человеческого уха, застонала поддетая под кафтан заговоренная кольчуга.

Из этого стона и ломающей боли между лопатками Айзенбард понял, что в него выстрелили из арбалета. К счастью, кольчуга выдержала, иначе создателю Коротыша Улыбки пришлось бы расстаться со своим любимым персонажем. И запускаться вновь, с нулевого уровня. Не самая веселая перспектива после трех лет ежедневной игры за Айзенбарда.

В ярости, больше всего на своих соратников, проморгавших стрелка, Оскаленный перевернулся на спину. Застонал от боли сквозь железные зубы. Он напоминал сам себе полураздавленное насекомое.

Налитые кровью глаза Айзенбарда искали врага. Возле занавески в офицерский зал он увидел юркого молодчика с рысьими глазами полуэльфа. Упершись носком в стремя наложе, он перезаряжал «малый тритон». На его левой руке, пристраивающей на место новый болт, позвякивали три браслета лучника.

Четвертый ему было не надеть. Цепь Мэри обвила тонкую шею полуэльфа, кошачьи глаза полезли наружу. И подоспевший мангас воткнул свою шпагу точно в ромбовидный зрачок. Так, что ее дымящееся острие вышло из затылка. Четыре Руки потом вытрет клинок сорванной занавеской.

– Я увидел, как этот сукин сын навел на тебя арбалет. Тогда я выхватил два последних заряженных пистолета и выстрелил, – скажет, оправдываясь, Четыре Руки. – Чертовы железки дали осечку!

– Какого хрена ты возился с пистолетами? – спросит его Айзенбард. – Ты же знаешь про Проклятие Меерфолька. Железо гниет, порох сыреет. Прикурить и то получается с пятого раза.

– Нет, – мангас протянет ему два пистолета рукоятками вперед. – Порох я засыпал проверенный. Пистолеты вашей работы и надежно заговорены. Раньше осечек не было,

Айзенбард примет в ладони вытянутые рукоятки. Ощупает накладки из резной кости, черного дерева и серебра. Под его пальцами запоют наговоры и Верные Слова. Да, и правда гномья работа. Об этом надежней всего говорит рунная вязь на длинных стволах. Такое оружие должно стрелять без помех.

Но этой ночью враждебное влияние делало все наговоры такого рода бесполезными. Проклятие усилилось, растеклось за отведенные ему пределы, как морская вода в час прилива.

С неприятным чувством под ложечкой Айзенбард поймет, что не все идет согласно плану.

Антон не знал, кому пришло в голову сделать вход в игру именно таким. В виде помещения старой католической церкви. С рядами деревянных скамеек и высоким потолком, с которого на толстых цепях свисали подставки для свечей. С множеством фресок и огромными витражными окнами.

Окна были прямоугольные, с закругленным верхом. Запечатленные в их разноцветных стеклах сюжеты крутились вокруг двух тем. Поднятия Архипелага из предначальных глубин и бесконечной войны жителей Островов с Меерфольком, воплощением злых сил Моря.

Последние, как правило, изображались в виде гигантских волн, сметающих все живое. Но сегодня Антон с удивлением обнаружил на одном из витражей самих обитателей пучины, выходящих на берег из яростно кипящих вод.

В этой картине преобладали осколки зеленого и бирюзового цвета. Падающий сквозь них солнечный свет производил впечатление, что за окном – сумрачная водная толща. Это неплохо сочеталось с чудовищным обликом огромных воинов Морского Народа, разламывающих остров своими трезубцами. Искаженные лица крошечных людей, на которых рушились крепостные стены, напомнили Антону картину «Последний день Помпеи».

Хакер поежился, спеша шагнуть прочь. Подальше от топкой лужицы зеленого света, разлитой на полу перед витражом.

За левым плечом Антона, где, по заверению индейских магов, человека поджидает его собственная смерть, раздалось деликатное покашливание.

Справедливо рассудив, что смерть не будет пытаться привлечь его внимание таким вежливым образом, хакер обернулся. Испытывая чувство глубокой досады, причины которого пока не понимал.

– Никому не нравится этот витраж, – сказал низенький, скособоченный старик в монашеской рясе.

Ряса, когда-то черная, выцвела со временем до неопределенно серого цвета. Ее перепоясывала веревка с разлохмаченными концами. Откинутый за спину капюшон открывал морщинистую шею с некрасивой россыпью родинок. Над ней – торчащий подбородок с глубокой клиновидной впадиной. И устремленное к длинному, немного крючковатому носу лицо.

Сплющенное с боков, оно казалось птичьим. Не только из-за носа. Слишком далеко разнесенные глаза цвета крепкого чая смотрели на собеседника по одному. Их хозяину приходилось поворачивать голову. То влево, то вправо. Если бы у воронов от старости выпадали на голове все перья, получалось бы очень похоже.

– Никто не любит вспоминать о собственной ничтожности, – старик посмотрел на Антона левым, потом правым глазом. – О том, что всему приходит конец.

У ног старика, обутых в плетеные сандалии, стояли два жестяных ведерка. В одном из них Антон заметил связку кисточек. Старик поставил свою ношу на пол, перед тем как привлечь внимание Антона. Хакер мешал ему пройти.

– И в итоге? – спросил старик, продолжая разглядывать Антона в своей птичьей манере. Сам же ответил: – В итоге «вж-ж-жик», и все. Нет больше трухлявого мешка, набитого смешными амбициями, тщетными устремлениями и пустыми риториками. Распоролся. А внутри оказалось что? Как обычно. Прах. Вы не могли бы отойти, молодой человек?

Антон не сразу понял, что теперь старик обращается непосредственно к нему. Сообразив, он поспешно шагнул в сторону, бормоча извинения. Старик с кряхтением нагнулся, подхватил свои ведра. И вразвалку проследовал мимо Антона, качая головой.

Оказалось, что причиной его малого роста и кривой осанки был горб. Такой несуразно огромный, что казалось – он вот-вот перетянет и опрокинет старика на спину. И тогда он будет лежать, шевеля конечностями и выкрикивая проклятия.

Эту неаппетитную картину вытеснили из головы Антона слова старика. Под «трухлявым мешком» он имел в виду человека. Homo. Да, неудивительно, учитывая, в каком состоянии находится его собственная телесная оболочка.

Но почему «вжик»? Почему, скажем, не «бах» или «бац»? Или не тупое американское «упс», намекающее на роковую случайность и Фатум вообще? Почему именно это вербализированное гудение вспарываемого чем-то острым воздуха? Назойливое. Неприятное. Неотвратимое.

Глядя вслед старику, Антон испытал сразу два крайне неприятных ощущения.

Одно, чисто физического свойства, скомкало его кишки рвотным спазмом. Антон заметил, как шевелится задрапированный складками рясы горб.

Так могла бы шевелиться личинка хищного насекомого. Собираясь прорвать сожранное изнутри тело носителя. Расправляя еще мокрые слюдяные крылья и готовясь к первому свободному полету. Да, сложенные, дрожащие в нетерпении крылья – вот на что это было похоже.

Второе ощущение было другим. Оно коренилось глубже, чем дергающийся от гадливости желудок. Чувство сильнейшей досады, впервые испытанное две минуты назад. Теперь Антон знал его природу.

Горбун видел его. Видел. А это означало, что Антон больше не был «призраком».

Не быть «призраком» – это принимать на веру сверкающую фальшивку Виртуальной Реальности. Утратить способность объективного восприятия. Позволить картинам несуществующего возобладать над своим разумом и волей.

Стать такой же частью Мультиверсума, как любая интерактивная программа, наделенная функцией выбора альтернатив. Тем, что на сегодняшний день считается пределом развития искусственного разума.

Вера в незыблемость, в реальность виртуальных законов ставит человека, творца этих законов, на одну доску с теми, кто является их прямым порождением.

Антон на своей шкуре почувствовал, что такое падать с Небес.

Они вошли в зал, предназначенный для офицеров, после того, как двое последних стражников спаслись бегством. Один выбил собой окно, грузно вывалившись на улицу. Другой воспользовался дверью, повисшей теперь на одной петле.

Пираты был спокойны – беглецам не уйти далеко. Во всех прилегающих кварталах засели их люди. Время дать панике распространиться наступит позже. Айзенбард, Мэри и Четыре Руки еще не закончили развлекаться в таверне.

– После вас, мадам, – галантно предложил Четыре Руки, уступая дорогу Мэри Кровь.

Хмурый Айзенбард топал впереди, сгибая и разгибая свою удивительную саблю. Его внимательные глаза обшарили небольшое и гораздо более опрятное, чем главный зал, помещение.

Здесь на столах даже были льняные скатерти.

Четверо «береговиков», коротавших за этими столами ночь, выглядели куда представительнее своих незадачливых подчиненных, перебитых в соседней комнате. Отменно сидящие мундиры, блеск полированных кирас, дорогие рукояти мечей – сразу видно, большие шишки.

Увлекшись игрой в кости и распитием вин из «офицерского» погреба, они даже не обеспокоились шумом драки. Обычное дело.

Однако выстрелы и особо громкие предсмертные вопли разбудили в них интерес.

Старший среди играющих, капитан Берес, послал своего ординарца, того самого меткого полуэльфа, узнать, в чем дело. «И пусть принесут еще вина!» – крикнул он ему вслед.

Капитану Бересу хватило одного взгляда на вошедших. Поднявшись, он смешал кости и потянул из прислоненных к стене ножен двуручный офицерский палаш.

– С вином придется обождать, господа, – сказал он звучным голосом. – У нас особые гости.

– Вы должны мне золотой, капитан, – один из его собеседников тоже поднялся и неторопливо, с ленцой, принялся натягивать перчатки из тонкой кожи.

Во время игры он не снимал висевшую на поясе шпагу. Давно не ощущая ее присутствия, он мог бы даже спать, не расставаясь со своей холодной спутницей. О нем говорили, что он будет лучшим фехтовальщиком Архипелага. Если не погибнет на одной из бесчисленных дуэлей, затеянных по поводу и без оного.

– Я сразу сказал, что это не простая драка.

– Полноте, Руперт, – третий игрок, задумчиво ковырявший в зубах кривым мизинцем с плотно сидящей печаткой, покачал большой рыжей головой. На вошедших он, казалось, вообще не обратил внимания. – Не хотите же вы присвоить себе мои слова и мой выигрыш?

Молодой бретер вспыхнул, порывисто обернулся, но, играя желваками, смолчал. Господин смотритель береговых укреплений, барон Венга, был ему пока не по зубам. И не преминул скорому на гнев Руперту об этом напомнить. Так, между делом.

Четвертый офицер Береговой Стражи не сказал ни слова. Он был не так высок происхождением, как его партнеры по столу.

Всего лишь бастард захудалого рода, не удостоившийся даже собственного герба. И званием был младше остальных, даже сосунка Руперта. Когда они говорили, он обычно молчал.

Но свои пять браслетов он надел не болтовней, а орудуя палашом. Таким же, как у Береса. Вместо изысканно вделанных в рукоять осколков драгоценных камней у него была дешевая оплетка из акульей кожи. Изрядно вытертая – оружию частенько приходилось бывать в деле. Уважительное прозвище Пес Войны (для друзей просто Пес) его хозяин носил не зря.

У офицеров была причина, чтобы этой ночью оказаться именно в «Доме Красного Быка», а не в составе карательной экспедиции.

Только барон Венга находился фактически на своем месте. Трое же остальных никак не планировали провести Ночь Большой Облавы в теплой и безопасной таверне. Вместо того чтобы, рискуя жизнью, охотиться за пиратскими скальпами. Они были героями (на деле и в глазах толпы), и этим все сказано.

Но сегодня утром, где-то очень далеко от этого Острова и даже Архипелага, в месте, которое сейчас можно было счесть несуществующим или сойтись на том, что это плод воспаленного воображения, десятки секторов на целый час остались без электричества. Как раз этого часа не хватило запоздало подключившимся к Мультиверсуму пользователям. Их персонажи не успели к отплытию эскадры.

Остается открытым вопрос: считать ли удачей для капитана Береса, лейтенанта Руперта и младшего лейтенанта по прозвищу Пес Войны, что они оказались лицом к лицу с самыми опасными пиратами Архипелага, пришедшими в таверну именно за их головами?

– Ну что, узнал меня, капитан? – с нескрываемой злой радостью спросил Айзенбард. Его рот щерился в знаменитой усмешке, которая заставляла сходить с курса целые флотилии. – Зажила моя царапина?

– Пустяки, благодарю за беспокойство, – церемонно поклонился Берес. – Я вижу, что ваша голова тоже в порядке. Шрам ее совсем не портит.

У этих двоих особые счеты. Несколько месяцев назад галера капитана Береса настигла черный баркас Оскаленного. Два заклятых врага бились на скользких от крови досках палубы,

«Береговик» сражался без обычной кирасы. Велика была боязнь утонуть, рухнув с накренившегося баркаса. Пользуясь этим, Айзенбард ударил его слева, ниже подмышечной впадины. Если бы не вовремя подставленный меч, грудная клетка Береса раскрылась бы, выпуская наружу разрубленное сердце.

А так гибкая, как змея, сабля корсара вскользь прошла по ребрам капитана. Берес локтем сбил железную шапочку с головы Оскаленного. И ударил его в темя яблоком палаша – стальным шаром, в который был вделан ограненный изумруд.

Оглушенный гном покачнулся, кровь из разбитой и порезанной острыми гранями изумруда макушки полилась ему в глаза. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы в тот момент их не разделила битва.

На память о том дне у Коротыша осталась белая мета. Толщиной в палец, она проходила прямо над его родовой татуировкой. Он, случалось, почесывал ее в минуты задумчивости.

А капитан Берес носил узкий длинный рубец точно напротив сердца. И долго разглядывал его каждое утро перед тем, как надеть мундир.

Они знали, что обязательно снова встретятся.

Айзенбард Оскаленный принял боевую стойку – голова наклонена, плечи опущены, правая нога выставлена далеко вперед. И с силой топнул о дощатый пол. Один раз, другой, третий. Так воины его народа вызывают кровного врага на бой, Капитан Берес с иронией отсалютовал ему своим палашом.

И вдруг, с третьим ударом ноги Айзенбарда, это случилось. Комнату тряхнуло, жалобным звоном разразилась посуда. С перекрещивающихся под потолком балок осыпалась труха. Всем показалось, что полна секунду накренился, как палуба в бурю.

«Гномьи штучки», – пробормотал Руперт.

Но Айзенбард был удивлен не меньше остальных. Он и не думал звать Магию Земли. Честно говоря, у него, простого рубаки (пусть и немалого Уровня), не хватило бы сил на такое представление. По запаху и на ощупь отличать фальшивое золото – это одно, а землю трясти – это вовсе другое.

Прославленный корсар удивился бы куда сильнее, если бы узнал, что еще случилось в момент подземного толчка.

В одной потаенной пещере сорвалась с постамента и упала, разлетевшись вдребезги, каменная плита. Огромная, в рост человека, иссеченная клиновидными символами забытой письменности. Одна из двенадцати таких же плит.

Двенадцать – сакральное число Морского Народа, Плиты – скрижали, на которых запечатлено Обещание Волны. Истинное пророчество о возвращении Меерфолька. Слова его всегда были загадкой для тех, кто оказывался способен их прочесть.

«Двуликий чужак ступит на обреченную землю. Его будут ждать мертвец, безумец и женщина. Мертвец даст ему знание, безумец приведет его к Двери, а женщина подарит ему ключ, Когда иссякнут последние песчинки времени, отмеренного Творцом этому миру, чужак повернет ключ в замке и откроет Дверь, за которой немногих последовавших за ним ждет спасение» (Первая Скрижаль).

– Молодой человек! – визгливо окликнул Антона старик, – Вы так и будете стоять там или подойдете, наконец, сюда?

Антон не нашел ничего лучше, как двинуться на голос. Что еще надо этому уроду?

Старик поджидал его за кафедрой. Стоя перед ней, Антон разглядел бронзовую чернильницу с черным пером. И железный уголок кожаного переплета нешуточных размеров старинной книги. У основания возвышения старик поставил свои ведерки.

– Думаете, у меня нет других забот, как заниматься вами? – укоризненно вопросил старик. – Если я добровольно взялся исполнить чужие обязанности, это не значит – в ущерб своим.

– Чужие обязанности? – переспросил Антон.

– Ну да. Или вы думаете, что это, – старик потряс в воздухе пером с томительно зависшей чернильной каплей, – или это, – отточенный кончик пера указал на ведра и кисточки, – мое призвание? Как бы не так!

Пока дряхлый ворчун жужжал над его ухом, Антон пытался отрешиться. От его болтовни, от навязчивого зрительного образа. Он пытался определить – является ли старик программой, или это человек в виртуальном аналоге.

«Призрак» бы обнаружил отличие сразу. Еще один повод для дальнейшего расстройства. Антон видел перед собой то, что должен был видеть любой пользователь Мультиверсума. Старца в заношенной рясе, переворачивающего страницы такой же ветхой, как он, инкунабулы. Для специалиста его класса – весьма прискорбный результат.

– Молодой человек, вы оглохли? – услышал Антон.

– Простите, – Антон смущенно улыбнулся. – Вы что-то сказали?

Старик долго рассматривал его, склонив голову набок, к самому плечу.

– Я задал вам вопрос, – сказал он, явно недовольный результатами осмотра. – И даже не один, а целых три. Вы же, вместо четкого и своевременного ответа, соизволили пялиться неизвестно куда. Почему большинство молодых полагают, что у них впереди все время мира? Поверьте мне – это совсем не так. Времени у вас нет.

– Я верю, –ответил Антон, переполняясь холодной и пузырящейся яростью. – Я знаю. Поэтому давайте перестанем болтать и перейдем к делу. Я действительно спешу.

– Он спешит! Ха! – старик негодовал. – Я вожусь с ним, вместо того чтобы заниматься делом, – он ткнул дрожащим пальцем в ведра, в купол потолка. – А он, значит, спешит! Ну ладно, умник, тогда мы все будем делать быстро. Очень быстро. Вж-жик!

Обмакнутое в чернильницу перо угрожающе застыло над перевернутой страницей книги. Старик откашлялся и выпалил скороговоркой:

– Имя род занятий цель прибытия на архипелаг?

Но Антон опять не слышал вопроса. Его взгляд, последовавший за перстом старика, от жестяных ведер поднялся к потолку. И застыл там, прикипев к центральной фреске.

Он помнил ее по своим прошлым визитам на Архипелаг. Фреска называлась «Защитники». Она изображала четырех ангелов, воспаряющих над разноцветной мешаниной островов.

Величественные фигуры небесных воинов, одетых в сверкающие доспехи и вооруженных огненными мечами. Режущая белизна крыльев. Исполненные внутреннего благородства лики, устремляющие суровые взгляды вниз, на зрителя.

Всего этого теперь не было.

От красочного наполнения фрески остались острова и море. Над ними можно было с трудом различить четыре крылатых силуэта.

Кто-то стер Защитников Архипелага, лишив виртуальные острова их высокого покровительства.

Антон снова посмотрел на жестяные ведра. На старика. И спросил:

– Вы собирались заново нарисовать центральную фреску? Старик, ожидавший ответа на свои вопросы, выказал сильное раздражение.

– А как вы думали?! –воскликнул он. – Кто-то же должен этим заниматься! А вы тем временем делаете все, чтобы отвлечь меня. Хотя, как уже было не раз сказано…

– Я знаю, кто вы, – сказал Антон.

Он действительно знал. Удивительно еще, что не догадался сразу.

– Да ну? – старик был польщен. – Хм… я известен… в определенных кругах. По крайней мере, всегда был известен. Люди страдают прискорбной забывчивостью, а я так не люблю напоминать о себе. Но, – он погрозил Антону пальцем, правда, улыбаясь, – наше знакомство все еще остается односторонним.

– Да, да, – Антон прокашлялся. – Позвольте представиться. Мое имя: Янус. Род занятий: открывание дверей. Цель прибытия и род занятий совпадают.

Четверо против троих. Честный расклад, ведь у одного из пиратов рук было в два раза больше, чем у обычного человека. И за спиной офицеров не колышутся штандарты «Свирепых тунцов». Происходящее обещает быть самой благородной резней из всех, что когда-либо знал «Дом Красного Быка». С соблюдением всех и всяческих канонов чести.

Не стоит, конечно, забывать – полтора десятка лучших людей Айзенбарда ожидают на улице, перед таверной. На всякий непредвиденный случай.

Коротыш Улыбка и капитан Берес сходятся в центре комнаты, медленно, по полшага, сокращая разделяющую их дистанцию. Наконечник палаша рисует в воздухе идеальной формы кольца. Сабля-пояс, имеющая на каждом из концов специальную прорезь для руки, сейчас выгнулась. Застыла стальной радугой между неподвижными кулаками гнома. Сжатые пружины показались бы рядом с корсаром и стражником мягче вывалившихся кишок. От напряжения вокруг противников тонко звенит воздух.

Пес и Руперт, не сговариваясь, выбирают себе в соперники мангаса. «Ценю вашу помощь, младший лейтенант», – небрежно бросает Руперт. Пес молчит, мысленно прикидывая длину шпаг пирата. Он выше обид на этого лощеного юнца. Хотел бы он посмотреть, как тот один справится с прославленным четвероруким убийцей.

Господин смотритель береговых укреплений изволит подняться. Он так шумно ворочается, отодвигая стул, так выпячивает брюхо, что сразу становится ясно – весь этот спектакль не стоит и ломаного гроша. Рыжий боров, когда нужно, проворен сверх меры и тем не на шутку опасен.

С его мощного запястья небрежно, как дамская побрякушка, свисает на ременной петле булава. Длинный стержень с усеянным шипами шаром на конце. Господин барон на спор колет ею грецкие орехи – так, что нетронутое ядрышко выпадает из треснувшей пополам скорлупы.

– К вашим услугам, мадам, – говорит он Мэри и отвешивает шутовской поклон, растопыривая руки. – Премного о вас наслышан,

Пиратесса громко и с нескрываемым презрением фыркает.

– Мне твои услуги не нужны, толстая жопа. Уд у тебя тонок мне их оказывать,

Пока багровеющий Венга ищет достойный ответ, она поддевает носком подвернувшуюся табуретку. И отправляет ее в круглое лицо барона, цветом приближающееся к разрезанной свекле.

Реакция господина смотрителя достойна высшей похвалы. Рука с булавой описывает полукруг навстречу летящему табурету. Тот с грохотом разлетается в щепки. Одна из них оставляет на мясистой щеке барона кровавый росчерк.

Это служит сигналом к началу боя. С криком «En garde!» Руперт переходит в наступление на Четыре Руки, стремясь поразить его кончиком шпаги в солнечное сплетение. Громкий лязг сопровождает первый обмен ударами между Бересом и Айзенбардом. Мэри Кровь мечет свою цепь в барона.

В офицерском зале «Красного Быка» закружился dance macabre.

Руперт привык выигрывать свои поединки сразу. Глаз опытного дуэлянта быстро определял слабые места противника. За этим следовала молниеносная атака, каскад вдохновенных финтов. И тот главный удар, ради которого все и затевалось. Ни с чем не сравнимый трепет, когда жало эльфийской шпаги проникает в брешь обороны. В щель доспехов. И в дрожащую от предощущения гибели плоть. Ради этого стоило жить и играть в «Архипелаг».

Но сейчас он понял, что невероятно далек от упоительного момента, далек от удара. И как никогда близок к поражению. Ему показалось – он попал в центр бури, где каждая жалящая песчинка была вражеским уколом. Четыре Руки с легкостью отбил все его атаки. И перешел в наступление, нанося удары с огромной скоростью и великолепным мастерством.

С обеими своими шпагами проклятый мангас управлялся одинаково безупречно. На пятом ударе он чуть было не поразил Руперта в печень. Тот успел вытряхнуть из рукавных ножен дагу и парировать смертельный выпад. Тут же на его лоб лег алый штрих. Четыре Руки мог оставить его без глаза.

Руперт поспешно шагнул назад. Споткнувшись об опрокинутый стул, он потерял равновесие. Длинное тело пирата наклонилось вперед, и Четыре Руки нанес удар сверху обеими шпагами – в сердце и в правое легкое. Под удар слева кое-как легла дага, сместив его в сторону. Но правая сторона лейтенанта осталась без защиты.

Раздался громкий звон. Четыре Руки поспешно отдернул шпагу. Скрестил ее со второй, отступая в защиту. Другая пара его рук принялась судорожно перезаряжать пистолет, рассыпая порох и неловко орудуя пыжом.

Пес Войны, отбивший удар мангаса, за плечо удержал Руперта от окончательного падения на пол.

– Позволите пригласить вашу даму на вальс? – спросил он, указывая палашом на корсара. – Обещаю, что буду с ней нежен.

– Сделайте одолжение, – пробормотал Руперт.

Теперь он обязан этому ублюдку жизнью. И еще будет вынужден разделить с ним честь победы над одним из пиратских главарей.

Но, черт побери, это лучше, чем валяться с пропоротым легким. En garde!

Одна ладонь, Это преимущество в длине давал капитану Бересу его палаш по сравнению с абордажной саблей Айзенбарда. Незначительное на первый взгляд.

Но в таком бою любая мелочь может сыграть решающую роль.

Уповая на длину своего оружия, капитан Берес атаковал на мгновение раньше. Он ударил в горизонтальной плоскости, метя ниже подбородка гнома. Он знал, что гибкость сабли не позволит корсару прямо отражать удар.

И верно, Айзенбард пригнулся, отпуская один из концов сабли. Она распрямилась с певучим металлическим звуком. Берес возвратным движением попытался разрубить противнику плечо, но тут же вынужден был отпрыгнуть. Хитрый гном попытался подсечь ему ноги у щиколоток.

Они застыли напротив друг друга, переводя дыхание и собираясь для новой атаки.

Айзенбард кинулся в нее первым. Когда палаш увел его саблю в сторону, он неожиданно бросил ее.

И, собравшись в живой комок, ударил Береса головой в живот.

