Джон

«Гамма-один» достиг контрольной точки после сброса бомбы и стал разворачивать самолет по направлению к берегу. За ним маневр повторила вся группа. Звено истребителей F/A-18 «Hornet», то есть «шершней», поднялось на высоту. Под крыльями простиралась гладкая поверхность океана, всё было превосходно.

Отличный сегодня день, подумал «гамма-один», капитан ВВС морского базирования США Джон Карчер. Он решил, что вечером смотается в Майами со своими парнями выпить по кружечке пива и поглядеть на красоток. Может даже, искупнуться с ними в теплой воде.

Но тому никогда не суждено было исполниться. Едва самолеты набрали контрольную высоту, в шлемофоне вдруг раздался страшный треск. Помехи были неочевидны, их причина неясна, потому капитан на всякий случай направил запрос на базу. Но ответа не получил.

— Джон, глянь на север, — сквозь треск пробился голос «гаммы-четыре», лейтенанта Марка Савадски.

Карчер повернул голову, плотно запакованную в шлем, и увидел странное атмосферное явление: на севере прямо на глазах формировалось огромное грозовое облако. Формировалось так быстро, что, казалось, через минуту оно уже накроет звено.

Чертовщина, не иначе. Гольфстрим здесь бог и царь, и иногда вытворяет вовсе уж странные вещи…

Капитан еще немного полюбовался зрелищем набирающей силу бури, затем переключил внимание на показания приборов, посмотрел вперед по курсу… и чуть не вскрикнул, когда голубая полоска на горизонте, еще недавно хорошо различимая, теперь куда-то пропала. Побережье Флориды исчезло, хотя должно было бы находиться там, ведь звено не меняло направления полета. Но вместо берега на многие мили вокруг простирался лишь Атлантический океан.

Сквозь помехи капитан услышал требовательный и даже взволнованный голос диспетчера базы Форт-Лодердейл:

— «Гамма-один»! Ответьте!

— База, это «гамма-один», — незамедлительно ответил капитан Карчер. — У меня проблемы.

— Что случилось? — едва ли не паниковал диспетчер. Наверное, этот невесть откуда взявшийся шторм принес какие-то проблемы и берегу.

Капитан еще раз пристально поглядел вперед. Затем неуверенно доложил:

— Не пойму… Я не вижу землю! Я не вижу побережье!

— «Гамма-один», что с другими?

Карчер оглядел два ближайших к нему самолета. Пилоты в них беспомощно развели руками, они также не наблюдали на горизонте полоску берега.

Первым слово взял «гамма-два»:

— Я «гамма-два». Подтверждаю: земли не видать. Куда вы делись, парни?

И в самом деле: куда?

Остальные четыре самолета по очереди сообщили, что не могут увидеть землю, хотя по всему следует, что звено должно ее хорошо наблюдать.

Шторм на севере разрастался не на шутку, набухали грозовые облака, поднимался под ними сумасшедший ветер. Капитан Карчер уже видел молнии, беспрестанно бьющие между водой в океане и водой в небе. Треск помех в шлемофоне усилился, и фраза диспетчера утонула в нем.

— Ну-ка, парни, поднимемся повыше. Нас нагоняет шторм, укроемся на высоте.

КАК нас может нагнать шторм? Мы идем на звуковой!..

Будто прочитав эти мысли, голос подал «гамма-три»:

— Слушайте, ребята, а что, тучи могут двигаться со скоростью семьсот миль в час?

Никто ему не ответил. Ибо никто не понимал, что происходит.

В душе капитана Карчера поселилось беспокойство, слабое и не мешающее выполнению задания, но шепчущее: что-то идет совсем не так, как надо.

Звено поднялось на десять тысяч футов выше. Но берег все равно не появился в поле зрения. Казалось, самолеты идут вовсе не в сторону берега, а обратно в океан, хотя такое и не представлялось возможным.

Может, Флорида утонула в пучине морской?

Капитан проговорил в микрофон, надеясь, что его услышат на побережье:

— База!.. База! Где вы? Почему мы не можем видеть землю?

К счастью, его услышали. Во всяком случае, с побережья пришел ответ:

— Сообщите ваши координаты! Каким курсом идете?

Капитан посмотрел на приборы. Приборы показывали черт знает что… Стало невозможным определить не только текущие координаты самолета, но и стороны света! Вся электроника выдавала какие-то показания, никак не могущие соответствовать действительности, а такие приборы как альтиметр и компас, вообще изменяли свои показания безостановочно, словно сошли с ума.

Лидер звена опросил ведомых, в порядке ли их приборы. У всех происходило то же самое: электроника вышла из строя. И виной тому, естественно, была близость ненормально быстрого шторма, надвигающегося с океана.

И впереди по-прежнему не показывалась кромка берега.

— Я затрудняюсь сообщить координаты, — пришлось признаться капитану Карчеру. А затем он сказал вовсе абсурдную вещь: — Кажется, мы заблудились.

Проще в трех соснах заплутать, чем на реактивном самолете в полусотне миль от берега…

— Держите курс на запад! Как поняли? Курс на запад!

Голос диспетчера был далеким и труднопонимаемым. С каждым новым сообщением, доходящим с базы, слова диспетчера все сложнее поддавались разбору.

Капитан снова посмотрел на компас, затем постучал по нему рукой в перчатке. Компас ответил новым изменением показаний. Тогда летчик поднял голову в надежде определить направление полета по солнцу.

Но солнце уже исчезло в странной сияющей дымке, образовавшейся на огромной высоте. Воды океана почернели и пошли рябью.

Шторм… Он начался…

— Я не могу определить направление на запад, — с нарастающим волнением сообщил капитан. Звено все еще шло прежним курсом, не меняло его, но впереди так и не появилось берега.

Лейтенант Савадски произнес:

— Вероятно, мы отклонились на северо-восток. Полагаю, мы можем находиться в двухстах двадцати милях северо-восточнее базы. Как поняли?

Он что, бредит? Как мы могли так отклониться?

Боковой ветер, судя по приборам, отсутствовал. Но так ли это? Да и какой силы нужен ветер, чтобы самолеты не могли с ним справиться, чтобы машины относило в сторону подобно буксиру, не способному подняться вверх по течению реки?

Диспетчер еще раз потребовал, чтобы группа шла на запад.

— Я не в состоянии сделать этого! У нас вообще ничего не работает! — воскликнул Савадски.

Капитан принял решение:

— Поднимаемся. Давайте выжмем все из этих малюток.

Звено сверкнуло крыльями в призрачном свечении набирающей грозную силу бури и стало набирать дополнительную высоту. Впереди капитан Карчер мог видеть странную дымку, похожую на перистые облака, но с каждой секундой наливающуюся чернотой. Он знал, что тучи не могут формироваться на той высоте, которую выбрала себе дымка, потому ожидал от этого атмосферного явления самого худшего. На всякий случай. А еще капитан наблюдал странное свечение неба, похожее на сияние за полярным кругом.

Вдруг в шлемофоне раздался голос «гаммы-два»:

— Я теряю мощность.

— Переходи на форсаж, — приказал капитан.

— Бесполезно, сэр. Машина теряет мощность, и я ума не приложу, в чем причина.

— Что у тебя сейчас?

— Семьдесят процентов. И она падает. Сэр, мне не подняться, я иду вниз.

Самолет ведомого развернулся и пошел на снижение. Уже через пять секунд «гамма-два» выругался:

— Черт возьми, я не вижу воды! Там туман!

— Выравнивай машину! Иди на малых сколько сможешь!

— У меня мощность — сорок, сэр! — уже с паническими нотками воскликнул «гамма-два». — Я падаю, парни!

Капитан не мог помочь ведомому. Ничем абсолютно. Потому группа продолжала подъем на высоту.

И тут в треске помех раздался крик «гаммы-два». После чего его голос пропал. Безуспешно Карчер пытался вызвать его на связь: «шершень» под вторым номером, скорее всего, разбился о воду. Бортовой радар перестал регистрировать самолет ведомого.

— Выравниваем на горизонтальный полет, — наконец приказал Карчер, а затем по радио стал передавать на берег координаты крушения «гаммы-два».

— Но мы можем подняться повыше!

— Я сказал, выравниваем. Кто-нибудь видит землю? Кто-нибудь вообще что-нибудь видит?

Вокруг царил ад. Вверху перистые облака из дымчатых и полупрозрачных превратились в черно-малиновые тучи. Внизу был лишь мрак. И шторм приближался стеной, настоящей стеной из молний, дождя и перемешанных в страшном коктейле грозовых облаков цвета… смерти?

Справа возникла молния. Капитан Карчер видел ее — так близко от звена, так опасно близко.

— Что делать будем? — крикнул Савадски.

А что можно поделать в такой ситуации? Только уповать на Бога и попытаться удержать машину на лету.

И всё. Больше ничего…

Новая молния прошила воздух, теперь уже слева от звена. Капитан почувствовал, что его «шершень» стал, подобно «гамме-два», терять мощность и снижаться.

— Предлагаю спуститься к воде. Если что-то пойдет не так, катапультируйтесь.

