Начинаться должно, как сказка на идиш: то есть только за ворота вечером выйдешь — попадаешь сразу в фиолетовое небо, там звезда — направо, а луна — налево… …и поплыл, как облако, не разбирая дороги, над трубой и берёзой поджимаешь ноги, — Эй! — кричишь скрипачу, — Ты зачем на крыше? — а он водит-водит смычком… тебя не слышит, потому что твой голос заслоняет скрипка, и качается небо вокруг, как зыбка.

Он на витебской крыше, продавленной небом, а звезда — направо, луна — налево… он зажмурил веки, его от музыки отвлекают птицы и люди, — те и другие летают. Но если бы только они!.. ещё летит и телега и лошадь летит, вроде гнедого снега. А у лошади в животе, копытцами вверх летит жеребёнок… Что тут поделаешь, он и сам летает с пелёнок, всё это началось так давно (посмотри хоть в «Бытие», хоть в «Числа») и летать он раньше, чем ходить, научился.

К нему тут привыкли все: колодец, коза, корова. Кобыла и балагула. Ночная звезда. Иегова. Он отталкивается от травы. Он восходит без лестниц в шатающееся небо. Ведь оно без него исчезнет. Он понимает мир, как младенец сосок багровый, с звёздочкой молока, с мычащей в яслях коровой, с курами на дворе, козой, корку жующей, с Господом Богом на небе и на иконах живущим кротким Христом-Спасителем, солдатом, пьющим с подружкой; она у него на коленях, он — с недостаточной кружкой, с умной рыбой в воде, с невесомым раввином между звездой и луной, над местечком родимым… Знает скрипач, что нужно нам для полёта простого, вот он сидит на крыше, там где был нарисован.