1
Прошел год.
Жизнь продолжалась, ведь жизнь не останавливается ни при каких обстоятельствах. Даже наоборот, каждый новый день был, как всегда, прекрасен и неповторим. И за этот год тоже случились разнообразные события.
Наша старшая сестра Анна, например, успела поверить в любовь, выйти замуж, а потом развестись со своим неинтересным мужем и разувериться в любви. И теперь мы с Миной частенько выслушивали от нее всевозможные теории о том, что в этой жизни все относительно, все взаимозаменяемо и вечной любви нет.
— Брак, это угнетение, — говорила Анна, — змея, жалящая прямо в сердце. А я хочу быть свободной.
Помнится, до своего великолепного замужества она стенала, что устала от своей свободы и что эта свобода у нее уже поперек горла стоит.
Мы с Миной без особого восторга ждали дня окончания школы и остро сознавали, что совершенно не повзрослели. И мы совсем не хотели прощаться с наивными взглядами на жизнь, отвечать за свои слова и поступки, задумываться о поисках работы, да и вообще брать на себя хоть какую-то ответственность. Словом, жизнь продолжалась.
Как-то Мина сказала мне:
— Ты знаешь, что Марк Роснан иногда выражается твоими словами?
— Это она его словами выражается, — тут же сказала вредная Анна.
— Э нет, — сказала Мина, — Марк Роснан говорит те же самые слова уже после того, как Энни сказала их мне или кому-то еще.
— Ну, значит, Энни своровала его старые мысли, — сказала Анна, — мысли, которые мы еще почему-то не слышали.
— Но Марк Роснан всегда озвучивает только свежие свои мысли, — сказала Мина.
Анна задумалась.
— Ты уверена в этом?
— Будет вам драться, — сказала я, — вы же знаете, что, если один человек повторяет мысли другого человека, значит, этот человек является половинкой того человека, мысли которого он повторяет.
Мина и Анна онемели.
— Марк Роснан — твоя половинка? — спросила Анна и поджала губы.
— Это выше твоего понимания, — сказала я.
— Почему же он тогда не ворвется в твою жизнь стремительно и внезапно, — сказала Мина, — и не увезет тебя отсюда на край света немедленно и навсегда?
— Колеса судьбы иногда начинают крутиться совсем не в том направлении, — сказала я.
— Да ну? — сказала Анна.
— И тогда происходят странные вещи, — продолжила я.
— Какие вещи? — сказала Мина.
— Наша жизнь тоже начинает идти не в том направлении, — сказала я.
— А что происходит потом? — сказала Анна.
Я пожала плечами.
— Ну, — сказала я, — жизнь продолжается в любом случае.
— То есть Марк Роснан — это твоя судьба? — сказала Мина.
Но я не стала им отвечать. Пусть думают что хотят.
Мина и Анна остались в полном замешательстве.
Словом, прошел год.
В нашем городе наступила весна, природа обещала солнце и тепло. Уходящая зима подбирала разбросанный повсюду снег и обещала какое-то время нас не беспокоить.
Каждое утро за окном было все светлее и светлее. Хотелось просыпаться с первыми птицами и наслаждаться каждой секундой нового дня.
И ведь действительно первое время было даже не лень и просыпаться, и наслаждаться.
Весной все видится по-другому. Весной хочется начать жить заново. Хочется оставить ошибки, беды и проблемы позади и идти к своим мечтам бодро и уверенно. Весной верится, что теперь все-все в твоей жизни будет так, как судьба наобещала тебе с самого начала.
К лету обычно оптимистичные мечтания уже не бьют фонтаном, а начинают входить в спокойное и умиротворенное русло. И ты понимаешь, что и в той действительности, в которой ты живешь сейчас, тоже очень даже можно жить, и что планы у мироздания не всегда совпадают с твоими собственными желаниями.
А потому и ты тоже становишься спокойным и умиротворенным.
Прошедшая зима выбила из колеи весь город. У нас выпало столько снега, сколько и старожилы на своем веку не помнили. Город был засыпан по входные двери домов, из-за морозов отменяли занятия в школе, люди вообще с неохотой выходили на улицу.
А еще все с опаской смотрели на горы. Такого количества снега в горах мы еще не видели.
Но к нам приезжали специалисты, они проводили необходимые измерения и наблюдения и компетентно сообщали, что нам нечего бояться. Снега успеют сойти постепенно, и наводнение городу не грозит.
А если что, город и так каждую секунду готов эвакуировать своих жителей на случай разгула спящего вулкана. На центральной площади у нас постоянно стоят автобусы, и транспорта хватит на то, чтобы однажды спасти целиком весь город за считаные минуты.
Марк Роснан в городе так больше и не появился. И это было странно, никто не представлял, где он мог быть.
Из города как будто что-то ушло. Вроде и дома на месте, и горы, и река, а что-то было не так.
Когда Даниэль после его отъезда пришла в школу, мы ее с трудом узнали.
Нет, эта была та же самая хрупкая и необычная Даниэль. Но в то же время она была совсем другая. Повзрослевшая и серьезная, она как будто знала теперь некую особенную тайну, да только от этого знания ей было совсем не легче.
У нас в школе теперь никто не разговаривал при Даниэль о том, что в этом мире вообще существует такой писатель Марк Роснан. Мы делали вид, будто ничего не произошло.
А раньше, бывало, мы очень любили о нем поговорить.
— Если Марк Роснан и женится когда-то, — со знанием дела любила говорить всем Люси Надсен, — это произойдет как-то особенно и внезапно, как ураган где-нибудь на далеком острове Бали.
— А разве там бывают внезапные ураганы? — удивлялись все.
— Ну не знаю, — беззаботно говорила Люси, — хотя сейчас научились точно предсказывать все ураганы.
К слову сказать, каждый раз она упоминала новые острова.
В детстве думаешь, что жизнь — это игра. В юности думаешь, что жизнь — это любовь. Повзрослев, думаешь, что жизнь — это проблемы. И лишь в старости понимаешь, что жизнь — это просто жизнь.
Все знают, что страдания укрепляют душу. Но мало кто толком понимает, для чего все это нужно вообще.
Вы наверняка тоже много раз видели в кинофильмах самый распространенный сюжет: либо после болезни, либо в результате душевных метаний герой становится на ноги, и ему аплодирует весь мир. Как будто нельзя наслаждаться каждым прожитым днем просто так, без неприятностей, а только лишь подорвав однажды свое сердце.
Даниэль. Как она жила, теперь было известно только ей одной и никому больше. Ее жизнь продолжалась, и продолжалась она так же категорично, как будто с Даниэль ничего не случилось и как будто Марка Роснана никогда не было рядом с ней.
И точно так же, как и всегда, ей надо было каждое утро просыпаться и придумывать себе бесконечные дела, чтобы не сойти с ума от того, что теперь творилось где-то очень глубоко внутри нее.
И солнце все так же исправно вставало каждый день, и небо картинно висело над городом. А по утрам на вершинах гор лежали большие шапки белых облаков.
Но только не было теперь в жизни Даниэль чего-то невозможного, такого нереального, сотканного из самых тайных грез и мыслей, некоего продолжения ее сути и ее самой. И не было теперь никакого ответа на все вопросы, на которые мог бы ответить Даниэль только один человек на этой земле и больше никто другой.
Мать Даниэль поддерживала свою дочь, как могла.
— Девочка моя, — говорила Джен, — нельзя думать, что жизнь остановилась только оттого, что один человек решил однажды уехать из этого города. В твоей жизни будет еще много испытаний, о которых ты даже не подозреваешь.
— Но мне казалось, что я уже нашла то, что должен найти однажды каждый человек на этой земле, — сказала Даниэль.
— Люди порой ищут это всю свою жизнь.
— Но мне казалось, что моя история уже написана.
— Но ты же была еще совсем ребенком.
— Что ты имеешь в виду?
— Марк Роснан не имел никакого права взваливать на твои плечи эту историю сейчас. Он должен был подождать, пока ты вырастешь. Он поступил как настоящий мужчина. Но! В твоей жизни еще будет много историй. Поверь мне. Эта история — далеко не последняя.
— Этого не может быть, — сказала Даниэль.