— О'кей, «гамма-один». Идем вниз.

Пять F/A-18 с ревом устремились к океану. Теперь пилоты могли видеть туман над водой очень хорошо и вскоре уже влетели в него. Туман окутал самолеты непроницаемой мглой.

— Все на горизонтальный курс! — заревел Карчер, осознавая опасность снижения в таком густом тумане при неисправных приборах. И тут же понял, какую глупость сказал, ведь ни альтиметр, ни авиагоризонт не функционировали.

Слой тумана прошибла толстая полоса электрического разряда. Перед внутренним взоров капитана возникла картина взрыва самолета «гаммы-шесть», пораженного молнией. В шлемофоне раздался треск, поверх которого кричал «СОС!» кто-то из пилотов звена.

Группа летела невесть в каком направлении, к тому же «шершень» Карчера практически утратил всю мощность. Он просто падал.

И тогда капитан приказал:

— Всем катапультироваться!

Через две секунды он, стиснув зубы, вылетел из кабины в катапультированном кресле. Внутренности оттянуло, разум померк от перегрузки, стало невозможно дышать. Не в состоянии что-либо разглядеть во мраке тумана, капитан Карчер отдался милости Господа.

Вскоре раскрылся парашют. Пилота еще раз хорошенько встряхнуло и понесло ветром Бог знает куда.

* * *

Джон сидел у костра с видом обреченного. Его голова была перемотана белыми бинтами, и на левой височной доле проступила кровь. Голова болела, даже трещала и кружилась, но Джон, вопреки советам молодой девушки, отказался ложиться в палатке.

Рядом угрюмо сидели молодые парни, одному, должно быть, лет двадцать восемь, второму около двадцати четырех. Русские.

Из обрывков фраз и вялотекущего разговора, который люди вели периодически на английском языке, Джон пытался понять многое: кто они, как оказались здесь, почему решили забираться на головокружительную высоту секвой в нутро бомбардировщика, что планируют делать дальше. Но поначалу гул под черепом и боль, вызывающая слезы, не давали капитану сконцентрироваться. К тому же тот, кто избил его, парень с именем Стас, куда-то спрятал всё оружие. И автомат летчиков бомбардировщика, который Джон нашел в самолете, и личное его оружие — табельный пистолет SIG Sauer P226, в котором еще оставалось несколько выстрелов.

Без оружия капитан чувствовал себя скверно.

— So, — уже в который раз обращался к капитану Стас, — do you want to talk? Do you want to give answers on our questions?

Молодой человек знал английский абы как. Девушка говорила на родном языке капитана гораздо свободнее, почти без акцента. Но сейчас она спала в палатке — парашюте, подпертом тремя длинными жердями.

Капитан поначалу молчал. Он не имел оснований доверять этим людям и не хотел с ними общаться, но когда ночь вошла во вторую половину, а голова немного унялась, капитан все же решил пойти на контакт.

Он отпил из фляги мутную воду с запахом тины и тихо произнес:

— Я говорю на вашем языке.

Стас и второй парень — Игорь, даже не удивились. Лишь угрюмо посмотрели на капитана и снова перевели взгляд на огонь, горящий в небольшом костерке.

— Извините, ребята, что не сознался раньше. — Джон почувствовал укол совести в груди. Действительно, что мешало ему признать факт своего знания русского языка? — Я присматривался к вам. Думал, может, вы…

— Шпионы, мать твою, — сплюнул Игорь. — Мы несколько часов пытались тебя разговорить, ломая языки и кривляясь подобно обезьянам, а ты, оказывается, свободно разговариваешь по-русски. — Игорь усмехнулся. — Ну ты и скотина, летчик.

Капитан при ином положении вещей непременно заставил бы парня извиниться за свои слова. Но сейчас ситуация была не той.

— Я вырос в русском квартале Лос-Анджелеса, — после молчаливой паузы рассказал Джон. — Много общался с русскоговорящими мальчишками, сам неплохо выучил ваш язык. А потом, уже на службе в армии, несколько раз бывал в командировках на базах ваших миротворцев в Европе, в России был, в Москве. Хороший город, кстати, красивый.

— Дерьмовый город, — пробурчал Игорь. — Как и все мегаполисы. Где людей слишком много на квадратный километр — там всегда дерьмово. Люди не могут существовать в тесном сообществе и всегда превращаются в козлов и навозных жуков.

— Вероятно, вина лежит на общественном устройстве… — начал было Джон, но Игорь его не слушал.

— В стране, где половина точит лясы по фене, где одна часть граждан сидела или сидит, а другая — на измене, не может быть нормальной жизни. Да и не будет. — Парень говорил слова, смысл которых Джон улавливал плохо. Очевидно, это сленг, догадался капитан. — И общественное устройство тут ни при чем; если человек вылеплен из глины, он будет человеком. А если он вылеплен из дерьма, он будет дерьмом.

На такие речи даже Стас реагировал удивленным взглядом.

— Ты не заболел, шутник? — спросил он приятеля. — Я не замечал за тобой порывов пофилософствовать. Только глупые шутки.

— Да пошел ты, — беззлобно огрызнулся Игорь. — Лучше спроси нашего американского друга, зачем он стрелял в Маринку.

Они одновременно посмотрели на капитана. Джон, вспомнив тот случай, неловко поежился.

— Я думал, в самолет проникло что-то… какой-то хищник.

— Какие же хищники могут лазать по деревьям на стометровой высоте? Или ты считаешь очень опасными, кровожадными хищниками местных обезьян?

В костре треснуло полено — сухая, поваленная давным-давно часть ствола дерева. В джунглях ухнула какая-то птица.

Джон медитативно глядел на огонь, пока вдруг не признался:

— Я здесь уже несколько дней. Если точнее, то девять.

Подобная информация вызвала нечто вроде удара грома. Во всяком случае, собеседники чуть ли не подпрыгнули на месте.

— Девять дней?! — Стас был обескуражен. — Ты попал в аварию девять дней назад, и тебя не ищут ваши бравые солдаты?

— Ищут, я уверен, — вздохнул Джон. — Только… не там они ищут.

— В каком смысле? — Игорь даже подсел поближе, так как капитан говорил очень тихо. — Они что, сдуру на Аляске решили тебя поискать?

Джон, не зная, как лучше подойти к тому, что он собирался сказать, покачал головой:

— Я понял, вы попали на остров с налетевшего на рифы круизного лайнера, верно?

Игорь кивнул:

— Ты доходчивый парень.

— Была буря, шторм, который, вероятно, сбил корабль с курса, потому-то никто из команды не успел среагировать на внезапное появление на пути коралловых рифов? Расскажите, что за шторм накрыл вас?

Стас хмыкнул:

— Шторм как шторм. В ваших голливудских фильмах и пострашнее грозы бывают.

— Вы видели что-то необычное во время шторма?

— Что именно ты имеешь в виду под словом «необычное»? — прищурился Игорь. — Вашу подлодку, что ли?

— Какие-то странные атмосферные явления, например?

— Да у нас времени разглядывать твои атмосферные явления не хватило, ты уж извини. Корабль взорвался, будто перевозил не чемоданы с трусами и майками, а нитроглицерин в бочках. Мы все полетели в воду, а там уж, сам понимаешь, не до красот природы оставалось. Гребли как могли, пока не оказались на пляже.

— Значит, вы ничего ТАКОГО не видели?

— Слушай, а что ТАКОЕ мы должны были видеть? — Игорь в точности повторил интонацию собеседника, даже очевидный английский акцент не упустил. — Давай-ка, поделись с друзьями.

Джон вспомнил ту грозу. Вспомнил, какой она была ненормальной, какой грозной и стремительной. И ему стало не по себе.

— Я попал в самый необычный шторм на свете, — говорил капитан. — В нем все было необычно: грозовые облака на высоте километров в двенадцать; сильный ветер, гнавший тучи быстрее, чем реактивный двигатель гонит истребитель; плотный туман над морем, странное сияние неба… Гроза сформировалась так быстро, что мы не успели достигнуть берега Флориды и заблудились. Приборы самолетов стали выходить из строя, падала мощность двигателей, что обусловлено, как мне кажется, слишком разреженным воздухом и недостатком в нем кислорода. Нас было шестеро, и один уже через пару минут врезался в воду. Затем другой взорвался от прямого попадания молнии. Кто смог уцелеть, я не знаю, потому что приказал крылу катапультироваться.

— Что вы делали над Бермудскими островами?

— Вообще, мое крыло закреплено за авианосцем «Нимиц», который сейчас стоит на ремонте во Флориде. Но в тот день мы выполняли учебный полет с военно-воздушной базы Форт-Лодердейл, что к северу от Майями. Звену предполагалось пройти около ста шестидесяти миль на восток, к Багамским островам, затем подняться на сорок миль севернее, проведя учебное бомбометание по условной цели за островом Гранд Багама. Это штатный полет, регулярно выполняемый авиацией ВМС Флориды уже лет шестьдесят. Всё шло нормально, небо было чистым, океан идеально гладким, никакой бури не намечалось. Но когда мы развернулись в сторону побережья, то вдруг поняли, что заблудились, ибо побережье так и не увидели, хотя, готов поклясться, пролетели на запад миль сто пятьдесят. Да еще и невесть откуда взявшаяся чудовищная буря… Короче говоря, это была самая необычная буря из всех, которые мне довелось видеть.

