Арти Д. Александер, А. Санти

Легенда Солнечных Врат

— Капитан, мы уже перерыли полпланеты, взорвали несколько заброшенных городов и просеяли через сито кучу пыльных руин, но искомого не обнаружено.

— Так переройте, взорвите и просейте остальную половину этой чертовой планеты.

— Возможно, допущена ошибка…

— Это невозможно. Это именно та самая. И даже карта, на которой она обозначена, многим стоила жизни.

— Капитан, команда выражает недовольство. Мы уже висим над этой проклятой планетой несколько месяцев и заняты только поиском. Мы уже потеряли часть оборудования и людей во время раскопок. Работа тяжелая, нервы уже ни к черту, а результатов ноль.

— Недовольные могут добровольно покинуть борт и навечно остаться среди аборигенов. Я никого не удерживаю силой. И постарайтесь больше не отвлекать меня такой ерундой. Просто не могу обещать, что в следующий раз я буду столь же понимающим и демократичным.

* * *

— Мы нашли это в одном из странных и давно покинутых городов, похоже, что там было землетрясение. — В потемневших от пыли руках вошедший держал странный контейнер, в котором явно что-то находилось. По заметному дрожанию его пальцев было понятно, как он мечтал стать богатым и ради этого готов был не только оторваться от родного дома и жариться под чужими солнцами, но и рыть землю собственным носом, если не окажется ни машин, ни лопат.

— В таких контейнерах обычно хранили что-то действительно ценное.

Вошедший передал контейнер в руки того, кто это произнес, и тот стал осторожно снимать с его шероховатой поверхности прилипшие к нему слои глины и некогда покрывавшей его материи. Там, где он полностью был очищен, появился знакомый всем мягкий и весьма приятный взорам присутствующих золотистый отблеск.

— Я же говорил, мы на правильном пути, — улыбнулся Капитан. — Хватит любоваться, отнесите находку нашим специалистам, пусть они ею срочно займутся. Не исключено, что именно она укажет нам место, куда следует направить свои поиски…

* * *

А через несколько дней корабль со странной эмблемой на гладком черном борту, удачливый и рисковый искатель артефактов и технологий удалялся ни с чем. Он поспешно улетал, натужно ныряя, как в темный омут, в беззвездное подпространство от безобидной на вид, однако не оправдавшей никаких, даже самых скромных надежд планеты. Более того, отныне на всех его навигационных картах планета, громко названая кем-то Эльдорадо, но со скромным и тихим малоизвестным прозвищем Проклятая была помечена как соответствующая именно своему прозвищу, а вовсе не гордому имени, и потому крайне опасная. Чьей-то мстительной рукой ее красивое и привлекательное название было нервно зачеркнуто жирной линией хищного красного цвета. А все, что было добыто до ее посещения и имело ранее хоть какую-то ценность для целых империй, частных коллекционеров или инопланетных музеев, было безжалостно выброшено за борт. И никто не попытался ринуться за ними следом, чтоб тайно подобрать или присвоить эти сокровища, невзирая на приказ Капитана. И только безутешные бывшие владельцы с отчаяньем и тоской на грани безумия провожали их в открытый космос и заламывали руки…

Капитан посмотрел еще раз на опустевшую шкатулку изумительной работы. Где он ее добыл? Кажется, там, где война убила всю жизнь на планете, и только мародеры тайного Ордена, рыскающие по Вселенной, как вечно голодные койоты, посмели прикоснуться к величественным останкам, вывозя последнюю память о некогда процветающей цивилизации. И хотя она стоила баснословно дорого, и на эти средства можно было купить себе подходящую уютную планетку где-нибудь в тихом и уединенном месте, если, конечно, он доживет до пенсии, Капитан не продал ее и оставил себе. Оставил как талисман и символичное напоминание о бренности бытия в этой столь ненадежной реальности. Но сейчас шкатулка уже не сияла, как прежде. Она перестала быть теплой на ощупь и не излучала ту умиротворяющую музыкальную мелодию, от которой на душе всегда становилось светло и легко. Ее материалом был какой-то невероятный сплав с частицами золота, от прикосновения переливающегося, как маленькое солнце, и именно эта утраченная уникальная неземная технология делала ее столь живой и бесценной…

Стоящий за дверями помощник Капитана вздрогнул от резкого звука выстрела, он услышал, как тяжелое тело упало на металлический пол капитанской каюты. Открыв дверь, он увидел, что старинный пиратский пистолет, артефакт из земной коллекции давно ушедших эпох, уже не висит на стене, а на полу рядом с телом валяются скорбно почерневшие черепки разбитой шкатулки…

* * *

— Мы уже ничем не можем им помочь, к сожалению, их уже не спасти. Этот корабль тоже не подлежит восстановлению. Но мы нашли вот это. Я понимаю, что нам некогда отвлекаться. Мы не спасательная экспедиция, а военный корабль, выполняющий секретную миссию «Солнечные Врата». Мы обязаны найти их во что бы то ни стало и сделать нашу Империю самой могущественной во Вселенной. Но, возможно, это расскажет, кто они были, чем занимались и что с ними произошло. — И тот, кто это сказал, почтительно передал контейнер в руколапы своего Командующего…

— Ладно-ладно, только не затягивайте, расшифруйте и доложите, но очень кратко, о содержании. У нас приказ, и чем быстрее мы его выполним, тем быстрее вернемся домой. У нас нет времени на всякие наивные легенды и аборигенский фольк. Что-то с техникой неполадки, немедленно проверьте. И, кстати, приведите свой мундир в порядок, ваши золотые медали явно нуждаются в серьезной чистке…

— Будет сделано! Как только расшифруют, вам будет доставлен самый краткий из всех возможных отчет. — А про себя помощник по науке, вынужденный болтаться в космосе наравне с такими малообразованными вояками, подумал, что наиболее кратким мог быть отчет всего из нескольких известных на всех обитаемых мирах слов…

Лингвисты приложили все свои таланты и расшифровали текст, заключенный в контейнере, но почему-то он уже никого не обрадовал, а так и остался лежать недоставленным…

«Солнечные Врата.

Есть особое место, о котором порой рассказывают смертные, легенда, в которой прячется забытая правда, но есть и те, кто знает истину.

Говорят, что где-то высоко-высоко в горах, где не ступала нога человека, Древние спрятали Врата Солнца. Это огромный диск с острыми стреловидными выступами-лучами.

Если есть у тебя желание, да такое, что лишь богам подвластно, если найдешь эти Врата, надо встать к ним лицом на закате. И тогда один из тех, чьи имена хранятся в тайне, придет и, если сочтет достойным, исполнит твое желание.

Но дорога к заветному месту — это множество испытаний, которые придется пройти смертному. И всходить на ту гору придется по пути солнца, а если идти против солнца, то затеряется даже след идущего на веки веков среди отвесных скал, и станет он одним из призраков, что пугает путников.

Говорят, что когда-то горы были ниже, и не было на них снега, а стекали с них с хрустальным звоном прозрачные водопады. В те времена между горами была зеленая долина, там стоял город, искусно сложенный из тесаного камня. А над ним на горе возвышался великолепный дворец из массивных каменных блоков с внушающими трепет арками и ступенями. И по центру его был помещен священный солнечный диск из чистого золота. В этом месте Люди и Боги жили бок о бок. Между ними царили мир и понимание, потому что то были Первые Люди на земле, а не простые смертные. А Боги на самом деле были Древними. И звали их Иштлильтон — Исцеляющая, Камаштли — Творец-Ученый и Тескатлипока — Изменчивый.

В том дворце устраивали они праздники, танцевали, играли и пели. Знали они и печаль и радость, умели разрушать, но больше создавали. Были у них и свои дела, потому не всегда они находились в своем горном дворце, а порой после забот погружались они в долгий сон. И так длилось века…

Но однажды в долину пришли люди из чужого мира, неизвестного, потому что он находился ниже даже тех путей, которые они знали прежде. Первые Люди тепло приняли пришельцев по Закону Дороги, разделили с ними и кров и хлеб, не зная, чем это может обернуться. А чужаки благодарили с улыбкой, громко хвалили и восхищались, но в сердцах их были зависть и жажда — так слаба оказалась воля. Сразу заметили они, что радушные жители подают им яства на больших золотых блюдах, как сверкают драгоценные камни массивных украшений и как прекрасны здесь женщины. И при всем этом богатстве не увидели их жаждущие глаза ни закрытых дверей, ни оружия, ни стражей.

Два дня окруженные покоем и радостью гости из чужого мира прожили в городе Первых Людей, а после поблагодарили за гостеприимство и ушли с щедрыми дарами от добрых местных жителей.

А позже, в одну из темных ночей, они внезапно вернулись, да не одни.

#i_002.jpg

И была пролита кровь, и кричали женщины, огнем занялись дома, а варвары смеялись, круша и забирая все, что хотели.

И Древние во дворце проснулись от плача и крика — так громко и отчаянно взывали к ним Первые Люди.

Пришли они в такой великий гнев и печаль, что даже солнце великим огненным диском встало посреди ночи, озарив долину. Узрели Древние, что люди, пришедшие из мира ниже, полны алчных желаний. Увидели они и грубые повозки, набитые доверху краденой золотой посудой, и доблестно павших мужей, пытавшихся ценой своей жизни защитить свои жилища и детей, и плачущих от горя женщин…

Не успели неблагодарные чужаки скрыться, как окружили их и обезоружили, и повели во дворец, чтобы там судить и решать, что делать дальше.

И на закате нового дня Древние приняли решение. Взмахнула Иштлильтон рукой и повернула время вспять, и те, кто пал, встали, исцелились их раны, и радовался ее возрождающей силе народ.

— Нам больше не место в этом мире, — молвил Камаштли, засветился солнечный диск, и в круге явился им другой мир. — Пускай варвары грызутся между себе подобными.

И Первые Люди торжественной и печальной процессией прошли сквозь золотой круг, покидая этот мир, бывший им домом.

Когда последний из уходящих исчез из виду, Древние не поспешили следом, потому что еще не сказал свое слово третий из них, Тескатлипока.

Тяжел был его взгляд, молча он поднял руки, развел их в стороны и заговорил.

— Вы можете забрать все, что хотите, но за все будет своя плата. Те из вас, кто не доживет до конца возвращения, обернутся духами — будете служить горам и наказывать подобных вам, будете пожирать друг друга до самого конца этого мира. Те же, кто сможет благополучно добраться домой, смогут наслаждаться тем золотом, которое заслужили, — сказал так и свел руки вместе, хлопнул в ладоши, и хлопок тот разнесся таким мощным громом, что от него затряслась земля. — Но торопитесь уйти, или останетесь здесь навсегда.

И Древние один за другим шагнули сквозь золотое кольцо и исчезли, и вместе с последним из них погас священный солнечный диск. Затряслась земля с новой силой, и заворочались камни, а горы стали вверх тянуться своими вершинами. Испугались чужаки, но в то же время обрадовались — столько добычи награбили, набили повозки еще больше, как могли, все унесли, лишь золотой диск не смогли даже с места сдвинуть или не посмели тронуть. И поторопились покинуть оскверненное место. А позади рушилось всё, словно сама земля недовольно вздрагивала под их ногами, и даже величественный дворец вскоре обернулся руинами.

Не все из них смогли вернуться — так сильно изменились горы. И дороги, что пролегали когда-то, были погребены под каменными обломками. Пришлось чужакам искать новые пути, и времени потребовалось немало на возвращение. Кого-то сгубил холод ночи и дикие звери, кого-то жадность, кого-то поспешность. Перессорились между собой, те, что остались, разделились, и, как повелел Тескатлипока, всех, кто не смог дойти до конца, забрали горы.

А те, кто смог, по пути завернули свою добычу в жалкие тряпки да укрыли шкурами, чтобы никто не видел, что за ценности у них припрятаны, пока они не доберутся домой. Но когда они дома развернули поклажу, оказалось — все золото обернулось тяжелыми камнями. „Золотом“, что они заслужили, были развалины старого мира, который они осквернили своими руками.

А позже появились истории, что где-то в горах есть заброшенное место. Руины таинственного города. Благословенное место, где прежде жили Люди и Боги, а после внезапно покинули свои дома. Но где-то там до сих пор остался огромный золотой диск. И стали охотники за сокровищами его искать, только многие навсегда пропадали, а кто возвращался, говорил, что место то охраняют страшные чудовища в обличье людей.

И все же однажды один смертный смог подняться на ту гору — сердце его было чистым и воля сильна. Был он подобен Первым Людям, и потому проклятые духи пропустили его. Не искал он богатства, а искал знания, и потому увидел, что золотой диск… давно стал каменным. Но на закате, когда солнце оказалось по центру круга и небо разлилось яркими красками, воссиял каменный круг, будто золотой.

И Солнечные Врата открылись, пропуская смертного».

* * *

Ритуальная церемония и танцы завершились красочным фейерверком. Туристы остались довольны и медленно расходились с площади. На столах и под навесами торговцев в ярких плащах из птичьих перьев, сверкая драгоценными ожерельями, кольцами и браслетами, местные жители обменивались и общались на своем гортанном языке, а туристы расхватывали бесплатные разнообразные сувениры, угощение и всякие поделки, с интересом делали свои незабываемые снимки и памятные записи. Смуглолицые горожане неизменно озаряли гостей своими радушными белозубыми улыбками, приветственно махали руками и, несмотря на суету и празднично возбужденную толпу, всегда уступали им дорогу. Они поражали туристов изобилием и блеском многочисленных украшений.

Гид вел свою группу через нарядную толпу аборигенов своим обычным маршрутом и только улыбался, глядя на несдержанный восторг, а порой и мрачность инопланетных гостей. Еще недавно и он сам был таким же. А очень давно, практически уже в почти забытой и кажущейся нереальной прошлой жизни он был одним из тех, кто трепетно прикасался к истории исследователей на сверхдальних планетах. Был ли он первооткрывателем, колонистом, археологом и авантюристом или даже служил на военных кораблях, забирающихся на дальние рубежи вселенной, для всех, кто этим всерьез интересовался, оставалось неизвестным. В его багаже лежала крайне нестандартная одежда, а именно зеленая ретрокуртка пилота и черные брюки, точно такие, как когда-то носили легендарные члены ордена искателей. И даже имелись один из винтажных наручных приборов и очки — вполне в рабочем состоянии. Его черные волосы никогда не признавали причесок и свободно развевались под действием ветра разных планет. В дополнение ко всему с некоторых пор он стал носить усы и отпустил небольшую бороду, чем крайне выделялся среди зализанных и местами откровенно лысых представителей Метрополии. Возможно, и правда в его жилах текла кровь конкистадоров, и вместе с испанской внешностью ему от предков-мореплавателей досталась тяга к неизведанному. Тогда его не раз тревожило ощущение, что все покинутые древние города чем-то неуловимо похожи, но он, скитаясь по Вселенной, никак не в силах найти единственный, свой. И потому как никому другому ему была близка и понятна старая история людей, старательно сдувающих пылинки с каменных плит Каналя на северной части территории канувшей в века страны — Гватемалы. Его не раз называли Мирадор — самый древний город мира и Город трех пирамид. Главная — Эль-Тигре, Монос и огромный комплекс Данта с террасами и храмами, занимающий всю восточную группу найденных исследователями построек. И, принимая в расчет, что строили по частям и не всё сразу, предположительно самым примитивным «муравьиным» способом, попросту изо всех сил размахивая кирками и лопатами, первооткрыватели все равно восхищались: как же это удалось? Ведь Эль-Тигре возвышалась на 55 м и была площадью 19600 м2, а Данта поднималась над окружающей местностью на 72 м и ее объем около 2 млн м3, она все еще поражала воображение искателей приключений, хотя и сливалась с местностью, сильно изменившейся за тысячелетия. Первые упоминания о Мирадоре с храмом птицеобразного бога, построенным когда-то предками народа майя, попались в чудом уцелевших хрониках экспедиции, предпринятой археологами в девятнадцатом веке. В то время за неимением точной техники определения возраста артефактов данное открытие ошибочно датировали 400–600 годами до нашей, до галактической эры. Обнаруженный в глухих малярийных дебрях и частично освобожденный искателями от песка и грунта грандиозный город тогда по самым скромным подсчетам состоял из 1900 крупных зданий и более 800 обычных. Но на территории, занимаемой столь обширным городом, было раскопано всего 500 из них. Тогда же и была открыта пирамида, романтично прозванная археологами Ла-Данта, — самая большая из пирамид. Слово «Данта» в переводе с местного языка когда-то означало «копье». Город был грандиозен даже скрытый в зарослях и вросший в землю, а пирамида, венчающая природный холм, царственно осела и покрылась характерными разводами плесени и мха. Однако все еще оставалась самой высокой из всех подобных творений. На ее крутых тянущихся ввысь ступенях с трещинами от постигших мир потрясений за прошедшие века проросли деревья, и их крепкие узловатые корни переплетались и отчаянно цеплялись за каждый очищаемый людьми дюйм. А самая верхняя площадка, возвышающаяся над всем городом, странно пустовала. Эта странная пустота еще не раз тревожила его мысли и много лет спустя, после того как он сменил свою деятельность и оставил далеко позади планету, где был найден, но оказался никому не нужен древний, покинутый жителями, лишенный своих сокровищ и потому вновь забытый город Мирадор… Ведь если нет сокровищ, это означает, что нет и спонсоров для раскопок. Выжить в таких условиях еще никому не удавалось, хотя энтузиасты очень старались. Лишь потому Мирадор остался в прежней жизни вместе с другими разбросанными во Вселенной, а сейчас пришло время жить совсем в другом городе, и ночное небо над ним имеет иной рисунок созвездий. Он больше не ищет загадочных истин в пыли веков, стираемых новыми поколениями. И, глядя в глаза любопытных, скромно называет себя просто Гидом.

* * *

Найдя несколько свободных минут, чтоб сбежать от бесчисленных просьб и вопросов, он в задумчивости остановился на одной из высоких террас, с которой открывался потрясающий вид. Эту террасу — одну из самых высоких в Городе пирамид — окаймлял резной барельеф со следами недавней реставрации, когда-то он выглядел совсем иначе, но теперь его покрывали удобные для изнеженных и придирчивых инопланетных посетителей ровные и гладкие каменные перила. Один край барельефа был разрушен землетрясением, и в этот неровно образованный проем на террасу заглядывала любопытная синяя бездна. Но бездна была лишь волнующей иллюзией для обострения чувств, весь проем надежно закрывал непроницаемый для всего живого силовой барьер. Старые камни кладки под ногами, выбеленные солнцем до необычного светлого оттенка, лежали безмолвно и, казалось, готовы были пролежать так еще вечность. Буйная растительность внизу, в которой утопали едва видимые с верхней террасы постройки, тянулась к солнцу и растворялась в синеющей горной дымке. Легкий туман, привычный для этой местности, придавал атмосфере планеты фантастический вид, с высоты казалось, что воздушные потоки гонят и закручивают облака наподобие морских волн и пены. И только ближайшая из пирамид, та, которую венчала корона солнечных врат, отчетливо проступала из этой туманной горной синевы.

Услышав звуки музыки, он оторвался от притягательного созерцания высоты и замер. Мимо него прошествовала невысокая по сравнению с жителями Метрополии и смуглая жительница города, несущая современную копию великих древних даров: большое золотое блюдо-поднос, наполненный до верха золотыми монетами, традиционными украшениями и миниатюрными предметами гордости местных умельцев. Согласно старой традиции, ее изящные ножки не нуждались в сандалиях. И она шла по нагретым солнцем камням или по холодным в сумрачной тени плитам так естественно и непринужденно, словно никогда не знала никакой обуви и под ее изящными ступнями был расстелен самый мягкий в мире ковер. Каждый ее шаг сопровождался тихим звоном ее браслетов на ногах, а шею охватывало такое широкое ожерелье, что она держала голову слегка откинутой назад, так что волосы насыщенного шоколадного оттенка, спадающие темной волной ниже талии, свободно развевались за ее спиной. В некотором отдалении от нее за ней следовала живописная свита, сопровождаемая летающими платформами с гостями и туристами. На церемонии поклонения Солнцу в этом году именно она исполняла одну из главных ролей, и этот церемониальный наряд, принадлежащий сокровищнице города, был очень ей к лицу. Но он знал, что если бы кто-то попросил примерить это великолепие, то город не отказался бы даже отдать его. На девушке были и изящные амулеты — маленькие фигурки разных птиц и животных. Ее довольно простое, светлое этническое платье из легкой ткани было намеренно адаптировано для адекватного восприятия инопланетных посетителей фестиваля и туристов из Метрополии. Платье состояло из топа и юбки, оставляя открытой талию, и имело небольшой удобный разрез, идущий от колена к щиколоткам, а яркий племенной колорит дополняли периодически вспыхивающие в солнечных лучах витые узоры золотых тату и фантастические оплечья. Если бы кто-то из гостей вдруг пожелал, то девушка легко бы поднесла их в дар, ведь для нее это кусочек Солнца, а Солнце никому не принадлежит. Его надо уважать и восхищаться, а не превращать в заложника своих страстей и жадности, как это было когда-то на других планетах еще до Всеобщего Кризиса, потрясшего всю цивилизованную галактику.

* * *

— Вы не сможете пронести это на борт космического судна, как бы вам этого ни хотелось… — в очередной раз предупреждал Гид новоприбывших, вручая каждому туристу обязательную инструкцию. Но он также хорошо знал, что всякий раз кто-то разочарованно или раздраженно будет тайно вытряхивать из своих карманов каменные останки чего-то ранее ценного, не сохранив ни одной сверкающей крошки или даже пылинки. И только аборигены невозмутимо и легко носят на себе целые золотые диски, покрывают золотом крыши, едят с золотых тарелок и называют свой город Золотым. Они делают все это просто так, без всяких тайных умыслов, интриг и страстей. Просто для настроения и удовольствия. И с радостью готовы разделить это со всеми желающими.

Не их проблема, что желающих слишком много, или им еще предстоит многое понять и многому научиться…

* * *

— Не трогай это! — Женщина-туристка в дорогом и стильном костюме цветов Метрополии одернула своего ребенка, который тянулся за очередной блестящей игрушкой. Но игрушку держала в руках маленькая девочка-аборигенка. У ребенка, прибывшего из Метрополии, уже были несколько блестящих и не менее замечательных сувениров-копий золотых изделий именитых местных мастеров. Но он капризно требовал еще и еще. Девочка не понимала его криков, но, смущенная слезами маленького гостя, отдала ему свою игрушку и побежала догонять в толпе родственников. А ребенок победно оглянулся на свою мать. Слезы буквально испарились из его холодных глаз.

— И кто же из нас варвар? — подумал Гид, одетый по местной моде и всячески осуждаемый Метрополией.

Заметив его взгляд, женщина презрительно скривила красиво подчеркнутые красным цветом губы и действительно, хоть и с секундным опозданием, прошипела «варвар». «Одно и то же», — подумал Гид. Он уже привык не обращать внимания и лишь пожал плечами.

Его ждали Золотые Врата, сияющий путь, соединяющий миры…

Алекс Громов

Абориген на воспитание

Доброго вам галактического времени!

Двадцать звездных лет назад я и мой муж покинули (по зову разума) свою небольшую планету, затерянную в каком-то глухом космическом рукаве, полном барачных строений и падающих с небес в кусты недоразвитых спутников.

Вот мы прочитали объявление — «Цивилизируй аборигена и получи дачу с шестью сотками» и решили ехать. То есть лететь. А где еще мы сможем получить домик в сельской галактической глуши, с грядками, полными натуральной органической редиски и картофельных клубней?

Мы отправились в путь, взяв с собой милые сердцам семейные сувениры и самое необходимое, погруженное в три вместительных галактических контейнера.

Преодолевая пространство и время на третьесортном звездолете (порой переходящем на ручную тягу!), рискуя разумом и телами, мы ждали встречи со Светлым Будущим, дачным участком, уютным домиком, объемным сарайчиком и другим необходимым для жизнедеятельности, пусть малогабаритным строением, обычно совмещаемым с кабиной нуль-транспортировки.

И, вот, преодолев сотни, а может и тысячи парсеков, мы оказались на планете Жо, где сверху светило всего лишь одно солнце, а луна была так незначительна, что порой казалась ущербной.

И мы здесь, как нам и обещали в присланной на прежний пластиковый почтовый ящик рекламе планете Жо, получили на воспитание маленького туземца, оформив его как сына.

С ходу осознав свою, прямо скажем, непростую и выдающуюся цивилизаторскую миссию, мы стали давать ему одежду со своего плеча, кормить подручными яствами и учить буквам и правилам хорошего галактического тона.

Нужно подчеркнуть, что мы не использовали антигуманных методов, по возможности прибегая к агитации — добросовестности и бережливости — как личным примером, так и наглядным примером тех наших знакомых — переселенцев на планету Жо, которые теперь обитали рядом с нами.

Под нашим неусыпным контролем существо росло, потребляя все больше пищи и материалов на одежду, закрывающее его тело. Мы стойко продолжали исполнять свою задачу, готовя для Обустроенной Вселенной нового члена.

Именно благодаря нам, нашему контролю и подсказкам, он из простого обычного аборигена, низшего уровня жителя планеты Жо, сделал карьеру, поднявшись с 99996444487-го галактического уровня на 99996444486, получив квалификацию инженера-электрика планеты Жо (на которой 57 стандартных лет назад, согласно решению Совета Галактики, было разрешено электричество).

И жизнь на Жо пройдя до половины, мы поняли, что наш абориген, увы, не разделяет базовых ценностей, которых терпеливо и затратно ему мы прививали в процессе его взростания.

Во-первых, вместо того, чтобы пять планетарных трудодней трудиться на заводе, а потом оставшиеся два трудодня проводить в хлопотах по благоустройству садового участка/ городской квартирки, абориген сначала записался в кружок юных любителей Космоса, во время учебы в институте занялся планеризмом, а затем увлекся чтением литературы по астрономии и космонавтике!

Во-вторых, мы-то точно знаем, как устроена жизнь во Вселенной, как работает галактическая вертикаль, и как происходит общение представителей различных цивилизаций между собой, и поэтому неоднократно пытались, как советовал районный галактический психолог, «выбить из него эту наивную аборигенскую романтическую дурь и приобщить к общему делу».

Поскольку выданный нам абориген вырос и способен производить потомство, мы считаем поставленную перед нами эволюционную задачу выполненной.

И поэтому прочитав звездную рассылку — «Цивилизируй аборигена и получи участок с шестью грядко-горками на планете Хо!» мы собрались в путь.

Просьба! Нельзя ли, в виду понесенных нами затрат в воспитании аборигена на планете Жо, выдать нам на Хо участок с семью грядко-горками?

С галактическим приветом!

Арти Д. Александер

Возвращение к истоком

Через неделю я возвращаюсь домой. От этой мысли я не могу спать уже неделю. И уже полгода я к этому готовлюсь. Можно даже сказать, готовлюсь с чувством непреходящего отчаянья. Возможно, я покажусь отсталой и дикой на планете моих предков. Ведь я, практически рожденная в колониях, мало помню Землю. Хотя возможно, что и не ту самую, что действительно была колыбелью нашей цивилизации, а Вторую или Третью Землю, наши первые колонии. Меня увезли в детстве. И в моей памяти остались только пальмы на берегу теплого океана и птицы, парящие в солнечной вышине. Хотя не исключено и даже очень возможно, что это не настоящее воспоминание, а всего лишь запомнившаяся в детском возрасте красивая и яркая картина на стене.

Нам сравнительно неплохо повезло. Первоначальные потери были весьма незначительные по сравнению со статистикой других внеземных колоний. И те были обусловлены вовсе не присутствием враждебной жизни или агрессивно настроенных аборигенов, а потерями практически неизбежными при адаптации и освоении новых планет. Ведь, несмотря на весь наш сияющий и шумный технический прогресс, ступившие на новую планету люди попадали в новый непривычный мир, не приспособленный для людей и живущий по собственным правилам. И по сути колонисты были вовсе не царями вселенной, а малыми детьми по сравнению даже с самым простым местным микробом. Потеряв по незнанию, неопытности и недоразумению часть поселенцев, мы приобрели необходимый для дальнейшего выживания опыт. В этом не было ничего удивительного и принималось как печальный, но факт. И поскольку нам все же во многом повезло, наша колония довольно быстро развивалась, и мы, конечно, старались сохранить наши обычаи и язык. Нам казалось, что мы с этим успешно справлялись, но, возможно, там, на далекой Земле, мои родственники, которые с нетерпением ожидают моего прибытия, так не подумают, увидев меня и заговорив со мной. Честно говоря, я никогда не была фанатиком или прилежным учеником в деле сохранения наших традиций и культуры. Некоторые из них порой казались смешными и абсурдными, отчасти даже глупыми и не слишком уж гуманными. Запоминая их чисто по необходимости, потому что это неизбежная культурная обязанность, я вовсе не рассчитывала ими воспользоваться по крайней мере в ближайшие лет двести… Являясь по сути и призванию специалистом по коммуникациям с аборигенами, населяющими внеземные миры, я проявляла больше интереса к чужим традициям и легко осваивала их. А замечательные и самобытные наши — менталитет, традиции и обычаи — я использовала просто для сравнения и поиска взаимопонимания с чужими культурами. Это было не просто необходимо для выживания — нередко это создавало для обеих сторон плодотворный тип развития. Сохраняло от порчи доставленное с Земли имущество, помогало спокойно спать и не тратиться на конфликты. И, конечно, предоставляло уникальные возможности для колонистов — войти в чужие миры как желанные братья и соседи, а не «гости, которые хуже татарина». Хотя уже никто не помнил, какие они были на самом деле, на какой планете обитали и чем были так страшны когда-то. Так и получалось, что большую часть жизни я проводила среди племен и народов других планет. Говорила на их языках и изучала их далекие от наших обычаи. И в основном я всегда была необходима именно там, где люди не находили взаимопонимания и дело могло закончиться продолжительным и постыдным для цивилизации противостоянием. А к конфликтам с местными племенами колонистов могла привести любая случайность, типично человеческая суета и гордость, недоразумение или отсутствие элементарной осторожности и наблюдательности.

А какой смысл воевать, тем более за чужие ресурсы, если мы прилетели за миллион парсек, и война отнимет еще больше этих самых сил и ресурсов? Это только в древней земной фантастике возможно, а на самом деле такая трата энергии и технологий никак не оправдана разрушительной победой. Бессмысленно так покорять миры. Если человечество действительно Цивилизация, которой мы так гордимся и несем на другие планеты, а определение цивилизованности — это Разумность и, следовательно, Гуманность, то и пути ее развития должны быть не варварскими и не паразитическими. С течением времени в земных колониях появилась бы своя культура и новые традиции — это было неизбежно. Тем более что мы, люди, — не единственные обитатели планет, и мыслящих форм жизни во Вселенной бесконечное множество.

* * *

Моя одежда, в которой я ежедневно появлялась в обществе, уже отличалась от того, что можно было бы считать изделием дизайнеров Земли. И как психолингвист я подозревала, что даже в лучших своих стараниях я говорила уже на другом языке. Но наши люди старались сохранить свое национальное достояние, ведь так было принято когда-то на Земле. И это стремление донести свою неповторимость до самых звезд никуда не исчезло, даже когда в космос массово шагнули китайцы, японцы и, конечно, среди первых — индийцы. Так и появился условный термин «Восточный Космос», обозначающий не направление в пространстве, а образ жизни.

Когда-то мои далекие предки недолюбливали иноземцев, всего лишь прибывших с другого континента нашей собственной планеты. Они не одобряли межэтнические браки и прилежно канонизировали все, что касалось своей культуры и традиций. Что бы они сказали сейчас, увидев меня? Мы, их далекие потомки, живущие во внеземных колониях, уже никак не представляем своей жизни без многоликой смеси разных культур, диалектов и рас. Возможно, где-то в космосе существуют совершенно иные, обособленные цивилизации, нашедшие отличительный от нашего путь развития. Мы лишь находили их мертвые развалины и следы продолжительных войн. Из этого был сделан неутешительный для них вывод. Большинство «ксенофобных» войн заканчивались однозначно. Если не самоуничтожением в физическом смысле, то деградацией в моральном. Единство многообразия мне нравилось намного больше. И это придавало больше творческих сил и вдохновения — не важно, какой над нами рисунок созвездий. Ведь для наших гороскопов, если они понадобятся по старой земной традиции, мы были в состоянии нарисовать новый узор созвездий и расположения планет или позаимствовать тот, которым с нами готовы поделиться радушные аборигены.

* * *

И вот теперь я еду домой. Возвращаюсь к истокам. Так романтично могли бы написать в старинных романах. Там, на Земле, которую мы с благоговением называем Терра, меня с нетерпением ждут родственники, которых я никогда не видела. Не думаю, что они меня представляют в тонко расшитой местными умельцами одежде и верхом на зверояке… Девушке вообще не пристало ездить верхом или мотаться по джунглям, тем более с непонятными чужаками, вероятно, даже мужского пола. Хотя в основном они двуполые, но откуда это знать моим родственникам? От этой неприятной мысли зверояк подо мной возмущенно дернулся, и дрожь пробежала от его гривы до самого хвоста. А мои спутники наоборот весело переглянулись и подбодрили меня веселым пощелкиванием языка. Свистеть и щелкать вслед девушкам, конечно, покажется неприличным в земном обществе, но что делать, если именно так, проявляя уважение и участие, разговаривают аборигены этого мира? Уловив мое сомнение, зверояк остановился и помотал головой. Он потерял чувство направления, потому что я не очень-то стремилась покидать эти милые мне места. Мне было и тут хорошо, и он это отлично понимал. Мои спутники поравнялись со мной и положили свои руки на мои плечи. Меня обнимало их чувство единения и понимания. Возможно, они видели меня совсем иначе, чем я себя в зеркале, но это нас нисколько не смущало. Через минуту, успокоив сумбурные мысли и сосредоточившись на основном, мы тронулись дальше.

И не случайно меня провожали именно они. Со своими я попрощалась еще в селении. За несколько месяцев до моего отъезда мне все порядком надоели: кто сочувствием, кто шутками, кто напоминанием о долге и патриотизме, а кто и поучениями, что я все делаю не так и опозорю всю нашу славную колонию. Но кто виноват, что именно меня жаждут видеть мои родственники и при этом не боятся никаких препятствий? Они отыскали меня, можно сказать, на самом краю обитаемой Вселенной. Ничто не в силах помешать их желанию увидеть меня. И вот теперь я должна выполнить их просьбу хотя бы из уважения.

Скажем прямо, во все времена все мои родственники были ортодоксально настроены и этим очень гордились. В отличие от меня…

Я поправила слегка сбившуюся попону на массивной холке зверояка и, пользуясь тем, что рядом нет никого из этих самых родственников, фривольно перекинула ногу на ногу, благо страшный для них «звероящер» шел аккуратным ровным ходом всех своих шести ног. Конечно, на Земле про такие позы придется забыть, я вздохнула и посмотрела на два солнца, которые неспешно продвигались за кромкой высоких деревьев. Налево от нас, сразу за джунглями, выглядевшими непроходимыми только на первый взгляд, стоял древний город аборигенов. Я там бывала не раз, и он был великолепен. Аборигены сделали его невидимым с орбиты, и не напрасно. Никаких технологий для этого не потребовалось, сама природа надежно укрыла город от нескромных взглядов. Все-таки опыт майя и ацтеков и поисков Эльдорадо не стоило сбрасывать со счетов. Майя и ацтеков давно нет, им просто тотально не повезло с незваными и жадными гостями, а здесь, на далекой планете, все осталось процветающим и нетронутым. Никто не грабил, не превращал в рабов и никогда не отбрасывал на века назад наивную и добропорядочную местную цивилизацию…

* * *

Прямо пролегал путь к космопорту. Это было довольно скучное и рационально построенное типовое сооружение из синтобетона. Его окружали такие же функциональные и вполне земные постройки. Космопорт специально оставили таким — узнаваемым и понятным для землян. Просто не хотелось шокировать новшествами и изменившимся за многие десятилетия восприятием. Для многих транзитных пассажиров он даже казался продвинутым. Обширное пространство поля постоянно было занято разнообразными посадочными модулями и челноками, а для грузового транспорта отводилось специальное место в стороне. Туристы и свободные путешественники, прибывающие сюда буквально на несколько часов по пути на более благоустроенные планеты с развлечениями, охали и ахали, глядя на подступающие к космопорту «великие джунгли», и делали «селфи», замирая в страхе от доносившихся издалека жутких звериных голосов. Наверно, в их воображении по джунглям бродили вечно голодные монстры, мечтающие пожрать зазевавшихся инопланетян. Самое смешное, что хищники этого мира совсем не впечатляли размерами, нападали неожиданно и абсолютно молча. А на моем плече сидело маленькое и довольно безобидное существо — одно из издающих самые грозные звуки джунглей. Этот вид можно использовать как сирену для водных и воздушных судов. И оно восторженно орет вовсе не в предвкушении обеда из человеческого мяса, а лишь обозначая свою территорию, облюбованное уютное место, отгоняя хищников или просто от экстаза. Если, например, почесать его за темным бархатистым ушком. Самое главное, чтоб оно не закричало слишком близко, не узко направляя звук в далекую даль, а широкой волной ударив в незащищенные уши. Тогда временная глухота обеспечена, а так оно просто ласковое, когтистое и крылатое чудо в перьях.

В космопорте мне предстояло пройти в зону отдыха и комфорта. И там переодеться во все соответствующее представлениям нашего народа о культуре и традиции. Некоторым вещам, которые были тщательно упакованы в контейнеры, было много лет. Намного больше, чем мне и нашей колонии. Они были изготовлены старыми мастерами и когда-то увезены с Земли. Тогда считалось, что мы должны нести в космос все лучшее, чего достигли, и не забывать свои корни. А может, хотели восхитить предполагаемых первобытных и непросвещенных аборигенов… Вот и тащили все, что могли погрузить в свои корабли, для создания привычного уюта и для спокойствия души, как это когда-то делали на Земле средневековые первооткрыватели и пионеры Нового Света.

* * *

В зоне подготовки к отлету мне предстояло расстаться с моей прекрасной татуировкой. На этой планете она была моим именем и «лицом» и тем, что для местных жителей являлось важнее любой одежды. В этой зоне со мной еще могли быть мои друзья и нареченные братья, но пройти дальше им было уже нельзя. И не только из-за симбионтов или проявляющего разнообразные чувства зверояка, попросту не желающего тихо ожидать в сторонке… Туристы и инопланетники, лениво потягивающие свои коктейли и полулежащие в креслах зон отдыха, порой по причине незнания бывают слишком впечатлительными и даже нервными. Мне тоже придется оставить своих симбионтов на этой планете. Не только, чтобы не вызывать неприятие окружающих. А из любви и уважения к ним, ведь им, тонким, сверхчувствительным и ранимым, будет очень неуютно среди непонимающих чужаков. Без татуировок и симбионтов я чувствую себя обнаженной и не в своей тарелке. Но я еще ощущаю связь со зверояком и моими братьями. Парадоксально, что среди таких же людей, находящихся всего лишь в двух шагах от меня за стеклянной стенкой, но непроницаемой с той стороны, я кажусь себе покинутой и чужой.

Но здесь все предусмотрено для адаптации прямо перед вылетом с этой планеты. Ведь наша колония постоянно поддерживает связи с другими мирами, и мы тоже много путешествуем среди звезд и возвращаемся, уже считая, что именно здесь наш дом. А на Землю давно никто не летал, или просто не было повода — не у всех же такие настойчивые и деятельные родственники, какие оказались у меня. И у меня есть время привыкнуть к тому, как выглядят люди, постоянно шевелящие губами и не знающие другого вида общения, — там, за тонкой прозрачной стеной. Мои братья помогают мне достать мою одежду и начать приготовление к церемонии переодевания. Для них это действо особо важно и почетно. Я считаю, что им это можно, потому что они не мужчины в полном смысле, а только наполовину. Их взгляды совершенно беспрепятственно проникают в самые глубины моей души, деликатно минуя то, что мы называем телом. Их художественное восприятие настолько утонченное, что они разглаживают каждую складку и каждое украшение находит точно свое место. У них уникальная память, и все, что увидено хоть раз, будет запечатлено и сохранено на века со всеми деталями. Никаких лишних движений, и все в соответствии с канонами моего народа, которые они успели перенять от меня. Следуя их ритуалу Принятия и благодарности, я носила татуировку народа моих братьев, а мои братья носили в ушах остроконечные копии традиционных древних украшений моего рода. Они могли рассказать наизусть предназначение каждой моей вещи и могли передавать о ней информацию следующим поколениям, даже не пользуясь ею и услышав про нее лишь однажды в своей продолжительной жизни. Мы говорили на одном языке — это был язык наших эмоций и душ.

* * *

А там, за стеной, все было иначе. И это только начало моего возвращения, которое мои соплеменники по крови уже прозвали «Паломничество на Терру». Мои волосы пришлось расчесать и уложить в прическу. Жасмин не прижился на этой планете, а имитацию носить не хотелось, и потому решили обойтись без помпезных цветочных гирлянд. Лучше выглядеть скромной, чем излишне приукрашенной. По мнению соплеменников, я должна сойти с трапа величественно и торжественно, как истинный потомок королей. Но как сказала моя подруга, это будет фальшиво. Так же фальшиво, как увиденные ею фотографии в альбоме, где люди намеренно наряжались так, чтоб понравиться друг другу, желая показаться своими в незнакомом обществе или для создания определенного благоприятного впечатления. Хотя после неизменно следовало разочарование, и изрядно трепались нервы от столь неправильного, но, увы, неисправимого выбора. Или мы уже что-то не так понимаем в нашей истории, или им такая «киношная» мелодраматичность чем-то нравилась.

На праздниках и даже в будни, если не находилась с аборигенами в «джунглях», я, как многие из нас, носила свою национальную одежду. Спустя века у нас даже свадьбы не обходились без этого. Хотя женихи подъезжают к дому невесты уже не на белой лошади…

Так что никаких проблем с переодеванием не было, и я выглядела вполне прилично. И хотя пришлось надеть многое из старинных семейных ценностей, которые давно не вынимали из родового хранилища, они все же прекрасно сохранились и не потускнели. Там, на Земле, на обширном полуострове, где жили мои далекие предки, сосуществовали сотни разных народов и племен. Они различались традициями, религией, языками и многим другим. Но, будучи соседями, часто заимствовали друг у друга элементы культур. Отправляясь на Землю, я была уверена, что легко смогу их распознать. А что не распознаю, скорей всего утерянное нами вдалеке от первоисточника, скопирую и привезу жаждущим колонистам, которые радостно пополнят свои знания. Согласно сохраненным сведениям о Земле, к моменту нашего отлета, несмотря на частичное затопление южной части и островов, на языке моих предков говорили более семидесяти миллионов людей. В отличие от нас, многие боролись за свою «этническую чистоту и идентичность». Следовательно, мне будет чему у них научиться в смысле обычаев и национальных умений. И все потому, что, невзирая на различия, меня любили инопланетные аборигены, и, проводя среди них большую часть времени, я не была самой лучшей среди своих. Например, мне не стоило никакого труда попробовать какую-то странную вещь, непривычный вид которой вызывал у колонистов полное и непреходящее отсутствие аппетита лишь потому, что ее традиционно употребляли местные жители. И потом оказывалось, что именно она спасала и повышала иммунитет в опасный сезон. И я была первой из прибывших на чужую планету, кто сел на зверояка, правда, и последней, потому что пока среди землян желающих не оказалось. И «симбиоты» первой достались именно мне и доказали свою невиновность в нескольких несчастных случаях, а до этого от них безжалостно старались избавиться как от вредных паразитов. А также лишь в близком контакте выяснилось, что местные, несмотря на странный и устрашающий вид, невзирая на страшные мифы первопроходцев, не едят людей. И все это касалось множества подобных мелочей, которые потом незаметно перекочевали из жизни аборигенов в уклад и привычки колонистов…

* * *

На Земле меня ожидала целая делегация, и сразу было невозможно понять, кто кому кем приходится. Меня встретили как VIP-персону и провели быстро и отдельно от остальных прибывших. Весь путь к дому меня отвлекали разговорами и не давали как следует разглядеть улицы. А на улицах от меня не отрывались любопытные взгляды. Наверно, в моем облике что-то не соответствовало их канонам.

Но я уже поняла, что очертания береговых линий континентов несколько изменились. Они отличались от наших старинных карт, уровень океанов повысился, но появилась рукотворная и пригодная для городов суша. Это не удивительно: измениться могло многое, ведь время и темп жизни на Земле, в пространстве и на других планетах течет по-разному. Как говорили древние философы, «все меняется». Возможно, и мое отличие от канонов не слишком возмутительно и я его смогу исправить.

* * *

В просторном зале меня приветствовали женщины в национальных нарядах. Но в такой, как я, была одета только одна, и она была весьма преклонного возраста. Их язык значительно различался, и распознать удавалось только половину слов. Об остальной половине можно было догадаться по жестам — наша типичная привычка «размахивать» руками, помогая языку, никуда бы не испарилась даже спустя века. Жесты, к счастью, не претерпели особых изменений. Дом, где меня радушно приняли, изначально был рассчитан на большую семью, но большими семьями на Земле давно никто не жил. За ним присматривали только два его постоянных жителя, остальные между собой встречались очень редко, и все съехались сюда сейчас специально по случаю моего визита. На следующий день из соседнего штата прибыла еще одна гостья, и тоже моя родственница, по какой линии — неизвестно и не так важно. Она недавно вышла замуж, но уже скучала по работе, которую пришлось сменить на домашние заботы, и непременно хотела посмотреть на меня и заодно показать родственникам мужа. Пока мы болтали ни о чем, случайно выяснилось, что я могу назвать всех царственных предков, висящих на старинных портретах в этом старом доме, а хозяева дома не помнят и половины. Но они искренне верили, что так и должно быть, ведь я — их единственный прямой потомок и, следовательно, наследница этого дома. Удивительно, что я имею больше сходства с портретами, чем присутствующие в этом доме и живущие на этой планете… Когда я осознала это до конца, то почувствовала себя такой же древней, как вся наша цивилизация.

А потом, когда мы собирались выйти осмотреть город, замужняя родственница постучалась ко мне в комнату. Она принесла мне подарок и еще смущенно попросила помочь с ее нарядом. Развернув ее наряд и восхищаясь узором на ткани, я спросила, каким именно способом она хочет его сегодня надеть? Мне было стыдно признаться, но я помнила только двенадцать, и часть из них была традициями не моего, а соседних народов. К моему изумлению, она не владела ни одним способом. Точнее, знала теоретически, что такое возможно, но не могла одеться самостоятельно, без посторонней помощи или помощи пожилой дамы, которая была ее почтенной мамой. Это было странно, потому что по традиции замужние не должны были носить то неподобающее ее семейному статусу одеяние, что носила она. Оно, возможно, было удобней, но считалось одеждой для девочек или работающих в офисах горожанок, но не подходило для нее, особенно потому, что ее размеры к этому никак не располагали. Наши далекие предки всегда утверждали, что драпированная одежда, в отличие от широких юбок или шаровар, подчеркивала женственность и элегантность… Или я что-то не понимаю в том следовании традициям, которым так гордятся передо мной мои любимые земные родственники.

— Ах, какая прелесть! — сказала она, заметив в открытой шкатулке серьги необычной формы. — А что это такое? — Она изящным движением пальца указала на украшение с множеством тонких цепочек. — А вот это что за штуковина, и вот еще эти колечки, почему два одинаковых? Ах, да, наверно, одно запасное, если потеряется первое! — тут же ответила сама себе, и ее глаза замерли на следующем неизвестном ей объекте. — Ах, какое невероятно длинное, гибкое, блестящее…

Боги мои, я с трудом вынимаю два одинаковых кольца из ее цепких рук, пока она не вздумала натянуть их на свои пухлые пальцы на руках. В принципе и так носить тоже возможно, хотя их разъемы на обратной стороне специально предназначены для пальцев ног. И как можно незаметнее, чтоб не показаться жадной, я быстро убираю подальше с глаз заостренную шпильку для волос, украшенную трезубцем на верхнем конце, пока она случайно не поранилась ею. Хорошо еще, что никто из колонистов не засунул мне в багаж ради престижа раритетные «когти тигра» или доставшийся от воинственных предков поясной меч «уруми»…

А через несколько минут вся моя комната была заполнена восторженными и любопытными…

* * *

Вопреки скептическим прогнозам никому на Земле не пришлось тратить время на мое образование: похоже, никто не ожидал, что я довольно неплохо знаю этикет, не кладу ноги на стол, умею пользоваться ионным душем или понимаю, для чего предназначена стиральная машина… Все, что было гордо и снисходительно приготовлено земными родственниками для того, чтоб приобщить меня к истинной культуре и цивилизации, было засунуто обратно и тут же забыто.

Следующие несколько дней мы были заняты тем, что записывали имена персон, которые висели в галерее старинного дома и учили всех желающих разной драпировке. Тем, кому не удавалось научиться, пришлось закрепить складки нитками в нужных местах, чтоб облегчить процесс одевания. Когда я показала видео, как катаюсь верхом на зверояке в таком одеянии, мне не сразу поверили. Потому что им еще предстояло научиться ходить в нем хотя бы по лестнице… А однажды я услышала, как один из гостей решил похвалиться своей коллекцией старинной музыки. Он был меломаном и очень важной персоной, известной своими исследованиями в области сохранения искусства. И, как мне пояснили, имел настоящую коллекцию древних шлягеров, являлся автором научных работ и исследований на тему популярных когда-то музыкальных хитов. Вследствие его визита я едва не стукнулась головой, когда они в машине распевали что-то непонятное, и вдруг зазвучала хорошо знакомая мне композиция, только слова и темп исполнения были совсем другие. Он страшно гордился, что музыка произвела на меня такое сильное эмоциональное впечатление. И по секрету сообщил, что нашел слова к ней практически недавно. А это было весьма непросто, потому что длительное время ничего из уже найденных текстов не подходило, и это настоящий шедевр его коллекции, хотя он не понимает, в чем же кроется секрет невероятной популярности в прошлом столь короткой и странноватой мелодии. Представляю, как выглядели мои глаза в тот момент. Эту мелодию у нас по старой традиции включали каждое утро перед занятиями. Так что, естественно, я отлично знала и ее предназначение, и настоящие слова. Это был гимн…

Земные родственники ожидали, что из дальних звездных колоний приедет одичавший варвар, с которым придется немало повозиться, прежде чем «вывести в свет». Мне тоже так казалось, что в своем развитии в новом мире мы могли многое упустить. Но вышло все наоборот. Вопреки опасениям землян в далеких колониях мы не стали хвостатыми, не обросли чешуей и даже не научились летать, как птицы, хотя это было бы не лишним.

Через месяц прилетает семья, которую с серьезными намерениями пригласили мои родственники. За несколько дней моего присутствия многими покинутое родовое поместье предков вернуло себе былое величие и блеск. Раньше в нем было больше комнат, чем гостей, теперь все наоборот — комнат намного меньше, чем необходимо. Я также получила множество приглашений посетить другие дома, и меня уже не хватает на всех. Несмотря на то, что я уже ответила на миллион вопросов о традициях и культуре, меня ожидают столько же в ближайшие дни. Так просто теперь они меня ни за что не отпустят. Напрасно я надеялась, что скоро вернусь домой в родные джунгли. Но я верю: мои нареченные братья успеют спасти меня. Прилетайте скорей и заберите меня отсюда. Я не хочу выходить здесь замуж!

Ольга Шатохина

Семена счастья

В офисных туалетах видеокамер по официальной версии нет. Именно поэтому менеджер Солидагов подобрал с гладкого кафельного пола то, о чем за пределами санузла мог только мечтать. Делать этого не следовало, конечно, мелкая вещица стоит, наверно, как половина всей корпорации. А камеры в коридоре неминуемо зафиксировали, кто из имеющих возможность законно владеть такими дорогими штуками, изволил посетить отхожее место на далеко не начальственном этаже.