Если бы не кираса, капитану пришлось бы плохо. Задохнувшись, он отступил назад. Мотающий головой пират, ничуть не оглушенный, вцепился по-борцовски ему в пояс. Дернул «береговика» вниз и на себя. В рукопашной схватке гномы всегда стараются повалить противника. Особенно если тот намного выше ростом.

Кольцо рук Айзенбарда сжалось на его бедрах. Берес попытался повторить трюк с ударом рукоятью палаша в темя. Но почувствовал, как его отрывают от пола. Сила Оскаленного была невероятной.

Бросив меч, капитан, чей позвоночник под давлением гнома угрожающе захрустел, с размаху хлопнул того ладонями по ушам. Рванул за самые большие кольца в ушных хрящах. Айзенбард замычал от боли и, выгнувшись, бросил капитана Береговой Стражи на пол. Наподдал ему «рогом нарвала», дырявя кирасу и целясь пропороть что-нибудь жизненно важное.

Но после столкновения с кирасой и хлопка по ушам у него перед глазами вертелись черные круги размером с монету. И в этих самых ушах что-то тонко звенело. Шатаясь, Айзенбард сумел только поцарапать капитану бок. Зато Берес схватил его за ногу и тоже повалил на пол.

Руки капитана, режась о бороду, сомкнулись на горле главаря корсаров. И так как руки человека были в два раза длиннее, чем у гнома, Берес завладел преимуществом, которое можно было назвать решающим.

Мэри Кровь тем временем сражалась с бароном Венга.

Ее цепь обвила толстую шею барона. Другой ее конец она в прыжке перекинула через потолочную балку. И повисла на нем всей своей тяжестью.

Барон всхрапнул, И, чтобы уберечь свои шейные позвонки от перелома, тоже повис на цепи, вцепившись в нее руками. Мэри качнулась и ударила его каблуками в живот. Барон ухнул.

Трухлявая балка не выдержала тяжести двух повисших на ней тел и сломалась пополам.

Мэри, хоть и не ожидала падения, оказалась на ногах мгновенно. Барону повезло меньше. Падая, он опрокинулся спиной на стол и теперь с нечленораздельными проклятиями ворочался среди обломков.

Не тратя времени, чтобы подобрать свою цепь, Кровь цапнула из-за голенища трехгранный стилет. И прыгнула к господину смотрителю береговых укреплений.

В этот момент большим пальцам капитана Береса удалось кое-как продавить каменные мышцы гнома. И добраться до кадыка.

Упиваясь ощущением победы, он не заметил, как левая рука Оскаленного нырнула за прикрытие бороды. Где разжилась припрятанным ножом.

Им-то Айзенбард и разрезал правую руку Береса от запястья к локтю. Так глубоко, что мышцы провисли лохмотьями и острие проскрежетало по кости.

Берес вопит, и ему вторит тонкий крик Мэри. Коварный барон вовсе не был оглушен падением. Из лежачего положения он ловко разбил булавой коленную чашечку пиратессы.

Кричащая Мэри делает шаг назад, падает на здоровое колено. Ее глаза обреченно провожают руку барона, отводящую булаву для финального удара. После него голова морской амазонки лопнет, как гнилая тыква.

Нож Айзенбарда впустую царапает кирасу. Капитан сползает с противника и пятится назад.

Кидаться к палашу бесполезно, одной рукой им не помашешь. Берес нашаривает на поясе парадный кортик. Сообразивший свою выгоду Айзенбард на четвереньках бежит к абордажной сабле.

– Сдохни, сука! – забыв о благородстве, сипит барон Венга.

Одной рукой он яростно трет распухшую после цепи шею. Вторая замахивается булавой.

Гремит выстрел.

Все замирают на долю секунды. На этот раз оружие мангаса не дало осечки. И Четыре Руки не промахнулся, зная, что второго заряженного пистолета у него нет.

Левый глаз господина смотрителя превращается в неаккуратное отверстие.

Грузное тело падает сразу. Жизни в нем остается не больше, чем в раздробленном молнией дереве. О пол оно ударяется с гулким хлопком, как мешок с мукой, рухнувший с изрядной высоты. Шлеп! И темная лужа, стремительно растекающаяся из-под повернутой набок головы.

Но убийце барона суждено ненадолго пережить свою жертву. Руперт и Пес кидаются на него с двух сторон.

Мангас пропускает выпад шпаги в бедро. Танцующее острие вспарывает мышцы, и гигант теряет подвижность. Оружие Пса с широкого замаха врубается ему в бок.

Под широким лезвием хрустят, ломаясь, ребра. Корсар вопит, уже вслепую размахивая руками. Чисто случайно ему удается ударить Пса эфесом в висок. Младший лейтенант падает, левая сторона его лица лаково поблескивает от крови.

Руперт же успешно отражает неприцельные, но все еще смертельно опасные выпады. Используя инерцию противника, он пружинисто отскакивает назад, за пределы его досягаемости, Он понимает, что с такой раной от палаша Четыре Руки не протянет и минуты.

Но, отступая, Руперт не замечает опасности. Ползущего как краб Айзенбарда, чьи руки вновь сомкнулись на сабле. Стражник натыкается на корсара спиной.

Коротыш Улыбка вскинулся, нанося хлесткий удар с разворота. Широкая сабля прочертила воздух с громким свистом и разрубила спину Руперта ниже кирасы.

На лице знаменитого дуэлянта появилось удивленное выражение. Его рот приоткрылся, из глаз потекли слезы. Он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на своего убийцу. Но из-за разрушенного позвоночника тело его больше не слушалось. Колени подогнулись, и он упал лицом вперед.

Жизнь угасла в его глазах, когда разочарованный пользователь отключился от своего аналога. За секунду до того, как «рог нарвала» пробил его череп за ухом.

С чавкающим звуком отдернув испачканный сапог, Айзенбард тщательно вытер его о рукав покойника. И, стряхивая кровь с сабли, посмотрел на капитана Береса. Последнего, кто должен был сегодня умереть в этой комнате.

Кортик против сабли. Однорукий калека против свирепого и умелого бойца, Капитан Берес был героем, но не дураком.

Его здоровая рука подбросила кортик, перехватывая его за лезвие. Айзенбард усмехнулся. Знаменитая борода надежно защищала его горло, тело скрывалось под кольчугой. Куда собирается метить этот обреченный? Онулыбнулся, блестя железом.

Капитан бросил кортик. Просто так, не стараясь утвердить его в полете Словом. Целясь условно в круглое лицо гнома.

Дзинь! Айзенбард отбил кортик. И тут же двинулся вперед, помахивая гнущейся саблей. Вот и все, капитан. Пора ставить точку.

Здоровая рука капитана нырнула под кирасу. И появилась обратно, сжимая свернутый в трубку пергаментный свиток. Вокруг свитка вился шелковый шнур с блестящей коричневой печатью. Гном-корсар втянул воздух расширенными ноздрями. Свиток за пол комнаты вонял незнакомой Магией. Что еще за уловки?

Не тратя времени, капитан Берес раскусил печать, яростно сплюнул размякшим сургучом. И отбросил свиток прочь. Опасался, что он вспыхнет у него в руках?

Пергамент не загорелся испепеляющим магическим огнем. Айзенбард Оскаленный напрасно метнулся в сторону. У свитка было другое предназначение.

С удивительно громким шорохом он развернулся в воздухе. Его края излучали яркий и чистый зеленый свет. Интенсивность свечения постепенно нарастала, пока на него не стало болезненно смотреть, По комнате протянулись длинные тени.

Черные на зеленом – картина безумствующего сюрреалиста. Возникло гудение, низкое, пульсирующее вместе с магическим светом. Слышимое не ушами, а скорее внутренностями. У гнома оно вызвало желание яростно чесаться.

Висящий б воздухе свиток, сотканный теперь целиком из зеленого сияния, разросся до размеров большого окна. Края его подрагивали, и очертания находящихся вблизи предметов расплывались. Если бы кто-то попытался посмотреть на «окно» сбоку, то не увидел бы ничего. С другой стороны оно. выглядело точно так же – зеленый прямоугольник. На его полное появление ушло не больше двадцати секунд.

Когда они истекли, капитан Берес с разбега бросился в «окно». И, нырнув в него головой вперед, пропал.

Издав полный бешенства крик, Айзенбард бросился за ним следом. Его глаза заслонила пелена ненависти.

Что-то обвило его ногу, и он полетел на пол. Еще не завершив падения, корсар извернулся и рубанул саблей то, что его удерживало, Зазубренное лезвие с лязгом отскочило, наткнувшись на цепь. Щиколотка Оскаленного была обмотана цепью Мэри.

– Проклятие! – закричал Айзенбард. – Что ты делаешь?!

– Успокойся, – пиратесса, сжимающая цепь обеими руками, кивнула на зеленое «окно». – Туда тебе пути нет.

С нечленораздельным рычанием Айзенбард брыкнул ногой, вырывая у нее цепь. Начал подниматься. Во всей его позе было несгибаемое намерение последовать за Бересом.

– Смотри, дурак! – Мэри Кровь нашарила вокруг себя обломок мебели. И запустила его в источник зеленого света.

Полыхнуло. «Окно» поглотило обломок без остатка, плюнув в ответ зеленым огнем. Айзенбард увернулся. Там, куда приземлились светящиеся капли, остались выжженные пятна размером с тарелку. Потыкав в одно из них пальцем, гном обнаружил, что оно проваливается насквозь. Дерево пола стало не плотнее слежавшегося праха.

– Дерьмо! – выразился корсар, потихоньку остывая. – Что это за дрянь?

– Я уже видела такие штуки, – Мэри потихоньку сматывала цепь. – Запасной выход для одного. Маг вписывает в свиток имя владельца и место, в которое он должен быть перенесен. А с теми, кто пытается лезть следом, случаются всякие неприятности. Ты сам видел.

– Значит, этот ублюдок далеко? – подытожил Айзенбард.

– Я думаю, он в самом надежном месте, которое мог себе вообразить, – Мэри сморщилась, оглядывая нанесенную ей рану. – Как ты отнесешься к тому, чтобы понести меня на руках?

– Где бы он ни был, я его достану, – тихо, для самого себя, пробормотал корсар. Подойдя к лежащей Мэри, он впервые в жизни посмотрел на нее сверху вниз.

– Понести тебя? – переспросил он. – Ты путаешь меня со своим многоруким кавалером, детка.

– Он уже не сможет кого-нибудь понести, – холодно сказала Мэри. – Эти твари достали его.

И Айзенбард услышал доносящиеся из угла хрипы.

Четыре Руки был силен. Жизнь вытекала из его разрубленного тела медленно и неохотно. Струилась густым потоком темно-коричневого цвета. Засыхая, этот ихор становился черным и не смывался никакой водой.

Узкие глаза мангаса неподвижно смотрели вверх. Лишь незаметные движения зрачков и век говорили, что их владелец живет. И еще иногда воздух с сипением оставлял длинную треугольную рану в груди.

Мэри протянула руку и кончиками алых ногтей прикоснулась к подбородку мангаса.

– Ты слышишь меня? Ответное движение глазами,

– Ты понимаешь, что рана слишком серьезная?

Четыре Руки опустил веки. Он все понимал, он держался так долго, чтобы браслет за его жизнь достался друзьям. Такие, как он, умели заставить смерть подождать.

–Я могу сделать это для тебя, – голос Мэри звучал ровно.

В ее мыслях не было приза от Хозяев Архипелага, который ждет убийцу такого воина, как Четыре Руки. Она думала, что, оказывается, это больно, когда тебе вырезают сердце. А сколько раз она не задумываясь проделывала это с другими?

– Ты разрешишь мне?

Губы мангаса шевельнулись. Он пытался сказать «да».

Мэри достала стилет, ласково огладила кончиками пальцев горло мангаса. Все должен сделать один удар. Прощальный поцелуй стали.

– Отвернись, пожалуйста, – попросила она Айзенбарда. Гном хмыкнул, пожал плечами, но отвернулся. Надо же, никогда бы не заподозрил в ней такую сентиментальность.

Закончив потеху в таверне, они должны были запалить ее с четырех углов. Еще одна месть Городу и сигнал скопившейся у берега пиратской эскадре. Горящее здание «Красного Быка» будет хорошо видно с моря.

Жаль, потеха вышла не слишком веселой. И сил затевать пожар самим уже не осталось.

На улице Айзенбард позвал своих людей и передал им опиравшуюся на его плечо Мэри. Отправил двоих вынести тело их боевого друга. «Чернокрылых» пристало хоронить в море, а не сжигать, как сухопутных крыс.

Ему протянули зажженный «вечный» факел. Цепочка дрожащих, но не гаснущих заговоренных огней окружила таверну.

Надо было, наверное, сказать что-нибудь этакое, но в голову ничего не лезло.

– Пусть суки сгорят! – хрипло крикнул Айзенбард Оскаленный. – Жги!

Рассыпая искры, факел полетел в открытую дверь. А за ним другие.

– Ну, господин Янус, – старик поставил последнюю точку и теперь закрывал книгу, возясь с металлическими защелками. – С формальностями покончено. Сожалею, что пришлось отнять ваше время, но правила есть правила.

Антон поклонился,

– Временем вы вольны распоряжаться, как никто другой, – ответил он и сам же удивился своему высокому слогу.

Пребывание в Мультиверсуме пагубно сказывается на состоянии его мозгов? Или к его модулю незаметно подключился тезаурус, действующий на Архипелаге? Подобные трюки практиковались создателями игры для большего «вживления в роль». Встроенные фильтры автоматически преобразовывали современную речь и жаргон в архаичные семантические конструкции. Хочешь сказать кому-нибудь: «Отвали, козел вонючий», а получается: «Пошел вон, смерд».

– Позвольте теперь мне сопроводить вас к Порталу Архипелага, – старик спустился с возвышения и сделал приглашающий жест. – В силу необъяснимого отсутствия Привратника его обязанности тоже приходится выполнять мне.

Портал Архипелага – это огромная, в два человеческих роста, двухстворчатая дверь, изготовленная целиком из серебра. На ее створках выпуклый орнамент – стилизованная карта Островов с гигантскими рыбами, дующими в трубы кучерявыми амурами, розой ветров и прочими украшательствами. Поперек двери огромный засов, сдвигаемый хитроумным механизмом из зубчатых колес и рычагов.

При взгляде на это сооружение внутри Антона шевелится утраченное восприятие «призрака». Что-то цепляет обвисшую, но не порванную струну. И в ответ рождается слабый, однако уже слышимый звук. Хакер вслушивается в него с недоверием и надеждой.

Сопровождающий его старик вытягивается по мере возможности, стремясь принять торжественный вид. С собой он, оказывается, прихватил здоровенную косу с начищенным лезвием. И большие песочные часы. Песок в часах почему-то черный.

– Портал Архипелага! – восклицает он с энтузиазмом. Тут же его лицо делается несчастным и озабоченным. – Ключи, – сконфуженно бормочет он себе под нос, – куда я мог подевать ключи?

Антон, не обращая на него внимания, разглядывает Портал. На его губах проступает рассеянная улыбка узнавания.

– Простите, вы не могли бы подержать это? – Старик дергает Антона за рукав, отвлекая его от созерцания дверей. Сует ему песочные часы. Прислонив косу к каменной арке, он охлопывает себя ладонями. – Куда же я их подевал? Ключи, ключи…

– Ключи? – спрашивает Антон. – Зачем они нужны? Ведь здесь нет никакого замка. И никакой двери.

То, что представлялось металлической дверью, – несложная программа для авторизации пользователя. Снабженная проверкой пароля и средством ведения логов. Не так давно он бы миновал ее, даже не заметив.

Что мешает ему сделать это сейчас? Ведь двери – это специальность жителя Архипелага по имени Янус.

– А, вот они! – торжествующе восклицает старик, извлекая из-под рясы огромную связку ключей. – Извините, что заста…

Он не договаривает, забыв от удивления прикрыть запавший рот. Антон, вытянув перед собой руки, шагает вперед. Прямо в закрытый Портал.

И всколыхнувшееся серебро двери поглощает его бесследно.

– Эх, молодежь, молодежь, – ворчливый голос старика наперегонки с эхом гуляет по старой церкви. – Вечно в спешке. Доходит уже до того, что дверь забывают перед собой открыть,

Его громкие сетования постепенно стихают, превращаясь в неразборчивое «бур-бур-бур». Вновь подхватив жестяные ведра, старик долго смотрит вверх, на испорченную фреску.

Предстоит нелегкая работа. И поблизости не видно лестницы, чтобы лезть под купол.

Старик вздыхает. От этого глубокого и сильного вздоха его тело раздувается. Горб на спине шевелится, изменяя свою форму. Громко трещит ветхая ряса.

Раздавшийся следом звук тоже похож на вздох. И на хлопок от развернувшейся большой мокрой тряпки. За ним следуют еще несколько громких хлопков, и невиданно откуда взявшийся ветер кружит по углам.

Похоже, что это хлопают огромные крылья.

Антон ожидал привычного головокружительного падения. Теперь уже не на Город, а на раскинувшийся в водных просторах Архипелаг. Он даже затаил дыхание в предощущении разворачивающейся под ногами пустоты.

Но под его подошвами стеклянисто хрустнул прибрежный песок. А справа, как раскатанное великанами полотно, лежало море. Каждый его глубинный вздох с мерным рокотом выгибал горизонт,

Обернувшись, Антон не увидел двери, из которой вышел. Насколько хватало глаз, во все стороны тянулась полоса белых скал. Вершины, острые до слабости в коленях, резали небо.

Он пошел вдоль берега, недоумевая относительно места, в которое попал. Что еще за изменения были внесены в игру с тех пор, как он был здесь последний раз?

С каждым шагом Антона охватывали все более противоречивые чувства. Мультиверсум – он, в сущности, как сон. В нем всегда не хватает чего-то до полного соответствия действительности. Какой-то мелочи. Например, запаха.

Здесь же, на этом пляже, где в одной точке сошлись перевернутый Грааль неба, море чьих-то безутешных слез и лунные скалы, было все. И все ощущалось как реальное, твердое, настоящее.

Море пахло морем, собой. Взятый в руки голыш удивлял влажным богатством красок и гладкостью в кулаке. И это было хорошо знакомо, привычно, не раз уже пережито.

Тот, кого ты встретишь на этом берегу, должен оказаться если не старым другом, то уж точно хорошим знакомым.

А может быть, умершей подругой, не знающей о своей смерти. И маленьким мальчиком – аналогом, искусственного разума, подарившего ей новую виртуальную жизнь. Так развивались события в романе прошлого века, который они читали в школе. Как же он назывался?

Антон улыбнулся, наслаждаясь возможностью не помнишь, как не помнят все люди. А не те, чья память лежит в банковском сейфе или вообще стерта напрочь. Он запустил голыш прыгать по смирным волнам, считая каждый всплеск. Один, два, три, четыре…

На четвертом камешек нырнул. И Антон увидел ее.

Она сидела, свесив босые ноги к воде. На большом валуне с гладкой верхушкой и подножием, темным от набегающих волн. Пока Антон шелк ней, он успел разглядеть массу ненужных деталей. Выцветшую голубую майку. Джинсы, неровно, с бахромой, обрезанные выше щиколоток. Браслет-фенечку из древесной коры.

А вот лица не было видно за ниспадающими темными волосами. Хотя он чувствовал, что она наблюдает за его приближением.

Когда Антон подошел вплотную, она подобрала ноги, обхватила их руками и положила подбородок на колени. Взгляд ее был теперь обращен в сторону моря.

– Привет, – осторожно сказал хакер.

– Привет, – отозвалась она, – Ты, наверное, Антон?

– Наверное, – он даже не удивился. – Ты извини, но я тебя не знаю.

Она повернулась, движением головы откидывая волосы назад. И посмотрела на Антона серьезными темными глазами. Под ними лежали тени – она недавно плакала или давно не спала, В остальном это было молодое, очень приятное и даже красивое лицо. Совсем незнакомое Антону.

– Меня зовут Ира, – представилась она.

– Очень приятно, – вежливо кивнул Антон. – Знаешь, Ира, я абсолютно уверен, что вижу тебя первый раз. И не могу избавиться от ощущения, что мы уже где-то встречались. У тебя нет сестры –близнеца?

– Нет, – она улыбнулась хорошей, открытой улыбкой. – Но у меня раньше была другая прическа.

Они посмеялись. Потом Ирина стала очень серьезной. – У нас мало времени, – сказала она и кивнула на пояс Антона. Опустив глаза, он увидел, что справа на бедре у него висит футляр из кожаных ремешков. А в нем – песочные часы горбатого старика. Черный песок в них пересыпался больше чем на две трети.

– А что случится, когда весь песок высыплется? – спросил Антон. В девушке чувствовалась осведомленность, которой ему не хватало.

– Место твоего назначения перестанет существовать, – ответила Ира. – Поэтому нам лучше обойтись без расспросов. Что-то сможет прояснить тебе Глеб, что-то ты вспомнишь сам.

– Ты знакома с Глебом?

Ира опять улыбнулась, но теперь по-другому. Это была направленная внутрь, своя, полная тайны улыбка. И кивнула. Непокорные волосы опять упали, заслоняя ее лицо.

– Это тебе, – сказала она, протягивая Антону руку. – Я должна тебе его дать.

На ладонь хакера лег большой медный ключ с ажурной головкой. Его вид наводил на мысли о старых, заросших пылью сундуках. Скрипучих дверях, обшитых металлическими полосами. И огромных замках, сделанных в виде пастей зверей или чудовищ. Антон сомкнул пальцы и почувствовал холодок, исходящий от ключа.

– На вопрос, что мне с ним делать, конечно же, времени не осталось, – сказал он с иронией.

– Если честно, то я сама не знаю, – пожала плечами Ира, – Как насчет открыть им какую-нибудь дверь?

– А что теперь? –спросил Антон.

Ира спрыгнула с камня и, подойдя вплотную, нежно поцеловала его в щеку. Как уронила теплую каплю дождя.

– Иди, – сказала она. – Тебя уже ждут.

Он хотел что-то сказать, но она положила указательный палец ему на губы. И покачала головой. Так они и расстались в молчании.

Наверное, это было самое лучшее прощание, которое можно придумать.

Прямоугольник окна тревожно отсвечивал в темноте багряным. Его заслонила фигура поднявшегося с постели стражника.

– Ого! – сказал он, опираясь грузным телом на подоконник. – Горит на набережной! И еще как!

– Что там горит? – сонно спросили его сзади.

Казармы Береговой и Городской Стражи были построены на высоком холме. Это давало неплохой обзор на остальной город. Стражник высунулся из окна по пояс.

– Горит около «Красного Быка», – определил он. – Ба, да это же сам «Бык» и горит!

– Ну да? – не поверили ему. – А не врешь?

– Сам посмотри.

Стражник набрал полный рот слюны и попытался доплюнуть до телеги с сеном, стоявшей внизу. И хоть из десятка ее сестер она была ближайшей, плевок преодолел только треть расстояния. Разочарованный стражник утер рот рукавом и собирался было уже отойти прочь от окна. Но что-то опять привлекло его внимание. Он застыл, вглядываясь в полумрак.

Вокруг упомянутых телег, появившихся вечером напротив казарм неизвестно за какой надобностью, задвигались смутные фигуры. И не просто так задвигались, а споро разбрасывая нагруженное на телеги сено.

Результат не замедлил себя обнаружить. На телегах были установлены, ни много ни мало, «средние тритоны». Заряженные и полностью готовые к бою.

Вот над ближайшим из них, тем самым, в которого стражник самонадеянно метил плевком, склонились двое. И с громким треском туго свитых жил орудие выстрелило.

Стражник с криком метнулся от окна, переполошив остальных. За его спиной, выламывая раму, влетел в комнату здоровенный глиняный горшок. И, описав пологую дугу, рухнул на пол.

Острый зазубренный осколок глубоко порезал ягодицу улепетывающего стражника, но вовсе не это было смертельно. Из разбившегося горшка во все стороны расплескалась густая жидкость с резким запахом. Миг спустя она вспыхнула с негасимой яростью «бродячего огня».

Стражник, облитый жидким пламенем с ног до головы, превратился в кричащий живой факел. И не он один. Попытки тушить «бродячий огонь», лишив его воздуха с помощью стеганых одеял, были напрасны – чертово зелье горело даже в воде.

А в выбитое окно, наполняя воздух леденящим свистом и смертью, летели выпущенные снизу стрелы.

Обстрел казарм продолжался недолго, пока хватило боеприпасов к «тритонам». Но этого было достаточно, чтобы огонь охватил все здания, где были расквартированы стражники. А также прилегающие кузни, арсеналы и конюшни.

Те, кто спасались от пламени, умирали под стрелами или топорами пиратов, не успев надеть броню и вооружиться. Такого бесславного избиения Стража не знала за всю свою историю.

В это время «чернокрылые» беспрепятственно подошли на баркасах к главному причалу и начали высадку. Комендант порта, получив известие об этом, не задумываясь бросил им навстречу звено «Алмазных крабов»,

Десантникам было приказано удерживать мраморную лестницу, ведущую в город. И с приходом подкреплений сбросить корсаров обратно в море. План коменданта был не так уж плох – ширина лестницы позволяла «чернокрылым» идти в атаку только по трое за раз.

Но тут выяснилось, что верхние ступени залиты маслом. И бойцу в доспехах удержаться на них не проще, чем на гладком льду. В довершение всего пираты забрасывали снизу ременные арканы, чтобы оплести неуклюже балансирующих «крабов». Стаскивали их вниз и там уже стилетами нащупывали подходящее отверстие в панцирях.

А спешащее к десантникам подкрепление, наскоро сформированное из патрулей Городской Стражи, было перехвачено в узеньких портовых улочках свирепыми бойцами Айзенбарда. О дальнейшей его судьбе известно немного.

Но сам легендарный главарь не участвовал в резне. Намереваясь запалить весь квартал, прилегающий к «Дому Красного Быка», он замахнулся «вечным» факелом, чтобы перебросить его через невысокий забор…

И факел, пропитанный горючими составами гномов, в его руках стал тем, чем он был изначально, Палкой, обмотанной куском пакли. Невидимые мокрые пальцы сжались на факеле, гася его как спичку.