— Ладно, я могу представить, что ты влетел в настоящий ад. Но почему до сих пор тебя не нашли? И где твой самолет? — Стас, переглянувшись с Игорем, пояснил: — В самолете могла уцелеть рация, может, стоит поискать его?

Джон не разделил его желания. Они не понимают: я летел над Багамами. А не над Бермудами…

— Самолет, скорее всего, рухнул в океан. Но даже если он упал на остров, то вряд ли можно воспользоваться его рацией. У меня на крыльях висели две боевых ракеты, и они-то сдетонировали при ударе о землю. Но даже если это не так, даже если ракеты не взорвались, в истребителе еще оставалось достаточно топлива. Видите ли, парни, когда боевой самолет на звуковой скорости бьется о землю, от него не остается ничего, даже пресловутых «черных ящиков». Искать обломки истребителя нет смысла, поверьте. — Джон немного помолчал, морщась от боли в височной части головы. Хотелось пить, но от воды из оврага капитана воротило. — Как я уже сказал, меня ищут. Не могут не искать шесть пропавших самолетов, каждый стоимостью в тридцать миллионов долларов.

— Но ты тут уже девять дней! Ты хоть раз видел в небе поисковый самолет или вертолет? Ты выходил на берег, может, видел судно?

— Я выходил на берег, — кивнул капитан, — но судов не видел. Ни одного. Как и самолетов, и вертолетов.

— Хреново тебя ищут, приятель, — заметил Игорь.

— Зато ВАС ищут хорошо, — парировал Джон.

Воцарилось молчание. Действительно, ни капитан, ни его собеседники не отличались завидным положением. И почему-то поиски всех этих несчастных людей шли как-то не так. Будто не шли вовсе.

Хотя у Джона Карчера имелось свое предположение на сей счет. Он не знал, стоит ли делиться мыслями с русскими, но точно так же он не видел причины, почему бы не рассказать им о своих наблюдениях. Ведь дальше, Джон был уверен, им предстоит выживать вместе. Но как они воспримут то, что я собираюсь сказать? Они с трудом держат себя в руках, потому информация подобного рода может спровоцировать истерику…

Джон был в нерешительности.

* * *

Земля вынырнула из тумана совершенно неожиданно. Сначала Джон Карчер увидел разлапистые верхушки деревьев и вздохнул с облегчением: в океан угодить гораздо хуже. Он попробовал направить парашют мимо ветвей, но едва ли мог управлять неуправляемым куполом. Снижаясь пугающе быстро, Джон летел прямо на кроны деревьев. В конце концов, он врезался в твердую древесину, листья захлестали по закрытому шлему, по термокостюму, парашют дернулся, зацепился за что-то и обвис. Капитан секунду падал вниз, пока не дернулся на стропах.

Движение прекратилось. Он висел над землей совсем низко, потому отстегнул лямки и повалился в мокрую траву. Джон снял шлем, с упоением вдохнул влажный туманный воздух и огляделся, поднявшись на ноги. Туман постепенно рассеивался, и вскоре капитан смог понять, что стоит на обширной поляне, со всех сторон окруженной густыми зарослями тропического леса. С большим удивлением Джон разглядывал деревья, в которых запутался его парашют. Это оказались секвойи, высокие настолько, что верхушки их не удавалось разглядеть, пока туман не ушел вовсе. Джон заметил так же еще одну поразительную вещь, связанную с секвойями: в их кронах застрял большой самолет, принадлежащий ВВС США. Лишь час спустя, когда воздух прояснился и стало светло, капитан признал в самолете американский тяжелый бомбардировщик «Flying Fortress». Такие машины стояли на вооружении авиации Штатов во времена Второй Мировой…

Дело шло к закату. Не имея представления о том, где он очутился, Джон проверил табельное оружие, пистолет SIG Sauer на пятнадцать патронов, и задумался. Безусловно, шторм, в который влетело крыло, который настиг нас, летящих со сверхзвуковой скоростью на большой высоте, выходит за рамки здравого смысла, даже за рамки воображения, но сейчас он окончился. И предстоит решить, как действовать далее. Земля под ногами может оказаться островом Багамского архипелага, а может быть и материком — западным побережьем Северной Америки, штатом Флорида. Хотя в последнем Джон Карчер сомневался по двум причинам: он не видел на берегах Флориды таких джунглей — раз; и он точно знал, что в Соединенных Штатах секвойи растут только в заповедниках под Лос-Анджелесом — два.

Значит, я на острове. На чертовом острове во многих милях от базы.

Но сам по себе этот факт не казался страшным. Отметив высоту солнца, Джон решил, что к закату сможет выбраться на восточный берег острова, если, конечно, попал действительно на остров. Багамы — островки большей частью небольшие и частично заселенные, потому летчик не переживал по этому поводу: рано или поздно либо он наткнется на аборигенов, либо поисковые отряды наткнутся на него. Больше Джон переживал за своих парней, ибо им могло повезти меньше. Я разбил самолет, который будет стоить мне звания, а может, и всей службы в армии. Черт…

Капитан двинулся через поляну к кромке леса. Мокрая растительность раздражала, а бурелом в джунглях казался совсем неприступным, но все же капитан яростно пробивался сквозь заросли, проползал под стволами деревьев, перелезал через кустарники, падал в канавы и какие-то ямы. Часа через полтора, совершенно выбившись из сил, Джон понял, что дойти до берега к закату не успеет. Впереди не было никакого просвета, джунгли, казалось, росли еще на многие мили вперед, а темнота уже обволокла лес тревожным одеялом. Решив переждать ночь на дереве, Джон подыскал подходящее, забрался на его ветви как можно выше и устроился поудобнее.

Ночь прошла спокойно, ничто не нарушало покой летчика. И когда наступило утро, Джон продолжил свой путь по лесу. Местами двигаться вперед было легко, местами приходилось прыгать чуть ли не по верхушкам деревьев, пользуясь лианами подобно обезьяне. Местами приходилось даже обходить стороной глубокие овраги и вовсе глухие завалы.

И вот, потратив чуть ли не весь день, капитан вышел к океану. Береговая линия сначала обрадовала его, он с радостью подбежал к воде, стянул с себя костюм и окунулся в теплые волны. Но потом, отдышавшись и обсохнув после купания, капитан понял одну неприятную вещь: двигаясь сквозь лес, он сбился с пути, так как не имел возможности точно ориентироваться по солнцу, скрытому листвой. Так что вышел он не к восточному берегу острова, а к северному. Впрочем, особо расстраиваться причин все еще не нашлось, потому Джон, приметив неподалеку банановое дерево, легко забрался по его пригнутому к земле стволу и сорвал гроздь зеленых бананов. Подкрепившись ими, капитан освежился глотком коньяка из фляги и развалился на горячем песке. Оставалось только ждать спасательную команду.

Разморенный солнцем, капитан задремал. А когда проснулся, сгущались сумерки.

Какого хрена меня до сих пор никто не нашел? Хотя Джон знал: поиски пропавших невесть где пилотов — процесс хлопотный и трудоемкий, все же неприятное чувство кольнуло его где-то внутри. Ведь он рисковал провести на острове вторую ночь, что казалось недопустимым.

Но сумерки перетекли в темную, глухую ночь без луны, и не оставалось ничего другого, как заночевать на берегу. Джон рассудил, что забираться на дерево — лишнее, ведь на Багамах не водятся крупные хищники, способные растерзать его во сне. А против людей у него всегда имелся при себе заряженный боевой пистолет.

Подложив под голову одежду, Джон в трусах (ночь была теплая) лежал и разглядывал звезды. Несколько раз промчались по небу быстрые метеоры, мелькнули темные силуэты ночных птиц, охотившихся за мошкарой, но желанных огней самолета или вертолета капитан так и не увидел. Подумалось, что не мешало бы развести костер, но как искать в темноте сухие ветки? Ладно, доживем до завтра; уж завтра-то меня непременно должны обнаружить. А если нет, то следующей ночью я разведу большой огонь, прямо тут, на берегу.

Капитан смотрел на небо, пока глаза его не стали смыкаться. Сонливость навалилась тяжелым грузом и потянула в приятную страну грез. И вот, когда Джону уже начал сниться первый сон, он вдруг резко вскочил на ноги. Грудь вздымалась часто, дыхание было сиплым. Что? Что такое?

Капитан долгую минуту не мог понять, что разбудило его, выдернуло горячими клещами из страны сновидений. Он сморщил лоб, огляделся, но ничего подозрительного не увидел и не услышал. Однако спустя ту долгую минуту он догадался-таки, почему проснулся.

Лицо Джона поднялось. Он смотрел на яркие звезды, на тысячи звезд и не верил тому, что видит. По телу от ног стала подниматься дрожь.

* * *

— Кто-нибудь из вас, парни, умеет ориентироваться по звездам?