— Когда ты вырастешь, всякий прохожий захочет насладиться твоей красотой. Они будут рассказывать тебе сказки о том, как прекрасен ночной лес при свете луны, и как трещат под ногами старые упавшие деревья, и как они исходили всю землю в поисках такой, как ты, и как неизбывно хочется счастья. Ты им не верь. Ты просто знай, что в твоей жизни будет все. Белый снег и снежный вечер. Голубое море и огромный пароход. Вечерние горы и горячее солнце. Весь мир будет однажды у твоих ног. И где-то тебя действительно ждет человек, который готов для тебя на все.
— Но я уже встретила человека, с которым хочу быть, и буду ждать только его. Мне в этой жизни нужен только он и никто другой.
— Но на этой планете никто не знает своего будущего, — покачала головой Джен.
— Ну почему же? Я прекрасно знаю свое будущее. Марк Роснан просто ждет, когда я вырасту. Он однажды вернется, и мы не расстанемся с ним никогда.
Джен с недоверием посмотрела на свою дочь.
— Почему же он не ждет этого прекрасного момента в доме напротив? — спросила она.
— Ты же сама говорила, что он не имел никакого права взваливать эту историю на мои плечи сейчас.
— Но один человек не может заменить другому человеку весь этот мир.
— Очень даже может, — возразила Даниэль. — Один человек может заменить другому человеку весь этот мир. И я такого человека уже встретила.
Больше на эту тему они не разговаривали. Зато Джен иногда поднимала другую тему.
— Ты хотя бы подумай, что ты будешь делать после школы, — говорила она Даниэль. — У тебя дар к рисованию, этим нельзя разбрасываться. Нам надо решить, куда ты поедешь учиться.
— Я никуда не уеду из этого города, — спокойно отвечала Даниэль, чем опять вводила в уныние свою мать.
2
Как-то после школы мы с Миной возвращались домой. Солнце светило над городом, вечерний воздух кружил голову, а серебристый снег еще лежал везде и всюду, хотя по календарю уже была весна. И домой идти совсем не хотелось.
А хотелось взрыва вулкана, выхода реки из берегов или на худой конец какого-нибудь полугодового ливня. Но разве сможет все это с тобой произойти в такой обычный вечер? Что вы, мои дорогие, об этом остается только мечтать.
Не успели мы с Миной всласть наговориться о том, как в этом мире все обычно, просто и неинтересно, как около ограды дома нашей соседки Гельхиадихи нам привиделся какой-то человек.
Человек выгружал из такси свои сумки. И, не поверите, все эти вещи заносились в дом нашей своеобразной соседки Гельхиадихи. А потом этот человек расплатился за такси и сам зашел в дом Гельхиадихи.
Мы с Миной стояли как громом пораженные.
— О мой бог… — через некоторое время сказала Мина. — Но кто он?
А я спокойно сказала:
— Всего лишь племянник Гельхиадихи.
Мина немного подумала и сказала:
— Да, но какой-то он необычный.
— Нет, совсем обычный, — сказала я, — у всех Гельхиадих с Сотворения мира именно такие вот обычные племянники.
Мину это очень впечатлило. Мы уже совсем выросли и в этом году заканчиваем в школу, а до сих пор все еще подозреваем, что на свете существует волшебство, встречаются колдуньи, и одна из них живет в доме рядом с нами.
Чуть позже наши родители сообщили нам, что человек, приехавший к нашей соседке Гельхиадихе, действительно приходится ей внучатым племянником. Родители, оказывается, все эти годы дружили с Гельхиадихой, но им приходилось делать это тайно, чтобы не травмировать наши наивные детские души, которые желали воспринимать своеобразную соседку не иначе как настоящей, но замаскированной колдуньей.
Нет, конечно, родители и нас иногда пытались приобщить к своей дружбе с этой необычной старухой и временами доводили нас до нервного срыва изречениями типа, что, мол, надо помочь Гельхиадихе с сорняками в ее саду, а то она уже совсем старая и не справляется.
Старшая сестра Анна тут же заявляла, что как хорошо, что она уже совсем взрослая и может больше не слушаться родителей. Мы с Миной говорили, что лучше запишемся на дополнительную математику и не будем смотреть ночные сериалы, но в сад Гельхиадихи и ногой не ступим.
Сорняки наши родители потом пололи сами, чем вводили в искушение живущих напротив многочисленных боязливых Барлингов, которые не смели даже подумать о том, чтобы открыть свои окна, выходящие на ядовитый сад Гельхиадихи, а не то что ступить в этот сад ногой.
Короче, к Гельхиадихе приехал ее внучатый племянник. Помните, я рассказывала, что каждое лето Гельхиадиха куда-то пропадала из города? Так вот, как выяснилось, она действительно разъезжала по своим родственникам, которые жили в других городах. У нее, оказывается, было полно родственников, которые очень ее любили и за нее волновались.
Но сейчас она действительно сильно постарела. И родственники решили, что ей будет тяжело куда-то уезжать, и прислали к ней пожить одного из родственников. Это было очень трогательно.
Внучатый племянник Гельхиадихи был врачом, он устроился на работу в городскую больницу. В нашем городе вообще-то его тоже хотели причислить к колдунам, но эти слухи угасли на корню, едва родившись. Потому что человек, устраивающийся на работу в больницу, может быть только медиком и никем больше.
Тем более что в больнице всегда не хватало хирургов. А племянник Гельхиадихи, не поверите, как раз оказался хирургом.
И когда улеглись страсти по поводу присутствия в жизни нашей соседки Гельхиадихи каких бы то ни было родственников, с нами приключилась новая напасть. С гор сошел снег, и город наконец-то затопило.
— О боги, — сказал весь город, — мы так боялись вулкана, а нас затопило.
Холодная вода рекой лила по улицам, в ней плыли садовые скамейки, сломанные деревья и почтовые ящики, но это были мелочи по сравнению с остальным. Например, были случаи обморожения, городская больница была полна до отказа.
Ужасная грязная река текла по улицам, раньше мы такое видели только по телевизору. Люди сидели в своих домах и питались случайными продуктовыми запасами, которые образовались в их холодильниках во время холодной зимы, когда тоже было трудно выходить на улицу.
Хорошо еще, что наш город расположен на наклонной местности, и вода стремительно уходила вниз, сметая на своем пути все, что попадется. И через какую-то пару дней наш с Гельхиадихой район уже вовсю был виден из-под воды. И за это на нас опять подозрительно смотрело население других районов.
Внучатый племянник Гельхиадихи был вполне симпатичным мужчиной средних лет. Памятуя, что под средними годами обычно подразумеваются весьма разбросанные цифры, скажу только, что на вид ему было лет тридцать пять.
Что ж, весьма сносный человеческий возраст. И итоги этой жизни еще подводить очень рано, и начинать все заново уже слишком поздно.
И во время наводнения этот человек очень удивил всех. Он днями и ночами дежурил в больнице, брал на себя самые тяжелые случаи, выхаживал потерпевших, держал своих пациентов за руку, поил горячим чаем и заменял им родителей и психоаналитиков.
Парни с кинокамерами из нашей местной телестудии, которые подменяли друг друга при каждом удобном случае, только диву давались, наблюдая силу и выносливость нового врача. Лицо нового хирурга не сходило с экранов наших телевизоров.
А к середине весны на город напала жара. Весна проходила стремительно, близились последние экзамены и выпускной бал. Так что все наши помыслы были заняты выбором платьев, которыми можно было сразить всех вокруг людей сразу и наповал. А больше ничего интересного в жизни пока не происходило.
Внучатого племянника Гельхиадихи звали Олсен. Наши родители пригласили его к нам познакомиться, и мама даже испекла по такому случаю пирог.
Внучатый племянник Гельхиадихи рассказал нам, что пробудет у нас только это лето, а осенью уедет в свой город на берегу океана и увезет с собой свою бабушку Гельхиадиху. От такой новости нам даже вкусный мамин пирог в горло не полез. Казалось, что уж если что в этом мире никогда не должно измениться, так это наличие Гельхиадихи в нашем городе.
Но, оказывается, в этом мире однажды может измениться буквально все.
3
На выпускной бал пришло много народу. Педагоги провожали во взрослую жизнь очередное поколение молодежи и хотели сделать из этого мероприятия грандиозный и запоминающийся праздник.