Но ведь одновременно с Солидаговым туда ввалилась целая стая менеджеров! Никто не знает, насколько затянется совещание, а дело это нервное, так что лучше не надеяться на зеленые остановки среди начальственных речей. И в самом деле, поди разберись без камер-то, кто именно заметил на пятнистом полу модной расцветки лишнее темное пятнышко. И не поленился к нему наклониться.

«…Новейшая разработка! Оснащено датчиком импринтинга, а значит, не требует ключей и кодов доступа! Стопроцентная защита от несанкционированного использования!»

И тут Солидагова прошиб холодный пот. А если оно уже активировано?! И сейчас примчится охрана законного владельца…

О «семенах счастья» среди менеджеров среднего звена и прочих клерков легенды ходили давно. Их популярность была сравнима разве что с детскими страшилками о вызове Пиковой Дамы и Старого Большевика. Ну и еще со взрослым менеджерским анекдотом: «Пытался прочитать описание нового продукта и нечаянно вызвал Большевика».

Старый Большевик — это персонаж древних мифов, может быть и добрым, и злым. Чаще — очень злым, Но к тем, кто тяжко трудится, он иногда бывает добрым, позволяет занять топ-менеджерские хоромы в элитном жилом комплексе и обеспечивает работой, на которой чувствуешь себя хозяином всего вокруг, а не жалким офисным планктонишкой. Нет, не дарит тебе собственную корпорацию, а каким-то таким хитроумным способом трансформирует пространство вокруг, что все работающие в корпорации становятся ее владельцами. Нет, не знаю, как такое может быть. Ну говорят же вам — сказка это. Просто, как в старой песне поется, «разве сказки нужны только детям? Сказки взрослым гораздо нужней».

Но просто о «семенах счастья» мечтали чаще и с удовольствием. Дескать, есть такие — плод давно забытых технологий Атлантиды. Или еще какой страны Муравии. Нет, там не только чистая инженерия, там и биотехнологии задействованы, и такие методики, которые современный человек даже вообразить не может.

Но, тем не менее, нет такого менеджера, который хотя бы раз не задумалась о том, как этого самого Большевика вызвать. Собственно, рассказывают, что и семена счастья появляются на том месте, где подобный ритуал удался. Или сам Большевик, прежде чем уйти обратно в свои миры, дарит счастливчику пригоршню этих чудесных штучек.

Однако они существуют.

«— …Точно вам говорю. Знакомый приятеля двоюродного брата даже видел такое семечко собственными глазами. Председателю совета директоров их корпорации на юбилей подарили. Вооот такое, поменьше грецкого ореха, темное и на свету блестит-переливается…

— И что с ним делать?

— Посадить в землю и ухаживать, а когда вырастет — будет давать всё, что захочешь.

— Да не может быть! Вот хочу я голову самого лучшего пармезана — она что, на этом кусте и созреет?»

На этом месте рассказчик обычно запинался, а разговор переходил в лютый спор на грани драки. Потому как никто не понятия не имел даже как выглядит чудо-дерево (или куст), вырастающее из такого семечка. А уж каким образом оно блага жизненные обеспечивает — тем более. Может, головки сыра и ключи от коттеджей, действительно, прямо на ветвях вырастают вперемешку с платиновыми кредитками. Может, только одни кредитки. Или слитки золота в тройских унциях, как положено, откалиброванные.

Солидагов машинально полез в карман и зашипел от боли, уколовшись о подобранный по пути на работу каштан в колючей кожуре. Принести в офис цветок, осенний лист или камушек, поместить на стол и любоваться между делом — считалось хорошим тоном. То есть было обязательно к выполнению.

Вот и решение. В одно мгновение каштан был аккуратно положен туда, где раньше лежала находка, и даже подпихнут поглубже за корзину для мусора, а «семечко счастья» как раз поместилось в его кожуре. Даже и не блестело, так, чуть виднелся сквозь трещину темный гладкий бочок. Менеджер глубоко вздохнул и распахнул дверь кабинки.

Нет, никого подозрительного, только толпа собратьев, с которой он и поспешил смешаться. Оставалось несколько минут, чтобы с невинным видом возложить колючий зеленый шарик у подножия многофункционального монитора, умиленно (в строгом соответствии с инструкцией) воззриться на него, а потом спешно кинуться к лифту. Говорил же классик, что прятать надо на самом видном месте.

«И вообще, я ничего не знаю, я каштан подобрал на Старой аллее! Может, они, семена эти, на каштанах и растут… Каштаны-мутанты инопланетные!»

На совещании Солидагов сидел, как мог, спокойно и невозмутимо. На схемы и таблицы смотрел во все глаза, кивал равномерно и пометки делал по графику. Обратно в опенспейс не торопился. Переступил порог и чуть не упал, едва успев подавить тигриный прыжок вперед.

Возле его стола стояла старший менеджер из соседнего департамента и вертела в руках колючую драгоценность.

— Ох, ну надо же как вам повезло, — проговорила она, мило улыбаясь.

Солидагов на ватных ногах подошел ближе и выдавил ответную улыбку.

— Где вы нашли такую штуку?

— На Старой аллее…

— Надо же, а я по ней редко хожу, в туфлях неудобно. Но какая забавная, на древнюю морскую мину похожа, я в учебнике у сына картинку видела. Может, поменяемся? Я вам свой сегодняшний талисман отдам.

— Я бы рад, — пробормотал Солидагов, — но…

— Неужели вам жалко? Вы мой талисман еще не видели!

— Я бы с удовольствием… — и тут его осенило: — Но мне этот каштан дочка утром отдала и велела непременно вернуть. Можно другой подобрать, но ведь дети всё чувствуют, догадается — слезы на весь вечер: «Папа, ну ты же обещал!..»

По Старой каштановой аллее, чудом уцелевшей среди жилых высоток, менеджер Солидагов по утрам ходил к паромной переправе. Жена с дочкой часто провожали его до полпути и сворачивали в сторону детского сада. Вот только сегодня он шел один. Если эта стерва уже знает…

— О, ну тогда другое дело! Дети это святое! Как повезло вашей жене, что вы такой внимательный отец…

«В крайнем случае, скажу, что это было не сегодня…»

В обеденный перерыв Солидагов купил в местном супермаркете куклу в ярком платье. Главным, что его привлекло, была плотно закрывающаяся пластиковая коробка, достаточно просторная, чтобы рядом с куклой поместилась каштановая кожура, начиненная «семечком счастья». Всё же, интересно — это такой высокотехнологичный прибор, сделанный на секретном заводе? Или их, как рассказывают некоторые, находят особо удачливые добытчики в руинах древних городов? Рекламируют-то их как товар супер-премиум-класса, настолько супер и премиум, что даже фотографий нет. И только в неофициальном интернете. Или это подделки рекламируют?.. Кто знает… И все же, как с ним обращаться, чтобы оно активировалось правильно?

«Только для вас! Закрытый бутик! Лучший во всем даркнете! Семена счастья с гарантией и сертификатом! Самый короткий лист ожидания во всей Галактике!»

Бизнес-центр Солидагов покинул благополучно — коробка с куклой наперевес, в кукольных ручках каштан. Секьюрити даже улыбнулись. А по дороге к станции легкого метро над головой зашумело, в сторону вертолетной площадки на крыше одной из башен бизнес-центра пронеслись три вертолета с эмблемами корпорации. Ого! Не меньше чем член совета директоров, а то и выше…

«Может, это как раз для него предназначалось семечко?!»

Ох, какая-то нехорошая суета поднялась там! Солидагов вроде как ни в чем не бывало свернул с торной дороги на тропку через депо. Земля тоже принадлежала корпорации, но давно уже было известно, что дешевле оставить старое товарное депо в таком виде, как оно есть, чем что-то с ним делать и рекультивировать. Среди заросших травой рельсов и полуразвалившихся вагонов обычно устраивали летние корпоративы с квестами и игрой в прятки.

Тропинка позволяла многим, кто не на каблуках, срезать путь к станции. Вот Солидагов и зашагал привычным путем. И тут ему стало страшно. Найдут, арестуют… что вообще за такое могут присудить? А как же семья? Дочка… Ипотеку кто выплачивать будет?!

Закопать бы это семечко где-нибудь прямо здесь… А вдруг оно здесь и прорастет? Чье оно тогда окажется?

Присел менеджер Солидагов на подножку старого пассажирского вагона, вроде как помедитировать собрался. Незаметно вытащил из коробки кукольную сумочку. Там ведь много чего к кукле прилагалось, сумочка, шляпка, зеркальце с расческой… Порадовался он, что сумочка в плотный пластик с липким краем запечатана. Открыл, каштан упаковал в сумочку, ту обратно в пластик. И старательно заклеил.

Огляделся, увидел внутри вагона на полу груду тряпья и ржавых железок. В нее, стараясь на пыльном полу особо не наследить, он сумочку и упрятал. И зашагал привычным путем к станции.

Может, и не зря спрятал, чутье не обмануло. У входа на станцию — переполох, охрана со сканерами и генномодифицированными псами. Вроде как террориста ищут. Содрогнулся менеджер, но ничего подозрительного в нём не учуяли — ни собаки, ни сканеры.

Повезло.

По дороге он обычный каштан подобрал и дочке вместе с куклой преподнес. Малышка радовалась. Жена, правда, вздохнула — дорогая, небось, кукла, разве мы можем себе такое позволить…

— Так для ребенка же, — сказал отец. — Неужели все радости отложить на несколько лет?

— Нет, что ты, пусть хоть у нее все хорошо будет… На чём-нибудь другом сэкономим.

«А может, и не придется нам экономить и копейки считать!»

Менеджер Солидагов плеснул кипятка в кружку и старательно поболтал вверх-вниз размокшим чайным пакетиком. Принюхался — нет, даже запаренной ветошью жидкость уже не пахнет. Солидагов воровато оглянулся. Кухонная дверь была плотно закрыта, чтобы светом ночника семью не встревожить. Из спальни — ни звука. И даже в детской благословенная тишина. Сквозь двойной стеклопакет и плотную штору снаружи не проникало ни отблеска, ни звука. Впрочем, менеджер, не выглядывая, мог сказать, что там за окном: вздымаются к низким осенним тучам много-многоэтажки ЖК Жуткая Прорва… То бишь, Мжутская Пойма, конечно, но так ее именовал только сам девелопер в гербовых бумагах.

Кое-где тускло светятся кухонные оконца, за которыми сидят в ночи собратья менеджера Солидагова, терзаемые недоделанной работой и хронической тревожной бессонницей. А у самого горизонта, подобно звезде небесной, ярко сияет недреманное окно самой высокой и горделивой башни бизнес-центра Можай-Сити.

«200 метров от станции легкого метро Карпятник!»

Ага, содрогнулся Солидагов, припомнив, как жил в сотовой гостинице японского типа и, укрывшись с головой одеялом, ел там иногда запрещенные правилами распорядка гамбургеры. А если удавалось тайно притащить мисочку горячего доширака — это был истинный пир. Плоти, духа и чего угодно ещё пиршество.

Какие девушки, какая семья! Вы что! Сотовая гостиница — вы вообще соты видели? Ну вот, такие же, только побольше. Ими простенки в плохоньких бизнес-центрах застраивают. Да, можно и не в соты, а в ангар без перегородок с трехярусными койками на площади в полгектара. Это дешевле. Но менеджеру нельзя. Не поймут. Человек, звучащий гордо, обязан уважать свое и чужое личное пространство.

Промучившись так полтора года и почти отчаявшись, Солидагов увидел рекламу нового ЖК: «200 метров от станции легкого метро Карпятник!». Нет, не соврали, ровно столько и есть по прямой. Но по прямой — это вплавь через реку Мжуть. Был бы мост — не потянуть менеджеру Солидагову здешнюю ипотеку. А так вписался, впрягся, новую работу нашел, женился. Надежда выйти из менеджеров в люди всё оправдывает, даже чайные пакетики по счету и расписанию.

Пиликнул сигнал личного сообщения. Солидагов вздрогнул и уставил на экран. Там мигала надпись «сообщение полностью не достав…». Ну бывает, разработчики рассылки не рассчитали.

Снова пиликнуло.

На третий раз сообщение открылось: «ты думаешь, никто ничего не замечает? Смотри сюда».

И какая-то ссылка. Менеджер содрогнулся, но ссылку все-таки не нажал. Разработчики еще и не такое могут придумать. А там реклама в лучшем случае или вирус.

Надо искать информацию по семечку. Но в открытом интернете ее точно не было. Там вообще ничего не было кроме официальных страниц компаний и рекламы интернет-магазинов. Ну еще социальные сети, в которых, строго говоря, все те же официальные страницы и реклама, иногда компаний, иногда самих себя. Надо же себя продать повыгоднее, если сильно повезет.

В неофициальный интернет заходить со своего главного лэптопа было страшно. Там, где стояла симка с контактом, указанным во всех резюме и личных делах, запросто могла оказаться и программа-соглядатай, которая отсылала кому следует все выходы и все звонки, не говоря уже о копиях смс и голосовых сообщений.

Купить же симку, не указав свои данные, было нереально. А значит по факту любой гаджет становился главным.

И при этом почти у всех были запасные, с выходом на анонимайзер или с самодельной антенной, способной подключаться к интернету через соседские точки доступа. Это был своеобразный вид спорта, подключись, поброди, спрячь агрегат и почувствуй себя разведчиком, вернувшимся из опасной дали в родной теплый дом.

«Как же активировать это семечко?»

Солидагов еще раз дернул разбухшее нечто за ниточку, поморщился. Вспомнил, как его малолетнего бабушка стращала: будешь привередничать, придет кризис. Да, детские психотравмы самые глубокие… Надо бы их проработать, но на вольного психолога лишних денег нет. А с формально бесплатным корпоративным могзоведом душевной болью делиться — ещё дороже выйдет.

Он глубоко вздохнул и решительно выхватил из коробки новый пакетик. Погрузил добычу в кипяток и в который раз подивился остроте запретного наслаждения. Мало надо для счастья! Слишком мало. Надо заранее учиться желать не лишний пакетик, а пачку хорошего листового чая.

Ведь скоро настанет лучшая жизнь.

Солидагов подключил агрегат, обычной лежавший рядом с разобранный кухонным комбайном, успешно притворяясь одним из его узлов. Здесь были другие социальные сети — с картинками на аватарах и причудливыми никами вместо имен. Безопасность превыше всего! Солидагов хотел всего лишь просмотреть новости, но увлекся обсуждением, а точнее спором, в котором не выбирали выражения. В жизни так нельзя. Ты должен быть культурным и с пониманием относиться к окружающим. Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.

И вот в разгар виртуальной битвы за истину, когда предмет спора уже был забыт, в дворе-колодце яростно и нимало не стесняясь заревел мотор мощного автомобиля. Мощность Солидагов сразу распознавал по звуку, и он ясно представлял, что такое транспортное средство ни один сосед себе позволить не может. Да здесь и вообще… Конечно, в договоре было указано парковочное место, но куда выезжать из этой Прорвы? До офисного комплекса, рискуя застрять в пробке у поворота к дальнему мосту? А паром на машины не рассчитан.

Солидагов захлопнул старенький ноутбук и выключил свет совсем. Осторожно выглянул в щель занавески. Во дворе в такое время освещение тоже было выключено и фары не горели. Но шестым чувством Солидагов чуял — там оно, черное авточудище, несущее угрозу.

Откуда этот ужас перед машинами, приезжающими в ночи? Солидагов раньше об этом не задумывался, но теперь.

Тихо, тихо, не надо делать резких движений. Зря свет выключил, может быть, это привлекло внимание.

— Папа! — раздался детский крик. — Папа, ты куда?!

По полу протопотали босые пятки. Раздался приглушенный вскрик. Солидагов в ужасе бросился в коридор, включил свет там. Дочка стояла на пороге детской и заслонялась кулачками от внезапной вспышки.

— Папа, ну зачем так? — всхлипнула она. — Я же темноты боюсь!

Пока укладывал ребенка обратно в кроватку, успокаивал и обещал никуда ночью не ходить — откуда у малышки такая фантазия? — не сразу обратил внимание, что жена не проснулась. В спальне было тихо. Солидагов замер, не в силах переступить через внезапно затопивший все его существо ужас. Что с ней? Почему дыхания не слышно?

Не выключил приставку! Солидагов метнулся на кухню. Там все было спокойно, и вроде дрон-шпион, замаскированный под ночную птицу, за окном не висел. Тоже любимая тема для разговоров среде менеджеров — дроны следят, что ты ешь и пьешь, кто приходит к тебе в гости и какие игрушки у твоих детей.

«Мы сами виноваты, что играем в игры, когда надо действовать!»

«кому-то понадобился кусок земли, и всю традицию с ним связанную, никто не будет сохранять»

«А это уже несколько поколений! Между прочим!»

О чем это они?

Солидагов решил все-таки договорить в комментах, но только он начал набирать незаконечнную фразу, под окном снова взревел мотор.

Спешно отключился, вышел отовсюду, выключил технику. Поскорее засунул ее обратно к кухонному комбайну. Поплелся в спальню, не сразу решившись открыть дверь. Но нет, жена спала. Пожалуй, даже слишком крепко.

Утро выходного дня началось как обычно, если бы не вопрос:

— Куда ты ездил ночью?

— Я? — опешил Солидагов.

— Да, я же слышала, как ты выходил. И машина… Кто за тобой приезжал? Или ты такси вызвал?

Солидагов отчаянно замотал головой.

— Лиза проснулась, испугалась чего-то. А ты, как будто, не слышала… Ну сама посуди, куда я ночью могу поехать?

— Значит, мне приснилось.

Утром понедельника, когда менеджер Солидагов шел на службу, он вдруг увидел, свеженькую ограду из густой сетки поперек привычной тропинки к древнему депо. И не менее свежая табличка на нем красовалась: «Прохода нет».

За оградой пыхтела, урчала и грузно ворочалась тяжелая строительная техника.

Солидагов, еще ничего не поняв, но почувствовав катастрофу, уставился на забор. Тот не исчез. Солидагов машинально повернул в сторону и побрел вдоль ограды прямо по траве, местами уже пыльной и примятой, намечая новую тропинку. Вскоре он догнал одного из собратьев, ковылявшего по травянистым кочкам в сверкающих ботинках.

— Большое мероприятие готовят? — спросил он и кивнул на ограду.

— Да, похоже, серьезный будет корпоратив, — отозвался собрат. — Хотя нет, смотри, там все уже зачистили. Похоже, нашли-таки соинвестора на этот кусок.

У Солидагова внутри давно всё похолодело, он сквозь сетку уже разглядел, что привычных старых вагончиков на огороженной территории совсем не видно. На установку декораций к очередному тим-билдингу это никак не похоже. Солидагов шел по слегка притоптанной траве, машинально поддерживал разговор… Неужели ради поиска запрятанной им находки устроили такую грандиозную акцию? Кусок земли, который десятилетиями был никому не нужен, уже выросли поколения менеджеров, видевших это старое депо в таком же состоянии, еще до того как Жуткую Прорву начали застраивать. Ничего не менялось так долго, так долго. И вот в одночасье смахнули!

Какую же драгоценность повезло держать в руках менеджеру Солидагову! Вспомнилась статья с исторического портала, где шла речь о первом автомате Калашникова. При испытаниях потеряли одну гильзу, так весь песок с полигона просеяли через сито и гильзу отыскали. Вот и здесь что-то похожее.

При входе в бизнес-центр все было как всегда, ни усиленных караулов, ни излишней сует. Тихо, деловито, благопристойно. Нашли? Не нашли?

Менеджер Солидагов поднялся на свой этаж, приветствовал коллег. Выложил на стол причудливую сухую веточку. В каких расстроенных чувствах он ни пребывал, а соблюсти приличия — это железно.

Из офисных разговоров он быстро узнал всё. На территорию действительно нашелся соинвестор. Весь металлолом, те самые вагоны и локомотивы, и старые рельсы уже вывезли, будут возводить на этом месте новый многофункциональный комплекс. С торговой стилобатной частью, с офисами, апартаментами и пентхаусами. И великим множеством квартирок для немереного числа менеджеров среднего звена чуть в стороне от главной башни комплекса. Те же башни, только, как говорится, пониже и пожиже.

Мое «семечко счастья»! Перемололи ковшами, раздавили бульдозерами, сожгли в переплавке! Я же целых два дня был почти счастливым человеком! Надеялся из муравейника выбраться…

А может, заветный вагон просто увезли, еще не разобрали, не утилизировали?

Бедняга Солидагов готов был сию минуту бежать, ехать и лететь на поиски, но его вызвали на совещание по новой линейке продуктов, потом пришлось участвовать в переговорах, а потом опять потребовали к начальству.

Начальник сектора был настроен благодушно.

— Вы себя хорошо зарекомендовали, — изрек он, — поэтому я хочу поручить вам особое задание. Вот наш самый новый продукт, опытный образец. Оцените, на что он способен, и разработайте концепцию продвижения. Вот бриф, тут все технические характеристики. В электронный вид не переводить и не размножать, разработка новейшая. Секретная.

Солидагов взял распечатку и небольшую коробочку. Хотел сразу открыть, но начальник уже говорил с кем-то по телефону, и только рукой махнул, иди, мол. Вернулся Солидагов за свой стол, открыл коробочку и задохнулся. Внутри лежал каштан, который он сам два дня назад швырнул на пол. Инструкция к семечку была в другой руке.

Вот только самого семечка не было.

Как прошел остаток дня, Солидагов толком не помнил. Указаний не выносить разработку — не было, наоборот велено было дома посидеть подумать. Проверяют что ли? Искушение же какое немыслимое, получить в руки такую штуку! Да еще вместе с инструкцией, которую так и не прочитал до сих пор.

Но что тут поделаешь, кроме как вести себя максимально естественно? Ничего. Сказали, неси домой и думай над ним, сочиняй идеи продвижения нового люксового продукта. Значит, придется нести домой и делать вид, что думаешь над продвижением. Хотя на самом деле — ломать голову, куда бы подальше, но в пригодное для жизни место поскорее переправить семью. Потому что, если это проверка, то добром она не кончится.

А если топы нашли каштан и поняли, что это ерунда вместо экспериментальной разработки? И вот кто-то сообразил свалить вину на менеджера Солидагова, не уберег, дескать, негодяй доверенный ему уникальный образчик нового продукта. Люксового, чтоб ему!., и поди докажи, что в этот раз никаких уникальных разработок ты не видел и в руках не держал.

Отпечатки-то пальцев я хоть догадался тогда стереть? Нет, конечно! А еще там наверняка была камера, так что…

В общем, остается доиграть последний акт, чтобы не освистали.

Менеджер Солидагов, не стал скрывать, что начальство поручило ему разработку эксклюзивного проекта продвижения. Даже позволил соседям по офису (сбежались все) посмотреть на продукт. Несколько мгновений. Никто почему-то не сказал: «На каштан похоже».

Это макет, подумал менеджер Солидагов. Иначе бы мне его никто не доверил.

— И что, думаешь, он придумает, что нам делать с этой хренью?

— Ну, как минимум, видимость работы мы создадим.

— Но ведь, ты понимаешь…

Менеджер Солидагов вернулся домой без особых приключений. И только тут осознал, что так и не решился прочитать сопроводительные материалы. Но только он вознамерился с ними ознакомиться (хотя зачем?), как дочка решительно вмешалась в процесс.

— Папа, а что это? Ой, каштан! Ты обещал мне принести!

— Нуда…

— Папа, а чего ты такой грустный?

— Работа…

— А какая?

— Что с этим делать.

— Ну как же что? Надо в землю посадить. Пойдем сажать! Сейчас!

Так и не переодевшись после работы, менеджер взял малышку за руку, и они зашагали в сторону Старой аллеи. Наверно, она осталась от тех времен, когда тут были луга и леса. И на холме стояла усадьба с красивыми видом на окрестности.

— Папа, это надо в землю посадить! — продолжала дочка.

Аллея вывела их на берег речки, той самой, на которой не было моста. Наверное, когда-то он был, задумался менеджер Солидагов, к нему-то и вела эта аллея. Там, где ряд деревьев обрывался, дочка старательно выкопала ямку цветной пластиковой лопаткой, положила в нее каштан.

— Папа, надо полить!

— Подожди, я достану воды. А то еще свалишься.

Он зачерпнул из речки воду пластиковым ведерком и стал смотреть, как малышка сосредоточено поливает маленький участок взрыхленной земли.

Донесся гул и грохот. Солидагов поднял голову — выше по течению что-то происходило, скорее всего, там строили мост на новой большой автотрассе. Хорошо, хоть в стороне. Плохо, потому что транспортная доступность повышает цену. О какой цене можно говорить, когда ипотека не выплачена. Тут уже чем дешевле, тем лучше. Но это же не навечно? Как знать, как знать…

Да, точно, стройка развернулась, вон и характерные навершия синт-агрегатов виднеются. В них засыпают обломки всего, что вывезли в утиль из самых разных мест. Наверное, в таких же агрегатах уже превратилось в пыль и снова затвердело бордюрными блоками или сырьем для монолита все то, что было вывезено из старого депо.

В таких же?

— Папа, смотри!

Менеджер Солидагов обернулся на дочкин возглас. Девочка указывала на реку.

— Папа, там цветочек! Смотри!

Среди мелких обломков и осенних листьев по воде скользило розовое пятнышко. Крутилось в мелких водоворотиках, сверкало на вечернем солнце гладким пластиковым боком. Изящное как… как сумочка дорогой куклы.

…Забыв о еще толком не ношеных лаковых ботинках и дресс-кодовых брюках менеджер Солидагов ринулся в воду.

Денис Соколов

Первый концерт Чайковского

Как я ненавижу серые вонючие стены этой мерзкой лечебницы! Мне кажется, что я здесь уже целую вечность. В этом мрачном заточении из молодой и привлекательной женщины я превратилась в настоящую старуху. Я не могу отсюда никому позвонить, мне не дают ни бумаги, ни ручки. Они боятся меня, боятся как свидетеля. Своими проклятыми снадобьями они пытаются вытравить мои воспоминания об Александро. Я готова забыть все, абсолютно все, что связано с моим прошлым, но только не его, не те короткие, как сон, и бесконечно огромные, как океан, пять дней, что мы были вместе. Силы жить дает мне лишь память о тех прекрасных мгновениях, которые я провела на его Розовой планете. Вот почему я записываю все это на магнитофон. Мне с большим трудом удалось уговорить, чтобы мужу позволили принести мне этот маленький сундучок на батарейках и несколько кассет с записями классической музыки. На одной из них я и пишу, да простит меня Чайковский за то, что я уничтожаю его Первый концерт. У них не получится заставить меня забыть, и если мой разум вдруг начнет угасать, я буду снова и снова тайком слушать эту запись и бесконечно освежать свои воспоминания. Интуиция подсказывает мне, что живой меня отсюда вряд ли выпустят. Впрочем, хватит жаловаться, я заслужила эту тюрьму! Ведь это же я, я своей собственной рукой поднесла ему яд! А он? Он смотрел мне прямо в глаза и, как всегда, безмятежно улыбался. «Мерзавец! Лицемер! Ненавижу!» — клокотало в мозгу, а сердце, вырываясь наружу, кричало: «Обожаю!!!» Что? Что тогда заставило меня сделать это?! Ревность? Гордость? Ущемленное самолюбие? Какой смысл теперь выяснять?

Он смотрел на меня глазами ребенка.

— Ты действительно хочешь, чтобы я выпил это? — Он говорил с улыбкой, с очаровательной улыбкой, но я видела, я чувствовала, что он обо всем догадался. Но как?! Откуда он мог знать, что вино отравлено? Откуда?! — Яд на меня не подействует.

Его слова полоснули сердце, словно бритва.

— Какой яд?! О чем ты?! — Как это, наверное, фальшиво тогда прозвучало!

— Тот, который ты положила в вино. Смотри… — И он, лукаво глядя на меня, начал с наслаждением пить.

— Не смей! — Я бросилась, чтобы вырвать у него бокал, но он отстранил меня и двумя мощными глотками осушил его до дна.

Мы познакомились в июле шестьдесят четвертого в небольшом летнем кафе на Манхэттене. Я с каким-то мазохистским удовольствием наблюдала, как в чашку кофе капали мои собственные слезинки. Это было очень красиво. На самом деле я любовалась собой. А как иначе? Верная жена грустила о любимом муже, ненадолго уехавшем в деловую командировку. Я упивалась своей грустью, я просто пьянела от нее, словно от дорогого французского вина. Я любила мужа, я действительно его любила! Если бы тогда кто-то осмелился мне сказать что это не так, то я бы, наверное, запустила в него моей чашкой кофе, разбавленного слезами печали от внезапной разлуки. Я так увлеклась своими мыслями, что мне на самом деле захотелось это сделать: «Ну, кто тут посмеет усомниться в моей искренности?! Где этот герой?!» Я стала озираться по сторонам, и герой появился. Молодой мужчина, скорее даже парень, в белой футболке с закатанными почти до подмышек рукавами сидел совсем неподалеку за соседним столиком и, как мне тогда показалось, с усмешкой наблюдал за мной. «Негодяй!» — метнула я в него молниеносный взгляд. Незнакомец нисколько не смутился и продолжал, улыбаясь, есть свое мороженое. Он меня явно раздражал. И все же, чтобы быть объективной, внутри я отметила, что улыбка парня притягательна, и я уверена, что многие женщины даже назвали бы ее обворожительной. Многие, только не я! «Самовлюбленный пижон, закатал рукавчики, чтобы ручки свои красивые на показ выставить», — послала я ему взглядом воздушную телеграмму. О боже, похоже, он прочитал ее, потому что реакция последовала незамедлительно. Он встал и медленным уверенным шагом направился в мою сторону. У меня похолодело в низу живота. Вот он уже оперся о мой столик и слегка склонился ко мне.

— А хотите, я вас поцелую? — Он произнес эти слова с такой обыденностью и простотой, словно предлагал помочь немощной старушке перейти проезжую дорогу.

— Вот уже полчаса только об этом и мечтаю, — постаралась ответить я как можно более саркастично, но сарказма не получилось.

Да, да! Я хотела, очень хотела, чтобы эти резные губы поцеловали меня, поцеловали крепко, до боли, томной дурманящей боли, которая бы, спускаясь вниз, обжигала сладкой истомой все тело. Говорят, что если очень чего-то захотеть, то желаемое обязательно сбудется. И это прекрасно!.. Я без стеснения смотрела в его глаза и не могла отвести взгляда. Два мощнейших излучателя словно гипнотизировали меня, они просто обездвиживали тело и заставляли его тонуть в волшебных потоках теплого света. И я бы, наверное, утонула, если бы не держалась на поверхности, ухватившись за его плечо и впившись губами в его губы. Я держала их в своих губах, как держит ребенок любимое лакомство, наслаждаясь им и заранее сожалея, что оно вскоре должно закончиться. В тот момент мне вдруг стало понятно, что значит мироточить. Раньше я любила с деловым видом знатока говорить подругам, что от настоящего мужчины должен исходить легкий запах парфюма, хорошего табака и дорогого коньяка. Как же я заблуждалась! Самый лучший запах, который я когда-либо вдыхала, исходил от Александро. Тончайший аромат букета степных ветров и диковинных цветов, такой пьянящий и свежий, что слова просто не в состоянии передать его дурмана. Наверное, о нем могла бы рассказать музыка, самая прекрасная музыка на свете. Да, да, я слышала ее, она звучала, эта волшебная музыка, заставляя вибрировать тело теплой волной и все глубже и глубже погружаться в волшебную бездну самого настоящего блаженства. Боже, в тридцать четыре года с парнем на семь лет меня моложе… Да я даже в мыслях не могла себе представить такую ситуацию! Из кафе нам пришлось просто сбежать под неистовым напором взглядов негодующей публики.

О любви мужчины и женщины написано столько, что аналог своей собственной истории каждый без труда сможет отыскать в какой-нибудь общеизвестной книге или даже увидеть на экране. Но с Александро все было по-другому.

Он был особенный. Он был какой-то переполненный любовью. Порой казалось, что он любит все на свете, создавалось впечатление, будто кроме любви ему совершенно нечем заниматься. Он любил есть, любил спать, любил просыпаться, даже бриться и чистить зубы он любил, причем делал это с каким-то чарующим и искренним удовольствием. Он любил мыть посуду, любил мою кошку, любил выпускать на волю залетевшую в окно ночную бабочку. Я не смела его ревновать, потому что и видела, и чувствовала, как сильно он любит меня. Мне страшно нравилось, что он вел себя покровительственно по отношению ко мне. Этот двадцатисемилетний мальчик называл меня мышонком, и мне это нравилось! Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и уверенно, я ощущала себя настоящей женщиной и была просто счастлива. Он был совершенно не такой, как все, и я в его присутствии становилась другой, гораздо лучше, чем была на самом деле.

— Ну сознайся, сознайся, что ты инопланетянин, — полушутя приставала я к нему. — Ну нет вокруг никого подобного тебе, такие здесь просто не произрастают.

В ответ он улыбался и говорил, что, наверное, я плохо искала. Но однажды он все-таки проболтался. Я спросила:

— Откуда у тебя деньги, если ты говоришь, что нигде не работаешь?

Он ответил, что продал очень хорошую симфонию одному известному композитору.

— Почему ты мне не рассказывал, что пишешь музыку? — удивилась я.

— Это не моя симфония, — ответил он немного смущенно.

— Тогда какое ты имел право ее продавать? — не унималась я.

— Эта музыка ничья, вернее, здесь ничья, она с моей планеты, — произнес он.

Я решила ухватиться за эту ниточку:

— Как интересно, расскажи мне, пожалуйста, подробнее. Я ведь всегда чувствовала, что ты пришелец.

И он начал свой удивительный рассказ. Я ему, конечно, не верила, но и не перебивала. Он так красиво все описывал, что мне тоже захотелось поиграть в его игру.

— Возьми меня на свою планету, — попросила я.

— Это, к сожалению, невозможно, — ответил он с легкой грустью.

— Тогда давай создадим ее кусочек на этом месте, вот прямо сейчас. — Это предложение, видимо, ему понравилось. Вместо ответа он сел за рояль и начал играть. У меня очень приличное музыкальное образование, но я никогда раньше не слышала этих прекрасных мелодий, вдобавок ко всему он был настоящим виртуозом.

— Это все с твоей планеты?! — с удивлением воскликнула я, когда он закончил.

— Да, — ответил он, разминая пальцы.

— Тогда ты можешь всю жизнь не работать, продавая ноты. Ведь это же настоящие шедевры! — Мой восторг был совершенно искренним.

— Могу, но мне этого не хочется, — произнес он с присущей ему улыбкой.

— И дорого ты продал этому композитору свою симфонию? — лукаво спросила я.

— Очень дорого, — ответил он с легкой усмешкой. — Он же жулик, так пусть раскошеливается, все равно потом заработает на ней намного больше.

— Интересно, а у вас на планете хорошие композиторы тоже очень богаты? — поинтересовалась я, изобразив серьезное лицо.

— У нас на планете нет денег, — ответил он тоже совершенно серьезно.

— Как нет? — удивилась я.

— А для чего они нужны? — усмехнулся Александро.

Я была немного шокирована таким поворотом.

— Деньги — это регулятор экономических отношений, без инвестиций и кредитования невозможно построить ни одного нормального предприятия, — вспомнила я умную фразу из разговоров мужа с его компаньонами.

— Почему? — совершенно искренне удивился он.

Если честно, я сама не очень понимала почему, но сдаваться мне совсем не хотелось.

— Да потому, что без денег просто невозможно: остановится прогресс, наступят хаос и деградация, да без них вообще никто не станет работать!

— Почему?

Его спокойный тон еще больше раззадорил меня, и я решила атаковать:

— Как почему?! Да потому что люди трудятся, чтобы зарабатывать деньги, много денег!

— И даже добились сокращения рабочего дня, чтобы для этого можно было работать на двух работах. — В его словах явно звучал добродушный сарказм.

— Да, если в этом есть необходимость, то случается и такое, — парировала я.

— И ты думаешь, что люди не променяют восьмичасовой рабочий день на двухчасовой, если при этом будут иметь во много раз больше? Они что, по-твоему, так глупы? — искренне удивился он.

— Больше-то откуда возьмется, если работать по два часа?! — не унималась я. — Уж прости, но в данном случае видит Бог, что ты не прав.

— Богом надо делать любовь, а вы сотворили Бога из денег. — Голос его звучал уверенно и твердо. — Вы создали себе кумира, который превратился во властного хозяина, и основная ваша деятельность направлена на обслуживание этого монстра. Только задумайся, чем занимаются все ваши банкиры, кассиры, бухгалтеры, биржевики, финансовые и налоговые инспекторы, да всех не перечислишь… Ведь все эти люди ничего не создают, не приносят никакой реальной пользы, они лишь заняты перекладыванием наличных и безналичных из рук в руки, из одного кармана в другой или отслеживают этот процесс. И при этом они почему-то живут намного богаче других.

Здесь с ним трудно было не согласиться, а он все с тем же энтузиазмом продолжал наседать:

— Ты когда-нибудь задумывалась, сколько пользы могли бы принести здоровые крепкие парни, которые бездельничают в полиции или армии?

— Стоп, стоп, что значит бездельничают? Они охраняют наш покой, борются с преступниками, — возразила я, однако почувствовала, что в моем голосе начала пропадать уверенность, а он продолжал:

— Не будет денег, не будет и преступности, ну или почти не будет, и воевать тоже будет не с кем, да и не за что.

— А кто же будет охранять границы? — уже совсем робко поинтересовалась я.

— Границы тоже не понадобятся, — ответил он с добродушной и немного снисходительной улыбкой.

Я не знала, что ему возразить. Я просто расслабилась и стала с упоением слушать сказку о его прекрасной планете, где счастливые люди работают полтора часа в день и при этом все живут в шикарных домах, напоминающих небольшие дворцы, и имеют все необходимое, ни в чем не испытывая нужды.

* * *

Однажды он обнаружил в доме пустую комнату.

— Это будущая детская, — пояснила я.

— Ты хочешь иметь детей?! — с восторгом воскликнул Александро.

— Да, мне уже, наверное, пора об этом задуматься, — сказала я, с любопытством ожидая его реакцию.

— Это просто здорово! — ответил он, глядя на меня сияющими глазами. — А хочешь, я ее распишу? Ведь я неплохой художник.

Боже, как же я была счастлива в те минуты! Мы купили все необходимое, и он приступил к работе. Вскоре на стене появились наброски какого-то пейзажа.

— Наверное, это будет любимое место на твоей планете? — предположила я.

— Нет, это будет портрет моей мамы, я ведь художник-портретист, — ответил он обернувшись и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил: —Я изображаю людей изнутри.

— Должно быть, это очень интересно, — ответила я, стараясь скрыть свое удивление. — А ты не мог бы изобразить изнутри себя, ведь ты только еще начал?

— Ты хочешь, чтобы я написал свой автопортрет? — весело подмигнул он мне.

— Ну да, мне было бы очень любопытно узнать, что там у тебя внутри. Только пиши честно, ничего не скрывая, — шутя, пригрозила я ему.

— Ну, будь по-твоему, — согласился он, с азартом потирая руки.

Александро работал увлеченно и с каким-то внутренним удовольствием, впрочем, он все делал именно так. Буквально на моих глазах на стенах детской вырастали сказочные деревья, на ветвях которых рассаживались экзотические птицы, яркими красками расцветали волшебные цветы. Все было залито искрящимся золотистым светом. Я удивленно спросила, почему у него на небе два солнца? Александро ответил, что если одно вдруг закроет туча, то второе будет светить с удвоенной силой. Он объяснил, что это необходимо, потому что его деревья, птицы и цветы не могут жить без яркого света и тепла, да и другим людям тоже не хочется иметь дело с человеком, внутри которого сумрачно. Справился он с работой довольно быстро, и в живописи, и в музыке он был подлинным виртуозом. Автопортрет получился просто великолепным — это на самом деле был его внутренний мир: яркий, светлый и благоухающий.

— Ты, наверное, был самым лучшим и самым красивым на своей планете, — сказала я, любуясь его творением.

— Ты ошибаешься, я был самым обыкновенным, — ответил он улыбаясь.

— Такой необыкновенный… — почти пропела я, обхватив его за плечи, — …был самым обыкновенным? Не верю!

— И напрасно. — Голос его звучал очень искренне и убедительно. — Все дело в том, что у нас на планете, как бы это правильно выразиться, выгодно быть хорошим. — По моему лицу он, видимо, догадался, что я не очень поняла, поэтому продолжил: — Ну попробуй представить, что у всех все есть, а отличиться все же иногда хочется, — сказал он с немного хитроватой улыбкой. — Предположим, ты решил завоевать сердце прекрасной дамы. Чем тебе выделиться среди претендентов, чтобы привлечь к себе ее внимание?

— Даже не знаю, — ответила я немного растерянно. — Красотой, наверное.

— Вот видишь, сама догадалась, — довольно произнес он. — Это единственное средство, причем прежде всего внутренней красотой, потому что именно она рисует красоту внешнюю. Кстати, у нас на планете люди с правильными чертами лица, ну, как у меня, например, особого интереса не вызывают.

— Почему?! — воскликнула я удивленно.

— Да потому что таких много: ширпотреб одним словом, — и весело продолжил: — Ты только представь, как необычно и привлекательно должно выглядеть нестандартное лицо ушастого или носатого, да вообще какого-нибудь уродца, имеющего огромное внутреннее обаяние. Ведь он действительно по-настоящему красив да еще к тому же так индивидуален. У нас это очень ценится. Так что я на моей планете — самый обычный середнячок.

— Я бы все равно выбрала тебя, — ласково прошептала я ему в ухо.

— Любовь зла, полюбишь и меня, а если серьезно, спасибо, мне очень приятно, честное слово. — Сказав это, он прижал меня к себе и нежно поцеловал.

Я видела его глаза, они не лгали: «Он любит! Любит меня!» Это был самый настоящий миг блаженства, не поддающийся никакому описанию.

* * *

Я просто не знала, как сообщить ему о возвращении мужа, но сделать это было надо. Я была практически убеждена, что такое известие сразит его наповал, и если быть искренней, то мне бы очень хотелось увидеть это. «Конечно, именно так и будет, — рассуждала я, — ведь он любит меня, и в этом нет никакого сомнения, любит страстно и безумно, как и я его». Мне очень хотелось увидеть, как с его лица сойдут уверенность и благодушное спокойствие, хотелось увидеть отчаянье и страх в его глазах, услышать мольбу не оставлять его. Иногда мне казалось, что я уже почти готова бросить мужа и бежать с ним хоть на край света, но перед этим мне хотелось еще раз увидеть, почувствовать и насладиться тем, насколько я ему дорога. Да, я решила поставить этакий мини-спектакль, в котором я была одновременно и режиссером, и зрителем. Я сообщила ему, что замужем, что завтра возвращается муж, что я не в состоянии и гражданский долг мне не позволяет разрушить брак и изменить торжественному обещанию, произнесенному перед лицом Господа. Но я ошиблась, спектакля не получилось, вернее, эффект оказался вовсе не таким, как я это себе представляла. На его лице не отразилось даже тени сожаления или разочарования. Все та же беззаботная улыбка, разве что слегка удивленная.

— Значит, за тобой есть кому присмотреть? Тебе пока нельзя без присмотра, ты еще слабенькая, — произнес он почти шутливо.

Что-то оборвалось у меня внутри, в грудь ударила леденящая волна негодования, обиды и горечи.

— Не беспокойтесь, доктор, вы отдаете меня в надежные руки, и, надеюсь, вы тоже один не останетесь, — произнесла я, стараясь не терять самообладания. Где-то в подсознании я еще рассчитывала, что все пойдет по первоначально задуманному сценарию. Вот он сейчас бросится целовать колени и просить, просить, умолять! Но его ответ буквально растоптал меня.

— Свободному мужчине трудно остаться одному, когда на планете проживает три с половиной миллиарда женщин. — Он произнес это таким тоном, как будто опасался, что меня будет мучить совесть, и хотел успокоить.

— И ты вот так легко можешь от меня отказаться?! — только и смогла вымолвить я.

— Отказаться? — удивился он. — Я никогда не считал тебя своей собственностью. У меня вообще нет собственности, и я тебе много раз говорил об этом. У нас на планете не принято…

Я грубо оборвала его, потому что боялась, что если он продолжит, то я просто сойду с ума.

— Да замолчи! Я не хочу больше слушать твои сказки!

Александро же, напротив, был очень спокоен.

— За что ты на меня сердишься? Ты сделала свой выбор, и я его принимаю. — Да, на самом деле это был логичный и вполне обоснованный ответ.

Боже, какая я была дура! Мне безумно нравилось и льстило то, что я свела с ума двадцатисемилетнего красавца. Именно так мне тогда и казалось. Иногда я даже тайком крутилась перед зеркалом и самодовольно приговаривала: «А ведь хороша! На самом деле хороша! Ну, мало кто может сравниться со мною!». И вдруг три с половиной миллиарда конкуренток! «Да разве я им чета?! Что он себе такое позволяет?! Мальчишка! Гадкий, дурной мальчишка!» — кипело у меня внутри. И все же, как я могла сделать это?!. Видимо, произошло какое-то помутнение рассудка.

Я смотрела, как он пил отравленное вино и улыбался, пил, зная, что в бокале яд! Что, что он думал обо мне в те мгновения? Наверное, ненавидел и презирал. Нет, зачем я лгу: в нем не могли поселиться такие чувства, в его автопортрете в детской не было ни одного темного пятнышка, и он не был лжецом. Скорее всего ему было просто меня жаль. Он выпил бокал до дна. Я была просто в каком-то параличе, сердце готово было остановиться. Если бы телефонный звонок не вывел меня из оцепенения, то я бы, наверное, просто умерла. Я с трудом взяла трубку и, держась за стенку, практически уползла в спальню. Звонил муж, он сообщал, что ему придется задержаться еще на пару дней. Конечно, он сразу заметил, что со мной неладное, и спросил, что случилось и чем я так расстроена. Чтобы он ничего не заподозрил, мне пришлось соврать, что все это от того, что я по нему очень скучаю. Он начал меня успокаивать, говорить о том, как сильно меня любит, но от этого мне стало еще хуже. Я буквально рыдала в трубку, рыдала от обиды и отчаянья. Но изворотливый мозг диктовал слова, которые должна была говорить умная женщина, застигнутая врасплох: «Приезжай, приезжай скорее! Больше никогда не оставляй меня так надолго одну! Мне плохо, мне очень плохо без тебя!»… Когда я положила трубку и вышла из спальни, Александро уже не было. Я поняла, что он слышал весь разговор. Что-то оборвалось у меня внутри, и я упала без чувств.

Когда я очнулась, была глубокая ночь. Я взглянула на себя в зеркало и просто ужаснулась: лицо было такое, словно меня неделю пытали в каких-то застенках. «Идиотка! С чего ты так расстроилась?! — успокаивала я себя. — Ведь ты бы все равно не бросила мужа. Он сильный, надежный, он умеет жить, знает выход из любой ситуации, с ним ты, как за каменной стеной. А этот мальчишка?! Трепач! Зачем он тебе?! Ну, это было прекрасное приключение, не более того. У всех такое бывает. Вспомни, многие твои подруги рассказывали подобные истории и не испытывали никакого сожаления, что они закончились. Глупая, он бесшабашный мальчишка, не готовый к серьезным отношениям, да в конце концов он безработный! Ты бы просто с ним погибла. Как можно было даже подумать променять на него спокойную, размеренную жизнь?!» Я открыла бар и достала одну из красивых бутылок. Я пила дорогой коньяк, но не ощущала его вкуса, казалось, что он тут же вытекал из глаз горючими слезами. Я металась по дому и не могла найти себе места, пока наконец не оказалась в детской. «Вот он, мой Александро». Я обнимала нарисованные на стенах цветы и деревья, целовала птиц. «Ты со мной, ты снова здесь», — шептали мои губы. Я притащила из спальни одеяло и подушку, бросила их на пол детской и без сил рухнула сверху.

Вернувшийся через два дня муж застал меня на этом же месте. Он очень старался быть деликатным и даже не стал говорить, как я ужасно выгляжу, не спросил, почему я лежу здесь, на полу. Напротив, он похвалил, как я красиво оформила детскую, пытался успокоить меня. Он говорил, что моя депрессия наверняка связана с тем, что у нас нет детей, и что напрасно мы с этим тянули. Я соглашалась, пытаясь улыбаться. «Тогда давай исправим эту ошибку прямо сейчас!» — с наигранной веселостью предложил он. Похоже, ему казалось, что это лучший выход из сложившейся ситуации. Он начал быстро раздеваться: скинул рубашку, майку и, запутавшись в штанах, упал рядом со мной. Он стал целовать и ласкать меня, весь дыша нетерпением голодного самца, дорвавшегося до сладкого после длительного воздержания. Мне стало не по себе, я отвернула лицо, и мои глаза вдруг встретились с глазами Александро: два ярких солнца, изображенных на стене, словно следили за всем происходящим. Я не могла, просто была не в состоянии заниматься любовью с мужем в его присутствии. Он был везде, куда бы я ни повернула голову. У меня было ощущение, что меня насилуют прямо в его присутствии, и, как и подобает в таких случаях, я стала бешено сопротивляться. Муж просто опешил. Я помню его окровавленное лицо. Боже, хорошо, что я не выцарапала тогда ему глаза… Стоит ли удивляться, что теперь я здесь?

Как я ненавижу этих людей, как мне противны их визиты! Они недобрые, хотя все время улыбаются. Я давно поняла, что они охотятся за ним. Сначала они пытались выведать, куда он мог уйти. Теперь же они хотят внушить мне, что его вовсе не было, что это лишь плод моего воображения, связанный с сексуальной неудовлетворенностью и нервным расстройством. Я понимаю, что влипла в какую-то очень серьезную историю, в которой Александро является главной фигурой. Теперь я уверена, что он вовсе не врал тогда про свою планету, именно поэтому эти мерзкие люди и пытаются его найти. Я буду стараться сделать все, чтобы им помешать. Если они найдут его, то непременно убьют, я вижу это по их глазам. Я им сказала, что Александро улетел так высоко, что им никогда до него не дотянуться. Я ведь сумасшедшая, мне можно такое говорить.

Однажды мы гуляли с ним по парку и я сказала:

— Смотри, как много птиц, жаль, что они здесь не поют по вечерам. — Он улыбнулся и сказал, что это можно исправить.

— Давай попробуй, — съехидничала я. И он, словно играющий ребенок, начал присвистывая, вприпрыжку бегать между деревьями, смешно размахивая руками. Я не знаю, что произошло, но птицы устроили настоящий концерт. Когда я спросила, как это ему удалось, он просто ответил:

— Договорился.

* * *

На стареньком магнитофоне, стоящем на краю кухонного стола, сработал автостоп.

— Как быстро летит время… — с грустной улыбкой произнес сухощавый старик, обращаясь к цветущему мужчине средних лет. — Когда эта кассета попала в мои руки, я был молод и красив, как ты.

— Тебе не пора принять лекарство, отец?

— Погоди. Что ты скажешь об этой записи? Впечатлило?

— Если честно, я не понимаю, почему яд на него не подействовал.

— Наверное, он договорился.

— С ядом?

— Нет, с вином, и оно его обезвредило. Ведь умел же он договариваться с птицами.

— Отец, с годами ты все больше и больше становишься сентиментальным сказочником.

— Я когда-нибудь бросал слова на ветер? — немного раздраженно произнес Джо.

— Ну прости, пожалуйста, я вовсе не хотел тебя обидеть.

— Этот Александро был такой необычный, думаю, он вполне мог сделать то, о чем я сказал.

— Обезвредить отравленное вино?

— Да… Ты ведь знаешь, где я работал. Мне приходилось напрямую сталкиваться с подобными явлениями.