— Решил домой пешком идти? — пошутил Игорь.

— Я серьезно. Вы знаете, как определить стороны света по ночному небу?

Стас подбросил тоненькую веточку в огонь. Веточка тут же схватилась и быстро прогорела.

— Это древнейшее искусство известно не только таким бравым парням, как ты, приятель, — уже сонно говорил Игорь. — Хотя я не прав. Ты, видимо, не умеешь находить стороны света по звездам, раз спрашиваешь. Что ж, я тебя просвещу. — Игорь зевнул. — В Северном полушарии пользуются Полярной звездой, которая входит в созвездие Малой Медведицы. Найти Полярную звезду просто: достаточно прежде отыскать Большую Медведицу и мысленно продлить сторону «ковша», лежащую против «ручки». Эта условная линия пройдет очень близко от яркой Полярной звезды, альфы Малой Медведицы, которая находится всего в одном градусе от северного полюса мира. Потому, сохраняя почти неизменное положение на небосклоне при суточном вращении планеты, эта звезда указывает точно на север, а по ее высоте можно определить широту точки наблюдения, которая приблизительно равна высоте Полярной звезды. — Игорь говорил все тише и медленнее. Он лежал на траве у костра, перегородив своим телом вход в палатку, и постепенно засыпал. — В Южном полушарии для определения сторон света пользуются созвездием Южный Крест, более длинная перекладина которого почти точно указывает на южный полюс мира. Найти это созвездие не трудно, ведь оно состоит всего из четырех очень ярких и близко расположенных одна к другой звезд.

Игорь замолчал. Он закончил свою просветительскую лекцию и теперь если и не спал, то засыпал. Стас все сидел у костра и подкидывал небольшие веточки, периодически зевая. На сегодняшнюю ночь парни договорились по очереди дежурить у палатки на случай появления незваных гостей, хищников ли, людей ли. Конфискованное у капитана оружие они куда-то запрятали, но едва ли далеко.

Капитан глянул на небо. Отсюда оно было видно довольно хорошо, ведь поляна, почти в центре которой произрастали гигантские секвойи, подходила для наблюдений за звездами как нельзя лучше. Палатку же решили разбить на краю поляны, подальше от бомбардировщика «Летающая крепость», так как в его бомбовом отсеке все еще спали пять взрывоопасных бомб.

Джон смотрел на небо тяжелым и тревожным взглядом. Несколько дней назад, когда он впервые обнаружил неладное, шоку капитана не существовало предела. Он испугался даже, что может сойти с ума, ведь наблюдаемое не укладывалось в его голове. Он не мог понять, как произошло то, что произошло, не мог смириться с этим.

И вот Джон Карчер решился сказать парням, не таким наблюдательным, очевидно, как он сам. Сказать о своем невеселом открытии.

Но начал издалека.

— Куда шел ваш корабль до того, как разбился? — просил он Стаса.

— В Гамильтон. Должны были прибыть в девять утра.

— Гамильтон… — задумчиво протянул Джон. — Порт на Бермудах.

— Да, — кивнул так ничего еще и не понявший Стас. — Говорят, там хорошо…

— Следовательно, мы все сейчас где-то на Бермудских островах, верно?

— Нет, блин, мы Калифорнийском полуострове недалеко от Голливуда, — нейтральным голосом выдал Стас.

— Это может оказаться правдой, — все так же тихо и задумчиво говорил Джон. — Одно мне непонятно: как я мог отклониться от курса на тысячу миль севернее.

Стас поднял взгляд на пилота.

— В каком смысле?

— Я говорил, что совершал полет над Багамами. Вы же плыли на Бермуды.

И тут до парня дошло. Ведь, в самом деле, Бермудские и Багамские острова хоть и расположены близ Северной Америки в Атлантическом океане, между ними лежит обширное морское пространство! Джон, выполняй он задание над Багамами, никак не мог оказаться на Бермудах!

— Что?.. Как… Как тебя сюда занесло?

Джон Карчер позволил себе усмехнуться и замолчал. Когда напряжение в глазах парня достигло предела, капитан сказал:

— Тебе, вероятно, не известно, что максимальная высота небольших островков Бермудского архипелага едва ли больше ста метров. Что уж говорить, приливы там — дело страшное.

— Хватит тут шутить! — шепотом воскликнул Стас. — Какая еще высота? К чему ты ведешь?

— К тому, что это не меня занесло невесть куда, а, скорее, вас, господа. — Капитан кивнул в ту сторону, где над джунглями возвышались горные массивы. Сейчас их невозможно было разглядеть, но в дневное время все успели вдоволь налюбоваться их крутыми склонами.

Стас растерянно посмотрел через плечо, на невидимые горы.

— Ты уверен?

— Более чем, — кивнул Джон. — Первое время я не сомневался, что угодил куда-то на Багамские острова, когда заметил эти горы. Потому удивился, услышав, что вы считаете себя выброшенными на берега Бермуд.

— Но ведь лайнер был в нескольких часа пути от Гамильтона! Как он мог оказаться в районе Багамских островов?

— Не знаю, — пожал Джон плечами. — Но это не главное.

— А что же тогда главное?

Джон скосился на Игоря. Тот спал, тихо сопя. В палатке Марина тревожно пробормотала что-то во сне.

— Мы не на Бермудах, — подытожил Джон. — Но и не на Багамах.

У Стаса уже не хватало сил удивляться. Он просто сидел и ждал, пока Джон пояснит свою мысль. И тот пояснил:

— Я не зря спросил о способах ориентации по звездам. Твой друг верно сказал: в Северном полушарии для определения сторон света еще древние мореплаватели и путешественники пользовались Полярной звездой. Ведь она видна практически во всех северных широтах и точно указывает на север. Что Бермуды, что Багамы расположены на приличном расстоянии от экватора, в местности, где Полярная звезда отлично видна в любое время года. Следовательно, всегда можно с большой точностью определить направление на север, юг, запад и восток.

— Короче, Склифосовский…

— Посмотри на небо, — попросил Джон. — Посмотри и отыщи среди созвездий Малую Медведицу.

Стас пару секунд подозрительно смотрел в глаза собеседнику, но потом поднял взор на небо и около минуты сидел с задранной головой, пытаясь выполнить просьбу капитана.

— Не видать, — наконец признал он.

— И что это может означать?

— Что ее не видать, — веско разъяснил Стас.

— Нет, — почти загробным голосом ответил Джон. — Это означает, что мы не в Северном полушарии.

Кажется, молодой человек крякнул. Звук, который он издал, показался Джону весьма забавным, и он чуть не рассмеялся.

— Что смешного? — насупился Стас. — Ты пошутил насчет Северного полушария?

— Нет. Здесь нет ни Большой Медведицы, ни Малой Медведицы. Более того, я вообще не смог отыскать хоть одно знакомое мне созвездие. В том числе и Южный Крест. Где мы находимся, я не имею понятия, но точно не в северных широтах.

— Ты не в себе. Отдохни лучше, а то несешь полную чушь. Бред, да и только.

— Тогда найди мне Полярную звезду, умник. Найди и докажи, что я в бреду.

Стас еще раз посмотрел на небо. Теперь он даже встал и отошел ближе к центру поляны, чтобы осмотреть как можно больше небосклона, как можно больше созвездий. Он ходил в темноте долго, пока его бледное лицо не вплыло в неяркий круг оранжевого света пламени. Стас сел, подобрал под себя ноги и, чуть раскачиваясь, смотрел на костер, переваривая, видимо, информацию, которую только что получил. Вряд ли он сразу же поверил в нее, но разум подсказывал, что другого варианта все равно нет. Остается лишь поверить.

— Так где же мы? — тихо, почти неслышно проговорил он.

— Одному Богу известно, где мы, — так же тихо ответил Джон, горестно вздохнув.

…Или неизвестно даже ему, про себя закончил капитан. Стас

Марина так ловко забралась по парашютным стропам до самого купола, что Стас подивился. Она прямо как профессиональная скалолазка, сравнительно подумалось молодому человеку. Марина держалась молодцом. Она быстро достигла купола, немного отдышалась и полезла дальше, цепляясь за толстые ветви секвой. Предстояло пройти еще столько же, чтобы достигнуть самолета, однако Стас уже не сомневался: девчонка доберется до него. В душе скребли кошки, но как оказалось — напрасно. Очень быстро и очень проворно Марина залезла на головокружительную высоту, где выглядела бельчонком, и юркнула в открытый входной люк. Побыв внутри самолета минут десять, Марина никак не дала о себе знать, и парни забеспокоились. Игорь предложил свою кандидатуру на роль нового скалолаза, но после недолгого спора легко уступил эту сомнительную честь Стасу. И вот когда Стас уже карабкался по парашютным стропам, с высоты ясно протарахтели выстрелы из автомата.

Стас с прыгающим сердцем рвался вверх, не щадя себя. Что произошло в самолете, он не мог предполагать, но почему-то готовился к самому худшему. Огромные усилия пришлось приложить ему, невероятно сложные и опасные телодвижения проделать, чтобы достигнуть входного люка. Внутри он сразу увидел незнакомого человека рядом с Мариной и набросился на него.