Тут были представители администрации, счастливые родители и одна шумная городская музыкальная группа, которая много лет подряд пыталась прославиться на весь мир. Были парни с местной телестудии, которые запечатлели для истории, как платья этого года более раскованно подчеркивали достоинства фигур новых выпускниц.
Были представители разных городских клубов и обществ, которым не терпелось напутствовать нас во взрослую жизнь избитыми фразами об ответственности, моральных аспектах и духовных изысканиях. Через некоторое время после начала бала в большом зале школы появился человек немного похожий на Марка Роснана.
Девицы из нашего класса утонченно прогуливались по большому залу в своих воздушных нарядах и обменивались важными последними новостями. Все были в крайнем возбуждении от того, что все эти истории со школьной жизнью вот-вот уже закончатся и завтра нам нужно будет все жизни начинать с чистого листа.
— А вы слышали, что племянник Гельхиадихи по утрам купается в заколдованной заводи Гельхиадихи? — томно спрашивала всех толстая Люси Надсен.
— Конечно, он там купается, ведь он же племянник Гельхиадихи, — вызывающе отвечали ей мы с Миной.
Человек, похожий на Марка Роснана, не давал покоя, нас как магнитом тянуло посмотреть в его сторону. Он разговаривал с представителями администрации города. Представители администрации были рады его видеть.
А этот человек сдержанно отвечал на вопросы, было видно, что он в мыслях где-то очень далеко.
И тут я вспомнила одну теорию. В ней говорится о том, что все знания уже разлиты во вселенной, а заодно и в нашем внутреннем мире, то есть в подсознании. И существует некое число, не помню, как оно называется. Но когда какое-то знание, разлитое во вселенной, достигает этого числа в сознании определенного количества людей, то уже в следующее мгновение об этой новости начинают знать все.
Ученые даже опыты проводили: давали бананы обезьянам, живущим на каких-то там обезьяньих островах, и до какой-то обезьяны через время доходило, что если она помоет эти бананы в океане, то они будут гораздо вкуснее и привлекательнее. Соседние обезьяны наблюдали за этой обезьяной и начинали делать то же самое.
Но дальше — больше. Через какое-то время бананы начинали мыть все обезьяны, даже те, которые не видели, что их надо мыть. И на соседних островах обезьяны тоже начинали мыть свои бананы. И это знание пришло им в головы благодаря тому, что изначальная сумма знаний перевалила за упомянутое число и эти знания открылись у каждой обезьяны.
К чему я все так долго и нудно рассказываю? А к тому, что уже через некоторое время наша школа во все глаза смотрела на человека, похожего на Марка Роснана, и вся наша школа не могла больше ничего ни говорить, ни вообще что-то соображать.
Потому что нашу школу вдруг накрыло как волной одно знание. Знание, что человек, похожий на Марка Роснана, мог быть только Марком Роснаном и никем больше.
Я нашла взглядом Даниэль. В своем белом платье она была бела как смерть. Она смотрела на Марка Роснана и не могла пошевелиться.
Представители администрации не отпустили Марка Роснана просто так раствориться в толпе, а настояли, чтобы он произнес какую-нибудь нравоучительную речь. И Марк Роснан сказал нам, счастливым выпускникам, небольшую речь о том, что жить надо только по велению сердца, все поступки совершать только по совести и наслаждаться каждой секундой существования.
Мы не верили ушам, что слышим опять голос Марка Роснана. Наша школа разразилась оглушительными аплодисментами.
Да, воистину этот день сильно отличался от других дней: в наш город вернулся Марк Роснан.
А Марк Роснан закончил говорить и отошел в сторонку. Он стал искать глазами того человека, ради которого вернулся в город после столь долгого отсутствия и ради которого пришел сейчас в нашу школу.
Но чуть ли не впервые за историю всех школьных балов кто-то покинул свой прощальный школьный бал. Я даже в кино такого никогда не видела.
Так вот, Марк Роснан не нашел Даниэль, потому что она ушла из большого зала нашей школы и со своего прощального школьного бала.
Но Даниэль находилась в таких чувствах и в таком состоянии, что она не могла спокойно идти домой. Она пошла в ближайший бар.
И поэтому Марк Роснан нашел ее чуть позже в ближайшем баре.
В баре Даниэль выпила лишнее. Мир радостно расплывался у нее перед ее глазами, а на душе у нее было легко и пусто, когда к ней подошел Марк Роснан.
Перед Даниэль на стойке стояло несколько пустых бокалов.
— Привет, — просто и буднично сказал Марк Роснан.
— Именно так приходит в нашу жизнь счастье: осторожно, нежданно и неизвестно откуда, — пробормотала Даниэль.
Марк Роснан покачал головой.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты моя рука, которая постоянно болит.
— Вот когда покажется, что я ваше сердце, тогда и приходите, — сказала ему Даниэль.
— Ого, — сказал Марк Роснан, — а ты, оказывается, не такая пьяная.
— Я вообще не пьяная, — сказала Даниэль и чуть не упала со стула.
Марк Роснан помог ей не упасть. Он поймал ее в свои объятия и попытался посадить обратно на высокий стул.
А это было сделать не так-то просто, так как Даниэль находилась в таком состоянии, что абсолютно все было ей безразлично. И даже то, что в данный момент она находилась в объятиях самого Марка Роснана.
В конце концов Марк Роснан оставил попытки посадить Даниэль обратно на стул. Он привлек Даниэль к себе, просто так, по-отечески, и стал думать, что делать с ней дальше. Даниэль еле стояла на ногах, пока он думал. Марк Роснан погладил ее по голове и в задумчивости слегка коснулся ее волос губами. Даниэль ничего не поняла, не почувствовала и тем более не вспомнила об этом на следующий день.
— Я, конечно, тоже люблю тебя, — сказал Марк Роснан Даниэль, — но нам надо отвести тебя домой.
Даниэль держалась за стойку бара.
— Мы идем? — спросил Марк Роснан.
— Я пока не поняла, но сейчас что-то произошло, — сказала Даниэль.
— Что произошло? — не понял Марк Роснан.
— Что-то, чего я пока не поняла, — пояснила Даниэль. — Налейте мне еще мартини, — обратилась она к бармену.
— Этой девушке больше ничего не наливайте, — сказал бармену Марк Роснан.
— Эта девушка сама может решать, сколько ей пить, — ответил Марку Роснану бармен и стал наливать мартини в новый бокал.
Даниэль с вызовом посмотрела на Марка Роснана.
— Ну хорошо, — сказал он, вытащил из кармана брюк деньги и положил их на стойку.
А потом он взял Даниэль на руки и понес ее к выходу. Даниэль ахнула от неожиданности и обхватила руками его шею, чтобы не упасть.
— Отпустите меня немедленно! — спустя время возмутилась Даниэль.
— Уже поздно, — спокойно сказал Марк Роснан, открыл дверь ногой и вышел из бара с Даниэль на руках.
На улице он поставил ее на землю.
— Никто не может просто так взять меня на руки и вынести из бара! — с вызовом сказала ему Даниэль.
Марк Роснан рассмеялся.
— Ну да, конечно.
— А теперь я пойду туда, куда хочу, — сообщила ему Даниэль и повернулась обратно к бару.
Марк Роснан успел поймать ее за талию.
— Ты же хочешь, чтобы все было так, как есть, — хриплым голосом сказал Марк Роснан.
Даниэль смутилась.
— А вы откуда знаете?
— Я много чего знаю, — грустно сказал Марк Роснан.
— Я пьяная и лучше понимаю, чего хочу, — сказала Даниэль.
Она опять потянулась к двери бара.
— Идем, — сказал Марк Роснан, взял Даниэль за руку и повел за собой.
Даниэль послушно поплелась следом.
— Мы на край света? — поинтересовалась она.
— Что-то в этом роде, — улыбнулся Марк Роснан.
Они шли по темной улице, освещенной редкими фонарями. Из темноты на них с любопытством смотрели окружающие дома.
— Дурацкий городок, — сказала Даниэль. — Если бы тут не жил один человек, давно бы отсюда уехала.
— Куда ты бы уехала, если вы с твоей мамой только недавно сюда переехали?
— Хоть бы вулкан проснулся, — сказала Даниэль, — хоть что-то бы тогда произошло.
— Ты меня не слушаешь.
— А зачем мне вас слушать, если вы меня тоже никогда не слушаете?