Айзенбард выругался. Пока еще раздосадовано, без удивления. Но тут погасли факелы и у других. Соленый ветер, дувший с моря, набрал мощь и сделал то, что было не под силу даже ливню,

Гном-корсар почувствовал, как его пробрало холодом до самых костей. Нечто подобное он испытал, когда первый раз увидел море. В тот день ему удалось победить свой страх.

Сможет ли он сегодня?

Второй подземный толчок был ненамного сильнее первого. Но именно он обрушил ветхие своды Ключевой Башни, погребая занявших ее корсаров. Вслед за этим усилившееся штормовое поветрие начало срывать с крыш черепицу и валить с ног редких ночных прохожих.

Третий толчок оказался роковым для многих и многих изделий из фарфора. А также двух мерзких горгулий с крыши Городского Совета. И навсегда поломавшейся Клепсидры Двенадцати. Вода безмятежно истекла из ее треснувших сосудов, и кое-кто говорил, что в ней кишмя кишели мелкие морские гады.

После третьего толчка в Городе погасли даже те огни, что поддерживались Словом и различными начертаниями. Все попытки возжечь их заново были напрасны.

Погасла таверна «Дом Красного Быка», частью превратившаяся в закопченный остов. Утих пожар, глодавший казармы Стражи. Уцелевшие их обитатели, вооружившись как следует, дали пару густых залпов из «малых тритонов». И пошли в атаку со всей свирепостью обреченных. Ошеломленные корсары почти не сопротивлялись и полегли прямо на склонах холма.

После четвертого толчка высокая волна смыла большую часть пиратских баркасов обратно в море. Чем изрядно охладила пыл «чернокрылых». Превратить этот пыл вовсе в хладный пепел суждено было резервам десантных отрядов. И конной гвардии Отцов, возглавленной лично капитаном Бересом.

Висящая на свежей повязке рука последнего вовсе не умалила его способностей командира. Орудовать палашами, в конце концов, могут и другие.

До того как пятый и шестой толчки, слившиеся в один, окончательно сокрушат «Дом Красного Быка», из него выберется Пес Войны. Обгорелый, но целехонький. Если не считать здоровенного, во всю левую сторону лица, кровоподтека.

Встряхивая гудящей головой, он побредет по улице, чудом не наткнувшись на ватагу Айзенбарда. Ему будет казаться, что земля взбрыкивает у него под ногами из-за удара, который ему достался. Но остров и вправду ведет себя как норовистая лошадь, пытающаяся сбросить с себя всадника – Город, в жадно разверстую пасть пучины, уже поглотившую сегодня карательную экспедицию.

Последний из ее кораблей – «серый лебедь» – бежал обратно в бухту. И ослепшим от ужаса кормчим был направлен прямо на Большую Цепь, поднятую корсарами.

Сокрушив себя о неприступное железо, он пошел ко дну.

Испортилась погода. Прилетающие с моря порывы ветра стали хлесткими и злыми. Небо нахмурилось и окропило Антона первыми холодными каплями. Темнело.

Хакер зашагал быстрее, озабоченно поглядывая на подвешенные к поясу часы. К словам Ирины он решил относиться серьезно.

Закатный вечер сменился мутными сумерками, готовыми вот-вот стать непроглядной и опасной темнотой. Впереди замаячили утлые строения, жмущиеся друг к другу. Антон споткнулся о перевернутый вверх дном рыбацкий челн. Чудом удержав равновесие, сочно выругался.

Повременив с продолжением пути, он уселся верхом на лодку, чтобы проговорить пару хакерских мантр. Он хотел обрести ночное зрение и привычную невидимость. Чтобы не спотыкаться о лодки и беспрепятственно ходить по Городу.

Здесь-то, в двух шагах от опустевшего поселения контрабандистов, и нашел его Мертвец.

Заставив себя как следует не верить в окружающий сумрак, Антон разбавил его до неопределенной дымки. Видимость в ней была так себе, но значительно лучше, чем в полной темноте.

Тогда-то хакер и заметил приближающуюся к нему фигуру. Из внешних примет в глаза ему бросились круглая шляпа и болтающаяся на плече котомка. Целеустремленность их обладателя говорила, что добиться невидимости Антону так и не удалось.

А может быть, мелькнула неуютная мысль, этот незнакомец видел скрытое, подобно сторожевым ангелом.

– Здравствуй, Антон, – сказал высокий человек в рыбацком плаще-дождевике, разом рассеивая большинство сомнений в себе. – Я рад, что мне не пришлось тебя долго искать.

– Я тоже, – хакер поднялся, обнаружив, что в своем нынешнем виртуальном воплощении он ниже собеседника на голову. – Ты Мертвец?

– Верно, как и то, что ты Янус, – усмехнулся Мертвец. – И то, что нам лучше говорить по дороге.

– Времени у нас нет, – подхватил Антон. – Я знаю.

Их обступили убогие, крытые соломой домишки окраины, перемежающиеся крохотными двориками, где сохли сети и вялились связки рыбы. Шагавший впереди Мертвец обернулся к Антону.

– Я знал, что скоро умру. С того момента, как Волох навестил мой отдел в «Неотехе» и узнал меня в лицо, – сказал он, пробуждая соответствующие воспоминания в голове Антона. – Но я никогда не думал, что после смерти попаду сюда, – он обвел рукой окружающий их средневековый пейзаж.

«Ты не Георгий Светлов, – хотел сказать Антон. – Ты программа, впитавшая его память и особенности его личности». Но не сказал.

Кем на самом деле считает себя Мертвец, говорящий от имени покойного эколога, – это вопрос. Ответ на который человеческий разум может и не вместить.

– Ты знаешь, что в инфопространстве «Архипелага» существует «нора», ведущая на сервер «Неотеха»? – спросил Антон Мертвеца.

Тот кивнул.

– О ней было известно Рыбаку, – сказал он. – Но Крысиный Король никогда не имел доступа к лазейкам Баграта – они были конкурентами. А теперь я не могу взломать ее и даже найти. Мои способности сильно ограничены. Оракул не хотел, чтобы я обрел чересчур много свободы.

– Поэтому понадобился я, – с полувопросительной интонацией ввернул Антон. – Как пригодное к употреблению орудие.

Мертвец покосился на хакера:

– Ты себя недооцениваешь, Мастер Дверей. Как ты думаешь, будь ты просто орудием, стал бы возиться с тобой беглый ангел Тэньши, обучая тебя слиянию реальностей? Или тот же Оракул, отдававший тебе львиную долю своих огромных ресурсов? Он даже создал для тебя Марту, частью как набор имплантированных воспоминаний, частью как виртуального персонажа, к которому ты стремился.

– Так, значит, Марты не существует? – спросил Антон.

И удивился, что эти слова не рождают внутри его никакого отклика. Как мертвое эхо в давно опустевшем доме.

– Конечно. Ты сам об этом уже догадался.

И Антон молча признал, что это так, Запах, запах… Марта – это розмарин и мускус, а Дарья Завада пахла совсем по-другому.

Это ведь делало бессмысленным все, что он до сих пор считал важным. Да?

Стук копыт в соседнем переулке – горсть железных орехов, рассыпанных по мостовой. Из темноты хлынула кавалькада блещущих сталью всадников под гвардейским штандартом.

Месиво оскаленных конских морд, торчащие шипы наколенников, шестигранные звездочки шпор. Оголенные лезвия палашей и «носатые» пики с неласково изогнутыми крюками у острия. Смотанные у седел «тарантулы» – метательные сети в бахроме из свинцовых шариков. Все это пронеслось мимо, нет, сквозь Антона!

Он застыл, остолбенев. А искры, выбитые подковами замыкающего шеренгу коня, уже гасли за поворотом.

Приблизившийся Мертвец коснулся его плеча.

– Чего ты встал? – поинтересовался он. – Передумал идти?

– Честно говоря, я поверил, что меня затопчут, – признался Антон.

– Ну да? – его спутник насмешливо качнул шляпой. – Ты же «призрак», забыл? Они тебя увидеть не могут, не то что затоптать.

– А как же ты? Ты же меня видишь.

– Я? Ну, у нас, мертвецов, с призраками особые отношения, – Мертвец двумя пальцами ткнул поля шляпы снизу. Чтобы Антон видел, как он ему подмигивает. – Пойдем, а то мало ли кто еще сейчас выскочит. Куда, кстати, мы направляемся?

– В гостиницу «Молочное море», – ответил Антон. – Навестить тамошнего хозяина.

В двух кварталах от цели они почувствовали, как земля ходит у них под ногами. Тошнотворное чувство, будто стоишь на гигантской порции дрожащего желе.

– Четвертая Скрижаль, – сказал Мертвец. – Вскипит море и падут многие защитники земной твердыни. Народ Глубин поднимет голову, слушая голос великого шторма. Нам и правда надо поторопиться.

Вид Айзенбарда Оскаленного был страшен. Даже сверх обычной меры. Его черный кафтан и лысая голова были испачканы подсыхающей кровью и содержимым кишечника лошади, чье брюхо он разрубил. Корсар с небольшим успехом утирался плащом переломившего себе шею всадника и выслушивал доклады своих людей. Большей частью неутешительные.

Скорость, с которой Отцы Города стягивали отборные силы к оккупированному порту, делала невозможной длительное сопротивление. А первоначальные планы запалить все, что горит и не помещается на баркасы, столкнулись с необъяснимым. Любое горючее отказывалось воспламеняться или гореть дольше пары секунд.

Все чаще «чернокрылые» роптали и просились обратно в море. Пока оно не заглотило остаток кораблей, а их самих не растоптали «крабы» и гвардейцы. Так недалеко и до бунта.

Пока невеселые мысли бродили в голове Айзенбарда, к нему подвели заморенного человека в съехавшей набок алой с черным косынке. Ее узор принадлежал одному из малых пиратских кланов, не пошедших сегодня в набег на Город. Они остались сторожить тайные убежища в окутанных колдовскими туманами скалах. Те самые, в которых «чернокрылые» спрятали своих жен, детей и награбленные сокровища.

Человека поддерживали двое ребят Айзенбарда.

– Он просил встречи с тобой, – сказал один из них. – Говорит, что принес страшные вести.

– Тогда, разрази его гром, пусть откроет пасть и начнет вещать, – отчаявшись содрать грязь с кафтана, Айзенбард принялся за испачканное лезвие сабли. – Или он боится испугать старого трусливого коротышку?

Вестник заговорил:

– Твоя храбрость известна, старейшина Айзенбард. Пусть же она поддержит нас в час тревоги и отчаяния.

– Подвязывай с болтовней, – сурово велел гном. – Давай к делу, пока сволочи гвардейцы не посажали нас на крюки.

И вестник рассказал ему все.

Море прибило к скалам обломки, в которых опознали стрелковую башенку «драконьей черепахи» и такелаж галеры «береговиков». Позднее разгулявшиеся волны разбили о камни несколько спасательных шлюпок. Экипаж одной из них выловили с целью допроса и последующего утопления.

Временно спасенные, большей частью матросы «серого лебедя», поведали о морских чудовищах с телами людей и клыкастыми пастями акул. Они поднялись из глубин, чтобы взять на абордаж, их корабли.

И взяли.

Даже неустрашимые «тунцы» при реве гигантских раковин, заменявших морским воинам боевые трубы, бледнели и роняли свое оружие. Что уж говорить о простых бойцах и матросах, истребляемых десятками. Кроме того, глубинным нелюдям были подвластны рукоголовые кракены размером с десантную баржу. И огромные скаты, исторгающие из тел убийственные фиолетовые молнии.

На кракенах и скатах терпение у допросчиков кончилось. Болтливых выше всякой меры матросов повязали общей якорной цепью и утопили в одном из гротов. Пусть рассказывают свои байки рыбам,

А спустя малое время морской ужас явился и в потаенные пещеры «чернокрылых».

– Они убили всех, – сказал вестник, бледнея при свежих воспоминаниях о случившемся. – Они охочи до живой плоти, и зубы у них правда как у акул, – откинув полу куртки, он продемонстрировал намокшую от крови повязку на боку. – И каждый из них стоит в бою воина с четырьмя браслетами.

– Короче, настоящие исчадия ада, – мрачно подытожил Айзенбард. – Именно так говорят легенды о Меерфольке.

– Меерфольк? – переспросил один из «чернокрылых». – Это значит, что наступает конец света?

– Прямо в точку, – кивнул Оскаленный. – И будь я проклят, если это не мы его поторопили.

Гостиница «Молочное море» выглядела заброшенной. Ни одной лошади у коновязи, плотно закрытые ставни и дверь. Над трубой не курился дымок, и не было слышно звуков развязной гульбы на первом этаже.

– Совсем тихо, – сказал Мертвец. И постучал в дверь кулаком.

Сперва по ту сторону царило молчание. Потом раздались шаги. Из открывшегося в двери окошка взглянул налитый кровью глаз с очень синей радужкой.

– Что надо? – недружелюбно спросил хозяин глаза.

– Мы пришли к Багру, – ответил Мертвец. – Со словами: «Треска нынче дешева».

– Нынче ваша треска на хер не нужна, – ответили из-за двери. – Багор гостей не принимает. Отвалите.

И окошко захлопнулось.

– Однако это невежливо, – сказал Мертвец, опять занося кулак.

Но Антон решительно отстранил его со словами: «Разговоры – дело долгое». И с натугой протиснулся сквозь дверь. Сбитую из досок толщиной в ладонь и заложенную, кроме того, двумя чугунными засовами.

За дверью оказался обеденный зал, хорошо знакомый одному прыткому малому по имени Камбала. А в нем удивленно застывший помощник Багра. Плечистый здоровяк, в котором огромные шестипалые кулаки и гладкая кожа на месте левой глазницы выдавали мангаса.

Посвященные знали о нем больше. Урод был цербером виртуальной гостиницы. Программой-сторожем, способной вышибить отсюда любого нежелательного пользователя, стерев его аналог и искалечив базис.

Антон с облегчением почувствовал, как в этом хакерском оазисе к нему возвращается нормальное мышление. Запрограммированные паттерны «Архипелага» теряли здесь свою силу. Теперь игра пойдет по другим правилам.

– Доступ несанкционирован! –рявкнул мангас, вытягивая к Антону длинные руки.

Вокруг аналога по имени Янус возникли угрожающие завихрения виртуальности. Но ни одно из них не затронуло его структуру. Даже защите, установленной Багратом, «призраки» были не по зубам.

Мангас-привратник отдернул руки и отступил назад. Его единственный глаз раздулся до размеров куриного яйца и исторг яркий луч голубого света. Еще одно бесполезное информационное оружие.

Входная дверь задрожала и разлетелась на мелкие кусочки. Размазанный силуэт, в котором с трудом можно было узнать Мертвеца, ворвался в гостиницу. Он двигался со скоростью, доступной ангелом, раз в пять быстрее двух пользовательских мегабит. Перед ним катилась невидимая волна, опрокинувшая мангаса навзничь.

– Тук-тук, – сказал Мертвец, надвигаясь на привратника. Из его широкого рукава выскользнул садистского вида крюк.

Острие с маху впилось в огромный глаз урода.

Прищурившись, Антон увидел, как программное ядро цербера разлетелось на не подлежащие восстановлению осколки. Тело мангаса вспыхнуло и сгорело без дыма, оставив на полу выжженный силуэт.

– Мне показалось, что он тебе досаждал, – сказал Мертвец.

Антон подумал, что он немного рисуется. Но расправа над цербером и правда была впечатляющей.

– Не очень, – ответил хакер ему в тон. – Но было круто увидеть тебя в деле. Чем это ты его накрыл?

– Господин Мураками, наблюдающий сейчас за твоей сессией, знал прообраз этой утилиты, – Мертвец повертел крюк в ладонях, – Ультимативный экземпляр сетевого оружия. Токарев называл его «крючком для ангелов».

Конец света означает, что каждый теперь сам за себя. Какой смысл держаться прежней ватагой? Если не затопчут гвардейцы, так сожрут морские твари.

Это рассуждение было не в духе Айзенбарда Оскаленного, благородного корсара. Но пользователь, скрывающийся в его теле, настоял на своем.

Прихватив с собой троих самых надежных и преданных бойцов, Коротыш скрылся в ночи. Не прощаясь с остальными.

Ему удалось опередить атаку десантников, поддержанных остатками Береговой Стражи. После нее Артель Железной Бороды перестала существовать. Окруженная, загнанная в узкий тупик и изрубленная до последнего.

А ее главарь направлялся тем временем в гостиницу «Молочное море». С намерением воспользоваться одной из тамошних магических Дверей, чтобы покинуть гибнущий остров.

На его поясе висел сегодняшний трофей – парадный кортик капитана Береса. Корсар прихватил его, польстившись на крупный рубин, вделанный в рукоятку. Он не подозревал, что в красных глубинах камня живет малый дух. Совершенно мирный и безопасный, однако исправно оповещающий владельца кортика о своем местонахождении.

Алчущий мести капитан прекрасно знал, где находится его враг. И стремился ему навстречу во главе отборной дюжины гвардейцев.

А Псу Войны суждено было оказаться в месте их встречи в силу случайности. Если таковой, конечно, можно назвать хитросплетения судеб этих троих.

Совсем скоро. Совсем.

Им не пришлось долго искать хозяина.

Антон услышал однообразные вопли, доносившиеся со второго этажа. Кто-то выкрикивал одну и ту же фразу: «Не надо! Не надо! Не надо!» И так без конца.

– У меня от этого парня мороз по коже, – сказал Антон, имея в виду крикуна.

Мертвец промолчал. С очень сосредоточенным видом он шел по коридору, похлопывая своим крюком по ладони. Антону показалось, что он даже принюхивается.

– Дверь где-то здесь, – сообщил он хакеру, – Но я не могу определить точные координаты кластера. Толстяк был все-таки чертовски талантливым программистом.

– Был? – удивился Антон. – Почему «был»? Пару дней назад я застал Баграта в добром здравии,

– А, ты не в курсе. Он получил свое, – Мертвец чиркнул ребром ладони поперек кадыка. – Клуб «Молоко» разгромили, а твой добрый знакомый – Юрген – перерезал ему глотку,

Антон переваривал новость, избавляющую его от неудобных обязательств перед покойным. Навряд ли наследники Баграта, если у него таковые были, продолжат охоту за беглой «крысой». С этой стороны все поворачивалось очень даже неплохо.

– Вот так-так, – протянул хакер. – Земля тебе пухом, Баграт. Теперь ясно, почему он кричит.

Вестник, оставшийся без хозяина. Антону уже приходилось сталкиваться с подобными случаями в Мультиверсуме. Брошенные виртуальные двойники напоминали безумцев. Они совершали непонятные действия и выкрикивали бессмыслицу. Толку от них не было никакого, и их безжалостно стирали.

К хозяину гостиницы «Молочное море» некому было проявить подобное милосердие. Поэтому комнату на втором этаже денно и нощно оглашали громкие вопли. Последние слова Баграта перед смертью.

Стоя перед открытой дверью, Антон поежился, борясь с желанием заткнуть уши. Не слишком ли много мертвецов на одного скромного хакера?

– Привет, Багор, – сказал он, входя в комнату.

Вестник – в противоположность своему покойному хозяину высокий и очень худой тип – замолчал. Прислушался. Но спустя мгновение крики возобновились. Антон яростно помотал головой.

– Ну и как ты предполагаешь расспрашивать его про Дверь? – поинтересовался он.

– Расспрашивать? Кто говорил о расспросах?

С этими словами Мертвец подошел к Багру. И, вытянув руку, медленно погрузил пальцы в его голову. Пошевелил ими там, внутри. Зрелище было отвратительное, но процедура оказалась плодотворной. Вестник смолк и застыл, вращая глазами.

– Те, кто полагают аналоги пустыми оболочками, глубоко ошибаются, – задумчиво сказал Мертвец. – Внутри у них немало интересного. С определенной точки зрения они даже обладают собственными воспоминаниями.

– Ты имеешь в виду логи предыдущих сессий? – В Антоне проснулось профессиональное любопытство.

– Я имею в виду воспоминания, – Мертвец внимательно посмотрел на него через плечо. – А некоторые виртуальные оболочки, Антон, скрывают в себе душу.

Они встретились возле самого «Молочного моря». Там, где волны разбивались о высокий парапет набережной, все чаще перехлестывая через него.

Буря крепчала. Гром перекатывал в небе чугунные ядра размером с гору. Молнии делали ночь прозрачной, как день.

Капитан Берес придержал испуганно гарцующего коня. И здоровой рукой подал своим гвардейцам сигнал «врассыпную».

«Вот и свиделись!» – хотел крикнуть Айзенбард, но решил не драть глотку. Уж больно шумело разгулявшееся море.

Промолчал и Берес, Его поднятая рука сжалась в кулак. Двенадцать всадников опустили пики параллельно земле. Коротыш и его люди расположились спина к спине так, чтобы сбоку их прикрывал парапет. Пиратов было мало, и капитан считал их участь решенной, Он махнул рукой, подавая сигнал к атаке.

Из-за угла вывернул Пес Войны и замер, вглядываясь. Ледяные струи ливня жалили его прямо в лицо, перемежаясь с угрожающе большими градинами. Но ему удалось различить, что нападающие с одной стороны несомненно гвардейцы. И он побежал им на помощь, вздымая над головой верный палаш. Этой ночью еще оставалось время для подвигов.

Увы, гвардейцы не отличались таким же хорошим зрением. Увидев бегущего к ним вооруженного человека, они несправедливо посчитали его пиратом. И действовали соответственно. Двое всадников отделились, чтобы расправиться с Псом Войны. Остальные атаковали настоящих корсаров.

«Чернокрылые» вместе с Айзенбардом действовали слаженно и хладнокровно. Двое из них были вооружены гарпунами на длинных древках. У третьего был широкий меч и клевец. Гарпунами было удобно разить атакующую лошадь в грудь, упирая в землю толстое древко, или стаскивать на землю всадника, используя торчащий сбоку крюк.

Участь упавшего решал удар клевеца, пробивающего кирасу или раскалывающего шлем вместе с черепом. Увернувшись от пик, корсары взяли двоих всадников. Лошади третьего Айзенбард ловко подрубил ноги, и она с громким ржанием рухнула на пути остальных. Началась свалка,

Оставшиеся всадники развернулись и поскакали на новый заход.

Хозяин упавшей лошади приподнялся было, но наскочивший пират стукнул его мечом по шее. И тут же двое гвардейцев взяли его на «носатые пики».

В одного из них полетел гарпун, брошенный уверенной рукой китобоя. Кираса выдержала удар, но оглушенный всадник рухнул с лошади. «Чернокрылый» же вскочил на парапет. И оттуда прыгнул на круп лошади второго гвардейца. Резанул ему засапожным ножом горло и был на скаку срублен палашом.

Айзенбард вывел из боя еще одного гвардейца, разрубив ему левую ногу. Осталось четверо всадников против двоих пиратов. Нет, уже трое всадников. Спутник Айзенбарда ловко снял гвардейца «летучей рыбой», угодившей ему прямо в глаз.

А что же Пес Войны?

Ему пришлось драться, защищая свою жизнь. Гвардейцы либо не расслышали его крики, либо им не поверили. Разделившись, они поскакали на него с двух сторон, опустив пики к земле,

В изящном пируэте младший лейтенант уклонился от острия, нацеленного ему в печень. И обрубил второе, смотревшее ему в грудь.

Гвардеец бросил бесполезное древко и схватился за палаш. Его напарник поднял лошадь на дыбы, отводя пику для нового удара. Пес сделал глубокий выпад и поразил лошадь в горло. Ему в лицо ударила горячая струя крови. Несчастное животное рухнуло на подогнувшиеся задние ноги. Замешкавшийся всадник оказался придавлен бьющимся в агонии телом.

Удар палашом, нанесенный ему на скаку, Пес смог парировать. Оружие гвардейца с жалобным звоном переломилось у рукояти. Тот поспешно схватился за притороченного к седлу «тарантула».

Но младший лейтенант не дал ему размотать сеть. Он ударил гвардейца в бедро. И когда тот, истекая кровью, сполз с седла, добил его ударом в голову.

В этом не было надобности, все-таки он сражался с союзником. Но Пса Войны охватила его знаменитая боевая ярость. В ней он с трудом различал друзей и врагов. Рыча сквозь выступившую на губах пену, Пес бросился вперед.

И тут Силы гневного Моря тряхнули Остров в восьмой раз.

Лестница, по которой они спускались втроем – Антон, Мертвец и Багор, ковыляющий впереди походкой зомби, – изогнулась змеей. И сбросила их на пол первого этажа.

К счастью, «призрак» не может сломать шею. Поднявшись на ноги, Антон убедился, что Мертвец и Багор тоже в порядке.

– Не помню, чтобы здесь раньше бывали землетрясения, – сказал он.

– Это не простое землетрясение, – объяснил Мертвец. – Оно предшествует физическому стиранию этого острова с сервера. Концу света, другими словами.

– Ах вот оно что, – Антон посмотрел на стремительно текущий песок в часах. – Теперь ясно.

С улицы раздался шум. В выбитую Мертвецом дверь ворвался бурный поток воды. С собой он прихватил труп человека в мундире, кирасе и гребенчатом шлеме. А также отрубленную руку бирюзового цвета. Чешуйчатую, с пышным веером плавника, растущим над локтем. При виде руки Мертвец сделался мрачен.

– Они уже здесь, – сказал он. – Боюсь, твои часы отстают.

Началось все с волны. Она поднялась высоко над парапетом и застыла на томительно долгое время. Слишком долгое, чтобы не подумать о вмешательстве сил, властных над течением воды. От нее исходило собственное зеленоватое свечение,

С прежней неторопливостью волна изогнулась прозрачной аркой. И хлынула на набережную, смывая всех, кто оказался под ней.

Покатился, громко ругаясь, сбитый с ног Айзенбард. Заржали опрокинутые лошади. Капитан Берес пытался плыть, неловко орудуя здоровой рукой.

