Мне хорошо, ведь я ещё живу. Здесь влажный ветер теребит траву, а чёрный дурачок гоняет белок. Я вижу мой американский сон — в дугу тугую воду гнёт Гудзон, входя по грудь в скалистый берег. Но тень моя песчинок и камней других касается… ну что мне делать с ней, с её безумным промельком мгновенным по выщербленным красным кирпичам, там воздух льнёт к моим плечам уступчивым волнением нетленным. Там в сентябре земля уже черства. Стоят на цырлах русские слова в пространстве сиром, в кожице гусиной. А хмуроглазая с утра толпа в жерло метро, у век моих, у лба торопится по улице старинной.