— Я тебя всегда слушал.
— Но все равно уехали.
— Так нужно было.
— Кому?
— И мне, и тебе.
— Удивительно. Я тоже принимала в этом какое-то участие?
— Самое непосредственное.
— Почему нам всегда бывают нужны именно те люди, которым мы абсолютно безразличны? И почему в этой жизни бывает именно так?
— Бывает по-разному.
Даниэль спотыкалась, но Марк Роснан крепко держал ее за руку.
— А еще есть люди, которые годами живут без любви, — сказала Даниэль. — Как это люди годами живут без любви? Люди разговаривают, ходят, смотрят телевизор, едят, спят и совершенно не осознают, что живут без любви.
Марк Роснан не ответил. Даниэль опять чуть не упала, и он обхватил ее рукой за талию.
— Когда душа разрывается на сотни мелких хрустальных осколков, — сказала Даниэль сама себе. — Когда он произносит слова — я тоже тебя люблю, просто так, как присказку к следующей своей фразе, типа, да, я тебя прекрасно понимаю, абсолютно не замечая, что твое сердце ждало этих слов сотни долгих миллиардов лет.
— Что ты такое говоришь? — тихо сказал Марк Роснан.
Даниэль остановилась.
— Почему в ваших романах никогда нет любовных сцен?
Марк Роснан опешил.
— Но у меня есть такие сцены.
— Нет. У вас только полуштрихи, полунамеки, а конкретно ничего нет.
— Ну, — он посмотрел по сторонам, — просто я воспитан в духе мировой классической литературы. Там тоже только полуштрихи, полунамеки.
— К черту мировую классику. Вы же мужчина, вы все об этом знаете.
Марк Роснан смотрел ей в глаза.
— Да. Я все об этом знаю. Но это тайна, о которой нельзя просто так кричать на весь мир.
— Вы же делитесь в своих романах всеми своими тайнами, которые знаете.
— Но это такая тайна, которой я не могу делиться со всем миром.
Даниэль обмякла, она бы с удовольствием упала, если бы он не держал ее так крепко.
— Я сейчас умру от вашего запаха, — сказала она. — Отпустите меня домой.
— Я и веду тебя домой, — тихо сказал Марк Роснан.
— Но я не собираюсь домой. — Даниэль остановилась.
— А что ты собираешься делать? — Марк Роснан тоже остановился.
— Я пойду к вам домой, — заявила Даниэль.
— Давай ты за ночь протрезвеешь, — миролюбиво предложил Марк Роснан, — а завтра мы обо всем поговорим.
Даниэль откинула со лба волосы.
— Но мы уже с вами на все темы на свете переговорили, — с горькой усмешкой сказала она.
— О нет, у нас еще множество неохваченных тем для разговоров, — начал Марк Роснан.
Но Даниэль вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала его в уголок губ.
Марк Роснан замер на полуслове.
— Вы все еще хотите о чем-то со мной разговаривать? — поинтересовалась Даниэль.
— Да, завтра.
— А сегодня не хотите?
— Сегодня мы можем не туда зайти.
— Так пойдемте, — медленно, растягивая слова, сказала Даниэль.
— Я не могу, — хрипло сказал Марк Роснан.
К черту ответственность. Вот она, жизнь и весна, перед тобой. О, как бы ему хотелось действительно пустить все на самотек и прижать Даниэль к себе…
А Даниэль тем временем опять прикоснулась к нему губами. Она стояла на цыпочках и вдыхала его умопомрачительный запах.
Может, она не такая уж и пьяная? Потому что еще что-то соображала. Она наблюдала за ним.
И видела смятение, грусть и страсть в его глазах. А также то, что он все равно будет держать себя в руках.
Поднялся ветер. Вся природа не могла стоять спокойно в стороне и наблюдать эту борьбу чувств.
— Ни один мужчина еще меня не целовал, — сказала Даниэль.
— Бог мой, что ты такое говоришь?
Марк Роснан все-таки немного отстранил ее от себя. Он держал Даниэль за плечи и чувствовал дрожь в ее теле.
— И ни один мужчина, кроме вас, меня не поцелует, — продолжила Даниэль.
— Не зарекайся, — улыбнулся он.
— Потому что тот, кого я хочу, живет в доме напротив моего.
Видно было, что ей не очень легко давались эти слова. Но ведь она пьяная, и ей можно говорить все, что было на душе.
А Марк Роснан по-прежнему не имел никакого права расслабиться до конца.
— Кто-то должен сейчас отвечать за все, что происходит, — сказал он.
— Вы всегда за все отвечаете. За чувства других людей, за правильные мысли в своих романах.
— Так получается.
— Пустите все на самотек. Вы пишете о жизни, вот она, жизнь, перед вами, только руку протяни.
— Я не могу.
— Я вам совсем не нужна?
— Ты мне очень нужна, — сказал он, — но я привык к тому, что ты еще ребенок.
— Умоляю вас. У вас же нет ни одного человека в этом городе, который ждал бы вас так же преданно и верно, как я.
Марк Роснан немного помолчал.
— Ты права, — наконец сказал он.
Даниэль была близко-близко. Она выросла и изменилась.
Это была уже не та наивная особа, которая истязала его вопросами об устройстве мироздания в пять часов утра на скамейке перед своим домом. Сейчас она и сама могла бы открыть ему многие истины.
Рядом с ним стояла стройная молодая девушка в белом платье, ее красивое лицо освещали фонари. Кудрявые волосы по плечам, грустная улыбка.
Возьми ее в свои сильные руки и сделай ее счастливой. Все в твоих руках, писатель, живущий в этом маленьком городке.
Это тебе не владеть эмоциями и чувствами читателей по всему миру. Это — принести счастье тому, кому ты нужен больше всего этого мира.
— Пошли, — сказал Марк Роснан. — Я все же отведу тебя домой.
Когда они подошли к дому Даниэль, Марк увидел, что в окнах нет света. Видимо, мать Даниэль уже легла спать, и будить ее, беспокоить и нагружать неразрешимыми проблемами дочери будет уже не совсем логично.
Да и Даниэль подлила масла в огонь:
— Она ужасно перепугается, если вы приведете меня к ней в таком состоянии.
— Да уж, — сказал Марк Роснан.
Он решил не беспокоить мать Даниэль и повел Даниэль к себе домой.
Он привел Даниэль к себе, включил свет в доме и довел Даниэль до ближайшего дивана. Даниэль послушно села на диван, но отпускать руку Марка она не собиралась.
— Мне надо закрыть входную дверь, — сказал он.
— Ни за что. Вы опять уедете.
— Не уеду, — сказал он, — разве ты не видишь, что я больше никуда отсюда не уеду?
— Не вижу.
Он рассмеялся.
— И вообще, может, я сплю, и мне все это снится? — предположила Даниэль.
Она потянула его за руку, и он оказался совсем близко.
— Ты же чувствуешь мою руку, — сказал Марк Роснан.
Да, она вроде чувствовала его руку. И не могла оторвать глаз от его лица.
— Вы не брились несколько дней, — грустно сказала Даниэль.
Она коснулась его лица и провела рукой по небритой щеке. Но как только она прикоснулась к нему, ее обожгло огнем.
— Да, теперь я немного чувствую вас, — сказала Даниэль и убрала дрожащую руку.
— Немного?
— Совсем чуть-чуть. В этой комнате так жарко. Или на этом диване сплошной жар.
Марк Роснан смотрел в ее темные глаза и понимал, что его место здесь и только здесь. Возле этой тоненькой грустной девушки и нигде больше.
Он мог наброситься на нее и поцеловать так, как никто на свете еще никого не целовал. Но он не мог сейчас ничего решать, когда она столько выпила в баре.
И им обоим сейчас не мешало бы для начала охладиться.
— Мне нужно сделать нам холодные напитки, — сказал Марк Роснан.
Даниэль не отпустила его.
— Я пойду с вами к вашему холодильнику.
Даниэль стала подниматься с дивана.
— Нет, — сказал Марк Роснан, — сначала я закрою входную дверь. Я никуда не ухожу, смотри. Я всегда буду в поле твоего зрения.
— Ну да, — сказала Даниэль, — в этом переменчивом мире ни за чем нельзя уследить.