А по этой медленной волне, как по мосту, соединяющему море и сушу, скользили чешуйчатые фигуры на овальных досках. Одни лежали плашмя, животом на доске. Другие поднимались в полный рост, балансируя на тонких ногах с выгибающимися назад коленями.

Кроме чешуи и ног, от людей их отличала коническая форма голов, сидящих на узких плечах без всякой шеи. И треугольные гребни, вроде акульих, растущие из затылка и спускающиеся до середины спины.

Появление морских гостей сопровождал ревущий звук, который издавали их раковины-трубы. В остальном пришельцы были немы, как настоящие рыбы.

Над упавшим Айзенбардом склонилось нечеловеческое лицо. Безгубый рот щерил хищные треугольные зубы. По бокам узкой головы пульсировали жаберные щели, сочась белой слизью,

Обитатель глубин попытался ткнуть гнома-корсара обсидиановым трезубцем. Оскаленный ударил снизу, отрубая руку с оружием. Всадил кортик Береса в чешуйчатый живот. И повел руку вверх, вспарывая гада, как селедку.

На мостовую вывалился комок спутанных липких внутренностей. Акулоголовый беззвучно закричал, открывая глубокую пасть. И сдох.

А к Айзенбарду уже спешили другие, закрываясь своими плавучими досками, которые могли служить и ростовыми щитами. От нанесенных на них спиралевидных узоров почему-то кружилась голова. И тошнило хуже, чем во время сильной качки.

Отбиваясь от воинов Меерфолька, Коротыш увидел, как погибает последний из его ватаги, прижатый спиной к парапету и насаженный на трезубцы. Еще прежде, чем он упал, его уже рвали в клочья. Слухи о том, что Морской Народ падок на человеческую плоть, оправдывались на глазах.

«А как насчет жесткого гномьего мяска?» – прошипел Айзенбард, ударясь плечом о щит. Акулоголовый не устоял на ногах и покатился вслед за своей отрубленной головой.

Но и корсара достали, ударив в бок. Кольчуга снова выдержала, а дотянувшаяся до Айзенбарда тварь попрощалась с жизнью. Вокруг гнома стало пусто. И он со всех ног бросился к гостинице.

За ним вразвалку кинулась многочисленная погоня.

На полпути Айзенбард обнаружил, что бежит вместе с Псом Войны. Пират и герой переглянулись. И каждый из них про себя решил повременить со старыми счетами. Хотя бы до того, как они шагнут за порог «Молочного моря».

Но капитан Верес так не считал. Его левая нога была сломана неудачным падением с коня. Он притворялся мертвым, пока не увидел, что воины Меерфолька делают с трупами.

И тогда капитан «ожил». Терять ему, в сущности, было уже нечего. Бежать он не мог. Спасительное Письмо Портала было истрачено в таверне. Оставалось мстить. Благо для этого было припасено подходящее средство.

С помощью зубов и левой руки он размотал повязку на разрезанном Айзенбардом предплечье. Не до конца, ведь с помощью бинтов к нему был прикручен небольшой пружинный самострел.

Обычно такие использовались Городской Стражей при рядовом задержании. Зарядом служили увесистые свинцовые шарики. При попадании в голову шагов с десяти они оглушали, не убивая.

Но сейчас на ложе самострела лежало кое-что другое.

Острый кристалл льда необычного зеленого цвета.

Капитан Верес не зря приберегал самострел на крайний случай. За одно хранение «зеленого льда» его ожидало пожизненное изгнание с Архипелага. А применить его означало навлечь на себя немедленный гнев Защитников.

Безобидный с виду кристалл был незамысловатым, но весьма опасным вирусом. Он отключал пользователя от своего аналога. На долю лишенного управления персонажа оставались, в лучшем случае, поведенческие скрипты. Разумеется, они не спасали в серьезной заварушке, когда мало простого набора запрограммированных действий.

«Зеленый лед» заслуженно называли оружием подлецов. Но не переводились те, кто пускал его в ход.

Вереса никто бы не посмел назвать подлецом при жизни. А после смерти это его уже не будет интересовать. Подняв левой рукой правую, с примотанным самострелом, он прицелился в спину Айзенбарду Оскаленному.

Антон с Мертвецом оказались у двери, хлюпая по щиколотку в воде. Их глазам предстала картина высадки воинов Меерфолька.

Хакер узнал в них нечто большее, чем простых монстров. Зубастые обитатели моря были ботами-чистильщиками. Автономными программами, занимающимися поиском и уничтожением ненужных файлов. Сейчас в их ассенизаторском списке значилось все виртуальное население Архипелага. Антон цокнул языком.

– Ты сможешь их задержать, пока я буду заниматься Дверью? – спросил он.

– Попробую, – Мертвец пожал плечами. – С такими тварями мне еще не приходилось иметь дело, – он пнул отрубленную трехпалую руку. – Если я не ошибаюсь, правила игры позволяют их убивать.

Это подтвердилось у них на глазах. Лысый бородатый коротышка на бегу рубанул чешуйчатого гада с огромной саблей. Да так, что тот развалился пополам.

И тут же лихой рубака споткнулся, как будто получил толчок в спину. Пробежал несколько шагов вперед и замер. Вокруг его тела разгорелся зеленый ореол.

– Ого! – сказал Мертвец. – Сплит-вирус! Кто-то сильно не любит этого малыша.

Антон мысленно с ним согласился. Он знал, что бывает на Архипелаге за применение «зеленого льда».

Но капитану Бересу не суждено было дождаться карающих ангелов. Как и насладиться сполна своей местью.

Ему на спину рухнуло скользкое тело, и в шею стражника впились акульи зубы. Он еще успел почувствовать, как удивительно сильные лапы запрокидывают ему голову, нащупывая яремную вену.

А потом была темнота и древняя, как весь этот несуществующий мир, надпись «GAME OVER».

Айзенбард Оскаленный медленно покрутил головой, приходя в себя. На секунду ему показалось, что глубоко внутри не хватает чего-то… Чего-то ставшего привычным, как застарелая боль от язвы. Все цвета и звуки казались теперь немного другими.

Это ощущение быстро прошло. Осталось тающее пятно болезненного холода в спине. Интересно, чем это его угостили акулоголовые? И сколько раз он был бы уже мертв сегодня без своей кольчуги?

Последнюю мысль он додумывал снова на бегу. Бок о бок с Псом Войны, чей палаш был покрыт бледно-зелеными потеками, они влетели в гостиницу. И Айзенбард, задыхаясь, крикнул:

– Принимайте гостей, хозяева!

Хозяева – один по виду рыбак, второй бродяга – обменялись взглядами. Бродяга спросил, теребя песочные часы, подвешенные к поясу:

– И как это можно объяснить? Он продолжает действовать, несмотря на то что контакт с пользователем был разорван.

– Я же тебе говорил, – первый улыбнулся. – В них скрывается гораздо больше, чем можно ожидать.

Айзенбард не понял, о чем они говорили. Не понял этого и Пес Войны, чей пользователь отключился, еще когда он валялся оглушенный в «Доме Красного Быка».

За спиной Антона раздавался лязг металла и азартные хакающие вопли бойцов. Двое… он чувствовал, что слово аналоги к ним больше не применимо… двое жителей Архипелага и Мертвец заграждали путь Морскому Народу. Пока успешно,

А он разглядывал Дверь.

Эта дверь не заслуживала заглавной буквы. Если бы не Багор, Антон бы никогда не догадался, что это она.

Маленькая, ему по пояс дверца, укрытая от посторонних глаз в камине. Испачканная сажей, да и выкрашенная очень неприметно. Чтобы ее разглядеть, надо было подойти вплотную и хорошенько нагнуться. Да и тогда можно было подумать все, что угодно. Но не то, что это Та Самая Дверь.

Взглянув на нее оком «призрака», Антон увидел несомненную «кроличью нору». Хакерский туннель, ведущий, будем надеяться, прямо в сетевое пространство «Неотеха».

– Ну-ка, – сказал он, опускаясь на четвереньки. – Сезам, откройся.

Лоб болезненно стукнулся о железо. Дверь не желала пропускать его, будь он «призрак» или кто-то еще.

– Что такое? – удивился Антон.

Вытянув руку, он потрогал Дверь. Обвел кончиком пальца, тут же испачкавшегося в копоти, пасть замочной скважины.

– Где есть замок, должен быть и ключ, – задумчиво пробормотал Антон. – Ключ… Ну конечно!

Сунув руку в кошель, висящий на поясе рядом с песочными часами, он почувствовал холод. Ключ, подаренный ему Ирой, разумеется, был там. Антон достал его и примерил к замку. Ключ, как и следовало ожидать, подходил.

– Эй! – крикнул Антон через плечо. – Давайте сюда! У нас здесь запасной выход!

Ключ туго, но все же повернулся в замке, разразившемся серией громких щелчков. Позади Антона затопали три пары ног, раздалось затрудненное дыхание.

– Вуаля! – торжествующе возгласил он и толкнул Дверь. Ничего не случилось.

Антон почувствовал себя обманутым. Вот до этой секунды все складывалось как надо. Он бросил взгляд на часы, убедившись, что песок высыпался. Да, вот это попали.

И тут Мертвец, которому легенда отводила роль хранителя знания и мудрости, наклонился к Антону и негромко сказал:

– А ты не пробовал тянуть ее на себя?

Хакер посмотрел на Мертвеца. Взялся рукой за торчащий ключ. И потянул створку к себе. Дверь распахнулась.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Перед тем как чертово колесо событий опять завертелось с безумной скоростью, у Глеба с Икари состоялся разговор.

– Я хочу поблагодарить тебя за помощь, – сказал рыцарь. – Трудно представить, чтобы можно было сделать больше. Поэтому я не предлагаю тебе…

– Принять участие в нападении на «Неотех»? – Икари улыбнулся. – Это было бы достойным финалом такого приключения. Надеюсь, в штурмовой команде есть еще вакансии?

Глеб ему не поверил. Японец не был похож на бесшабашного искателя приключений, рискующего жизнью ради минутной прихоти. В каждом его действии ощущался тонкий расчет. Несомненно, стремясь проникнуть в черную пирамиду «Неотеха», он преследовал свои цели. Но всерьез задумываться об этом у Глеба не было ни времени, ни желания.

– Рад, что ты с нами, – сказал он.

Голос Мертвеца привел их в личный ангар Владимира Белуги. Там они нашли стоящего в пусковом желобе «нетопыря». А в его кабине – обмякшее тело с огромной раной в груди. Но причиной смерти федерального агента стала не она.

Когда Глеб стащил с него шлем, они увидели выпученные глаза, полные крови из лопнувших от перегрева сосудов. И побагровевшую кожу на черепе. Термоизоляционная подкладка шлема была покрыта обуглившимися волосами.

– Микроволновое излучение, – сказал Глеб. – Несладко ему пришлось.

– Система безопасности блокирует оба управляющих шлема, – вмешался Мертвец, говорящий по-прежнему через «ракушку». – Она настроена на личные коды трех человек – моего сына, его подруги и его пилота.

– А зачем нам этот орнитоптер? – спросил Икари. – Для предстоящего дела лучше взять мой «Ронин».

– Это новая stealth-машина, – пояснил Мертвец. – Только она сможет незамеченной преодолеть зону, контролируемую ПВО «Неотеха», и сесть на крышу. Поэтому ею необходимо воспользоваться.

– Как это сделать? – Глеб постучал бронированными костяшками по шлему-убийце. – Есть способ обойти систему безопасности?

– Да. Икари должен подключить свою телеприставку к «ракушке», чтобы я загрузил в нее программу управления орнитоптером. Нужно привести в сознание и посадитьв кабину девушку, которую Антон называет Мартой. Ее настоящее имя Дарья Завада, она подруга Владимира. Кроме этого «нетопыря», у нее есть доступ ко всем секретам «Неотеха». Прихоть генерального директора. Когда шлем окажется у нее на голове, управление будет разблокировано.

– Как я понимаю, с помощью девушки можно проникнуть и в само здание? – спросил Глеб. И, услышав подтверждение, подумал: «Антону это бы не понравилось».

Но Антон сейчас прогрызал крысиные лазы в виртуальной защите «Неотеха». И не мог выразить свое несогласие.

– Ты и девушка, – сказал Глеб японцу. – Вы пробуете попасть в «Неотех» незаметно. Я с Тэньши осуществлю силовой вход. Если нам повезет, мы все попадем внутрь приблизительно в одно время. И будем при этом живы.

– Хорошо, – Икари кивнул. – А что дальше? Какой нам прок от того, чтобы оказаться внутри?

– Не знаю, – признался Глеб. – Я чувствую – мы должны там быть. Кроме того, Мертвец говорит, что мы поможем его сыну добраться до Двери. Пусть так.

–А Волох? Что с ним, если он там окажется?

– Он должен там оказаться. И я его убью, – сказал Глеб. Это было больше чем обещание.

Это был приговор.

За Дверью могло оказаться все, что угодно, от Порнографического Парадиза до бесформенного Хаоса данных, не имеющих виртуального воплощения. Антон был готов ко всему.

Кроме того, что, выползая на четвереньках из «кроличьей норы», он увидит спартански обставленный закуток три на четыре. Кресло с синтетической обивкой, панель нейроинтерфейса на пластиковом столе, пленочный монитор, люминофорные полоски на стенах. Классическое рабочее место мелкого корпоративного служащего. Воссозданное в Мультиверсуме до мельчайших деталей. Вплоть до семейных фотографий в рамках и круглых следов от чашки кофе на углу стола.

Зачем?

Антон протянул руку, собираясь толкнуть вращающееся кресло. Но обнаружил, что рука проходит спинку насквозь. Объяснялось ли это тем, что он «призрак»? Нет. «Призрак» способен взаимодействовать с Виртуальной Реальностью по своему желанию. Тогда в чем же дело?

Сделав попытку коснуться стола, Антон пришел к выводу, что окружающее его пространство не интерактивно. Другими словами – простая картинка. Это озадачило его еще больше. Создание неинтерактивных приложений – удел пространственных дизайнеров, виртуальных архитекторов, трансреалистов и прочей публики, стремящейся удивить зрителя. Увлечь его несуществующими ландшафтами и невозможными предметами в духе Эшера. А кого может увлечь этот унылый кабинет?

– Ну, что у нас здесь?

Обернувшись, Антон увидел Мертвеца. За ним из пульсирующей «норы», пригнувшись, выходил гном, настороженно выставив перед собой саблю.

– Понятия не имею, – ответил хакер. – Стул, стол. Что-то это должно значить.

Вслед за гномом, вынужденный, как и Антон, ползти на четвереньках, показался Пес Войны. В комнатке становилось тесновато.

– Так, – Мертвец двинулся вдоль стены. – Интересно…

– Сюда кто-то идет, – сказал хриплым голосом Оскаленный. – Я слышу шаги.

Кроме шагов, раздавалось еще и тихое пение. Одна из стен, оказавшись тонкой ширмой, скользнула в сторону, пропуская человека в джинсах, кроссовках и свитере грубой вязки. В руке у него была дымящаяся чашка кофе. Антон расслышал, как он мурлычет себе под нос: «Последний поезд на Небо отправится в полночь…»

Пройдя сквозь ошеломленного гнома, хозяин кабинета плюхнулся в кресло. Утвердил чашку на углу стола и положил ладонь на тактильную панель.

– Слушай, – сказал он, – я разговаривал с этим типом, новым начальником внутренней охраны. Получается, что мы будем сидеть здесь до ночи. – Пауза: он выслушивал ответ невидимого собеседника. – Да, сказал, что мы можем подавать любые жалобы, его это не касается. Такой гандон!

Антон осторожно выглянул из кабинета. Его глазам предстал длинный ветвящийся коридор, из которого можно было попасть, наверное, в сотню таких же крохотных комнат. По коридору с суровым видом расхаживали люди в кирасах и с иглоавтоматами. Своими неподвижными лицами они настолько походили на сторожевых ботов, что Антон невольно отпрянул, погрузившись в стену.

Разумеется, его никто не заметил. Все эти люди находились в реальном мире. А здесь расхаживали их аналоги, напрямую скопированные в Мультиверсум в режиме реального времени. Зачем?

– Я знаю, где мы находимся, – сказал Антон. – Ну-ка…

И, набрав полную грудь несуществующего воздуха, он воспарил вверх, проходя сквозь воображаемый потолок.

Станция А-поездов постороннему могла показаться заброшенной. Тишина, темные коробки пустых вагонов, неподвижные автопогрузчики. И нигде ни одного человека.

В связи с переходом на экстренный режим потребления энергии движение А-поездов было приостановлено. До особого распоряжения Секретаря.

Эти бесшумные, экологически чистые, но чудовищно энергоемкие машины являлись пока в большей степени развлечением. Их консервация не могла нанести Городу особого вреда. Поэтому генераторы всех экспрессов были отключены. Теперь ничто не напоминало в них о той призрачной легкости, с которой они скользили в Небесах.

Пилоты и обслуживающий персонал были отправлены по домам. Все, кроме дежурных, с комфортом расположившихся перед огромным экраном. Они собирались смотреть чемпионат Большого Токио по сумо.

Полутораметровую диагональ заполнил собой трехсоткилограммовый филиппинец. Чемпион мира, о котором поговаривали, что вопреки правилам Федерации он сделал себе симбиотическую подсадку. Если нарушение удастся доказать, его ожидает пожизненная дисквалификация.

Дежурные как раз успели откупорить батарею исходящих пеной пивных бутылок. И сделать небольшие ставки на ближайшую схватку борцов.

Пластиковая дверь за их спинами выгнулась дугой и с треском лопнула. Щербатый осколок угодил в центр экрана, порвал натянутую на углеродный монокаркас пленку. И тем самым положил конец трансляции чемпионата. Филиппинец исчез в разноцветном мелькании. А вместе с ним надежды на спокойное завершение дня.

Изуродованный дверной проем заполняла металлическая громада тамплиера. Рокочущий голос произнес:

– Просьба сохранять спокойствие. Нет никаких причин для паники.

Вскочившие дежурные переглянулись. Особо к спокойствию располагал толстый ствол игольника Ветрова, глядящий в пространство между ними. Одного нажатия на курок хватит, чтобы положить всех разом.

– Мне нужен техник, который может запустить энергоустановку и генератор А-поля, – продолжал тамплиер. – И пилот экспресса.

Вокруг названных людей обозначилась небольшая, но заметная пустота. Остальные старательно делали вид, что их здесь нет. Тамплиер шевельнул игольником.

– Прошу вас пройти со мной.

Если у этих двоих были сомнения в полной незаконности происходящего, то они быстро рассеялись. Стоило им увидеть Тэньши, расхаживающего между парковочными зонами поездов. Техник повернулся к Глебу и недоверчиво спросил:

– Вы хотите угнать А-поезд?

– Что-то в этом роде, – не стал спорить Глеб. – Сколько времени потребуется на его подготовку?

– Ну, – техник шевельнул пальцами, – полчаса на запуск и прогрев генератора, еще минут сорок комплексное тестирование…

– Хорошо, – сказал рыцарь. – У тебя будет ровно двадцать минут. Потом эта дрянь должна взлететь. Понимаешь, что будет в противном случае?

Техник судорожно кивнул.

– Так. Это было первое. Второе – ты полетишь с нами. Так что не думай намудрить чего-нибудь в генераторе. Никаких внезапных отказов и вынужденных посадок. Третье: я взорвал коммуникационный узел станции. А встроенный скремблер моей брони подавляет любое персональное устройство связи в радиусе километра. Поэтому бесполезно тянуть время, дожидаясь, пока твои коллеги вызовут помощь. Им это не удастся. Разве что они попрыгают с платформы на Дно. Сугубо для напоминания: если через двадцать минут мы все еще будем топтаться здесь, я тебя сам с нее скину. Все понятно?

– Да, – разлепил губы техник.

– Громче!

– Да! Все понятно!

– Замечательно. А тебе? – Глеб повернулся к пилоту.

И, к своему удивлению, наткнулся на ослепительную улыбку в обрамлении крашенной кислотно-рыжим цветом бороды. На голове у пилота была синяя круглая шапочка с белой надписью: «Ride on me, babe!», из-под которой выбивались пряди все того же безумного окраса.

– Мне все ясно, – рыжий подмигнул Глебу. – Я такой же сумасшедший, как и вы, ребята. Всегда хотел один прокатиться на этой штуке.

– Ты кто такой? – насторожился Глеб. – Я же сказал, что мне нужен пилот.

– А я и есть пилот, – затараторил рыжий. – Пилот-стажер. Никто больше не согласился оставаться в дежурную смену. А я надеялся, что вдруг надо будет лететь. И вот…

Глеб вздохнул. Умирающий от страха техник и свихнувшийся стажер, которому ни разу не доверяли самостоятельное пилотирование. Может, передумать, пока не поздно, и попробовать другой способ проникнуть в «Неотех»?

Полевой штаб был развернут на крыше здания, в охваченном самой плотной «волной» секторе. Здесь Пардус, прилетевший на федеральном «нетопыре», увидел своего второго заместителя. Третьего человека в Службе после самого Волоха и Михаила Сорокина. Оператора боевого биоробота «Протей».

Симбиот ползал на четвереньках, издавая поскуливающие звуки. За ним волоклись слизистые нити отростков «Протея», имеющие болезненный коричневый оттенок. И ходили двое насупленных агентов с огнеметами наперевес.

– Что с ним? – спросил Аркадий Волох.

Выяснилось, что его заместитель попытался в одиночку захватить Владимира Белугу, используя для этого особые возможности «Протея». Ему удалось взять под контроль нескольких метаволков и заставить их перемещаться в направлении Хозяина.

Однако что-то надломилось в психике «нового», но все же человека, не выдержав длительного контакта с нервной системой зверя. После того как его вытащила группа прикрытия, он изъяснялся преимущественно рычанием и скулежом. А зараженных «Протеем» волков Стая разорвала в клочья.

Волох опустил брезгливый взгляд на своего заместителя. Тот пытался обнюхать его ногу, делая вихляющие движения оттопыренным задом. Хотел помахать несуществующим хвостом?

– Сделайте с ним что-нибудь, – приказал он. – Пока он никого не покусал.

Второй заместитель посмотрел в трубчатые стволы огнеметов и отчаянно завыл.

Перед взлетевшим Антоном развернулась картина, похожая на разрез пчелиного улья. Множество комнат-сот, крошечных ячеек, в которых трудолюбиво копошатся маленькие человечки. Где по одному, где целыми группами.

«Улей» представал перед хакером трехмерным и поделенным на уровни. Внутренние его перегородки были прозрачными, и Антон мог видеть любую из сот, каждого обитателя «улья». Наблюдаемая картина поворачивалась под любым утлом и масштабировалась, Все элементы ее можно было при желании укрупнять, уменьшать или сделать вообще невидимыми. И не составляло труда оказаться в любом месте «улья», испытав ограниченный эффект присутствия.

Рядом с Антоном появился Мертвец, тащивший за собой изрядно удивленных гнома и стражника.

– Разобрался? –спросил он Антона.

– Да, – хакер широко взмахнул рукой. – Это глобальная система аудиовизуального мониторинга. С ее помощью хозяева «Неотеха» подглядывают и подслушивают за своими сотрудниками, когда те находятся в здании. Возможно, что в нее встроена подсистема контроля внутренних линий связи. Чтобы заодно перлюстрировать их электронную почту и слушать болтовню в ВР-чатах.

– Я не удивлен. Когда я здесь работал, мне доводилось слышать, что за каждым нашим шагом следят. Посмотри, вон те комнаты – это женские туалеты!

– Никакой приватности, – саркастически заметил Антон. – Но этих бедняг никто не заставлял идти на работу именно в « Нео-

тех». Да они глотки за нее перегрызали. Как же, шанс выбраться на Небеса.

Мертвец не стал спорить.

– Я думаю, нам следует заняться делом, – сказал он,

Где в этом виртуальном безобразии, нарушающем права личности, отыщется лазейка в корневой каталог основного сервера?

Задача хакера, прикрывающего прорыв боевой группы на объект, – ослепить и оглушить противостоящие силы безопасности. Путем сетевых диверсий, перехвата управления каналами связи и «белого шума». Также немаловажно снабдить своих точными данными о расположении и перемещениях противника.

Без всего этого, сказал Антон Мертвецу, любое проникновение превращается в прогулку слепых по минному полю.

Мертвец согласился.

– Всю необходимую информацию отсюда, – он указал на «улей», – я буду передавать Лейтенанту и Икари. У меня есть с ними постоянная связь. Я буду их глазами. А над тем, чтобы усложнить жизнь людям Волоха, тебе надо поработать с доктором Мураками. Он там уже, наверное, совсем заскучал.

Голос Антона заставил доктора Мураками отвлечься от созерцания узора прожилок в стеклянной стене. Сделав хакеру знак помолчать, японец поспешно нацепил языковой мнемо-софт. Не самая лучшая идея для человека с его болезнью. Но какой у него был выбор?

Ксана, лежавшая на диване за спиной доктора, перестала играть со станнером. И тоже перевела взгляд на Антона. Вот кому-кому, а ей еще никогда не было так скучно.

Впереди показалось текучее марево климатического купола. Икари в очередной раз спросил себя – почему он решился на это безумие? В отличие от Дарьи, которая еще не до конца отошла от наркоза и плохо понимала, куда и зачем она летит, он-то все прекрасно осознавал. Всю смертельную опасность затеи. Шутка ли, вломиться в здание ТПК «Неотех»? И главное – ради чего?!

Икари Сакамуро не находил ответа. Пилотируемый им «нетопырь» в автоматическом режиме заходил на посадку.

Ответ крылся в происхождении Икари. Его клонированное тело было выращено из клеток акулы-мутанта. На полисахаридах, полученных из ее тканей. Их можно было считать родственниками – владычицу моря и метачеловека, имеющего двойной набор хромосом.

Гены директора Сакамуро смешались в его ДНК с не триплетными последовательностями чужого наследственного кода. Это отличало Икари от других людей и клонов, симбиотов и теков.

И поэтому Дверь позвала его.