— Ты раньше никогда об этом не рассказывал.

— Раньше я был моложе и осторожнее. Ладно слушай… Наш отдел тогда входил в состав группы по изучению паранормальных способностей одного индийского йога, который кроме всего прочего без каких-либо последствий умудрялся пить раствор синильной кислоты.

— Но ведь это же сильнейший яд!

— Вот именно.

— И как же он это делал?

— Он каким-то образом заставлял воду обезвреживать эту отраву. — Скептическая улыбка на лице Ричарда нисколько не смутила старика, и Джо продолжал: —У нас имелось много информации о том, что обычная вода — это не вещество, а существо, но тогда мы в этом совершенно убедились. Под воздействием дьявольского взгляда этого йога она почти мгновенно разлагала синильную кислоту на углекислый газ, воду и азот.

— Формула синильной кислоты HCN… Теоретически это возможно, но практически…

— Можешь не сомневаться, — перебил его Джо. — Наш лаборант все дотошно фиксировал. Углекислый газ, вода и азот! Так что даже экология не загрязнялась, просто атмосфера пополнялась своими обычными составляющими.

— Вот здорово! А что говорил об этом сам йог?

— Он сказал, что они с водой — друзья, и он просто ее просил ему помочь.

— Интересно…

— Еще и как! Но ведь на кассете было еще куда более интересное. Разве ты не заметил?

— Ты имеешь в виду сказки этого Александро?

— Напрасно ты так, это вовсе не сказки.

— Ты же знаешь, я не верю в инопланетян.

— Но в данном случае этот ее Александро говорил правду, — уверенно произнес Джо.

— И он что, был пришельцем?

— Верно, пришельцем из другого мира… — На какое-то мгновенье старик погрузился в свои воспоминания. — Мне теперь стыдно признаться, но я был одним из тех, кого так ненавидела Элеонора и чьи визиты были ей так неприятны.

— Ее звали Элеонора?

— Элеонора Рассел. Я был одним из тех, кто ее допрашивал, такая у меня тогда была работа. Нам было поручено выяснить, куда мог деваться Александро. Когда он от нее ушел, то буквально растворился, просто как в воду канул. Вот такие дела…

— Я вижу, ты мне о чем-то хочешь рассказать, отец, но что-то тебя останавливает.

— Что меня теперь может останавливать? — с горькой усмешкой произнес старик. — Лекарства от онкологии еще не придумали, а уносить в могилу секреты, за которые тебе всю жизнь было стыдно, — значит, умереть трусом, а я этого не желаю. — Джо хрипло откашлялся и продолжал: — В середине тридцать пятого года появилась идея проверить коммунистические идеи на практике. В Америке зверствовал затянувшийся кризис, а экономика СССР развивалась такими быстрыми темпами, что это не могло не вызывать беспокойства в правительственных кругах. Трудно было предположить, чем закончится противостояние двух крупных политических систем. Было принято решение немного забежать вперед, так сказать, заглянуть в будущее.

— Каким это образом?

— На отдельной территории была воссоздана инфраструктура небольшого советского городка. Построены дома с типовыми квартирами, небольшие предприятия по производству стройматериалов, различной техники, бытового ширпотреба, ну, словом, всего необходимого для нормальной жизни. Территорию вокруг приспособили под сельскохозяйственные угодья.

— Ничего себе идейка! Почему я впервые об этом слышу?

— Говорю же, это был секретный эксперимент.

— Оригинально! А где же набрали людей для проживания там? Заключенных, что ли, согнали?

— Зачем? Это были годы великой депрессии, так что желающих вполне хватало. Многие едва сводили концы с концами и поэтому с удовольствием подписывали контракты: переселялись и поодиночке, и целыми семьями. Официально сообщалось, что они уезжают на заработки в поисках лучшей жизни. Кандидатов набирали в основном из свежих эмигрантов или из тех, у кого не было близких родственников.

— И что, на новом месте у них были хорошие заработки?

— Ты рассуждаешь, как типичный американец. В том-то и вся фишка, что у них там не было денег. Ведь именно это и грозились в недалеком будущем сделать коммунисты. Я же говорю, что это был эксперимент, решили посмотреть, что из всего этого может получиться.

— И что же получилось?

— Ты кассету слушал? — удивленно выгнул брови Джо.

— Постой-постой! Я, кажется, догадался: этот Александро и был одним из тех переселенцев.

— Не он, а его родители.

— И чем же все это закончилось?

— Результаты эксперимента были засекречены, но о них, как я сказал, можно судить по этой кассете. Мне лишь известно, что вся территория ушла под воду, как нам было объявлено, в результате аварии на шлюзах. Короче, все погибли.

— Это что, был какой-то остров?

— Типа того. Дай-ка лекарство, что-то мне нехорошо.

— Прости, отец, я вижу, тебе тяжело об этом вспоминать.

— Да все нормально, — сказал Джо, запивая таблетку остывшим чаем. — Александро был единственным, кому удалось спастись. Поэтому его и искали спецслужбы.

— Как же ему это удалось?

— Семь человек, среди которых находился и он, были взяты для прохождения тестирования у психиатров в одной из здешних клиник. Думаю, он просто сбежал.

— На какой предмет их, интересно, тестировали?

— Видимо, хотели посмотреть, как меняется психика человека в новых условиях обитания, — ответил с усмешкой Джо.

— Людей жалко… Ты думаешь, что там действительно произошла авария на шлюзах?

— Маловероятно. Скорее результаты этого эксперимента кого-то очень напугали. Не зря сразу после этого вялотекущая холодная война с Россией была подогрета гонкой вооружений. Думаю, ее навязали, чтобы подорвать экономику русских и помешать осуществлению их программы.

— Получилось?

— Надо полагать, да.

— А откуда у тебя эта кассета?

— Когда Элеонору переводили в другую клинику, ей ничего не позволили взять с собой. Магнитофон вернули мужу, а одну кассету я просто сунул в карман. Я даже не догадывался, что там окажется эта запись. Мне просто захотелось дома послушать Первый концерт Чайковского, который я очень любил… Кстати, этого Александро так и не удалось найти.

— А Элеонора?

— И об ее дальнейшей судьбе мне тоже ничего не известно.

— Грустная история.

— Знаешь, — задумчиво произнес старик. — Ты перепиши эту кассету на какой-нибудь современный носитель. Пусть в мире живет сказка, пусть люди знают, что их жизнь — это не единственный и, наверное, далеко не самый лучший способ человеческого существования.

Алекс Громов, Ольга Шатохина

Ночь перед контактом

Корнелий Магнус

Спасатель галактики

I

— Только один раз! Наш избавитель сразится с иноземным послом-драконом, требующим самых красивых мужчин!

Весь центр столицы был увешан красочными голографическими афишами. На них полуодетый Спасатель в ярких обтягивающих лосинах напрягал накачанные мышцы, принимая выигрышные для съемок и зрителей позы, подчеркивающие кубики живота, и темпераментно, но регулярно при этом размахивая мечом с пламенеющим лезвием.

Возле почти каждой из таких афиш стояли небольшие стайки женщин. Нечасто даже в столице, где все споры решаются в судах, а возмездием за оскорбления и поруганную честь занимаются адвокаты, увидишь настоящего, а не сценического (!) мужчину, да еще с мечом.

Посол-дракон неизвестно как в жизни, но на афише выглядел непрезентабельно, покрытый густой рыжей шерстью и с поникшими морщинистыми фиолетовыми крыльями. Хотя глаза с пылающими зрачками подчеркивали неудержимый темперамент и потенцию к обладанию.

Взгляд у посла-дракона был недобрый, оценочный, и поэтому поневоле становилось жаль тех самых мужчин, которые ему должны были достаться. Всего — триста со всей планеты, из которых одиннадцать — из столицы. Вроде, так повелось еще со времен Первого Заселения, когда из глубин Космоса прямо на строившиеся кварталы первого города вынырнули корабли с драконами на бортах.

II

Самих драконов из простых жителей никто никогда не видел — видимо, они брезговали или просто не желали спускаться на планету, но один раз в космическое десятилетие проводились выборы тех мужчин, которые должны были стать их слугами, воинами. Или пищей? Кто знает…

Быть мальчиком на планете означало риск однажды навсегда оказаться вдалеке от родного дома — если на тебя падет тот самый выбор. Говорили, что были смельчаки, которые рисковали бросить вызов драконам (что, видимо, для них считалось чем-то вроде развлечения), но, похоже, так и не смогли (вернее, об этом никто никогда не слышал) их одолеть. Пришлось ждать Спасателя — когда настанет пора, и он спустится на планету и спасет ее.

И вот настала пора решающего боя с драконами: они прислали, наверное, своего лучшего бойца, который исполнял обязанности и посла.

Это и понятно — в дальних и нецентральных мирах посол (как предводитель, старший по рангу, вожак пришлой стаи) должен уметь постоять за себя и свою свиту, за право свой державы, границы и получаемые дани.

III

Поединок по старинной традиции должен был состояться ровно в полдень в специально отведенном месте, уединенном и огражденном, без толп любопытствующих и лишних свидетелей. На афишах мелкой бегущей строкой упоминались лишь секунданты, обеспечивающие порядок и незыблемость условий проведения схватки. И, наверное, победы. Честной и бесспорной. Дающей право драконам (или тем, кто за ними стоит) и людям на сбор живой дани. Или свободу от него. Жизнь или смерть.

Вечером того же дня, до заката, повсюду на площадях должны были быть размещены говорящие афиши, вещающие о поединке, его исходе и победителе и наглядно демонстрирующие его изображение.

Таков сложившийся ритуал. Может быть, существующий именно для того, чтобы у кого-то была хоть маленькая надежда на лучшее. У людей или драконов?

Вся Вселенная функционирует по строгим законам, но даже их всеохватность не исключает шанса на победу — с кем бы ты ни сражался.

IV

Спасатель обычно прибывает на планету в сопровождении небольшой свиты. Как правило, среди свиты седовласый дедушка, еще крепкий на вид, здоровенный парень — с почти детской улыбкой и поведением недотепы, о котором кто-то должен постоянно заботиться, и миловидная девушка, заботящаяся о том, чтобы Спасатель везде успел. В том числе сняться в нескольких роликах, среди которых, опять же по старинной традиции, есть и благотворительные — в пользу пострадавших от очередного наводнения, пожара и прочих стихийных бедствий. Увы, неизбежных.

В галактике — только один Спасатель, он же — лучший из лучших. Его ждут повсюду, он должен везде успеть. И его команда должна это обеспечить.

Каждый из них нужен и играет в команде свою роль, создавая свиту Спасателя, его команду. Ведь помимо планетарных владык, будь то наследственных, военных или выбранных, множество обычных людей надеется встретиться со Спасателем и изложить ему свои просьбы о помощи. И это вовсе неправильно, если местные планетарные силы безопасности будут арестовывать всех, кто попытается прорваться к Спасателю. В том числе для этого существует и его команда, игроки которой могут и должны выслушать и… может, обещать, что в следующий раз Спасатель наверняка решит эту проблему.

V

Команда Спасателя галактики занималась своим привычным делом. Рубаха-парень перехватывал рвущихся к Спасателю страждущих, в основном подростков, и давал им советы, как нужно начать жить, «чтобы у тебя был шанс стать Спасателем». Мудрый дед решал организационные вопросы с местными властями и их настойчивыми женами, жаждущими пригласить Спасателя на специально устроенный в его честь бал или другое не менее важное торжественное мероприятие.

А девушка, закончив разбирать юридические документы, с заключением которых неизбежно связан любой визит Спасателя на любую планету, пошла переодеваться.

Скромное платье сменили легкие, но сверхпрочные хитоновые доспехи, шляпку с чуть игривым пером — шлем. Осталось только взять щит и меч, который был вовсе не похож на тот огромный пламенеющий клинок, переливающийся на афишах поединка. Но и не только меч — и многое другое было вовсе не таким, как об этом рассказывалось миллионам простых планетных жителей.

VI

Она вспомнила, как однажды на улице далекого отсюда мира рискнула своей жизнью и защитила незнакомую женщину от кучки пьяных негодяев.

Один из них ударил ее ножом в плечо (метил в горло!), и пришлось обращаться в местную лечебницу, где ее через несколько часов разыскала незнакомая женщина, без всяких предисловий предложившая начать жизнь заново. Рискуя собой на множестве миров. Без криминала и секс-услуг.

Терять было нечего, и после полученного согласия она, лишь на несколько минут заскочив домой, отправилась на небольшом кораблике в бездны Космоса. Помимо той женщины их было семеро. Больше она их никогда не видела…

VII

Потом была школа Спасателя. Здесь готовили членов команды сразу для нескольких галактик. К тому же помимо основного Спасателя и его свиты всегда должен быть готов выступить «запасной спасательский комплект», чтобы заменить по той или иной причине утраченный основной состав команды Спасателя (что не разглашается).

После завершения суровых финальных испытаний ее позвали на прогулку и сказали, что она годится быть настоящим Спасателем.

— Для начала ты должна подписать документ, что нигде никогда и никому не сообщишь и даже не намекнешь, что ты — Спасатель галактики.

— А сам официальный Спасатель галактики?

— Не волнуйся, этот-то надувной себялюбивый герой ни за что не проболтается!

VIII

Теперь ей предстоял смертельный бой с послом-драконом. Из семи боев, сражаясь за Спасателя галактики, она вышла победительницей. А сам разрекламированный Спасатель закрылся в одной из комнат предоставленной его команде резиденции — никто из чужих не должен его сейчас видеть. Для всех — герой, Спасатель галактики ушел на схватку, совершать очередной подвиг.

Когда она только согласилась выполнять работу Спасателя, все же задала вопрос:

— Зачем выполнять благородную миссию и врать при этом?

— Таковы миры и их обитатели. Герой-избавитель от чудовищного зла должен выглядеть на все сто! Безупречно! Тогда и только тогда совершенный подвиг оценят по достоинству. Посмотрите на него! Это же сокровище! И он рисковал жизнью ради нас в смертельной схватке! Ваши аплодисменты!

— Но почему тогда они сами не сражаются?

— Да, были попытки таких привлечь. Но не то чтобы все из них, но слишком многие боятся хотя бы чуть-чуть подпортить свою драгоценную шкуру.

А если герой при всех убежит от врага во время поединка? В кого тогда будут все верить?..

Алекс Громов

Вселенская гуманизация

Утром в дверь Тамары Изабелловны Грымули позвонили. Надеясь на очередные/внеочередные социальные блага от администрации планеты Земля она пошла ко входу в жилище. Ведь Тамара Изабелловна три года назад голосовала за упомянутую администрацию, а не альтернативного кандидата Чужого, и поэтому галактический поп-корн и артурианские трюфели (пусть и даже слегка подсохшие за пару-тройку столетий) — ее законные.

Распахнув дверь (грабежей можно было уже не бояться, с этим было покончено еще в прошлом столетии, когда ограбили всех и всё, что можно было ограбить) женщина увидела трех незнакомых, почти гуманоидных (по общему числу руконог) существа, облаченных в костюмы. Ну, те самые, в которых обычно ходят на похороны по просьбам межгалактических/аборигенских профсоюзов. Скромно и без претензий. Стоящий в середине плюгавенький (оценочное, личное Грымули мнение) мужичок-хамелеончик завел свою песню.

— Уважаемая Тамара Изабелловна! Вы ли это?

— Я-то по жизни она, а вы-то кто и откедова свалились? И с чем?

— Незваный инопланетянин хуже родного аборигена, как у вас говорят. Поэтому хотя и прибыли мы издалека, но, как и положено, — тут у хамелеончика нижняя челюсть отъехала вниз, продемонстрировав шесть рядов не слишком ухоженных зубов и клыков, — с радостной вестью.

— Неужто Марь Иванна померла, и теперича мене та квартирка досталась-таки?

— Нет, лучше, больше, необъятнее! Зачем такой роскошной леди как вы, — хамелончик телодвижением намекнул на истинный сексуальный интерес, — какая-то халупа на дальней-предальней окраине Вселенной?

И троица костюмов, так и не приглашенная Грымули в квартиру, дружно развела руками-лапами, повсеместно касаясь пола, тусклой лампочки, соседских дверей, перил и даже извечных окурков дешевых сигарет «Твоя галактика» (которых три дня раздавали после Контакта и два дня — после снятия оккупации звездной империи № 9).

Тамара Изабелловна, поняв, что Марья Ивановна всё же жива, насторожилась и сурово спросила, как бы намереваясь захлопнуть входную дверь:

— А вы, небось со своими упизметрами пришли? Типа, по дешевке машинку времени? У меня самой таким добром вся кухня забита! Пошли вон к соседям! Прогрессоры фиговы!

Тут наступила пора новой арии срединного мужичка-хомяка:

— Вы получили квартиру! Большую! Ближе к Центру Вселенной! Пора въезжать! Эксплуатировать!

— Ага! Моментальная звездная лотерея! Документы на квартиру быстро показали! Тогда и в дверь пущу!

Трое костюмных существ засуетились, распахнули дипломат-трансформер и вынули голограмму квартиры с прикрепленной голо-печатью.

Яркими галлюциногенными буквами по краю вилась и мерцала надпись. «Трешка. Не очень габаритная. Созвездие Большой Бяки. Звездная система Пыхлево. Планета № 45859. Индустриальный район „Новое Звездное Бруттово“».

— Берите же документу — почти вежливо произнес средний и протянул Грымули голограмму.

Крепко через порог ухватив ее за концы, Тамара Изабелловна расчувствовалась (что с ней было редко) и пустила вроде долгожданных гостей в жилище. Заходить внутрь него им пришлось по одному, левым и правым боком.

— Чайку будете? В придачу, гости дорогие, баранками угощу!

И достала две чашки — себе и главному. Тому, что голограмму ей протянул. На обеденный кухонный стол, торжественно при гостях была постелена скатерть и выложены четыре — по числу участников предстоящего пиршества — баранки. Но намечающийся праздничный пир всё же не состоялся. Тамара Изабелловна полезла в сервант за родным яблочным вареньем пятого (по давности) года сбора, и вымолвила заветное:

— Хорошо-так как! Буду Большую Бяку сдавать!

Старая и жизнью не обогретая, а название с ходу запомнила!..

— А здесь жить буду, и может, на саму Бетельгейзе на курорт съежу, — продолжала она.

Главный из торжественной троицы аккуратно опустил баранку на стол и, вроде как прокашлявшись, душевно произнес:

— Вы, конечно, Тамара Изабелловна, извините, что прерываю вас, но не выйдет.

— Это как почему? Почему меня на Бетельгейзе на курорт не пустят? Что я злобный политик какой или менеджер с Большой дороги?

— Да нет, туда вас может и пустят. А вот насчет того, что жить здесь, а Большую Бяку сдавать — ну никак невозможно.

— Хочу — сдаю!

— Нету у вас теперь этой квартиры, а есть лишь Большая Бяка.

— Это почему? — На этот раз Тамара Изабелловна с трудом удержалась от того, чтобы ударить этого старшего-главного по как бы голове как бы чайником. Тот уже давно отслужил свое, но все равно было жалко выкинуть.

— Получив квартиру в Большой Бяке, что подтверждено отпечатками ваших пальцев на официальной голограмме, вы реализовали свое необъемлемое право на жилье в цивилизованной части Вселенной.

— Ну и что? А вторая квартира моя куда?

— В фонд «Прибытие», благоустраивающий новых звездных поселенцев.

— Это как? — На этот раз Тамара Изабелловна инстинктивно или просто по привычке показала зубы. Но клыков — к счастью — там все же не было.

— Вселенная пока еще не вся обустроена и освоена. И поэтому — пока — каждый из граждан галактики, официально не включенных в элиту, имеет право на одно жилье. Получив новое жилье, он сдает старое. И, еще один подарок — он получает пятидесятипроцентную скидку на переезд на новое жилье! И — целых два входных половичка бесплатно!

Тамара Изабелловна в голос завыла.

— Не волнуйтесь! — заботливо произнес главный мужичок. — Лучше съешьте баранку, а то ее перевозка через полвселенной влетит вам в копеечку.

— Гы гы гы гы гы — по-прежнему гундосила Грымули.

— Да не волнуйтесь вы так! Настанет время и с Большой Бяки тоже начнут переселять! Кто знает, где вы еще окажетесь?

Арти Д. Александер, А. Санти

Метод очистки

— Как бы нам очистить эту планету подешевле? Надувной танк и прочее — все же оружие, хоть и экономичное, но уборка планеты даже с самым дешевым оружием производится за наш счет, и не так просто, как все кажется, а с некоторыми потерями с нашей стороны. Нам бы что-нибудь поэффективней…

Приятное лицезрение меняющих цвет стен недавно построенного просторного зала нисколько не отвлекало присутствующих от делового настроя, скорее, наоборот. Сотни лет на боевом посту придавали сил и решимости никогда не отступать и без колебаний побеждать. Президентское кресло не достается даром, и как никто другой он это знал и с чувством великой гордости за эпоху и цивилизацию оправдывал честь своего мундира. Неурядицы в галактике случались, и нередко, однако и это не портило оптимистичного настроения — мало ли что случается в галактике… Тут он заметил еще одного желающего вставить слово и благосклонно кивнул.

— И погуманней, — пояснил Секретарь-Уполномоченный по Мирным Переговорам. — А то в прошлом универсальном году у нас были проблемы из-за уборки планеты в районе Бета Икс. Там соседи были крайне неприличные, довели до крайности более процветающих, культурных и высокообразованных. И культурные, и высокообразованные по этой причине едва не вымерли. Все сами пытались урегулировать. Возможно, даже искали компромиссы всякие. Очень долго терпели и к нам за помощью лишь в последний момент обратились. Мы им даже скидку сделали из сочувствия. Такой ад там соседи по планете устроили…

— Да-да. Помню эту скандальную историю. Миротворцы нас за негуманность тогда прижали жестко, едва лицензию не отобрали. Так что теперь будем предельно осторожны.

— А может, объявим конкурс галактик на лучшую уборку?

— Или лучше вселенскую премию…

— Точно.

Многие в зале активно закивали. Было заметно, что эта идея большинству интеллектуалов сразу понравилась, причем намного больше выставленной в обсуждение темы очистки, и она могла получить множественное и творческое развитие, учитывая размеры вселенной. Уловив мечтательное состояние душ, ищущих работы по призванию, а не по обязанности или долгу перед галактиками, Секретарь требовательно постучал по столу, возвращая всех к изначальной теме. Президент, услышав стук, приоткрыл один глаз и, не увидев ничего нового, закрыл снова. Смотреть было не обязательно. Его преследовало странное чувство дежавю, словно все это уже происходило, и не раз, повторялось одно и то же, просто менялись голоса и персонажи.

* * *

Шла вторая неделя переговоров…

— Как хотите. Все равно ничего дешевле надувного танка не найдете. — Как бывший военный и ветеран всяческих локальных распрей, Президент разочарованно махнул рукой на нерешительных и вялых, по его мнению, выступающих. Он всегда мыслил четко и прямолинейно, как крейсер, получивший боевое задание. Закрыв глаза и предоставив собравшимся пока разбираться самим в данном скучном деле, он, не теряя бдительности, не покидая зала и сохраняя строгое выражение лица, просто предался размышлениям о более славных и героических временах.

— А мы все же рискнем и попытаемся.

— Самый дешевый метод очистки — это не просто оружие подешевле. Это когда сам способ осуществляется за их счет, то есть уборка за счет убираемых.

— Это как?

— Очень просто.

— А, кажется, догадываюсь. Это как на Альфе. Бюджет был очень скудный. Надо было как-то выкручиваться. Мы продали им оружие. Правда, очень устаревшее, которое было давно списано и тоже подлежало ликвидации. Понятно, что и эта процедура не бесплатная. Вот и лежало оно мертвым грузом несколько веков на галактических складах. Еще полвека назад прошел последний срок, указанный Миротворцами, когда его было предписано ликвидировать. Но ликвидация — это лишние траты, и мы нашли покупателей, которые не только ничего не знали, но и сами были ненужными в галактике. Мы им этот хлам сбагрили, и они сами в течение нескольких лет себя уничтожили. И нам хорошо, и заказчикам, и склады очищены от хлама. И при этом все согласно правилам, осознанно и добровольно, так что никакие Миротворцы не засудят.

— То, что вы говорите, возможно, очень интересно, но это уже прошлый век. А я предлагаю вам совершенно новую технологию, и никакие Миротворцы не придерутся. Все законно и красиво. Кроме всего прочего, за этот способ вам тоже будут приплачивать сами уничтожаемые. Так будут приплачивать, что вы даже начнете молиться, чтобы они не слишком быстро уничтожились. Гарантирую, вам понравится.

* * *

Спустя несколько лет, из отчета Миротворцев.

— Мы уже два раза проверяли правомерность действий на данной планете. И не нашли никаких нарушений. Все происходило на добровольной основе, жители планеты были оповещены. Все соответственно промаркировано и населению было разъяснено. Никакого насилия не применялось.

— Вот видите, я вам то же самое раньше говорил. Никаких проблем и никакого оружия.

— Вы просто гений. Мы были уверены, что обязательное оповещение и разъяснение населению, которое обезопасит нас от санкций Миротворцев, сделает ваш метод бесполезным. Но этого не произошло, образовались такие очереди, и возникли новая мода и целая культура потребления… Деньги потекли даже не рекой, а мощным потоком. Мы действительно стали опасаться, что уничтожаемые слишком быстро очистятся. Мы уменьшили дозы. Но тогда хитрое население требовало все больше и больше поставок. Из опасений мы стали оповещать все, даже каждую мелочь длинным списком всех опасных элементов. Не помогло.

— Не могли бы вы изобрести что-нибудь еще? Учитывая наши пожелания…

— И у нас еще остались склады того, что не успели раскупить и использовать жители той планеты, прежде чем уничтожились. Что нам делать с этой генно-модифицированной продукцией, химическими красителями, добавками и усилителями вкуса?

* * *

— Первый этап закончен, нижние этажи вселенной очищены. Пора приступать к так называемым верхним. Единственное, что я позволил себе оставить, — это маленькое исключение, так сказать, на память о цивилизации: кактус. Я назвал его «огненный цветок» восхитительного цвета и формы. Я, видите ли, истинный коллекционер ценностей. И как хорошо вы придумали этот новый проект — не то, что в прошлый раз. Просто гениально: очистка руками самих очищаемых. И в результате вот она, совершенно чистенькая и готовая к новому заселению вселенная! — И многочисленные нейроны говорящего раздулись от гордости и засияли.

* * *

— Что-то мне нехорошо. Я, пожалуй, вас ненадолго покину. Наверно, переработался — так долго без отпуска. Пора ехать на теплые моря под пальмами погреть натруженные в офисе щупальца.

Откуда бедняге было знать, что галактические ветра давно разнесли модифицированные споры и пыль далеко за пределы заказанной планеты? И бренды с красивыми и привлекательными надписями «эко» давно уже сравнялись по спецэффектам с теми, что распродавались для очистки.

— А нам это не опасно?

— Абсолютно не опасно. Мы, так сказать, на вершине этой пирамиды, мы гуманные и цивилизованные, мы — ее верхние этажи.

Сейед Нассер Табаи

Круги на воде

(Из цикла «Путешествия и лекции профессора Искандара»)

Точка пространственно-временной сети № 645085.

Фаза перехода № 86634

Планета Земля. Год местного исчисления 1920. Место расположения — берег Каспийского моря. Порт Гилян.

Время перемен, революции и мятежей.

Здесь меняется мир — пришельцы из советской России создают на древней иранской земле новую республику.

— Итак, курсанты, сегодня мы рассмотрим примечательный и яркий момент из истории планеты Земля. Речь пойдет о Гилянской республике, существовавшей на территории Персии с июня 1920 по сентябрь 1921 года. Необычность ситуации заключалась в том, что эта республика была провозглашена местными повстанцами при поддержке из соседней Советской России, где в свою очередь события развивались пока еще очень бурно.

— Пока еще?.. — негромко переспросил кто-то в аудитории, но лектор услышал и с легкой иронией прокомментировал:

— Тем, кто в прошлом семестре счел возможным сдать и сразу забыть общую историю Земли, хотя я не раз предупреждал, что она еще понадобится, напоминаю: незадолго перед тем в Российской империи произошла революция 1917 года. И печально известная Гражданская война, разразившаяся вскоре после нее, в 1920 году еще не закончилась.

1

У каждого конфликта есть своя цена, но обычно она становится известной уже после того, как конфликт начался. Поэтому вступая в конфликт, необходимо минимизировать потери и не отвечать за всех участников конфликта.

В апреле 1920 года находившаяся в Баку белая Каспийская флотилия под натиском наступающей Красной армии перебазировалась в персидский порт Энзели (городе на севере Ирана в провинции Гилян), находившийся под контролем англичан. В порту встали на якоре 29 судов. Чтобы отобрать их у белогвардейцев, военспецы под командованием Федора Раскольникова и Серго Орджоникидзе разработали план, следуя которому 17 мая 1920 года суда Волжско-Каспийской военной флотилии, погрузив две тысячи воинов, направились из Баку в Энзели.

Подойдя через несколько часов к городу, по радио предъявили англичанам ультиматум, требуя вывести войска и сдать имущество. Не дождавшись ответа, высадили десант, который взял под контроль шоссе, ведущее в город. После этого ультиматум 18 мая был принят, англичане и белогвардейцы вышли из города, а 23 корабля и 4 гидросамолета были возвращены на родину и включены в состав Рабоче-крестьянского Красного Флота.

Вечером 19 мая 1920 года в Энзели был организован митинг для местного населения, и военком десантных отрядов Б. Л. Абуков произнес речь (переведенную одновременно на фарси), в которой сказал, что большевики пришли сюда за своим имуществом (пароходами и орудиями), уведенными белогвардейцами, и по приглашению персидского революционного вождя Мирзы Кучек-хана чтобы совместными усилиями прогнать англичан. Но вряд ли тогда у прибывших большевиков была достигнута полная договоренность с «персидским революционным вождем», ибо в тот же день Абуков написал следующее послание: «Дорогой товарищ Мирза Кучек-хан! Советской России давно известно о твоих подвигах в деле освобождения некогда великого и могущественного персидского народа от английского ига и предавшего за английское золото свою родину шахского правительства… Мы считаем своим долгом поставить тебя в известность о целях нашего прихода в Энзели. Мы пришли сюда не в качестве завоевателей и не для того, чтобы вместо английского ярма наложить на исстрадавшуюся Персию новое русское ярмо… Но от многих твоих сторонников с момента нашего прибытия в Энзели нам приходилось слышать, что наше дальнейшее присутствие здесь необходимо, ибо с нашим уходом опять установится здесь ненавистная и для нас и для вас английская власть. Это послужило поводом для того, чтобы написать тебе письмо и узнать твое мнение, ибо для Советской России только твое мнение по данному вопросу может иметь решающее значение. Мы готовы всеми силами помочь персидскому народу избавиться от английского ига. Если наша помощь нужна тебе, то ты должен со своей стороны связаться с нами. Было бы очень желательно лично повидаться с тобой, обо всем подробно переговорить и условиться о дальнейшей совместной работе…»

2

В любом конфликте, помимо боевой техники и вооруженных профессионалов, нужны те, кого назовут героями. Те, кто станет символами. Особенно после того, как конфликт закончится, и о том, как и что тогда происходило, начнут спорить те, не имел к нему ни малейшего отношения.

Выбор места — города Энзели — для советской акции был неслучаен. Еще до начала Первой мировой войны в провинции Гилян действовали отряды дженгелийцев, восставшие против правящей династии Каджаров. «Дженгель» по-персидски означает «лес». Повстанцы под командованием Мирзы Кучек-хана скрывались в густых лесах на севере Персии.

Мирза Кучек был сыном мелкого гилянского чиновника, он с юных лет примкнул к революционному движению. В 1909 году он принял участие в походе федаев на Казвин. Один из ближайших его сподвижников Эхсанулла говорил, что тот «никогда за всю свою революционную деятельность не занимался грабежами, подобно многим другим, и не брал себе ни одной копейки». Эсханула не раз подчеркивал безупречную честность Кучека, который искренне желал возродить былое величие и независимость Персии.

Английский генерал Денстервилль, возглавлявший одно время боевые действия против дженгелийцев, называл Кучека «персидским Гарибальди». Британец подчеркивал, что этот противник показался ему «честным и добросовестным идеалистом», преданно любящим свою родину. «Его программа действий, — писал Денстервилль, — вполне совпадала как с образом мыслей серьезных демократов, так и с вожделениями темных беспокойных элементов, искавших случая пограбить. У него были сочувствующие и в верхах; Казвин, Хамадан и другие города были полны его агентами. Его считали спасителем Персии, который выгонит иностранцев и вернет стране ее прежний „золотой век“».

О Кучук-хане ходили всякие легенды. Так в одной из них рассказывалось, что однажды ему дервиш принес перстень, сказал «Это тебе, защитник угнетенных». У перстня, была длинная история — когда-то он принадлежал одному из европейских владык, погибшему во время сражения на Востоке.

Вставленная в перстень бирюза обладала целебными свойствами. Недаром в восточных преданиях указывается, что бирюзу можно найти после бури, дойдя до конца радуги, того самого места, где она уходит в землю. Среди чудес связанных с бирюзой — чудо изменения цвета. Один из римских пап, призывая рыцарей отправиться в поход, коснулся руками большого, отделанного бирюзой наперсного креста, промолвил — «Он потемнел!». Это и было воспринято знаком свыше.

Перстень с бирюзой оказался на персидской земле, а потом стал добычей вождя народного восстания Степана Разина. 24 апреля 1671 года зажиточные казаки при участии казачьих старшин захватили его в плен. Через несколько дней Разин и его младший брат Фрол были переданы царским посланцам (стольнику Григорию Косогову и дьяку Андрею Богданову). 2 июня 1671 года Разины под сильной охраной были доставлены в столицу, где началась следствие. Разина, неоднократно подвергнутого пыткам, допрашивали не только о совершенных им злодеяниях против царя, государевых людей, но и зарытых им богатых кладах. 6 июня 1671 года Степан Разин был четвертован на Болотной площади. Его брат Фрол, обещавший найти разинские клады, но так и не сумевший это сделать, быть казнен через пять лет. Клады так и не найдены до сих пор. И вот спустя почти полтора века тот самый перстень появился вновь…

Осенью 1915 года Кучек собрал партизанский отряд и увел его в непроходимые гилянские леса, где до повстанцев не могли добраться шахские войска. А когда в соседней России произошла революция, Кучек-хану и возглавляемому им комитету удалось распространить свою неофициальную власть не только на Гилян, но и на Мазендеран, часть Персидского Азербайджана, Хорасана и Астрабадской провинции. Там даже начала выходить газета «Дженгель». Под командованием Кучек-хана находилось более трех тысяч воинов.

Однако после жестоких боев англичане заняли Решт, и в августе 1918 года Кучек был вынужден подписать с ними мирное соглашение. А через полгода, весной 1919 года шахские казаки под командованием полковника В. Д. Старосельского предприняли широкое наступление на повстанцев. Понеся в боях тяжелые потери, Кучек-хан со своим отрядом был вынужден отступить в горы.

Но вскоре ему удалось установить контакты с Москвой, предложив большевикам сотрудничество. 15 мая 1920 года секретный сотрудник информотдела при штабе командующего Ленкоранским боеучастком флотилии С. Афонин, 30-летний чернорабочий из Энзели, получил приказ отправиться в Персию и передать Кучек-хану «письмо от Советской России и вознаграждение — орден Красного Знамени».

3

При любом вмешательстве извне нужно так или иначе выстраивать отношения с местным населением. В первой фазе обычно делается упор на общие благие цели и имеющиеся совместные перспективы. Называется враг, против которого нужно объединить усилия …

23 мая 1920 года возле захваченного красноармейцами Энзели на пароходе «Курск» прошли секретные переговоры Раскольникова и Орджоникидзе с Кучек-ханом, о результатах которых сообщили в Москву.

Через день на заседании Политбюро ЦК РКП(б), одобрив «в общем политику Комиссариата иностранных дел, предполагающего оказывать поддержку освободительному движению народов Востока», было принято хитроумное решение, де-факто снимающее с РСФСР ответственность за вмешательство в персидские дела: «Вменить в обязанность т. Раскольникову по оказании необходимой помощи Кучек-хану имуществом, инструкторами и прочим передать под власть последнего Энзели и другие пункты Персии, находящиеся в наших руках…»

Командующий Туркестанским фронтом Фрунзе, имея опыт взаимодействия с мусульманским населением на их территории при установлении большевистских порядков, в своей телеграмме, в майской телеграмме 1920 года, отправленной в Москву, подчеркивал негативное отношение к идея коммунизма на Среднем Востоке и писал о том, что нынешняя обстановка не способствует дружбе народов «на принципах интернационализма». Но процесс революционных преобразований в Гиляне уже шел своим ходом, отчасти копируя и российский послереволюционный опыт ноября 1917 года и соответствующую идеологию.

Раскольников получил от Троцкого следующую директиву: «1. Никакого военного вмешательства под русским флагом. Никаких русских экспедиционных корпусов. Всемерное подчеркивание нашего невмешательства с прямой ссылкой на требование Москвы убрать русские войска и красный флот из Энзели, дабы не вызывать подозрений в стремлении к захвату. 2. Оказать всемерное содействие Кучек-хану и вообще освободительному народному движению в Персии оружием, инструкторами, добровольцами, деньгами и прочим, сдав в руки Кучекхану занимаемую нами ныне территорию. 3. Если для успеха дальнейшей борьбы Кучек-хану необходимо участие военных судов, то оставить таковые под флагом Азербайджанской республики и оказывать от ее имени помощь Кучек-хану. 4. Тайно помочь поставить в Персии широкую советскую агитацию и организацию». Одновременно с Троцким, представитель другого наркомата, Лев Михайлович Карахан, заместитель народного комиссара по иностранным делам РСФСР, давал в телеграмме свои руководящие разъяснения Раскольникову: «Сейчас должна быть поставлена одна задача — объединение трудящихся и даже буржуазно-демократических элементов на национальной задаче изгнания англичан из Персии, борьбы против шахского правительства и за демократизацию. Борьба, естественно, должна вестись против англичан и против той части чиновничества и имущих классов, которые вместе с англичанами. Необходимо сплотить Кучек-хана, персидских коммунистов и другие демократические группы, которые за революционную борьбу против правительства и Англии. Мы не возражали бы против организации новой власти по типу Советской власти, причем государственно-административный аппарат был бы советским, но без нашего социального содержания, иначе преждевременно расстроились бы ряды, и внутренняя борьба ослабила бы задачу освобождения Персии от Англии».

В ночь с 4 на 5 июня было создано Временное республиканское правительство под председательством Кучек-хана, взявшего на себя также руководство военным ведомством. Он назначил и комиссаров из числа молодых прогрессивных деятелей Персии, так или иначе успевших проявить себя в процессе революционного движения. Правительство было наречено по советскому образцу — Советом народных комиссаров, и почти все члены этого Совнаркома, являлись уроженцами Гиляна. Среди них были местные купцы, богатые чиновники и даже помещики. Началась дипломатическая активность — официальную аккредитацию получили временный поверенный в делах РСФСР М. Исрафилов и военный агент Г. Пылаев. На их мандатах стояла подпись «по уполномочию Советского правительства командующий Российским и Азербайджанским Каспийским военным флотом Раскольников».

— Курсанты, кто из вас может ответить, что еще необычного было в рассматриваемых событиях?

— На острове Ашур-Аде в Каспийском море находилась наша стационарная наблюдательная база, — донесся не вполне уверенный ответ.

— Совершенно верно, — одобрил лектор. — Закрыть доступ на остров без привлечения внимания нашим предшественникам не удавалось, поэтому было решено принять меры к маскировке самой базы. Непредвиденным фактором оказалось появление одного из русских поэтов, которого специалисты называют самым недооцененным современниками. Его имя?..

— Велимир Хлебников!

4

Во Вселенной постоянно происходят вооруженные конфликты разных уровней. Многие из конфликтов растягиваются на годы и десятилетия. Меняются поколения людей, вооружение и технологии. В ряде конфликтов — добровольно или волею обстоятельств — участвуют поэты, писатели, художники, мыслители. Их усилиями и создается память о тех событиях .

Подробные рассказы об иранской земле Велимир Хлебников услышал еще в Баку где, подобно многим, искал спасения от ужасов Гражданской войны. Неприкаянный литератор после многих скитаний нашел пристанище в семье художника Евгения Самородова. Брат Евгения — Борис — раньше был моряком на Каспии, и Хлебников часами слушал его рассказы о Персии, о прекрасном острове Ашур-Аде, расположенном в юго-восточной части Каспийского моря. На этом острове, как повествовал Борис, даже в декабре земля покрыта цветами.

Хлебников в те первые послереволюционные годы мечтал об общечеловеческом единении, которое, как ему казалось, непременно должно прийти на смену братоубийственной войне. Он даже пытался воплотить его символический прообраз в сообществе Председателей Земного Шара. И, конечно, цветущий остров показался поэту идеальным местом для их резиденции. В то время происходили события, связанные с возникновением Гилянской республики и походом красной Персармии. Хлебников сумел присоединиться к этому походу, ради исполнения мечты попасть в Персию. «Видите, персы, вот я иду по Синвату к вам, — писал он. — Мост ветров подо мной…»

5

Конфликт, начавшийся в одном месте, может привести к обострению отношений в других местах. Локальные конфликты составляют не более 1 % из общего числа конфликтов. Но в 9 случаях из 10 в самом начальном конфликта каждая из сторон считает, что сейчас она вступает именно в такой локальный конфликт, все последствия которого уже просчитаны .

С Англией, от которой собирались большевики освободить Персию, у советской России были проблемы. Отчаянно нуждаясь в развитии деловых связей с Европой и восстановлении торговых отношений с Англией, советское правительство 31 мая 1920 года начало в британской столице соответствующие переговоры. Правительство Великобритании требовало от Москвы обязательств о прекращении сеяния антибританской «смуты» на азиатской территории. Знавший об этом Троцкий предлагал этим воспользоваться, шантажируя англичан на переговорах разворачиванием на азиатских землях (на территории британских колоний и рядом) «красной экспансии». Поэтому РСФСР не хотел оказывать официально никакую военную поддержку ни персидским, ни прочим иностранным революционерам. Поэтому советские корабли в Энзели были не под российским, а азербайджанским флагом, и часть подчиненных Раскольникова заявила о принятии персидского гражданства.

6 июня при громадном стечении народа республиканское правительство открыто возвестило о своем существовании в торжественном манифесте, в котором было указано на историю захватнической политики британцев, их стремление к порабощению трудового персидского народа. Далее последовали призывы сплотиться и выгнать англичан вон из страны.

— Да здравствует Мирза Кучек и Советская Россия! — восторженно кричала многочисленная толпа, собравшаяся на площади Кар-Гузари.

Настало время и создания так называемой Персидской Красной Армии, во главе которой большевики не собирались ставить людей Кучек-хана.

6

Герои должны быть удалены еще до завершения конфликта, для того, конфликт мог быть функционально разрешен. В конфликте необходимо добиться успеха не только тактического, но и стратегического. Поэтому необходимо использовать профессионалов, имеющих опыт участия в подобных акциях.

17 июня 1920 года уже упоминавшийся куратор Гилянской республики (замнаркома по иностранным делам РСФСР) Карахан любезно сообщил Кучек-хану, что большевики в его распоряжение направляют известного революционера «тов. Блюмкина и его жену (медичку), заслуживающих полного доверия». В Гиляне появились и другие прибывшие из РСФСР и других союзных республик представители новой иранской революции и Персидской компартии, требовавшие, невзирая на сложившиеся местные условия, немедленного проведения реформ (в том числе и аграрной) на персидской земле.

Тщетно Кучек-хан в июле 1920 года отправил телеграмму Ленину, прося прислать в Гилян людей, имеющих опыт работы в русской революции, и в первую очередь Б. Мдивани, ранее жившего в Иране. Новое правительство (при участии персидских коммунистов) было сформировано без него.

К тому моменту, взгляды Кучек-хана и правительства РСФСР разошлись. Персидская Советская Республика, как она теперь называлась, лишилась поддержки с севера. А тем временем, к ней приближались войска Резы-хана — того самого военного командира, которому всего через несколько лет суждено было стать шахом Ирана.

После захвата республики правительственными войсками и потери большей части соратников, Кучек-хан отправился в Тебриз. Но туда он не добрался, погибнув от холода в горах. Лишь несколько дней спустя слуга одного из местных помещиков обнаружил его тело. Землевладелец приказал отрубить голову мертвому Кучек-хану и по обычаям того времени отправить к губернатору провинции Решт, где ее выставили на всеобщее обозрение. Уничтоживший Персидскую Советскую республику Реза-хан, всего через четыре года был коронован как Реза-шах. Но прошло с небольшим полвека и эта династия пала…

7

Многие из участников конфликтов обретают бесценный опыт, в том числе — и понимания чужих традиций. Тех, которые оказались забыты, а их носители — не выжили.

Но для поэта Хлебникова, оказавшегося очевидцем этих событий, революционные дела значили намного меньше, нежели возможность приобщиться к местной неторопливой жизни и древней мудрости. Сразу по прибытии, еще в апреле Хлебникова поразили чистые краски пейзажа и сохранившиеся на ветвях с осени подсохшие, но яркие яблоки. «Серебряные видения гор голубым призраком стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы, — писал Хлебников родственникам. — …Узкие улицы Энзели, бани в зеленых изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зеленом мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве. Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии… Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с черными глубокими глазами».

Хлебников начал учить персидский язык. Местные жители отнеслись к чудаковатому, бедно одетому страннику-поэту как к русскому дервишу, именовали его Гуль-мулла, звали в гости, угощали чаем и делились пищей. Однажды вечером его пригласил к себе местный дервиш, и они просидели почти всю ночь — дервиш читал вслух Коран, а Хлебников внимательно слушал. Дервиш подарил поэту традиционный посох и шапку.

Вокруг разворачивались военные действия, правительственные войска начали теснить гилянских повстанцев, главком революционных частей предал своих соратников и перешел на сторону шаха. Но поэта удивительным образом это почти не затронуло.

«Хлебников один ушел в Решт, и никто — ни ханы, ни офицеры Реза-хана — не посмели задержать „русского дервиша“, — вспоминал участник тех событий. — Его охраняло всенародное почтение и уважение. Босой, лохматый, в рваной рубахе и штанах с оторванной штаниной до колена, он спокойно шествовал по берегу моря от деревни к деревне. И крестьяне охотно оказывали ему гостеприимство».

Хлебников говорил знакомым о своей мечте остаться в Персии навсегда, но, в конце концов, все же отплыл обратно в Баку вместе с остатками революционных отрядов. По его признанию, величие персидской традиции произвело на него столь сильное впечатление, что требовалось отдохнуть и осмыслить. А потом поэт надеялся вернуться в полюбившийся край…

— На основе моих прежних лекций и этого приведенного примера вы должны понять: не бывает так, что уже разгоревшийся конфликт можно притушить и вернуть все, как было до него. Камень брошен, круги по воде расходятся. Поняли, курсанты? И ваша цель — меньше последствий!

Антон Житарев, Марин Кошкина

Привет на сто пет

Стас не помнил, когда последний раз выходил из дома. Кажется на прошлой неделе. А может быть, и на позапрошлой. В его голове всплывали лишь некоторые образы, как вспышки сознания. Вот надевает ботинки, застёгивает молнию на куртке, кладёт в карман мятую пачку, в которой одиноко перекатывается последняя сигарета.

Ну конечно, он выходил за сигаретами.

Значит, это было… это было.

Сегодня у нас что? Четверг, как любезно напомнил экран ноутбука. Пачки сигарет ему хватает на три дня. Значит, поход во внешний мир состоялся в понедельник. На этой неделе. Стас ещё вспомнил, каким холодным с непривычки показался ему воздух, как щипал щеки мороз, а он кутался в шарф и быстрым шагом шёл до круглосуточного магазина в конце улицы, который светился тёплым жёлтым свечением, как орбитальная станция в открытом космосе.

Космос. Стасу нравился космос. Наверное, из-за присутствия в его жизни огромного количества свободного времени. И отсутствия каких-нибудь занятий. Парень уже два года сидел дома, выходя только в магазин и иногда на почту оплатить квартплату. Ему было 23 года, диплом благополучно заброшен на антресоли, поиски работы не увенчались успехом. Небольшие заказы по фрилансу и помощь родителей — на эти деньги и существовал Стас. Он никогда не был общительным, в школе часто подвергался насмешкам одноклассников и, пока его ровесники познавали азбуку общения с противоположным полом, читал книжки. А потом появился компьютер. И Интернет. И мир вообще перестал быть необходимым. Реальных девушек заменили нарисованные виртуальные 2D персонажи, которые не обращали внимания на его неказистую внешность и не требовали, чтобы за ними ухаживали и дарили цветы. Путешествия заменили видеоигры. Общение и друзей заменили форумы в сети, за чтением и комментированием которых Стас проводил практически всё своё свободное время, отвлекаясь иногда на выполнение заказов. Так шли дни, потом месяцы, а потом и годы. Незаметно и однообразно, плавно перетекая в день и ночь, зиму и лето. О смене времён года больше говорила смена обоев на рабочем столе — окна в его скромной однушке были закрыты тяжёлыми жалюзи, слабо пропускающими солнечный свет.

Он с лёгкостью мог назвать число и день недели… подсмотрев это на декстопе своего ноутбука. Но если бы вы спросили парня, какая погода на улице или какое вообще сейчас время года, это бы заставило его задуматься. Впрочем, погоду тоже можно посмотреть по сети. Все можно посмотреть по сети.

Стас босиком прошлёпал на кухню, где уже вовсю свистел старенький чайник, доставшийся ему, как и эта квартира, от покойной бабки. Поёжился от сквозняка, проникающего через приоткрытую форточку, и на мгновение задержался у окна.

Сгущались сумерки. Такой родной и привычный двор с детской площадкой, качелями и скрипучей каруселью будто окрашивался тушью. Тени притуплялись, становились больше. Очертания деревьев и качелей терялись в пространстве, размывались, будто хорошо разведённая краска на акварельной бумаге.

В воздухе неуловимо пахло терпкими ночными запахами. И снегом.

У снега всегда был особый запах: ледяной, и в то же время грязный, металлический.

Такой он, городской снег. Лежал себе грязными, причудливыми сугробами на площадке и на тротуаре, будто спящие хтонические чудища, готовые в любой момент пробудиться, встряхнуться и сладко-грозно зевнуть.

Пейзаж завораживал, и парень с трудом отвернулся от окна, чтобы вскрыть упаковку лапши быстрого приготовления и заварить её кипятком.

В питании Стас был неприхотлив. Всё, что можно было съесть, не отходя от компьютера, он приветствовал. А ещё желательно, чтобы еда была дешёвой. Тратить ресурсы на то, чтобы загрузить в себя пищу, которая потом выйдет с другого конца — непозволительная роскошь. Лапша быстрого приготовления, бутерброды с дешёвой ветчиной, чипсы и снеки — всё это и составляло рацион парня.

Прислушиваясь к тишине квартиры, Стас вернулся за компьютер и, погрузив в рот первую вилку горячей, дымящейся лапши, открыл вкладку любимого форума. Здесь вовсю обсуждались контакты с внеземными цивилизациями — его любимая тема.

Люди анонимно обсуждали классические истории по этой теме. Но на форуме было также немало историй и из современности. Одна из них, про его родной город, Стасу очень нравилась. Может быть, именно потому, что это было близко, совсем рядом, и, казалось, что можно протянуть руку — и вот оно, то самое место, где некие счастливцы могли увидеть настоящих пришельцев.

Иногда Стас брал ноутбук в кровать, открывал вкладку с этой историей и перечитывал главный пост. Ему становилось тепло и уютно, он начинал клевать носом — а потом юноше снились уютные сны о далёких мирах и внеземных цивилизациях.