Оказалось, незнакомец был летчиком-истребителем с участью ничуть не менее радостной, чем троица выживших. Оглушив его, Стас вытерпел упреки Марины (оказалось, драться с мужчиной явилось лишним) и затем с трудом помог спустить летчика, едва ли пришедшего в себя, с деревьев. За одно Стас покидал вниз всё, что смог найти в самолете. Так что к вечеру группа несчастных людей уже имела кое-какое добро и даже консервы, пролежавшие много лет, но не утратившие своего вкуса и качества.

Из выкинутого и не разбившегося при падении на землю добра в распоряжении людей теперь находилось следующее:

Первое. Наборы медицинских средств, всего два. В плотном запаянном целлофане нашлось место йоду, таблеткам аспирина и анальгина, бинтам, жгутам, порошку перманганата натрия, глазным каплям, шприцам и какому-то неизвестному обезболивающему средству, активированному углю, а так же еще куче мелких и большей частью неизвестных лекарственных средств.

Второе. Два хороших армейских ножа с полой рукояткой и отвинчивающейся крышечкой на тыльной стороне. Внутри рукояток обнаружились спички и соль. Один нож сразу же экспроприировал Игорь, долго ломая голову, куда бы его заткнуть, так как по-прежнему был в одних лишь плавках, изрядно исцарапанный ветвями деревьев, кустарниками и искусанный мошкарой. Кстати говоря, поначалу избегавшая полакомиться человечиной мошка на третий день прямо-таки атаковала людей. Спасение от нее нашлось только на поляне вокруг секвой, сравнительно сухой и чистой.

Третье. Несколько банок консервированной говядины и консервированных фруктов, различить которые было невозможно, поскольку на банках отсутствовали этикетки. Но эту проблему удалось решить, разгадав маркировку, выдавленную на крышках. Консервами путники с удовольствием полакомились буквально сразу же.

Четвертое. Набор навигационных карт, оказавшихся бесполезными. Карты решено было оставить для разжигания костра и других бытовых, так сказать, нужд.

Пятое. Электрические фонари на батарейках. Оба фонаря разбились при падении, но и в целом виде они представляли собой лишь бесполезный хлам, ибо батарейки давно вытекли и высохли.

Шестое. Собранный парашют в отличном состоянии. Его решили использовать в качестве навеса или палатки, потому уже к вечеру разрезали ножами на несколько больших кусков, отделили и отдельно свернули стропы. Ткань, конечно, пропускала воду, но в сухое время могла отлично послужить укрытием от насекомых и солнца.

Седьмое. Четыре жестяные фляжки, которые Игорь незамедлительно наполнил водой. Помимо этих четырех фляг у пилота нашлась своя, в которой плескался на дне остаток коньяка. Коньяк распили все вместе.

Восьмое. Комплект летной формы образца 1945 года. Долго спорить, кому стать счастливым обладателем одежды, не пришлось, и единогласно решили вручить ее Марине, так как ее джинсы к этому времени имели весьма плачевное состояние. Девушке комбинезон и куртка были велики, но она сумела подогнать комбинезон под себя, кое-где подвязав веревками от парашюта. А куртку забрал себе Игорь. Теперь он весьма нелепо смотрелся в широкой серо-зеленой куртке и оранжевых плавках. Зато Стас стал счастливым обладателем отличных ботинок с высокими бортами на шнуровке. Свои кеды он без раздумий выкинул.

Девятое. В самолете нашлась пачка очень крепких сигарет. Выкурив по одной, все решили оставить их для особого случая. Например, покурить тогда, когда их отыщут спасатели. Надо заметить, что до этого никто из оказавшихся на острове не курил.

Десятое. Оружие. Его на борту самолета оказалось достаточно. Конечно, никто не учитывал пять тяжелых и опасных бомб, но очень кстати в диких условиях острова имелись два старых автомата и два пистолета. Разбираясь с арсеналом, Стас и Игорь горестно констатировали, что один из автоматов при падении с высоты пришел в негодность, сломался. Использовать его как огнестрельное оружие теперь стало невозможно. Зато сохранился второй автомат, тот самый, что чуть не пристрелил Марину. К нему имелось двадцать два патрона в двух коротких магазинах. Пистолеты «Springfield» модели 1911 с восемью патронами в каждом достались Игорю и Стасу. Стас, кроме того, забрал себе и запасную обойму. Долго ломая голову, куда бы пристроить пистолет на почти голом теле, он, в конце концов, вырезал из парашютного полотна широкую ленту и обмотал ее вокруг поясницы. Туда он и поместил пистолет, заткнув его стволом за материю. А для обоймы нашелся специальный кармашек в ботинке, как и для ножа. Оружие пилота — черный пистолет SIG, Игорь конфисковал и куда-то запрятал, объяснив, что пока не выяснит, что за человек «этот янки», отдавать оружие не собирается.

Больше ничего полезного в самолете не обнаружилось. Стас, проверив радиостанцию и убедившись, что ни она, ни что-то другое в кабине не работают, оставил приборы в покое.

А после суеты вокруг вещей настала пора знакомиться с пилотом. И узнавать то, что известно ему…

* * *

Пробуждение…

— О, черт!

Стас вскочил с дивана как ошпаренный. Взгляд на электронный циферблат наручных часов заставил его это сделать. Быстро натянул носки, двумя бесформенными тряпочками лежавшие рядом с диваном. Быстро пошел в ванную комнату, ополоснул лицо, заспанное, весьма помятое, но довольно-таки «приличное», если учитывать момент. На принятие пищи уже не оставалось времени, так что пришлось ограничиться большой кружкой ледяной воды из-под крана.

Лучше чем ничего.

В животе тут же что-то противно булькнуло, затрещало и зарычало, как нутро изрядно поношенного временем Железного Дровосека из сказки про соломенные мозги и маленькую девочку. Выпитая вода немедленно запротестовала, вернее, запротестовал желудок, не имеющий никакого желания эту воду переваривать. Пришлось с минуту постоять, придерживаясь за дверной проем, в ожидании, пока организм успокоится. Едва полегчало, Стас снял с вешалки в прихожей куртку, натянул на голову вязанную шапочку, именуемую в народе «кондомом», но в вульгарно-ненормативном исполнении данного понятия.

Естественно, на улице уже стемнело. В этих широтах рано темнеет осенью. В восемь вечера уже сумрачно, как в полуразрушенном склепе, а в девять — темнота хоть глаз коли. Стас повел плечами от пробравшего до костей холода и поглубже спрятался в куртку, поднял воротник на меху, пошарил по карманам и обнаружил смятую пачку «Петра». Откуда она? Должно быть, на вчерашней пьянке кто-то по ошибке положил ее в мой карман, промазав мимо своего. Что ж, бывает… Стас не курил в принципе, но сейчас почему-то достал сигарету и поджег ее. Сигаретный дым принес заметное облегчение в общее его самочувствие, и он зашагал, огибая грязные лужи.

Хорошо хоть, дождя нет.

Едва он так подумал, как пошел дождь. Мелкий, противный, моросящий, холодный октябрьский дождь. Он прибавил шаг. Редкие встречные прохожие точно так же кутались в одежды и спешили по своим делам, детворы вообще не было. У последнего подъезда, защищенные от капель бетонным козырьком, стояли подростки — местные шакалы. Кое-кого из них Стас знал, но не стал подходить и здороваться.

Не хотелось.

Путь свой он держал на автостоянку. Она как раз расположена за домом, вроде и близко, но одновременно так далеко. Ведь чтобы попасть на автостоянку, надо преодолеть полосу препятствий, подготовленную, наверное, специально для тяжелой бронетехники, но никак не для пешеходов. Пехотинцев… В подтверждение этого на полпути от въездных ворот до асфальтированной дороги натужно урчала «десятка». Из-под ее передних колес вырывались фонтаны грязи, они щедро орошали и без того грязную машину. Потерявший терпение водитель выскочил из салона, нервно хлопнул дверью и сматерился на отменном русском мате, аналогу коему не существует в природе. Стас мысленно посочувствовал мужику, но не стал предлагать свою помощь в высвобождении автомобиля.

Стас торопился.

Махнул рукой сторожу, курившему на парапете своей будки.

Надо менять автостоянку. Здесь я когда-нибудь утону в грязи…

Машина стояла в дальнем конце огороженного сетчатым забором пространства. Хорошая машина, что говорить. Осталась от отца. На ее стеклах сверкали в лучах мощных стояночных прожекторов мелкие капельки воды, свет отражался от массивного капота, даже от колес.

Вчера было сухо, когда Стас оставил машину. Теперь — грязь.