Она все-таки отпустила его руку, и Марк Роснан ушел закрыть входную дверь. А когда вернулся через пару секунд, Даниэль уже крепко спала.
Столько, сколько пережила за этот вечер, она и за два последние года не переживала.
Марк выключил свет и принес из спальни одеяло. Он укрыл Даниэль, а потом еще некоторое время сидел рядом с ней и смотрел на нее.
Ее волосы разметались по подушке, а улыбка даже во сне была грустной. Даниэль даже во сне боялась что-то потерять.
Марк покачал головой и вышел из гостиной.
Войдя в кабинет, он сел за стол, вытащил записную книжку, снял трубку телефона, вздохнул и набрал нужный номер.
Мать Даниэль сняла трубку.
— Добрый вечер, — сказал ей Марк Роснан.
— Добрый вечер, — отозвалась Джен.
— Дело в том, что Даниэль у меня, — сказал Марк Роснан.
— У вас? — удивилась Джен.
— Да, она спит.
— Она спит?
— Да, — сказал Марк Роснан, — она уснула сразу же. — И он стал думать, что бы он мог сказать матери Даниэль. Не говорить же ей, что Даниэль заснула сразу же после того, как она напилась и он еле довел ее до своего дома.
— Сразу же? — тем временем заинтересованно спросила Джен.
— Она заснула сразу же после того, как я привел ее ко мне домой.
— А-а, — протянула Джен.
— Она придет к вам завтра утром.
— Я надеюсь.
— До свидания, — сказал Марк Роснан.
И, чтобы больше ничего не объяснять, положил трубку на телефон.
— До свидания, — сказала мать Даниэль коротким гудкам.
Марк Роснан взял сигареты и вышел на террасу. Он еще долго стоял в этот вечер на террасе, курил и думал обо всем.
Даниэль проснулась на следующий день рано утром и совершенно ничего не поняла.
Она поняла только одно: что сейчас находится не у себя дома, а неизвестно где.
Даниэль с интересом оглядела себя. На ней было нарядное белое платье, в котором она вчера благополучно отправилась на выпускной бал. А еще она была заботливо укрыта одеялом.
Пока Даниэль размышляла, в доме послышались чьи-то шаги. Даниэль натянула одеяло до подбородка и стала ждать.
Довольно скоро она увидела в дверном проеме Марка Роснана. В одной руке он держал стакан с водой, а в другой — стакан с апельсиновым соком.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — сказала Даниэль.
— Болит голова?
— Болит, — призналась Даниэль.
Марк Роснан подошел и сел рядом с Даниэль на диван. Даниэль наблюдала за ним.
Он был невыспавшийся и усталый. Она смотрела на его морщинки около глаз и боролась с желанием прикоснуться к ним рукой.
Марк Роснан растворил в стакане с водой какую-то таблетку и протянул его Даниэль. Даниэль послушно взяла стакан и выпила все без остатка. Из рук Марка Роснана едва ли не вся женская половина города послушно выпила бы даже яд.
Потом Марк протянул ей стакан с апельсиновым соком. Даниэль выпила сок.
— Немного легче? — спросил он.
— Немного легче, — кивнула Даниэль.
Ей не было неловко. Все, что сейчас происходило, было так просто и естественно, как будто она была с этим человеком всегда и он никуда не уезжал от нее.
— Ты впервые так напилась? — вежливо спросил Марк Роснан.
— А у меня вообще все в этой жизни впервые, — сказала Даниэль.
Марк Роснан внимательно посмотрел на нее. Ее глаза улыбались. Он взял у нее из рук стаканы и поставил их на пол.
Он протянул ей руку, и Даниэль осторожно подала ему свою руку. Марк Роснан потянул ее за руку к себе. Даниэль приподнялась и села. Марк Роснан сидел рядом с ней, почти вплотную, он был близко-близко. Даниэль почувствовала, что ее лицо стало гореть.
— Ты больше никуда не уедешь? — осторожно спросила Даниэль только для того, чтобы хоть что-то сказать.
— Я больше никуда не уеду, — хриплым голосом сказал Марк Роснан.
— О мой бог, — сказала Даниэль. — Но почему?
— Я понял, что здесь мое счастье.
— Но ты всегда это знал.
— Нет, не знал. Я думал, что тут мой дом, мое творчество, мой вид из окна, на худой конец. Но я не скоро понял, что здесь есть ты.
Даниэль прикрыла глаза.
— С этого момента поподробнее. Я ведь уже столько времени мельтешу в твоей жизни.
Марк Роснан улыбнулся.
— Я хочу, чтобы ты мельтешила дальше.
Даниэль открыла глаза и посмотрела на него. За одной его улыбкой можно было идти на край света и не мечтать ни о чем другом.
— Но я бы и дальше мельтешила, — сказала она, — я не собиралась отступать.
— Это правда?
— Да, я полна сил. У меня есть мечта.
— С этого места поподробнее.
— Самое главное в жизни — встретить человека, с которым тебе будет интересно. А мне всегда было интересно только с тобой.
— Но жизнь — это не только духовная сторона.
Марк Роснан смотрел на нее очень серьезно, и Даниэль боялась понять по его глазам, о чем он думал.
— Да, я знаю, — совсем смутилась Даниэль, — жизнь — это еще и жар, который был в этой комнате вчера.
— Ты помнишь, что было вчера?
— Я помню все свои ощущения. Последнее из того, что я помню, это то, как ты решил, что нам нужно охладиться.
— Кажется, я пошел к холодильнику.
— О нет, — Даниэль улыбнулась дрожащими губами, — ты все время порывался закрыть входную дверь.
— О да, я вспомнил.
— Ты закрыл ее?
Они говорили тихо, потому что громко не могли. Голоса срывались от страсти на шепот и вообще куда-то пропадали.
— Я закрыл входную дверь, — сказал Марк Роснан.
Даниэль протянула руку и слегка коснулась пальцами его морщинок у глаз. Он накрыл ее ладонь своей. Даниэль убрала свою дрожащую руку и стала подниматься с дивана. Но этого никак нельзя было сделать, не коснувшись телом Марка Роснана.
Он тоже до последнего делал вид, что он тут ни при чем. Но его рука потянулась к ней, и он обхватил Даниэль за талию.
И притянул к себе и уткнулся лицом в ее живот.
Даниэль вскрикнула и обхватила руками его голову. Казалось, никакие силы не заставили бы ее сейчас отпустить от себя этого человека.
Но вот он потихоньку разжал руки, и Даниэль соскользнула по его телу на пол. Теперь она стояла перед Марком Роснаном на коленях.
Он обхватил ее лицо руками и поцеловал так, как никто и никого еще не целовал.
Даниэль закрыла глаза, чтобы не заплакать от нахлынувших на нее чувств. То ли это детство прощалось с ней и не хотело уходить, то ли раскрывала перед ней пути-дороги взрослая жизнь.
Марк Роснан поднял Даниэль на руки и понес в свою спальню на второй этаж.
Да, этот мужчина знал все тайны мира. Но он также знал и такие тайны, которыми никогда бы не поделился со всем остальным миром.
Он мог поделиться этим только с Даниэль.
От одного его поцелуя она могла упасть в обморок, и когда-то она боялась даже мечтать о том, что окажется в его объятиях. Хотя так долго этого ждала.
Теплое утреннее солнце вставало из-за гор. Улицы были тихи и безлюдны. Как обычно начинался новый, незнакомый день.
С этого дня Марк Роснан и Даниэль стали по-настоящему встречаться.
4
Итак, мы все выросли, и школу мы наконец-то окончили.
Неприглядная Джуди Ноуз вышла замуж чуть ли не на следующий день после выпускного вечера. Когда там ее еще возьмут куда-либо ведущей моделью, а замуж всегда надо бежать, пока берут.
А вот красавица Лили Найт сказала, что она может выйти замуж в любой момент, как только сама того пожелает. И теперь она будет всю жизнь выбирать себе достойного кандидата, пока однажды вдруг не состарится и не превратится в самую обыкновенную старушку, такую же простую и непримечательную, как миллионы других земных старушек.
На выпускном вечере наши учителя чуть не плакали от счастья, что мы наконец-то выросли и со своими трудностями теперь будем разбираться сами. И на нас больше не придется целыми днями жаловаться нашим родителям.