Стас знал эту историю наизусть.

Несколько советских учёных подтвердили факт приземления неопознанного летающего объекта в парке одного российского города. Они исследовали место приземления и нашли следы, оставленные инопланетянами, когда те вышли из летающего аппарата и немного походили по парку. Местные жители сообщили, что видели инопланетян после полуночи, трижды, как минимум.

Некоторые из опрошенных свидетелей, рассказали, что видели в дальнем уголке парка некий летающий аппарат, имеющий форму шара. Он светился, находясь на некотором расстоянии от земли, а затем постепенно снизился и приземлился.

Из некоего отверстия в шаре появилось три высоких человека и антропоморфное существо с блестящим металлическим корпусом, похожее внешним видом на работа. Инопланетяне были высотой в 3–4 метра, и у них были очень маленькие головы и непропорционально длинные руки, которые доставали до колен.

Они сделали несколько кругов в непосредственной близости от своей летающей машины, и затем снова скрылись в ней.

По словам свидетелей, первой их реакцией был, конечно же, страх. Но затем внезапно они переставали бояться, им становилось спокойно и легко, будто происходящее являлось совершенно обыденной вещью.

Один из энтузиастов, профессор геофизического института, рассказал потом, что на место предполагаемого инцидента выехала бригада исследователей и ими были обнаружены странные круги диаметром 20 метров вместе с отпечатками глубиной 4–5 см по диаметру 10 метров. Они были очень отчётливые, и расположены на четырёх углах ромба. Также они нашли два странных каменных осколка, которые на первый взгляд кажутся тёмным песчаником. Однако, когда провели минералогические анализы, обнаружилось, что аналогов этому материалу на Земле нет.

Следующий инцидент произошёл в том же самом месте примерно через неделю. В парке находилось примерно дюжина взрослых, а так же несколько играющих детей. Часов в шесть вечера эти люди внезапно увидели в вечернем небе яркий розовый свет, из которого возник алый шар, который первое время, казалось, парил в воздухе, будто на невидимой ниточке. Затем начал плавно опускаться.

Затем, по словам очевидцев, возле шара возник пришелец. Он был высотой примерно 3–4 метра и имел крайне нескладные конечности. Передвигался он с трудом: было заметно, что гравитация нашей планеты ему непривычна.

Пришелец уронил на землю прямоугольную коробку, которая будто бы светилась изнутри. В этот момент один из детей, играющих рядом, издал крик.

Пришелец, всё ещё не издавая ни звука, навёл на мальчугана серебряную трубку длиной примерно полтора метра — и мальчик исчез.

Пришелец развернулся и похромал к своему кораблю. Агрегат поднялся над землёй, взвился в воздух и унёсся со всё увеличивающейся скоростью. Он уклонился в сторону, прошёл над высоким жилым зданием и очень быстро исчез в небе.

После того, как шар улетел, было видно, что трава в этом месте была примята и даже слегка обуглилась.

Свидетели сообщили, что в точности в тот момент, когда космический корабль исчез, в сквере опять появился невредимый мальчик, который уже не выглядел испуганным, но скорее потерянным и отстранённым.

Стас перечитывал эту историю снова и снова. Ему почему-то становилось очень уютно от мысли, что где-то такое действительно произошло. Что где-то, пусть и в казавшиеся такими далёкими времена Советского Союза люди вживую могли видеть инопланетян.

Честно признаться, иногда Стас завидовал тем людям, которые отписывались о том, как видели в небе НЛО или ещё каким-то образом вступали в контакт.

Чаще всего, правда, писали так называемые «тролли». Люди, которые намеренно хотели обмануть читателя и ввести его в заблуждение, придумывая всяческие небылицы. К этим пришельцы заявлялись домой, работали вместе с ними, встречались на улицах и предлагали баснословные богатства. А, может, и не тролли, а сумасшедшие. Таких тоже было навалом.

Одно время, например, в ветке отписывался некий юзер, называвший себя без затей Контактёр.

Он был популярным. Над ним смеялись. Для того, чтобы стать популярным, нужно, чтобы над тобой хохотали и считали тебя конченным идиотом. Это известное правило.

Так вот, Контактёр подробно описывал свою историю, собирая толпы сомневающихся и смеющихся зрителей. Впрочем, были и те, кто ему верили.

Началось всё с сообщения о том, что Контактёру надоело наблюдать за пришельцами в телескоп, и он решил оставить им послание. И не нашёл ничего умнее, как выйти в снежные поля и нарисовать ногами круги. Видимо, ему потребовалось для этого много времени, но дело было сделано. Были даже предоставлены фото тех самых кругов, представлявших собой окружности, набитые символами, понятными одному Контактёру. Впрочем, он уверял, что все они имели важное для обитателей других галактик значения: генетическая спираль, атомное ядро, внутренние системы человека и так далее.

Дальше — больше. Им создавались странные приборы, которые якобы могли отслеживать присутствие посторонних существ или их волн в помещениях. Он писал специальные программы, которые анализировали загруженные в них данные и выдавали на-гора локации, которые могли бы быть базами внеземных цивилизаций.

Кстати, а что там в ветке Контактёра? Стас регулярно проверял этот тред, но последние три дня от бойкого исследователя не было вестей. Не то, чтобы кто-то волновался за него…

В этом был плюс и одновременно минус всемирной сети. Всем было плевать на тебя. Никто тебя не трогал, не толкал, как в автобусе, не задавал глупых вопросов, как на встречах выпускников. Ты мог выйти из разговора, нажав крестик в правом верхнем углу.

На встрече выпускников Стас был только однажды, пару лет назад. Тогда он ещё выходил из дома не только в магазин за углом.

Это было ужасно. Не то, чтобы так прямо жутко. Но к концу первого часа парень начал уставать от бесконечного трёпа одноклассниц об их удачном замужестве или не менее удачном разводе. И от понтов одноклассников, которые наперебой хвастались новыми машинами, ипотеками, солидными должностями.

С одной стороны, Стас испытывал странное подобие зависти к этим людям. Нет, не к их достижениям и материальным ценностям, а к тому, что им этого достаточно. Что они могут быть счастливы, приобретя машину или родив ребёнка. А может, он себя успокаивал этим. Вряд ли практически безработный программист может добиться в жизни того же, чего добились его одноклассники. Работы у него практически не было, внешность оставляла желать лучшего — какая девушка обратит на него внимание? Да и зачем ему это?

В разговорах он с детства предпочитал быть слушателем, причём не всегда самым внимательным. Приёмчики «крутых парней», комплименты, флирт — всё это было для него сложной наукой, куда сложнее, чем программирование.

Хотел ли он действительно этого? Сложно сказать. Какая-то часть, какой-то тоненький и противный голосок внутри мозга регулярно напоминал ему, что надо этого хотеть, что он на самом деле этого хочет, просто не понимает, выпендривается, хочет быть «не таким как все».

А другая его часть мечтала о космосе. Об его неизведанных далях, о причудливых существах на других планетах.

Стас на автомате обновил страницу с веткой Контактёра.

И вдруг с удивлением обнаружил, что в этот тред было добавлено несколько новых сообщений. Быстро промотав вниз, парень увидел нечто странное:

ОН НЕТ ПОМОЩЬГИТЕ СВЯЗ ТАМ ТУТ

Слова были написаны странно: заглавные и прописные буквы перемешивались так же, как и кириллица с латиницей.

Возможно, это чья-то шутка? Анонимный шутник решил добавить огня в скучную после пропажи Контактёра ветку.

Стас прокрутил ещё ниже. Дальше комментарии были вполне обычными. Многие соглашались с ним в том, что это неудачная шутка. Строились разные предположения о том, куда мог пропасть Контактёр. Выдвигались самые разные версии, от того, что он таки нарвался и его похитили инопланетяне до банальных идей о том, что у него просто кончились деньги на балансе, и он не может выйти в Интернет.

Пока Стас читал ветку комментариев, мигающе появился ещё один. Парень навёл мышкой, кликнул и увидел:

ССТАСъ

Он зажмурился, помотал головой. Это могло бы тоже быть чьей-то шуткой, но дело в том, что этот форум был анонимным. То есть, никто не знал, что ты сидишь и комментируешь, пока ты себя не объявишь. Естественно, Стас себя не объявлял. Более того, он даже использовал специальные программы, чтобы скрывать свой «айпи». Никто не мог знать, что он находится на этой странице, тем более в настоящий момент.

Замигало новое сообщение.

ССССССТАСъ

Парень почувствовал, как его ладони похолодели. Появилось даже желание себя ущипнуть, как он читал в старых детских книжках. Вдруг он правда уснул за компьютером? Такое часто бывало.

Стас попробовал покрутить головой в разные стороны, поморгать, даже встал с кресла и сделал несколько шагов по комнате. Затем снова заглянул в монитор.

Сообщения никуда не делись.

Более того, под ними высвечивалось и мигало ещё одно, свеженькое, написанное так же странно и безграмотно:

АТВЕТъ ТАМТУТ

Скорее действуя на инстинкте, механически парень набрал ответ.

Ты кто?

Сайт продемонстрировал, что сообщение ушло. И Стас уставился, стараясь даже не моргать, в его бездушную страничку.

Прошло пару минут, а может, целая вечность.

И на экране высветилось

ДРУЖ

Дружба? Друг? Что этот приколист хочет сказать ему? Впрочем, парень уже перестал верить даже в десятую часть того, что это может быть чьим-то глупым розыгрышем.

Внезапно, опять повинуясь какому-то странному порыву, он снова бросился к клавиатуре и написал:

Ты отсюда?

Рука сама потянулась к сигаретной пачке. Обычно Стас старался выходить на балкон, но сейчас ему нестерпимо хотелось курить. Хотелось даже не столько дозы никотина, сколько ощущения спокойствия, которое так часто давала ему тяжесть сигареты в руке. Парень сделал пару затяжек и снова уселся в кресло. Ему не сиделось на одном месте. Он то вскакивал, то снова плюхался за компьютер. У него тряслись руки. В голове гудело, как после сильной пьянки.

И чем больше Стас уговаривал себя не нервничать и твердил себе, что это глупая шутка, тем меньше был эффект от такой медитации.

НЕТТТ,

— замигало сообщение.

Что тебе нужно?

ПР.ХДИТЕ Тъ ИСКЛ НАС

Теперь парень окончательно понял одно: что он ничего не понимает. И чем дальше, тем больше. Он старался абстрагироваться от самой абсурдности ситуации и выяснить хотя бы детали. Пока всё происходящее представляло собой жалкую какофонию из здравого смысла и сюрреализма.

Стас вздохнул и устало посмотрел на свой скудный ужин с лапшой, который уже успел остыть и теперь был ещё более невкусным и картонным, чем обычно.

Он набрал сообщение, уже не заботясь о том, что все видят его переписку со странным незнакомцем.

Куда приходить?

В сознании ещё теплилась слабая надежда, что ему всё-таки это снится. Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и он проснётся. Проснётся и подумает, что надо завязывать с бездельем, с этими бесконечными историями про космос. Что надо найти постоянную работу, завести девушку, сделать ремонт, наконец.

Чтобы всё как у людей.

Собеседник замолчал.

А может, у парня уже начались галлюцинации?

На мгновение парню показалось, что всё кончилось. Это действительно была глупая шутка. Посмеялись — и хватит.

«Слился», как говорят в Интернете. Струсил, убежал, потроллил и хватит, как дело дошло до обсуждения конкретной встречи.

Стас не без сожаления выкинул остывшую лапшу быстрого приготовления, поставил чайник и снова сел за компьютер. Нет, пожалуй, стоит начать новую жизнь. Завтра же он разместит своё резюме в Интернете. И пойдёт гулять. Нет, даже поедет. Поедет в центр, погуляет по украшенным к Новому году заснеженным улочкам, купит себе горячий шоколад и будет бродить. Или ещё лучше: пойдёт в ночной клуб. Он никогда там не был. Но надо же где-то знакомиться с девушками? Это не так сложно. Купит себе выпивку, может, даже, переборов смущение и страх, потанцует. И работу найдёт, точно.

А про космос можно и забыть, если уж такое мерещится. А то так и с катушек съехать недолго.

Звук нового сообщения заставил Стаса вздрогнуть.

ПР.ХДИТЕ В.ЫХОД ПОКАЖМ

Парень почувствовал, что его ладони опять взмокли от пота. Кончики пальцев стали холодными. Он задрожал от волнения. Почему это продолжается? А главное, почему он не игнорирует эти дурацкие сообщения, а отвечает на них?

Так, что там у нас по плану? Найти работу, найти девушку… Думать про это, думать, как нормальный человек, не давать этому сумасшествию проникнуть внутрь.

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

Стоп! Хватит отвечать этому идиоту, кто бы он ни был.

Стас закрыл вкладку и попытался отвлечься. Начал щелкать мышкой по самым разным ссылкам, пытался читать новости, особо не вчитываясь в них.

Внезапно мышка остановилась. Парень шевелил ей, но безуспешно.

Он нажал кнопку перезагрузки ноута. Экран потух, и в комнате стало совсем темно. Только подсветка клавиатуры синевато-волшебно горела в его комнате посреди большой зимней ночи.

Именно поэтому такими яркими показались буквы, высветившиеся на погасшем экране.

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ

Вот теперь Стас задрожал уже крупной дрожью. Мозг отказывался анализировать происходящее. Что делать? Звонить в полицию? Серьёзно? Звонить в скорую? Хороший план, вот только провести месяц в спецучреждении совсем не хочется.

ВХДИ ПАД.ЕЗТ КАЧ.ЕЛИ ДАМ ТИПЕ ШТ ИШ.Ш

Откуда он, она… оно знает, что Стас ищет? Оно врёт. Оно не может знать, сколько часов и дней он провёл, разглядывая ночное небо и звёздные карты.

Мь НАШЛ ТИПА ДАМ ТИПЕ ШТ ИШ.Ш

Стас в изнемождении опустился на пол и закрыл лицо руками.

— Прекратите, просто прекратите — вполголоса твердил он неизвестно кому, закрыв лицо руками. А между тем буквы на выключенном мониторе продолжали появляться.

В какой-то момент парень поднял голову, и в его глазах появился странный блеск решимости. В конце концов, что он теряет? Ну выйдет он во двор, ну подойдёт к этим треклятым качелям. Ничего же не произойдёт. Максимум, что может случиться: его побьют.

И что? Будто первый раз. И вообще, чудеса и столкновения с инопланетянами происходят только в фантастических фильмах, а не с каким-то жалким неудачником, который даже не может заработать себе на пропитание.

В следующую минуту Стас уже схватил пачку сигарет со стола и напяливал куртку и ботинки. Он спустился вниз по лестнице так быстро, как только смог. Удивительно, что его обычно на улицу не вытащишь, а тут вон рванул в самый мороз за милую душу.

Распахнул железную дверь домофона. Колко ударил в нос морозный воздух.

Как и следовало ожидать, в такое позднее время во дворе не было ни души. Будто спящие динозавры, стояли, укрытые снежными одеялами, машины. Похожие на древние остовы, виднелись неподалёку качели и лесенки с детской площадки.

Стас прикурил сигарету и быстрым шагом, прямо через сугробы, пошёл к металлическим стареньким качелям.

На них тоже лежал снег. Краска кое-где облупилась и обнажала голый холодный металл. Стас вспомнил, как в детстве, как и все ребятишки, любил дотрагиваться до качелей языком. Однажды язык прилип, и бабушке пришлось его отдирать. Во рту всё болело, и был солоноватый привкус крови. А ещё в детстве можно было есть снежки и льдинки. Сосульки были на манер леденцов. Их удобно было держать в рукавичках и потихоньку лизать грязный лёд. Иногда попадался песок, который хрустел на зубах. А ещё вот в детстве было здорово, когда набегаешься на горке. У тебя все сапожки, штаны и даже шубка в снегу, с сосульками, которые прилипли к ткани, эдакие маленькие прозрачные снежные мячики. И тебя не пускают в комнату. Стоишь в коридоре, отдираешь с себя налипший лёд, как будто шкурку меняешь. А на кухне уже сладко пахнет ужином. А лицо у тебя раскраснелось от холода, а в животе урчит. А на ужин мама снова наделала котлет…

Резкая вспышка света ослепила детскую площадку. Всё произошло в одно мгновение: он уже не видел, как упал плашмя на снег. Не видел, как тонкий луч рассёк его череп пополам, обагрив белое полотно сугроба ярким пятном крови. Не чувствовал, как его тело поднималось вверх странной, недоступной человеческой механике, силой.

Позже жители дома скажут, что видели яркую вспышку. Скорее всего, от мороза что-то случилось в проводах. Или опять эти идиоты-подростки петарду запустили.

Но Стас всего этого уже не узнает. В данный момент он стоял в прихожей, отдирая с себя налипший лёд, как будто шкурку. А на кухне уже сладко пахло ужином. Лицо у него раскраснелось от холода, в животе урчало. А на ужин мама снова наделала котлет…

Ольга Дыдыкина

Объявлен в межгалактический розыск

I. Мятежный командор

Капитан-командор Трейгз был очень амбициозным — он хотел стать адмиралом и возглавить галактический Флот Освоения. Он появился на свет в семье потомственных космоплавателей в центральной звездной системе Саннрак галактики Пояс Борея. Родителей и прародителей по понятным причинам вечно не было дома, и Трейгз еще ребенком и подростком в одиночестве мечтал о дальних плаваниях, молодых звездах и планетах, новых цивилизациях, о космических боях с врагами, откуда он неизменно выходил победителем. Побед и славы — вот чего ему хотелось, и, когда пришло время, он поступил во Флот Освоения, юным и зеленым, служил и упорно восходил — не карабкался, как другие, — по карьерной лестнице. Как именно — это долго рассказывать, и он не любил об этом вспоминать: чего хорошего в начале любой карьеры, особенно если ты самолюбив и должен терпеть… многое терпеть? Он хотел быстро выдвинуться — его долго осаживали, и это началось еще в годы учебы, после первой, в рамках учебной практики, экспедиции галактического флота. Его тогда чуть не отчислили с Высших курсов ФО, в табеле была отметка «Посредственно» со следующим комментарием экзаменационной комиссии: «Проявил себя не вполне профессионально. Выполнил поставленную задачу нерационально, с нарушением норм толерантности и крайней степенью превышения допустимых полномочий». Но Трейгз все годы учился только с высшими баллами, и любая иная оценка на выпускном проекте ставила под удар не только экзаменуемого курсанта, но и репутацию его учителей, среди которых было немало высших чинов Флота Освоения. Поэтому ситуацию замяли, табель переписали, и с высшим баллом в аттестате, с младшим офицерским званием Трейгз приступил к осуществлению своей мечты.

Мечта улыбнулась лукавой улыбкой — после операции под секретным кодом B-R94 (только узкий круг посвященных во флоте знал, что «В» — цивилизация Ворус, a R94 — кодовое название одной из звездных систем Пояса Борея) Трейгзу светило контр-адмиральское звание и соответствующее назначение. Поставленную задачу Трейгз выполнил, как он полагал, с высшим баллом — иного он для себя не допускал. Но недоброжелатели и завистники полагали иначе: посыпались рапорты с жалобами, и Высший экспертный совет ФО, принужденный вмешаться в дело, счел — совсем как экзаменаторы в годы учебы Трейгза, — что командор Трейгз превысил полномочия и принял в отношении цивилизации B-R94 целый ряд неверных решений. Дичь полная — ворусы изначально были враждебной цивилизацией, и Трейгз до сих пор считает, что поступил совершенно правильно. Но в экспертном заключении значилось: «Задача экспедиции под руководством капитана-командора Трейгза: добиться от B-R94 принятия ультиматума ЗС Саннрак. Требуемые действия в случае отказа противника: нелетальный сеанс и последующая психосоциальная терапия B-R94 с привлечением специалистов ЗС Саннрак. Выводы: задача не выполнена, действия капитана-командора Трейгза по ее решению признать неадекватными». Сами вы неадекватные! Нечего цацкаться с ворусами, это драконье логово галактики. А драконам надо рубить головы — и реальные, и воображаемые. Всеми способами. Поэтому после отказа ворусов принять ультиматум Трейгз приказал уничтожить не только все их вооруженные силы, но и практически все населенные пункты, — «зачистить» «дикую» планету, и дело с концом. Эта «зачистка» стоила ему очередного повышения. Хорошо, что из капитанов не разжаловали, зато отправили к черту на рога — на дальние рубежи галактики, командовать пограничными кордонами сектора Эпсилон Пятого галактического рукава.

«Пожалеете сто раз, — мысленно поклялся Трейгз, когда его ознакомили с рапортом о переводе. — Я достоин лучшего, и мы еще посмотрим».

Новая зона ответственности командора Трейгза включала около сотни звездных систем, но только в каждой пятой из них было по одной обитаемой планете. Во всех системах имелись пограничные кордоны, на обитаемых планетах — космические гарнизоны. Трейгз и его штаб размещались на мобильной базе крупного флагманского космолета. Патрульный флот сектора Эпсилон состоял из двух космических кораблей типа «корвет» и двухсот космических катеров — по два на каждую звездную систему.

Что творилось в это время с Трейгзом, неприятно даже вспоминать: раздражением и желчной злобой был пропитан каждый микрон составляющей его душу субстанции. Он презирал себя и своих товарищей за то, что, пока удачливые сослуживцы в центральных звездных системах вроде Саннрака получали очередные звания и награды, их, неудачников, ожидало только прозябание — Пятый рукав был крайним в галактике Пояс Борея. Он проклинал на чем свет стоит Эпсилон — даже в крайнем рукаве этот сектор был не центральным, а где-то на выселках: с два десятка живых планет, да и те что богом, что дьяволом забыты, и чертова куча пустынных огромных камней — то холодных, то раскаленных, — болтающихся в космосе, как души грешников в преисподней. Он ненавидел верхушку флота и свое непосредственное начальство, не в силах простить ему несправедливую, незаслуженную обиду.

Когда его осенило это решение, Трейгз не помнил, — не сразу, конечно; какое-то время, около двух галактических лет, он принуждал себя служить на Эпсилоне как положено по уставу и регулярно посылать рапорты контр-адмиралу Пятого рукава, — но в результате только мучился сам и истязал своих подчиненных. Он должен объявить себя Верховным сектора, вот что! Быть хоть и маленьким, но Властелином. Первым среди неравных, крупным среди мелких, ну и что? Трейгз решил это бесповоротно — его карьера во флоте закончилась, это очевидно даже для глупца, ситуацию уже не поправить, так о чем ему жалеть? Приказом командора сектора Эпсилон, то есть единолично, Трейгз провозгласил Независимость сектора, немедленное и полное прекращение любых отношений с галактикой Пояс Борея и переподчинение всех кордонов и гарнизонов, прежде непосредственно подчиненных контр-адмиралу Пятого рукава, а выше — Верховному адмиралу Флота Освоения галактики, напрямую командору сектора Эпсилон.

Приказ пошел по инстанциям, и о нем доложили контр-адмиралу Пятого рукава.

— Трейгз объявил себя Верховным сектора Эпсилон? Всегда знал, что у него с головой не в порядке. «Приказываю: всем кордонам и гарнизонам сектора Эпсилон в тринадцать галактических часов присягнуть на верность мне, Верховному властителю…» Что за ахинея?! — заорал контр-адмирал на пришедшего с докладом офицера. — И что, в Эпсилоне присягнули этому сумасшедшему? Да это мятеж!

— Нет, господин контр-адмирал, пять гарнизонов и кордонов Эпсилона заблокировали связь с мятежником и запросили у нас дальнейших инструкций. Еще четыре гарнизона не отвечают — нет связи, но это вполне могут быть проблемы технического характера, мы выясняем.

— А остальные? Что вы молчите? Докладывайте!

— С ними, похоже, э… можно попрощаться, они на стороне Верховного… то есть командора Трейгза.

— Командора? Забудьте, что он командор! Я сотру этого самозванца в порошок, я… Он будет у меня летать космической пылью у края этого чертова Эпсилона, да и того недостоин!

II. Темная туманность

Контр-адмирал Пятого рукава незамедлительно доложил о мятеже Верховному адмиралу Флота Освоения. Он был уверен, что с изменником, нарушившим присягу на верность галактике, расправятся быстро и беспощадно. К его несказанному удивлению и страшному негодованию, процесс затянулся: вот уже год, как Трейгз был жив и здоров, сохранял звание командора, оставался самопровозглашенным Верховным Эпсилона и творил в «своем» секторе, что хотел. Высший экспертный совет флота, которому было приказано разобраться в деле и выявить причины мятежа, составил заключение, которое контр-адмирал счел странным и запутанно-заумным. Трейгза, можно сказать, не только не обвиняли, а даже оправдывали — вся ситуация объяснялась негативным явлением некоей Темной туманности-2, которая незадолго до мятежа якобы слишком близко подошла к галактике Пояс Борея и как раз возле буйного сектора Эпсилон Пятого рукава. «Темные туманности — сравнительно молодое относительно возраста нашей галактики астрономическое явление, к тому же характерное для дальних загалактических пространств, — говорилось в тексте заключения. — В ближнем загалактическом пространстве внешние телескопы Пояса Борея, работающие по всему спектру электромагнитного излучения, в первый и последний раз отмечали Темную туманность-1 еще сто галактических лет назад, когда в Поясе Борея произошло сразу несколько природных и социальных катаклизмов».

Дальше в отчете излагалось и вовсе что-то непонятное. Контр-адмирал уяснил только, что темные туманности мало изучены, что Темная туманность-2, породившая мятеж в Эпсилоне, всплыла из космоса внезапно и без определенных причин, а до этого она вообще не фиксировалась приборами. Еще он узнал, что темные туманности — это авангард Хранителей темных сил со всеми вытекающими последствиями и что только сильное (конкретные диапазоны там указывались) излучение Светила гарантирует гармоническое равновесие в галактике.

— Экс-командора Трейгза следовало бы судить как государственного преступника за измену галактике, а умные эксперты впутывают сюда всякую мистику — с негодованием заявил обычно сдержанный контр-адмирал, комментируя заключение Высшего экспертного совета ФО на закрытом стратегическом саммите Пятого рукава. — Судите сами, позволю себе процитировать: «Туманности Хранителей темных сил оказывают деструктивное влияние на умы нестойких граждан, из числа которых Хранители и выбирают своих потенциальных последователей». Обиженный карьерист Трейгз, видите ли, нестоек к темному негативному воздействию. Он нарушил присягу и закон, а мы тут разводим турусы на колесах. Считаю необходимым срочно связаться с Центром с обоснованием необходимости усиления ретрансляции излучения Светила на Пятый рукав — это прежде всего. Второе: нестойкие граждане — потенциальные враги. Вот откуда у Трейгза столько союзников! Мы обязаны активировать линзы-ловушки системы «пси-фактор» — для блокировки нестойких и колеблющихся. Четырнадцать гарнизонов не вышли против Трейгза в открытую, не оказали никакого сопротивления, как будто не понимали, что присягают самозванцу. Довожу до сведения делегатов саммита приказ Центра: «Не позднее двадцати четырех часов после вручения ноты протеста выслать против мятежников сектора Эпсилон оперативный флот в составе одного линкора и десяти галактических фрегатов». Что ж, более чем достаточно на один пограничный корвет Трейгза. Второй корвет, к счастью, остался верен галактике — вот что значат честь и доблесть, им не страшны никакие темные туманности и темные силы!

Официальная нота Центра с требованием немедленного сложения оружия и прекращения мятежа поступила в ставку самопровозглашенного Верховного спустя четверть часа. Ответ следовало дать до ноля часов очередных суток.

— Нате, выкусите! — Трейгз сделал неприличный жест невидимым врагам и по-флотски смачно выругался. — Спешу и спотыкаюсь! Да пока вы, гады, только доберетесь сюда, на этот чертов край галактики, я уже вам тут приготовлю… братскую могилу.

Он чувствовал редкостный кураж. Эпсилон — его территория. Он никуда отсюда не уйдет. Он пока молод, но уже опытен, коварен и хитер. А еще он отважен и дерзок. И силы его прибывают день ото дня, потому что он Воин, а не штабная подхалимская су… подстилка. От него не дождутся покорности! А Центр пусть катится прямо к Темным хранителям в пекло!

Разжалованный командор и самозваный Верховный храбрился, но дела его шли неважно. Вице-командор Зекрут, капитан второго пограничного корвета Эпсилона, не присягнул Трейгзу и возглавил силы сопротивления. Приняв при поддержке Центра галактическое командование сектором, Зекрут начал против своего бывшего командира боевые действия и провел две успешные операции, чуть не взорвав мятежный корвет. «Не доглядел я этого замухрыжку, — ругал себя Трейгз. — Давно надо было свернуть ему шею!». Кольцо вокруг мятежника сжималось. Он метался между лояльными ему гарнизонами, которых становилось все меньше и меньше, да и те он удерживал только страхом и угрозами. Видя успехи Зекрута и галактических сил, восемь из четырнадцати гарнизонов, вначале поддержавших командора, сдались законному галактическому правительству. Единым фронтом Зекрут и освобожденные гарнизоны двинулись на позиции Трейгза и едва не захватили флагманский космолет — последнее крупное убежище мятежника. В яростной злобе Трейгз уничтожил шестнадцать боевых катеров Эпсилона, принадлежавших отступникам, а когда его космолет был атакован, Трейгз обрушил месть и на мирные корабли. Вместе со своими боевиками он десантом высаживался на маленькие планеты из числа тех, которые взял под свою защиту Зекрут, грабил их, а покидая, приказывал минировать термоядерными фугасами.

Галактического линкора и боевых фрегатов, призванных подавить его мятеж, Трейгз не боялся, хотя вместе с кораблями Зекрута этих сил с лихвой хватило бы, чтобы действительно превратить Верховного в космическую пыль. Темных хранителей он упоминал не случайно — с недавних пор это были его союзники, куда более надежные, чем жалкие эпсилоновские гарнизоны, которых Трейгз заставлял воевать на своей стороне силой. Явно эта Темная туманность не просто так приблизилась к Поясу Борея именно со стороны Эпсилона. Трейгз был уверен: она послана ему свыше. Она пришла за ним. Для кого-то она темная, но не для него: в его жизни и карьере только-только начинался рассвет — его заметили, им восхищались, его наконец-то оценили по заслугам. Главный Хранитель долго пожимал Трейгзу руку, называл его доблестным космическим Воином и обещал безусловную поддержку в борьбе с Зекрутом и карателями из Пояса Борея. Трейгза заверили: чтобы спасти его от преследований галактического флота возмездия, для него будут открыты Врата Межмирья, ведущие в тайные коридоры Темной туманности. Таким образом, Верховному Воину гарантировалась неуязвимость, чтобы в дальнейшем он смог принести немало пользы Хранителям и овеять себя неувядаемой славой даже не галактического, как он мечтал, а космического масштаба. Мятежный командор выслушал и согласился, не раздумывая.

III. Выгодный договор

Верховному Воину не терпелось проявить храбрость и доказать свою полную преданность всемогущему покровителю, но Главный Хранитель больше не вышел с ним на связь: впрочем, обещанный коридор Темной туманности через Врата Межмирья был Трейгзу своевременно обеспечен — теперь экс-командор находился вне досягаемости для своих врагов из Флота Освоения.

Трейгз нисколько не жалел о том, что не удержался как Верховный Эпсилона — черт с ней, с этой дырой, тоже мне, потеря. Зато напоследок он встряхнул всю галактику — сонное болото трусов и недоумков, — и теперь о нем знает весь Пояс Борея, он объявлен в розыск и исчез через Врата Межмирья по волшебному коридору Темных прямо из-под носа у предателя Зекрута и флотских карателей. Так им и надо, теперь его ищи-свищи — то-то вытянется физиономия у контр-адмирала Пятого рукава! Упустил мятежного командора! Проваливай в отставку, адмирал, туда тебе и дорога. Эх, не успел прикончить гаденыша Зекрута, — единственное, о чем сокрушался Трейгз, но скоро забыл и об этом, потому что его ждало новое дело и замечательная возможность прославиться.

Космический десант в галактику Прокса — Проциона с целью изъятия и передачи Хранителям необходимых артефактов — так обозначил суть предстоящей операции Эмиссар Темных, новый куратор Трейгза, заверивший его в самых серьезных намерениях и предложивший немедленно заключить взаимовыгодный договор. На вопрос, о каких артефактах идет речь, Эмиссар ответил уклончиво, внезапно сменив тему и пообещав, что все разъяснит попозже. Сейчас же главный вопрос — вознаграждение, и здесь у Трейгза не должно быть никаких сомнений: он не пожалеет!

Ему гарантирован безлимитный продлеваемый пропуск через Врата Межмирья, а значит, Трейгз сможет беспрепятственно перемещаться по планетам и галактикам до тех пор, пока будет выполнять спецзадания Хранителей. Они заинтересованы в постоянном сотрудничестве и обеспечат Трейгза всем необходимым. И дело не только в материальных ценностях: Хранителям известно, что главное для настоящего Воина — власть и слава. Под эгидой Хранителей Трейгз будет властвовать не над маленьким внутригалактическим сектором вроде Эпсилона, а над бескрайними звездными системами, он получит кристаллы смертоносного оружия — и планеты будут трепетать перед ним. Ему выделят огромный космический корабль с исследовательским инструментарием, с оборудованием для управления цивилизациями, гравитационными ловушками и другими средствами силового влияния на планеты, кометы и метеориты.

Его межпланетные миссии не будут обременительными — это всего лишь непродолжительные космические командировки. А все свободное время Трейгз сможет наслаждаться несказанным комфортом на тихой уютной планете, которую выберет сам, в этаком совершенном парадизе, вдали от Врат Межмирья, где никто не посмеет его беспокоить, — его провозгласят Королем этой планеты. Он может даже взять себе несколько планет и поочередно жить на каждой. За ним до конца жизни оставят его боевой космолет, а в качестве бонусов регулярно будут обеспечивать новейшим космическим оборудованием и сверхсовременным оружием. Его планета будет оснащена системой экстренной связи с Хранителями, и даже когда на закате лет он выйдет в отставку, его подвиги не забудут — все титулы, награды, льготы, ценности закрепляются за ним пожизненно.

Трейгз сделал знак, что понял. По правде говоря, последние фразы Эмиссара он уже почти не слушал — он представлял, как рассекает космос на огромном боевом корвете Хранителей. Он мечтал стать адмиралом и возглавить Флот Освоения своей галактики. А теперь он будет адмиралом-флотоводцем многих галактик, значимой фигурой чуть ли не в масштабе Вселенной. Отныне он сам себе Флот — за ним несокрушимая сила Хранителей, а Пояс Борея со своим Флотом Освоения — только пылинка на его, Трейгза, скафандре. Вот он летит навстречу Темной туманности, позади Врата Межмирья, а впереди — великие дела и безграничное богатство.

— Что, простите, Эмиссар? Сомнения? У меня нет никаких сомнений!

Трейгз еще в годы учебы любил занятия с астрономическими картами, имел высший балл по астрогеографии Вселенной и мог без запинки перечислить названия (в три и больше слов!) планет, входящих в любую галактику, туманность, звездное скопление и систему, даже если этих названий были сотни, — окружающие поражались его феноменальной памяти. Кроме того, у него были хорошие знания по истории и географии крупных галактик и значимых планет, поэтому его несколько удивил маршрут предстоящего космического десанта, о котором говорил Эмиссар.

Прокса — Проциона относилась к плюсквамгруппе галактик, зародившихся еще в X–1/^У€ вселенской эры, в так называемое предпрошедшее время, а проще сказать, являлась очень старой. Кроме звездной системы Проке и девяти ее рукавов, возраст которых примерно равнялся возрасту всей галактики, ни одной сколько-нибудь значимой звезды у Проксы — Проционы не было. Возможно, Трейгз упустил какие-то микропланеты: он смутно помнил еще про звездное скопление плеядинцев — тоже очень древнее и, вроде бы, не представлявшее никакого интереса в плане технологического развития. Какие же артефакты из этих развалин Вселенной могли заинтересовать всемогущих Хранителей?

Эмиссар упредил вопрос, как будто прочитал мысли Трейгза, сделал движение пальцами, и на стенной панели засверкала, переливаясь цветными гранями, объемная голографическая карта.

— Вы отправитесь вот сюда. — Красный луч уперся в маленькую точку. — На Плеяну Проксы — Проционы. Я знаю, о чем вы думаете, — да, это старая база плеядинцев. Но сейчас, по нашим данным, на Плеяне новая цивилизация, новорожденная, мы называем ее «младенческой» — эти подробности, впрочем, не существенны для вашей операции. Я знаю, что вы хотите спросить, — ваши мысли для меня осязаемы. Плеяна интересует нас не ради технического прогресса, тут вы правы: ничего выдающегося там нет и быть не может, скорее, наоборот, — но в данном случае это для вас и вашего экипажа даже лучше. Впрочем, перед высадкой десанта проведите разведку.

— Прикажете задействовать корабль-разведчик?

— И не один. Делайте, как положено. Экипировка, оружие — все, что потребуется. На Плеяне тихо: наши приборы не фиксируют наличия там крупных military-баз и арсеналов, да и не нужно плеянцам обычное оружие, у них есть нечто лучшее… — Трейгз понял, что сейчас узнает тайну артефактов, которые так нужны Хранителям. Будничным тоном, как будто давал распоряжение о ежедневной уборке, Эмиссар продолжил: — Кристаллы Чистой Жизни, или просто Кристаллы. Они там есть. Пять, по нашим сведениям. Возможно, Кристаллы в разных местах — ищите. Проверьте точки Силы, в первую очередь, пирамиды — не мне вас учить. Ваша задача — добыть и доставить сюда Кристаллы. Все пять. И в полной целости и сохранности. Об остальном мы, кажется, договорились?

«А в чем их ценность?» — чуть было не спросил Трейгз, но побоялся, что его мысли уже прочитали. Так и было. Эмиссар сделал гримасу, как будто хотел сказать: «Это лишнее. Ваше дело — найти и передать…»

— Кристаллы — сложные объекты, — выдавил из себя Эмиссар, словно делая одолжение, — возможно, это антенны космической связи и оружие, но несомненно, что это ключевой элемент обороны наших врагов. Кристаллы расставлены так, что нам их не обойти, не преодолеть…

— Почему? — не смог удержаться Трейгз, хотя знал, что его вопрос не понравится.

— Потому что наш ДНК не выдерживает излучения Кристаллов и разрушается на молекулярном уровне. Мы генетически уязвимы перед ними. А у вас — другой ДНК, поэтому вас как представителя родственной плеядинцам расы, не подверженного негативному воздействию, и выбрали на эту роль. Перед экспедицией разберитесь сами и обучите своих людей, как работают сканеры: на каждом корвете и разведчике мы установили большой прибор — это облегчит поиски. Ручные мини-сканеры — в каждой индивидуальной экипировке. Ну что ж, успехов!

— Разрешите обратиться? А… если плеянцы не отдадут Кристаллы добровольно?

Эмиссар снова досадливо поморщился, как будто удивился, что Трейгз спрашивает о такой чепухе. И Трейгз понял: в случае сопротивления Плеяну надо уничтожить.

IV. Сокровища пирамиды

Пока корвет командора Хранителей темных сил искал удобную наблюдательную позицию на Плеосе — маленьком необитаемом спутнике Плеяны, откуда бы объект просматривался как на ладони, Азел, вице-командор Темных, первый заместитель Трейгза, и его корабли-разведчики взяли курс на тихую планету.

Еще издали она показалась Азелу странной — никаких следов развитой промышленности, ни дыма, ни пыли, лишь периодические вспышки СВЧ-излучения. Азел дал команду ввести в действие сканеры разведчиков и приступить к сканированию пространства. Войдя в плотные слои атмосферы, корабли направились в заранее намеченные сектора.

— Я Разведка, как слышите, командор?

— Наконец-то! Десять минут тишины в эфире по всем частотам. Что у вас, почему так долго?

— Распределение по секторам. Следую в крайний левый северный сектор, координаты 1-N-Lf. Сканер показывает наличие заданного объекта. Вижу по курсу сооружения правильной геометрической формы. Так точно, пирамиды.

— Будьте осторожны. Цивилизация непростая.

— Да где она? Тут нет никакой цивилизации. Где города, заводы, люди? Прячутся в пирамидах?

— Действуйте по плану. Соблюдайте режим невидимости на всех частотах! Внезапность — наше преимущество.

Корвет Азела и корабли сопровождения устремились к заданной цели. Коснулись земли, и режим невидимости автоматически отключился. Пятнадцать сталкеров в многофункциональных костюмах под прикрытием самоходных боевых роботов в несколько секунд окружили пирамиду. Двое стражников с палками неясного назначения в руках успели только ошарашено уставиться на пришельцев с неба. Участь беспомощных плеянцев была предрешена. Их трупы бросили в кустах, а одну из непонятных палок Азел приказал взять с собой.

Пятерых сталкеров Азел оставил у входа, а сам с отрядом вошел внутрь — они двинулись в темноте вниз по наклонному коридору, ведущему в каменное чрево пирамиды. Никаких препятствий не было. В конце почти стометрового перехода блеснул странный луч, очень яркий, но не неоновый, не плазменный и не светодиодный, — когда они приблизились, там оказалась большая квадратная зала, и в ней…

— Не трогать ничего руками, — кричал Азел, перебегая от одного луча к другому и всматриваясь в сверкающие мириадами огоньков пирамидки. Они — не они? Их ведь никто еще ни разу не видел, даже Хранители. По описаниям да, это они, Кристаллы. Ну и красота! Такого во всей Вселенной нет. Какой Властелин Сущего мог создать такое? И охранять такое сокровище приставили только двух охламонов с палками? Пеняйте на себя, идиоты. Рука Азела сама потянулась к ближайшему Кристаллу, но вице-командор тут же в страхе отдернул ее, выждал чего-то, потом кончиком указательного пальца прикоснулся к сияющей грани пирамидки — слава Хранителям, ничего не произошло. Он постукал ее ногтем — прочная. Его обступили подчиненные — два младших офицера и сержанты с кораблей-разведчиков.

— Это большой алмаз, господин вице-командор, — сказал один из офицеров. — Прочная штука, доставим в целости, не разобьется.

Азел взял Кристалл обеими руками: тяжелый или нет? Увесистый. Надо нести вдвоем. Но вдруг, точно от тепла рук, над Кристаллом поднялась легкая дымка, свечение на глазах у всех стало тускнеть, а стенки Кристалла словно бы сделались тоньше. Галлюцинация? Нет, с каждой секундой все тоньше! А пирамидка все легче!

Азел в ужасе вернул Кристалл на место. Если этот адский камень или как его там сейчас рассыплется осколками у него в руках, расколется, испарится, превратится в дым или еще что, они не выполнят приказ Хранителей, а за такое Трейгз самолично, без всякого расследования прикончит любого на месте, и он, Азел, не исключение. Вот и пусть командор разбирается сам!

— Приказываю отойти от объектов до особого распоряжения! — эхом ударил крик Азела в каменные стены.

Он срочно связался с командором и передал точные координаты.

* * *

Четыре из них стояли по периметру залы — в каждом углу, на высоких каменных постаментах: Кристаллы как будто были обращены друг к другу, и их сверкающие лучи скрещивались, диагоналями перерезая огромное помещение. Трейгз даже зажмурился от сильного свечения. Еще один Кристалл, в два раза больше угловых, находился на тумбе в самой середине залы, рядом с большим сооружением похожим на каменную ванну.

Трейгз обошел залу несколько раз, внимательно осмотрев каждую находку. Он не ожидал такого скорого успеха — поистине его жизнь после встречи с Темной туманностью превратилась в какую-то сказку. Командор был уверен, что в поисках Кристаллов они с Азелом и людьми, лишенные всех благ цивилизации, к которым привыкли, зависнут на этой дикой Плеяне на год-другой и будут копаться в земле с ручными сканерами, глотая грязь, пыль и перетаскивая камни. А вышло иначе — «Пришел, увидел, победил». Древний герой, какой-то варвар, к этому только стремился и призывал, а Верховный командор Хранителей Трейгз сделал это повседневной практикой — его блистательная операция не заняла и тридцати минут.

Отдав приказ снять с подставок и забрать все сокровища, предупредив о личной ответственности каждого за сохранность груза, Трейгз пропустил сержантов и командиров экипажа с бесценной ношей вперед — они несли Кристаллы, обернутые специальной тканью, в руках, — а сам немного отстал, чтобы переговорить с Азелом. Возвращаться, поднимаясь по бесконечно длинному коридору, было гораздо тяжелее, чем спускаться. Стало очень душно, Трейгз ощущал во всем теле тяжесть, непонятная сила давила ему на виски. Не хватало еще проклятия пирамид — древних ужастиков для впечатлительных малолеток! Он посмотрел на Азела: тот шел, пошатываясь, время от времени придерживался правой рукой за каменную стену, а потом и вовсе прислонился к ней лбом, весь в испарине: жарко! Из носа его текла кровь и заливалась за стоячий ворот скафандра.

Впереди коротко вскрикнули — вроде бы, кто-то один, но потом крик подхватили еще несколько человек, и он долетел до командора и Азела уже настоящим воплем.

— В чем дело там? — ухнули каменные своды.

Кричал сержант, который нес один из угловых Кристаллов, — этот парень упал, выронил ношу и валялся в корчах на камнях. Его обступили товарищи. Напарник упавшего в страхе прижимался к стене. Быстро растолкав впереди идущих, к лежащему подбежал вице-командор.

— Идти можешь? — коротко спросил Азел, присев на корточки, но сержант только вытянулся, будто у него отнялись ноги, и задергал головой, как эпилептик, не в силах произнести ни слова. Губы у него вспенились розовым.

— Что еще тут? — неспешно подошел Трейгз, с трудом переводя дух. — Это… как вы…

Кристалл лежал у ног сержанта, но выглядел теперь не как твердая пирамидка алмаза, а как хрупкая ваза из драгоценного стекла, — у горлышка она была разбита, паутина трещинок покрывала тончайший сосуд до самого основания, маленькие сверкающие осколочки-бриллианты валялись тут же.

— Собака, — задохнулся Трейгз от ярости. — Да ты кусочка его не стоишь, мешок с дерьмом!

Он пристрелил сержанта и в ярости пнул труп к стене коридора. Напарник убитого прощался с жизнью, но Трейгз даже не взглянул на него. Потом склонился над Кристаллом, собрал осколки и зачем-то попытался приладить их на место. У него на глазах осколки слились с вазой, как будто и не отделялись, а стенки сосуда начали утолщаться — в руках у командора снова был твердый, крупный, нестерпимо для глаз сияющий диамант.

Бездари! Чуть не потеряли сокровище. Никому ничего нельзя доверить. Он сам собственноручно понесет Кристалл. Надо срочно выбираться из этого адского логова и возвращаться на базу: Трейгз видел, что еще человек пять-шесть из команды еле держатся на ногах. «Как бы и они не выронили Кристаллы, не военнослужащие, а нежные девицы! — скрипел зубами командор. — Если упадут и повредят Кристаллы, прикончу тварей к чертовой матери!»

Но слава Хранителям, все наконец выбрались из пирамиды, некоторые почти ползком, но сокровища — пять Кристаллов — были целы. Захотелось упасть на душистую траву и полежать, жадно вдыхая чистый воздух неведомой тихой планеты, вдосталь напиться воды и отдохнуть, забыться. Нет, лететь, лететь, никому разлеживаться не позволю — Трейгз кожей чувствовал опасность, к тому же датчики скафандра еще в пирамиде показывали, что близится гроза. Неужели мы опоздали? Настороженную тишину Плеяны вдруг разорвали грозовые разряды, и на небе вспыхнули огромные в диаметре шары мертвенного бледно-голубого цвета.

— Плазмоиды! Приближаются! Включить режим невидимости и активировать куполы безопасности кораблей! — командовал Трейгз. «Хранители, помогите, мы должны успеть». Нет, черт, в один из разведчиков все-таки ударило: робот-регистратор произнес синтезированным голосом что-то о нарушении герметичности отсека. Трейгз, не слушая его, орал: — Привести в действие скафандры! Срочный аварийный взлет!

V. Последний день планеты

— Выждем здесь, на Плеосе, пока они угомонятся, и вернемся на базу. Личному составу — отдыхать. Куда сейчас лететь? Они следят за нами и уничтожат плазмоидами, — устало сказал Трейгз Азелу. — Кристаллы у нас, все пять. Задание Хранителей выполнено, чего еще? Сохранить Кристаллы, то есть затаиться на время и быть осторожными. Есть раненые?

— Двое. Из второго экипажа. Зацепило плазмоидом.

— Копаться надо меньше и четко выполнять приказы командора. Сержанты?

— Нет, один лейтенант — тот самый, что убил стражника пирамиды и отобрал у него палку.

— Какую палку? — удивился Трейгз и, увидев, засмеялся: — Это плазменное ружье, а не палка. Из него стреляют плазмой и убивают насмерть.

— Эта планета по всем видимым признакам в первобытном состоянии. Каменный век. А на нас полчаса назад обрушили плазмоиды. Вы говорите про плазменные ружья. Откуда они у дикарей? Объясните, господин командор, вы ученый человек, — подольстил хитрый Азел.

— До нашей операции я читал о Плеяне, а после — смотрел живые данные. Кстати, как вернемся — предоставим все бортовые записи науке. Там сплошь уникальная информация, так что мы с тобой не только бойцы, но и первопроходцы, — иным ученым и за всю жизнь не сделать столько открытий. Ну а пока вот тебе первое: на Плеяне не каменный, а каменно-плазменный век.

— Это можно совместить?

— Да. Камень по сути кристалл, он имеет кристаллическую решетку. Воздействуя на кристалл энергиями, ионизацией, излучениями в нужных частотах, реально вызвать мощные энергетические вихри, разряды молний, даже изменить гравитацию. Ты видел при подлете, сколько у них каменных объектов? Я наблюдал отсюда, с Плеоса. Тысячи! Отдельно стоящие каменные столбы, камни-лабиринты, курганы с каменными навершиями, дольмены — каменные домики с крышей и фронтальным отверстием, как собачьи конуры в зверинцах.

— Пирамид еще целая куча.

— Вот это-то хуже всего. Крупные каменные объекты — это либо их астрономические обсерватории, либо антенны связи. Может, даже дальней космической. А судя по «теплому» приему, который нам оказали плеянцы, — пирамиды служат системой сигнализации, обнаружения и даже оружием.

— А в древности Плеяна существовала?

— Кто знает? По легендам — да. В Сети нашел информацию, что несколько тысяч галактических лет назад здесь якобы высадились пришельцы из соседней галактики. Они называли себя плеядинцы, или Светлые Хранители. У них была очень развитая по тем временам цивилизация, но возникли какие-то распри с соседями — что за соседи и в чем суть конфликта, теперь невозможно установить. Плеядинцы, вроде бы, именовали их Темными. Ну то есть по контрасту: мы — Светлые, а враги — Темные. Кто на самом деле был какой масти — кто их разберет? Короче, по одной легенде, Темные претендовали и на планету Плеяна, и на всю галактику Прокса — Проциона. Светлые считали их захватчиками, воевали с ними, не хотели отдавать свою родину — Плеяну, и какие-то волшебные средства, заколдованные талисманы, что ли, помогали им защищаться и делали их всесильными. Темные никак не могли преодолеть их оборону и тогда решили украсть эти…

В чипе Трейгза замигало красным: «Тревога!» — в ту же секунду в наушники командора и вице-командора ударила сирена. Локализация — частоты Плеяны.

— Это угроза, командор, — сказал Азел, приводя в готовность боевой скафандр. — Плеянцы, или — как их? — плеядинцы, или Светлые хотят вернуть Кристаллы. Иной причины для агрессии по отношению к нам у них нет. Вот они, заколдованные талисманы. Стало быть, будет война.