Напуганный техник управился за восемнадцать минут. Громадная махина А-поезда задрожала и без единого звука, если не считать тихого пения генераторов, поднялась на полтора метра над платформой.

Глеб почувствовал протест в желудке и покосился на Тэньши. Тот продолжал невозмутимо маячить у окна. Покинув дом Белуги, они не обменялись и десятком слов. Глеб подумал, что такой напарник устраивает его, как никакой другой.

Рыцарь обернулся к рыжему пилоту, нависшему над приборной доской. Этот псих оказался еще и убежденным натуралом без единого имплантата во всем теле. У него не было даже вживленного интерфейса. Вот и ответ, почему он застрял в стажерах. Таким, как он, не доверяло руководство ни одной компании.

Рыжий почувствовал его взгляд и, обернувшись, выставил большой палец. На его лице расцвела привычная улыбка.

– Тяга в норме, босс, – сообщил он. – Энергоснабжение тоже. «Пушинка» готова к старту.

– «Пушинка»?

– Ну да, – улыбка стажера растянулась еще больше. – Здесь у всех поездов есть имена. Вот тот старый экспресс – это «Медведь». У него инерционные компенсаторы рычат. Слева от нас «Малыш», у него тяги только на пять вагонов.

– А мы, значит, на «Пушинке»? – спросил Глеб, чувствуя, как и сам уже потихоньку сходит с ума.

– Ага. Правда, остальные называют ее «Капризной сукой», но «Пушинка» мне нравится больше. Она вся такая невесомая, – он нежно погладил исцарапанную панель ладонью.

– Гхм, – рыцарь прочистил горло. – Ты сказал, что она готова к взлету?

– Так точно, босс. Ключ на старт?

Не в силах больше сказать ничего, Глеб кивнул. Далее произошло следующее. Рыжий пилот достал из кармана лимонно-желтые горнолыжные очки со встроенным таймером и указателем направления ветра. Надел. Вытряхнул из того же кармана и натянул перчатки из черного кожимитата с обрезанными пальцами. Волнообразным движением размял кисти и положил их на рукоятки управления. Нагнулся к микрофону.

– Эй, там, в машинном, – сказал он хриплым голосом, несомненно подражая кому-то. – Подбавить угольку!

Глеб застонал, но за усилившимся гудением генераторов А-поля его не было слышно. Поезд, повинуясь наклону рукоятей, скользнул вдоль направляющих, постепенно набирая скорость.

– Йеху-у-у-у! – завопил рыжий.

На его лице появилось выражение полного и беспредельного блаженства.

Оглушительно завопил динамик, блаженство на лице рыжего сменилось беспокойством. Паникой. Что-то состоящее из металлической рамы и сетки надвинулось спереди, раздался оглушительный треск. А-поезд заходил ходуном. Лобовое стекло покрылось угрожающими трещинами, но устояло.

– Ворота, – сказал рыжий помертвевшим голосом. – Я забыл. Их надо было открыть из диспетчерской.

Глеб, в момент столкновения сжавшийся в комок (насколько это было возможно в «скорлупе»), медленно распрямился и огляделся по сторонам. Ни ворот, ни станции. А-поезд плыл в Небесах, все еще набирая скорость.

Обернувшись, он увидел, что Тэньши так и не сдвинулся с места. Значит, настоящей опасности не было.

Рыжий продолжал что-то мямлить.

– Проехали, – сказал ему Глеб. Действительно ведь, проехали. – Какой маршрут у твоей «Пушинки»?

Стажер, поняв, что его не будут убивать, оживился.

– Вот, – он ткнул пальцем в мерцающую схему. – Ботанические Сады, Сектор Крылова…

– Так, в маршрут вносятся изменения, – Глеб наклонился к микрофону, постучал по нему металлическим пальцем. – Уважаемые пассажиры, следующая остановка – штаб-квартира ТПК «Неотех».

Пардус оторвал взгляд от большого желтого волдыря, набухшего с тыльной стороны ладони. Броня протянет недолго, это ясно.

– Я слушаю, – сказал он вытянувшемуся перед ним агенту.

Тот перестал таращиться на обтянутую больной псевдоплотью руку и доложил:

– «Дискоболы» выведены на позицию. Развертывание завершено. Объявлена нулевая готовность к подавлению заданных участков.

Соблазн отдать решающий приказ был велик. Через три минуты штаб будет эвакуирован, и он сам окажется в спасительной кабине «Сомова». А реактивные гаубицы превратят весь этот сектор в развалины. Огромный могильник для степных волков и их двуногого предводителя.

Но именно сейчас делать этого было нельзя. Волох понимал это как никто другой. И хотя внутри у него ворочался жаркий комок ярости, голос полковника СФК оставался ровным:

– Подавление временно отставить. Пусть ожидают приказа.

Древние китайцы утверждали, что одно из величайших искусств стратега – умение обратить свое поражение в победу. Аркадий Волох в один момент лишился поддержки Секретаря и потерял Дарью Заваду – мать последнего «гостя». Остался без двух ближайших помощников. Для многих это означало бы крах всех планов и надежд. Но не для Пардуса.

– Обеспечьте мне прикрытие, – сказал он федеральному агенту. – Я собираюсь вести переговоры.

Перед передачей «нетопыря» новому хозяину техники Федерального Контроля демонтировали бортовое вооружение и заблокировали управляющий им модуль. Конструкция орнитоптера не позволила им снять только интегрированную спаренную дископушку. Скорострельность до тысячи двухсот выстрелов в минуту, дальность эффективного поражения около ста метров.

После того как Мертвец убрал блокировку, она снова была готова к бою. Красное пятно прицела сновало по крыше, где дежурили теперь всего два агента. Ведомство Пардуса определенно испытывало дефицит живой силы.

И пилот невидимого орнитоптера собирался сделать этот дефицит еще более острым.

Икари Сакамуро выбрался из кабины СО-12 и озабоченно покосился в ту сторону, где лежал ближайший располосованный труп. Не хотелось бы нервировать девушку. Держа в одной руке «Ехидну», второй он помог спуститься Даше.

Спутнице Икари было не до того, чтобы вертеться по сторонам. После насильственного прерывания наркоза ее все время мутило. Состояние было очень близким к сильному похмелью. Во время полета Дашу скручивали сильнейшие рвотные спазмы, но ее желудок был пуст, и ничего, кроме горькой желчи, из него не появлялось. Тихонько застонав, она оперлась на Икари и беззвучно прошептала: «Где мы?»

– Мы на месте, – сказал японец, ободряюще похлопывая ее по спине. – Все будет хорошо. Скоро ты встретишься с Владимиром.

Под их ногами вспыхнула светящаяся стрела с надписью «К ЛИФТУ». Он осторожно повел Дарью вдоль нее.

Телеприставка Икари выдала бегущую строку: «Нам удалось нарушишь функционирование их каналов связи и наблюдения. Они не знают, что вы здесь. Пробивайтесь в здание и ждите прибытия остальных. Мертвец».

Икари хмыкнул. Перед ним на голографической панели светились цифры этажей, от крыши по минус двадцатый включительно. Нажатие на каждую из «кнопок» вызывало множество дополнительных меню локаций, куда лифт мог доставить своих пассажиров. Посты удаленного наблюдения, комнаты совещаний, лаборатории и даже спортивные залы.

На минус двадцатом этаже не было ничего. Голографический символ под пальцем трансформировался в стрелку, указывающую вниз. Подумав секунду, Икари нажал и на нее.

– Доступ к указанному месту назначения ограничен, – капризно сообщил лифт. –Приготовьтесь к идентификации личного кода.

Икари снял телеприставку. Даша ойкнула, впервые увидев его изуродованные глаза. К счастью, считыватель ЛИКа работал быстро.

– Дарья Завала, ваш доступ подтвержден, – удовлетворенно сказал автомат.

И на панели вспыхнули цифры от « –21» до «–27».

– Что задумал наш восточный друг? – удивленно спросил Мертвец.

В руках у него было маленькое круглое зеркало из полированного серебра. Но вопреки правилам в нем отражалось не его лицо и не любопытные физиономии Айзенбарда и Пса. Вместо них Мертвец видел изображение, передаваемое телеприставкой на глазные нервы Икари.

– Знает ли он, куда идет? – Мертвец поскреб щетинистый подбородок. – И с чем ему придется там столкнуться? А если знает, то откуда? Я ему ничего не говорил.

Его спутники переглянулись. Айзенбард незаметно покрутил у виска пальцем. Пес Войны со вздохом кивнул. Все маги сумасшедшие. А такой великий маг, как этот, должен быть безумен, как целый выводок мартовских кроликов.

Мертвец обернулся к ним, прервав порочащий его обмен жестами. Лицо его было необычайно сосредоточенным.

– Вы, двое! –гаркнул он. –Вы знаете, зачем вы здесь? Корсар, а за ним и стражник помотали головой. Они не знали. Не имели ни малейшего понятия.

– Я скажу вам, зачем, – Мертвец поднял указательный палец. – Вы здесь, чтобы совершить подвиг!

– К нам гости, – сказал Владимир Белуга.

Подозревать его в полном отрыве от реальности было безосновательно. Олигарх разговаривал не с волками. Его собеседником был рослый бородатый мужчина лет сорока с хвостиком, одетый как отшельник. Но безоружный, что делало его совсем неправильным отшельником.

Штурмовую винтовку он бросил вместе с отказавшим «хаммером». Так ему велел Белуга. Олигарх не хотел, чтобы его спутник занервничал и пристрелил кого-то из рыкнувших на него волков. Тогда бы даже воли метачеловека не хватило, чтобы удержать Стаю.

А так волки реагировали на отшельника спокойно. Молодняк даже ласкался к ногам, когда Сергей находился поблизости от Хозяина. Взрослые были не так дружелюбны, но все же Белуга заставлял их по очереди нести подругу отшельника. С момента их встречи она лежала без сознания.

Как и последние восемь лет.

Иногда Сергей снимал Ирину с волчьей спины и нес ее на руках сам. Пока плечи и спина не начинали гореть огнем, а ноги подкашиваться.

Большую часть времени они с Владимиром не разговаривали. Белугу разговоры отвлекали от управления Стаей, а Сергею хотелось молчать. Редко сквозь пелену усталости и безразличия пробивалось в нем что-то похожее на любопытство. Его вызывал человек, чье лицо казалось таким знакомым. Похоже, что это он вел Стаю.

Но и тогда, видя гримасу сверхъестественного напряжения на лице Владимира, он удерживался от вопросов.

Так и шли. Пока, миновав Форсиз и часть Ядра, не оказались в этом секторе.

– Гости? – переспросил Сергей.

Владимир молча ткнул пальцем вверх. Подняв голову, отшельник увидел уменьшенную версию WASP, турбореактивную платформу для боевых действий в условиях Города. С ее бортов свисали длинные белые полотнища, символизирующие, надо думать, приглашение к мирным переговорам. Платформа медленно опускалась на вертикальных винтах. Потоки воздуха от лопастей раздували белую ткань, как парус.

Владимир прищурился, Он не верил ни в какие белые флаги. Снайпер, с комфортом расположившийся на платформе, или безоткатное орудие могли расправиться с ним в любую секунду. И тогда Стая, которую он и так сдерживал с большим трудом, взбесится окончательно.

Ее совокупная ярость виделась олигарху раскаленным до красноты шаром, выбрасывающим в пространство хищные протуберанцы. Если он погибнет – шар превратится в Сверхновую. Количество жертв возрастет десятикратно.

Владимир ежесекундно слышал Голос, который не давал ему повернуть степных волков вспять. И все гнал и гнал их на Город. Голос нашептывал зверям: «Убей, убей, убей человека». Приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы самому защититься от его влияния и как-то оградить волков. Получалось слабо, но без этого было бы гораздо хуже.

– Ну, что тебе надо? –прошептал Владимир.

Платформа висела на высоте около пяти метров. Белые полотна волоклись по асфальту. Молодые волки успели попробовать их на вкус и теперь ожесточенно трепали прочную ткань. Платформа, перейдя в горизонтальный полет, неторопливо поплыла в сторону Владимира. Под ней кипела взбудораженная звериная масса.

Вдоль повернутого к олигарху борта выстроились несколько фигур. В одной из них он узнал экспериментальный образец силового биокостюма. Директор «Неотеха» представлял, на что способна эта штука. Мысленным сигналом он заставил сплотиться вокруг своих «телохранителей» – два десятка наиболее крупных и сильных метаволков. Если его почему-то хотят взять живым, то им придется постараться.

Расстояние между ним и платформой сократилось еще больше. И Белуга разглядел лицо хозяина биоброни. Эмоции нахлынули на него прорвавшейся лавой.

Мгновенно улавливающие его настроение волки заволновались. Яростно оскалили зубы. По морю живых тел разбежалась стремительная рябь. Все охваченные ею звери развернулись в сторону платформы. Некоторые даже карабкались на своих сородичей, как они поступали при штурме стен и баррикад.

Это были очень сообразительные животные.

На платформе заметили угрожающее изменение обстановки, и она зависла неподвижно. Владимир с трудом разжал кулак, вцепившийся в жесткую шерсть волка-альбиноса. И, подняв голову, посмотрел в глаза полковника Аркадия Волоха.

– Босс, – рыжий повернулся к Глебу. – Можно спросить одну вещь?

– Можно.

– Как вы с ним, – пилот указал большим пальцем через плечо на Тэньши, – попали к нам на станцию? И никто вас не заметил.

– Мы прилетели, – объяснил Глеб. – Я на «дедале», – рыцарь похлопал ладонью по «хомуту» вертолетного комплекса. – А он… он просто так.

Стажер приоткрыл рот.

– Понял, – сказал он.

И больше вопросов не задавал.

Пирамида «Неотеха», громадная и незыблемая, показалась впереди. Тут же громкий сигнал известил, что они вторглись в частное воздушное пространство. Глеб коснулся плеча стажера.

– Слушай внимательно, – сказал он. –Я не хочу повторять. Мы собираемся врезаться в эту штуку.

Глаза пилота расширились.

– Да, – Глеб сжал металлические пальцы на его плече. – Но мы не камикадзе. Поэтому я хочу, чтобы ты запрограммировал последний участок маршрута. Мы все перейдем в последний вагон, и твой друг отключит генераторы, чтобы они не взорвались в момент столкновения. Мы будем двигаться по инерции и врежемся в здание, как таран. Такой здоровенный таран из пятнадцати вагонов. Что думаешь?

Под синей шапочкой стажера определенно что-то закипало. Он даже взялся за нее руками, чтобы не слетела.

– Заметь, босс, я не спрашиваю, зачем, – сказал он. – Но я думаю, это будет круто!

На минус двадцать седьмом этаже было тихо. Освещение было необычным – оно непрерывно меняло интенсивность. Пол, изготовленный из пружинящего материала, прилипал к подошвам. Икари заметил, что по стенам коридора, в котором они с Дашей оказались, беспорядочно пробегают волны разных цветов.

Все эти ухищрения были предназначены для борьбы с мимикрирующей биоброней четвертого поколения. Ее не обнаруживали любые оптические датчики, включая человеческие глаза и видеокамеры. Кроме того, она была незаметна для волновых сканеров и детекторов запаха. Поэтому ставка делалась на десинхронизацию ее цветовых щитов и регистрирующий давление пол. По мнению конструкторов Лабиринта, этого было достаточно,

Аркадий Волох был с ними всецело согласен. Он не стал даже пытаться проникнуть на минус двадцать седьмой этаж. Ни сам, ни вместе со своими людьми. Из этого бы ничего не вышло.

Вместо этого он спустил с привязи таящуюся в Лабиринте Смерть.

Икари уверенно шел вперед. Кто-то протянул для него по полу невидимую, но стопроцентно ощутимую нить. Он не знал, кем была его Ариадна, но доверял ей безоговорочно.

Следом за клоном шла, испуганно озираясь, Даша. Ей было некому доверять. Но и бежать ей тоже было некуда.

А впереди их ждал Минотавр.

Он недавно шагнул за предел данных ему от рождения ограничений. И там открыл для себя скуку. Теперь он учился бороться с ней.

Антитезой скуки была игра. Для хорошей игры были необходимы партнеры. С первыми он сыграл неосмотрительно быстро. Оставшись вновь один, он учился терпению. И строил планы.

Следующая игра не будет такой скоротечной. Она будет более разнообразной. Более неожиданной. Более увлекательной.

Минотавр хотел играть.

Пардус не терпел длинные прелюдии. Он был человеком не рассуждающего и безжалостного действия. И, даже скованный необходимостью вести переговоры, он не утратил своего бешеного напора.

– Я предлагаю тебе выбор, – его голос, усиленный динамиками на платформе, разносился на десятки метров. Слыша его, волки скалились и прижимали уши. – Ты поднимаешься сюда вместе со своими друзьями. Тебе будет гарантирована безопасность и возвращение на место генерального директора. Более того, я обеспечу твое избрание на пост Чрезвычайного и Полномочного секретаря. Это значит, что тебе будет принадлежать весь этот сраный Город.

Владимир молчал. Он бы мог сказать иуде, что и так оставался генеральным директором. О каком тогда возвращении идет речь? И на пост Секретаря ему было наплевать. Так глубоко забираться в политику у него никогда не возникало желания. Тем более сейчас. А что касается Города – зачем ему Город, если теперь у него есть целый мир?

Но он не хотел разговаривать с Волохом. А хотел медленно сомкнуть руки на его морщинистой шее и давить. Давить, давить, пока язык у того не станет черным, а глаза не вылезут из орбит. И после всего бросить труп Стае, чтобы от него не осталось даже клочка.

Владимир Белуга мог простить все. Но не предательство.

Аркадий подождали, оставшись без ответа, продолжил:

– Я сказал, что даю тебе выбор. Твое согласие или жизни трех человек. Твоя собственная, твоей подруги и вашего будущего ребенка.

Голос полковника стих, и рядом с Волохом появилась Даша.

По зову Мертвеца Антон вновь прибыл в Мультиверсум корпорации «Неотех». И оказался в очень необычном месте. Точнее, в виртуальной проекции очень необычного места.

– Что это такое? –спросил он.

– Это Лабиринт, – охотно пояснил Мертвец. – Последняя заградительная линия перед самой Дверью.

– Похоже на головоломку.

– Это и есть головоломка. Подвижные элементы – стены и двери – перемещаются в соответствии со случайными комбинациями чисел. Поэтому Лабиринт не имеет постоянной структуры и, следовательно, единого алгоритма прохождения.

– Зачем он такой нужен? – удивился Антон. – Кто его сможет пройти?

– Хозяин Ключа, – сказал Мертвец. – Тот, кому доверили сторожить Янтарную Дверь. Для простоты назовем его Минотавром.

Мертвец взмахнул рукой, и они вчетвером стремительно понеслись к Лабиринту.

– Минотавру известен текущий маршрут через Лабиринт. Его аналог обитает здесь, наверху. В реальности он встречает каждого входящего. И если ему разрешен доступ к Двери, то Минотавр будет его сопровождать, указывая дорогу,

–А если нет?

Мертвец оглянулся в полете на Антона. И сказал:

– Разумеется, он его убьет.

Впереди коридор переходил в черную арку турникета. Первый пост наружной охраны. И первые мертвецы, встретившиеся Икари и Даше в Лабиринте.

Три человека. Оператор сканера и двое автоматчиков. Они лежали прямо на местах своего боевого расписания. Что бы их ни убило, оно действовало молниеносно и незаметно. Тела выглядели неповрежденными.

Нагнувшись над одним из них, Икари обнаружил крошечное, заметное лишь по кольцу ожога отверстие в черепе. Такие же были и у остальных мертвецов. Кто-то с ювелирной точностью просверлил охранникам головы из лазера. Ничего общего с тем, как работают армейские мясники. Чистое и аккуратное убийство.

Это вызывало уважение. И могло бы вызвать страх, но Икари не боялся смерти. Было ли это наследством директора Сакамуро? Или следствием пропущенных через себя воспоминаний о чужих смертях? Об этом клон не задумывался. Как и о том, что ждет его после. Для него жизнь и сама по себе была загадкой. Коаном, если угодно.

Второй пост наружной охраны оказался пустым. За прозрачной «вертушкой» не было никого, ни одного человека. Но на полу лежало надкушенное яблоко с четкими следами зубов. Дальше по коридору Икари обнаружил скорострельный гаусс-пистолет с пустой обоймой.

Кто и в кого из него стрелял? И куда пропал после этого?

– Зачем мы идем туда? – спросилаДаша.

Икари повернулся к ней и приложил указательный палец к губам. Звук ее голоса показался ему оглушительным. И главное, он не знал, что ответить,

Зов Янтарной Двери продолжал звучать в его голове,

Самое страшное ожидало их на третьем (и последнем) посту. Здесь, в небольшой квадратной комнате с раздвижными дверями, обычно располагалась команда медтехов, прибывающая с «гостем». Плюс четверо постоянных охранников.

Сегодня здесь были одни трупы.

– Они изменили программу Минотавра, – сказал Мертвец Антону. – Теперь он убивает всех.

Здесь были четверо дежурных со второго поста и двое охранников с третьего. Их коллеги исчезли, но Икари не сомневался, что они тоже мертвы. Как не сомневался и в том, что двое пропавших– не убийцы, это не могли сделать люди.

– Не смотри, – сказал Икари Даше.

Она послушно спрятала лицо в ладонях, успев заметить кровавый мазок на полу.

Икари внимательно осмотрел помещение, стараясь не упустить ни одной детали. Ему не была свойственна брезгливость, а запоминание подробностей он считал полезным делом. Даже таких подробностей, как здесь.

Трем первым охранникам повезло. Им прожгли головы, не став, к примеру, живьем разбирать их на внутренние органы. Разложенные по полу, аккуратно, как в анатомическом пособии. Или поджаривать высоковольтной дугой. Или…

Почему «живьем»? Икари видел их лица. Бывало, что отдельно от мышц и костей. Эти люди видели и чувствовали все, что с ними происходило. До последней секунды.

Он пытался сообразить, что же это все ему напоминает.

Так в прошлом веке дети играли с пойманными насекомыми. Отрывая им лапки, прижигая с помощью спички или лупы, втыкая в тело посторонние предметы. Бессознательная жестокость и невинное любопытство. Ведь это игра. Детская игра.

– Пойдем, – сказал Икари, беря Дашу под локоть.

Она по-прежнему закрывала лицо. Но от стоявшего в воздухе запаха ее уже мутило.

Стараясь ни на что не наступать, Икари повел ее дальше. Прочь из комнаты, где что-то раскидало и оставило свои надоевшие и поломанные игрушки.

Владимир и Сергей с женой на руках поднялись на платформу. Их неплотным кольцом окружили федеральные агенты. Подталкивая стволами, заставили отделиться друг от друга,

Олигарх стоял, не пытаясь прикрыть свою наготу. Он не обращал внимания на пронзительный ветер вокруг взлетающей платформы. Спокойное и немного презрительное выражение его лица не изменилось, когда кулак Пардуса ударил его в скулу, швырнув навзничь. Волох наступил Владимиру на грудь, удерживая его в лежачем положении.

– Всегда хотел это сделать, холуй? – спросил Белуга, глядя в искаженное ненавистью лицо Волоха. – Ударить хозяина?

Из гортани полковника вырвался сдавленный хрип. Над поверженным олигархом взметнулся пучок стрекательных щупальцев.

Но Пардусу удалось смирить свой порыв. Боевые конечности опали, и он даже снял ногу с груди Владимира. На его лицо вернулась прежняя невозмутимость.

– Хозяина? – переспросил он с иронией. – Ты преувеличиваешь.

Владимир отвернулся от него, отыскал взглядом Дашу. Он хотел что-то сказать ей, приободрить.

На губах Пардуса мелькнула торжествующая усмешка. Он взмахнул рукой, и Дарья, молитвенно протягивавшая к Владимиру руки, замерцала, пошла рябью помех. И, став прозрачной, исчезла. Голограмма. Директор «Неотеха» купился на дешевый трюк.

Не делая попытки встать, Владимир прикрыл глаза. Теперь он понял, что проиграл.

– Что с Дашей? –спросил он очень тихо.

Но Волох его услышал.

– Не знаю, – равнодушно ответил полковник. – Наверное, тамплиеры пристрелили ее при штурме твоего дома. Не знаешь, что им там понадобилось?

Когда Икари в первый раз увидел Минотавра, он не понял, что перед ним такое. И даже, наверное, его не заметил. Коридор как раз разделялся на три. В боковом ответвлении, совсем не в том, куда уводила клона нить Ариадны, лежал совершенно безобидный шар. Серый, диаметром около двух метров. Его можно было счесть архитектурным излишеством или упустить из виду. Лежит себе и лежит.

Минотавр был первым боевым кибером, при создании которого было решено не использовать человеческие, звериные или насекомые прототипы. Поэтому он не был похож на собаку, обезьяну и паука. Или на железный скелет, вооруженный пулеметом.

В разработке его дизайна был учтен психологический фактор. Минотавр предназначался для скрытого уничтожения живой силы противника. До перехода к активным действиям он не должен был выглядеть опасным. Его форма также не давала представления о наличии и расположении слабых мест.

Поэтому он и был бесцветным сфероидом без заметных выростов и отверстий. В реальности. В сопредельных виртуальных пространствах Минотавр выглядел совсем по-другому.

Все программисты, независимо от возраста, остаются детьми, не доигравшими в «Бойню номер 5» и «Нереальную встряску». Те, кто создавал аналог Минотавра, не были исключением.

Перед Антоном, Мертвецом, Псом Войны и Айзенбардом предстал двухметровый монстр с головой, отдаленно напоминающей бычью. Рогов у него насчитывалось куда больше двух – две пары на самой голове, еще по рогу на каждое плечо и острые выросты на локтях, Также в графе «особые приметы» значились алая кожа и демонический пирсинг. Все шесть сосков были пробиты и зверски оттянуты вниз огромными золотыми кольцами.

К счастью, мошонка этого мега-Минотавра была укутана целомудренной красной тряпочкой. А то и туда бы что-нибудь прицепили. Ноги, кстати, у него венчались окованными железом копытами.