Ничего. Танки грязи не боятся…

Пиликнула сигнализация, щелкнули дверные замки. Стас отворил водительскую дверь и поспешно забрался на сиденье. В салоне царил настоящий холод, почти что лютый, так что Стас поспешил вставить ключ в замок зажигания. Крутанулся стартер, двигатель тут же приятно заурчал. Трехлитровый дизель, он и не может урчать по-другому. Стас включил печку на полную мощность, вытащил из-под сиденья панель магнитолы. Он туда ее прятал от воров. Ведь когда они сквозь стекла видят магнитолу, то непременно хотят ею завладеть. А так: не видят — не хотят. Впрочем, через тонированные стекла разглядеть что-либо невозможно, привычка прятать панель осталась еще с того времени, когда стекла не были покрыты тонировочной пленкой.

Наконец заиграла музыка. Стас сделал погромче, чтобы поскорее проснуться окончательно. Во рту стоял противный кислый вкус, от которого хотелось выпотрошить желудок. Еще хотелось по-маленькому, но вновь оказаться под мерзким дождем по колено в мерзкой грязи — увольте! Лучше уж потерплю немного… Он набрал на мобильном телефоне знакомый номер; вернее, не набрал, конечно, а выбрал абонента из списка. «В настоящее время абонент находится вне зоны действия сети», сообщил женский голос самую поганую фразу, какую только мог сказать.

Когда двигатель прогрелся, Стас перевел рычаг коробки передач в положение «D». Машина дернулась и медленно покатилась вперед. Он поддал газу, аккуратно вырулил на дорожку и направился к выезду. Свет фар вырвал из темноты тонущую «десятку» и суетливо копошащегося подле нее владельца. Мужик нервно оглянулся, с тоской проводил взглядом Стасов «Террано», спокойно рассекающий жижу, как атомный ледокол рассекает ледяные торосы. Когда мужик кивнул рукой и что-то крикнул, Стас сделал музыку погромче и нажал на педаль газа сильнее.

Я в самом деле тороплюсь, приятель. Извини.

Часы на панели только что перешли на отметку «20:47». Осталось тринадцать минут. Достигнув асфальта, Стас позволил себе разогнать автомобиль до скорости в сто километров, но ехал так недолго. Чертовы пробки, эти вечные препятствия торопящемуся человеку. Этот бич автомобильной эпохи, самая отрицательная сторона автомобилизации, похуже вредных выхлопов и дорожно-транспортных происшествий. Весь проспект Металлургов был наглухо забит транспортом, так что сразу всплывала в памяти знаменитая фраза Остапа Бендера о том, что «автомобиль — это не роскошь, а средство передвижения». Скорость снизилась почти до нуля. Стас опять нервно закурил, приоткрыв окно. Дым сизой струйкой вливался в октябрь, смешивался с ночью и растворялся навечно. Редкие сигналы уставших и злых автовладельцев чуть слышно пробивались сквозь грохот басов. Освещающие проезжую часть фонари, казалось, тоже устали и были злы на людей.

— Елки-палки!..

Стас сдул со штанов упавший сигаретный уголек, неловко затоптал его ботинком. Помимо всего прочего к общему гадостному настроению добавилось желание попить. Жажда прямо-таки буйствовала в парне, как песчаная буря в пустыне Намиб. А все почему? Все потому, что вчера было весело. А сегодня похмелье. Весело веселье, как говорится, да тяжело похмелье. Он вообще-то не пил, ограничиваясь максимум бутылочкой пива, но вчера вот сорвался. Сам виноват, что теперь чувствую себя так скверно. И чуть было не проспал из-за пьянки.

Во сколько же я лег-то? Во сколько мы закончили бухать? Надо будет спросить у Таньки.

Но сначала ему предстоит получить по шее от нее. Ведь он точно не усевает ее забрать, а она всегда так обижается, если Стас не выполняет своих обещаний…

Хорошая она девчонка, моя Таня. Красивая, умная, общительная, ласковая. И сильная. Не знаю, что бы я делал, как бы я перенес прошлогоднюю трагедию, кабы не Таня. Теперь она у меня — единственное, такое дорогое и такое близкое существо на свете. Теперь я живу только для нее.

Поток автомобилей медленно, но верно двигался вперед. Вскоре Стас увидел причину затора в обоих направлениях: прямо посреди проспекта на боку лежал длинный автобус «Мерседес», в котором перевозят туристов или же пассажиров на дальних рейсах. Здоровенный такой автобус. Возле него дымился остов легковушки, настолько искореженный и обуглившийся, что Стас совершенно не смог определить марку машины. Неподалеку от автобуса, но уже с другой стороны стоял серебристый внедорожник «Прадо» с четырьмя открытыми дверьми и снятыми номерами. Вокруг внедорожника было что-то рассыпано, что-то подозрительно похожее на автоматные гильзы…

Да какие гильзы… Это осколки лобового стекла. Вон, на джипе нет его.

Просто свет так отражается… Стас с любопытством обывателя разглядывал место дорожно-транспортного происшествия, пытался определить, что именно тут произошло, кто виноват. Как-то не думал он даже о жертвах аварии, пока не заметил три кареты «скорой помощи» и целый ряд лежащих одно к другому человеческих тел, накрытых белыми простынями. Потом заметил и кровь: на простынях, на асфальте, на автобусе. Стало еще противнее.

Дорожный регулировщик, или инспектор, в светоотражающей накидке зеленого цвета с белой полосой активно крутил своей палкой, пропуская поток машин. По месту происшествия суетливо бегали высшие милицейские чины и люди в штатском, что-то рассматривали, вынюхивали, выискивали. Серьезная трагедия произошла тут, что говорить.

Наконец скорость движения возросла, Стас перестроился в правый ряд, свернул на мост. Время пятнадцать минут десятого. Опаздываю ровно на пятнадцать минут, черт возьми. Правый берег встретил его очередной пробкой. Стас вновь позвонил по мобильному. «В настоящее время абонент находится вне зоны действия сети». Может, виноваты тучи? У Татьяны всегда были деньги на счету, она никогда не выключала свой телефон, она всегда отвечала на вызов.

Почти что бессознательно Стас отметил искорку волнения в груди, но она тут же погасла. Всякое случается с этой сотовой связью, будь она неладна. Да она и так неладна, так что нечего и говорить…

Что случилось на проспекте Мичурина, из-за чего образовалась пробка — Стас не узнал. Вновь свернул вправо, на Павлодарскую, проехал несколько остановок и, наконец, достиг цели своей поездки. Большая коробка Дворца культуры и спорта облезлыми боками криво стояла в окружении пятиэтажек, не менее облезлых и кривых. И зачем Таньке сюда ездить? Ну занимается танцами — дело хорошее, однако не в такой же дыре, да еще так далеко от дома… Стас припарковался у главного входа в ДКС. Попробовал позвонить еще раз. «В настоящее время…»

— Да чтоб тебя!..

Стас вышел из машины, включил сигнализацию и быстро поднялся по ступенькам до дверей. Внутри здание было не в пример лучше, чем снаружи: вполне приятный, даже уютный холл, тепло и сухо, много света и зеркал. На проходной дежурят две старушки в черных куртках с нашивками службы безопасности. Стас спросил, закончились ли занятия у танцевальной группы. Ответили, что да, закончились, мил человек. Все уже покинули зал. Преподаватель ушла последней.

Стас вышел из здания. Ну, надо полагать, Таня поехала на автобусе. А у телефона могла попросту сесть батарея. Такого, конечно, никогда не случалось, но все когда-нибудь происходит впервые. Он забрался в машину, завел и поехал. Но не на дорогу, а за ДКС, в темень и глушь тополиной аллеи, где можно спокойно справить упрямо нарастающую малую нужду. Далеко Стас не отъезжал — встал, едва машину скрыла темнота. Пристроился тут же, у заднего колеса. К концу процесса ему полегчало, стало гораздо менее тошно. Все еще хотелось пить, и он уже прикидывал, где тут ближайший магазин, когда вдруг из зарослей раздался пронзительный визг.

Женский визг…

Не просто визг, а визг испуга. Возможно — ужаса.

В этих трущобах всякое случается. Здесь каждый день кого-то убивают, кого-то избивают, кого-то грабят. Поганый район в поганом городе на поганой планете. Обитель всяческой мрази. Нечеловеческой мрази. Стас попытался прислушаться, но больше ничего не доносилось до его ушей. Соваться в темноту аллеи ой как не хотелось, поэтому он сел в машину. Но даже сквозь закрытую дверь он услышал, как крик повторился, на этот раз более длительный и более отчаянный.

И Стас решил узнать, что происходит. Вдруг там и в самом деле насилуют женщину, а я, крепкий в принципе-то парень, сижу тут и сачкую… Он проверил, закрыл ли джип, затем быстрой походкой стал углубляться в заросли тополей. Ботинки хлюпали по лужам, дождь оседал на куртке и лице, в одном из окрестных дворов тревожно завыла собака. Стас достиг гаражей по ту сторону аллеи: многочисленных разномастных железных кирпичей, в которых вряд ли стоял хоть один автомобиль. Крик вроде бы шел именно отсюда, от гаражей. Стас остановился и напряг слух и зрение, пытался хоть что-то услышать или разглядеть, но тщетно. Гаражи впереди, как он знал, — настоящий лабиринт Минотавра, туда ночью лучше уж не ходить. Хоть Стас был и не из робкого десятка, но отдавал себе отчет в собственных силах.