Выросли наши соседи Барлинги. Представьте, восемь человек детей, и всем теперь надо думать о поисках работы, а не о том, как получше раздразнить окрестных собак.
Люси Надсен так и не похудела, а потому многочисленные планы на свою личность и светлое будущее отложила до лучших времен. Пока же она окончила курсы парикмахеров и устроилась работать в салон красоты, в мужской зал. Видимо, Люси тайно лелеяла надежду встретить тонкого и впечатлительного мужчину своей жизни именно там.
Красавица Лили Найт немного подумала и пошла той же дорогой. Она тоже окончила курсы и тоже устроилась в салон красоты, в мужской зал. Ведь ее красоту надо было где-то всем показывать, а где сделаешь это лучше, чем в мужском зале салона красоты?
Никто из нас так и не стал моделью и, наверное, теперь уже никогда не покорит мир в этом качестве. Детские мечты о жизни разительно отличаются от самой жизни. А потому все наши самонадеянные планы, споткнувшись о реальность, пока остались только планами и на неопределенное время остановились на полпути к воплощению в действительность.
Итак, мы выросли и только теперь поняли, что детство — это была действительно самая счастливая пора в нашей жизни. А теперь на всех нас навалилось много проблем, неразрешимых трудностей и извечный поиск самих себя.
Марк Роснан. Едва ли не с самого детства, когда мир просыпался каждое утро за моим окном и на небе всходило огромное солнце, мне хотелось быть счастливой только лишь от того, что он просто жил, думал, разговаривал и дышал.
Прекрасные детские мечты обычно легко забываются, теряются по дороге и остаются где-то там, далеко позади. И с течением жизни к ним просто не имеет никакого смысла возвращаться, до того эти мечты порой оказываются несущественными, наивными и невыполнимыми. Но это все происходит только в том случае, если вы не отдаете этим мечтам без остатка все свое сердце.
Я придумала себе однажды Марка Роснана и уже ничего не могла с этим поделать.
Прошли годы. Выросли деревья, изменились цветы в саду, и поменяли свои взгляды люди вокруг. Но солнце осталось точно таким же, каким было всегда. И облака, и небо, и смена времен года, и чередование дня и ночи.
И Марк Роснан остался точно таким же, каким был всегда, — загадочным, притягательным и интересным. А мои чувства и мысли стали взрослее, глубже и сильнее.
Так получалось, что я ложилась спать с мыслями о нем и просыпалась с мыслями о нем. Я ела и думала о нем, разговаривала с людьми и думала о нем, и молчала — только лишь о нем одном.
Мне казалось, что за все эти годы он стал моей частью, я ощущала его бесконечным продолжением своей души. И вряд ли сам Марк Роснан хоть немного об этом мог когда-либо узнать.
— Он даже и не подозревает о том, что я тоже существую в этом мире и в этом городе, — сказала я как-то Мине.
— Он для тебя всего лишь этап, — сказала Мина.
— Какой этап? — не поняла я.
— Просто очередной жизненный этап, — сказала Мина, — и ничего больше.
— Ну что ты, — сказала я, — он — нечто большее.
Мина покачала головой и не стала развивать эту тему дальше.
Я прочла много книг и открыла тысячи истин. И слова о том, что человек самодостаточен сам по себе, в какой бы точке мирового бытия он ни находился, были для меня не просто словами. Я пришла к этой сути сама, проведя множество бессонных ночей и встретив в раздумьях не один рассвет.
К тому времени как я выросла, я открыла в себе огромную вселенную. И в этой вселенной было место и истинам, и знаниям, и человеческим эмоциям, и смене природных явлений, и окружающим людям, и нескончаемой любви.
— Все ищут Бога где-то там, за горизонтом, — сказал как-то Марк Роснан нам всем по телевизору, — а он внутри каждого из нас.
И, к тому времени как мы все выросли, мы пришли к этому сами.
5
Как-то в самый разгар лета, в одно жаркое воскресенье мама сказала:
— У задней ограды на желтые розы напал вьюнок, а я уже пирог затеяла.
Анна сказала:
— Ну и что?
Мина сказала, что у нее с утра живот болел.
Глава семьи накрыл голову свежей газетой и сказал:
— Но ведь вьюнок напал на твои розы задолго до того, как ты пирог затеяла?
Мама сказала:
— На что ты намекаешь?
Глава семьи сказал, что он ни на что не намекает, но мама все равно обиженно ушла на кухню.
Солнце жарило как ненормальное, когда послушная дочь своих родителей объясняла вьюнку у задней ограды, что ему не следовало нападать на розы посреди недели, а сегодняшнее воскресенье вообще не его день. Но ничего, мы пересадим его за ограду, поближе к реке, и там будет только его, вьюнкова, набережная. Желтые розы в знак благодарности искололи мне руки.
Много еще чего интересного хотела бы я рассказать окружающим меня вещам, предметам и явлениям, пока окончательно не поняла, что за мной кто-то внимательно наблюдает.
— Сегодня же воскресенье, — сказал мне кто-то, — все отдыхают.
— Какой отдых, — сказала я кому-то, — когда вся жизнь — борьба.
— И что, много с кем приходится бороться?
— Это с кем дружить порой не хватает, — сказала я, — а уж с кем бороться найдется всегда.
Он улыбнулся. Я наконец-то разогнула спину и подняла глаза.
Он облокотился о нашу ограду и действительно улыбался. Одной рукой он подпер подбородок.
— В мире такая жара, — сказал он мне, — пойдем лучше купаться.
— В этой заводи? — в ужасе сказала я.
Внучатый племянник Гельхиадихи громко рассмеялся.
— Ага, именно вот в этой заколдованной заводи.
Я молчала и не могла произнести ни звука. Ему хорошо, он не жил тут все эти годы под страшным гнетом осознания пребывания самой настоящей колдуньи вот так запросто, по соседству.
— Ты же видишь, — сказал тем временем племянник Гельхиадихи, — я тут каждый день купаюсь и еще ни в кого не превратился.
Я не стала ему объяснять, что племянники колдуний вообще-то застрахованы от всех напастей, он все равно бы этого не понял. Я просто сказала, что сейчас схожу за купальником и приду к заводи чуть позже.
Дома я поостыла и пожалела о своем опрометчивом обещании. Но делать было нечего, я надела купальник, завернулась в полотенце и осторожно вышла к дороге позади нашего дома.
Племянник Гельхиадихи ждал меня у реки. Он растянул на песке полотенце, сидел на нем и напевал какую-то песенку.
Я спиной чувствовала, что у моей сестры Мины уже не болит живот и она радостно наблюдает за нами из окна. Впрочем, сестра Анна тоже от нее не отставала.
Я осторожно прошла по колючей земле и ступила на мягкий песок у самой реки. Странно, но нам с Миной никогда не приходило в голову, что купаться можно здесь, а не ехать на городской пляж. В своем родном районе мы всегда жили как бы в гостях, часть территории была для нас как запретная зона.
Племянника Гельхиадихи наш народ прозвал просто — доктор Олсен. Я осторожно села на песок рядом с ним и стала изучать его вид сбоку.
Он был действительно симпатичным мужчиной «в возрасте». И если бы не печать «племянника Гельхиадихи», я бы не относилась к нему предвзято и могла сказать, что он действительно интересный человек.
Парни с телестудии как-то брали у него интервью, так что, скажу вам, с внутренним миром у доктора Олсена тоже было все в порядке. Он много путешествовал и увлекался самыми разнообразными вещами.
Этот человек любил менять свою жизнь каждую секунду, и лишь профессия врача для него была неприкосновенна. Он открыл в ней то, что было в самой сути этой профессии, и уже не мог отказаться от этого знания.
Когда же мы с ним заговорили, я поразилась, насколько с этим человеком легко разговаривать. А мне всегда было трудно общаться с новыми людьми. Мне всегда надо долго приспосабливаться к богатому внутреннему миру другого человека и при этом не расплескать собственный внутренний мир или, не дай бог, быть кем-то не так понятой. Такие вещи я плохо переносила.
Мои претензии к окружающему миру были очень велики, у меня всегда были большие требования к реальной жизни и к реальным людям. Они были несоизмеримы ни с этой жизнью, ни с этими людьми.