При виде этого замечательного, просто архетипического чудовища Айзенбард с Псом сделали стойку. Им не надо было говорить, что вот он, тот подвиг, ради которого их спасли с гибнущего Архипелага. Собственной ужасающей персоной. Они уже мысленно сдирали с него шкуру, прибивали голову на щит, а рога на шлем. Герои, что с них взять.

Мертвец обернулся и подмигнул Антону.

– Фас! – крикнул он Айзенбарду и Псу. – То есть разделайтесь с ним, ребята!

В отличие от Икари Минотавр заметил его сразу. Изменяя частоту колебаний молекул своей оболочки, он мог настроить ее на восприятие самых различных волн. От тепловых и звуковых до гамма-излучения. Можно сказать, что Минотавр видел и слышал всей своей поверхностью.

И видел хорошо.

Кроме того, опять же за счет изменения молекулярных потенциалов и смещая центр тяжести, он мог передвигаться по любым поверхностям. Для него не существовало различий между полом и потолком.

Поднявшись на стену, он быстро покатился в сторону Икари и Даши. В тактическом блоке Минотавра была заложена информация, что пространственное мышление человека является одним из его уязвимых мест. Такой крупный объект, как Минотавр, перемещающийся по стене или потолку, должен вызывать замешательство. Это давало киберу время для выбора момента и места атаки,

Но сейчас Минотавр не собирался атаковать. Он истребил девять охранников и загнал двух в Лабиринт, где они быстро погибли в ловушках. Если это слово применимо к боевой машине, он пресытился однообразием такой модели поведения. И жаждал экспериментов.

Он намеренно оставил кровавую баню на третьем посту, чтобы обратить на нее внимание своих новых гостей. Минотавр знал, что такое человеческий страх. Он знал, как определить его по выбросам феромонов и скачкам кровяного давления. Кибер мог строить на нем свою тактику.

Но, даже представленный в виде сложнейшей математической модели, человек оставался непредсказуем. И тем любопытен.

А Минотавр был единственной в мире машиной, способной проявлять любопытство.

Икари среагировал на крик Даши. Развернувшись, он вскинул «ехидну» и выпустил половину обоймы в непонятный шарообразный объект. Впустую, объект прокатился мимо них по стене, переливающейся безумными красками. Серая лента, моментально выскочившая или выросшая из него, обмотала иглоавтомат и выдернула его из рук японца. От силы рывка у Икари заныли пальцы.

Большой серый шар скрылся за поворотом коридора.

– Что это было? – испуганно спросила Даша. Ей показалось, что шар непонятно как внимательно ее разглядывал.

Икари пожал плечами. Что бы это ни было, оно исчезло. На время или навсегда – не имеет значения.

Зов Двери делал все происходящее второстепенным.

Минотавр осваивал удивление. Эти люди реагировали непредсказуемо. Лишенные своего единственного оружия, попавшие в непонятную и угрожающую ситуацию, они не пытались спастись бегством. В этом случае он убил бы их сразу.

Но эти двое продолжали двигаться в глубь Лабиринта. Это было ново. Минотавр решил усилить воздействие раздражителей. Там, где психологических мер оказывалось недостаточно, должна была подействовать физическая угроза. Люди боялись крови, боли и вида собственных ран.

Своей мишенью кибер избрал женщину. Его поверхность отрастила конечности с впечатляющим набором режущих инструментов. Он повредит ей сухожилия на ногах – не очень опасные, зато болезненные раны, Они ограничат ее подвижность и заставят мужчину заботиться о ней. Или бросить. Минотавра интересовало, какой из вариантов человек выберет в сложившихся обстоятельствах.

Кибер вновь пришел в движение.

На этот раз Икари видел приближение Минотавра. Оно было рассчитано так, чтобы люди успели оценить угрозу, но не успели спастись. В ярком свете поблескивали разнокалиберные лезвия.

Шар обзавелся собственным пыточным набором. Икари уже видел результаты: его применения.

Он выставил перед собой руки – свое единственное бесполезное оружие. И приготовился узнать ответ на Вечный Коан.

Минотавр неожиданно остановился. Гибкие конечности с колюще-режущим инструментарием вытянулись, пытаясь достать людей. Застыли.

И все.

Даша шагнула поближе к Икари. Она не понимала, что происходит. В ее сознании, там, где раньше был постнаркотический дурман, теперь обосновывался страх. Ей хотелось спрятаться, стать совсем маленькой и незаметной.

Икари тоже не понимал, что происходит. Но он знал, что у них есть союзник, который не оставит их в трудную минуту.

Поле его зрения заполнила надпись пылающими красными буквами. «БЕГИТЕ!» И появилась указывающая направление стрелка.

Несмотря на свой грозный вид, демон оказался не способен противостоять объединенному натиску Айзенбарда и Пса. Жалобно мыча и неуклюже отмахиваясь когтями, он отступал, весь покрытый ранами от ударов сабли и палаша. Гном-корсар уже торжествующе размахивал золотым кольцом, вырванным из его соска.

– Никто не рассчитывал, что Минотавр будет атакован через Мультиверсум, – сказал Мертвец. – Иначе бы они снабдили его куда более серьезной защитой.

Громко хакнув, как дровосек, подрубающий дерево, Пес Войны ударил Минотавра в бедро. Монстр взвыл и упал на подкосившуюся ногу. Следующий удар снес один из его плечевых рогов.

– Вот и все, – сказал Мертвец.

Айзенбард отвел саблю для последнего удара. Внизу, то есть в реальном мире, застыл боевой кибер серии «Минотавр», чей кристаллический мозг сейчас переживал губительную перегрузку.

«Падай!» – приказала Икари телеприставка. Он тут же упал вниз, увлекая за собой Дашу. Микроскопической толщины серпообразное лезвие выскользнуло из стены и, пройдя где-то на высоте человеческой шеи, вновь скрылось. Из осторожности Икари предпочел двигаться дальше на четвереньках.

Если бы не указания Мертвеца, они с Дашей должны были погибнуть уже десятки раз. В стенах Лабиринта можно было встретить все: от вот таких вот примитивных серпов и метровых буров до огнеметов и пулеметных гнезд с широким сектором обстрела. Творение помешанного на автономной обороне параноика.

Мертвец, скопировавший из памяти Минотавра Ключ, вел Дашу и Икари через Лабиринт единственно возможным путем. Без него клон неминуемо заблудился бы, несмотря на невидимую «нить Ариадны». Здешняя стохастическая головоломка создавалась именно затем, чтобы сбивать с толку чувствующих Дверь «гостей». Ведь они могли оказаться и в распоряжении вероятного противника.

Путь через Лабиринт закончился без предупреждения. Очередной никуда не ведущий коридор уперся в шершавую металлическую стену. И в этой стене – прямоугольное отверстие размером с обычный дверной проем. Заполненное желтой субстанцией, похожей на янтарь.

Икари остановился перед стеной в недоумении, чувствуя, как…

…нить в его сознании натягивается до предела, издавая тонкий звон…

…холод, исходящий от этого проема, забирается к нему под одежду, глубже, под кожу, поселяясь между костями, замедляя течение крови…

…он уже не раз бывал в этом месте или в другом похожем…

…он точно знает, что ни в одной из предыдущих жизней не видел ничего подобного…

…он помнит это место.

Эта память не имеет ничего общего с той комбинацией химических цепочек в его мозгу, которой он привык ежесекундно пользоваться. Она там, где кончается его человеческая природа. В его метагенах, унаследованных от акулы-мутанта. Память о начале начал. О Янтарной Двери.

– Подожди меня здесь, – сказал Икари. Из его рта вырвалось облачко пара. – Я скоро вернусь.

И прежде чем изумленная Даша успела сказать хоть слово, он шагнул прямо в желтую твердь Двери. И пропал.

Они вместе погрузились в транспортный вертолет. Пардус, Белуга, Сергей с Ирой и агенты сопровождения. Пардус отдал указания пилотам и сел напротив Владимира. Пленники были облиты металлоорганическим клеем, не исключая даже неподвижную Ирину.

– Я хочу, чтобы ты знал, что с тобой будет, – сказал Пардус Владимиру. – Я не соврал, ты опять станешь директором. Более того, и Диктатором тоже. Директор-Диктатор. Воплощенная мечта твоего приемного папаши. Тебя не удивит, если я скажу, что генерал Белуга никогда не был твоим отцом?

В ушах Владимира кровавый шум, в котором тонет голос Волоха.

– Твоего отца звали Георгий Светлов, но это имя ты не можешь помнить. Как и его лицо. Вся твоя память вплоть до предродовой была стерта и заменена новой. С иголочки. Так ты стал Владимиром Белугой, наследником покойного олигарха. Чертова уйма работы была проделана. Не считая того, что вместе с кучей народу пришлось убрать обоих твоих папаш.

Волох рассмеялся.

– Это все относится к прошлому, – сказал он, оборвав смех. – А я хотел поговорить о твоем будущем. Так вот, тебя опять ждет вмешательство в память. К сожалению, на этот раз мы не можем взять и стереть ее целиком. У нас нет подходящей резервной записи. А этой дряни за Дверью, похоже, нравятся воспоминания. Рыбак предполагал, что именно на них она обменивает информацию.

Пардус прервался, чтобы перевести дыхание.

– Поэтому из твоей головы будут удалены только последние события, – продолжил он. – Мы заменим их несчастным случаем с последовавшей амнезией. Может быть, покушением. Кстати, помнишь то нападение в январе прошлого года? В котором была убита твоя подружка Лия? – Пардус улыбнулся. – Его организовали мы. Я лично руководил операцией.

Тело олигарха напряглось. Если бы не клей, он бросился бы на Пардуса. Но из его сомкнутых губ не вырвалось ни слова.

– Мерзавка поставила себе маточный биофильтр. Не хотела беременеть, мечтала о карьере. Пришлось ее убрать. Нам было нужно, чтобы у тебя родился ребенок. Тогда от тебя можно было бы избавиться. – Пардус откашлялся, – С Дарьей у нас могло получиться. А кстати, вот и выход. В твоих новых воспоминаниях она тоже погибнет во время покушения. Нападение «зеленых» террористов. Неплохо придумано, а? – Волох откровенно забавлялся. – Но я не хочу, чтобы ты держал злобу на своего старого приятеля, – он протянул руку и потрепал Владимира по заросшей щеке. – Можно сказать, друга семьи.

К полковнику скользнул агент, наклонился над его плечом.

– «Крысиная атака»? – переспросил Волох. – Что они предприняли?

Неразборчивый шепот. Веселье Пардуса сошло на нет.

– Объявить общую тревогу, – приказал он, заикаясь. Наверное, от волнения. – Ужесточить пропускной режим, проверить все здание. Использовать только специальные каналы связи.

Агент быстро кивал.

– И свяжись с артиллерией, – приказал Волох. – Пусть начинают.

Он снова повернулся к Владимиру. В сторону олигарха выстрелило щупальце биоброни, обвило его шею. И насильно склонило его голову к иллюминатору.

– Я хочу, чтобы ты это видел, – сказал Пардус. – Там должен был быть и ты.

Высоко, на самой границе Небес, плыл грузовой вертолет. А далеко внизу, под его окрашенным в голубой цвет брюхом, распускались медленные цветы взрывов,

Каждое попадание керамического диска, выпущенного реактивной гаубицей, убивало сразу десяток ничего не подозревающих волков. Интенсивность обстрела составляла больше ста выстрелов в минуту. Такими темпами Стая должна была прекратить свое существование меньше чем за десять минут.

Вот, окутавшись саваном трухи, обрушился один дом, другой. Вверх летели обломки, клочья звериных тел, светящиеся от трения осколки снарядов.

К одному из иллюминаторов на борту вертолета прижималось человеческое лицо. Застывшее, словно схваченное судорогой. Из широко открытых черных глаз одна за другой катились слезы.

Там, внизу, умирала Стая, Его Стая. А он ничего не мог сделать.

Айзенбард не успел нанести свой завершающий удар. По виртуальному Лабиринту пронесся нездешний ветер, и гном исчез. А с ним и Пес Войны.

Антон повернулся к Мертвецу, желая узнать, что вообще происходит. Но Мертвеца больше не было. И Лабиринта. И всего Мультиверсума.

Не было ничего.

Из серой пустоты над ним проступили лица. Ксана и доктор Мураками.

– У него шок, – сказал японец.

«Да, – подумал Антон. – У меня шок». Это было похоже на последствия атаки сетевого нейрофага. Вирус нарушал функционирование нервной спайки между вживленным базисом и головным мозгом. Сознание распадалось и, бывало, никогда больше не могло собраться в единое целое.

– Почему он отключился? – спросила охотница. – Виртуальное нападение?

Мураками покачал головой.

– Исчезло соединение, – сказал он.

Вот оно что. Антон моргнул, пытаясь дать понять, что он знает, в чем дело. Канал был нарушен. Глеб говорил, что здание «ГК» должно взорваться.

Так оно и случилось. Финальная череда взрывов обрушила небоскреб «Глобалкома». Все базовые станции и коммутационные узлы превратились в пыль. Аппаратный фундамент глобальной Сети Города был уничтожен. А вместе с ним и Виртуальная Реальность, из которой так жестоко выбросило Антона.

Перед тем как уже надолго потерять сознание, хакер от души пожелал Мертвецу удачного путешествия. Куда? Этого он не знал и надеялся, что никогда не узнает.

– Вас понял, – сказал агент Службы Федерального Контроля. – Перейти на специальный канал связи. Да, проверка здания уже ведется. Усилить пропускной режим?

Он обернулся к огромному панорамному окну. Замолчал. В его ушах продолжал бормотать настойчивый голос. А агент, приоткрыв рот, смотрел в окно на стремительно надвигающийся А-поезд.

Поезд был уже так близко, что можно было разглядеть паутину трещин на лобовом стекле. Вокруг него завивались белые трассы инверсионных следов. ПВО здания вела лихорадочный и бесполезный обстрел. Мишень оказалась чересчур велика.

Взрывы реактивных снарядов разносили вагоны в клочья, но не могли остановить движение всего состава. Форсировавшись, агент попытался бежать. Вокруг него все уже дрожало от опережающей поезд вибрации,

С грохотом вылетели стекла. Спустя полторы секунды А-поезд врезался в здание корпорации «Неотех». Скорость его движения к этому моменту составляла около ста двадцати километров в час.

Удар вышел на славу.

Перед самым столкновением в ушах Глеба в последний раз раздался голос Мертвеца. Он не прощался и не желал ему удачи. Он сказал всего три слова:

– Берегись Охотника, рыцарь.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Дарье было страшно. Чересчур большое испытание оказаться одной в таком месте. Здесь стены двигались и дышали огнем, а пол норовил раскрыться над бассейном с кислотой.

Ее спутник пропал. Когда она попыталась броситься за ним, то больно ударилась о твердый «янтарь». С этого момента ее испуг разрастался, как несущийся с горы снежный ком. Грозя погрести под собой остатки выдержки и спокойствия.

Даша опустилась на корточки, прижавшись спиной к металлической стене. От стены тянуло жесточайшим холодом. Но в отличие от других стен Лабиринта она оставалась на месте и не таила в себе смертельных подлянок.

Девушка дышала на сжатые кулачки, пытаясь согреться. Про себя Дарья решила, что досчитает до шестисот, ожидая Икари. Если за это время он не вернется, она попробует сама выйти отсюда. Влад будет гордиться ею, когда узнает, как смело она себя вела, пытаясь помочь ему.

Если узнает.

На цифре «четыреста пятьдесят» Дарья услышала недалекий взрыв. Направление, в котором он раздался, и расстояние до источника было невозможно определить. Но он заставил девушку еще плотнее сжаться в комок и считать быстрее.

Она не сомневалась, что этот звук был связан с чьей-то смертью.

Предчувствия ее не обманывали.

Проверка здания подразумевала и спуск на «закрытые» этажи. Агентам СФК было в общих чертах известно о Лабиринте и той угрозе, которую он представляет. Но ограничиться древней максимой – «предупрежден – значит, вооружен» – наплевать на все, что вдалбливалось им в голову на подготовительных курсах Федерального Контроля.

Предупрежден и вооружен до зубов – вот это означает вооружен. На группу из шести человек приходилось три «рельсы» с подствольными ракетницами, два пулеметных комплекса «Буран-спец», модификация для стрельбы в малых помещениях. И целый арсенал менее достойного упоминания оружия. Все шестеро были одеты в полевые файтинг-сьюты с дополнительным бронированием.

Это были великолепно подготовленные профессионалы новой школы. Участники множества боевых операций, зарекомендовавшие себя наилучшим образом. Элита федерального спецназа.

Им всем предстояло погибнуть в течение ближайших двух минут.

Следующую порцию скверных новостей Аркадий Волох получил минут через пятнадцать после начала артобстрела.

По его личному каналу прошла информация о нападении на головное здание ТПК «Неотех». Сообщаемые подробности были до такой степени фантастичны, что он принял их за хакерский розыгрыш.

Упоминание тамплиера и объекта «малах» поставило все на свои места. Если у крушения всех планов может быть какое-то место.

Волох даже вскочил и прошелся туда-сюда по кабине. Такое поведение было очень для него нехарактерно. К нему не сразу решились обратиться с очередным докладом.

– Полковник, – это был все тот же агент, специализирующийся на плохих известиях. – Непредвиденные обстоятельства. Позиции, где были размещены наши артиллерийские комплексы, оказались захвачены «волной». Потери среди личного состава около восьмидесяти процентов, Большинство «Дискоболов» оказалось невозможно эвакуировать.

– Волки? – спросил Пардус.

– Волки, – подтвердил агент. – И еще птицы, крысы и огромные стаи ядовитых бабочек. На них не действовали дезинсектициды.

Пардус молча кивнул и вернулся на свое место. Он перебирал возможные альтернативы. Они теряли «Неотех», а вместе с ним Янтарную Комнату. Они теряли Город. Теряли все.

Что оставалось? Бегство? Пардуса не устраивал такой вариант, но он был к нему готов. Существовали убежища, анонимные счета в банках Большого Цюриха, заготовленные пути отступления. Уйти, отсидеться, вернуться в разоренный и обезлюдевший Город, чтобы снова наложить руку на «информационную бомбу».

Ведь о ней знает он сам, Лейтенант, воюющий сейчас где-то в коридорах «Неотеха», и эти трое. Больше никто. Все остальные мертвы. Он, Аркадий Волох, позаботился об этом за прошедшие годы.

Секретного подразделения «Гроза» больше не существует. Как и Проекта, как и всего, что было связано с ними. Осталась Янтарная Комната и эти люди, нечаянно оказавшиеся свидетелями чуда.

А участь свидетелей нередко бывает печальна.

– У меня уже есть десять таких браслетов, – сказал он Сергею, указывая на его левую руку. – Собрал на память. Хорошо, что ты с женой сохранил ваши. Я их позаимствую у вас, если ты не возражаешь. – На лице Волоха появилась широкая и совершенно безумная улыбка. – После того, как я вас сейчас убью.

Он и правда собирался это сделать. Прямо в кабине вертолета.

В психике Волоха уже произошли необратимые пагубные изменения. Их вызвало долгое взаимодействие с изуродованной «скорлупой». Тончайший метаболизм биокостюма был разрушен ядовитым «киселем», газом БКГ-6. Теперь результаты этого сказывались на самом носителе.

Аркадий Волох был отравлен, не подозревая об этом. Броня выработала у него привыкание, подобно сильнейшему наркотику. Но если бы он нашел силы расстаться с ней, то увидел бы на своей коже язвы, как на псевдоплоти бронекостюма.

Таким же разрушениям подвергалась кора его головного мозга. Это превращало Волоха из хладнокровного расчетливого убийцы в одержимого смертью психопата. Уже сейчас он испытывал проблемы с речью, но это его не очень смущало. Убивать полковник мог и молча.

В момент удара последний вагон А-поезда, в котором укрылись четверо его пассажиров, наполнился бьющей из всех щелей пеной. Мера безопасности на случай столкновения или падения в результате отказа генераторов. Пена моментально затвердела, и, хотя она не задерживала кислород, удары о стену с переломами конечностей были ею предотвращены.

Без синяков, конечно, не обошлось, но они выпали большей частью на долю стажера. Он все пялился в окно, рискуя нарваться на шальную пулю. Хорошо еще, что не вылетел наружу, когда поезд вломился в здание, – Глеб вовремя схватил его за рукав куртки.

Техник, вцепившийся согласно предписаниям в специальные поручни, так и остался сидеть, залитый пеной. Его расширенные зрачки двигались из стороны в сторону.

– Так, – сказал Глеб, выламываясь из пористого плена. – Потеха начинается.

И в подтверждение по нему открыли огонь из пулемета.

«Это глупо. Выжить, когда на тебя рушится многотонный экспресс и с ним треть здания. И погибнуть при исполнении идиотского приказа».

Глеб наступил на «сверчка», выпавшего из рук покойного агента. Пулемет хрустнул.

Больше желающих повоевать не наблюдалось. Вокруг была мешанина из рухнувших бетонных переборок, осколков стекла и разломанной на куски офисной мебели.

Сканеры брони молчали, реагируя только на перемещения Тэньши. Чтобы не отвлекаться на «падшего» лишний раз, Глеб занес его в память «доспеха» как союзника. Пока он проявлял себя именно так.

– Мы должны пробираться наверх, – сказал Тэньши с непоколебимой уверенностью. Первые его слова за очень долгое время. – Там мы встретим тех, кого ждем.

– Наверх так наверх, – согласился Глеб,

Трое следующих агентов, встретившихся им двумя обвалившимися этажами выше, были экипированы серьезней. «Бараны», ракетная «сбруя», бронеакселераторы. Они обернулись на звук шагов Глеба. И Тэньши превратил их в соляные столпы. Отнюдь не в переносном смысле.

Искаженные лица под прозрачными забралами шлемов-сфер были покрыты выделившимися через кожу белыми кристалликами. Один из агентов рухнул под тяжестью своей гаусс-мортиры. И разбился. Крупные осколки, все с тем же белым налетом, далеко разлетелись по полу.

Глеб долго смотрел в спину ушедшего вперед «одержимого». Нагнулся, поднял окаменевший от соли указательный палец. И положил его в подсумок. На память.

Шестерка агентов, проверяющих этаж «–27», скоро наткнулась на неподвижного Минотавра. После того, что они увидели на постах наружной охраны, федералы были настроены действовать не раздумывая, Вскинув стволы «баранов», они дали залп.

Мозг кибера к этому моменту оправился от последствий виртуальной атаки. Боевая эффективность Минотавра составляла 92%. Рассчитав траекторию полета зарядов, он выполнил маневр уклонения. Позади него раздался взрыв и посыпались куски стен.

Коридор наполнился пылью и крошкой, в которой стал виден микроскопической толщины лазерный луч, исходящий из круглого тела кибера. Когда речь шла о его существовании, Минотавр не тратил времени на игры. А его автоматика действовала гораздо быстрее киборгизированных тел агентов.

Подкатившись к шести мертвецам, он удостоверился в полной остановке их жизненных процессов. И стремительно двинулся обратно. В глубь Лабиринта, где находились еще двое нарушителей.

«Шестьсот», – в третий раз повторила Даша. Пора было идти. Как ни трудно это было делать одной. Но похоже, что Икари пропал насовсем.

Она поднялась на ноги и сделала несколько танцевальных па, чтобы разогнать кровь по застуженным мышцам. И застыла в полуобороте, увидев серый шар, катящийся к ней по коридору.

Ее желудок сжался в маленький ледяной комок. Даша шагнула назад, прижимаясь лопатками к железной стене. Дальше пути не было.

«Янтарь», наполнявший дверной проем рядом с ней, заволновался, пошел волнами и вздулся большим прозрачным пузырем. Даша забилась в угол, затравленно глядя то на Дверь, то на Минотавра. Она не знала, с какой стороны исходит большая угроза.

Янтарный пузырь опал, поверхность Двери стала гладкой. Из нее высовывались две человеческих руки, облитые прозрачной желтой субстанцией.

Икари Сакамуро выходил из Двери, медленно, затрачивая огромные усилия на каждый шаг. По его телу струился «янтарь».

Вот клон, покрытый блестящей пленкой, отделился от Двери. На нем не было никакой одежды, и с лица пропала телеприставка, Глаза, окруженные синюшными вздутиями шрамов, были плотно закрыты. Казалось, он спал.

Даша видела, как втягиваются в Дверь нити, соединявшие ее с янтарной оболочкой Икари. Японец был свободен.

Он заговорил, его открывающийся рот был затянут янтарной плевой, но Дарья слышала каждое слово.

– Не бойся, – сказался ей. – Теперь все будет хорошо.

«Янтарная броня» не изменила восприятие Икари. Не сделала его слух тоньше, а зрение острее. Она не наделила его ложным ощущением неуязвимости и всемогущества. И даже не стала вливать в его тело нечеловеческие силу и ловкость.

Вместо этого сознание Икари наполнилось абсолютной ясностью. Пониманием всего, что он сделал и сделает когда-либо. Знанием глубинной сути вещей и истинных причин событий. Непроизнесенными ответами на все сокровенные вопросы.

Даже на такой: где находится самое уязвимое место пилотного кибера серии «Минотавр»?

Минотавр успел атаковать Икари. Лазером, сверхъедкой кислотой и, когда он уже подошел вплотную, десятком плоскостных лезвий. Бесполезно.

Оказавшись на теле клона, «янтарь» не изменил своих удивительных свойств. Его поверхность рассеяла и поглотила даже лазерный луч. Если бы не строжайший программный запрет, Минотавр попробовал бы спастись бегством. Но ему пришлось продолжать схватку. Отрастив по всему шарообразному телу шипы, он покатился на Икари, рассчитывая сбить его с ног и проткнуть.

Облитая «янтарем» рука японца в безупречном выпаде погрузилась в корпус кибера. Пробив оболочку Минотавра, она повредила систему охлаждения кристаллических накопителей. Скачок температуры разрушил записанную на них информацию, а потом и сами кристаллы.