Трейгз расхохотался и, как обычно, сделал неприличный жест невидимым врагам:

— Вот что они получат, а не Кристаллы!

Война с кем? С этими аборигенами? Да Трейгз щелчком пальцев сотрет их с лица галактики — пусть только сунутся! Он и не с такими справлялся — он «зачистил» ворусов на R94, а ворусы с их термоядерными ракетами не идут ни в какое сравнение с какими-то остолопами, не успевшими даже выстрелить из ружья. Он похитил их Кристаллы — и теперь никакая мистическая сила не придет аборигенам на помощь, никакие их плеядинцы, Светлые Хранители, а если не угомонятся — через несколько минут он, Верховный командор, разнесет все эти пирамиды и дольмены в руины, в космическую пыль! У него есть негласный приказ Эмиссара: если враг агрессивен, его уничтожают.

— Ракеты к бою! Огонь!

Дальнейшее происходило с фантастической скоростью. Несколько тысяч мегатонн обрушились на Плеяну. Мишенями Трейгз выбирал стратегически важные источники пресной воды, сейсмоопасные области планеты, крупные каменные сооружения — места сосредоточения аборигенов.

— Еще залп! Огонь!

Позывные вице-командора.

— Командор Трейгз, остановитесь. Мы лишились многих ракет. — Азел назвал страшную цифру. — Да, они погибли. Нет объяснений. Они не взорвались, а растворились в воздухе. Уничтожены импульсными лучами СВЧ-диапазона. Мы не выберемся из этой ловушки и потеряем не только Кристаллы, но и всех своих людей.

— Я не собираюсь терять Кристаллы. А вас, труса и предателя, лично пристрелю за срыв операции, как того сержанта, — только доберусь.

Он ввел в чипе секретный код и активировал голограмму Эмиссара: «Кристаллы у меня. Все пять. Нужна помощь. Иначе потеряю. Плеяна агрессивна». И получил краткий ответ: «Астероид. Радиус 200. ГрЛ».

За все время Трейгз ни разу не усомнился в могуществе своих покровителей, и был совершенно прав. Темные Хранители точно знали, когда Астероид будет проходить вблизи Плеяны, они все заранее рассчитали, и теперь требовалось лишь задействовать ГрЛ — гравитационную ловушку, — чтобы немного, совсем немного скорректировать траекторию убийцы. Это как слегка подправить прицел ради точного попадания в мишень. Трейгз подправит, но убивать будет не он — против непокорной Плеяны восстанет сам Космос.

— Есть!

Астероид вошел в атмосферу Плеяны по опасной касательной, врезался в западную часть океана и пробил планетарную кору: в океан полилась магма — кипящая вода хлынула на побережье, распространяя смертоносную мощь на огромные расстояния. Удар был настолько сильным, что и сам астероид стал плавиться, стремительно превращаясь в магму, а затем — в плазму. Под проколом планетарной коры шар плазмы двигался, словно поршень, проталкивая впереди себя раскаленную субстанцию. Плеяна вспучилась, охваченная землетрясениями, оживились вулканы, небо затянуло пеплом. Наконец выскочивший, как пробка от шипучего вина, шар плазмы взорвался, подобно термоядерному заряду. От сгоревшего кислорода в атмосфере образовался разрыв, в который устремился холод космоса. Температура планеты упала до абсолютного нуля, и мгновенно замерзло все живое. От страшного перепада температур резко охлажденный шар плазмы превратился в огромную массу мельчайшей силикатно-базальтовой взвеси. За несколько дней облако взвеси рассыпалось по мертвой планете, похоронив ее в гигантской могиле песка.

Заключение

Командор Трейгз связался в секретном портале GLG с Эмиссаром Хранителей и доложил своему куратору о выполнении операции. Кристаллы Чистой Жизни у него. Да. Все пять. И в полной целости и сохранности. Он доставит и передаст их лично — в присутствии Эмиссара… и Главного Хранителя. Да, пожалуйста, просьба передать: командор Трейгз сочтет за высокую честь лично засвидетельствовать свое почтение Главному Хранителю.

Главный Хранитель, поздравляя Трейгза с победой над страшным врагом, долго пожимал ему руку, называл доблестным космическим Воином и обещал безусловную поддержку в борьбе с любыми опасностями, гарантировал полную неуязвимость, чтобы в дальнейшем Трейгз смог принести еще больше пользы Хранителям. А в том, что адмирал Трейгз — командор счел, что это не оговорка, — овеет себя неувядаемой славой, никто из Хранителей, как и Он сам, нимало не сомневается.

— Вы говорили что-то о тихой уютной планете, совершенном парадизе, где я смогу отдохнуть и восстановить силы и где никто не посмеет меня беспокоить, — сказал Трейгз Эмиссару, когда Главный Хранитель удалился. — Прошу продлить мне пропуск через Врата Межмирья. Полагаю, наша договоренность в силе?

— Разумеется, в силе! Однако советую вам внимательнее прочитать договор. У вас еще много подобной работы. Ваш генетический код действительно представляет интерес и ценность для нас, но вы же не единственный его носитель… Желаю приятного отпуска!

* * *

— Нет, вы только подумайте! — кричал обычно сдержанный контр-адмирал Пятого рукава Пояса Борея на совещании со своими офицерами. — Он убил планету! Вы в курсе? Вся Сеть кипит и клокочет справедливым негодованием! Трейгз — позор всей нашей галактики. Маленькая первобытная цивилизация чем ему помешала? Или ему опять ударила в голову Темная туманность?

— А нет никаких надежд на возрождение этой… Плеяны? — спросил Зекрут, недавно произведенный в командоры сектора Эпсилон.

— Нет, планета погибла. Там, куда не достигли цунами, пролилась раскаленная магма. Поверхность засыпал вулканический пепел, песок и глина. Где-то все вымерзло, а где-то — сгорело из-за взрыва плазменного шара. Это конец. Катастрофа. Апокалипсис. Смерть торжествует.

Собравшиеся хмуро помолчали.

— Мы не можем это так оставить, — подытожил контр-адмирал. — Я свяжусь с Центром и добьюсь, чтобы решением Высшего галактического суда в дополнение к заочно вынесенному приговору за организацию военного мятежа с позором разжалованный командор Трейгз, а ныне космический пират и убийца был осужден за убийство планеты и истребление располагавшейся на ней мирной цивилизации. Пират Трейгз будет объявлен в межгалактический розыск!

Михаил Попов

Скелет в шкафу

Ольга Покровская

Выбери утро

1

Маша не любила погружаться в настройки резко. Ей нравилось, чтобы реальность проявляла себя неторопливо, как в старинных романах. Вот героиня проснулась, выглядывает в окно: что-то хмуро!.. Неспешно завтракает, одевается по погоде и наконец выходит на улицу — в лицо валит мелкий дождь.

Элементы грядущего дня Маша обдумывала еще накануне, ложась спать, и заранее предвкушала, как завтра ласковый голос в виске разбудит ее и скажет: «Машенька, выбери утро!»

В последние годы кривая Машиных предпочтений склонялась в сторону осени. Маше хотелось тумана, резкой октябрьской свежести, паутины на «праздной борозде» и прочих прелестей забытой русской литературы. В архивах настроек ей удалось разыскать режим «Тургенев» с неплохим выбором ландшафтов, погодных условий и аудиокарт. Правда, после одного из Конгрессов звуки охоты были исключены из меню как возможный призыв к насилию. На них требовалось получать специальное разрешение. Маша с этим не заморачивалась — ее вполне устраивало курлыканье журавлей.

Мировой референдум по закону о Выборе Личной Реальности стал главным событием позапрошлого века. У закона были противники, сумевшие внести в проект множество нелепых поправок. К примеру, несколько десятилетий настройки разрешалось использовать исключительно для нейтрализации неблагоприятных условий жизни, таких как плохая видеоэкология мегаполисов или слишком короткий световой день.

Спустя годы ограничения были сняты, и вот уже два столетия с «хвостиком» люди Земли обладали правом индивидуально настраивать свой мир. Они шли путем ошибок. Многие увлекались бесконтрольной настройкой эмоций — до тех пор, пока не был принят запрет на моделирование чувств. Человек должен оставаться человеком. Радость должна возникать в результате правильного образа жизни, а не искусственного воздействия на мозг. Гнев и ненависть следует изживать естественным путем. Человек — не робот и не зомби! И как раз поэтому он достоин самостоятельно определять, в каких условиях ему жить.

Право выбора личной реальности было признано величайшей ценностью цивилизации и в начальный период вызвало всплеск фанатизма. Доходило до того, что люди отправлялись в отпуск на теплое море лишь затем, чтобы воспользоваться своим правом, включив режим альпийской зимы. Со временем пафос угас. К настройкам привыкли и начали воспринимать их как нечто, что было и будет всегда.

Однако Маша не принадлежала к легкомысленному большинству. Пять лет назад — ей исполнилось тогда четырнадцать — она узнала на собственной шкуре, что значит лишиться настроек. А как весело было жить в неведении, играть с подружками в реальности «аниме» и верить, что мама — добрая фея Весна из режима «Боттичелли»!

В тот несчастливый день, выйдя на прогулку в городской парк, они с мамой настроили июнь, тропу над морем, аромат диких цветов, ветер. На тропе оказалось людно. Бодрые путешественники, красавцы и красавицы, одетые в ретро начала двадцатого века, некоторые с походной тростью и цветком в петлице, улыбаясь, шли им навстречу.

На повороте, там, где тропа скрывалась за горным уступом, раздался предостерегающий крик, и в то же мгновение из-за скалы выскочил и устремился Маше в лоб мальчонка на старомодном велосипеде.

Маша шарахнулась в сторону и через миг очутилась на крупитчатом покрытии аллеи. Страшная боль в ноге выбросила ее из настроек. Схватившись за щиколотку, Маша задержала дыхание: не шевелиться! Рядом с ней на корточки опустилась худая некрасивая женщина и с глазами, полными ужаса, потеребила ее за плечо.

Когда боль в ноге стала тише, Маша приподнялась и увидела под локтем землю с раздавленными оранжевыми цветами. Упав, она снесла край грядки. От смешанных с землей цветов шел запах поздней осени, а в ямке из-под Машиного локтя барахтался черный жук со сломанной лапкой. Маша поскорее отвернулась от жука и, озираясь в поисках исчезнувшей феи Весны, крикнула:

— Мама!

— Машенька, я здесь! — отозвалась сидевшая рядом женщина и вздрагивающей рукой погладила Машу по голове. — Потерпи, котик! Сейчас приедет помощь! Сейчас!

Маша, не понимая, уставилась на незнакомку и вдруг сообразила: ну конечно, это и есть мама — ее мама без настроек.

Оправившись от первого потрясения, Маша огляделась: по аллее шли вразнобой, уклоняясь на автопилоте от столкновений, люди в термокостюмах. Некоторые смеялись и подпрыгивали. Порой кто-нибудь замечал сидящую на земле Машу и улыбался ей, а одна полная дама даже весело подмигнула. Видимо, в их настройках случившаяся с Машей беда выглядела как нечто забавное.

Пока ждали медкапсулу, пошел косой дождь со снегом. На коротко стриженные головы гуляющих наползли капюшоны, на лица спустились прозрачные маски — напыление водоотталкивающих частиц, — но, кажется, никто из идущих не заметил происходящего. Маша зачарованно, как во сне, провела рукой по своему лицу и ежику волос. Термокостюм отключился. Напульсник мерцал и отказывался возобновлять настройки. Некуда было деться от пронизывающего ноября.

Наконец подоспела помощь. Поврежденную связку починили прямо на месте в капсуле коррекции. А жука, сколько Маша ни просила, чинить отказались. В нем не было обнаружено учетного сигнала, а значит, он не мог претендовать на заботу государства.

Дома Маша включила «нейтральную передачу» и, отдыхая в голубоватой пустоте неба, попыталась представить себе Покой, как учил лицейский психолог. Но в голову все время лезли снежные хлопья, жук и тоскливый запах оранжевых цветов, смешанных с землей. Что-то беспредельно одинокое было в этом — остаться без настроек. Словно ты попал в космос, где движется по своим орбитам несметное число небесных тел, но ни одно не замечает другое.

— Мама, я хочу понять, как они жили без настроек? Ведь это страшно, когда ты ничего не можешь выбрать: ни погоду, ни как должны выглядеть близкие! Наверно, они были очень смелыми?

— Котик, они были рабы и даже не знали, что такое свобода, — сказала мама. — А ты, если будешь думать о глупостях, останешься, как тетя Лара, без работы!

Машина мама была зубным генетиком и с детства пугала Машу дефицитом рабочих мест: «Ты подумай, как плохо без работы! Государство тебя кормит, настройки развлекают. Ну а ты сама — за что же ты будешь себя уважать?»

* * *

Тетя Лара была маминой двоюродной бабушкой. Про нее в семье ходила легенда, будто в юности она целый месяц прожила без настроек и позволила себе критиковать величайшую ценность цивилизации, в результате чего и схлопотала пожизненный запрет на работу.

Тети-Ларины сто лет, отведенные каждому жителю Земли, подходили к концу. Закон о столетней продолжительности жизни был венцом справедливости, и Маша об этом знала. Пожил сам — уступи место следующему. При этом твое отсутствие не вечно. Генетическая информация бережно сохраняется, и человека сразу же после смерти ставят в очередь на жизнь. Когда очередь подойдет, каждый сможет пожить еще раз.

В Машиных настройках тетя Лара была тощей вздорной колдуньей в остроконечном колпаке. Маша ее побаивалась. Но теперь, после происшествия в парке, увидев тети-Ларины костлявые руки, распахнутые к объятию, Маша расплакалась. Тетя Лара вдруг представилась ей жуком, которого скоро перевернут на спину и переломят, только уже не одну лапу, а совсем.

— Ну вот видишь — опять слезы! — воскликнула Машина мама. — С того случая просто не узнаю ребенка! Лара, она же последних друзей растеряла! Раньше хотя бы гуляла с девочками в общей настройке, а теперь бродит одна.

— Мама, а ты в курсе, какие у них настройки? — вскричала Маша. — Плюс тридцать пять и карнавал какой-нибудь бразильский! Там вообще думать ни о чем невозможно! И разговаривать невозможно!

— Маха, а где ж ты одна-то бродишь? — грозным контральто полюбопытствовала тетя Лара.

Маша отвернулась и промолчала. Она бродила по осени. Порой заказывала листопад, порой смешанный со снегом дождь. Ей были важны мелочи — ощутить на коже влагу тумана, пошуршать листвой по аллеям графской усадьбы вместе с прочими дамами и господами…

Тетя Лара быстро добралась до Машиных тайных мыслей.

— Хочешь познать жизнь без настроек? — спросила она, ястребиным взглядом вперившись во внучатую племянницу.

— Да, я хочу понять, как они жили. Но я боюсь, — сказала Маша.

— Маха, а теперь я тебе открою секрет! — торжественно произнесла тетя Лара. — Можешь сколько угодно шляться без настроек — все равно, как они жили, ты не поймешь никогда! Мы не можем представить себе прошлое, потому что информации о нем больше нет, даже самой базовой. Она утилизирована! От космического лайнера отстыковали прицеп!

— А почему его отстыковали? — спросила Маша.

— Потому что в каком-то смысле история — это страшно тяжелый контейнер с мусором. В нем устаревшие машины, детали от механизмов, которых больше не существует. Нельзя вечно таскать за собой прошлое. Конечно, всегда будут чудики, которые умеют читать буквы и копаются в романах. Но рядового землянина это только затормозит в развитии.

На этих словах взгляд колдуньи потеплел и стал хитрым.

— Машка, а может, тебе пойти на курсы чтения? Раньше после них выдавали доступ к архивной информации. Прочтешь роман из девятнадцатого века — вот тебе и жизнь без настроек! Уверяю, ты ничегошеньки не поймешь! Нет, ну а что ты имеешь против? — обратилась она к Машиной маме. — Посмотри, что вы делаете с детьми! Ребенок еще говорить не научился, а его уже тащат в лабораторию — дитятко, давай копайся в генах! Ведь этот ваш культ науки сделал человека духовно нищим! Нищим!

Той же осенью, успев до Нового года, Маша окончила курсы чтения и получила доступ к файлам литературного хранилища. Забытые великаны прошлого, владевшие умами Машиных предков, все как один оказались к ее услугам. Содержимое «контейнера с мусором» поразило Машу, но за два года, остававшихся до поступления в университет, она осилила только «Войну и мир». Как и предсказывала тетя Лара, несмотря на подробные комментарии, Маша поняла в романе совсем немного, и все же решение было принято: она посвятит свою профессиональную деятельность истории, а именно — изучению жизни без настроек.

2

После долгого спора с мамой Маша выбрала самый непопулярный факультет — «Архивы образа жизни». Туда совсем не было конкурса. На день открытых дверей Маша явилась в режиме «аниме». Мультяшные профессора соблазняли студентов увлекательными стажировками и перспективой трудоустройства. А затем на скалу взлетел молодой и пылкий разбойник по фамилии Кувшинкин. Взмахивая кинжалом, он говорил о времени, когда люди воспринимали мир таким, каков он есть. О, что это были за счастливцы! Первая зелень апреля была им сладка, как свидание после долгой разлуки, а тоска по снегу вдохновляла душной ночью июля писать стихи! Вместо того чтобы «надеть» погоду по своему выбору, они надевали шубы или резиновые сапоги. И уж, конечно, и речи не шло о том, чтобы подтасовывать образ возлюбленного!

— Ребята, предлагаю признаться! Настройки — уже давно не свободный выбор разума, а намертво въевшаяся привычка! Для большинства из нас начать день без «Выбери утро» равносильно крушению вселенной. Нашей с вами задачей будет воссоздать в себе мироощущение естественной жизни и исследовать его. Почему мы разучились творить? Где художники, поэты? Последнее поколение творцов создало библиотеку настроек, и на этом все закончилось. Она не пополняется уже больше ста лет, потому что творческая способность утрачена!

— А зачем нам пополнять библиотеку? — спросил мальчишеский голос из зала. — Даже если мы каждый час будем менять настройки, все равно их за тысячу лет все не перемерить!

Разбойник сдвинул брови и перекинул кинжал из ладони в ладонь, однако сдержался.

— Милые дети! Дело не в том, много настроек или мало. Дело в том, что мы не способны сочинить свою. Даже выбирают из имеющегося единицы, а большинство и этого не хотят — включают режим «Перемешать», и все! Вы посмотрите на себя, вы ведь просто… — воскликнул он было и запнулся. Употреблять в обществе ругательства вроде «зомби» было запрещено. — В общем, наша с вами дерзкая цель — возродить в человеке творчество! А для этого придется провести эксперимент и понять, каково это — быть без настроек! Большинство из вас не решаются даже просто увидеть себя в зеркале. Рискните — обещаю вам нехилую встряску! Нам надо поднять отмерший пласт живых человеческих чувств. Одиночество и единство, страдание и сострадание. Доверие, вдохновение! Вы вообще в курсе этих понятий?

Маша слушала, наморщив лоб.

— А теперь, дорогие дети, предлагаю вам поучаствовать в очень приятном, очень вкусном эксперименте! — продолжал разбойник. — Сейчас на ваших глазах я выну из оболочки кулебяку. Это пирог, испеченный по рецепту наших далеких предков. В настройках у вас наверняка есть модель его вкуса. Но я предлагаю вам ощутить настоящий! Если боитесь отключить все настройки сразу, освободите хотя бы вкус и обоняние!

При этих словах он водрузил на стол несколько пластов пирога и, разорвав термоупаковки, покромсал кинжалом на куски.

— Налетай!

— У меня лаваш какой-то с брынзой. А у тебя что? — спросила Маша у лицейского друга Никиты, поступавшего с ней за компанию.

— Кукурузная лепешка, — ответил тот, пожевав. — Я же в Мексике!

— У меня чипсы с беконом! — крикнули из зала.

— Вот видите! У вас чипсы! — восторжествовал Кувшинкин. — Я так и знал — ни один из вас не решится снять настройки хотя бы частично. Сами того не ведая, вы лишили себя роскошного душистого пирога и грызете какую-то дрянь! — Он оглядел аудиторию и погрустневшим голосом проговорил: — Ребята, я не зову вас в прошлое, не идеализирую жизнь без настроек и не призываю фанатеть от ретро. Я о том, чтобы вы хоть иногда для разнообразия смотрели на мир своими собственными глазами!

Рисованный разбойник показался Маше забавным. Она поразмыслила и записалась к нему на курс.

* * *

Николай Родионович Кувшинкин был совсем молодым ученым, вернувшимся недавно из некой таинственной командировки. Поговаривали, будто он сделал важное для науки открытие. Потому, несмотря на радикализм и прочие недостатки, ему и доверили вести курс. В университете о Кувшинкине ходила странная слава. Он слыл революционером, едва ли не врагом настроек. Впрочем, Маша была уверена, что это вранье. Если бы нечто подобное обнаружилось, Кувшинкин был бы объявлен пожизненным безработным, как случилось с тетей Ларой, и уж точно его бы не допустили к студентам.

Тему Машиной научной работы они определили быстро. Маша сказала, что хотела бы вникнуть в быт рядового ученого, скажем, нейробиолога, из пограничной эпохи, когда настройки еще не вошли в жизнь, но наука уже полным ходом стремилась к ним.

— У меня был предок, — доверительно сообщила она Кувшинкину. — Он работал в Москве, в научном институте, а в свободные дни жил на даче, читал книги. У моей прабабушки Лары сохранились старинные носители. Один с его записями, а другой с фотографиями — на нем так и написано: «Дача». Только их не на чем посмотреть. Надо ехать в архив исторических гаджетов. Я подумала: вот как раз…

— Фролова, ты что, смеешься? Какая дача? Дачи все давно снесли! Где ты собираешься практическую часть вырабатывать? — воскликнул разбойник. — И потом, на кой нам черт нейробиологи! Наша миссия — возродить художественное творчество. Искусство! Слыхала о таком? Так что никаких пограничных эпох. Погружаться будем в самый расцвет! Раз уж ты Толстого читала, предлагаю середину девятнадцатого века. Культура русской усадьбы!

Маша жалобно смотрела на вихрастого разбойника и помалкивала.

— Я же не просто так советую, — смягчаясь, сказал Кувшинкин. — По той эпохе хотя бы сохранилась парочка заповедников. На один мы тебя забросим, там наша база. Поживешь без настроек с недельку. Конечно, это будет жалкое подражание. Но для нас важна не точность деталей, а состояние души. Ты, Фролова, должна будешь в себе, не в настройках, а в душе, в душе — он постучал себя кулаком в грудь, — почувствовать импульс к творчеству! Фантазию хоть какую-то! И зафиксировать ход своих переживаний. Подробно! Каждую слезинку! Если ты сделаешь это убедительно, это будет твой вклад в возрождение человечества.

При этих словах анимешные глаза Кувшинкина стали грустными и квадратными. Он умолк, и Маша догадалась, что ни в какое возрождение он не верит.

— Николай Родионович, а вы жили когда-нибудь без настроек? — шепотом спросила она.

Кувшинкин тупо уставился на Машу, потом заржал и, махнув рукой, вышел из аудитории.

* * *

За лето Маша перерыла архивы настроек и, помимо уже исхоженного вдоль и поперек «Тургенева», обнаружила «Покос в Ясной Поляне» и «Болдинскую осень». Ей нравилось гулять по аллеям, вдыхать ароматный воздух и любоваться частыми радугами. В качестве поощрения научный руководитель раздобыл для нее ретро-блокнот и карандаши. Теперь во время прогулок, присев на скамью, Маша поглядывала вокруг, что бы такое ей воспеть? Попробовала нарисовать с натуры кленовый лист, но, повозившись пару минут, бросила. Хотела сочинить рассказ — и не смогла придумать, о чем. Хоть убейте, она не понимала, какой смысл в ее жалких стараниях!

Однажды, гуляя в настройках по аллеям Тригорского, Маша вспомнила перевернутого жука и оранжевые цветы в земле. В груди зашевелилась жалость, забродили, цепляясь друг за друга, слова «грустно», «сыро», «солнце», «смерть». Солнце было лишним, но, Маша чувствовала, на его осеннем луче все держится: и запах бархатцев, и копошения пораненного жука, и ее собственное какое-то трепещущее, бедное желание заслужить одобрение Кувшинкина. На миг ей пришло в голову: а вдруг это и есть творчество? Подумав так, Маша взялась за напульсник и скорее сбежала в мультфильм.

Решение о прохождении практики было принято в октябре, сразу после того, как научный руководитель ознакомился с результатами Машиной работы в архивах.

Материалы о процессах, протекающих в коре головного мозга в момент вдохновения, Кувшинкин забраковал сразу.

— Фролова, вот поэтому мы и погрязли в болоте! У вас у всех один мозг на уме! А где душа? Где человеческое достоинство? Чудо где в конце концов? Эти твои «процессы» уже триста лет изучены! Нажать кнопку в башке — такая же фальшивка, как ваши настройки. Ты докопайся, что в груди у них трепетало? Ныло там что? Почему у них были чувства острые, а у нас тупые? В чем они превосходили нашу цивилизацию, и как нам у них поучиться?

— Николай Родионович, да просто без настроек им было скучно! Поэтому у кого было свободное время, у дворян… вот они все и сочиняли, — запнувшись, сказала Маша. — Вы представьте — всю жизнь одна и та же реальность. Это же с ума можно сойти!

Разбойник, сдвинув мультяшные брови-черточки, строго посмотрел на Машу.

— Скучно — это еще не все, Фролова! Кому скучно было, те горькую пили. А с тобой мне все ясно. На этих вот компиляциях далеко не уедешь. Как смотришь на практику без настроек? Или боишься? — Ив его угольных глазах загуляли красные блики.

— Совсем не боюсь! — решительно возразила Маша. — Я однажды уже была без настроек. Когда повредила ногу.

3

В день отъезда Маша включила в настройках солнечный день октября. Для Кувшинкина, впервые отказавшись от мультипликации, она выбрала реалистичный образ кучера времен государя Александра Второго. Старой умной лошадкой правил не усатый какой-нибудь дядька, а простой крестьянский парень, спасенный барином от солдатской службы для хозяйственных нужд. Господам же (в данном случае Маше) полагалось усесться в коляску и ехать, охая на кочках, прямиком до поместья.

К сожалению, кучер Кувшинкин не осознал свою роль. Даже не думая соблюдать субординацию, всю дорогу он давал барышне указания, в особенности напирая на ежедневный и искренний отчет в дневнике.

— Все движения души! Тоску, скуку, гнев! Все порывы! Анализируешь и записываешь — это твоя главная задача! А то я вас знаю — пойдете бродить в поля да слезы лить, а через день заявите: верните напульсник! — бранился кучер.

— Я не заявлю! — твердо сказала Маша.

— Ты пойми, Фролова, мы тут не дурью с тобою маемся. В нашей работе, может быть, вся надежда земли! — продолжал кучер. — Ты, конечно, этого не видишь, потому что сидишь в настройках. Но поверь мне, я-то каждый день любуюсь: сегодняшнее человечество — это спящие мухи. Обожравшиеся сахару мухи — больше ничего!

Маша слушала, отвернувшись, ее взяло зло на Кувшинкина.

— Николай Родионович, как вы можете так всех презирать? Зачем тогда вы нас чему-то учите, раз мы — мухи?

— Да не презираю я! Мне, наоборот, жалко! — растерявшись, возразил Кувшинкин.

— А мне жалко тех, древних, которые жили в плену обстоятельств! — сказала Маша. — А нас чего жалеть? Мы счастливые!

Кучер нахмурился и промолчал, но Маша ясно расслышала: «Дура!»

* * *

— Ну вот, Фролова, это наша база! — сказал он, помогая Маше выбраться из коляски. — Хмуровато с непривычки, зато как пахнет! Ты понюхай — грибами! Грибы собирала когда-нибудь? Давай вырубай настройки, не пожалеешь! Да куда ты пошла, вымажешься вся — не видишь, грязища!

Маша в фильтрах «Тургенев» осмотрелась и нигде не обнаружила грязи. Под ногами нежно позванивала золоченая листва. Над прелестными, в дымке, лугами кружили стрекозы, а на пригорке приветливо распахнула окна серо-голубая усадьба со свежевыкрашенными, словно накрахмаленными, кружевами наличников.

— Ты не смотри, что дом облезлый, — сказал Кувшинкин, взяв Машу за локоть и в обход луж ведя к усадьбе. — У них с краской проблемы. Выпускают музейную партию раз в десять лет. А сама понимаешь, ветра, сырость. Спасибо, что пока хоть не снесли! Усадебный дом тысяча восемьсот сорок девятого года постройки после молекулярной реконструкции. Парк поддерживается. Хвойные, правда, не растут. Ну, они уж триста лет не растут. Ты хоть в настройках-то елку видела? Вот раньше, по документам, здесь ели были. Ну зато остались липы, березы. Ты чего ждешь-то? Снимай настройки!

— Николай Родионович, я не могу. Я сначала должна освоиться, — смутилась Маша и на всякий случай прикрыла напульсник ладонью.

— Фролова! Зачем ты ехала сюда вообще? — остановившись, вскипел Кувшинкин. — Мультики смотреть? Или вживаться в мироощущение предков?

— Я не могу сразу! — разволновалась Маша. — Я увижу все это ваше облезлое, и у меня будет стресс!

— Стресс? — Вконец потерявший совесть кучер уткнул кулаки в бока. — Что значит, стресс? Ты ученый или кто? Думаешь, для меня не стресс каждый день вами любоваться? Все как один серые, бритые, чумазые поросята! Фролова, ты лоб в чем вымазала? Зубной распылитель у тебя на лбу, ясно? Хоть бы взглянула на себя разок в зеркало!

Маша потерла лоб и сняла сухой комочек. Попробовала — в настройках на вкус это был шоколад.

— Ладно, — хмуро сказал Кувшинкин. — Иди в дом. Вызовешь завхоза Стеллу, отключишь настройки и сдашь ей напульсник на неделю — ясно? И термокостюм. Он тебе тут без надобности. Там у них целый шкаф одежды — хоть понаряжаешься раз в жизни! Девчонка все же! Ну, я пошел, инструкции у тебя есть, — заключил он и направился к площадке, где остался экипаж, однако через несколько шагов обернулся. — Маш, ты ж любопытный человек! Не понимаю, ну какая охота всю жизнь быть зомби!

Маша в растерянности смотрела, как удаляется кучер, теперь уже окончательно. К ее удивлению, он сел не на козлы, а внутрь экипажа, стукнув дверцей. Коляска покатилась сама. Должно быть, от волнения в Машиных настройках «слетела» лошадь.

По голубоватой, в стелющейся дымке дорожке парка Маша прошла к нарядному крыльцу с резными балясинами. Из дверей ей навстречу уже выглядывала добродушная женщина в праздничном крестьянском уборе. Она представилась Стеллой и проводила Машу в ее спальню.

В миленькой, оклеенной синими обоями комнате пахло цветами. Маша огляделась и увидела на окне чуть прикрытую занавеской вазу с чайными розами, крупными и тяжелыми, как яблоки. По стенам блестели зеленью и лазурью несколько итальянских пейзажей.

Маша села в обтянутое бархатом кресло, зажмурилась и рывком отлепила ленту напульсника. Без настроек воздух стал холодным и резким. Маша почуяла запах сырого дерева и еще что-то знакомое, пряное и грустное. Открыла глаза и увидела голые деревянные стены, потолок с дождевыми потеками и окно без штор. На подоконнике, там, где настройка «Тургенев» показывала вазу с розами, стоял ящик, засыпанный землей. Из земли торчали листья-елочки и оранжевые с коричневатой каймой цветы на коротких стеблях. Такие же, как те, на которые она упала, когда повредила ногу.

Маша ошеломленно поднялась с табурета и провела по доске ладонью — нет, никакого бархата… Упала на застеленную кровать и почувствовала слезы и гнев на свою наивность. Семь дней в этом жалком подобии усадьбы!

По мысли научного руководителя, Маше предстояло пробыть без настроек неделю. Этого должно было хватить, чтобы студентка Фролова совершила открытия, которые возродят в «объевшихся сахара мухах» творчество! Как бы не так! Маша потянулась к брошенному на столе напульснику, дотронулась кончиками пальцев и, помедлив, передумала. Все-таки жалко было разочаровывать Кувшинкина.

Немного свыкнувшись с безрадостной обстановкой, Маша подошла к старинному шкафу — там, согласно инструкциям, для нее была приготовлена одежда. Взялась за облезлую ручку. Дверца скрипнула и, распахнувшись, окунула Машу в мутное зеркало. Из мглы веков на нее смотрела девочка с круглым лицом и коротковатым носом. Русые волосы подстрижены сантиметровым ежиком, большего не позволяет термокостюм. Уши торчат.

Маша схватила с полки одежду — джинсы, футболку и красно-белый свитер с оленями — ив ужасе захлопнула дверцу.

— Нет, ну как они жили без настроек? Как они жили? — бормотала она, неуклюже переодеваясь. — Просто жили и знали, что все видят, какие они страшные? И сами тоже прекрасно видели, кто красивый, а у кого уши? Ничего себе удовольствие!

Твердо решив, что больше никогда не заглянет в зеркало, Маша открыла дверь в коридор и дрогнувшим голосом позвала:

— Я готова! Вот, возьмите, пожалуйста!

Стелла, преобразившаяся из нарядной крестьянки в полную бритую женщину в термокостюме, отнесла Машину одежду с напульсником в хранилище. Через полчаса она же пригласила Машу завтракать.

Улыбаясь чему-то в сюжетах своей настройки, Стелла подала кофе и сливки в молочнике. Кувшинкин предупреждал — на подлинный вкус не стоит рассчитывать, в мире давно уже нет натурального молока. Маша даже не стала пробовать этот напиток, зато съела булку и выпила бокал артезианской воды. Она впервые пила воду без настроек и никак не могла понять, как можно охарактеризовать вкус, которого нет. «Вкус неба! — вдруг пришло ей в голову. — Да, вкус облаков!»

Завтракая, Маша поглядывала через открытые двери столовой в гостиную. Там было на что посмотреть. По стенам замерли горка с посудой, диван и таинственное мутно-черное пианино. Громоздкие предметы старины, как большие дружелюбные животные, ждали ее внимания.

Покончив с трапезой, Маша подошла к пианино и подняла тяжелую крышку. Желтоватые клавиши не шелохнулись, но в черной глубине загудело. «Подумать только! — поразилась Маша, осторожно нажимая на клавиши. — Когда-то не было иного способа извлечь фортепианную музыку, чем только заволакивать в дом эту громилу!»

Звуки протекали через пальцы в кровь и, пробежав по жилам, отдавали в ступнях. Маша опустила крышку. Смятенно взяла из вазочки кусок колотого сахара и, отгрызая сладкие крупинки, отправилась гулять.

4

Пейзаж, открывшийся ей с крыльца — небо в быстрых лиловых тучах и оранжевый березняк по кромке огромных коричневых полей, — был широк и дик. Сырой порывистый ветер беспрепятственно гулял по холмам и долинам. Учитывая отсутствие термокостюма, Маша отказалась от дальней прогулки и пошла посмотреть усадебный парк.

Дорожки, присыпанные березовыми крестиками, обрамленные цветниками, за которыми ухаживала пара умных машин, постепенно становились все уже и наконец превратились в лесные тропинки. Заметив указатель «Пруд», Маша спустилась по одной из них к небольшому лесному водоему. Черный и неподвижный, с неясной глубиной, он напомнил Маше пианино.

Ветер летал поверху, внизу была тишина. Даже когда березняк, задрожав, посыпал зеркальную черноту золотом, вода не шелохнулась.

Там, где мелководье сплошь поросло травой, Маша заметила черную клочковатую собаку. Она обнюхивала берег и вдруг замерла, приподняв переднюю лапу, а затем внезапно ринулась в воду. Темная глубина шевельнулась. Золото берез побежало прочь, и в тот же миг, проколов тучи клинком, в воду ударило солнце. Пруд закачался, и у Маши, глядящей на смятые рябью облака, закружилась голова.

Тем временем собака выбралась на берег и, отряхнувшись после неудачной охоты, потрусила вверх по тропе, а Маша обошла вокруг пруда и заглянула под березы. Кувшинкин ошибся — грибов не было, и пахло совсем не грибами, а сыростью, увяданием всего, что так весело жило летом.

Солнечная рана затянулась — тучи стали сплошными, ветер спустился к земле. Свитер с оленями не согревал. Маша натянула «горло» свитера на подбородок и спрятала кулаки в рукава. Надо было бы поискать одежду потеплее, но Маша вспомнила ту курносую, остриженную, с оттопыренными ушами в зеркале дверцы и решила, что лучше замерзнет, чем снова откроет шкаф.

Первый опыт жизни без настроек произвел на Машу значительное впечатление. «Ну и влипла! — думала она, возвращаясь к усадьбе. — Узнала, что уродина, — раз! Наверняка заболею — два! А если еще и начнется выброс кортизола?» Некуда было скрыться от холода и запаха умирающей листвы. Без напульсника Маша не могла совершить даже простейшую правку реальности — заменить хмурое небо на ясное!

Выйдя к дому, на дорожке между хилыми цветниками Маша увидела недавнюю охотницу — искупавшуюся в пруду собаку. Мокрая шерсть висела клоками, обнажая худобу и старость. Маша впервые наблюдала вблизи столь неприглядное животное. Звери, встречавшиеся ей в настройках, были молодыми и красивыми, а их движения — упругими, полными энергии.

Заметив Машу, собака доверчиво приблизилась и повела носом возле кармана, где лежал остаток сахара. Со смесью жалости и досады Маша отступила на шаг. Собака подняла морду и поглядела с укором на непонятливого человека.

Мокрая шерсть пахла грустно, еще грустней, чем оранжевые цветы. Нигде в настройках Маша не встречала запаха вымокшей дворовой собаки. На шее, в клочьях бурой от крови шерсти, виднелась широкая, с половину Машиной ладони, рана. Маша вспомнила вдруг того черного блестящего жука в городском парке, которому, упав, она сломала ножку.

«Нет! Ну как все это можно выносить?!» — возмутилась она и решительно направилась к крыльцу. Там Стелла и ее коллега, отвечающая за работу садовых машин, обсуждали маршрут прогулки по одному из заповедников Австралии. Судя по всему, сотрудницы находились в одной настройке.

— Тут животное ранено, — сказала Маша, показывая на собаку. — Где у вас капсула коррекции?

Женщины удивленно обернулись на Машу.

— Кто ранен? — переспросила Стелла.

— Животное! Собака! Посмотрите вправо и вниз! — с трудом сдерживаясь, сказала Маша.

Сотрудницы уставились на место, куда указывала Машина рука, переглянулись и закатились дружным смехом. Маша и представить себе не могла, что там было у них в настройках, — может, кенгуренок или даже просто фонтанчик на воздушной подушке, каких полно во всех парках.

— Нет, это в капсулу не нужно. Не вижу учетного сигнала, — отсмеявшись, сказала Стелла.

Она была права. Во всем, что могло претендовать на заботу государства и сотрудников, — ив Маше, и каждом воткнутом в землю саженце — должен был присутствовать учетный сигнал.

Маша посмотрела на собаку, потрусившую в сторону полей, и, задумавшись, вошла в дом. В комнате легла на кровать и уперлась взглядом в потолок с дождевыми потеками. От всего этого безобразия не рождалось ни мыслей, ни вдохновения, которое столь уверенно предрекал ей Кувшинкин.

В комнате оказалось холодно. Доисторический термометр на стене показывал двенадцать градусов по Цельсию. К сотрудницам обращаться не хотелось, и все-таки, промерзнув едва ли не до обеда за столом с рассыпающимися от старости книжками, Маша отправилась к Стелле.

— В доме холодно! Как прибавить тепло? — спросила она, найдя ее на кухне за поглощением пюре — стандартного блюда с управляемым настройками вкусом.

— Холодно? — удивилась Стелла.

— Я без термокостюма! — терпеливо напомнила Маша. — Сделайте хотя бы двадцать градусов.

Стелла дружелюбно кивнула и, оставив еду, пошла выяснять у коллеги, можно ли отрегулировать тепло.

— Послезавтра приедет мастер! — объявила она, вернувшись.

— А сегодня? — изумилась Маша. — А завтра? Мне что здесь замерзнуть?

Стелла ободряюще улыбнулась:

— Вы можете запросить разрешение на досрочный доступ в хранилище. Тогда я смогу отдать вам напульсник и термокостюм.

Надежда на избавление радостно колыхнулась в груди. Маша мигом представила, как вернутся тепло и солнце, и вдруг почувствовала накат брезгливости.

— Спасибо, не надо! Зомби вы… — пробормотала она и, растолкав двери, вырвалась на волю.

Стелла приветливо помахала ей вслед. Вероятно, в ее настройках Маша сказала: «Я пойду прогуляюсь».

5

Маша не понимала, что произошло, но чувствовала непоправимость случившегося. Ее душу разом выбросило из родного племени, и свои стали врагами. Кто бы мог подумать, что через несколько часов «практики» она почувствует ненависть к своим собратьям, и всего лишь за то, что они — в настройках?!

Вместо того чтобы гулять по парку, вдыхая правдивый запах осенних цветов, пить сваренный на огне кофе, трогать клавиши черной громилы и учиться рисовать карандашом, Маша рванула некошеным лугом в овраг. Оскальзываясь на мокрой листве, выбралась на другой берег и вышла на полузаросшую тропу вдоль распаханного поля.

Просторы и нешуточный ветер зарядили Машу силой. Поначалу она шагала стремительно, но затем подвернула на кочке ногу и сбавила темп. По дороге Маша видела птиц, с трудом летящих против ветра, и листья, стаями снимающиеся с ветвей, видела сонную бабочку на шаткой соломинке и сизое облако в форме бегущей собаки. В какой-то момент, засмотревшись, Маша наступила сапогом на расклеванную мышку, вскрикнула и шарахнулась с дороги на пашню.

За полем начался перелесок и другое поле. Заповедник оказался обширен. Маша не была уверена, что вернется в усадьбу но все-таки время от времени оглядывалась, примечая изгибы полей и рощ, чтобы при необходимости найти обратную дорогу. Вскоре решимость уехать победила. Если бы сотрудницы были, как и она, без настроек, Маша прожила бы в усадьбе все полагающиеся дни. Но вернуться к вечно смеющейся Стелле и умолять бесчувственного робота прибавить тепла — нет, этого не будет!

Когда за лоскутом отдаленного луга завиднелось шоссе, Маша решила, что явится, как есть, без напульсника и костюма — прямо в университет. Пусть Кувшинкин полюбуется, что с ней стало!

Машин на шоссе оказалось немного, и все же достаточно, чтобы можно было рассчитывать на «попутку». Их коконы стремительно проносились над дорожным покрытием. В них грезили наяву Машины братья по планете. Маша что есть силы махала им руками, пока не сообразила: если кто-то и заметил ее, то, вероятно, в образе пальмы, или косули, или, может быть, маленького безвредного монстра из мультика. Чтобы связаться с себе подобными и попросить помощь, был нужен напульсник.

Припомнив расстояние до города и сообразив, что пешком ей не дойти, Маша развернулась и двинулась вдоль кромки луга в обратный путь. Свободная жизнь без настроек, термокостюма и современных средств связи была невозможна!

От гнева на собственную глупость усталая Маша почувствовала прилив бодрости. Прикинув маршрут, она решила, что сэкономит не менее получаса, если пойдет не в обход, а наискосок через поля.

Первое поле было сухим — Маша прошла его быстро. В перелеске присела отдохнуть и, достав из кармана джинсов обглоданный сахар, догрызла.

Второе оказалось куда мокрее. Маша решила дать крюк и пройти по краю, чтобы не увязнуть. Но маневр не оправдал себя. Ландшафт шел вниз, комья глинистой земли были влажные, и кое-где уже начинала поблескивать красноватым закатным солнцем вода между грядами. Маша разволновалась и, вцепившись тревожным взглядом в далекий усадебный холм, ринулась к цели.

Силы кончились на середине поля. Отдышавшись, Маша вылезла из неподъемных от налипшей глины сапог и пошла босиком. Мрак конца октября медленно надвигался со спины, а затем сделал рывок и обогнал Машу.

То, что она, человек, царь вселенной, ничего не может поделать с темнотой и вязкой землей, что у нее не осталось сил преодолеть пару километров до человеческого жилья, раздавило Машу. Она села на пашню и расплакалась.

Облепленные глиной босые ноги занемели от холода. Наплакавшись, Маша прилегла виском на глиняный ком покрупнее и постаралась дышать спокойно, чтобы набраться сил для марш-броска. В какой-то миг ей показалось, что по темному краю поля движется силуэт человека. «Меня ищет Стелла!» — догадалась она и, рывком вскочив, снова осела на колени — ноги подломились.

— Помогите! — тоненько крикнула Маша. — Хелп!

Тень остановилась и стала женщиной среднего роста, в брюках и великоватой кургузой куртке.

— Эй! Ты что там делаешь? — крикнула она, заходя в пашню, как в воду, и, уверенно пройдя по волнам, помогла Маше встать.

Маша выбиралась, спотыкаясь, повисая без сил на локте незнакомки.

— Студентка? — спросила женщина. — Кто же вас таких посылает? Было дело, одну вашу еле из реки выловила. Пошли, галоши хоть дам тебе. А там пройдешь по тропинке через рощу. Тебе ведь в усадьбу? Меня Анна зовут.

На пригорке, куда они поднялись, сохранилась облупленная приусадебная церквушка. Анна состояла на должности смотрительницы объекта.

Небольшая комната сторожки, где очутилась Маша, вся была заставлена стопками настоящих бумажных книг. Маше было не до реликвий, язык еле ворочался, и все-таки из вежливости она спросила:

— А «Война и мир» у вас есть?

— Есть, — усмехнулась Анна, поставив перед Машей таз с водой.

Пока Маша блаженствовала, отмывая ноги в теплой воде, хозяйка слазила под кровать и добыла пару диковинной обуви.

— Меряй, не бойся. Садовые галошки. Потом вернешь.

Маша послушно сунула ноги в резиновые башмаки, выстеленные мягкой тканью.

— Угощать мне тебя нечем, — сказала Анна, открыв шкафчик и оглядев полки. — Здесь муки нормальной и то не добудешь, — и поставила на стол кружку кипятку и пюре «основное», которым кормилась вся планета. Есть его без формирующих вкус настроек оказалось немыслимо.

— А что вы изучаете? — спросила Маша, кивнув на книги.

— Хочу разобраться, как проходило богослужение, — сказала Анна. — Историю христианства стерли, научной информации нет даже в архивах. Уж не знаю, чем им не угодило… — Она осеклась и, помолчав, продолжила: — Но церковные книги еще можно встретить. Вот у меня здесь тоже есть несколько. Я, правда, понятия не имею, с какого боку к ним подойти. Ищу подсказки в художественной литературе — там все подробно описано. Надо только внимательно перечитать и собрать воедино. Но даже если смогу реконструировать по крупицам, все равно служить-то некому. Нужен мужчина, и чтобы был сан…

— Можно попросить нашего преподавателя Николая Родионовича, он не откажется! — воскликнула Маша. — Он вообще все это обожает! Все, чего сейчас нет!

Анна рассмеялась и, помолчав, вздохнула.

— Ничего тут не сделаешь, — сказала она. — Только если чудо произойдет.

И с тоской, словно упрекая невидимого чудотворца в бездействии, посмотрела в окно на быстрые облака.

— Ну все, пойдем, а то начнут тебя искать, — сказала она и подала Маше испачканный в земле свитер с оленями.

Только тут Маша заметила, что Анна смотрит на нее без надежды, как на жалкое запутавшееся существо, и от носа к губам у нее идут печальные складки.

Проводив Машу до березового перелеска, Анна замедлила шаги.

— Дальше не пойду. Не надо, чтобы нас видели. Скажут, что я научных работников с толку сбиваю, а я и так здесь на птичьих правах.

— Ой! — спохватилась Маша. — Я забыла сказать! Я сегодня встретила животное, собаку, ей нужно полечить рану! А они не хотят пускать ее в капсулу и вообще даже не видят ее! У вас есть капсула коррекции?

— Это ты Пегаса видела, — сказала Анна. — Он уже прибегал, подрался с кем-то. Капсулы у меня нет, но я ему намазала. А что касается этих ваших, так я сколько раз говорила Николаю — пусть похлопочет там у вас в университете! Прислали бы наконец живого человека в смотрители! Какой толк от этих «обкуренных»?

— Просто зомби! — согласилась Маша и почувствовала, как приятно забилось сердце от неожиданной солидарности со странной женщиной, знакомой к тому же с Николаем Родионовичем.

— Дома ноги попарь в горячей воде! — на прощанье велела Анна.

— Я в капсулу попрошусь, — сказала Маша и решительно вошла в березняк.

Роща, светлая от стволов, кончилась быстро. Совсем рядом, на пригорке, Маша увидела усадьбу — громоздкую тень дома и освещенное лампой крыльцо.

На последних метрах пути Маша почувствовала, как сильно ноют у нее ноги и саднит горло. Надо было срочно попасть в капсулу коррекции. Войдя в дом, она несколько раз попыталась вызвать Стеллу. Смотрительница не отвечала. Чувствуя, как нарастает страх, Маша выбежала на темный двор и, пройдя мимо цветника к зданию хранилища, где ночевали Стелла и ее коллега, принялась стучать в запертую дверь.

Маша кричала до хрипа, била в дверь ногой, но рабочий день сотрудниц музея был закончен. Они ушли глубоко в настройки. Кто знает, в какой инопланетной колыбели качались их сны?

Отчаявшись достучаться, Маша вернулась домой, вынесла одеяло и, укутавшись, села на крыльце. На свет лампы над дверью слетелись зеленые мотыльки. Маша думала о старинных людях, проживших здесь жизнь без всякого намека на настройки, и о «Войне и мире», которую прилежно читала в последние годы. Эта книга вдруг стала проявляться в ней, вспыхивать случайными пятнами. Внутренний свет прожитого дня освещал то одну, то другую картину.

В тишине отошедшего мира, в этом, как выразилась тетя Лара, «контейнере с мусором», брошенном на задворках вселенной, Маше сделалось вдруг уютно. Она была одна на планете, но и не одна. На другом холме, за поредевшим березняком, горел огонек Анны. Горел вдалеке отчаянный Кувшинкин. Эти редкие огни, как монастыри в заснеженных Гималаях, крепко держали друг с другом не подвластную законам физики связь. Огромное, величиной с планету одиночество не легло на плечи одного, а было разделено между всеми.

К ночи Машу стал бить озноб. Горло болело зверски. В спальне она сняла облепленные глиной джинсы и свитер и, дрожа, сложила на стул. Открыла шкаф и, стараясь не глядеть в зеркало, взяла другую одежду. На этот раз ей досталось длинное шерстяное платье. Маша влезла в его колючую шкуру и забилась в гнездо из подушек и одеяла. Сегодня ей еще обязательно надо было записать свои чувства в дневник. Без полного отчета Кувшинкин не засчитает практику.

Уставившись в пустую тетрадь (Научный руководитель настаивал, чтобы дневник велся древним способом — от руки), Маша раздумывала, что написать, и не могла решить. Она не знала, хорошо это или плохо — то, что она встретила сегодня собаку, что чуть не увязла в пашне, что побывала в гостях у странной женщины без настроек. Рада она всему этому или ее разрывает тоска?

Вдруг ей вспомнилось утро после завтрака, дорога к пруду. По телу побежала березовая дрожь. Заволновавшись, Маша взяла карандаш. Она окончила курсы письма, но все равно писала плохо, корявыми «печатными» буквами. Но теперь словно кто-то подхватил и уверенно повел ее руку.

«Пруд с холодной черной водой, — возникало на бумаге. — Он холодный и черный, как пианино и как спинка жука. Но в нем есть солнце. Когда собака окунает в солнце лапу, звучит музыка».

