– Итак, на чем же мы остановились? Да, на графе Домбе-Дембо-Дембицком. Происходит он от подлинных Домбе-Дембо-Дембицких, старинных польских магнатов, которые в родстве с Потоцкими, Любомирскими, Замойскими и играли когда-то крупную роль в Польше. Дембицкие владели поместьями в тысячи квадратных верст, лесами, куда нога человеческая не ступала, великолепными дворцами, богатыми садами, оранжереями, огненными конями, роскошными каретами, породистыми псами. На охоту или на прогулку они выезжали, говорил барин, на шестерке лошадей цугом, а спереди и сзади скакали егеря. Земля дрожала! А погреба! А вина! Выдержанные водки, замечательные старки, лучшие коньяки, натуральные польские меда, вкусные наливки. Открываешь бутылочку – и пробка в потолок летит, а из горлышка дым бьет…

И Бронзентолер показал, как вылетает пробка:

– Хлоп!

Тут заявил о себе Швейцер:

– Знаете, что я вам скажу? Отдаю кареты, скакунов, собак, егерей, которые скачут спереди и сзади, за одну бутылочку польского меда или наливки. Но вам, может быть, больше по душе вино?

– Пусть будет хоть простая горькая! – ответил Бронзентолер и продолжил свой рассказ. – А денег, наличных денег и банковых билетов, говорил барин, было столько, что для стрижки купонов держали особых людей, которые с утра до вечера сидели с ножницами в руках и стригли, стригли, стригли.

Бронзентолер двумя пальцами показал, как там стригли купоны, и сразу представилась огромная гора бумаг.

А Швейцер заявил:

– Ну, совсем как у моего прадедушки с материнской стороны. Он, говорят, был очень богат и имел столько скота, что выдоить всех его коров, овец и коз не представлялось никакой возможности. Тогда вырыли большущую яму и загнали туда всех животных, чтобы они сами себя выдоили и там же копытами сбили масло.

– Я вижу, – сказал с досадой хозяин, – вы думаете, что здесь шутки шутят, рассказывают сказки из «Тысячи и одной ночи»?

– Боже упаси! – воскликнул Аркадий. – Зачем мне так думать? Мальчик я, что ли? Рассказывайте! Рассказывайте! Мы внимательно слушаем вас.

– Ну, ладно! На чем мы остановились? Да, значит, они были неимоверно богаты и играли крупную роль до… польского восстания. А после восстания у них отобрали все поместья и лишили графского титула. Нет графа Домбе-Дембо-Дембицкого, остался просто пан Домбе-Дембо-Дембицкий.

– Пан юж не асессор. Сара, убирай рыбу! – вставил словцо Аркадий.

Бронзентолер опять попросил его не мешать.

– Да, значит, у них все забрали, и они вынуждены были уйти в изгнание; разъехались, расползлись по всему свету – один туда, другой сюда. Остались здесь только трое – мой барин и его две сестры. Они проживали у дяди-старика, тоже Домбе-Дембо-Дембицкого, и от него слышали, что его младший брат Станислав проживает где-то в Америке, в Калифорнии. Ему там хорошо, и он зовет всех к себе. Но с тех пор как дядя скончался, они ничего о Станиславе не слышали и успели забыть о нем. И вдруг из Америки пришла весть, что в городе Сан-Франциско тридцать лет тому назад умер некий Станислав Домбе-Дембо-Дембицкий и оставил в банках огромную сумму с наказом держать в сейфах эти деньги двадцать пять лет. А по истечении этого срока его капиталы с процентами должны быть поровну поделены между всеми его родственниками. А так как из всех Дембицких остались только мой барин и его две сестры, то они являются единственными наследниками всего этого богатства, которое достигает сейчас, как я вам говорил, девяноста девяти миллионов, по тридцать три миллиона на каждого.

– Мне бы хоть проценты с этих денег, я бы им показал в клубе, кто кого старше! – заметил Аркадий.

– Имей я хоть то, что пойдет на расходы по поездке за этими деньгами, я бы уже знал, что делать! – отозвался сочинитель.

– Извините, вы оба глупцы! – заявил Бронзентолер. – Пожелайте, чтоб мое дело выгорело, и вы на этом больше выиграете.

– Аминь! Пусть вам бог поможет! – произнесли в один голос жильцы.

Хозяин продолжал:

– Итак, на чем мы остановились? Да, на девяноста девяти миллионах. Вы понимаете, конечно, что я, заслышав всю эту историю, подпрыгнул: «Как же это, господин барин? Девяносто девять миллионов, а вы молчите!» А он мне отвечает: «Ты глупый! Здесь криком не поможешь. Надо ехать брать деньги». – «Ну, так езжайте и берите!» – «Так вот поехать и взять их? Надо, говорит, захватить с собой адвоката, выхлопотать уйму бумаг. Это не так просто сделать. К тому же, – заявляет он, – здесь нужны терпение и деньги. Пенензы нужны».

Говорит он это и спокойно посасывает свою трубку. А я горю, пылаю, чувствую, сейчас скончаюсь. «Что с тобой, пане Мошка? – спрашивает он меня. – что это ты так разволновался?» – «Как же это? – отвечаю. – Такая груда денег! Такой клад! Подумать только – девяносто девять миллионов! Из-под земли; говорю, добыл бы деньги и поехал бы за этими миллионами». Я говорю, а он сидит, спокойно посасывает чубук и даже не поморщился, будто хочет сказать: «Что же я могу поделать? Извести себя ради этих миллионов? Жизнь дороже!»

Ну, что тут распространяться? Я принялся долбить своего пана. Каждый день говорю ему: «Пане, что же вы молчите? Я попробую достать у наших немного денег». – «Ну, что ж, отвечает, попробуй, если хочешь. Может, и достанешь. С евреями можно все сделать, потому что евреи – народ богатый и разумный. Во всем мире нет такого народа, как евреи. Два славных народа есть на белом свете – поляки и евреи. Эти два народа, – говорит он, – будут когда-нибудь владыками мира. Все народы, – говорит он, – погибнут, пожрут друг друга, а евреи и поляки останутся. Поляки и израэлиты», – заявляет он. Честное слово.

– На кой дьявол мне его комплименты? – проговорил Швейцер. – Расскажите-ка лучше, чего вы добились.

– Видал? – ответил Бронзентолер. – Вот тут-то и начинается настоящая история.

– В самом деле? – переспросил Аркадий. – Что же было до сих пор?

– Предистория, – отозвался сочинитель.

– Верно! Чемчура прав. Это была не более как предистория. Но не пугайтесь – предистория больше самой истории.

Ответив так, Бронзентолер продолжил свою повесть о миллионах.