Весь процесс, превративший Минотавра в бесполезную кучу хлама, занял всего четыре секунды.

Перед тем как навсегда погрузиться в темноту, Минотавр вновь испытал удивление.

Чтобы оценить гигантские размеры штаб-квартиры «Неотеха», надо было иметь объект для сравнения. Например, А-поезд, торчащий из здания. Как зубочистка, вонзившаяся в грудь великана.

– Ого! – оценил первый пилот грузового вертолета, доставлявшего на место Пардуса и его пленников. – Вот это…

Договорить он не успел. Реактивная пуля калибра 72 пробила насквозь переборку за его спиной, подголовник кресла и голову в ЦИКЛОПе, после чего с грохотом разнесла фонарь кабины, нарушив ее герметичность.

Завыла сирена. Блок аварийной подстраховки автоматически переключил управление на второго пилота. Но тому не повезло за компанию с первым. Зазубренный осколок плексигласа от фонаря перерезал ему сонную артерию. Теперь он умирал, пытаясь рукой остановить поток крови, хлещущий из шеи.

Запаниковавшая машина взяла пилотирование на себя, направляя вертолет к крыше здания. Тела мертвецов в кабине стремительно покрывались изморозью. На этой высоте было очень холодно, а погодный купол вокруг пирамиды исчез. Центр управления микроклиматом был разрушен ударом А-поезда.

Это случилось три минуты назад.

– Я вас сейчас убью, – задумчиво повторил Волох и встал. Вокруг него колыхался ореол потревоженных щупальцев.

В этот момент агент опять имел неосторожность сунуться к нему с докладом. Сказать он ничего не успел. Живые канаты обвили его шею и торс и рывком подняли вверх.

– Как… же… ты… мне, надоел, – медленно сказал полковник.

Щупальца сжались. Агент захрипел, суча ногами. В его руке появился реактивный пистолет. Броня, согласуясь с заложенными в ее клетки рефлексами, среагировала на угрозу раньше хозяина. Рука с пистолетом оказалась обмотана щупальцем и отведена в сторону. С хрустом сустав агента вывернулся из плеча, и пистолет выстрелил.

Воющая пуля ударила в переборку между кабиной пилотов и пассажирским отсеком. Громыхнуло. Все лампы вспыхнули красным, дико завыла сирена. Шейные позвонки агента не выдержали нарастающего давления. Его голова ватно упала набок.

Но он еще жил положенное теку дополнительное время. И пистолет выстрелил еще раз. Одного из его коллег откинуло к стене, в которой тут же образовалась пробоина.

В живых остались трое пленников, последний агент и Аркадий Волох. Вертолет зарыскал носом. Те, кто не был приклеен к своим местам, покатились кубарем.

Пардус быстро справился с этой проблемой. Распластавшись по накренившемуся полу, как паук, он пополз к последнему выжившему подчиненному. В голове полковника все окончательно перемешалось. Или же он решил не оставлять свидетелей.

– Шеф! – Агент нашарил болтающиеся ремешки на месте кобуры с «осмоловым», – Полковник, не надо…

Струя кислоты оборвала его увещевания.

Вертолет немного выровнялся. Волох через плечо глянул на пленников и в ближний иллюминатор. Бросился к люку аварийного выхода.

Владимир и Сергей этого не видели. Они потеряли сознание от кислородного голодания и перепада давления.

Глеб стукнул кулаком по кнопке, опускающей кормовой пандус, и повернулся к Тэньши.

– Мне показалось, что до того, как вертолет сел, с него кто-то спрыгнул, – сказал он «одержимому». – Но сканеры молчали.

– Тебе не показалось, – возразил Тэньши, – Это был твой враг, Аркадий Волох. Он заметил нас раньше.

– Ты серьезно? – рыцарь задал глупый вопрос. Беглый ангел всегда был серьезен. – Но почему ты промолчал?!

– Зачем? Мы скоро встретимся, – сказал Тэньши, словно само собой разумеющееся.

В пассажирском отсеке вертолета Глеб замер. Он увидел Иру и Сергея.

– Что они… что они здесь делают? – спросил он у Тэньши. «Одержимый» не стал тратить время на викторину «вопрос – ответ». Открыв висящую на стене аптечку, он кинул Глебу упаковку стимуляторов.

– Приведи их в сознание, – сказал он. – Я буду снаружи. Трехметровая боевая машина по имени Глеб опустилась на колени рядом с женщиной из прошлого. Металлическая рука нежно убрала волосы с лица, которое он не видел пять лет.

У него не было даже ее фотографий. Ничего, кроме вырванных из беспамятства обрывков – встреч, разговоров, прощаний. И в каждом из них она была разной, другой, не похожей на прошлую себя. Так не могло быть, но было. У них.

– Давно не виделись, Ира, – тихо сказал он. – Слишком давно.

Она молчала. Как всегда. Медленно вздымалась грудь под свитером. Он тоже замолк. И виновато посмотрел на Сергея, из носа и ушей которого текла кровь. Ире стимуляторы не помогут, а ему, возможно, спасут жизнь. И второму, который, наверное, Владимир Белуга, – тоже.

Пришедший в себя олигарх долго кашлял и сплевывал красным. Кровь успела натечь в носоглотку.

Глеб смотрел на него и думал, что в нем много от настоящего отца – Георгия Светлова. Но Влад был жестче, это угадывалось в уже глубоко прорезавшихся морщинах на его лице. Выражение суровой властности въелось в кожу, подчеркнутое непреклонными линиями рта и подбородка.

– Кто ты такой? – Белуга прищурился в сторону Глеба – прямой оценивающий взгляд. – Тамплиер?

– Это друг, – сказал Сергей. – Глеб, посмотри, у этих мертвяков должен быть растворитель для клея. Все затекло так сидеть.

– Глеб? – Белуга опять закашлялся. – Слушай, ради бога, дай еще один «штырь». Башка как ватная, ничего не соображаю,

– Хватит, –сказал Глеб. Умертвого федерала, застреленного из реактивного пистолета, нашелся баллончик растворителя. – Может случиться разрыв сердца.

Снаружи раздался взрыв, другой. Заревел «буран». И все перекрыл высокий звук, от которого ныло в затылке. С грохотом повылетали уцелевшие иллюминаторы. У Сергея опять пошла носом кровь.

– Какого хрена там происходит? – скривившись, закричал Белуга. – Что за черти воют?

«Не черти, а все же ангел, – мысленно поправил его Глеб. – Есть тут один такой».

– Все в порядке! – крикнул он. – Сейчас это закончится. Когда Сережа, Владимир и Глеб с Ирой на руках (Сергей хотел, но не смог ее нести) вышли из вертолета, они увидели невредимого Тэньши. И обугленные, скукоженные трупы поодаль. Присмотревшись, Глеб увидел, что оружие федералов превратилось в бесформенные слитки металла.

– Я его знаю, – сказал Владимир. – Случайно видел один раз с Волохом. Кто он такой?

– Это долгая история, – ответил Глеб. – На нее у нас сейчас нет времени.

– Да? А что мы собираемся делать?

– Ну, – Глеб заколебался. Ему очень не хватало незримого присутствия Мертвеца. Он бы смог все объяснить. – Мы должны остановить Прорыв.

– Даже так? – не поверил Белуга. – Накормив Стаю пятью хлебами и жопой начальника моей службы безопасности? Как же мы это собираемся сделать, о сэр Ланселот?

– Вообще-то не мы. Ты, – Глеб подумал, что, если бы не Ира у него на руках, господин директор уже давно получил бы в болтливую тыкву. – Ты должен знать, как это сделать.

Белуга в молчаливом изумлении развел руками. Сергей внимательно смотрел на рыцаря. Он чувствовал друга, чувствовал, что тот не шутит.

И тут вмешался Тэньши.

– Ты должен войти в Янтарную Дверь, – сказал он Владимиру. – Вместе с ней.

Палец «одержимого» указал на Ирину.

– Откуда ты знаешь про Дверь? – удивился олигарх.

– Зачем? – хором спросили Глеб и Сергей. – Зачем ему брать с собой Иру? – закончил вопрос рыцарь.

– Она возглавляла группу медиумов, закладывавших Программу в Башни, – сказал «одержимый». – Именно через нее был пропущен импульс злобы и ненависти к человеку, который толкает зверей на Прорыв. Воспоминания об этом были у нее заблокированы. Но во время одного из сеансов связи Янтарная Комната сняла блок.

– После этого она впала в кому, – голос Сергея надломился.

– Да, – Тэньши обвел троих слушателей неподвижным взглядом. – Я почерпнул эти данные из памяти Николая Токарева, которую Оракул большей частью перенес в мой мозг. Он считал, что Ирина попыталась исправить то, что было сделано с ее помощью. Но у нее не хватило сил, и она едва не погибла.

– И теперь ты предлагаешь повторить эту попытку? – подчеркнуто спокойно спросил Глеб.

– Вместе у них может получиться. Вероятность высока.

– Пошел ты, – веско сказал Глеб. – Вместе со своей вероятностью. Сергей со мной согласится.

Отшельник отрывисто кивнул.

– Пусть вот он, – Глеб кивнул на Владимира. – Пусть он идет один.

– Эй, полегче, консерва, – олигарх выпятил подбородок. – Ты за меня не решай.

– Я? Ну, ты…

Тэньши остался равнодушен к накалу страстей. Он сказал:

– Янтарная Комната забрала ее у вас. Она же может ее вернуть.

Глеб замолчал и посмотрел в неподвижное лицо молодой женщины, лежащей у него на руках. Он вспоминал звук ее голоса и то, как она улыбается. А Сергей отвернулся, чтобы никто не увидел его покрасневших глаз.

– А ты? – спросил «одержимый» Владимира Белугу. – Разве ты не хочешь спасти свой Город?

– Зачем? – олигарх прикусил губу, сплюнул. – Кому он нужен, этот муравейник?

– Он нужен ей, – Тэньши указал рукой в сторону. – И вашему ребенку.

– Влад! – закричала Даша.

После прыжка с вертолета и спуска по гладкой стене небоскреба-пирамиды у Аркадия Волоха наступил краткий период ремиссии. Он обнаружил себя висящим вниз головой на большом стекле. С другой стороны хмырь в костюмчике пялился на него, болезненно щуря глаза. Несмотря на чудовищные повреждения поверхности, броня все еще сохраняла остаточную невидимость.

Пардус тряхнул головой, прогоняя остатки кровавой мути, мешавшей ему трезво планировать дальнейшие ходы. Отлепив одну руку от стекла, он изверг из указательного пальца тонкую струйку кислоты. Нарисовав ею аккуратный кружок рядом с запором окна, он выбил стекло и засунул руку внутрь. Хмырь с воплем обратился в бегство.

Волох, залезая в открытое окно, не обратил на него внимания. Ему больше не хотелось убивать всех, кто попадется под руку.

Эту честь он окажет вполне определенным людям.

И не совсем людям. Объект «малах», «одержимый» Тэньши, все-таки решил действовать против бывшего союзника. Тем хуже для него. У старика Пардуса найдется чем приветить гаденыша.

Ему не удалось связаться со своими сотрудниками. Внутренняя связь в здании была выведена из строя хакерским нападением Антона и доктора Мураками. А со специальным каналом Службы творилась ерунда. Каждый раз, включая его, Волох слышал далекий мужской хор, распевающий, кажется, на латыни. От непонятных слов, положенных на тревожную органную музыку, у более впечатлительного человека побежал бы мороз по коже.

Полковник не удивился, если бы узнал, что «дирижером» чудесного хора тоже является хорошо знакомый ему ангел.

К счастью, он нашел свой кабинет нетронутым. Здесь первым делом Пардус схватил трубку старинного телефона из красной пластмассы. Но все, что он услышал, – это как те же голоса выводят:

Juste Judex ultionis

donum fac remissionis

ante diem rationis.

Телефон с грохотом разбился о стену.

Волох подступил к стенному сейфу, прижал к нему правую ладонь. Сейф обиженно пискнул и зажег красный огонек. ДНК-проба не совпадала с эталоном.

– Твою мать! – громко выругался Пардус. Он совсем забыл про броню.

Псевдоплоть на его правой кисти поползла, собираясь складками, как закатываемый рукав. Волоха охватило чувство подавляющего дискомфорта. Расставание даже с крохотной частью брони оказалось невыносимым.

Поборов неприятные ощущения, Волох протянул обнажившуюся ладонь к дверце сейфа. И замер. Кожа на ее тыльной стороне побагровела и покрылась крупной желтой сыпью. Кое-где она начала трескаться и сочиться пока еще прозрачным гноем. Волох почувствовал невыносимый зуд.

«Дерьмо», – прошептал он, рассматривая изуродованную руку. И такое наверняка творится по всему телу. Ха-арошенькое дельце!

Но времени сокрушаться, как и доискиваться до причин болезни, не было. Благо, пока он в биокостюме, его тело не испытывает никакого беспокойства.

Волох ощутил прилив возбуждения, не догадываясь, что симбиотические железы брони выплеснули ему в кровь убийственную дозу стимулирующих гормонов. Плевать! Он разделается с этими ублюдками и займется всем остальным. Да!

– Давай! – не в силах сдерживаться, закричал он, притискивая ладонь к пластине ДНК-замка. – Открывайся, сука!

Гудение зуммера. Подмигивающий красный глаз. Дверца остается закрытой. Изменения клеточной структуры зашли так далеко, что хромосомный анализ выдавал ошибку. Полковник СФК Аркадий Волох перестал быть собой, во всяком случае, в физическом смысле,

– Ах ты, дрянь! –в бешенстве крикнул он. – На! Получай! И на металле сейфа зашипела, испаряясь, боевая кислота. На восстановление полностью израсходованного боезапаса у биокостюма должны были уйти часы. Но был и результат – Пардус все-таки взломал злосчастный сейф. Большая часть его содержимого превратилась в бесформенную кашу. Но самое главное – то, ради чего он пришел сюда, – уцелело.

Десять браслетов из нержавеющей стали с выбитыми на внутренней стороне именами. И длинный крюк, похожий на птичий клюв. Металл, из которого он был сделан, выглядел потемневшим и оплавленным.

– Представляешь, – говорила Даша, не выпуская руку Владимира. – Пока мы поднимались на крышу, несколько этажей пришлось идти пешком. Икари сказал, что лифтовая шахта повреждена. И знаешь, что я видела?

– Что?

Даша сделала большие глаза.

– Огромную собаку, – сказала она. – Вот такую! – если верить ее поднятой ладошке, собачка была ростом с хорошо упитанного пони,

Или с матерого степного метаволка.

– Собака? – Владимир почесал заросший жесткой щетиной кадык. – Не помню, чтобы я заводил собаку. Я вообще ни живых собак, ни кошек не видел уже лет пятнадцать. После эпидемии бешенства в двадцать четвертом.

– Метавирусной евроазиатской пандемии, – уточнил Сергей, эколог в шкурах отшельника. – Была вызвана нестойкостью иммунных систем домашних животных к болезням новых мутантов. В пиковый период смертность составляла около девяноста шести процентов.

– Вот-вот. Ты ничего не напутала, милая?

– Это была собака, – Дарья по-детски надула губы. – Ты мне не веришь?

Владимир привлек ее к себе и нежно поцеловал. В подбородок и в кончик носа. Остальные деликатно отвернулись.

Только «одержимый» спокойно пялился на олигарха с подругой, пока что-то не отвлекло его бесцеремонное внимание. Тэньши закрутил головой, звучно потянул носом воздух. Остановился на месте. Его черные глаза пробежали по стенам, потолку, устремились в глубь коридора.

– В чем дело? – спросил Глеб, тоже останавливаясь.

Если верить его сканерам, кроме них, здесь не было ни души. Но у рыцаря уже была возможность убедиться, что Тэньши гораздо точнее любого сканера.

– Не спрашивай, – сказал «одержимый». – И не останавливайся. Остальные тоже. Вам надо уходить.

Икари, их залитый в «янтарь» проводник, с готовностью продолжил движение. После мгновенного колебания за ним последовали Владимир с Дашей. Сергей остался возле Глеба, по-прежнему несущего Иру.

– А ты? – спросил рыцарь.

– Я остаюсь, – Тэньши развернулся лицом в ту сторону, откуда они пришли. Встал посередине коридора. – Не надо меня ждать.

– Сергей, возьми Иру, – Глеб аккуратно передал жену Климову. – Когда устанешь, ее понесет японец. Иди догоняй их.

Сергей не стал задавать лишних вопросов. С Ирой на руках он поспешил за остальными к лифту. Глеб с Тэньши остались вдвоем.

– Ты чувствуешь его? – спросил Глеб. Он помнил, что «падший» не лжет.

– Уходи, – повторил Тэньши. – Ты должен быть с женщиной, которую любишь, когда ее сознание проникнет за Дверь. Ты должен ей помочь, иначе она не справится и в этот раз.

– А ты?

– Я останусь, – «одержимый» смотрел то на Глеба, то опять в пустой коридор, быстро-быстро, по-птичьи вращая головой. – Во мне нет любви к людям. А всех таких, как я, уничтожили Токарев и Волох, Я последний. И я больше не хочу прятаться.

Он заглянул в глаза рыцаря, глубоко, в самый дальний уголок его «я». И сказал:

– Ты не знаешь, что такое быть одному в чужом мире.

Глеб пришел в себя возле дверей лифта. С ощущением, что отдернулся черный занавес, отделявший его от реальности.

Его «доспех» бодро шагал сам по себе, выполняя поступивший извне приказ. Остановился он, только когда Глеб оказался в лифте. И дожидавшийся его Икари нажал кнопку минус двадцать седьмого этажа.

Оставшись один, Тэньши вытянул перед собой руки с напряженными пальцами. Присел, сгибая колени. Его глаза теперь неотрывно смотрели в одну точку.

Эта точка находилась на потолке. И постепенно приближалась к нему.

Между скрюченными, как когти, пальцами «одержимого» затрещали зеленые искры. Но прежде, чем они превратились во что-то более серьезное, вроде огненных шаров или молний… Прежде, чем Тэньши вывернул податливую реальность наизнанку и закрутил ее тугим узлом вокруг своего врага…

Аркадий Волох опутал его клубком стрекательных щупальцев. И сам обрушился на Тэньши с потолка.

Янтарная оболочка дала Икари разгадку Лабиринта и сделала неуязвимым к его ловушкам. Он шел впереди, указывая дорогу, не оборачиваясь, в уверенности, что его спутники следуют за ним. Владимир, обнимая жмущуюся к нему Дарью, качал головой. А увидев разрушенного Минотавра (Даша задрожала), громко прищелкнул языком.

Икари поднял руку, указывая на Янтарную Дверь. Как бы говоря: «Вот мы и пришли». «Янтарь» потек с его тела. Процесс этот оказался болезненным – клон упал на колени, согнулся, держась за живот. Уперся лбом в пол. Его окружили в замешательстве, не зная, что делать. Владимир протянул руку к плечу японца.

– Что с ним такое? – громко спросил он.

А «янтарь» собирался в дрожащую лужу возле Двери и застывал. К Двери от него протянулась струйка-отросток – связующая пуповина.

– Положите ее туда, – с усилием выдавил Икари. У него прорезался сильнейший акцент.

Потом Глеб заметит, что вместе с одеждой и телеприставкой у японца пропал языковой мнемософт, который он носил не снимая. А пока рыцарь отнес Ирину к Двери и бережно опустил ее на разлитый «янтарь».

Непостижимая субстанция всколыхнулась и выбросила десятки нитей, которые оплели ее руки, ноги и голову. Никаких симбиотических трюков с врастанием под кожу.

Глеб еще постоял над ней. И отошел назад, уступая дорогу Владимиру.

Тот сомнамбулически шел к Двери широкими деревянными шагами. Перед самой желтой стеной он остановился. Обернулся к Даше. Что-то беззвучно произнес.

И погрузился в «янтарь».

– Что мы должны теперь делать? – спросила Даша, почему-то у Сергея.

Икари, распластавшийся на полу, был без сознания. Отшельник пожал плечами.

– Ждать, – ответил за него Глеб.

Медленно, аккуратно (левый сгибатель и правда барахлил) Глеб опустился на колени рядом с Ирой. Хотелось прикоснуться к ее лицу или руке, но он стеснялся при Сергее. Оставалось смотреть. И чувствовать поднимающуюся в груди волну – горячую и теплую, как стакан молока с медом.

Он сиделка койке, разглядывая символ Электрического Агнца на стене. Его руки, левая в перчатке с длинным раструбом, были сжаты в общий кулак между коленями. Она первой нарушила молчание.

– Ты не любишь свое тело, – сказала она с упреком. –А это значит, ты не любишь себя. Так нельзя, родной мой.

Он повернулся к ней. И медленно, с продуманной жестокостью к себе, стянул перчатку с левой руки.

Квазиорганику должны были напылить завтра. А сейчас протез представал во всем неприкрытом бесстыдстве. Прутья полимерного каркаса, перевитые жгутами синтетических мышц. И так от кончиков пальцев до самого плеча. Самое унизительное – на ладони стоял штамп изготовителя. Точная копия символа над тумбочкой.

– Как можно любить это? – спросил он.

Ира опустилась на колени перед кроватью, передним. И прежде, чем он успел отдернуть свою новую руку (рефлексы еще пошаливали), переплела свои живые пальцы с его, холодными, углеплас-тиковыми. Нежно прижалась губами к тыльной стороне этого изделия медтехов. Там, где у человека располагается первый сустав большого пальца.

– У нас есть всего один выход, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Я буду любить твое новое тело, А ты будешь любить меня,

Этого ведь никогда не было, правда? Он лежал в больнице один. Кроме следователей Ордена, никто, даже Сергей, не приходил его навещать. Он не мог оставить Иру одну.

Но сейчас Лейтенант больше не был в этом уверен. Разве наша память не может иногда лгать?

Сергей:

Бусы из рябины. Он закончил их вырезать, когда уже стемнело. Тихо прошел в ее комнату, постоял, слушая ровное дыхание. Нагнулся, осторожно застегивая их на тонкой шее.

– Ав! – Ира укусила его за нос,

Он отпрянул, она звонко засмеялась. Вскочила с кресла, повиснув у мужа на шее, заглядывая вплотную ему в глаза. У них всегда перехватывало дыхание в эту минуту.

– Я думал, ты заснула со своей приставкой, – он обнял ее,проводя кончиками пальцев по спине. «Когда ты так делаешь, мне хочется мурлыкать, –говорила Ирина. – Ты будишь во мне кошку». –Не хотел тебя будить.

– А я и заснула. Диск кончился, – она укусила Сергея за ухо. – Но ты так громко топал и скрипел в коридоре, что я проснулась. А что это у меня на шее?

«Тринадцать рябиновых бусин», – хотел сказали, он, но из пересохшего горла вырвалось:

– Я тебя люблю.

Ира подняла брови в притворном удивлении. А ее руки уже расстегивали его рубашку, вытаскивая ее из-за ремня брюк. Она закатила на себе пижаму и прижалась животом к животу Сергея. Потерлась о него медленно, волнообразно.

– Говори еще, – потребовала она.

– Я люблю тебя.

– Еще.

– Люблю.

– Еще, –она опустила рубашку ему на локти, целуя ключицы, грудь, соски.

Он сжал зубы. Из низа живота рвалось животное яростное урчание. Потянулся к ней, она уже голая, гибкая, встала коленями на кресло, оглядываясь на него через плечо. Теперь пришла ее очередь шептать, вскрикивать и рвать ногтями в клочья ветхую обивку.

Ночь бродила за окном и стряхивала с веток живую влагу. Редкую, как слезы счастья на ресницах.

Невидимая волна катилась по коридору, захлестывая каждого на своем пути.

Даша:

Он обернулся, и она успела прочесть по его губам: «Я скоро вернусь, любимая». Или он сказал это вслух?

Икари:

Это было давно и не с ним, но было. Не может же чужая, заемная память лгать?

Им было шестнадцать. Они были ласковы и жестоки друге

другом, как можно, только если ты веришь в любовь, клятвы и собственное бессмертие.

Однажды он больно обидел ее, и она ушла купаться в Залив. Он приходил каждую ночь на берег и ждал ее возвращения.

Кишат в морской траве

Прозрачные мальки… Поймаешь –

Растают без следа.

Как-то ему показалось, что она плывет к нему. Но это треугольный плавник акулы резал серебряную лунную шаль.

Волна катилась дальше, выплескиваясь из коридора, из подвалов черной пирамиды «Неотеха» дальше, в Город.

Лежащий без сознания хакер по имени Антон и его невольный коллега Харуки Мураками вспоминали женщин, которых не существовало. Одна из них жила в Виртуальной Реальности и в клетках персонального базиса. Вторая – в вымышленном мире, записанном на индивидуальный мнемософт.

Какое это сейчас имело значение?

Где-то в Ядре серый, с рыжими подпалинами метаволк повалил бармена по имени Клик и собрался перегрызть ему глотку. Но вдруг передумал и влажно лизнул его в лицо.

Перескочив стойку, он потрусил на улицу, где бурлила его Стая. Смолк направлявший ее Голос, заглушенный новой пульсацией нежности и счастья.

Стая собиралась обратно в Степь.

Ошеломленный Клик смотрел вслед уходящим волкам, стоя на пороге своего разгромленного бара. Вокруг собирались уцелевшие люди. Молча, не зная пока, что говорить.

Но в Городе были двое, кого не затронули происходящие перемены.

Зверю, который овладел первым, Любовь была не нужна.

У второго была еще более серьезная причина. Человеческое тело, служившее ему якорем в этом мире, было уничтожено.

Аркадий Волох поднял корчащегося Тэньши, глубоко насаженного на давний подарок Оракула. «Крюк для ангелов». Оружие, созданное в Мулътиверсуме и неведомым образом попавшее в реальность. Как и гвозди для «стигматов». То, переднем пасовала неуязвимость «одержимых».

– Больно? – прошипел Волох, встряхивая «падшего», чтобы острие крюка глубже погрузилось в его сердце. – Больно тебе подыхать?