Невозможно было поверить, что так бывает! «Что это? — думала Маша, в смятении глядя на серый заборчик букв. — Николай Родионович, ведь это стихи, стихи? У меня получились стихи?»

Маша раз десять перечитала свое «стихотворение». Нежность, восторг, гордость и благодарность, теплая и таинственная связь с настоящей жизнью, которую не найдешь в настройках, — вот о чем она хотела бы записать в дневник, но уже не смогла. Ее свалил сон.

6

А утром все перевернулось. За несколько часов тяжелого сна болезнь взяла власть над Машиными телом и душой. Проснувшись в полубреду, Маша почуяла тоскливый голос бархатцев в ящике на подоконнике (в самом деле ей показалось, что аромат «скулит»), и все, что было вчера, поднялось из памяти серым дымом. Маша с ужасом вспомнила, как, обессилевшая и униженная, лежала на земле, как потом слушала бред сумасшедшей о реконструкции богослужений и как наконец ополоумела до того, что била ногами в двери.

Когда пришло время завтрака, явилась Стелла и, смеясь чему-то в своих настройках, отвела горячую и смурную Машу в капсулу коррекции.

— Вы болеете, — сказала она, посмотрев выданные капсулой данные о Машином состоянии, и приветливо улыбнулась. — Я должна сообщить вашим родственникам!

К тому времени, как Маша закончила двухчасовую программу восстановления, за ней успела приехать мама. Маша встретила ее на крыльце. Худая женщина в термокостюме встревоженно улыбнулась дочери, вокруг ее глаз скопились морщинки, щеки все были в складках, и ежик волос стал совсем серым.

Маша не видела маму без настроек с того самого дня, когда в парке повредила ногу. И теперь, глядя в ее постаревшее лицо, понимала, как страшно было бы вдруг увидеть настоящих ребят из университета, настоящую тетю Лару и особенно — настоящего Кувшинкина.

При мысли о Николае Родионовиче Маша почувствовала панику. Ей захотелось то ли стукнуть его кулаком в нос, то ли обнять и заплакать в плечо, и от этой неясности никак не получалось избавиться.

После капсулы коррекции боль в горле прошла, но чувство одинокого крушения, неисправимой отлученности от «своих» сгустилось еще плотнее. В растерянности Маша надела костюм и напульсник. Настройки никак не хотели слушаться. Сбивалась тактильность, и вместо нежного шороха листвы под ногами вязла глина. А пес Пегас, прибежавший проводить Машу, и вовсе не пожелал встраиваться в анимацию. Среди ярких и ароматных красок Машиной любимой настройки то и дело промелькивала его клочковатая, пахнущая сыростью шкура.

— Мама, мне страшно, — сказала Маша, оглянувшись из окна машины на снова ставший нарядным, в свежем кружеве наличников усадебный дом, и, зажмурившись, включила режим сна.

Мама разбудила ее уже возле самого дома. Маша вышла из машины, пошатываясь, и первым, что бросилось ей в глаза, оказался разбойник с вихром. Он дожидался ее у подъезда, сидя на бортике клумбы. У Маши в настройке вместо цветов там рос красный японский клен.

— Фролова, ну что такое! Что еще случилось?! — вскричал он, ринувшись ей навстречу.

Нечетким промельком Маша увидела сквозь мультфильм встревоженное лицо незнакомого человека и повела рукой, отмахиваясь от видения, как от дыма.

— Николай Родионович, ну зачем вы меня туда отправили? — слабо проговорила она. — Как я теперь буду? Я не смогу больше жить в этом вранье!

— Маш, ты, главное, не переживай! Поправишься — все обсудим! Подготовим научную статью! Я уже чувствую, ты — молодец, все просекла!

При этих словах Кувшинкин, вырвавшись вдруг из обличил разбойника, — русоволосый, с открытым лицом, в джинсах и смешной дутой куртке вместо термокостюма — решительно шагнул к Маше. Должно быть, он собирался встряхнуть ее руку или ободряюще потрепать плечо. Но тут Весна с полотна Боттичелли грозно взметнула брови и волной цветения заслонила дочь от врага.

— Оставьте нас в покое или я вызову власти! — громоподобно произнесла благоухающая цветами фея. — Посмотрите, что вы сделали с девочкой?!

* * *

Маша болела долго. Остатки простуды подлечили за день, а вот стресс не поддавался. Днем она худо-бедно держалась, гуляла по мультикам, отдыхала на теплых пляжах, а однажды даже рискнула задать в настройках межгалактическое путешествие. Вечером приходила мама и, как в детстве, укладывала Машу спать, болтая с ней о впечатлениях дня.

А с рассветом, когда время сна истекало и ободряющий голос в Машином уме произносил привычное: «Машенька, выбери утро!» — расстройство души вновь давало о себе знать. Сквозь предложенное меню настроек проступала тяжелая глина полей, по ее кромке трусила собака с пораненной шеей. Надвигалась холодная ночь, налетал грустным ветром запах сырой листвы и хилых оранжевых цветов, и Маше жадно — как в жару напиться холодной воды — хотелось туда вернуться. Конечно, во всем этом невозможно было жить, — это Маша поняла на собственной шкуре. Но и гулять в раю настроек сделалось тошно.

По совету мамы Маша примерила одинокое утро на горном озере, а приятель Никита настоял на режиме «полярной экспедиции». Но нет, ничего не помогало! Маша с угрюмой горечью смотрела на своих утешителей и чувствовала себя так, будто однажды, в младенчестве, они обворовали ее. Отняли обманом причитающиеся ей богатства и вместо целого мира дали нищенский термокостюм.

Наконец мама отчаялась и повезла дочь на «диагностику» к тете Ларе.

Несмотря на то, что ее жизненный срок подходил к концу, колдунья выглядела бодрее, чем обычно. Крючковатые пальцы вцепились в Машины плечи, взгляд впился в глаза.

— Ну и что ты, спрашивается, дуришь?

— Тетя Ларочка, но ведь ты-то хоть понимаешь, что это все неправда! — сказала Маша, хныча от отчаяния. — Это только называется свободой, а на деле — трусость и бред. Вот я говорю с тобой и знаю, ты слышишь не мой голос, а какой-то чужой из настроек. Видишь какую-то чужую куклу, а не меня.

— Маха, сказать по правде, я вижу подругу моего детства Ирку, — поскребши длинными ногтями колпак, призналась колдунья. — Она была у меня в настройках таким маленьким вредным эльфом, очень прыгучим. Так что ты у меня — маленький вредный эльф. И сидим мы с тобою сейчас под дубом на зеленом-зеленом лугу и трескаем эль. А переть против государственных ценностей, Машка, — это верный путь к безработице!

Тети-Ларин вердикт был прост и грозен:

— Немедленно веди ее к врачу! — велела она Машиной маме. — Она после жизни в полях совсем шалая! Пусть выпишут ей разрешение на радость!

— Правда, котик, давай сходим к доктору, выпишем тебе радость? — сказала мама.

— Ну уж нет! — крикнула Маша. — Вы что, хотите, чтобы я превратилась в овощ? А я не хочу! И я рада, рада, что у нас запрет на настройку чувств! Я хочу эту жизнь терпеть, понимаете? Как раньше терпели, на живую, без галлюцинаций!

Колдунья со смягчившимся вдруг лицом положила худую лапу Маше на плечо и покачала головой:

— Эх-эх, — вздохнула она. — «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!» Так, Маха, говорили древние…

Единственное утешение — каждый день к тоскующей Маше заходил Никита, друг по лицею, а теперь еще и однокурсник. Маша выбрала его образ в коллекции «Лучшие друзья». Он получился соломенноволосым, с веселым взглядом и без лишней романтики. Сверив настройки, они с Никитой гуляли по небольшим городкам Машиной любимой весенней Японии, катались на каруселях и ели мороженое.

— Никит, а ты знаешь, что у меня растопыренные уши? — однажды спросила Маша. — И курносый нос! Я вообще страшная!

Никита сперва опешил, а затем произнес тираду о том, что он как представитель современного человечества гордится правом выбирать для своих друзей тот облик, который они заслуживают. Маша уныло выслушала и возражать не стала.

«Просто за тот жуткий день ты разучилась мыслить, как человек, и начала — как дикарь», — отругала она себя, но самокритика не помогла. Мир настроек больше не был для нее пространством свободы — скорее, пороком вроде пьянства, о котором она читала в русских романах.

Иногда, а если по правде, довольно часто Маша пыталась припомнить размытый образ человека, рванувшегося к ней из мультяшной настройки, и злилась, когда память подводила ее. Она ненавидела Кувшинкина за увечье, которое он причинил ей, и любила как единственного человека в мире, способного понять ее горе.

Порой она разговаривала с ним в мыслях. «Николай Родионович! Вы даже не представляете, как мне там было холодно! — бормотала Маша сама с собой. — Унизительно! Больно! Вы подумайте, как это страшно — понимать, что ты один на безлюдной планете, с тобой только жалкая собака — и всё. Остальные — в других мирах, каждый в своем. Они улыбаются и не слышат!»

7

Наконец восстановительный отпуск закончился. Накануне возвращения в университет Маша разволновалась. Ей было страшно увидеть Кувшинкина.

— Никит, а как там Николай Родионович? — спросила она.

Друг с веселым взглядом и соломенными волосами смутился:

— А его же больше нет! — сказал он, виновато взглянув на Машу. — Отстранили. Уже пару недель. Почему — неизвестно, — докладывал он в ответ на Машины расспросы. — Грустный был, про тебя вспоминал. Сказал: ты единственная — не зомби. И чтобы мы тебя не обижали, когда ты выйдешь.

По секрету Никита выдал Маше университетские сплетни. «В кулуарах» поговаривали, будто Кувшинкин, прикрываясь историческими исследованиями, замыслил революцию. Его целью якобы являлась реставрация образа жизни без настроек и как следствие возвращение человечества в рабство естественных условий. И вот пару недель назад кто-то предъявил доказательства его преподавательской вредоносности.

Маша закрыла глаза. Через родной с детства облик Весны ей мелькнула худощавая седеющая женщина в кабинете декана. Она пришла с медицинскими свидетельствами о состоянии дочери…

— Просто отстранили или с пожизненным? — глухо спросила Маша.

Никита вздохнул и отвел взгляд.

Маша, как и любой ее сверстник, с детства знала о величайшей ценности работы. Ее было мало. Она была редкостью, наградой, счастьем и доставалась самым талантливым, образованным и упорным. Работа давала человеку возможность получить от жизни нечто большее, чем просто отдых в настройках. Маша знала, как дерутся за работу, и сама готовила себя к этой драке. И вот Кувшинкину вручили пожизненный запрет — только потому, что она, Маша, малолетняя дура, нарушила инструкции и как результат нанесла вред своему здоровью.

В университете Маше дали нового научного руководителя. Не доверяя произвольному выбору настроек, Маша «вручную» сделала его колобком на тонких ножках. Знакомясь с Машей, колобок хихикал.

— Ну вот… — пищал он. — И не следует путать профессиональную честность с фанатизмом! А ведь есть такие. Якобы ради науки отказываются от свободы выбора. Живут, как дикари!

Маша, не дослушав, развернулась и вышла вон. В тот же день она сказала маме, что расхотела быть историком.

Мама очень обрадовалась. Она сразу добыла Маше пропуск к себе на работу, в стоматологическую лабораторию. Там у них как раз назревал научный прорыв. Если вопрос адамантовой прочности коренных зубов был решен на генетическом уровне уже два столетия назад, то выпадение молочных как процесс естественный и не патологический был оставлен без внимания. Мама в составе группы ученых разрабатывала программу исключения «молочного» цикла из развития человека. Зуб должен был возникать в младенчестве раз и навсегда, видоизменяться по составу и структуре в соответствии с возрастом ребенка и строго согласовываться с темпами роста челюсти.

Маша, конечно же, признавала важность маминой работы и все-таки то и дело ловила себя на мысли: вот бы разбить все их экраны и микроскопы. Пусть бы вся земля стала распаханным полем, пусть бы брели по нему чудаки в дурацкой одежде и бежал ободранный пес Пегас.

Настроек Маша больше не снимала, но всякий раз, выходя из дома, чувствовала помехи — легкие сбои в ощущениях. Через теплый майский воздух простреливали уколы метели, морской бриз доносил запах городской подворотни, а шелест волн сменяло навязчивое стрекотание машин, убирающих улицы. Возможно, это напульсник испортился, или костюм, или Машина голова сошла с ума. Все эти предположения было легко проверить, пройдя через капсулу коррекции, но Маше не хотелось ничего проверять.

Однажды утром, когда сквозь цветение весны прорвался и ударил Маше в лицо снежный ветер, она изменила маршрут и свернула в парк. Вздрагивая в переменных волнах тепла и холода, она подумала: надо выбросить то, что сломалось. Снять настройки, которые больше не стыкуются с ее мозгом. Решиться — и снять совсем.

Маша села на лавочку под благоухающей сакурой и включила режим обновления. «Машенька, выбери утро!» — ласково шевельнулось в виске.

Стиснув зубы, Маша сорвала напульсник, сдернула капюшон вместе с обтекавшей лицо прозрачной маской. Метель захлестнула ее колючим ветром и свежим запахом снега. Парк был полон гуляющих, и это показалось Маше забавным — в такую-то погоду! Соотечественники в термокостюмах, каждый в своем мирозданье, улыбаясь, двигались по аллее. Маша смотрела на них без прежнего страха и отчуждения, скорее с любопытством опытного путешественника.

Немного поколебавшись, она достала из кармашка напульсник — на этот раз не для настроек, а чтобы связаться с абонентом.

— Здравствуй, Фролова, слушаю! — сказал молодой мужской голос, не высокий и не низкий, немного хриплый, как будто со сна.

— Николай Родионович, вы можете приехать в парк? Очень нужно! Я сейчас пришлю вам геолокацию.

— Что случилось? — хмуро спросил Кувшинкин.

— Ничего. У меня тут частично слетели настройки! — сказала Маша. Помолчала секунду и крикнула: — Нет! Я их выключила! Я сняла напульсник совсем!

Дожидаясь, когда примчится Кувшинкин, Маша стянула перчатку и собрала в горсть наметенный на скамейку снег. Сжала в комок. Пальцы покраснели и заныли, как ни разу не бывало в настройках — снег там всегда оказывался пушистым, теплым. «Интересно, какой он, Кувшинкин?» — подумала Маша, растирая ладони. В целом ясно, а вот в деталях? Она тогда совершенно не разглядела, какие у него уши.

Термокостюм остывал потихоньку, Маша начала дрожать, а Николай Родионович все не шел. Наконец ее взгляд различил на аллее среди потока сомнамбул, на автопилоте уклоняющихся от столкновений, парня с отросшими волосами и взволнованным лицом. Он тоже увидел Машу и, ускорив шаг, подошел к скамье.

— Классная курточка! — сказала Маша. — Николай Родионович, где вы добываете шмотки? В заповедниках?

— Фролова, ты чего? — спросил Кувшинкин встревоженно и, склонившись к Маше, заглянул ей в лицо.

— А я вас вижу! — улыбнулась Маша.

— Да понял уже, — сказал Кувшинкин и озадаченно почесал нос. Снял затем смешную дутую куртку и накинул на Машины обтянутые комбинезоном плечи.

8

Уже много дней Маша жила без настроек. Она привыкла к огромным, похожим на бесформенные облака домам, к серым вереницам соотечественников и к жалким, безлистым по зиме, но все же отрадным насаждениям городского парка.

Плохо, что она никому не могла признаться в своем отступничестве. Даже маме. Хотела сказать тете Ларе, но не решилась. Все-таки тетя Лара, хотя и продвинутый человек, давно уже не придерживается радикальных взглядов.

Иногда они встречались с Кувшинкиным и шли в парк — полюбоваться погодой и обсудить впечатления. Привычно текущий по аллеям поток сограждан не мешал их беседе. Все равно деться от него было некуда. Изредка в толпе гуляющих вспыхивали странно одетые люди. С некоторыми Кувшинкин был знаком, они приветствовали друг друга улыбкой или взмахом руки.

Скоро Маша поняла: несмотря на присутствие в городе некоторого количества родственных душ, соратниками Кувшинкин не обзавелся. Он был вовсе не «революционером», как поговаривали в университете, а обычным растерянным человеком вроде Маши.

Говорили в основном об истории. Кувшинкин, лишившись работы, еще глубже погрузился в любимую тему и в каждую встречу с жаром пересказывал Маше свежие мысли. Например, о том, что началом великого одиночества, в которое погрузилась цивилизация, стали простые наушники, позволившие человеку уходить в свой мир не только дома, но и на улице, на работе, в путешествии. Или о том, что никто из граждан не задумывается, за чей счет «банкет», — «основное» пюре, медуслуги и безбедная жизнь в настройках. Вечен ли ресурс и есть ли кто-нибудь у штурвала — или все уже давно дремлют в настройках?

Маша слушала Кувшинкина в полуха, зато смотрела во все глаза и не могла насмотреться на его взволнованное лицо и вертикальную складку между бровей. Ей казалось, она влюбилась насмерть, как в лучших книгах.

Без работы Кувшинкин тосковал, но держался. Ему не жилось, но все-таки он старался что-то придумать.

— И еще, Маш, у меня есть тайна! — как-то раз признался он ей. — Можно сказать, грандиозная. Я тебе ее выдам при удобном случае, ты готовься! Но сначала сам немного разберусь.

Маша забеспокоилась: лишь бы только ему и правда не вошло в голову взламывать коды настроек и подстрекать студенчество к революции!

Когда любовь и тревога стали невыносимыми, Маша сказала:

— Николай Родионович, давайте с вами уедем!

Кувшинкин сперва растерялся, а затем с азартом взглянул на Машу.

— Ну а куда?

— Ну вот хоть в заповедник к Анне!

Кувшинкин задумался.

— Нет, Маш. Ты давай-ка лучше учись, борись за работу. Поставь цель — пусть тебя назначат вот хоть на место Стеллы. Ну зачем нужна заповеднику обезьяна в настройках? А я уж тогда с тобой.

* * *

Однажды на людной улице, направляясь с Кувшинкиным в парк, Маша заметила нелепую фигуру в синей шляпе с плюмажем и длинном зеленом пальто. Высокая дама преклонных лет шагала, энергично помахивая худыми руками.

— Тетя Лара! — крикнула Маша и бросилась к ней навстречу.

Дама вздрогнула и завертела головой в шляпе.

— Тетя Ларочка! Что с тобой? — подбежав и обняв тетку, воскликнула Маша. — Почему ты без костюма?

В заснеженном парке, куда отправились все втроем, тетя Лара отряхнула перчаткой скамью, присела и, подняв на Машу взгляд, скорбно проговорила:

— Маха, я устала бояться! Хочу скорее слиться со всем этим страхом, со смертью. Хочу с ней обняться! Даже в беспощадные древние века люди не знали свою дату смерти. А теперь что! О чем они только думают?! — и покосилась на Кувшинкина. Тот стоял возле скамейки с суровым лицом, плечом привалившись к дубу.

— Тетя Ларочка, зачем же ты сняла настройки? — чуть не плача, спросила Маша. — В прощальный год врачи ведь разрешают включать радость. Почему ты не хочешь?

Тетя Лара развела длинными руками и снова сложила их на коленях.

Кувшинкин поглядел на Машину тетку и, стиснув зубы, стукнул кулаком в дуб.

— Ну, с другой стороны, может быть, это и справедливо, — обернувшись к нему, сказала тетя Лара. — Планета перенаселена… Маха, а это кто?

— Это Николай Родионович. Он теперь безработный пожизненно из-за нас с мамой, — сказала Маша и, взяв кулак Кувшинкина, отряхнула с покрасневших костяшек пыль дубовой коры. — Мы хотим уехать. Только не знаем, куда.

Не менее получаса, продрогнув снаружи, но разгорячившись в душе, они обсуждали имеющиеся варианты. Сказать по правде, выход был всего один, оставалось взвесить его плюсы и минусы.

— Ладно, согласен, — наконец сдался Кувшинкин. — Все же место там пустынное, трансляции сигналов слабые, народу нет никого, две кукушки в настройках — и всё. Так что сразу не найдут. А с Анной я договорюсь.

— Тетя Ларочка, вот видишь, ничего не бойся! Ты будешь еще долго-долго жить! — погладив старуху по шляпе, сказала Маша и с волнением обернулась на Кувшинкина.

— Сначала долго-долго, а потом еще и вечно! — буркнул тот, с сочувствием взглянув на Машину тетку, и вдруг улыбнулся: — Милые дети, скажите, вы что-нибудь слышали о Боге?

— Бога исключили из настроек два века назад, — заметила тетя Лара.

— Ерунда! Он туда и Сам не захаживал! — возразил Кувшинкин. — Так вот я это к чему? Вчера перед сном мы с Ним разговорились. Ну, в мыслях, конечно. Я спросил: Господи, куда же мне отсюда свалить? И Он сказал: свалить тебе, Коля, некуда. Но ты живи, а я прикрою!

— Так и сказал? — покосилась тетя Лара.

— Николай Родионович, это та самая ваша тайна? — с жалостью спросила Маша.

Кувшинкин почесал нос и виновато взглянул на Машу.

— А еще там, тетя Ларочка, есть пес Пегас! — сказала Маша, потеребив тетку за рукав пальто. — Я уже соскучилась, хочу посмотреть, как там зажила его рана. Только у Анны, конечно, тесно… Николай Родионович, вот где там жить? Может, возьмем для тети Лары жилой прицеп?

Пока спорили о прицепе, лиловые тучи принесли нового снегу. Тетя Лара в осеннем пальто замерзла и, отругав молодежь за глупость и романтизм, пошла по заснеженной аллее к дому — зеленой елкой, каких не росло на Земле уже лет триста.

* * *

— А я, Маш, Ему так и говорю. Ложусь спать и прямо так и прошу: «Господи, выбери утро!» И Он выбирает. То одно выберет, то другое. Сегодня вот видишь — снег! — говорил Кувшинкин, провожая Машу домой. — А в первый раз знаешь, когда попросил? Вот как раз накануне того твоего звонка. Я лег, и так мне было мутно! Ну и рискнул. Так и сказал: «Выбери Ты мне утро нормальное, наконец!» Сплю — и вдруг слышу вызов. Думаю, что за черт, а это, Маш, ты звонишь! «Николай Родионович, приезжайте, сняла настройки!» Вот так вот, а вы говорите!..

Маша шла по заметенной снегом улице, приникнув к плечу Кувшинкина. Время от времени его голос относило метельным порывом в сторону, и она не различала слов. А он все говорил, придумывая на ходу, как бы прожить в этом мертвом царстве счастливую жизнь без настроек. Иногда он дергал Машину руку, чтобы она слушала внимательно, — это все-таки и ее касается! Пока они шли, в бесцветном потоке пешеходов им пару раз встретились живые люди, одетые смешно и ярко. Дикие цветы, пробившиеся между серых камней.

Арти Д. Александер

Феномен Гангарама

Ну вот опять мой день начинается со звонка коммуникатора. А я надеялся, что он уже окончательно разрядился и заснул с миром где-то на пересадке между Индорой и Матунгой. Я даже подальше засунул и забыл зарядное устройство для него. Пора уже писать сатирический рассказ о моей жизни в этом маленьком городке на планете Новая Индия, куда я приехал отдыхать от моего театра и шума старого Ченная. Пусть я здесь не очень известный артист, не то что легендарный Амитабх Баччан, и голос у меня не как у Латы Мангешкар, в антикварных энциклопедиях прозванной «золотой соловей XX века», попробуйте усидеть на месте и немного послушать…

— Мистер Винод?

— Да, — автоматически ответил я, слишком поздно сообразив, что в принципе было бы неплохо ответить «нет».

— Мы очень рады приветствовать вас на нашей земле и надеемся, вы выступите у нас сегодня вечером. Билеты уже проданы. Мы благодарим бога, что такой известный человек посетил наш город! Мы начинаем в пять часов по местному времени. Не беспокойтесь, за вами приедут, это будет замечательный флайер представительского класса, кожаные сиденья с подогревом и массажем, ультразвуковые очистители и прочие радости жизни. И не волнуйтесь — всего один вечер, а после вас ждет отель на озере Дал, где вы сможете прекрасно отдохнуть и больше никого не видеть, точно так, как вы и хотели, прилетев на эту планету.

Было слышно, как на том конце связи, произнеся все это единым махом — не давая ни единой возможности вставить хоть слово или возразить, говорящий наконец вдохнул немного воздуха, чтоб вконец не задохнуться от неимоверных усилий, и расслабился.

Тут надо сказать, что мне уже много лет и часто не до шуток. И я прибыл сюда по совету моего личного врача. Не какого-то модного инопланетного психотерапевта, который мне уже не поможет и вряд ли вообще способен чем-то помочь человечеству, кроме абстрактных советов за неабстрактные деньги, а вполне нормального гуманоидного доктора с тем же количеством глаз и конечностей, как у меня. А именно — восемь. Шутка, конечно, хотя если серьезно, то я не считал.

— Простите, сэр, я не могу принять ваше предложение. Я плохо себя чувствую.

В действительности я сказал чистую правду. Проклятая мигрень достала меня и на этой планете, едва передо мной торжественно открылись парадные двери довольно скромного провинциального космопорта. Так что говорить о работе мне вовсе не хотелось. Больше всего хотелось кого-нибудь убить и блаженно от сознания проделанной работы и давно выполненного перед обществом долга залечь в горячую ванну. Может, даже спокойно выспаться наконец. И пусть все бегают за запертой дверью, причитая, что я утону и это вредно… Мне можно, у меня жабры…

Последовала пауза, после которой голос в коммуникаторе, снизившись до понимающих глубоких тонов, ласково и стараясь не нарваться на мою несдержанность, оправданную моим состоянием, произнес:

— Я сожалею, но за вами уже едут. И не стоит ничего отменять, ваша проблема решаема.

В этот момент позвонили в мой номер. Отель, где я остановился, конечно, так себе, не семь с плюсом традиционных звезд, но я сам выбрал такой, поскольку надеялся остаться незамеченным и действительно отдохнуть, а может, даже оторваться по полной программе. Вошел человек, немного смущенный моей не слишком элегантно, но зато почти экзотически-модно, с точки зрения дизайнеров, повязанной полотенцем головой. Я же не какой-то посредственный артист, а мастер реалистичности! Голова действительно болела, а полотенце просто было призвано подчеркивать драматичность текущего момента. Незнакомец подошел к столу, положил на место коммуникатор, рассеянно брошенный мной куда попало, и спокойно сел, не дожидаясь приглашения. Казалось, он ждал объяснений. Я мстительно улыбнулся и подумал, что ему же хуже, он сам напросился, и я вдохновенно начал с самого сначала. Практически с момента рождения… И когда я закончил, видно было, что, вопреки ожиданиям, его лицо нисколько не изменилось. Не было никакого слащавого сочувствия и банальных фраз. Он даже не сменил позу, только покачал головой.

— Хорошо. Отдайте мне вашу мигрень на один день, — сказал он.

Я отодвинулся подальше — только этого мне не хватало, сумасшедших и в старом Ченнае достаточно… Перенаселенность так сказывается на материнских планетах или плохая экология, испорченная слишком жадной и технологичной цивилизацией, это уже не столь важно. Надо действовать осторожно, не сердить его и вызвать местную полицию. Улыбаясь как можно шире и коварно продвигаясь в нужном мне направлении, я предельно участливо спросил:

— Разве это возможно?

— Дайте мне вашу руку, — открыто и кротко ответил он.

Я дал. Он взял ее осторожно и внимательно посмотрел в мои глаза. Мне стало очень хорошо и легко.

Через минуту он отпустил меня; казалось, что он очень устал. Я был потрясен, а он все той же спокойной походкой вышел, оставив меня одного.

Я выступал в тот вечер и все последующие. Я успел побывать у местного врача, вызвал своего, устроил целый межпланетный консилиум, и оба они и все остальные подтвердили, что скорее всего настоящие воздух и солнце этой полудиковатой и малоразвитой планеты пошли мне на пользу.

Я был здоров! И в придачу полон вдохновения, ощущал заряд неиссякаемой энергии и желания творить. В моем возрасте, а это уже не одна сотня лет, я почувствовал себя таким же неудержимым и энергичным, как в далекой молодости. Возвращение физической молодости в наше время — давно обычная процедура, но она, к сожалению, никак не возвращает желание жить и творить, с каждым возвращением все приедается и теряет яркость красок. Победив миллионы смертельных болезней, даже обретя почти божественную красоту, человечество по-прежнему безуспешно боролось с депрессией и… мигренью.

Вернувшись после очередного выступления, я застал дома Гангарама — еще в театре я узнал у организатора имя этого странного человека. Друзья его звали просто Гангу — местная достопримечательность.

Он пришел отдать болезнь через неделю. Бедный мой личный врач, которого я порядком замучил вопросами и который замучил меня лекарствами! Ведь он никак не мог понять, что со мной происходит…

Вскоре пришлось вернуться в родной Ченнай, и только через несколько месяцев я смог увидеть пейзажи Новой Индии. Ей было далеко до прогресса центральных планет, но я радовался, как ребенок, когда видел под собой ее чарующие долины, укрытые легкими облаками…

Дверь мне открыла жена Гангарама и сразу окатила потоком слов — говорила она, не переставая, и не исключено, что даже не дыша. Она провела меня в просторную комнату, обильно украшенную разнообразными миниатюрами с разных планет, часть из них была с благодарственными надписями. Сам Гангарам лежал поверх расшитого павлинами шелкового покрывала, с большой тарелкой местных фруктов и абсолютно отсутствующим видом.

— Вы только посмотрите на него, лежит, как махараджа! Опять взял чьи-то проблемы на мою бедную голову. Спросите его хотя бы вы, вы же всеми уважаемый человек, сколько можно терпеть? У всех мужья как люди, а что у меня? — И она начала перечислять имена всех богов… Вероятно, она знала их очень много, причем вместе с обширной мифологией об их истинном инопланетном происхождении.

Гангу безучастно лежал на диване весь в каких-то повязках. На руках, ногах, голове, даже на шее был аккуратно повязан какой-то платок, словно обычного материала для повязок на это место уже не хватило. Его голос изменился, и разговаривал он с трудом. Он рассказал, что теперь помогает сразу нескольким людям. У звезды вокала — простуда, и он не мог петь. Другой артист упал на съемках с любимого верхового завра и вывихнул ногу. Художник, картины которого стоят больше, чем полгалактики вместе с ее обитателями, порезал палец, а у злобного продюсера, по совместительству занимающего должность военного министра не слишком мирной планеты, очень не вовремя, а именно — на важных переговорах о судьбе вселенной, разболелась голова… Их дела не терпели отлагательств, такие отлагательства грозили неприятностями всему существующему миру и порядку. Но в тот раз все обошлось вполне благополучно.

Еще через два года я был проездом на родине Гангу, но не сразу нашел его. Он был серьезно болен, и я отвез его в город к самому лучшему врачу, которого было возможно найти в этой глухой части галактики. Дело в том, что он взял болезнь одной известной дамы, которой необходимо было срочно лететь на конференцию в другой конец вселенной. Она обещала вернуться через пару недель, но вчера в информатории было сообщение, что она остается там на год. А Гангу с каждым днем становилось все хуже и хуже. Я не мог его так бросить, и вовсе не потому, что он был обладателем непонятных феноменальных способностей. Мой личный врач тоже очень волновался и не мог ничего сказать…

— Ради бога скажите доктор, что с ним?

— Мне необходима консультация.

Такой довольно уклончивый ответ еще сильнее меня обеспокоил. Я уже боялся предположить нечто худшее. Измученный многочисленными просьбами, постоянно поступающими от частных лиц и даже от государства, отзывчивый и наивный Гангу действительно мог надорваться на подобной «работе». Его организм мог в конце концов не выдержать такого тяжкого испытания на прочность.

— Неужели это так серьезно? Сделайте хоть что-нибудь, вы же такой опытный доктор!

— Это первый случай в моей жизни, — тактично сказал он. — Я не знаю, что и думать…

Врач нервно потер ладони и отключил сенсоры, связывающие его с диагностической системой. Мы жили в прекрасную эпоху модифицированного человечества, когда многое достигалось путем искусственных улучшений, а всякие природные, такие как Гангарам, уже несколько столетий никого абсолютно не интересовали.

— Скажите, он будет жить? — Мой голос предательски задрожал, а внутри похолодело.

Все-таки Гангу был первым, кто без лишних разговоров взял и избавил меня от приступа мигрени. У кого ее не было, никогда меня не поймет и не поймет степень моей благодарности такому избавителю.

— Понимаете, это первый случай в моей практике. Дело в том, — доктор запнулся и вытер побледневшее от волнения лицо, — что у него будет ребенок…

Алекс Громов, Татьяна Безуглая

Галактика 24. Пусть все общаются!

Новый выпуск мега-шоу полного рас и культур!

От Джо Кукарямба ушла жена и забрала с собой весь их выводок птенцов. Неслучайно бабульки с близлежащих орбит предсказывали, что гуманоидный менеджер и птица-художница вместе не уживутся, потому как.

Далее говорили и шипели разное — в силу своей галактической предвзятости и формальностей стыка разных звездных культур. А ведь Джо неоднократно и даже регулярно поедал птичью пищу — без вилок и ложек, пытаясь склевывать с тарелки. Да и супруга не брезговала во вторым недельным вторникам здоровой консервой, полной модифицированного добра.

Но вот бабушка со стороны Джо все пыталась исподтишка рассказать вроде родным внукам и внучкам, что за чертой гуманоидной оседлости живут существа с песьими головами, на хвостах которых стоят рекламные пароблюфукаторы, после которых органическая материя в желудках превращается в фигню.

Развод между представителями двух галактических рас — редко обходиться без скандалов и настойчивого интереса звездной публики.

Всегда найдутся те, кто будут вещать про ту или иную ксенофобию, матерый косморасизм и заплесневелые традиции окраинных миров, где все по старинке.

Были ведь и времена, когда гуманоиды были чище, выше и гуманнее. А негуманоиды — как трава зеленее. И всем было хорошо вдали друг от друга. Велик космос и его величие проявляется в отсутствии соседей.

Реклама!

Летающие коты-риэлторы на трех планетах заменят скрипачей-а дроидов!

Место куда скрываются от кредиторов — я попался на рекламу — новая планета! Все включено! Новая квартира, новый садовый участок, новая красивая жена! Она-то как и многих меня сгубила — покупала в кредит то, что хотели учредители этой галактики!

и все!

И вы знаете, кем она оказалась?

Об этом — в нашем следующем выпуске!

Космические шоу продолжаются, для вас и только для вас!

Всегда, везде и лишь с самой нужной и полезной рекламой!

Мы делаем ваши миры выше, быстрее, сильнее. Дешево, надежно, под ключ — как всегда, только еще лучше!

В суровых рейтингах мега-шоу побеждает сильнейший. Зрительские симпатии требуют особого внимания. А уж за объемами поставляемых хлебов да зрелищ следят не простые, а вселенские разумы. Потому что думать нужно за всех и сразу обо всем.

На планерке Главной Редакции Любых-Шоу-Которые-Вам-Посчастливилось-Видеть бойко и звонко чеканятся отчеты, озвучивается аналитика и финансирование, бонусы и проценты, голоса сменяют друг друга, а иногда слышится особенно воодушевленное шипение и перестукивания о столы клювами и тяжелыми тупыми предметами. Видимо, папками с документами.

А любая здоровая дискуссия может перейти во вполне качественный межрасовый конфликт — вершатся судьбы миров и вселенных, когда борьба идет за каждую драгоценную минуту прайм-тайма. Та же делегация летающих котов-риэлтеров ни капли не стесняется и выцарапывает рекламное время по секундам.

Огромные рейтинговые цифры поражают воображение и автоматически доводят до обморока от счастья. По этому поводу в коридорах давно шушукаются: дескать, хочешь обморок вне очереди — пойди и испробуй большого счастья на планерке, раз такой смелый.

«Стоит только начать. Втягиваешься как будто всегда этим жил, и без этого уже никак», — говорят бывалые, загадочно щуря посветлевшие просветленные глаза. Их руки мелко и почти незаметно подрагивают. И всем сразу понятно — так это от счастья, конечно же.

И тут не до выяснений гуманоид или негуманоид, здесь работает единственное правило, и оно равняет всех: Не бывал на планерке — не видел жизни.

Так почему бы не прикоснуться к прекрасному? И почему бы, в самом деле, не сунуться в этот райский шоу-уголок?

Потому что раз такой смелый, так иди и испробуй большого счастья. А жив останешься — приходи еще.

А теперь нашу программу продолжает фильм «Государь император и его семья мудохают зеленых ящеров»!..

Затем вы можете принять участие в опросе, сообщив нам в ходе квадроголосования, кому выражаете свои симпатии — государю или зеленым ящерам.

Арти Д. Александер, А. Санти

Вдохновение

Он сидит в этом зале с раннего утра. Это его работа. На столе под рукой бумага и ручка, прямо перед ним ноутбук, сбоку от него диктофон и еще несколько приспособлений из разных эпох. Самое интересное и странное из них — это очки, которые когда-то достались ему в подарок, с загадочно торчащими приспособлениями, может быть, защищающими от неведомых хищников неизвестных планет. В них почти ничего не было видно, и истинное назначение было давно забыто, но через их зеленоватые стекла можно было рассматривать безликий свет искусственных ламп, и тогда он приобретал множество приятных оттенков. Временами он рассеянно оглядывает ярко освещенный и уходящий вдаль зал с множеством разных секций. Мимо него течет река посетителей. Не таким он представлял свое будущее и Будущее вообще…

«Надо бы что-то придумать, ну хоть что-то», — думает он. Но вокруг такая бездонная пустота, что ничего не приходит в голову. Мысль о том, что надо что-то придумать, терзает его каждый день, и каждый день оборачивается пустотой. На него каждый день смотрят десятки разных глаз, равнодушно проплывающих мимо. Они ненадолго задерживаются, чтоб прочитать табличку на его столе, и равнодушно направляются дальше.

Он устало трет виски и бессильно опускает голову. В свой перерыв на обед он привычно проходит по общему коридору. Хлопает по плечу погруженного в очередную заказную работу знакомого коллегу.

— Ну что, пойдем выпьем по чашечке чая? — Заранее зная ответ, он смеется.

— Ну ты и шутник! — отмахивается коллега, изображая улыбку и ни на секунду не отрываясь от рабочего процесса.

— Захочешь прогуляться — присоединяйся. Ты знаешь, где меня найти. Поболтаем о том о сем…

— Да, конечно. Приду, только работу закончу, — коллега условно кивает на огромный список заказов, — и весь твой.

— Ты уж постарайся, а то так девушку твою уведу, и не заметишь…

— Представляю, как ты ее уводишь, и не знаю, смеяться или пожалеть, — смеется коллега.

* * *

Еще одно утро и один день… Пустая бумага услужливо лежит под рукой, экран ноутбука, замерший в ожидании, мигающий готовностью сигнал диктофона… И снова полная и пугающая пустота в голове. Он смотрит в зал, наполненный посетителями, но взгляду не за что зацепиться. Наполненный зал по-прежнему остается, словно пустой и прозрачный холодный сосуд. Его хочется вдребезги разбить и выйти наружу. Под солнце или ветер. Но он знает: там снаружи тоже ничего нет. Нет даже солнца и ветра, но никто этого не замечает, ведь они нужны только ему. Он отрывает от бумаги уголок и, смяв, бросает в угол. Там уже скопилась кучка таких же бумажных шариков. Иногда это помогает не думать о плохом. Он улыбается, видя, что бросание бумажек привлекает больше внимания, чем задумчивое сидение перед экраном. Если жизнь кажется абсолютно бесполезной, значит, в ней явственно отсутствует что-то ради чего стоит жить. Должна быть какая-то идея. Такая, ради которой захочется перевернуть весь этот мир. Такое уже не раз с ним случалось. Он посмотрел на стеллаж, заполненный его трудами. И каждый из этих трудов он пережил со всей полнотой, прежде чем представить другим. Он не умел и не хотел ничего другого. Это единственное его призвание и способ существования. И он будет бороться за это до конца. Завтра придет новый день. Он войдет в зал, и снова включится монитор и диктофон, готовые к работе, останется только сказать слово. Он встал, и свет автоматически погас, оставив услужливую полоску, ведущую к выходу. Его рабочий день на сегодня закончен. Но работа в обширном зале с его уходом не замирает никогда. Посетители по-прежнему задерживаются на минуту, осматривая его стол. Все так же ослепительно светло и бесшумно. Он уходит, аккуратно закрыв за собой дверь, хотя этого не требуется. Он почти такой же, как остальные сотрудники этого интерактивного музея. От простых экспонатов и работников его отличает только надпись на табличке: «Последний писатель».

И пояснение на языке машин: «Раньше писателями были люди, но они не справлялись с этой работой. Им мешала эмоциональная зависимость, и требовалось так называемое Вдохновение. Это последний писатель-человек в мире стабильно пишущих и совершенных писателей-машин».

Ольга Шатохина

Последний кластер

Тест на разумность

Назвали черепахой? Обидно. Хотя если вдуматься — каска и доспехи всегда при себе, позволительно греться на солнце, ничего не делая, и спать по полгода. И кроссовки черепахам не нужны, у них шкура толстая и когти есть. Вот только черепах никто не считает гуманоидами, достойными решать вопросы устройства жизни на своей родной планете. Конечно, за них норовят заступиться профессиональные экологи с примкнувшими энтузиастами. Но и экологов на всех почему-то не хватает, и их голос далеко не решающий.

С тех пор, как ученые различных обитаемых миров независимо друг от друга неоспоримо доказали, что основным фактором эволюционного отбора была способность бегать, прошло много времени, и научная теория обрела силу всеобщего закона. Та цивилизация, где не бегают, — исключается из списка полноправных разумных.

Когда тепло и солнечно , с самого раннего утра образуется немыслимое количество гуляющих с собаками, детьми и самокатами, и велогоны опять же. И хвалёная местная дорожка хоть формально и поделена между бегающими и ездящими, но на практике — с учетом броуновского мельтешения карман-терьеров на рулетках и их, увы, столь же непредсказуемых хозяек — от того разделения чувства безопасности не особо прибавляется. А вот когда хмуро, серо, сыро и холодно чужие здесь если и ходят, то в весьма щадящей дозировке. Кругом одни чудаки в кроссовках.

Разумеется, в этом вопросе гуманоиды по определению имеют преимущество, поскольку планет, населенных разумными гепардами или свифтовскими мудрыми лошадьми, пока никто не нашел. Да и в беговых состязаниях гепарды и лошади уступают человеку — если дистанция достаточно длинная.

Большинство форм разумной жизни подобно гуманоидам, но часто бывает так, что подобие это отнюдь не абсолютное. Почему неандертальцы вымерли, а кроманьонцы на Земле не только выжили, но и со временем их потомки расселились по Галактике? Потому что вторые были приспособлены к бегу, а первые нет.

И вот теперь в память об этом на Земле проходит марафон, мейджор из мейджоров, попасть на который — большая удача для всякого разумного, а значит бегающего существа. Квалификация, лотерея, и все слоты разлетаются как горячие пирожки.

Нечего даже и пытаться проникнуть туда, так все говорят.

Но с другой стороны, чем я рискую?

«В смысле перепада высот наш мегаполис, конечно, не горный трейл, но применительно к перепаду температур и свойствам поверхностей под ногами, особенно в это чудесное весеннее время, тут вполне достойный экстрим. Со стороны Главного Парка ледяной ветер в атмосфере и ледниковый период на земле, за метромостом выглядывает солнце — и вот она, теплая прекрасная весна, но чуть обратно — и опять, здравствуй Северный полюс! Но всё-таки, это уже весна».

Вот сижу перед компьютером и жду открытия регистрации. Знаю, что по всей Галактике точно так же сидит в ожидании великое множество таких же, как я. И не в пример более быстрых. У меня достижения скромные, можно надеяться только на попадание в первую волну регистрации, там можно и без квалификации. То есть, те, кто с ней — в первую очередь, но можно успеть. Так рассказывают…

Пришлось на всякий случай купить специальное приложение, которое отсылает заявку в первые доли секунды, превосходя человеческую реакцию во много раз.

Клик.

Ушло! Ну, теперь смотрим, что будет. Шансов практически никаких, конечно.

Вы успешно прошли регистрацию на забег. Ваш номер…

Успешно? А как же квалификация, лотерея, строгий отбор?

Да это же просто чудо!

На вопрос, как отмечаете Вальпургиеву ночь, ответила честно — вот, только что бегали в парке под стаей летучих мышей. И все правда, что характерно. Серебряное в сумерках озеро, лунный серп, стая летучих мышей на фоне темнеющего неба. Лично для меня самым удивительным оказалось то, что я их немножко слышу.

Осталось пробежать, уложившись в контрольное время. Задача все-таки не самая тривиальная, поскольку бегаю я не быстро. Черепаха, попросту говоря. Ну, знаете, как это бывает, после каждого мало-мальски забега в соцсетях «марафон за пять часов — это не пробежали, а пешком прошли». А мне если в эти самые пять часов уложиться — считай, повезло еще сильнее, чем с регистрацией.

Но, к счастью, их там все-таки шесть, часов этих самых. Это я осилю.

Большой Будильник или Как я начала бегать

Вот так, чтобы по собственной воле выйти и побежать — это случилось в последний школьный год, когда внезапно пришла радостная весть, что пресловутую пятерку по не менее пресловутой «физре» получат только те, кто пробежит 2 км за 10 минут. Говоря по-современному — по 5.

Хорошо помню свой тогдашний шок. Я ведь уже успела прийти к выводу, что бегать я не могу вообще, потому как «дыхалка короткая». Про «мертвую точку» и «второе дыхание» никто никогда ничего не объяснял. При первой попытке пробежать на уроке — подвернула ногу, сильно. До недавнего времени эта травма о себе напоминала.

Наверное, можно было поклянчить, но это никогда не было моим путём.

«По парку неспешной трусцой бежал морж в резиновых сапогах и сломом наперевес…» Очень трудно объяснить тому кто далёк от зожных реалий, что это не цитата из Кэрролла и не заявка на литературный конкурс в стиле абсурдизма.

В общем, будильник на пораньше и разведывать трассу. Кроме шуток, сейчас думаю — так ведь натуральный трейл был, только короткий и достаточно плоский. Спортплощадка была совсем маленькая, посему километровый круг был проложен прямо по территории, большей часть грунтовая тропа.

В качестве группы поддержки — маман с тем самым будильником наперевес (ну не было в доме секундомера!). Самое смешное, что за несколько тренировок я все же наловчилась одолевать дистанцию за указанное время. Самый яркий момент — заканчиваю первый круг, и тут злобный лай, на меня бросается большая собака. Без всяких признаков поводка и намордника. Конечно, а где еще собачку выгуливать кроме школьной территории…

Холодная овсянка, на воде, без сахара… Не хочешь холодную овсянку на воде без сахара? Значит, не хочешь есть!

И это был едва ли не единственный раз, когда моя родительница среагировала вовремя. Обычно — то превентивные ковровые бомбардировки, то проспали нашествие противника. А тут с лютым ревом, из которого при желании можно было бы вычленить отдельные слова ругательного содержания, размахивая будильником, она устремилась наперерез милому песику, который, конечно же, только поиграть хотел. Псина умолкла и попятилась.

Очнулась хозяйка:

— А вы на меня не кричите! У меня собака дорогая!

Зря она это, ой как зря…

В общем, ввиду отсутствия явной опасности я убежала на второй круг. По завершении — ни тетки, ни собаки. Больше не появлялись никогда. Что с ними сделала маман, не знаю до сих пор. Возможно, убила и съела.

Готовность к переменам — это хорошо. Открытость новому — вообще зашибись. Да я и не спорю. Но вотуме три дня со скрежетом зубовным и словами непечатными встаю проявлять физическую активность до начала повседневных трудов. И это ничуть не легче, чем полгода назад — осознавать, что утром только тьма (и вечером тоже, а значит фонарик — мает хэв номер раз). И ведь это хорошо, когда света больше чем темноты! Хотя первый раз увидев в реальности, что такое белая ночь, помню, почувствовала себя крайне неуютно. Но пока к этому достатку света привыкнешь. Ида, вчера все к вечеру оттаяло, а за ночь прекраснейшим образом замерзло. Это вот и есть весна, да.

Самое смешное, что в итоге я пробежала даже с запасом, и клянчить пятерку не пришлось, но даже это не убедило меня, что бегать я все-таки умею. Тем более, что потом был первый курс, где я по наивности записалась в лыжную группу Я-то любила на лыжах покататься, и никто не предупредил, что тут под этим названием скрывается место хронического подвига — «а теперь небольшой кросс вокруг всего университета». Бегом, осень же. В общем, после пары таких кроссов и добрых комментариев тренерши в мой адрес «надо же, и эта добежала», я оттуда ушла в группу более безобидную.

Конечно, же мыслей о беге не возникало.

Холивар о беге на морозе, слава мирозданию, прошел мимо меня. Ну почти… Наверное потому что к героизму ради героизма я совсем не склонна — в силу чего и понятна моя точка зрения в холиваре «спортсмены vs физкультурники».

А там ну что холиварить, когда существуют прекрасные, поистине бронированные тайтсы (купленные в разгар жаркого лета, что особенно вдохновляет), двухслойные штаны разной степени утепленности, термобельишко и собственноручно сшитые манжеты на голеностоп.

Первый звоночек в хорошую сторону прозвенел много лет спустя. Тогда после кучи неприятностей, проблем и откровенных жизненных катастроф вдруг случился просвет во вполне объяснимой депрессии. Ну вот отпустило меня, и случилось это в парке. И я побежала, просто так.

Это уже было похоже на правду, но еще не всерьез.

Потом было много чего, и напрягов тоже было еще сверх всякой меры. А я из тех, для кого хронический стресс оборачивается лишним весом, если мер не принимать. В качестве меры было решено ходить быстрым шагом. И однажды, внезапно, зайдя в парк после работы, чтобы пройти еще сколько-то в дополнение к утренним 5–6 км, я поймала себя на том что бегу. Ага, в туфлях. Даже не поверила. Ринулась домой за кроссовками.

Да. Оказывается, я могу бегать.

Когда крылья не растут

Но не слишком быстро, повторяю в который раз. В соцсети хоть не заглядывай, там, похоже, все с крыльями на пятках, вроде Меркурия. В чужие аккаунты виртуальных приложений для бега я не заглядываю никогда вообще. Однако вот она, моя регистрация на мейджор мейджоров. Последний кластер, конечно, но все равно — удача. Небывалая.

Все равно, что получить в подарок на Женский день не открытку с типографским пожеланием счастья, а новейшего андроида «Бегущий рядом», сконструированного специально для тех, кому трудно бегать в одиночку. Его можно настроить на программу подготовки к главному марафону. Цена такого андроида — стратосферная, но лист ожидания еще больше.

… Погода, конечно, ужасна. Достаточно тепло, чтобы снег таял, а тут еще и дождь сверху но недостаточно — чтобы растаявшее тут же не замерзало на основательно промороженной почве и сильном ветру И сколько коммунальные службы не ругай …  оно вот так, одновременно тает и замерзает. Неравномерно. Тут ледяная пленка, там натекло от души и застыло хорошим таким, отменной скользкости горбом, а вот здесь изволил сохраниться голый асфальт. Подвергла апгрейду накладные шипы — с помощью ножниц и запасных шнурков. Ибо это замечательное изобретение нелегко подобрать по размеру («у нас только два размера — велико и мало»). А снимать\надевать, если есть необходимость по ходу зайти в помещение или наоборот выбраться оттуда обратно в ледяной мир — отдельный маленький квест. Хотя в любом случае это лучше, чем всюду лед, и мы на нем, такие беспомощные …  Из вчерашнего, как раз квинтэссенция такого состояния: заледенелая площадь, посреди нее упитанный дяденька и не менее упитанный песик, оба скользят и близки к отчаянию.