Да ладно тебе, дружище. Давай, посмотри, что там происходит. Ведь кто-то может нуждаться в помощи…

Он перепрыгнул через неглубокий овраг и оказался в гаражном массиве. Куда идти — непонятно. Может, мне и вовсе послышалось? Бывает ведь такое с похмелья, когда кажется, что слышишь какие-то голоса…

Но отчего-то не верилось, что он галлюцинировал.

— Эй! — крикнул Стас как можно грубее.

Тут же справа послышался шорох. Стас моментально обернулся, но ничего не увидел. Однако шорох повторился — на этот раз за спиной. Стас уже занес руку для удара, стал разворачиваться, но вдруг…

Твою мать, как больно!..

Очнулся он в больнице, с проломленным черепом, ограбленный и совершенно лишенный сил. Едва глаза открылись, в палату сунулся мерзкого вида человек в кожаной куртке с надменным взглядом. Человек представился следователем и стал задавать какие-то вопросы, на первый взгляд совершенно бессвязные. В процессе разговора со следователем Стас узнал, что лишился почти всех личных вещей, что были при нем в тот момент, когда кто-то огрел его по голове. Еще он узнал, что там же, в тех гаражах произошло изнасилование и убийство. Следователь побыл с полчаса и ушел, то ли довольный, то ли недовольный ответами Стаса, но все так же надменно смотрящий узкими глазками.

А на следующий день Стас узнал, что в гаражах была изнасилована и убита его семнадцатилетняя сестра Таня…

* * *

Наутро, проспавшись после вечерне-ночного дежурства, Стас рассказал Игорю о разговоре с Джоном Карчером. Как молодой человек и ожидал, Игоря новость потрясла чрезвычайно. Тем более что и сам он еще две ночи назад пытался определить стороны света и широту острова. Но не смог, потому что не отыскал «родных» созвездий.

Марине парни решили ничего не говорить.

— Как ты думаешь, Джонни, остров обитаем?

Игорь обращался к пилоту слишком по-свойски, и тому это не нравилось. Но, учитывая свое незавидное положение раненого и безоружного, Джон держался и не делал парню замечаний. Вопрос же спутника насторожил пилота.

— Вы кого-то встречали тут?

— Нет, если не считать трех десятков трупов да стаи обезьян.

— Я тоже никого не встречал, — сказал Джон. — Полагаю, остров необитаем, если это остров вообще.

Стас громко прочистил горло, напоминая американцу, что Марина ничего не знает о ночном разговоре мужчин. Потому следует до поры до времени держать язык за зубами и не распространяться на данную тему. Джон уловил намек и быстро замолчал.

Они двигались по направлению к берегу. Туда, откуда пришли на поляну с секвойями и самолетом «Летающая крепость», полвека назад застрявшим в ветвях исполинских деревьев. По пути то и дело выкрикивали имя Саймона, матроса-бедолаги, затерявшегося в джунглях, но никто им не отвечал. Только пернатые стаями порхали в листве, в том числе многочисленные попугаи самых невообразимых оттенков и цветов. Попугаи не боялись людей и весело перекрикивались прямо над их головами.

Стас подумал, что стоило бы подстрелить пару-тройку птиц покрупнее, ведь наступил четвертый день пребывания на острове, а поесть они смогли лишь консервированную говядину да консервированные персики, не считая небольшого количества местных дикорастущих плодов. Игорь поддержал идею спутника, и теперь парни шли настороженно, приглядывались и перешептывались вполголоса, выискивая в зарослях дичь. Лес полнился живностью, но вся она большей частью представляла собой мелких зверьков, птах и ящериц, вряд ли годных в пищу. Хотелось подстрелить что-нибудь покрупнее.

Где-то на середине пути к берегу путники наткнулись на ручей, бивший из-под высокой скалы. Вода в ручье оказалась ледяной и очень чистой, с приятным запахом, который придавали ей растворенные минеральные вещества. Открытие такого ценного места приободрило Марину, но остальные оставались хмурыми. Ведь Марина не знала того, что знали мужчины: их занесло не на Бермуды. И даже не на ближайшие к ним Багамы.

А к черту на кулички.

Игорь наполнил свою фляжку, затолкал ее в рюкзак от парашюта, в котором переносил все найденные в «Крепости» вещи и отошел, чтобы отлить. Но уже через двадцать метров он обнаружил небольшое озерцо, настолько чистое и спокойное, что каждый камешек был различим на его дне. Подошли остальные и, не сговариваясь, искупались, смывая с себя пот. Лишь Джон предпочел остаться на берегу и молчаливо наблюдал, как русские плавают и ныряют, переговариваясь непонятно на каком жаргоне.

За полчаса до выхода к океану удалось подстрелить дичь. Ее увидел Стас, остановившийся, чтобы поправить оружие (он нес автомат на перекинутом через плечо ремне). В траве метрах в тридцати сидела большая черная птица размером с индюка. Стас обратил на нее внимание по крику, который птица издавала, очень похожему на крик гуся. Молодой человек медленно снял с плеча автомат, щелкнул предохранителем и как можно аккуратнее передернул затвор, чтобы резкий лязг не спугнул птицу. Затем Стас прицелился, подождал пару секунд, стараясь нажать на спуск в момент между ударами сердца, как учат снайперов. И пальнул очередью из пяти выстрелов.

— Твою мать! — кричал Игорь. — Ах, ты, мудак! Ты что такое вытворяешь?

Стас глянул туда, куда ушли спутники. Игорь лежал ничком в траве, испуганный и злой. Джон укрылся за деревом. Только Марина продолжала стоять на ногах и нервно посмеивалась, косясь на Игоря.

— Кажется, я кого-то убил, — предупреждая словесный понос Игоря, сказал Стас.

— Кого?! — не понял Игорь.

— Птицу. Индюка какого-то.

Стас направился туда, где сидела черная птица. Оказалось, что он и в самом деле попал: птица лежала мертвой, из нее вытекала густая темная кровь. А рядом Стас увидел большое желтоватое яйцо. Очевидно, птица высиживала его здесь, потому и не делала попыток убежать от людей.

Довольный собою, Стас взвалил птицу на плечо поверх автоматного ремня. Ноша оказалась тяжелой, килограммов двадцать, не меньше, и это радовало. Чем тяжелее, тем больше мяса. Яйцо так же нашло место в руках молодого человека.

До берега дошли без иных приключений. Джон Карчер, разглядывая обломки с «Серенити», которых за время отсутствия людей стало заметно больше, лишь покачивал головой. Руководствуясь объяснениями Игоря, Джон отправился по берегу в сторону юга, потому что хотел взглянуть на останки лайнера с более близкого расстояния. Зачем ему это, никто не спросил.

А Стас сразу по прибытии на берег окунулся, смыв с себя натекшую из туши кровь, и принялся ощипывать добычу. Птица не была индюком, но отдаленно его напоминала. Маленькие крылья не позволяли ей летать, зато мясистые ноги свидетельствовали, что эти птицы умеют быстро бегать. Вызвавшаяся помогать Стасу, Марина долго молчала, о чем-то вспоминая, пока не сказала:

— Как называется эта птица, знаешь?

— Мне все равно, как она называется, — ответил Стас, — главное, чтобы съедобной была. А в том, что она съедобная и даже вкусная, я не сомневаюсь.

Игорь, с уходом американца вздохнувший облегченно, скинул свою ношу, разделся и полез на банановое дерево, пользуясь курткой как альпинистским снаряжением. Уже оттуда он крикнул:

— Вам что, не хватает подножного корма, гурманы вы хреновы? Ловите-ка бананчики!

Не обращая на него внимания, Марина сказала, как называется птица:

— Это дронт. Ну или додо, как иногда ее называли.

— Дронт? Впервые слышу, — признался Стас. — У нас в России дрозды — есть, а вот дронты — вряд ли.

— Их вообще нигде нет, — успокоила его Марина. — Когда-то, века четыре назад одно из голландских судов пристало к острову Маврикию в Индийском океане. Кроме обычной для островов живности вроде голубей или попугаев матросы увидели и вот таких, похожих на индюков, нелетающих птиц, мясо которых оказалось очень вкусным. Из-за своего облика и малоподвижного образа жизни моряки окрестили птицу додо, что значит на португальском «простак, наивный человек». А дальше многие корабли заходили на Маврикий и запасались большими запасами мяса дронтов, так что к концу восемнадцатого века дронты полностью исчезли. Сейчас остались лишь рисунки, словесное описание да одно чучело на весь белый свет.

— Занимательно как, — пыхтел Стас, вырывая черные перья. — Получается, люди съели всех дронтов, но забыли про вот этого. Нам повезло.

— Дронтов погубили не только люди, но и крысы, и собаки, и свиньи, завезенные на кораблях с материка. Эти животные истребляли яйца дронтов, отложенные в гнездах из травы.

— А откуда ты все это знаешь?

— Я видела чучело дронта. Отец показывал мне его, когда мы были в Париже.

Стас присвистнул:

— А кем был твой отец? Небось, важная шишка в бизнесе Украины, да? Или какой-нибудь политик…

Марина не стала отвечать.