«Жить больнее», – мог бы сказать Тэньши, беглый ангел, когда-то бывший хакером по имени Электрическая Крыса. Но не стал. Его убийца не понял бы, что он имеет в виду.

Удивительные глаза «одержимого» закрылись. Его крылатая тень вспыхнула по краям зеленым огнем, сожравшим ее без остатка.

– Мне надо идти, – сказал в эту секунду Глеб.

И, не дожидаясь, пока грезящие Дарья и Сергей его поймут, шагнул в сторону Лабиринта.

Кто-то схватил его за титановый налокотник. Икари. – Тебе понадобится проводник, – сказал он, – Лабиринт может тебя убить.

Шлепая босыми ногами, он пошел впереди Глеба. В темноте. Рыцарь включил фары «доспеха», чтобы освещать ему путь. И удивленно подумал: «А как он вообще видит без своей приставки?»

Пардус бросил окончательно почерневший и оплавившийся крюк. Он ему больше не понадобится. Осталось спуститься вниз и дождаться всю компанию у выхода в Лабиринт. Полковник не сомневался, что они во главе с Владом шастали к Двери.

Первыми прикончить молодого эколога с его и так полудохлой бабой. И тамплиера, чтобы не мешался под ногами. Остается приятный выбор между японцем и бывшим хозяином «Неотеха»,

Нет, все-таки Влада надо оставить в живых до того момента, как Дарья расстанется с эмбрионом «гостя». И вот тогда… Волох сладко зажмурился. Картины, встававшие перед его глазами, все как одна были подернуты густым багрянцем. Ему казалось, что он уже слышит мольбы Светлова-младшего о пощаде.

Кабина лифта остановилась. Погасла голографическая панель с кнопками, Погас верхний свет. Пардус ударил кулаком по стене. Черт возьми, да он разломает этот сраный лифт и доберется до места по стволу шахты!

Шахты? Волох прислушался, и его броня вместе с ним. Снизу доносился равномерный стрекот и звуки ударов. Ближе, ближе…

Пучок игл, выпущенных из залпового игольника, прошил пол кабины, разрывая биоброню и укрытое ею тело. Пардус завыл. Не от боли, которую он не чувствовал, а в ярости от собственного просчета.

Рука Глеба, поднявшегося снизу на винте «Дедала» (кое-где ему пришлось поупираться конечностями), проломила изрешеченный пол. И сжалась на щиколотке Пардуса.

Если бы у полковника осталось хоть немного кислоты, Глебу пришлось бы туго. Ее достаточно было вылить ему на голову. Но и без кислоты биокостюм Волоха оставался очень опасен.

Гибкий пучок стволов-хоботов уставился в пол, с высокой скоростью выплевывая взрывчатые споры. На такой маленькой дистанции они могли серьезно повредить «доспех». Глеб счел за лучшее отпустить Аркадия и переместиться вниз. Там, упершись в стенки шахты, он обстрелял лифт последними ракетами из «Дедала».

На рыцаря посыпались осколки пустой кабины. Пардус успел разломать створки двери и выбраться на этаж. Глеб последовал за ним.

И здесь он лишился преимуществ неожиданного нападения. Просторное светлое фойе, одна из стен которого представляла собой огромное окно, было пустым. Или казалось таким. В белый простор и тишину вкралось смутное движение, чей-то быстрый силуэт.

Болезнь бронекостюма сделала маскировку Пардуса небезупречной. Глеб вскинул руку с боевой приставкой, выстрелил из огнемета широкой струей. Жидкий огонь обрисовал фигуру с раскинутыми, жадно шевелящимися щупальцами. Одно из них, корчась от жара, прилипло к приставке и выдернуло ее из паза на рукаве.

Глеб упер в живот Пардуса игольник, дал спусковой импульс. Его барабанные перепонки резанул зуммер. Осечка! Индукционный порт оружия оказался поврежден. Оно не воспринимало больше командные сигналы. Вот преимущество ударных спусковых механизмов!

Они застыли, вцепившись друг в друга. Сила против силы, биоброня против «скорлупы» тамплиера. На один момент воцарилось равновесие.

Но тут левое колено все-таки подвело Глеба. Он рухнул на подвернувшуюся ногу. Пардус, удерживая его руки, обрушил Глебу на голову удары сплетенных щупальцев. Оттолкнув оглушенного рыцаря от себя, выстрелил в него несколькими роговыми лезвиями, пригвоздив к полу.

Глеб не чувствовал, как Аркадий по кускам сдирал с него «доспех». Хотя насильственное расторжение контакта с нейропор-тами – это более чем неприятный процесс.

В его измочаленном теле накопилось чересчур много боли. Совершенно неважно, станет ли ее больше или останется столько же.

Поэтому он отключил ее совсем.

Он лежал на полу в позе зародыша. Встать бы не получилось, метательные лезвия Волоха повредили сухожилия. Двигая одними зрачками, Глеб следил, как Пардус выбрасывает разобранный «доспех» в окно.

Огромное стекло треснуло. Его нижняя половина вылетела сверкающей пылью наружу. С секундной задержкой рухнула верхняя часть, нависшая гильотиной.

Глеб представил высоту, с которой будет падать его несчастная «скорлупа». И подумал, что, не дай бог, кто-то окажется внизу.

Его оторвало от пола и подняло высоко в воздух. Под собой, сквозь прозрачную пленку биоброни, Глеб увидел хорошо знакомое, но однажды забытое лицо.

Кожу полковника Волоха, бывшего начальника службы безопасности Проекта, покрывали изъяны и наросты. Его левое веко и нижняя губа были похожи на разросшиеся кораллы. Волосы на голове лезли клочьями, обнажая шелушащиеся складки кожи.

Глеб не удержался от комплимента:

– Хорошо выглядишь, полковник.

Волох промычал в ответ что-то неразборчивое. Его полуразрушенный мозг нелегко было подвигнуть на обмен колкостями. Без труда удерживая Глеба на весу, он прошествовал с ним к выбитому окну. Обвитый щупальцами рыцарь повис над немыслимой пропастью Небес,

– Смотри, – Аркадий продемонстрировал ему широкий браслет из нержавеющей стали. – Это твоя цацка. Нашли вместе с рукой. Рука у тебя новая, я смотрю. А браслета-то нет! – Волох безумно хихикнул, – Хочется, наверное, узнать, как тебя зовут, Лейтенант?

Снова хихикнув, он с размаху кинул браслет вниз. Глеб, теперь уже навсегда Глеб, проводил взглядом тусклую металлическую искру. Вот так будет падать и он. Интересно, как долго?

Но Волох медлил отправлять его вслед за браслетом, Колебался. Он не так представлял себе победу.

– Ты сейчас сдохнешь, – выдавил Аркадий. – Я знаю, – устало сказал Глеб. – А ты…

Он хотел сказать: «Ненадолго от меня отстанешь». Но, глянув за спину Волоха, осекся. И Пардус, проследив направление его взгляда, обернулся тоже.

Он проделал долгий путь. Добраться отсюда из Ядра было непросто. Но им двигало несгибаемое намерение – последняя воля его хозяина и создателя. Отомстить своему убийце.

Ловчий вестник Оракула, виртуальный волк по кличке Охотник. Удивительное существо – поисковый автомат «Доберман» и остатки киборга «Троица», одержимые духом-программой. Он пришел в пирамиду «Неотеха», чтобы совершить эту месть.

От цели его отделял десяток метров. Сущий пустяк для того, кто пересек весь Город в поисках одного-единственного человека.

Шестым чувством Аркадий Волох и Глеб одновременно поняли, кто перед ними. И среагировали каждый по-своему.

Пардус вытянул в сторону Охотника стволы спорового пулемета. Открыл огонь. Его щупальца на теле Глеба расплелись. Он попытался сбросить рыцаря вниз. Но тот успел в рывке намертво вцепиться в складки псевдоплоти. Остатки энергии ушли на самоубийственный форсаж.

Огромный степной метаволк ринулся вперед. Через его расплывающиеся очертания проступала материальная основа, похожая на абстрактную скульптуру.

Охотник прыгнул.

Аркадий Волох завизжал. Глеб закрыл глаза и на обратной стороне век увидел ее лицо. Ласковое и вместе с тем серьезное. Таким он запомнил его навсегда.

– Когда Сережка очень болел, он спрашивал меня: «Ира, если я умру, то мы же встретимся? В аду или в раю?»

– А что ты ему ответила?

– Я сказала, что не попаду ни туда, ни туда. Что буду лететь, лететь, долго-долго.

– А я?

Она взглянула на него очень серьезно и нащупала его ладонь.

– Мы будем держаться за руки, – сказала она, сильно сжимая его пальцы. – И лететь вместе. Или падать. Все равно. Ты и я. Мы.

«До встречи», – прошептал он.

Взрывчатое нутро «Добермана» сдетонировало, еще когда Охотник был в прыжке. Ударная волна выбросила Пардуса и Глеба из здания.

Уже в воздухе их настиг огонь.

Янтарная Дверь забурлила, и из нее лицом вперед выпал Влад. Даша бросилась к нему. Судя по ругани, которой сопровождалось его падение на пол, он был жив и в сознании. У него даже нашлись силы ответить на Дашины поцелуи.

А Сергей все прислушивался, силясь уловить звуки дыхания Иры. Не веря, наклонился и приложил ухо к ее неподвижной груди. Тишина.

«Нет», – подумал он.

– Нет! –уже вслух. – Нет!!! –закричал он,

И, как будто его отрицание несло в себе силу, Ира выгнулась на полу. Ее веки мелко задрожали, дыхание стало частым и неровным.

Ее муж, стоя на коленях, протянул к ней руки. Он пытался что-то сказать, но из его рта вырывались лишь обрывки звуков.

Губы Ирины шевельнулись. Она шептала чье-то имя, повторяя его раз за разом. Ее ладони сжались, ловя ускользающий воз-дух.

– Я здесь, – Сережа наклонился над ней. – Я здесь, милая.

Глаза его жены раскрылись.

– Сережа! – обхватив его за шею, она разрыдалась, дрожа всем телом. И чем сильнее он прижимал ее к себе, гладя по волосам, тем сильнее она плакала.

– Ну что ты, – повторял Сергей, – что ты. Теперь все будет в порядке. Все будет хорошо,

И все действительно было хорошо.

 

COUNT ZERO

– Привет, Трактор, – сказал молодой парень в ярко-красном пальто, подсаживаясь за стойку в баре «Колеса». –Мне как обычно.

Он приходил сюда всего четыре дня. Но Бобус Трактор, здешний бессменный заправила, уже выучил его лицо, имя и вкус, Благо все три пункта запоминались на раз.

– Привет, Во-3, – сказал он,

Минута колдовства с бутылками. И перед гостем металлический стакан, изготовленный из гильзы зенитного пулемета.

– Твой «Нефтяной шейк». Тебе зажечь?

– Не надо, я сам, – как обычно ответил Во и вынул из кармана тонкую металлическую трубку.

Трактор сразу подметил, что у пацана всегда с собой «дьявольские спички». Одноразовые химические зажигалки, которые лихие степные ребята суют врагам в топливные баки.

Коктейль, основным компонентом которого был неразбавленный спирт, полыхнул, как маленькая нефтяная вышка. Под восхищенными взглядами дежурных «наездниц» Во хлопнул пойло залпом, опалив брови.

Трактор уважительно стукнул ладонью по стойке.

– Во дает, Во! – произнес он свой новый каламбур и широко ухмыльнулся. – Вторая за счет заведения.

Во кивнул, украдкой отдуваясь. По мере того как питавший к нему все большее расположение Бобус все меньше разбавлял компоненты водой из виртуозно припрятанного в рукаве шланга, коктейли становились все убойней. А за один присест полагалось выпивать не меньше трех. Иначе не будут уважать.

Похлопав ладонью по зевающему рту, Во-3 украдкой заглотнул спасительную капсулу «регулятора». И в какой уже раз подумал, что быть наемным охотником значительно проще. Ведь после третьего коктейля еще полагается самому вести кар! Слабаков, уезжающих на такси или автоводиле, в «Колеса» следующий раз не пустят и на порог.

Выждав положенную пару минут, Во-3 задал свой обычный вопрос:

– Есть новости, Трактор?

Бобус замялся, прежде чем ответить. Парень ему нравился, и лишний раз огорчать его не хотелось. Но что ты будешь делать, если по-другому не получается?

– Слушай, – он понизил голос. – Ты с Артаком-Метисом говорил вчера?

– С Облезлым, что ли? – неосторожно громко переспросил Во.

Бармен огляделся. Новое прозвище, хоть и справедливое, Артаку не нравилось. А в это время здесь могли пастись его дружки.

– Говорил. Без толку. Он про Степь и слышать не хочет. Говорит, что собирается в Городе осесть. Я его спрашиваю – таксистом работать будешь? Так он даже не обиделся. Говорит, почему и не таксистом?

– Укатали сивку крутые горки, – покачал головой Трактор. – Раньше бы он тебе за таксиста… – бармен осекся. Глаза Во нехорошо блеснули.

– Что он мне? Раньше, сейчас… что? – спросил он сквозь зубы. – Дешевка твой Артак. Ссыкло. «Упыри там», –говорит. Нет, ты слышал? – Во без фокусов с огнем приложился к своему «Шейку». – Я ему говорю, давай железо возьмем, «колеса», дело замутим. Выйдем в Зону, на большак, я там коны знаю. «Дырок» поднимем немерено. А он мне –упыри, упыри. Видел я тех упырей, их у нас еще «кротами» называли.

– Не так ты их видел, как Артак. Ты еще молодой, Во, – как можно мягче сказал Трактор. – Не знаешь, что в Степи до тебя творилось. И что сейчас творится, тоже не знаешь.

– А что там творится? – Во-3 сумрачно глядел в стакан-гильзу, болтая в нем остатки коктейля.

– Ничего хорошего. Целые Семьи утаскивают в Родильню – это место такое, где из людей «кротов» делают. Упырей, значит. Хозяева Грязи подняли цены на «кровь», а потом вовсе прекратили торговлю. Говорят, что у них был договор с Городом на поставку энергии и продуктов. А теперь им шиш обломился со всеми этими делами. Так что скоро, помяни слово старого Бобуса, тряхнут они нас своими «трезубцами», ой тряхнут!

– Сговорились вы, что ли? – жалобно сказал Во-3. – Что мне – самому теперь в Зону идти?

Трактор молча отвернулся и с преувеличенной тщательностью занялся стаканами. Ну как этому сосунку объяснить, что такое Подземный Ужас? Не поймет ведь. А люди тем временем бегут из Степи в Город. Бегут и бегут. После этого Прорыва повалили вообще, как никогда. Ему, Бобусу, от этого лучше. Дела идут в гору. Но как подумаешь о том, что там, за Форсизом, мороз по коже. Раньше звери, теперь эта дрянь. Жуть!

Трактор вздохнул и нацедил себе для успокоения пятьдесят граммов. А когда выпил, долго ругался про себя. Условный рефлекс, так его растак, – больше чем наполовину разбавил спиртягу водой из шланга в рукаве.

Он встал на колени и смахнул ладонью пепел с чудом уцелевшей таблички. «Я посадил это дерево и построил этот дом. Надеюсь, когда-нибудь мой сын придет сюда, чтобы продолжать мое дело».

– Я пришел, – тихо сказал он. – И с чего мне начинать, отец?

На пепелище уцелели всего несколько деревьев. Вокруг каждого из них уже суетились друиды. Владимир нашел их главного, пожилого и степенного мужика по кличке Садовник.

– Что вам нужно? – спросил он, представившись. – Деньги? Люди? Оборудование? Вы можете называть любые цифры.

Садовник внимательно рассматривал его, трогая свежий треугольный шрам на щеке. Такой мог оставить удар сапогом или прикладом.

– Нам нужен покой, – тихо, но очень твердо сказал он. – Если бы вы могли оградить нас от любопытства стервятников из новостных агентств. И от актов насилия. Нас все еще принимают за террористов, знаете ли.

– Я об этом позабочусь, – пообещал директор «Неотеха». – Еще что-нибудь? Не стесняйтесь.

– Это все, благодарю вас, – Садовник замялся, но все же сказал: – Вы очень похожи на своего отца, Лицо, манера говорить, даже волосы. Удивительное сходство.

– Вы первый, кто мне об этом говорит, – Влад Светлов улыбнулся.

– Людей, знавших вашего отца лично, практически не осталось в живых, – сказал друид. И, смутившись своей бестактности, пробормотал что-то про неотложную работу.

Светлов-младший поспешил откланяться.

У вертолета его ждал новый начальник экологического отдела «Неотеха» вместе с женой – очаровательной женщиной, по свежему лицу и фигуре которой невозможно было сказать, что ей недавно исполнилось сорок лет.

Супруга самого олигарха в это время была дома, играя с подаренным ей котенком. Со всеми прививками от десятка штаммов евразийской пандемии и сертификатом подлинности генной истории (не мутант и не клон) зверек стоил как целое звено таких вот вертолетов. Что наводило даже такого супербогатого человека, как Владимир Светлов, на философские мысли.

Сергей, чья помощь в переговорах с друидами так и не понадобилась, полез обратно в кабину. Ирина внимательно посмотрела на Влада и сказала:

– У тебя озабоченный вид. Что-то не так?

– Все в порядке, – рассеянно ответил Светлов. И неожиданно для себя добавил: – Я жалею, что забыл своего отца.

– Он был хорошим человеком, – сказала Ирина. Протянула руку к шевелюре Влада, ставшей абсолютно белой после Двери. В ее пальцах оказался молодой лист ясеня, запутавшийся в волосах. – А об остальном ты можешь догадаться, глядя в зеркало.

«Уважаемые пассажиры, –ласково пропел динамик, – наш лайнер вошел в территориальные воды Большого Токио. Высота над уровнем моря 14 метров. Температура воздуха за бортом…»

– Что он говорит? – спросил доктор Мураками,

Ксана, совмещавшая обязанности телохранителя, секретаря-переводчика и любовницы, не успела ему ответить. Вмешался Икари, сидевший напротив:

– Для купания, пожалуй, еще холодновато, Харуки. Вот что они сообщают, – Икари блеснул темными стеклами в сторону проходящей стюардессы. И без запинки перешел с японского на русский: – Дорогая, вы любите купаться? У меня есть на Хоккайдо замечательный бассейн.

Ксана фыркнула. А у Мураками сделалось такое каменное лицо, что это и ее настроило на серьезную волну. Она вспомнила, как Икари Сакамуро беседовал на испанском, немецком и чуть ли не на камбоджийском с пассажирами их А-лайнера. И она ни разу не заметила у него мнемософта.

«И эти его очки, – подумала она. – Это же не телеприставка. Он что, успел сделать пересадку?»

Икари посмотрела ее сторону, приспустив оправу на нос. Его коллоидные шрамы рассосались. Глаза, которые охотница запомнила выкаченными бельмами, имели нормальный вид. Во всем, кроме цвета. Глаза нового директора «Мисато индастриз» были желты, как мед.

Или, если угодно, как янтарь.

– Смотри, – сказал первый пилот А-лайнера. – Ты когда-нибудь такое видел?

Вопрос был глупый. Для его напарника-стажера это был первый рейс. По такому случаю он сбрил рыжую бороду и сменил синюю шапочку на форменную фуражку.

Отказаться от горнолыжных очков он так и не смог.

Но если бы это и был не первый его рейс, а, к примеру, двадцатый (как у первого пилота), то вопрос все равно оставался бы риторическим.

Увидеть, как за А-лайнером следует косяк из сотни мета-акул, – это большая редкость. Что там редкость – из разряда невозможного. Еще и через месяц после последнего Прорыва. Говорят, что и правда последнего. В смысле, больше не будет.

– А… а они не нападут?

– Не-а, – первый был спокоен. – Они теперь смирные. Да и мы слишком высоко идем. Энергия есть, можем еще набрать.

– Давай, может, прибавим пару метров?

– Чего ты трясешься? Мы в трех минутах от японской заградительной полосы, – в голосе первого звучала железная уверенность. – Расслабься.

Он был прав. Акулы не собирались нападать. Они приветствовали нового Хозяина Океана – Большую Двуногую Акулу.

Время от времени доктор Мураками, Крысолов Большого Токио, опускает руку в карман пиджака. И бережно прикасается к лежащему там пластиковому футляру. В содержимом футляра нет ничего особенного. Это оптический диск большой емкости. Такие были в ходу первое десятилетие века.

А вот на самом диске…

Харуки Мураками подобрал его в трейлере Оракула, руководствуясь, как он тогда думал, чистым наитием. Диск прошел с ним все передряги, и он совершенно забыл про него. Пока тот не выпалу него из порванного кармана в отеле.

Полдня заняли поиски старьевщика, у которого были куплены подходящий дисковод и переходники к современному базис-модулю. Доктор Мураками от скуки и любопытства решил просмотреть диск.

Он запустился автоматически.

На экране появилась эмблема – ярко-желтая бабочка, насаженная на крючок. Ее смыла надпись:

ОРАКУЛ ОХОТНИКА

ПРОГРАММНОЕ ОБЕСПЕЧЕННЕЙ БАЗА ДАННЫХ

РЕЗЕРВНАЯ КОПИЯ ПРИСТУПИТЬ К УСТАНОВКЕ?

Y/N

Доктор Мураками подумал. И нажал «N». Пока.

1

Официант скользнул к столу с беззвучностью голограммы. Однако он, несомненно, был из плоти и крови. Ресторан «Хрустальное небо» слишком дорожил своей репутацией, чтобы позволить себе подобные фокусы. Только натуральная еда. Только живые официанты. И только живые посетители, ха-ха.

– Будьте любезны, двойной эспрессо, – сказал Антон. – И счет.

Официант наклонил на треть сантиметра подбородок – жест, исполненный глубокого внутреннего достоинства. И удалился.

– За обслугой здесь следят получше, чем на Архипелаге, – заметил Мертвец, провожавший его взглядом. – Это отрадно. Так прости, на чем тебя перебили?

– Я уже закончил, – сказал Антон, внимательно, даже напряженно разглядывая вилку и нож, лежавшие на столе. – Не прошло и часа, как нагрянули доблестные мушкетеры. То есть наши славные парни из Симбиотического Синклита. К тому моменту они окончательно разогнали тамплиеров и бунтующую дрянь по норам. И всерьез взялись за наведение порядка. Милые ребята, только не очень разговорчивые, Как я понял, большинство из них общается при помощи желез внешней секреции. На мой взгляд, это очень прогрессивно и экономит время.

– И освежает воздух, не забудь, – добавил Мертвец. – Значит, с остальными ты больше не виделся?

– А зачем? – задал Антон встречный вопрос. – Мавр сделал свое дело.

– А мавр не думал, что у него в голове все еще…

– Тш-ш! – Антон громко шикнул и прижал палец к губам. На него обернулись с соседних столиков. – У стен-могут быть уши.

Мертвец от души рассмеялся.

– Голова мавра – это его личное дело, – сказал Антон. – В ближайшее время он попытается извлечь оттуда все лишнее. А пока он извлекает из лишнего пользу. Но об этом в другой раз.

Нам уже несут кофе и счет.

Официант утвердил перед Антоном хрупкую чашечку на блюдце. Уронил слева от нее красивую распечатку, стилизованную под «от руки». Антон пробежал счет глазами, стремясь к итоговой сумме внизу.

– Ты позволишь мне оплатить половину? – серьезно спросил Мертвец.

– Ни в коем случае! – Антон замотал головой. – Могу себе представить, как платит по счетам Крысиный Король.

– Можно подумать, господин Янус платит иначе, – усмехнулся Мертвец.

– Господин Янус – это миф, – Антон положил руку на контактную панель. – А честный гражданин Антон Зверев никого не обманывает и всюду платит честно.

– Я не верю! – Мертвец вскинул руки в притворном ужасе. – Ты перевел деньги со своего счета! И это называется «призрак»? Вот так мы рвем с прошлым.

– Прошлого не существует, – сказал Антон. И повторил еще раз, запивая свои слова крепким кофе: – Прошлого не существует.

– Спасибо тебе за приятную компанию, – поблагодарил Мертвец и надел шляпу. – Я, пожалуй, пойду.

Он встал. И растворился в воздухе. Удивляться было некому – кроме Антона, его никто не видел.

Свой уход Антон обставил менее экстравагантно. Он вызвал аэротакси.

Хотя соблазн просто исчезнуть был все же велик.

Официант возник у осиротевшего стола. Тихо напевая под нос, он убирал с него посуду и приборы. Вскоре песенка прервалась.

Он обнаружил, что ложечка для помешивания сахара согнута в изящное кольцо. А нож и вилка перекручены так, что стали одним целым.

Официант долго рассматривал их, недоумевая, как это могло быть сделано. Он решил, что посетитель был теком с усиленными мышцами. И на том успокоился.

Его удивлению не было бы границ, если бы он узнал, что посетитель не коснулся изуродованных приборов. В привычном людям, физическом смысле.

– Добрый день, господин Мессинг, – сказало такси. – Укажите место назначения.

– Аэропорт. Международный терминал, –сказал Антон. – Можешь называть меня Вольф.

К новому имени надо привыкать заранее.

Мы передаем экстренное сообщение. В связи с усилившейся сейсмической активностью произошел ряд аварий на энергетических подстанциях. Подземный толчок мощностью в четыре балла по шкале Рихтера нарушил функционирование охладительной системы шестого энергоблока. Зарегистрированы опасные трещины в фундаменте реактора.

Объявлена Красная Ступень экологической тревоги. Жители прилегающих районов эвакуированы. Все спасательные и аварийные службы приведены в полную готовность.

В своем выступлении Чрезвычайный и Полномочный секретарь Владимир Светлов призвал жителей Города сохранять единство и спокойствие передлицом возможной катастрофы.

По требованию курирующей группы из текста изъята вся информация, касающаяся проекта «Тартар».

8.11.2040

Лица, виновные в утечке, понесли наказание в соответствии с пунктом 6 «Подписки о неразглашении».

Допуск к актуальным данным только с уровнем «нулевой/специальный».

После ознакомления с новыми сведениями просьба пройти дополнительную мнемоанестезию.

Главный Куратор