Потому что от всякой полноправной цивилизации должны быть участники. Если нет никого — возникают вопросы, и вполне возможно, что в следующем сезоне участников от такой цивилизации не будет никогда. Неразумные же, неполноправные. Куда им теперь. Вроде бы можно подать заявку на повторное признание разумности, но получить положительный ответ еще никому и никогда не удавалось.

Но мне не до подвигов и чемпионских лавров, я просто хочу пробежать легендарный марафон и потом медальку финишера на видное место повесить.

После метели — не столько бег, сколько прыг по сугробам. Правда, мощеные дорожки, еще недавно ледяные до безобразия, слегка очистились от льда, можно теперь и по ним. Зато мороз. Повезло точно попасть в короткий период, когда снежные заряды плотности «совсем ничего не видно »  уже закончились, небо очистилось, а серая хмарь вот как сейчас еще не наползла. Было солнце. К солнцу прилагалась такая поземка, что возвращаться пришлось строго по принципу «я знаю, что ЗДЕСЬ тропинка». Визуально тропинка от снежной целины была неотличима совсем. Зато солнце, что в декабре — жизненно необходимая роскошь.

Время на подготовку есть. Подходящие места тоже. Можно выбраться даже в тот старинный парк, где проложен круг для прославленного марафона. А можно и поближе к дому. Тут тоже неплохо, парк обширный, с прудами и горками. Весна по давней привычке медлила-медлила, потом вдруг бац — всё вокруг зеленеет и цветет. Внезапно. Белки переодеться не успели, так и шастают пока в зимнем сером. Утки, рыжие и здоровенные, побольше иной собаки, важно гуляют по суше, уступая дорогу бегающим людям явно лишь в порядке громадного одолжения. Погрузившись в сапоги по самые первичные признаки, а в воду почти по верхний край сапог медитируют рыбаки. Посреди болотной хляби на низком берегу возвышается художник — пейзаж пишет.

Слякоть мне нравится немножко больше чем лёд — не так скользит. Серое небо, ноздреватый снег, и листья, которые осыпаются сейчас с веток вперемешку с осколками ледяного дождя. И даже грязь — кому по грязи побегать надо? Зато великая и ужасная Земляная плотина заснежена и с трудом отделима от белесого неба. Кора мокрых сосен не просто бронзовых оттенков, а в густую красноту — реальное краснолесье. А шишки и корни сейчас под снегом, удобно.

Чуть дальше в тех же хлябях сидит в засаде фотограф, держит на прицеле бобровую плотину. Одинокие представители племени шашлыкеров (интересно, как их выбирают, по жребию или кто в карты проигрался?) зябко ежатся, карауля для друзей и близких захваченные с ночи участки с мангалами. У родников, несмотря на раннее утро, уже толпа жаждущих. Счастливый обладатель радиоуправляемого самолета-этажерки гоняет свою игрушку над футбольным полем. Сплоченная команда в составе пары персон в костюмах, двух работяг в спецовках и норовящей сложиться без предупреждения стремянки поправляет веночек на той самой «зеленой голове», из-за которой на днях было столько шума. Скульптуру в виде гигантской головы поставили на одной из главных площадей нашего мегаполиса, но многим она показалась недостаточно эстетичной. Отправили в зеленую зону. На фоне свежих листьев ее не сразу и заметишь.

Бегай — не хочу, в свое удовольствие. Однако, может быть, я все же могу пробежать быстро?.. Есть же методики подготовки, а бегаю я не первый год. Если побегать интервалы и темповые, так неужели я не справлюсь, не вытяну, хотя бы на средний результат?

«Я хочу увлечь вас скоростью!» — каждый день кричит баннер в паблике Бегоблоггера, подписывающегося еще и Дядюшка Темп. Каждая его статья вызывает шквал восторженных откликов тех, кто еще недавно был, что называется, поперек себя шире, а теперь легко выбегает марафон из трех часов. Я не комментирую, но подписываюсь на этот паблик ради мотивации.

Погода, которую большинство называет плохой, то есть пасмурно и дождик — это на самом деле очень хорошо. Стадион сегодня был восхитительно пуст, не считая кошки с котенком. Они тренировались следить за птичками.

И начинается… Через полтора месяца я пребываю в уверенности, что не умею бегать вообще. Страшно выходить даже в ближайший парк, а тем более на любимые пробежки-путешествия по нашему огромному мегаполису, где все же достаточно зелени и воды, и снежных пространств зимой. У меня ничего не получается.

А ведь надо еще медицинское свидетельство принести.

За месяц до старта я уверена, что не буду участвовать. Не умею я быстро бегать, и вообще ничего не хочу. Стартовый взнос жалко, конечно.

Ну не умею я бегать быстро, не умею! Не дано. Может, ну его, этот мейджор мейджоров?

Нет.

Я его пробегу.

Не гнать!

В последнем кластере неминуемо успеваешь замерзнуть, если погода к тому хоть немного располагает. А осенним утром она к тому располагает, да еще как. Но гремит музыка, над толпой летает дрон с камерой, ди-джей весело кричит. Наконец, и наши дальние ряды зашевелились, пока еще мелкими шажочками.

Арка!

Только не гнать, только не гнать.

Знакомое лицо, да и весь облик. В социальных сетях эта стильная девушка мелькает регулярно, собирая урожай лайков. Бегает она всегда на фоне изумительных пейзажей — скалы, бескрайние пляжи, туманы, рассветы и закаты. Их мир называется Туманный Закат, в Содружество вступил недавно. Там все позируют на фоне природной красоты, похоже, у них манежи и асфальтовые марафоны не в чести. Она и бежит красиво, будто ежесекундно позирует для своих великолепных селфи. Интересно, почему из последнего кластера, неужто звезда инстаграмма бегает столь же медленно как я?

Но как бы то ни было, мы с ней бежим вровень. И через несколько минут даже начинаем перекидываться репликами. Мол, с погодой повезло, дождя нет, но и не жарко. И главное не ускоряться.

Зимний пляж великолепен своей пустотой. А по чему легче бегать, по песку или свежему снегу это еще вопрос. Лишь бы не лёд! Вообще сегодня стоял сплошной снежный сумрак, но вдруг на пару минут выглянуло яркое солнце, ну насколько оно может быть ярким в конце ноября. Сразу засияло все — и снег, и лед , — и даже сухая приречная трава вспомнила, что охра это теплый цвет. Прямо подарок посреди хмурого утра!

Нас догоняет какой-то жизнерадостный субъект в бейсболке с надписью «Увлеку скоростью».

— Эх, девчонки, вы даже не представляете, какая может быть беда, если перестать бегать!

Ну повезло, нечего сказать. Липучка уличная, подвид «трепло». Хотя выглядит знакомо, а, это же тот самый Бегоблоггер, он же Дядюшка Темп, который постоянно напоминает, что не умеющий бегать быстро — ничего не достоин.

— Хотя я бы контрольное время сократил. Три с половиной часа и хватит, кто не может уложиться, все равно не бегает, а пешком ходит. Как вам такое, а? Ха-ха-ха!

Зря я бегом занялась. Надо было боксом. Нет, стрельбой. И чтобы разрешение на бластер и лицензию на убийство…

Понятно, что вечер субботы да при хорошей погоде — не лучшее время, чтобы посещать что бы то ни было, находящееся в открытом доступе. Но это был первый прикидочный набег на указанную местность, разведка боем, точнее, бегом, так что вполне гладко прошло. Напуганные собственным непониманием того, как можно бегать в жару да в горку градские обыватели не в счет.

Обогнал, удаляется. Хорошо. Напарница смотрит перед собой, и я понимаю, что ей не по себе.

— Меня никто не понял, да я и сама теперь не понимаю.

— У вас же так много бегают, — говорю я.

— Это всё я, — выдыхает она. — У меня аккаунтов много.

— Ты?

— Да… Я пыталась собрать команду, но никто не верит. Да и тяжело, мы же не очень приспособлены к бегу. Кажется, мы далеко, кому нужна наша планета. В общем, никто меня не послушал. И я сделала много аккаунтов. Чтобы наша планета выглядела, будто там много бегунов. Надеюсь, в будущем появятся и другие.

Она дергается вперед, будто потеряв равновесие, но выпрямляется таким движением, что в ее облике на мгновение не оказывается ничего человеческого.

— У вас что, костей нет? — невольно вырывается у меня.

— Есть, но не очень твердые, вроде ваших связок. Чтобы бегать, надо их удерживать напряженными.

Представить страшно!

Сегодня весь день в режиме «а сдавать надо было позавчера »,  и сколько этого всего надо — сбилась со счету. Крыша собралась в путь и спорит сама с собой — в какую именно сторону Сегодняшнее «позавчера» отправилось по назначению, завтра неминуемо будет новое. А в парке свежий снег, и его почистить не успели, ура! Скрип-скрип под кроссовками все 8 км, и даже почти все горки успела забежать. И — отпустило.

— Девчонки! Да сойдите же вы, что мучаетесь! Не последний марафон, ха-ха-ха! О здоровье подумайте!

Лишних сил нет даже помотать головой, но я не сойду. Не хочу, чтобы этот развеселый гад злорадствовал. И просто не хочу сходить.

Но до чего же шустро бежит, скотина, он же нас на круг обогнал, получается.

Если рядом с тобой — Чужой

— Эй ты! Негуманоид! Прочь с моего марафона!

Главный судья, председатель оргкомитета, кто он там еще, выскакивает на трассу и тянет руки к моей напарнице. Та уклоняется, но в глазах полыхает отчаяние. Она же вот-вот упадет!

— Судья! — ору я, пугаясь собственного хриплого рыка. — Бегоблоггер срезал! Заявляю протест!

Напарница ускоряется и уходит вперед, за поворот. Судья не преследует. Где-то за спиной несколько раз и разными голосами звучит «Бегоблоггер!». Трусцой, трусцой к тому же повороту, ругая себя за глупость. Кому я помогаю, она же точно не гуманоид! Вот так пожалеешь Чужого какого-нибудь… Но ведь точно срезал, он же догнал нас через считанные минуты. В канаве пересидеть не мог, все на виду. А дорога идет по насыпи через болото.

Когда по парку начинают летать попугайчики, первая мысль — ну всё, добегалась по жарище… до зелёных воробушков.

Кто-то быстро догоняет, на дорогу падает тень. Сейчас и меня начнут вытаскивать с трассы, может, тоже негуманоидом сочтут. А после того, как я стану драться и кусаться, — тем более.

Нет, это волонтер на велосипеде. Тот самый веселый симпатяга, который с шутками и прибаутками разгонял толпу гуляющих сразу после старта… кажется, вечность назад. Притормаживает около меня, интересуется:

— Всё в порядке?

— Такое здесь бывает? — пытаюсь пошутить я.

Он смеется:

— Пить хочешь? У меня вода есть.

Мотаю головой, пить, правда, не хочется. И не помню, можно ли по правилам принимать такую помощь от официальных волонтеров забега. Но в любом случае организм привык обходиться малым, мне еще полтора километра до очередных двух глотков. Если не упаду раньше. Нееееет! Не упаду!

У волонтера на бейдже имя и фамилия — Никита Петрушин. Что-то знакомое или мне уже мерещится? Он замечает направление моего взгляда, поясняет:

— Я из Лайвлиба.

Ну, конечно, Лайвлиб, Живая Библиотека. Социальная сеть для книгочеев, старая, именитая, настоящий приют интеллектуалов. Изящные литературные игры, виртуальные квесты, вдумчивые подробные рецензии. Мне даже довелось написать о «Рожденном бегать».

Вот чем бег однозначно прекрасен, кроме прочих достоинств, так это ощущением полноты жизни. Никаких «неделя пролетела как полчаса, заметить не успеваешь». Надев кроссовки, ты будешь замечать всё. Сюрпризов хватит …  не всегда приятных, например, вот как в это время года, можно обнаружить, что идеальная дорожка за одни сутки превратилась в столь же идеальное зеркало. Но приятные тоже будут. Иногда даже можно обнаружить, что незнакомые люди способны улыбаться друг другу.

— Так кто там срезал? — спрашивает Никита.

— Бегоблоггер.

— Вот как? Не видел, что он здесь.

— Он срезал, — бессвязно бормочу я, — люди так быстро не бегают. И он совсем не потеет.

Только теперь понимаю, что в этом и дело. Мою футболку можно выжимать, с кепки откровенно течет. А этот был сухой и свеженький. Через болото срезал? Тропки есть, ориентировщики там бегают. Но на болоте грязно всегда. А он не только сухой, но и чистенький. Ох, пригодилась моя привычка смотреть по сторонам!

Может их несколько, стая близнецов?

Не знаю и знать не хочу. Мне ноги переставлять надо. Никита уносится вперед, меня никто не пытается снять с дистанции. За долгожданным поворотом — тень! Натыкаюсь на еле ковыляющую напарницу. Впереди длиннющий прямой участок, но нашего заклятого приятеля там нет. Видно только стремительно удаляющегося велосипедиста.

Мы уже не разговариваем, бережем силы. Огромная тетка из гуляющих вдруг шагает нам наперерез:

— А вы что, не просто так бегаете?..

Отвечаю одним словом. Непечатным.

Есть такое дело — миры спасать

И вот мы снова проскакиваем — проползаем, если уж честно — под нарядной аркой. Давайте нам медальки, мы их честно заслужили!

— Сюда, сюда! — кричит тот самый судья, которого я так яростно отгоняла от напарницы. — Мы вас награждать будем!

Награждать? За что? Не первые, мягко говоря. За нами только маленькая, но сплоченная группа из системы Проксимы, и отдельные редкие фигурки — хвост растянувшегося марафона. По номерам видно, что там уже не земляне, но они стараются, еще бы.

Подходим, смотрим одинаково настороженно. Но судья вроде бы искренне дружелюбен, прочие дружно аплодируют. Нам несут медали, да не простенькие финишерские, а какие-то очень красивые, будто настоящие. И кубки тащат, и дипломы в рамочках. Я, ничего не понимая, разглядываю всё это добро и постепенно осознаю — это за первое место в зачете среди землян. Ну и соответственно, в зачете среди уроженцев планеты Туманный Закат моей напарнице. Оттуда точно больше никого нет.

Первое место по землянам! На мейджоре мейджоров! Со временем без малого шесть часов. Как?!

…Я сижу на удачно подвернувшемся кресломешке, кутаюсь в шуршащую термонакидку и упорно думаю, что это шутка, розыгрыш, ошибка. Но никто не появляется, чтобы отобрать у меня большой красивый кубок.

Даже тот, кому по определению суждено неподвижно торчать в болоте, способен что-то изменить. Вот — белокрыльник болотный, да, определение у него такое. Он плывет! Со всем, так сказать, скарбом, чадами и домочадцами, с длинными корнями и набухшими бутонами — ядовитый и важный, как медуза цианея, он плывет… По течению? Да, по течению. Но для того, кто по определению обязан неподвижно торчать в болоте и это очень неплохо.

Со стороны болота, аккуратно обходя стартовый городок, ползет вереница приземистых роботов. Присматриваюсь — часть из них несет плотно закрытые контейнеры с непонятным содержимым, а четверо — большой длинный сверток, сверхпрочная сетка поверх нехитрого ковра из раздевалки, вон и пятно от геля виднеется. Сверток шевелится, издает недобрые звуки. Замыкающий робот тащит на вытянутом манипуляторе кепочку с надписью «Увлеку скоростью». Процессия скрывается в недрах серебристой фуры.

Это что же получается? От планеты Земля кроме меня никого не было?!

Это как же?!. Я же и не надеялась, почти наудачу нажала регистрацию! А если бы…

Напарница лежит прямо на земле, ей явно не холодно. Туманный Закат, похоже, весьма прохладный мир. А я вспоминаю бесчисленные статьи Бегоблоггера о недоступности для простого любителя этого марафона. Кто-то поверил. Кто-то раньше участвовал и теперь не захотел, тысяча причин для того может быть.

Но ведь и правда, как это, оказывается, легко. Дождаться закрытия финиша и констатации факта, что ни одного финишера от планеты Земля нет. И сразу отправить готовую — она неминуемо была у него заранее подготовлена, это-то ясно! — заявку на колонизацию.

— Надо собирать команду к следующему, — говорю я вслух. — А то мало ли…

— Ага, — отзывается она. — Я же еле дотянула.

— В следующий раз будет легче. — Сама я не особо в это верю, но очень надеюсь.

— Будем дружить.

— У вас что, тоже в женскую дружбу верить не принято?

По крайней мере, поссориться из-за самца нам точно не грозит.

Арти Д. Александер, Алекс Громов

Темные силы света

I

Все войны должны рано или поздно заканчиваться. Злодеи и Захватчики должны быть наказаны, павшие Герои увековечены. Далее следует восстановление разрушенных территорий, преодоление трудностей послевоенной жизни. Обычно проходят долгие годы, прежде чем на землях, где шла война, о ней смогут, наконец, забыть. С чего порой начинаются те звездные войны, проходящие через сотни планет? С пограничного конфликта, спора из-за астероида, небольшого спутника на окраине спорной галактики, нечетко установленной (давным-давно!) границы, слишком большой (по чьему-то мнению!) пошлины, взятой за проходивший звездный караван/транзит. Когда сделан первый выстрел — и не один, — уже сложно, а порой невозможно оставить противостояние и наращивание военной мощи. Сначала — в небольшой точке конфликта. Затем — по всему звездному фронту, схватки в свете десятков светил и галактических систем. А тем временем появляются Посредники, часть из которых действительно пытается помочь враждующим сторонам найти общий язык и договориться, не дожидаясь победного конца, а иногда — и полного взаимного уничтожения. Когда появившиеся корабли и десантники Сил Межгалактического Взаимодействия пытаются вмешаться и создать демаркационный коридор, то порой становятся объектами агрессии одной из воюющих сторон, увеличивая тем самым число жертв…

Когда очередным взрывом разорвало переборку и статис-поле бессильно отпустило многокилограммовые капсулы с заключенными в них на время ранеными членами экипажа, бросив их прямо на незащищенные ограждения нижнего яруса, он еще пытался восстановить отключенную предыдущим взрывом аварийную систему медотсека и вентиляцию. Он — медик-инженер, бывший военный с двумя восстановленными техноконечностями, потому не годящийся для боя, но почетно призванный на службу в числе последних из его семьи. Клубы ядовитой смеси из темного дыма змеями поползли по коридору погибающего корабля, заглушая последние крики тех, кому не повезло умереть раньше от ран. Кого-то из членов команды заперло в надежно укрытой от взрывов герметичной, но тесной кабине навигации, они были еще живы некоторое время, пока не закончился воздух для дыхания. Неподалеку лежала половина тела «андропода», вторая вместе с верхними конечностями была отрезана бронированной дверью. Прижавшись к остаткам переборки и понимая, что встать уже не удастся, он увидел искаженное болью лицо младшего офицера. Стараясь смотреть только на лицо, а не на то, что еще недавно называлось телом, он, давясь хрипом от удушающего дыма, произнес: «Все хорошо, ты только держись…» Сам зажимал израненной, но все еще функциональной рукой пробитую насквозь острым осколком металла ногу. Другая нога ничего не чувствовала лишь потому, что была не из плоти, но неестественно вывернута и частично варварски вырвана из вживленных в мышцы контактных ячеек. Тело младшего офицера исказила болезненная судорога, и глаза мучительно закатились. Но двум оставшимся в живых не хватило бы сил доползти до спасательных модулей, если они вообще уцелели. Кровь медленно, но неотвратимо заливала пол, и отвратительно пахло горящей плотью. Конец коридора уже превратился в пламенный ад, и от горячего пола начал плавиться комбинезон, все сенсоры пришли в негодность, и призванные служить человеку нанниты исчерпали свои защитные резервы. «Все хорошо», — почти как заклинание повторял он, чувствуя онемение в нижней части тела и почти теряя сознание. Огонь надвигался все ближе и грозил добраться своим голодным языком до их искалеченных тел намного раньше, чем до них доберется через покореженный корабль сама смерть. «Прости и прощай» — и некогда сильные руки сжали тонкую шею, ломая позвонки. Помощь не придет, мы сами по себе. Он почти не сознает, что в этом последнем милосердном усилии модифицированная рука теряет нейроконтакты и отключается навсегда. Другой рукой он осторожно закрывает быстро тускнеющие в обжигающем тумане глаза и жалеет, что никто не сделает то же самое для него. «Мне не увидеть победы, но и поражения тоже…» — эта мысль заставляет с гордостью улыбнуться в последний раз. Корабль горит изнутри, как нарядная лампочка, заключенная в хрупкую оболочку. Взрывается фейерверком в местах, где еще сохранились остатки кислорода, и постороннему наблюдателю из космоса видно лишь, как его искореженное нутро весело сверкает и вспыхивает огнями в неразбитых узких иллюминаторах. Медленно дрейфуя, пожираемые ритуальным огнем останки падают в свою космическую преисподнюю, словно в агонии опускается на дно люминесцирующая глубоководная рыба с распоротым хищником брюхом. Почти не видя, он чувствовал, как резала уши сирена, отчаянно призывающая покинуть пробитый ракетами борт, никому не нужная и абсолютно бесполезная, потому что никто не ушел с корабля и в том числе его командир, — все они сражались до последнего. До самого конца сражались они всеми силами за свой негасимый свет и чистые помыслы, неизменно называя свои силы светлыми и справедливыми, силами света. Впрочем, так же поступили и те, кто сражался на неприятельском корабле, и тоже воевали вовсе не за что-то ужасное или темное, а за такое же прекрасное, чистое и светлое отдавали свои жизни, выбрав достойную смерть в бою. Последним салютом они вспыхнули на черном бархате космоса, идя на таран и врезаясь в чужие обломки… И это всего лишь еще один день непрерывной войны.

II

— Проверить второй уровень аннигиляторов!

— Есть!

— Протестировать захватные щупальца во всех режимах!

— Есть!

— Включить синхронизацию!..

Плавно оторвавшись от причальных линий разметки и слегка разворачиваясь левым бортом в прощальном жесте, от ярко подсвеченных огнями жилых и обслуживающих комплексов орбитальной станции корабль величественно отдаляется в поджидающую его черноту космоса. Что его ждет впереди? Все это теоретически выверено и запланировано до последней точки на навигационных картах. Но все же неизвестно, так же как была непредсказуема судьба мореходов в десятом, двадцатом и даже в пятидесятом веке. Ничто не меняется в походе, кроме непредвиденных ситуаций и призыва SOS, требующего безотлагательного вмешательства, которые не под силу предсказать даже самым изощренным аналитикам звездного флота. И неважно, где пройдет путь корабля: на суше, на море или в космическом подпространстве… За его укрепленным от неприятельских ударов бортом с люками мощных орудий и скрытыми за защитными экранами окнами жилых отсеков и галерей спрятано немало тайн военного искусства и технических достижений сотен обитаемых планет. На его борту тысячи средств, способных в клочья разорвать целую планету и даже развеять последнюю память о ней среди чужих звезд и галактик, и столько же средств — чтобы предотвратить все это. Никогда неизвестно, что понадобится больше: мирные переговоры с тихим чаепитием на зеленеющей в лучах теплого светила лужайке, или, исчерпав ласковые приветственные речи и уговоры, придется привести в действие менее приятный, но очень убедительный и беспроигрышный аргумент — «твердый кулак». Вот и «не молчат фазеры», а слегка вибрируют, издавая едва слышимый, почти мяукающий звук, и исправно сияют полированными чернотой боками, слегка подрагивая в ожидании сигнала освободиться от жуткой, нервно накапливаемой в недрах энергии. Весь корабль — словно оскаленная волчья пасть, внушительный, страшный и чужой, готовый к рывку в подпространство и рвущийся в неистовый бой, всеми системами нацеленный на одну-единственную цель…

III

Казалось, это был не просто большой корабль, а огромная скомканная воедино часть абсолютно чужой, явно недружеской галактики. Против такой махины, надвигающейся на боевые корабли (еще недавно казавшиеся величественными и смертоносными) двух воюющих империй, никому было не выстоять. Выдвигаясь из просторов космоса, черный корабль демонстративно и вполне понятно для всех, словно величественно расчищая себе место, по пути уничтожил мертвую груду изувеченной и героической в прошлом станции, которая давно для воюющих сторон являлась просто кучей мусора. Она испарилась так же мгновенно, как исчезает в огне звезды маленькая капля воды.

Один из ближайших кораблей, прикрывая своего поврежденного в бою собрата, все же рискнул ринуться чужаку наперерез. Но, так и не успев приблизиться к нему в красивом стремительном рывке, внезапно исчез, и его сразу потеряли из виду все радары оставшихся кораблей.

— Ёкарный бабай! — только и успел произнести едва не давший сигнал общей атаки на корабли противника Адмирал. Еще пару минут назад его едва не застиг очередной приступ ксенофобии, благородно называемый специалистами его империи аллергией к тем, кто был на вражеской стороне. Он только-только собрался аристократически закашляться, подавившись припасенными на сто лет вперед проклятиями. Хотя если говорить начистоту, то в его неспокойной, военной и хладнокровной до мозга костей душе присутствовали и зависть, и уважение к некоторым успехам и отваге соперников. И тут его рука замерла, так и не коснувшись панели управления. Возникла непредвиденная пауза, в течение которой в головах командиров обеих звездных армий пронеслось множество картин наиболее вероятного ближайшего будущего. И все они показались не слишком радостными, если учитывать, сколько уже было потрачено сил и вместе с ними жизней и боеприпасов.

И тогда Командор, давний непримиримый враг Адмирала, готовый отдать команду открыть огонь по окружающим его двум отлично оснащенным вражеским крейсерам, после минутного замешательства приказал выйти на связь с ними. Командор был блестящим воителем, никогда не обсуждающим приказы Империи и готовым умереть за нее. Высокий и худой, затянутый по самую шею в мундир, он никогда не прятался за чужие спины, находясь практически на первой линии всех оборон и наступлений, на самом мощном и маневренном флагманском корабле из тех, какие еще остались.

Через короткий интервал, не дожидаясь команды своих Генеральных штабов, расположенных в безопасных секторах галактики, корабли двух армий открыли огонь. Но не по прежнему врагу, а по новому. Уже общему. Вскоре, покинув места своего патрулирования, дислокаций на звездном фронте и межгалактическом резерве, боевые корабли обеих империй устремились к району, где появился чужак, и, переговариваясь между собой (еще недавними врагами!), стали занимать боевые позиции для наступления на нового общего врага.

Два изрядно потрепанных в боях, но не сдающихся ни при каких обстоятельствах звездных флота, гордо подняв свои голографические стяги, двинулись на нового неизвестного врага. Тот, невзирая на свои чудовищные размеры, дрогнул, издав режущий леденящий звук, проникающий через защитные экраны, и стал отходить в находившуюся неподалеку черную дыру.

IV

На следующий галактический день, уже после официально объявленного перемирия между звездными империями, начались на нейтральной планете переговоры правительственных делегаций.

Повод, из-за которого возникла война, остался, как и жертвы уже закончившихся схваток. Но более важной была опасность нового появления чужаков — откуда и когда они вынырнут? На скольких кораблях? И какое оружие способно их поразить? Отвратительный, уродливый по форме и чуждый даже по размерам, неопознанный корабль-разведчик легко и презрительно ускользнул в черную дыру, вероятно, имея свои непостижимые планы, но не обещал не возвращаться…

Хотят ли пришельцы превратить эти звездные территории в свои колонии, вывозя сырье и рабов? Или же задумали уничтожить все живое, получив мертвую зону на границе своих владений? Пока не захвачен или не уничтожен хоть один чужой корабль и не взят и не допрошен хоть один чужак, пока не выяснено, где у них находятся базы и сама метрополия, — можно лишь выдвигать гипотезы. И готовиться к войне с неведомым врагом. Забыв прежние раздоры и объединив усилия. Мир был заключен.

V

Тот самый корабль, первым ринувшийся наперерез чужаку, не был распылен или аннигилирован и не исчез бесследно. Он не был поврежден и даже никак не пострадал. Но со всех сторон его окружала непроглядная тьма, тьма, неподвластная для бортовых технических средств, которые отказались повиноваться с момента захвата. Прошло несколько мгновений, пока умолкшая и погасшая аппаратура крейсера снова включилась и ожила. И вместе с этими мгновениями тьму осветил мягкий свет.

Экипаж увидел, что судно оказалось внутри огромного ангара: на гигантских стенах, теряющихся вдали, были размещены разнообразные виды техники и странные устройства. Некоторые из них имели кабели и дополнительные модули, снабженные кабинами и внешними рычагами управления. Все это было похоже на невероятный склад или музей. Часть образцов имела пояснительные надписи или инструкции на непонятных языках, но среди них были и с более понятными значками для всех, кто так или иначе сталкивался с навигационными обозначениями секторов, откуда они были вывезены. Скафандры разнообразных форм и размеров наводили на мысль, что далеко не все еще известно об инопланетянах, — не только не все, а даже не все приблизительно. Волосы от этого вставали дыбом, и становилось довольно неприятно чувствовать себя жалким муравьем по сравнению с подобным многообразием Вселенной.

Раздался отчетливый и мощный стук во входной люк. Командир бросил красноречивый взгляд на флаг своей Империи: да будет прославлено ее имя в этом последнем бою! Экипаж замер в ожидании вторжения чужаков на борт, сжимая в руках оружие и готовясь подороже продать свои жизни. Все они понимали разницу между глупостью и смелостью. Никто выходить не торопился. О сдаче тоже никто не думал…

В люк еще раз постучали, на этот раз немного потише, и уже не раскачивая плененный имперский корабль, беспомощно влипший в невидимое силовое поле.

— Добро пожаловать, герои, в нашу команду!

— В-в-вы кто?

— Те, кто останавливает войны. Темные Силы Света.

Алекс Громов, Ольга Шатохина

Малый галактический суповой набор

В современном супермаркете можно найти, что угодно. Тем он и хорош — не съесть, так развлечься. И кругозор расширить.

«Не для того отважные звездные мореплаватели рисковали своими жизнями, прорезая пространство и время, чтобы пища ваша была безвкусна и лишена заморских галактических приправ, ароматов и деликатесов. Наш Малый Галактический Суповой Набор — наилучший по соотношению цена — качество в изведанной части Вселенной!».

…Яркий щит красовался на самом видном месте, где всякий алчущий и жаждущий был просто обречен его заметить. Громадная мерцающая стрелка указывала на стеллаж, на котором высились причудливыми башнями коробки с чем-то загадочным. Степень загадочности были призваны повысить и развеять одновременно надписи чуть меньшим шрифтом. Они равномерно покрывали все грани коробок:

«Любой продукт Вселенной можно сделать из нашего пищевого порошка! Неотличимо от реальности! Генетически разрешено! Искусственный ингредиент лучший в галактических окрестностях! Недорого и вкусно!»

Возле щита и коробок быстро собралась небольшая толпа. Поскольку дело было не особо ранним утром, то преимущественно домохозяек.

— А скидка на это есть?

— Да вы посмотрите вон там, в каталоге скидок. Если есть, то должна быть.

— Откуда хоть это завезли-то?

— Почему попробовать не дают? Вдруг не понравится!

— Да, давайте пробник! А то, может, это генетический продукт мирового заговора?

— Дорого слишком!

— Конечно, это у вас на альфа-Раке все даром!

— О, дешево, надо брать!

— Раньше-то я все покупала в том магазине, у памятника Первому Контакту. А теперь прихожу и вижу — во всю дверь надпись: «Полная аннигиляция товара». Заходить-то побоялась, а то и впрямь с товаром и аннигилируют, а у меня 35-го числа пенсия! Жалко ведь, ежели пропадет!

Тем временем из недр супермаркета притащили и водрузили возле стеллажа маленький высокий столик, украшенный плохо оттертыми пятнами и прочно прилипшими волокнами всевозможной пищи и условно-пищевой продукции. Следом появился изможденного вида промоутер в потертом комбинезоне и новеньком фирменном фартуке с надписью «Малый Галактический Суповой Набор», сквозь которую местами выпирали трехрядные ребра. Он расставил на столике несколько одноразовых контейнеров с какой-то массой и привычно затянул:

— Подходите! Попробуйте наш новый уникальный продукт! Малый! Галактический! Суповой! Набор!

— А почему малый? — оживилась активная покупательница. — А я, может, большой хочу! Почему большого нет?

— По традиции Большим Галактическим Суповым Набором именуется полный комплект продовольствия, который наша корпорация уже пять с половиной условных галактических веков поставляет космическим силам для обеспечения дальних экспедиций. Именно отработанные в космосе технологии мы применяем при производстве продуктов, которые сейчас предлагаем вам!

Кто-то уже успел не только схватить упаковку новинки, но и донести ее до кассы. Оттуда неслись воинственные звуки и покряхтывания, являющиеся, как гласит «Справочник супермаркет-странника», характерными признаками битвы за недостающую скидку из серии «на ценнике есть, в чеке нет».

— Как это нет скидки? — прорезался в нечленораздельном шуме визгливый вопль. — Сказали «скидка положена», так дайте мне мою скидку!

— Кто вам сказал? — бесстрастно реагировала кибер-кассирша, поправля ручным механизмом запасной профи-мозг.

— Не знаю, у вас вон там сказали!

Ну мало ли кто что вам там сказал…

— А почему здесь валяются наполнители для верблюжье-генно-модифицированных заплечных пищевых хранилищ? — донесся грозный рык со стороны подсобки. — И выложите свежих салатиков «На живца!». А то вчера всех разобрали.

Рекламный репродуктор, закамуфлированный под осветительный прибор, ожил, прокашлялся и завопил:

— Пельмени деликатесные разговорчивые! На трех языках и пяти диалектах! Вкусно и не скучно!

— Мечут ли звезды икру? Купите упаковку и узнаете.

— Колбаски писательские! Под романчик!

— Овощя неземные! Вселенская вкуснятина!

— Сарделька бесконечная. Растягивай и откусывай!

Кто-то зачерпнул мелкой ложечкой содержимое контейнера и теперь с подчеркнуто задумчивым видом смаковал его.

— Ну даже не знаю, на крем из сельдерея похоже…

— У нас используются пряности из семи освоенных и десяти недавно открытых миров! Берите, пока миры есть!

— А зачем так много? И миров-то, и пряностей?

— На каждой планете свой набор базовых вкусов и запахов! Благодаря нашему набору вы можете создать свой собственный персональный вкус! Ваши гости и близкие будут узнавать приготовленные вами блюда с первой пробы! Это подлинная нишевая кулинария!

— Что вы такое говорите, — жеманно хихикнула дама с сю-сю-конфетами и пестрыми болтающими фруктами в тележке. — Это же только парфюмы такие бывают! — И демонстративно чихнула под фруктовое одобрение.

Затем залежи фруктов в тележке зашевелились, из них выбралась маленькая собачка в попонке с сатурнианскими стразами. И в очочках а ля Дэн-Веселяк, персонаж галактического шоу «Братья-мошенники».

Собачка хотела того, чего здесь не было, но могло быть. По соседству пожилой уже тронутый сединой мужчина, плотоядно поглядывая на молодую продавщицу, интересовался афродизиаками и еще кое-чем.

— А можно такие продукты, чтобы они сами размножались, а? Мне у подъезда по секрету нашептали, что есть у вас такие, но вы их прячете. Для себя бережете, так? Я, хехехе, всё знаю!

— Продукты такие есть, но только под заказ привозят.

— И что, для меня не постараетесь? Не привезете?

— Для этого вам нужно собрать справки по всем формам и допускам, предусмотренным процедурой участия в экспедиции на ксеноморфные планеты. Также вам следует представить официальное заключение службы ювенальной юстиции, что ваше жилое и кухонное пространство закрыто для доступа несовершеннолетних детей и домашних животных. И письменные разрешения от всех соседей, в чьи помещения могут проникать звуки из вашего.

— Это еще зачем?!

— Чтобы продукты размножались, им необходимо спариваться непрерывно на протяжении, как минимум суток. Далеко не всегда их удается удержать при этом в шкафу. С соблюдением тишины тоже могут быть сложности.

— А проще без этой волокиты никак нельзя?

— У нас все можно!

— А как, позвольте спросить?

— Оформите золотую карту нашего магазина!

— Дорого, небось?

— Бесплатно!

— А что тогда я должен сделать?

— Покупать только у нас. И вы, и дети, и внуки! Все будут счастливы!

— Ну за внуков-то я не уверен!

— Вы главное карту эту оформите, а там уж наши сотрудники, будьте уверены, и за детишками, и за внуками присмотрят. В смысле, где им еду покупать.

— Кто здесь положил упаковку кощеевых яиц?

— Но сегодня же на яйца скидки…

— Но не на товар из системы Большой Прихвостень! Тем более, что эти яйца — с подарочными стрип-иголками внутри, на них никакая скидка не распространяется даже в Тройное Рекламное Полнолуние!

— Да, вылупится какая-то негуманоидка из яйца — за три жизни не расплатишься.

На прилавке мирно лежала, дожидаясь своего часа, медуза с ценником Горгоны.

— Ты это на что зенки свои бесстыжие вылупил, — яростно выговаривала могучая бесцветная женщина субтильному бесцветному мужчине (видимо, мужу), ненароком заглядевшемуся на голографическую эротическую этикетку быстрорастворимого супа «Надежный планетный холостяк».

— Лучше бы купил апгрейдер для сына, а то совсем балбесом вырастет. Только в звездную пехоту и отдашь…

— Да, да, да, конечно, — согласился мужичок и потянулся за чудо-творожком, едва не уронив выкладку бетельгейзеровских крекеров вечного хранения.

Тем временем промоутер, ощущая всем телом недремлющее и всевидящее око начальства, продолжал:

— Да, традиционно нишевыми были парфюмы, но благодаря неустанному поиску наша фирма стала родоначальницей нишевой ароматической кулинарии!

— Ага, — хмыкнули рядом, — понюхал и сыт. Кушать уже не хочется.

— Да, — радостно подхватил промоутер, — у нас есть и такие наборы. Очень удобно для путешественников! Есть наборы офисных ароматических ланчей в дизайнерских флаконах из самого лучшего хрусталя!

— О, — оживилась дама с собачкой и стразами, — это можно здесь купить?

— Не знаю, — заволновался, оглядываясь в сторону подсобки, промоутер, — наверное, надо спросить у сотрудников. Лично я рад представить вам нашу новую разработку! Малый! Галактический! Суповой! Набор!

— Ну специи — это понятно. А главное там что? Чьи кости идут в этот ваш малый суповой?

— Уникальное, запакованное в специальные пакеты сублимированное пюре «Главный властелин». Принимает любую форму! А с помощью специй и вкусовых добавок — любой вкус и запах! Можете вылепить врага из марципана и съесть. Не только вкусно, но и психологически полезно!

— Быстрорастворимый властелин, — хмыкнул тот же голос.

— А говорят, месть — это мелко…

— Классическая месть — холодное блюдо.

— У нас для удобства потребителей можно и горячую!

В толпе возникло радостное оживление.

— Для любителей крупных форм мы предлагаем Знаменитую Огромную Порцию! И к ней бонусом бассейн-супницу!..

— Это как?!

— Да разве такое на свете бывает? Три галактики объездила, а такого не встречала!

— Значит, теперь повезло!

Прерывая дискуссию, шустрый промоутер продолжил описание нового невиданного чуда:

— Наполняете ее желаемым лакомством, сиропом, кремом, бульоном — и можете одновременно питаться и расслабляться путем омовения. Также можно пустить туда плавать фигуры врагов и съесть их. А еще для любителей масштабных кушаний мы рады предложить набор «Вселенная внутри». Солнца, планеты, туманности — все из нашего «Властелина» с любыми желаемыми вкусами!

— Да куда вы это поставили! — раздался вопль очень похожий на яростный крик вконец разъяренного животного. Через торговый зал мчался дежурный администратор, продолжая кричать: — Куда поставили?! Это же для негуманоидов! А вы в отдел для гуманоидов поставили! Срочно перенести! Это ж пахнет межвидовым конфликтом и пищевыми дисфункциями!

К столику и коробкам подбежали два менеджера. Началась суета. На пол посыпались пестрые голографические листовки: «Лучший синтетически изготовленный белок! Вырастим нужные вам деликатесы в съедобнокоробочках!» — с призывно шевелящимися белками. Вокруг нервно прыгал менеджер по рекламе, жалобно бормоча клятвы больше никогда не смеяться над проблемами собрата в конкурирующем магазине. Недавно тот рыдал в соцсети на всю Галактику, что пробники со скидкой закончились не вовремя, а рассерженные потребители не только четыре телескопических полки с элитными крупами уронили, но и похоронили под толстым слоем возмущения все любовно сочиненные виртуальные инфоповоды.

— А уж компенсация какая была — пальчики оближешь! — прислушавшись, хмыкнул осведомленный покупатель.

…Малый Галактический Суповой Набор закончился через час, и расстроенный народ потащился за чудо-творожком, обладающим безусловными питательными свойствами и к тому же предохраняющим правильно и регулярно его жующего от съедания кем-то другим.

Ольга Шатохина

Если вам/вас послали…

В эпоху Почты Вселенной опасно иметь большую семью с неограниченным доступом к интернет-магазинам. Потому что о желании немедленно вручить вам посылку с очередным заказом упомянутая почта сообщает непрестанно, пока не заберете, через все каналы коммуникации, даже такие, о которых вы и не думали. Да-да, «из каждого утюга» — это отнюдь не метафора, это краеугольный камень и основополагающий принцип доставки современных почтовых отправлений. Зря что ли, почтовые отделения украшены не только пыльными журналами «Вселенский пенсионер», но и свежеголографированными слоганами «Никакой нуль-транспортировки! Работаем проверенными дедовскими способами!»

В общем, они вас достанут. И вам доставят. Но есть один нюанс… Нет, то что экспресс-доставка запросто может не выйти из терминала в пункте отправления столько отрезков времени, сколько хватит старомодному почтовому звездолету, чтобы слетать между пунктом отправления и вашей планетой примерно двадцать с половиной раз, — это не нюанс. Это традиция.

Вообще-то посылки давно не возят. Их материализуют. «Наши дубликаторы сертифицированы!» — слышали, небось? Но все равно — традиция.

А нюанс в том, что информировать о поступлении посылки будут вас, как ответственного адресата. Раньше были ответственные квартиросъемщики, а по ходу вселенского прогресса и адресаты появились. Так вот, информировать будут вас, а выдадут пришедшее только тому или той, кому оно адресовано.

Но вот кому адресовано — не скажут. Информация, подлежащая разглашению, только в присутствии того, единственного и неповторимого адресата. И будь вы хоть трижды ответственный, ничего не узнаете.

Поговаривают, что на планетах, пограничных с ареалом Чужих, налажен неофициальный бизнес — эскорт-Чужой для похода на почту. Он и напугать может, и лапы у него длинные, да еще и хватательный хвост, способный проникнуть в амбразуру окна выдачи.

В общем, если у вас в семействе много любителей что-нибудь при случае заказать, а нанять Чужого не получилось, то придется вам всем по очереди ходить (летать, телепортироваться) на почту, пока имя в документах не совпадет с именем на посылке.

Проще доступ к магазинам заблокировать!

Но как его заблокировать, доступ этот, при наличии жены-шопоголички, тещи-дачеводки (семена, удобрения, чудо-грабли из созвездия Кассиопеи), стаи подрастающих дочерей, который с каждым днем проявляют себя достойными наследницами матери…

Или муж — самогонщик-любитель, ему то особые дрожжи нужны, то солод, высушенный под лучами Проциона, то перегонный куб, откованный из самородной меди цвергами с безымянного астероида в системе беты Эридана. А сыновья — начинающие инженеры, юниоры-радиолюбители! Этим каждый день нужны расходники, в магазине за углом покупать разоришься, заказать заметно дешевле.

Или еще какой родич-рыбак, заехавший в гости и с вашего адреса скупивший большую часть ассортимента крючков, поплавков, удилищ и катушек… Потом уехал в свои плавни за тридевять галактик и забыл, что заказал. Или намерен вернуться через пару сезонов, тогда и забрать, оно же кушать не просит, пусть лежит. Оно и будет лежать. На почте. А вам оттуда каждые планетные сутки — по всем каналам…

Но не отдадут, пока Чужого не наймете.

Конспирологи поговаривают, что в руководстве Почты Вселенной давно сидят Чужие. Они и создают условия, при которых эскорт-бизнес их собратьев вовсю процветает.

Есть и другие конспирологи. Эти утверждают, что существует особая цивилизация почтовых работников, а почтовые отделения — их местные колонии. Главная особенность представителей этой цивилизации — способность к мимикрии под титульную расу той или иной планеты. Не зря же еще один слоган гласит «На наших почтах работают только люди в белом!». У них есть уверенность в своей миссии — защищать население планет от налетов Звездного Спамера, распространяющего некачественные пробники и прочую дребедень-рассылку.

Рассказывают — был один парень, что написал программу, которая все заказы с вашего адреса, автоматически, не вдаваясь в дискуссии с заказчиком, переводит на имя ответственного адресата. Так он вскоре не только мега-корпорацию создал, но и три звезды с планетами купил. Еще бы. Это же золотое дно!

Но теперь тот подлинный софт найти трудно, подсуетились фейкоделы. И почтари втихую всячески вредят, программу чудесную компрометируют вирусами и слухами-страшилками.

А может, и не было никакой программы, только легенда о ней, в одном ряду с преданиями о золотом веке и почтовом отделении, где нет очередей.

Есть и самая фантастическая легенда — о том, как на почте убрали бронестекла и перегородки, так что почтовые работники и те, кто за посылками пришел, вдруг оказались лицом к лицу. Но что при этом увидели те и другие, о том сказители галактические умалчивают.

Наверно, Чужие конец легенды отгрызли и спрятали.

Татьяна Безуглая

Когда рождается новая звезда

Прошло много лет с тех пор, как мир изменился окончательно и бесповоротно. Глядя на ночное небо с открытой террасы исследовательской космической станции на Земле, порой Джейкоб мысленно удивлялся: не это ли чужое, совсем не свое небо над головой? Кто рассеял так много новых созвездий, которые прежде никогда не появлялись в атласах и на картах звездного неба? Почему их имена так непривычно и совершенно по-чужому звучат?..

Вот, стоит лишь поднять взгляд чуть выше горизонта, и видно как мерцает холодным далеким светом опорная звезда Чиролир — Ледяное Солнце. Теперь она наравне с земными путеводными звездами, и на нее равняются так же, как и на них. Замедленно плывут новые спутники привычной Луны, выписывая свои угловатые дуги. И отсюда, с Земли, кажется, что они совсем небольшие. Зато вблизи они выглядят внушительно — уж он-то это знал точно — испещренные глубокими кратерами, неровные и оттого еще более прекрасные.

Свой корабль Джейкоб выводил с орбиты в открытый космос последний раз пару недель назад, но дальше широкого пояса астероидов не двинулся — на борту не было ни одного из лейнталей, а только они могут провести корабль дальше, изящно и легко, как всегда это делают для землян. Зато через три дня его корабль пройдет дальше, да еще и с экспедицией на борту. Интересно, кого им припишут в Проводники? Лейнтали избирательны. Договор, заключенный десятилетия назад, они выполняют безукоризненно и по сей день. Впрочем, в последний раз он ходил малым составом команды, нужно было лишь собирать очередные образцы пород, а после они без происшествий вернулись на Землю.

— …На Землю, — негромко повторил он вслух обрывок собственной мысли, сощурено разглядывая скопища звезд и туманности, расстилающиеся над головой. В уголках его глаз собрались заметные лучики морщин.

Чем больше проходило времени, тем тяжелее было называть свою планету таким привычным именем «Земля». Лейнтали упрямо говорили — Терра. С ними вообще было непросто в этом. Для всего у них были свои наименования, и как-то незаметно люди перенимали эти новшества от них, будто подчиняясь. И собственные слова, что раньше были привычны, просто-напросто забывались, вычеркивались из книг и, что важнее, стирались из памяти.

С приглушенным шуршанием отъехала дверь, ведущая на террасы, теплый свет на несколько долгих мгновений задержался, маня вернуться внутрь, но Джейкоб лишь оглянулся через плечо, да мысленно отмахнулся. Его официальная смена закончилась полчаса назад, и сегодня не тот день, когда он готов был бы пожертвовать вечером во имя технической документации. Теплый всполох света снова исчез, и его уединение ничто не нарушало, кроме…

— Капитан? — неуверенно позвал стажер, новичок, что должен был присоединиться к будущей экспедиции. Джейкоб обреченно затушил самокрутку и вздохнул:

— Да? Что случилось, Трай? — даже имена некоторые земляне стали давать схожими с именами лейнталей. Эта отстраненная мысль мешалась, и Джейкоб отбросил ее как непродуктивную, сосредоточившись на основном.

— Там договор пришел, наконец-то. И документация по грузам. — уверенность вернулась к парню, и он напряженно посмотрел на своего капитана. Ответственный. Весь, будто сжатая пружина, готов работать 24 часа в сутки. Совсем юнец. Можно лепить профессионала с нуля, что бы там не рассказывали ему в колледже. Повезло Джейкобу со стажером, серьезно повезло. Сам таким был. Когда-то.

Джейкоб качнул головой, приглашая Трая подойти ближе, достал из внутреннего кармана портсигар, самую простецкую зажигалку — не чета новомодным хлипким штучкам и работает без перебоев, — и жестом предложил парню сигарету. Трай потоптался на месте, хмурясь, но все же подошел, кивком соглашаясь на предложение капитана. Джейкоб рассеянно вглядывался в ночное звездное небо, думая о чем-то своем. На выдохе сизый дым рассеивался, уносимый легким вечерним ветром.

— Никуда документы не денутся, — спокойно произнес Джейкоб, опершись на перила локтем, и в пол-оборота повернулся к Траю. — Нервничаешь перед первым полетом? — спросил он в лоб.

— Нервничаю, — нехотя, но правдиво ответил Трай, все еще хмурясь.

— С нами будет Проводник. Опасаться нечего. Это хорошо, что в первый же полет ты увидишь, как с ними летать. — Джейкоб пытался подбодрить Трая, он уже имел на него планы. Парень был хорош в просчете полетов, координат, с картами ладит, да и в технике выше всяких похвал, просто практики пока не хватает. Такой человек в команде всегда нужен.

Трай поглядывал на него вопросительно, но напрямую не спрашивал о лейнталях, об их Проводниках в полетах.

— Я был ненамного старше тебя, когда получил пост штурмана на своем первом корабле. — Джейкоб хмыкнул, выдыхая дым, и снова с прищуром посмотрел в небо. — На нашем третьем полете к нам присоединился Проводник. Это был Марк. Раньше, я, конечно, видел их, и они всегда были вместе, держались друг друга. Эрра и Эрлай тебе знакомы, не так ли? — он мельком взглянул на юношу и тот медленно кивнул.

— Их всегда только двое. — Трай покрутил в пальцах сигарету. — Кто такой Марк?

— Раньше их было больше, — отмахнулся капитан и задумчиво посмотрел на Трая. — Теперь остались только Эрра и Эрлай. Эрра особенно сурова, да? — он хохотнул, а после кивнул Траю, когда тот вернул ему зажигалку, — Сейчас об этом не вспоминают, но… Знаешь, мне было семь, когда их корабль приземлился на Земле. Тогда это было событием! — он сдержанно хохотнул, но в этом не было отчаяния или сожалений, наоборот, гордость, что он помнит это. — Впервые внеземная цивилизация открыто налаживает контакт с землянами, представь, да? Столько лет строились предположения и догадки, исследования, и вот, они здесь и готовы сотрудничать. Наш язык не вызывал у них проблем, а их внешность не была пугающей, как это любили раньше показывать в фильмах, наоборот… — он задумался на пару мгновений, подбирая слова. — Ты уже ощущал их притягательность?