Когда с перьями было покончено, Стас вспорол птицу и выпотрошил. Марина к тому времени собрала поблизости сухие ветки, кое-что из древесины с корабля, успевшее высохнуть, разные тряпки. Разожгли костер, обложили его со всех сторон металлическими деталями с «Серенити», а из каких-то трубок Стас умело смастерил вертел, на который и насадил дронта. Птица оказалась очень жирной, так что вскоре на огне уже приятно шипело, а вокруг разлился дурманящий аромат жареного мяса. Когда пища была почти приготовлена, Игорь принес добытые им бананы, пару кокосов и большие пальмовые листья, чтоб их можно было использовать в качестве тарелок. Нейтрально похвалив Стаса за обед, он подозвал его в сторону и, пока Марина занималась вскрытием кокосов, что довольно хлопотно, сообщил:

— Трупы опять исчезли.

— Что?! Как?!

— Все, кого мы с тобой оттаскивали в лес, пропали. Все до единого.

Опять забытый уже мистический ужас стал проникать в сердце и душу Стаса. Решив самостоятельно проверить слова Игоря, он направился в лес. Он примерно помнил местонахождение каждого покойника, которого оттаскивал, и потому знал куда идти. Сорок минут Стас блуждал по кромке леса, но не нашел ни одного тела.

Когда он вернулся, то едва ли сдержался, чтобы не врезать Игорю по лицу.

— Какого лысого черта ты ходил туда один?! — кричал Стас, уже не беспокоясь, услышит ли его девушка. — Ты что, вздумал поиздеваться над нами? Отвечай!

Игорь принял боевую стойку, готовый отразить любое нападение.

— Я ни во что не играю, придурок! Отвали!

— Что у вас стряслось на этот раз? — участливо спросила Марина. — Что опять не поделили?

— Он спрятал трупы! — тыча пальцем в мускулистую фигуру Игоря, хрипел Стас. — Он опять спрятал трупы! Он хочет, чтобы мы боялись!

— Очнись, джедай, ты несешь чепуху! — каркнул Игорь.

— Тогда почему ты ходил туда один? Почему ты не позвал меня?

— Ты был слишком занят своей птичкой!

— Я мог бы…

— Да пошел ты…

— Замолчите! — рявкнула Марина так, что оба тут же закрыли рты и умолкли. — Игорь, ты прятал трупы?

— Нет. Готов поклясться на уставе ООН.

— Он опять шутит, сука проклятая! — окончательно вскипел Стас и ринулся в бой.

На этот раз Игорь оказался проворнее. Он выставил вперед ногу, на которую Стас налетел с ходу, а затем отвесил пару мощных ударов противнику по голове. Стас свалился в песок, но пыл не утратил. Он кинулся в ноги Игорю и повалил его. Завязалась борьба двух хищников африканских прерий с рычанием, воем и кровью, и так продолжалось бы до победного конца одного из них, но воздух разорвал выстрел.

Парни расцепились. Над ними стоял Джон со своим пистолетом в руке. Наверное, пока развивалась драка, он успел вытащить оружие из рюкзака.

— Прекратить!

Игорь вытер разбитый нос тыльной стороной ладони.

— Ты чего пальбу устроил? Патронов много что ли?

Джон убрал пистолет в кобуру. Глядя исподлобья, он сказал:

— Свое оружие я заберу. Если вы не против, конечно.

Капитан развернулся и отошел к костру, рядом с которым лежало уже приготовленное ароматное мясо. Драчуны презрительно посмотрели друг на друга, вытерли разбитые лица и поковыляли к импровизированному столу. Драться далее они уже не желали.

* * *

Стас стоял на крыльце парадного входа в здание и нервно перебирал пальцами подаренные сестрой четки. С темного неба крупными хлопьями падал снег, на противоположной стороне улицы весело перемигивались огоньками наряженные по случаю приближения Нового Года витрины, все деревья в пределах видимости украшены были электрическими гирляндами и бумажными фонариками. Слышались трели, перезвоны колокольчиков, раскачивающихся на слабом ветерке, а дальше по улице у входа в магазин три веселые девчонки в ярких новогодних костюмах внучек Деда Мороза под танцевальную обработку «Маленькой елочки» зазывали покупателей.

Жизнь текла своим чередом. Что ей до какого-то человека.

Слева возник Артем. Закурив, он молча постоял рядом, дымил сигаретой и разглядывал те же витрины, на которые тупо таращился Стас.

Сказать было нечего. Но Артем все-таки попытался как-то подбодрить друга:

— Может, в кабак зайдем? Сегодня на улице как-то свежо, чересчур свежо.

Стас, казалось, не услышал.

Позади хлопали двери. Народ, немногочисленные посетители этой конторы зла, расходился по домам. Кто-то подошел к парням и пожал им на прощание руки. Кто-то что-то говорил, кто-то вздыхал и клял кого-то. Люди, серые и неприметные ни в толпе, ни поодиночке, растекались жиденьким ручейком по своим обывательским делам. По большей части им все равно, все равно…

Совершенно чужой казалась песня, рвущаяся наружу из открытого окна чьей-то квартиры прямо над магазином игрушек. Песня перекрывала шум автомобилей и даже «Маленькую елочку». Стас бессознательно слушал песню и все больше утверждался в том решении, которое принял пятью минутами ранее.

Друг попытался сказать еще что-то, кажется, предложил поехать к нему и напиться в стельку. Но Стас не хотел. Он сейчас вообще ничего не хотел, только лишь одного…

А еще Стасу казалось, что внутри сломалось нечто важное, что делает человека человеком. Сломалось, и на том месте выросло совершенно иное, совершенно чуждое человеческому существу. Что это, что за дерево произросло там, где был срублен розовый куст?

Стас решил, что дерево то — терновник.

В ушах вертелась повторяющаяся фраза, не дающая покоя: «…признан невменяемым и направляется на принудительное лечение согласно закона…»

Эти слова, будто текст песни, ложились на ревущую музыку, совсем не новогоднюю музыку. Стас не ощущал морозного воздуха, почти не видел окружающего. Он стоял бы тут всю ночь, но Артем взял друга за руку и повел к машине. Тем вечером они молча пили водку в каком-то баре, пока не надрались до полусмерти. Бросив машину, они направились к Артему домой и там, проспавшись, продолжили пьянствовать. Так прошла, наверное, неделя, прежде чем Стас, более или менее успокоившийся, вернулся в свою квартиру, где больше не было сестры. Он все еще находился в скверном настроении, почти не спал и едва ли что-то ел. На работе ему дали двухнедельный отпуск и даже путевку в местный курортный городок, где богачи средней руки катаются на лыжах и неумело прыгают на досках для сноуборда. Но Стас никуда не поехал. Он не хотел никаких курортов, потому что там, где окружающим людям весело и хорошо, Стасу становилось тошно. Тошнота противным склизким комом забивала горло, тошнота приходила вместе с грустными воспоминаниями об утрате любимых, тошнота раздражала. Если бы она — тошнота — была бы материальной, Стас непременно убил бы ее, разрушил, уничтожил и закопал глубоко под обледенелую землю.

Прогуляв за неделю бесконечной попойки остатки самообладания и здоровья, Стас теперь сидел в полной темноте своей квартиры, которую последний год делил с сестрой. Он сидел в ее комнате, на кресле подле компьютерного стола, и иногда легким толчком заставлял кресло крутиться вокруг оси. Стас думал о смерти, о проклятой, ненавистной смерти, которая окружила его повсюду. Смерть висела в новогоднем воздухе и смеялась из открытых форточек. Смерть переливалась радужными цветами на гирляндах магазинных фасадов, в автомобильных фарах смерть превращалась в радугу, сверкающую в падающей с мягких туч морошке. Смерть преследовала Стаса, и он чувствовал это.

Сначала смерть ворвалась в их жизнь голосом помощника прокурора Иркутской области. Погибли родители, сказал он в трубку официальным голосом с налетом на соболезнование. Погибли нелепо, страшно, трагично. Их самолет заходил на посадку в иркутском аэропорту и почему-то сошел с посадочной полосы, скатился за ограждение, врезался в какой-то барак и вспыхнул. Кое-кто спасся, кое-кто отделался лишь испугом, но не родители Стаса. Они погибли, как говорил помощник прокурора, почти мгновенно. Почти… Значит, им хватило осознать приближение скорой погибели, хватило почувствовать обжигающий жар дыхания смерти. Спустя чуть больше года смерть вновь дала о себе знать. На этот раз — голосом районного следователя.

…признан невменяемым и направляется на принудительное лечение согласно закона…

Стас положил руку на стол, нечаянно задев компьютерную мышь. Тут же замерцал дремавший монитор, и в его свете лицо Стаса, отраженное зеркалом напротив стола, казалось таким же серым, как зимние тучи, зависшие над разукрашенным городом.

Страшное решение усугубилось в душе Стаса. Решение, что отныне он сам будет законом. Потому первым делом он, когда вернулся домой, проверил, на месте ли отцовский пистолет. Оружие было на месте.