Реальные люди всегда меня мало привлекали, меня больше интересовал вымысел. И мне всегда трудно отрываться от своих фантазий и возвращаться в наш реальный мир, и потому большей частью я с удивлением разговариваю с людьми, что-то толкующими мне о какой-то ерунде.
Но племянник Гельхиадихи заинтересовал меня с самых первых слов.
— Есть люди, которые обожают одиночество и могут годами жить одни, и им никто не нужен, — сказал он мне. — Есть люди, которые жить не могут без общества и просто погибают от одиночества. Ты же из тех людей, которым в этой жизни нужен только один человек, ты растворишься в этом человеке без остатка, но только так ты обретешь саму себя.
Я стала рассматривать племянника Гельхиадихи с неподдельным интересом. И в течение долгих следующих мгновений терпеливо приходила в себя и перестраивалась от ожидаемой общепринятой болтовни о простых материальных ценностях к неожиданно глубокому разговору по душам.
— Но только ты ждешь кого-то нереального и идеального, — сказал мне племянник Гельхиадихи, — человека, который понимал бы тебя с первого слова и с первого взгляда.
— Все реально, — сказала я, — всю жизнь мыть полы во дворце — и однажды войти в него королевой.
И мы с доктором Олсеном внимательно посмотрели друг на друга.
— Надо только уметь ждать, — сказала я.
Доктор Олсен кивнул.
— Может, в чем-то ты и права. Мне тоже иногда кажется, что вот-вот осуществятся абсолютно все мои желания. Но большей частью я исполняю их сам.
— Мужчинам легче. В этой жизни мужчины всегда на первых ролях, и они все решают сами.
— Зато женщины терпеливее, — сказал доктор Олсен. — Они могут ждать столь долго, что однажды все их мечты исполняются.
И мы с ним понимающе улыбнулись друг другу. Вот такой произошел между нами неожиданно занимательный разговор.
А солнце тем временем уже до такой степени прожарило нам спины, что мне стало абсолютно все равно, в Гельхиадихину я сейчас полезу заводь или в какую-нибудь другую, но мне надо было сейчас как-то охладиться. И от наших неожиданных откровенностей, и от этой всепроникающей жары.
Но как только мы с доктором Олсеном ступили в реку, я тут же напоролась на что-то острое и вскрикнула от неожиданности.
— Кажется, я порезалась о речную ракушку.
— Черт возьми, но кто накидал тут речных ракушек?! — вскричал доктор Олсен.
Он помог мне выйти на берег, и мы с ним стали дружно рассматривать мою ногу. Из раны полила кровь.
— Да, действительно, все очень серьезно, — сказал доктор Олсен, — надо обработать рану.
Я прекрасно могла ковылять сама, но он завернул меня в полотенце, подхватил на руки и куда-то понес. Я и слова вымолвить не успела, но, когда увидела, куда именно он меня поволок, громко запротестовала.
— Нет, только не туда, у меня в доме тоже есть бинт и зеленка! — кричала я.
— Я доктор, мне виднее, куда тебя нести.
Я спиной чувствовала, что Мина и Анна у своих наблюдательных пунктов еле живы от ужаса. Но вряд ли они представляли, каково мне, ведь внучатый племянник Гельхиадихи как ни в чем не бывало нес меня в дом к самой Гельхиадихе.
Сопротивляться было бесполезно, мне пришлось смириться с ситуацией. Доктор Олсен открыл ногой дверь и занес меня в дом.
В доме было темно и страшно, я затаила дыхание и прислушалась. Какие-то странные звуки наполняли дом снизу доверху, от страха я даже не сразу смогла определить, что это был всего-навсего включенный на полную громкость телевизор.
После столь яркого солнца глаза мои, тем не менее, быстро привыкли к темноте. Видимо, их подстегивал стресс данной ситуации.
И я увидела перед телевизором Гельхиадиху, которая преспокойно услаждала старческий слух последними мировыми новостями. От такой милой картины мне захотелось так же просто и мило хлопнуться в затяжной обморок, да доктор Олсен крепко держал меня в руках.
И тут Гельхиадиха нас заприметила. Она сделала потише звук телевизора, а я в знак приветствия бессильно кивнула ей головой.
— Мне уже сто лет. И на этот раз я что-то задержалась, — сказала Гельхиадиха.
— Что?! — в ужасе сказала я.
— Бабушка верит в реинкарнацию, — просто объяснил доктор Олсен.
И представьте, в такой весьма неожиданной ситуации я еще успела от души умилиться, что он называл Гельхиадиху просто и со вкусом — бабушкой. Вот уж не думала и не ожидала испытывать в такой момент какие-то положительные и жизнеутверждающие эмоции.
Короче, не успела я ничего толком сообразить и насладиться переживаниями, а он уже понес меня на второй этаж. На втором этаже, то есть в своей комнате доктор Олсен усадил меня на большую кровать, а потом принес из ванной аптечку, обработал и перевязал мою рану.
Но я к тому моменту была уже в таких разнообразных и противоречивых чувствах, что никакой боли давно не чувствовала.
— Что там за истории у вас в городе рассказывают про мою бабушку? — спросил меня доктор Олсен.
— Ну… — Я задумалась. — О том, что каждые сто лет просыпается вулкан. — И я надолго замолчала.
— А дальше? — с интересом спросил он.
— И о том, что выживает только ваша бабушка.
Доктор Олсен от души расхохотался.
— Ну вы же все прекрасно знаете, что это неправда, — сказал он.
— Знаем, — вздохнула я, — и что великаны не ночуют на покрывале наших лесов, и что на вершине вулкана нельзя увидеть их огромные следы.
— Ну а это еще надо проверить, — сказал доктор Олсен.
6
Марк Роснан и Даниэль. Они начинали свою историю с чистого листа и делали новые шаги навстречу друг другу.
Даниэль ожила и похорошела. Она вновь обрела себя и смысл своего существования. Марк Роснан носил Даниэль на руках и готовил ей горячие завтраки.
— Однажды откроется дверь, и войдет в эту дверь принцесса, — сказал Марк Роснан.
— Женишься на принцессе, сделаешь ее домохозяйкой и будешь ругаться с ней как с самой обыкновенной женой, — сказала Даниэль.
— О нет, у нас все будет по-другому! — сказал Марк Роснан.
— Ты знаешь об этом мире гораздо больше меня, — сказала Даниэль, — я мало что нового могу тебе сказать.
— Счастье не в том, получаешь ты от человека какую-то информацию или нет, — сказал Марк Роснан, — любой информацией и так заполнен весь мир. Счастье в том, что ты просто хочешь быть рядом с этим человеком. И все.
Город неадекватно реагировал на отношения Марка Роснана и Даниэль. Женская половина города привыкла считать Марка Роснана своим достоянием и теперь плохо спала по ночам.
Но все равно все прекрасно понимали, что если два человека не могут быть друг без друга, то они, разумеется, должны быть вместе.
А еще город был в шоке от того, что Марк Роснан перестал писать. Всем казалось это шуткой. Все были уверены, что Марк Роснан просто припрятал свои романы, которые он должен был преданно написать за время отсутствия, и вот-вот все вновь смогут насладиться его интересными мыслями.
Но этого не происходило. По городу поползли слухи, что Марк Роснан за время отсутствия действительно не написал ни строчки. Город плохо представлял, как такое может быть.
Мало того что Марк Роснан и сам не мог прожить ни дня без своих рукописей, он еще был в ответе перед своими читателями. Это было выше общественного понимания.
А Марк Роснан действительно не написал за это время ни одного романа. Нет, он так же вставал рано утром, выкуривал сигарету, открывал ноутбук, читал свои записи, но его работа стояла на месте и не продвигалась ни на шаг.
— Почему ты не пишешь? — осторожно спросила его Даниэль.
Марк Роснан задумался.
— Я не знаю. Может, я просто сильно устал. Я устал месяцами обдумывать сюжетные линии и характеры героев. Устал вставать, не помня самого себя, посреди ночи, чтобы записать какую-нибудь приснившуюся идеальную фразу, потому что утром эта фраза растает как сон и туман. Ты знаешь, что самые ценные мысли приходят на ум, когда у тебя нет никакой возможности их записать? Или когда ты куда-то должен срочно ехать, и не можешь остановиться и выпустить руль из рук, и думаешь, что вот-вот минут через пять у тебя будет возможность остановиться и ты все запомнишь. Но по каким-то странным законам ты забываешь все напрочь. И потом это гнетет тебя весь оставшийся день, если не целую неделю. Или ты уже почти заснул и не поймешь, снится тебе все это или не снится, и ты видишь, что ты встал и все записал. Но потом понимаешь, что тебе все это приснилось, и ты ничего не записал, и ты опять забыл все те мысли, от которых тебя бросило в жар. И это чувство нереализованности, оно тяжелее всего. Тяжелее того, что тебе не нужны все мирские радости и заботы, что ты не понимаешь бытовых проблем окружающих людей, не приходишь в восторг от того, что твои соседи поделились с тобой новым рецептом выпекания домашнего пирога. Не идешь вечером в какой-нибудь клуб для поддержания радости существования крепким напитком, потому что твоя радость и смысл твоего существования и так постоянно с тобой, это твое творчество, от которого ты уже так смертельно устал. И когда тебя, как огромные осьминоги, опутывают твои произведения и тебе кажется, что, написав один роман, ты сможешь выпутаться и хоть немного вздохнуть, тебя уже незаметно опутал другой роман или даже несколько. И тебе уже никуда не деться, а придется начинать всю эту историю с постоянным записыванием бесконечных мыслей заново, и этому не будет никакого конца, и ты уже не видишь никакой другой жизни, кроме этой. А ведь это не так. Другая жизнь тоже есть, она давно манит тебя и ждет за окном. Но у тебя даже нет времени подойти к этому окну.
— Но это была твоя жизнь, — сказала Даниэль, — ты не мог без этого жить.
— А я и сейчас не могу без этого жить.
— Это как?
— Я не чувствую, что не пишу. Каждую секунду мне кажется, что в следующую секунду я начну что-то писать.
— Может, встретив меня, ты стал писать историю своей жизни и перестал писать истории на бумаге?
— Когда пишешь прозу, в любом случае пишешь историю своей жизни. Но, наверное, наша история действительно стала значить для меня гораздо больше, чем все эти истории на бумаге.
— Но писать — это твое предназначение.
— Значит, можно прекрасно жить и без предназначения, — сказал Марк Роснан.
— Да, но так можно жить тем людям, которые не нашли своего предназначения. А ты его нашел.
— Я думаю, когда наши отношения обрастут банальностями, я смогу снова писать.
— Но мы же не хотим, чтобы наши отношения обрастали банальностями? — улыбнулась Даниэль.
— О да, я знаю, — сказал Марк Роснан, — в том-то и суть.
7
К середине лета мы с Миной уже частенько посещали пляж у заколдованной заводи Гельхиадихи. И даже, не поверите, совершенно спокойно купались в этой заводи.
Соседи Барлинги наблюдали за нами со второго этажа своего дома. Они терпеливо ждали того светлого часа, когда над нашими с Миной головами разразятся молнии небесные за такое непочтение к городским страхам и реликвиям.
— Мне кажется, что Гельхиадиха и сама все эти годы поддерживала миф о том, что она колдунья, — сказала я Мине.
— Но зачем ей это было нужно? — спросила Мина.
— Видимо, она тоже любит одиночество.
— Гельхиадиха любит одиночество? Не смеши меня. И что она делала с этим своим любимым одиночеством все эти годы?
— Просто наслаждалась жизнью.
— Как можно наслаждаться жизнью, не будучи окруженным близкими людьми?
— Не всех в этом мире окружают близкие люди. А что ты скажешь о душевном одиночестве человека, находящегося в окружении своих многочисленных суетливых родственников?
Мина недоверчиво покосилась на меня.
— Да, конечно, можно быть одиноким и в толпе, — сказала она, — но зачем идти на одиночество сознательно?
Я не стала выкладывать ей все то, что было у меня в голове. Ее не всегда устраивали мои мысли. В отличие от меня она тверже стояла ногами на земле, не творила себе идеалы и не понимала, как все годы жизни можно быть привязанной к одному человеку однажды и навсегда.
Есть люди, внутренняя жизнь которых идет совсем в другом направлении, чем их внешняя жизнь. И никто из окружающих даже и не догадывается о том, как тяжело таким людям жить.
Так и в моей жизни, внутри меня всегда кипел вулкан историй, происшествий и событий, а внешне — была тишь да благодать. Но придумать нечто особенное, что перевернуло бы мою жизнь с ног на голову, я пока не могла.
Итак, время шло, а моя жизнь не обрастала глобальными переменами. Но все равно каждый новый день сокровища вселенной преданно лежали у моих ног, я это ясно чувствовала. И в любой момент я могла протянуть руку и прикоснуться к тайнам тайн и загадкам загадок, и быть на пороге любого ответа и открытия.
Хотеть чего-то иного — удел всех людей на этой земле. Каждый человек мечтает сам написать свою судьбу. Всю жизнь человек старается не сойти с ума, вышивает крестиком, снимает фильмы, строит дома, пишет книги, пытается учить других людей. А по сути — каждый пытается открыть в себе самого себя.
Но это в глобальном смысле. А что делать, если и в мелочах ничего не удается? Вы не замечали, почему обычно все происходит совсем не так, как было задумано с самого начала?
Почему, например, идешь куда-то в гости, надеешься славно провести время, а получается наоборот. Вечер проходит неудачно, а потом еще всю неделю жалеешь, что вообще вышел на улицу.
Или рассказываешь что-то человеку, который тебя якобы понимает. А потом хватаешься за голову: зачем ты ему все это рассказал?
Или вообще, кто-то тебе кажется прямо-таки кладезем благородства… Ну дальше лучше вообще не продолжать.
Флибустьер в душе мечтает стать фермером. А фермер спит и видит себя вольным флибустьером. Всем всегда хочется быть в другом месте, а не там, где они находятся сейчас.
И все люди делают вид, что где-то в других местах их ждут какие-нибудь ужасно умные дела. А там, где люди находятся в настоящий момент, они находятся ненадолго, понарошку и как бы на черновик.
Я много думала о своих писателях и хирургах. Но чем больше я о них думала, тем больше ничего не понимала.
Пока я точно осознавала только одно: все люди в мире живут как живется, не задумываясь о неизбежном.
Об этом думают только писатели. И только хирурги держат это неизбежное в своих руках.
С доктором Олсеном мы иногда встречались у реки возле бывшей заколдованной заводи и вели умные разговоры.
— Не живи мечтами, — сказал мне как-то доктор Олсен, — живи настоящим. Попытайся сама управлять вселенной.
— Но вселенная создана не мною, — сказала я. — Как же я могу ею управлять?
— А ты попробуй, — сказал доктор Олсен. — Если по-другому взглянуть на этот мир, увидишь много того, чего еще не видела. Неинтересных людей нет, каждый человек по-своему своеобразен. И скучных событий тоже нет, в каждом скучном событии нужно увидеть рациональное зерно. И ненужных природных явлений тоже не существует. Разрушение во имя созидания, расставания ради новых встреч, нежелательные перемены в жизни к новым более интересным событиям.
Я с восторгом смотрела на доктора Олсена и трепетно внимала его речам. Я всегда обожала такие речи, когда кажется, что вот только руку протяни, и твоя жизнь изменится в ту сторону, в которую ты желаешь ее переменить.
— Внутри каждого из нас вертится вселенная, — сказал доктор Олсен, — связь времен, смена поколений, загадки всех цивилизаций, все это не просто так существует в абсолютно каждом из нас.
— Ну спасибо, утешили, — сказала я. — А теперь докажите на собственном примере, как ваша жизнь вдруг может перемениться в ту сторону, в которую вы хотите ее переменить.
Доктор Олсен улыбнулся.
— Скоро закончится лето, и я уеду в свой город. И я уеду не один.
— Ну конечно, — сказала я, — вы увезете с собой свою ненаглядную бабушку.
— Э нет, — сказал задумчиво доктор Олсен, — я чувствую, со мной что-то еще произойдет.
Я только искоса оглядела его на предмет, нет ли у него сегодня температуры. Но доктор Олсен выглядел вполне бодрым и жизнерадостным. И я не стала вдаваться в дальнейшие подробности скорого изменения его жизни.
Раз внучатый племянник колдуньи говорит, что с ним что-то непременно должно произойти, значит, так тому и быть.