Трай выдохнул под взглядом капитана:

— Да. Я никогда не видел кого-то настолько… магнетического. На них сложно не смотреть. Будто черты лиц те же, что и у нас, но как бывает сложно оторвать взгляд. Сложно не обернуться, если они прошли мимо. Они будто светятся изнутри? — неуверенность скользнула в его словах, это ощущение и правда было сложно описать. — Это неземная красота.

— Лейнтали всегда были такими. — Капитан медленно кивнул, — Красивыми и отстраненными, в них не было чего-то другого, что есть в нас. Они по-прежнему следуют своим законам и соблюдают их, чтят память. — Он склонил голову, — Их было больше, когда они только прибыли сюда. Одиннадцать.

Трай удивленно взглянул на Джейкоба, и тот кивнул в подтверждение своих слов, сейчас информации об этом нигде не было, да и помнил мало кто:

— Да. Шестеро мужчин и пять женщин. Все как один с темными длинными волосами и такими же темными, почти черными глазами, высокие и сильные, статные. Будто древние боги спустились с небес. — Джейкоб качнул головой и хмыкнул, что за поэтическое сравнение вдруг сорвалось с его языка, никак звездное небо повлияло. — Они предложили помощь.

Об этом Трай слышал. «Небо изменилось», говорили порой старшие, а он сам никогда и не знал, не видел другого. Но он рассматривал старые библиотечные атласы, изучал на подборках фото и видео, он уже знал, что раньше, раньше положения звезд были другими! Что все сместилось… И тогда, намного раньше, люди уже летали в космос. И были шаттлы, были разработки и исследования, но все двигалось так медленно, и нужно было бесконечно долго ждать, запастись терпением.

А потом появились лейнтали. И они стали Проводниками в полетах. Они помогли разработать новые корабли, они поделились частью своих знаний, они открыли новые возможности и — полеты стали чаще, а с новыми кораблями риски стали ниже. Лейнтали проводили корабли, подобные своему собственному, между астероидами, выходили на орбиты новых планет, чтобы люди могли узнать их, изучить. Небо, которое было незнакомо людям, было хорошо знакомо им. И люди приняли это. Не могли не принять. Мир действительно изменился, и нужно было меняться вместе с ним. За десятки лет ни одного взрыва, ни единой неудачи. Все — абсолютно все! — корабли вернулись на Землю. Лейнтали выполняли данное людям обещание.

— К тому моменту, как я возглавил корабль, — он коротко провел пальцами по нашивке на груди, золотая капитанская звезда отблескивала даже в скудном освещении, — их осталось трое.

Джейкоб снова закурил, и только потом продолжил:

— Для нас они почти бессмертны. Их жизни намного дольше наших, — он указал вверх, на звезды. — Потому что они живут там, и там их дом. Чаще других со мной летал Марк, время от времени он рассказывал что-то о своем доме, о том, что там, еще дальше звезд. Нам об этом лишь мечтать. — Он улыбнулся напряженно слушавшему Траю, но в его улыбке снова не было и намека на печаль. — Марк отличался, ему вдруг понравились сигареты, а однажды он научился смеяться. Он не был молчалив как иные. И ему нравилось чувствовать себя живым. Как-то я задал вопрос о том, сколько же ему лет, и он долго думал, прежде чем ответить: «Наши системы исчисления настолько разнятся, что для тебя цифра моего возраста может быть пугающе огромной». И я не стал настаивать, просто посмеялся вместе с ним над этими различиями. — Он негромко рассмеялся, но тут же посерьезнел, — Ты должен знать, что когда мы выходим на орбиту, они меняются. — Джейкоб внимательно посмотрел на Трая, и тот кивнул в ответ, показывая, что внимательно слушает.

— Лейнтали никогда не были земными созданиями и не будут, их место там. — Капитан обвел звездный небосклон взглядом. — Черты их лиц заостряются, сменяется форма ушных раковин, они вытягиваются и становятся так же заостренными, а глаза заволакивает черным, полностью, нет ни белка, ни радужки, ни зрачка. Так им лучше видно. Благодаря этому они ведут корабли. Их зрение во много крат сильнее нашего, их ощущения на несколько порядков выше. Их нечеловеческая красота врезается в память, это поразительно, и об этом невозможно забыть.

На некоторое время Джейкоб погрузился в свои мысли и воспоминания, а после негромко продолжил.

— Здесь, на Земле их жизнь становится короче, каждый день, и они знают об этом. А там, для них больше нет места, но и без космоса они уже не могут. От каждого полета они слабеют, но звезды зовут их с каждым разом все сильнее. — Он смотрел на звезды неотрывно, — С лейнталями мы, люди, долетели до тех уголков Вселенной, о которых и не смели мечтать ранее.

На этот раз молчание затянулось.

— Но… почему? И что случилось с Марком? — медленно осознавая сказанное, пробормотал Трай и только после понял, что произнес это вслух.

— Марк ушел во время одного из полетов. — Капитан задумчиво взглянул на Трая. — Я пытался помочь ему, но… — он качнул головой отрицательно, — Здесь, на Земле, он смотрел вверх с отчаянием, с болью и тоской, а я смотрел на него, и будто видел небо его глазами. Там, во время полета, звезды звали его, как он сказал. А лейнтали не могут отказать звездам. К тому моменту он уже практически не мог двигаться, до последнего Марк держал пилотирование корабля на себе. Я сам забрал его из рубки и устроил так, чтобы он видел открытый космос через один из боковых иллюминаторов, и в его черных глазах отражались мириады звезд. Он был счастлив. Тогда я спросил его, как они оказались на Земле, почему? Он тихо рассмеялся, а после сказал, что они изгнанники, что их отправили на смерть, но ни один из них не жалеет ни о чем. «Это жестоко!., свои же наказали..», я был возмущен. И это ведь был Марк, он давно стал для меня другом, мы летали вместе много лет подряд. — Джейкоб усмехнулся, — Я был не в силах понять, а он рассмеялся в ответ, слабо, но снисходительно и мягко одновременно, невидящим взглядом продолжая смотреть на звезды: «Ты так считаешь? Человек… наказание справедливо…» — Джейкоб вдруг улыбнулся вновь, печально и светло, и сейчас он будто снова вернулся в те времена, хотя его взгляд был обращен к Траю, — Когда умирает лейнталь, рождается новая звезда.

Они долго молчали, каждый думал о своем, когда Трай, наконец, заговорил:

— Выходит, они и раньше здесь бывали. Если вспомнить историю, тысячелетия назад… Может быть, они когда-то были божествами?

— Может быть, они всегда ими были. Но мы об этом не узнаем. Как и не узнаем, кто придет после них. Время наших жизней поразительно коротко по сравнению с ними. — Джейкоб говорил об этом просто и легко, будто часть мудрости лейнталей как-то передалась ему, — Но даже за нашу жизнь мы успеваем немало. И оно того стоит.

— Но, — Трай запнулся, — но что же делать дальше?

— То же, что и всегда. Жить. — Капитан улыбнулся, затушив последнюю сигарету. — Идем-ка, посмотрим, что там с документацией.

Ольга Дыдыкина

Как Фрагед антров приручал

1

Фра́гед — а́ламец, родом из газовой туманности со слишком абстрактным астрономическим названием, которое наиболее точно переводится как «Золотая пыль»: все ее автохтонное население — из расы полевых сущностей. Туманность хотя и являлась родиной аламцев, жили они на ней время от времени: собирались иногда пообщаться, поделиться знаниями и опытом — и дальше в путь, на световых скоростях, странствовать по всей Вселенной, ибо зачем аламцам нужны средства транспорта?

Но, несмотря на свою энергополевую структуру, аламцы были не такие уж перекати-поле — на некоторых планетах, особенно живых и молодых, они старались задержаться подольше: там, если повезет, можно было полакомиться нектарами ценных металлов, умыться золотыми каплями, что так полезно для поддержания тонуса, — при серфинге по Вселенной как-никак нужна выносливость.

Попадались, правда, планеты совсем бесплодные, где вовсе не было никаких нектаров, — зря только Фрагед проделывал такой путь! И вообще он заметил, что золотые нектары обычно сосредоточены в определенном месте планеты, пропитанном ими, как торт кремом, а все остальное на ней — всякая бесполезная всячина, балласт. А нектары особенно хороши в концентрированном виде — это каждый аламец знает!

В этот раз Фрагед отправился на планету, которая после долгих поисков его вознаградила: нектар он нашел — немного, правда, — и хотел уже впитать в себя живительную золотую субстанцию самородка. Но понаблюдав, Фрагед пришел к выводу, что это, вроде бы, не самородок: рядом с месторождением он заметил копошение, какие-то необычные структуры, вроде бы, органического происхождения — насколько он разбирался в формах жизни во Вселенной.

Он не ошибся: забавные маленькие существа жили на этой планете большими стаями — роями. Знакомые Фрагеда, вернувшись из своих путешествий, сообщили, что обнаружили таких же маленьких роильщиков и на других планетах, ученые аламцы занялись исследованиями и назвали вид этих существ по-научному: antros sapiens — муравей разумный. Эти антры оказались такими активными — маленькими вечными двигателями! Не имея ни секунды покоя, они преобразовывали все пространство вокруг: рыли подземные ходы, лепили из силикатов и известняков искусственные горки, в которых сами же и прятались, накапливали электроразряды и еще много чего разного. А главное — они синтезировали ценные металлические нектары: вот прямо здесь, на месте, могли сотворить то, в поисках чего раньше приходилось порой облететь пол-Вселенной. Немедленно аламцы-ученые приступили к делу, и с нескольких планет в лаборатории были доставлены представители вида antros sapiens. Первые эксперименты дали многообещающие результаты: маленькие вечные двигатели безостановочно роились, вылепляя тонкие пластинки золота и других редких металлов, а аламцы-экспериментаторы брали чудесные пластинки и слизывали живительный нектар — расщепляли его до атомарного состояния и наслаждались божественным вкусом. Но эксперименты — они, как правило, не обходятся без погрешностей: антры, после того как у них забирали золотые живительные капельки, стали умирать — погибло несколько колоний, а с ними закончился и нектар. Что тут началось! Еще никогда аламцы не проявляли себя столь сплоченным обществом: «Прекратить роебойство!», «Долой варварские технологии!», «Защитим редкие и полезные формы жизни во Вселенной!» Ученые отказались от роебойного принципа и приступили к целенаправленному разведению антров. В результате долгой и кропотливой селекции удалось получить выносливые породы с высоким коэффициентом пользы — синтезирования ценных металлов, — но выжить в естественных условиях эти рои уже не могли: за ними требовался регулярный уход. Скептики — в их числе был поначалу и Фрагед — говорили: «Тяжелая работа изо дня в день, а результат на вес золота!» Но труд скоро начал окупаться: инициативные неленивые аламцы так умело повели дело, что рои антров уже через год принесли металлонектара, и не только золотого, во много раз больше, чем их дикие собратья. «Ну что же, занятие хорошее и выгодное — нечего впустую мотаться по разным планетам: выберу подходящее место и заведу в хозяйстве собственный рой», — рассудил Фрагед и решил подойти к делу фундаментально, сперва изучив теорию.

2

Вскоре он уже знал, что аламцы-антроводы изобрели — по кассетному принципу, — специальный набор, в котором имелось все необходимое для удобной жизни роя антров. Помещенных в такую кассету антров, в состоянии анабиоза, можно было переносить в любой уголок Вселенной. Правда, к планете посева роя предъявлялись серьезные требования. Во-первых, нужна была живая планета с узким диапазоном температуры и атмосферного давления. Во-вторых, планета посева должна была находиться в молодой звездной системе, богатой металлами. Наконец срок жизни роя антров был достаточно короток, поэтому надо было заранее, по специально разработанным индикаторным признакам, успеть определить закат роя и принять меры по его замене на новый рой.

Вооруженный знаниями Фрагед отправился на ярмарку, выбрав самую крупную: предприимчивые аламцы открыли ярмарки не только в своей туманности, но и в соседних галактиках, потому что антроводство становилось распространенным занятием, — приобрести себе рой. Нелегкий же его ожидал выбор! Во-первых, какую стадию развитости роя предпочесть? Здесь было представлено несколько степеней: ближе к диким формам, чуть дальше, еще дальше или же рои, сильно «модернизированные» в лабораториях и антропитомниках. Во-вторых, какое количество особей в рое считать оптимальным? В зависимости от этого подбирались кассеты разного размерного ряда: мини, миди и макси. Фрагед сначала хотел взять большой рой — мол, будет больше металлонектара, но потом подумал, что и хлопот с таким роем не оберешься. Он решил купить рой средних размеров, соответственно кассету миди и прилагающиеся к ней аксессуары и начал рассматривать товар.

Кассеты поражали разнообразием: круглые, прямоугольные, квадратные, со специальными выемками, цельные или со съемными секторами. Кассета — вещь удобная: в ней уже была заложена матрица будущего поселения антров — естественно, с заранее устроенным надежным хранилищем ценных элементов: емкость эту по мере заполнения легко было вынимать и забирать, взамен вставляя новую, пустую. Антры сами наносили на матрицу материал, пригодный для жилья: в зависимости от разновидности породы это могли быть частички известняков типа мрамора, производные кварца, гранита или глины.

На кассете экономить не приходилось — именно от того, насколько она оказывалась удачной, во многом зависел успех всего дела. Фрагед сразу же отверг кассеты первого поколения, которые были дешевыми, но считались примитивными. В таких кассетах антры устраивали свои жилища так, как им было удобно, то есть в естественно-природном беспорядке, не по науке, а столь нестрогий уклад в конечном счете уменьшал выработку чудесного нектара и снижал концентрацию ценных элементов в нем. Не понравились Фрагеду и кассеты следующего поколения: сбор металлонектара в них происходил очень жестоким методом — горячего отжима, что задерживало, каждый раз отбрасывая назад, развитие роя, и все нужно было начинать сначала, а это существенно увеличивало издержки производства. Фрагед выбрал кассету из новейшей партии, с усовершенствованной матрицей, чтобы антрам было легче и эффективнее организовать весь процесс. Продавец-консультант заверил Фрагеда, что с такой кассетой высокая производительность роя ему обеспечена, но время от времени пусть дает антрам отдых, иначе они станут хилыми и нездоровыми, — забота хозяина для них прежде всего!

Фрагед купил еще кое-какие сопутствующие товары, например, несколько запасных матриц поселений, а также кристаллы познания: будучи установлены в центре поселения, они структурировали общее биополе роя и во много раз ускоряли интеллектуальное развитие антров. Вот, чуть не забыл: надо ведь еще приобрести особые средства для успокоения антров, которые сердились, если у них пропадал золотой, да и любой другой ценный нектар. Это были специальные кристаллики с записанными на них наборами частот разных сегментов спектра электромагнитного излучения. Степень успокоительного действия проявлялась в диапазоне от полного анабиоза до легкой дремы, активация производилась на индивидуальной для каждого аламца частоте. Заодно Фрагед решил купить пустую матрицу, которая уже использовалась для поселения роя: ее электромагнитные поля обладали целебным эффектом и применялись при физиотерапии электромагнитной души аламцев — сосед Фрагеда уже опробовал действие этого средства на себе и беспрестанно расхваливал.

Ну что ж, основное куплено — кассета миди и все прибамбасы. Рой Фрагед выбрал светлого оттенка и средней развитости: все тот же сосед, увлеченный антрами, доказывал, что, чем сильнее развиты особи, тем скорее наступит состояние переспелости роя, — антры просто-напросто выйдут из-под контроля, и рой придется утилизировать. Хотя, может, и зря он послушал соседа: суперразвитый рой, обладая хоть и меньшим периодом урожайности, был бы очень и очень продуктивным.

3

Фрагеду не терпелось произвести посев, тем более что планету он выбрал заранее и вполне подходящую, отправился туда и убедился: живая, в молодой звездной системе, с оптимальной температурой и атмосферным давлением — все по науке. Там и пришлось поселиться, а о родине пока забыть — в газовой туманности antros sapiens не выживал, и первое время нельзя было надолго отлучаться от роя. Выяснилось, что у антров немало врагов: планета с органической формой жизни кишела хищниками, которые так и норовили напасть на рой, — антры были для них чем-то вроде лакомства, а Фрагед еще не научился защищать каждого антра и потерял десятка два особей, но больших нападений на поселение он, конечно, не допускал — как мог, справлялся с задачей на практике, накапливал опыт.

Неожиданно Фрагед открыл в себе естественнонаучное любопытство и начал постоянные наблюдения за развитием роя-поселения — может быть, потому, что регулярно испытывал от этого сильные положительные эмоции, которые, как известно, стабилизировали устойчивость электромагнитной души аламцев. Он полюбил ставить с роем разные опыты, готовить ему испытания. Он заметил, что наряду с агрессивными тварями есть на этой планете существа мирные и полезные: они не трогали рой, а искали с ним общения, и, после того как антры проводили с ними время, металлонектара вырабатывалось гораздо больше — Фрагед едва успевал менять матрицы.

Все, казалось бы, постепенно налаживалось, только хищники совсем обнаглели. Фрагед снова не досчитался нескольких антров — ас момента приобретения он потерял в общей сложности почти четверть роя! — и решил, что пора принимать кардинальные меры. Он знал от опытных антроводов, что вода — действенное средство, и задумал провести генеральную уборку на своей планете: смыть водой самых крупных и вредных для его роя хищников. А как же сохранить сам рой и как спасти существ мирных и полезных? Он вспомнил, что, приобретая рой, видел на ярмарке большие капсулы со странным названием «ковчеги»: Фрагед тогда не понял, для чего они, теперь же все стало ясно; срочно на световой скорости пришлось опять лететь на ярмарку, бросив рой на произвол судьбы, но ничего, он благополучно успел — в его отсутствие хищные твари, словно почуяв неладное, даже присмирели. Капсулу он выбрал со знанием дела — вот что значит опыт, — удобную и просторную и поместил туда и кассету с роем антров, и образцы полезной планетной фауны и флоры. Аккуратно все упаковал и расположил на самом высоком месте своей планеты — в горах. Теперь — за уборку.

Ну держитесь, зловредные гады! Фрагед не жалел ни сил, ни средств. Он без устали промывал и промывал материализованной особым способом из недр водой всю поверхность планеты. Наконец ему показалось, что все злокозненные хищники повымерли, он остановил потоп и дал воде впитаться обратно в глубинные пласты литосферы. А когда водоемы вернулись к первоначальным берегам, он, волнуясь: «Мало ли что с этой органической жизнью? Хрупкая она, несовершенная и непредсказуемая» — расконсервировал защитную капсулу.

Внимательно осмотрел — все спасенные организмы, вроде, были в норме. Извлек кассету с антрами — и там всё в порядке: сидят, притихнув, но все живы и здоровы. И Фрагед решил, что больше ему тревожиться не о чем.

4

Время шло, хищники впредь не докучали, рой восстановился и стал еще больше: Фрагед снова слетал на ярмарку купить кассету макси, причем усовершенствованной модели, — прогресс-то не стоял на месте! — но ценного металлонектара, как ни увеличивался рой, к тревоге хозяина, вырабатывалось все меньше. Его опасения подтвердились: антры не хотели больше жить всем роем и скрупулезно, безостановочно, как маленькие вечные двигатели, трудиться для блага Фрагеда, привыкшего день за днем извлекать золотые пластинки с нектаром и вставлять новые, пустые. Рой встретил хозяина неодобрительным гулом, рой вышел из повиновения и чего-то требовал. Фрагед повнимательнее понаблюдал за беспокойными антрами и вскоре убедился: в рое завелись смутьяны-гордецы. Они бунтовали сами и не давали другим вполне мирным и трудолюбивым антрам работать в полную силу и отбирали у них ценный нектар. Своим собственным нектаром они не хотели делиться с Фрагедом, а когда он в один обычный день попытался извлечь из кассеты заполненную душистыми золотыми капельками матрицу, сразу несколько крупных антров — явно это были агрессивные вожди роя — впили в электромагнитную душу хозяина-аламца свои хоботки-жала. Пришлось временно отступить и прибегнуть к физиотерапии с помощью пустой использованной матрицы. Укрывшись подальше от мятежного роя и размышляя, как же теперь поступить, Фрагед вспомнил, что слышал о подобных случаях антробунтов от других аламцев, которые призывали без всяких сомнений и промедлений строго наказывать гордецов и подстрекателей — иначе, мол, весь рой перемутят.

Фрагед решил, что полезные советы тех, кто опытнее, будут для него совсем не лишними.

— Как же наказывать антров-гордецов? — спросил он.

— Требуется новая очистительная процедура, — был первый совет, — только надо сперва отобрать покорных антров, отделить их от остального роя и поместить в спасительную капсулу-ковчег, прочих же вредных и шибко гордых — смыть с планеты водой, чтобы духу их не было, а то все потомство испортят.

— Как же я их отберу, ведь сразу и не поймешь, кто гордый, а кто покорный?

— А надо придумать им набор алогичных ценностей, — последовал второй совет.

— Это еще что такое?

— Возьми одного антра и внуши ему, что он знает все тайны Вселенной: и прошлое, и будущее. И вообще он знает все, и поэтому пусть все слушаются его, подчиняются только ему. Выбери такого антра и назови его Пророк.

— И что я буду делать с этим пророком?

— Да ничего особенного, дальше у него и без твоей помощи появятся последователи: сначала немного, а со временем — целая масса. И те антры, которые пойдут за этим пророком, уже не будут строптивыми гордецами — в результате ты пополнишь рой покорными особями, и они исправно будут вырабатывать и отдавать тебе нектар. А потом у них появится и вырастет покорное потомство — и нектара у тебя будет становиться все больше и больше! Смекаешь?

— А пророк будет надсмотрщиком роя?

— Ты невероятно упрощаешь. Благодаря пророку рой не просто будет отдавать тебе металлонектар без ропота, недовольства и гнева — а делать это с почтением, даже с радостью. И каждый раз, когда ты придешь забирать у антров золотую матрицу, у них будет праздник, настоящий праздник, со временем — большой, а потом — великий. Опытные антроводы, которые опробовали эту методику и убедились в ее результативности, уже дали ему название — Праздник металлического спасения. Понятно? Действуй.

«Что ж, попробуем», — подумал Фрагед и стал готовить капсулу-ковчег. А еще он решил начать сканировать мозговую активность и мыслеобразы антров на предмет выявления среди них гордецов, покорных и будущего пророка, взять такие сеансы за правило и проводить их регулярно. Для этой работы нужна была специальная аппаратура, требовались также средства защиты от агрессивного роя — ничего подобного у Фрагеда не было, он же не знал, что это понадобится! И Фрагед безропотно полетел на ярмарку, в очередной раз предоставив антров самим себе.

5

Возвращался он с нехорошим предчувствием, и его негативные мысли претворились в явь. Фрагед не узнал свое хозяйство. Его рой был разорен, в кассете не осталось и половины особей: мятежные гордецы в его отсутствие выбрались из кассеты и сбежали из роя, а поскольку, может быть, все они считали себя, хоть и маленькими, но пророками, за ними потянулись и некоторые антры из числа покорных. Фрагед разыскал беглецов — все они уже расползлись по планете и построили свои отдельные маленькие рои, где им, как видно, вполне вольготно жилось без всяких кассет и матриц. Напрасно Фрагед, вооружившись средствами защиты, пытался вернуть их и отобрать у них дикий металлонектар: предводимые своими пророками, они накинулись на бывшего хозяина всем сплоченно-агрессивным роем, и Фрагед едва остался цел.

В отчаянии вернулся он к развалинам своего роя, где в опустевшей кассете макси копошились немногочисленные и самые слабенькие, зато вполне лояльные антры: матрица для сбора металлонектара была почти пуста. Поместив их, как и в первый раз, в капсулу-ковчег и скрыв в безопасном месте, Фрагед в приступе злобы обрушил на планету потоки воды — никакой пощады бунтарям-разорителям! Я очищу от них планету! Каково же было его потрясение, когда спустя некоторое время после потопа и ухода воды он убедился: антры-мятежники не только уцелели, но и по-прежнему вырабатывают свой дикий металлонектар, который не стал менее ценным от того, что больше не находился в хозяйской матрице. Зато прирученный рой Фрагеда после пребывания в ковчеге совсем исчах, и нектара в матрице не хватало даже самим антрам, которые теперь не только не были вечными двигателями — золотоносными муравьями, а едва шевелились от истощения. Как это объяснить, Фрагед понятия не имел: «Одичавший рой научился строить собственные капсулы-ковчеги и спасаться в них от потопа», — больше ничто не приходило ему на ум.

«Ну что ж, ладно. Меня тоже так просто не возьмешь!» Фрагед выждал, пока одичавшие антры-беглецы очистятся от наносов грязи, выследил их новые поселения-рои и обрушил на них камнепад. Тщетно. Его лояльный рой в кассете так и влачил жалкое существование — он потерял еще нескольких антров, покорно продолжавших «ткать» золотоносную пластинку и умерших от полной потери сил, — а гордые дикари, затаившись, пересидели в земле опасность, а потом, осмелев, выползли и восстановили свои рои.

Это уже было слишком! Фрагед стал посыпать их сильным ядом, специально приобретенным все на той же ярмарке продукции антроводства. Но экосистема молодой планеты тоже пострадала от такого воздействия: в кассету, где сидели ручные антры Фрагеда, — сколько их еще оставалось? — пришел безжалостный мор. Через некоторое время зачахли и последние покорные антры. Дно матрицы теперь усеивали не золотые капельки, а желтенькие трупики.

Что было делать? Фрагед чувствовал, что душевно раздавлен, и понимал, что он на грани разорения. Оставалась последняя надежда.

— Да вы не волнуйтесь так, ничего страшного, такое случается сплошь и рядом, — успокоили его в Главном центре антроводства. — Сделайте карантин на некоторое время, после чего наш специалист замерит все необходимые параметры вашей планеты — и можете спокойно заселять новый рой, если металлов там еще достаточно. Ну а если нет — тоже нет повода отчаиваться: ищите другую планету. К тому же мятежность антров нарастает по мере истощения запасов металлов — это доказано нашими учеными. Так что, скорее всего, вам за вашу планету незачем и держаться.

Фрагед смирился с гибелью планеты и решил начать сбор металлонектара заново — со свежим роем антров. Новой расхваленной антроводами-селекционерами породы — якобы очень высокой степени лояльности.

— Поживем — увидим, — пробормотал Фрагед, упаковывая вновь приобретенную кассету с роем и укладывая матрицы.

Завтра он полетит обустраиваться на новой планете…

Карина Сарсенова

Кардинальные меры

Посадка прошла на удивление мягко. Обычно планеты, болтающиеся на далеких задворках Галактик, тоскуют по новому обществу и с излишне крепкими объятиями встречают прибывших гостей.

Планета и правда была далекой. Настолько, что никто из путешественников сквозь межгалактическое пространство никогда ничего о ней не слышал. К тому же планета была молодой. По мирозданческим законам вообще новорожденной. Может быть, по этой причине она парила в ореоле таинственности.

Гости и в самом деле были долгожданными. Еще бы! Впервые за короткую, но все же историю существования Эвриады (именно так обозначался конечный пункт их вояжа) на ней организовывался музыкальный фестиваль Мирозданческого масштаба!

Едва корабль невесомо опустился на поверхность загадочной Эвриады, пассажиры с жадным любопытством прилипли к круглым жерлам иллюминаторов. Каков же он, внешний облик космической незнакомки?

Непроницаемый туман, принявший в себя корабль при посадке, ничуть не рассеялся. Не молочные, но фиолетовые с прозеленью туманные стены поглощали взгляды и уводили во все больше наплывающую опустошенную растерянность…

Никого и ничего… Безразличие вливалось в души, заполняя вялостью движения мысли и материи…

Вдруг туман мгновенно исчез, растворившись в мощных потоках оранжевого света, ударившего с разных сторон. Пять солнц разом взошли в небеса феерично сияющим нимбом.

— Рассвет у них наступает за ноль целую, пять сотых межгалактической секунды, — раздался у каждого пассажира в ухе жизнерадостный голос командира корабля. — Мы прибыли на планету Эвриада. Климат-контроль всей планеты поддерживается автоматически и везде температура воздуха составляет 20 градусов по шкале Реймуса. Состав атмосферы идеально подходит для восьми гуманоидных, парасиотических, циклофорических форм жизни, представленных пассажирами нашего корабля. Так что можете реализовывать ваши физиологические потребности на этой планете безо каких либо вспомогательных средств.

Но пассажиры не спешили покидать судно. В немом изумление они рассматривали плотные ряды одинаковых зданий. Сотни, тысячи зданий… Завораживающая неисчислимость каменных построек окружала корабль со всех сторон, вдавливала его в самого себя, угрожая расплющить и бросить безжизненным фундаментом под очередное безликое сооружение…

Лучше бы продлилась иллюзия туманной слепоты.

Однотипные пятиэтажные дома коричневого цвета с коричневыми же крышами безграничным депрессивным морем отходили от небольшого свободного пятачка — посадочной площадки и словно стекали за проваленный горизонт, наполняя невидимую, но ощутимо бездонную яму…

Тягостное молчание повисло в салоне. Наименее впечатлительные пассажиры замкнулись в нервном обдумывании ситуации. Наиболее ранимые судорожно шарили по карманам в поисках виртуальных сигарет.

— Еще один бонус этой странной планетки, — взрезал ставшее навязчивым безмолвие командир корабля, — состоит в разрешении употреблять везде без ограничений любые виды изменяющих сознание веществ.

Дружный вздох облегчения вкупе с нетерпеливым предвкушением прокатился по кораблю. На всех планетах Мироздания подобные вещества находились под запретом вот уже более двух сотен лет! А в этой забытой всеми Богами дыре доступны, оказывается, хорошо подзабытые примитивные радости!

Первые часы пребывания на Эвриаде отразились в сознаниях очень непохожих друг на друга новоприбывших поразительно одинаковым чувством. Недоумением.

Сотый взгляд на окружающую действительность и снова оно. Недоумение. Новые взгляды не добавляли ни грамма какого-либо иного отношения к инопланетной реальности. Только оно. Недоумение.

По умолчанию обитаемая планета (а иначе зачем было проводить на ней грандиозный музыкальный фестиваль) как оказалось, была совершенно лишена органической жизни. Ни одного живого гуманоида или иной формы осмысленного бытия. Ни единого домашнего животного, ни птицы в небе. Ни травинки, ни дерева. Только бессчетные здания и множество роботов. Тоже однотипных, явно выпущенных под копирку с одного конвейера.

Роботы-таможенники, роботы-уборщики, роботы-водители, роботы сопровождающие…

Ни одного отеля на Эвриаде тоже не оказалось.

Все здания представляли собой жилые дома. Заполненные пугающе девственной тишиной. Только те квартиры, куда заселили гостей фестиваля, расцвели звуками голосов, смехом, шелестами и шорохами, всеми аудиальными признаками привычной жизни.

Всего на Эвриаде собралось сто пятнадцать музыкальных команд. Каждая команда представляла свою родную планету. И при каждой команде имелся концертный менеджер, в чьи обязанности входило оказание любой помощи вверенной ему творческой братии, от проверки музыкального оборудования до закупки лекарства от диареи.

Три тысячи четыреста двадцать межгалактических лет Мироздание сохраняло само себя от войны. Периодически вспыхивающие то тут, то там гражданские войны успешно пресекались силами охваченной ими планеты или же подавлялись с помощью галактической армии.

Но струна взаимной ненависти и предвоенного напряжения неизменно дрожала от излишней натянутости между пятью крупными космическими телами.

Пять цивилизаций отдали бы все сокровища за единственную попытку, всего лишь попытку уничтожения друг друга. Вынужденные покоряться законам межгалактического Союза, проявлять необходимую корректность, они терпели свое внешнее сообщество на политически важных мероприятиях. Как, например, на музыкальном фестивале на Эвриаде.

Словно в насмешку, музыкальные группы с враждующих планет заселили в один дом.

Бесконечные межгалактические пространства, в которых хотя бы частично рассеивалась миллионами лет копившаяся ненависть, внезапно сузились до нескольких сотен квадратов, о ужас, общей крыши над головой!

Планеты Шизоидов, Эпилептоидов, Истероидов, Циклоидов и Педантов будто сошли с орбит и закружились в опасном танце предлобового столкновения!

Несхожесть характеров и ценностей — самая питательная почва для глубинного непонимания, а значит, искренней ненависти и жажды причинить вред! Еще бы, ведь оставлять без отмщения страдания от непонимания чуждой сути ну никак нельзя! Слабохарактерно, однако. Непременно нужно отстаивать собственную правоту. А отстаивание ее путем насилия, вербального или физического, особенно эффективно!

Из одной квартиры неслись звуки настоящего побоища. Швыряемая мебель крушилась о стены, яростные вопли рвали слух.

— Это невыносимо… Долго еще они будут громить?..

Квартира соседей контрастировала тяжелой тишиной. Угрюмые лица шизоидян, обычно светло-фиолетового оттенка, потемнели до цвета грозового неба Земли. Разошедшись по углам, пятеро музыкантов насильно внимали буйству ненавистных жителей планеты Эпилептоид.

— Дьяволы Мироздания, за что на наши головы свалились эти уроды?! Терпеть их, корчась в адовых муках, что за тяжкая, несправедливая судьба! — молниями взрезали злобную угнетенность соседей жалобные выкрики истерян. Мечущиеся в потоках ослепительного искусственного света (чего-чего, а освещение в унылых съемных квартирах было выправлено на славу) пятирукие огромные пауки успевали трагично заламывать одновременно по четыре свои конечности, не рушась при этом на пол. Театральный переигрыш жизненных впечатлений резко выделял любого истерянина из толпы диковинно разнообразных обитателей Мироздания.

Планета Эпилептоид, делегировавшая на Эвриаду десант из восьми наиизвестнейших своих музыкантов, имела весьма специфическую славу в Мироздание. Припадочные — этот ярлык репьем впился в их межгалактический образ. Образ же скоропалительно превратился в имидж. Оправданные выгодой несдержанности, здоровенные медведеобразные эпилептяне являли буйство нрава везде, где порядок материи и ход событий приходился им не по вкусу. А поскольку сносными они почитали лишь условия личного бытия, то и родную планету, и пределы иных миров постоянно сотрясали нешуточные скандалы их присутствия. Ненавидимые всеми, попирающие абсолютно все инакие законы и порядки, эпилептяне пламенели эпицентром извечной холодной войны между пятью обозначенными планетами.

Чужое страдание чем не повод для веселья! В квартире циклоидян гремела бурная вечеринка! Привыкшие к собственной неадекватности в в эмоциональном реагирование на события, циклоидяне научились — таки ловить от нее кайф! Причем в буквальном смысле. Мастера по пронесению любых запрещенных препаратов в любом количестве через всякие границы, они применяли их и при буйной радости, и при внезапной депрессии. Одним словом, всегда. Вот и сейчас, переживая стресс от крайне нежелательного соседства, циклоидяне решили-таки не страдать самим (чего там, один раз живем!) но упиваться чужим страданием. Грохот музыки, пьяные выкрики глушили даже ярость эпилептян.

Выходцев с Эпилептоида не выносили даже неконфликтные, безобидные педантийцы, что служило ярчайшей характеристикой разрушительной силы их темперамента! Педанта, планета тихая и спокойная, за весьма короткий срок существования достигла невероятных высот в развитии науки, искусства, военного дела, да вообще всех сфер органического бытия! Эльфообразные педантийцы без устали, день за днем, бились за каждый миллиметр достижений в избранных областях. На всей Педанте невозможно было сыскать ни одного непрофессионального или бесполезного жителя. Каждый недостаток компенсировался потрясающей работоспособностью и усидчивостью. Бесталанность превращалась в отличное ремесленничество. Талант расцветал и вызревал в гениальность. Самый распоследний чернорабочий на Педанте был уровнем мастерства куда выше наилучшего профессионала в любой области с любой другой планеты.

Зависть — из этого корня росли ядовитые стрелы ненависти к жителям Педанты.

Забаррикадировав двери и окна на случай вторжения взбесившихся эпилептян, педантийцы уселись в кружок и принялись репетировать предстоящее выступление. И только излишняя погруженность в предмет свидетельствовала об их крайнем недовольстве ситуацией. При малейшем душевном дискомфорте педантийцы погружались в любимую работу. И чем выше был градус внутреннего накала, тем стремительнее заныривали они в остужающую глубину избранного дела.

Наступило утро. Из фиолетового тумана одномоментно выскочили пять солнц. Заливая Эвриаду кислотно-оранжевым светом, они неспешно пересекали зеленоватый небосклон.

Наступило время усиленных репетиций. Поочередно музыкальные ансамбли должны были располагаться на грандиозной сцене.

Но у межгалактической судьбы обнаружились иные планы на реальность.

На следующий после прибытия вечер одновременно у трех групп негуманоидных музыкантов пропали менеджеры. Растерявшийся, сбитый с толка внезапным отсутствием привычной заботы, творческий нелюд испуганно таращил разнокалиберные глаза.

Неудачников быстро заняли домашними репетициями, пообещав найти менеджеров или подобрать им замену.

Обещали, конечно, роботы. И они же заменили собой сопровождающий персонал.

Общий репетиционный ход восстановился, но ненадолго. Наутро исчезло не трое, но пятеро музыкантов с планеты Тригония. По пустой квартире бродил на четырех волосатых ногах убитый горем менеджер-тригониец, с медленно, но верно умирающей надеждой снова и снова обнюхивая измятые подстилки. Свежеоставленный запах межгалактических оборотней бил в нос и явственно давал понять: волкоподобные музыканты здесь ночевали. Но дальше подстилок запах не вел. Напрасно метался обезумевший тригониец меж незримых отпечатков былого присутствия. Ни одной нити не смог он вынюхать в окружающем безликом бытие. Испарился, что ли, весь ансамбль со своих лежбищ?!

Но недолго пришлось ему страдать в одиночестве. Вопль ужаса рассек гордиев узел отчаянных мыслей. Бросившись на крик, тригониец столкнулся на лестничной площадке со рвущим на себе волосы истерянином.

— Что случилось? Что?!!!

Лишь пара увесистых затрещин привела в чувство мятущегося музыканта. Истерично всхлипывая и заикаясь, он поведал, что бесследно пропал менеджер их команды. А какие репетиции без заботливого «папочки»!

Вспомнив и вновь пережив предстоящий позор от срыва выступления, истерянин беспрепятственно вошел в пике второго приступа паники.

Тригониец и не думал мешать ему наслаждаться личной драматизацией. С отвисшей челюстью он созерцал в окно следующую сцену: через подоконник соседнего дома с отчаянным криком перелетело птицеподобное существо и с грохотом ударилось о землю. Понадобилось несколько минут напряженного размышления, чтобы классифицировать субъект. Нечасто жители планеты Орнитоптера отправлялись в межгалактические странствия. Мучимые непомерным самолюбием, они твердо верили в собственную исключительность. Негоже летающим созданиям доверять покорение пространства какой-то там технике! Лучше синица в лапе, чем металлический недожуравль в небе. Орнитоптерцы предпочитали гордо бороздить небо родной планеты. Недалеко, но сами!

Чувство исключительности не позволяло разумным пернатым выходить из сложных ситуаций иначе, как через самоубийство. Но чрезмерная любовь к себе останавливала любой прорыв к смерти на полпути. В результате трагедия превращалась в фарс.

Припомнив и осознав, тригониец с ухмылкой наблюдал «оживание» распростертой внизу птицы. Со стоном она отлепила огромные крылья от безжизненной эвридианской земли, открыла один из трех глаз и с протяжным стоном встала на две неуклюжие короткие лапы. С недоверчивым изумлением воззрилась на второй этаж, откуда и выпрыгнула. Оттуда доносился разгневанный клекот. Очень скоро выяснится, что половина музыкантов, прибывших-таки на искусственном летающем аппарате с Орнитоптеры, как в воду канула! И лишь десяток перьев остались единственным доказательством их недавнего пребывания на злосчастной Эвриаде.

В атмосфере планеты носился и нарастал запах межгалактического скандала. К концу третьих суток канула в Лету ровно половина гостей праздника искусства. К началу четвертого дня остались только в памяти свидетелей еще добрая четверть прибывших иномирян. Оставшаяся часть спряталась в одном из зданий, которое имело, по общему психотизированному мнению, самый неприступный вид. Заложив окна и двери, небольшая толпа из диковинно различных существ вынуждена была плюнуть на все различия и несходства, забыть давние обиды и разногласия. Угроза загадочной, но предположительно страшной участи, выставила ценность всякой жизни в положенный, но подзабытый приоритет.

Остаток четвертого дня и ночь прошли в условно спокойной обстановке. В спокойной, потому что никто никуда больше не исчезал. В условной, поскольку тишина и бессобытийность касались исключительно мира внешнего. В душах же созданий, соединенных общей бедой, царил полнейший хаос, а варианты развития событий соперничали друг с другом, рисуя картины, одна ужаснее другой, на тему апокалиптической обреченности.

Но новорожденные эвридианские солнца преподнесли совершенно нежданный сюрприз. Вернее, сюрпризы.

На планете, а точнее, именно в этом городе, появилась жизнь. Нет, речь шла не о трясущихся в добровольном заточении пришельцах. Но о неизвестно откуда появившихся обитателей Эвриады!

Они приходили неожиданно. Звонили в двери. Шли по улицам. Гуманоиды и негуманоиды, но точно не из числа пассажиров межгалактического лайнера. Узнаваемые обитатели известных планет. И абсолютно новые формы разумной жизни.

Засевшие за баррикадами уцелевшие гости фестиваля потрясенно разглядывали прежде неведомые, странные, отталкивающие или прекрасные, создания.

Каждый из напуганных наблюдателей перебирал в уме многочисленные облики жителей мирозданческих планет, и не находил сходства. Он понимал, что не зря величайшие ученые всех Галактик утверждали: неоткрытых, но заселенных разумной жизнью планет не счесть! Фантастика, да и только! Но нет, вполне себе нескучная реальность, спокойно вышагивающая меж депрессивных домов!

Однако скоро улицы опустели и интерес угас. И когда последний, самый любопытный взгляд вернулся в пределы комнаты, то отразил осознание: никого, кроме его непосредственного владельца, в ней нет.

А вскоре и его не стало. Выскользнувшие из углов тени облепили несчастного и погрузили в мрак обморочного забытья…

Эвридианский день пронесся над городом неистовой бурей оранжевого света. Пустынные улицы безразлично жарились в лучах пяти раскаленных солнц. Что творилось за плотно закрытыми дверями и занавешенными окнами, оставалось тайной.

Но едва бессчетные здания нырнули в густой туман фиолетовой ночи, произошло невероятное. Город словно ждал от природы знака для начала действа. И с его получением обратил все тайное в несомненную явь.

Двери распахнулись, окна раскрылись. Толпа хлынула на улицы. Среди блуждающих в тумане существ внимательный наблюдатель легко опознал бы граждан многих планет. И с удивлением обнаружил бы совершенно неведомых персонажей.

Все они бродили в фиолетовой гуще, будто не замечая друг друга. Взгляды созданий были погружены в себя. Наконец некоторые из них стали возвращаться в квартиры. Причем первые шаги с улиц отмечались неуверенностью, которая, однако, с каждым новым шагом становилась все меньше и меньше. И квартирная дверь открывалась перед ними самостоятельно, подчиняясь силе их верного выбора.

Каждая квартира собирала в себе определенное количество существ. И все они были похожи внешне, подтверждая свое единое планетарное происхождение. Если бы посторонний наблюдатель заглянул в окно одной из квартир, то увидел бы следующее.

На полу, поджав под себя ноги, сидели пятеро гуманоидов. Внешний вид определял их принадлежность к цивилизации с планеты Земля. Некоторое время они отрешенно молчали, слушая свой внутренний голос. Тишину нарушили осторожные шаги. В комнату вошел шестой землянин. С таким же отстраненным видом он подобрал сложенные в углу странные музыкальные инструменты. На секунду всякий раз замирая, прислушиваясь к голосу в своем сердце, он раздал инструменты сидящим на полу гуманоидам. Некоторое время они созерцали их, ничего не делая. И вдруг, повинуясь внутреннему порыву, одновременно захватившему их всех, стали играть.

Дивная мелодия разлилась вокруг. Рожденная из глубин соединенных душ, она впитала тишину и приобрела еще больший объем и красоту.

И, словно дождавшись требуемого знака, из открытых окон домов полетела прекрасная музыка. Разные, непохожие, но одинаково гармоничные мелодии не угасали в тумане, но расцветили его. Эвридианская ночь вспыхнула множеством ярких красок, заиграла переливами оттенков поразительной чистоты. Музыка и цвет царили на Эвриаде.

— Музыкальный фестиваль открыт!

Молодой землянин, раздавший собратьям инструменты, радостно улыбался. Улыбками светились и лица новоявленных музыкантов.

— Как же мы назовем нашу группу? — спросил юноша.

Мгновение, и внутренний голос дал каждому один и тот же ответ.

— Туран! — хором воскликнули земляне. И продолжили играть.

Девять бесплотных фигур из ослепительного белого света сосредоточенно смотрели на огромный экран. Многочисленные картинки тесно жались друг к другу. Иногда то или иное изображение вдруг разворачивалось и являло собой настоящую, многомерную реальность.

— Процесс идет хорошо.

— Наш план удался.

— Эвриада не подвела. Мы не зря выбрали эту планету.

— Соглашусь. Только она обладает почти абсолютной материей.

— Данное качество заставляет Эвриаду считать материю первичной относительно души.

— И поэтому она очень болезненно воспринимает несоответствие души и тела.

— Да. И в случае такого несоответствия планета производит уникальную операцию.

— Трансплантацию тела к душе.

— Эта операция заменяет естественный процесс смены душой физической оболочки, то есть смерть.

— Опять соглашусь. Все эти существа, творения нашего великого сердца Мироздания, планеты Кортис, должны были скоро умереть. Но мы нашли альтернативный путь эволюции души, в обход побочным эффектам смерти.

— И это не предел нашим достижениям! Эти создания только что родились заново, но миновали стадию детства. Скоро все жители Мироздания будут перерождаться на Эвриаде сразу в наиболее продуктивном возрасте!

— Поздравляю, коллеги! Наше предположение о том, что все перерожденные сохранят прежний интерес к музыке, блестяще подтвердился! Но мы не знали, кто из перенесших трансплантацию тела откроет фестиваль, какая вновь образованная группа!

— И ею стал ансамбль Туран!

— За ними музыкальное будущее, коллеги!

— Никогда бы не подумал, что представители пяти враждебных друг другу планет обретут, наконец, родственность душ!

Ни звука не прорвалось сквозь прозрачную тишину, парящую в зале. Весь разговор происходил через обмен мыслями. И только дивная мелодия лилась с экрана, из квартиры, где, собравшись в тесный кружок, вместе играли бывший педантиец, бывший эпилептянин, и также бывшие жители планет Истероид, Шизоид и Циклоид…

А за девятью белыми фигурами наблюдал, улыбаясь, некто ими невидимый, но хорошо им ведомый.

— Растите, дети мои! Изучайте основы самой жизни и управляйте ею под моим неизменным руководством! Да будет Мироздание развиваться в новых и новых направлениях!

И, получив самый важный знак, Его благословение, музыка на Эвриаде зазвучала с обновленной чистотой.

Алекс Громов

Мост тысячи арок

… — О великий шах шахов! Позволь задать тебе вопрос…

Шах Аббас, с детства приученный к осторожности, мгновенно обернулся. Неподалеку от него на еще строящемся мосту стоял чужак, одетый как европеец. Несколько этих чужаков из далекой страны под названием Англия прибыли к его двору, чтобы предложить свои услуги.

Англичане Энтони и Роберт Ширли в 1598 году прибыли в Персию в качестве посланников королевы Елизаветы I, намеревавшейся заключить с Аббасом союз против турок-османов. Шах предложил братьям службу при своем дворе. Они согласились, но год спустя шах отправил старшего из них — Энтони — с дипломатической миссией в Европу, и обратно тот не вернулся.

А Роберт остался служить у шаха, и ему было поручено руководство военной реформой. Наблюдая, как местные вожди оказались силой, которая подобно древнеримским преторианцам решала, какому правителю взойти на престол, Аббас быстро осознал опасность как для себя лично, так и того, что по прихоти этих воинственных кланов страна может быть ввергнута в полный хаос. Теперь он мог опираться на преданную лично ему дисциплинированную и достойно вооруженную армию. Поэтому сейчас эти чужаки были полезны, но все же доверять им не стоило.

И вот теперь, несмотря на надежную стражу из персов, рядом стоял незнакомец. Как ему удалось пройти мимо них незамеченным?

«Пусть спросит, а потом спрошу и я», — решил владыка.

— Говори!

— В мире есть бесчисленное множество звезд. Многие из них так далеки от нас, что их невозможно увидеть. Там живут люди и другие живые существа, растут чудесные деревья и цветы. — Чужак на мгновенье замолчал и затем, пристально глядя на Аббаса, продолжил: — Желал бы шах шахов со всем своим народом оказаться там?

Аббас не ответил — мало ли фантазеров среди этих пришельцев? Чего только они ему ни предлагали…

Но чужак выдержал суровый взгляд и, улыбнувшись, проговорил:

— Мы можем предложить вам исполнение мечты любого правителя… — И после новой паузы, не дождавшись вопроса Аббаса, продолжил: — Почти неуязвимых воинов!

— Без души и веры? — саркастически нарушил молчание шах. — Готовых служить любому?

До него уже доходили слухи о существовании таких созданий, порожденных то ли искусством механиков, то ли и вовсе враждебными человеку силами.

— Если договоримся, можем сделать так, что они будут повиноваться только вашим приказам.

— Пока вы не передумаете?

— Да, пока мы не передумаем, но это зависит и от шаха шахов… А вам нужны воины, ведь придется противостоять армии султана…

Чужак замолчал, явно предоставляя владыке Персии самому додумать остальное. Османская империя была опасным врагом еще во времена основателя династии Сефевидов. И теперь эта угроза нарастала с каждым днем. Как и османская угроза Европе — там наверняка не забыли случившую полвека назад осаду Вены войсками повелителя Стамбула.

— Верить чародею? Заключать договор с волшебником?

— Нет, я не волшебник, — проговорил незнакомец, — и не могу читать ваши мысли, но мы хорошо изучили человеческую натуру. Да, я прибыл вместе с англичанами, но на самом деле — не один из них. Мы — их звездные покровители, владыки их оружия. Мы можем помочь вам…

— В войне с османами? Опоздали — уже отправлены наши посольства во многие державы — в Россию, Англию, Испанию и Священную Римскую империю, к Папе Римскому.

— И кто же из них согласился стать рядом с вами в схватке с османами? Может, лучше договориться с нами? Пока мы не договорились с османами…

— Угрозами мне вы ничего не добьетесь. Но среди союзников я предпочту тех, кому можно верить. Откуда вы явились сюда?

— Издалека, очень издалека. — Незнакомец указал на вечернее небо, где начали загораться первые звезды. — Одно из этих светил — наше солнце. Наши корабли переносятся от звезды к звезде так же легко, как породистый скакун несет всадника из города в город.

— Знаю, что плавают в дальние страны, но к звездам…

— Шаху достаточно согласиться на мое предложение и самому увидеть все чудеса дальних миров. По всей Вселенной можно будет построить караван-сараи, и не всего 999, как вы здесь сделали, а сотни тысяч. Повсюду. И в придачу возведете огромный город — столицу своей новой империи, владычицы звезд.

— У меня есть своя, восхищающая и радующая взор. Этот город называют «половиной мира».

Шах Аббас перенес столицу в Исфахан и позаботился, чтобы город приобрел подобающий облик. Строительство нового дворца и богато украшенных зданий владыка поручил доверенному визирю Аллаверды-хану. Был построен и небывало великолепный мост длиной в 363 строительных локтя, или более семи танабов. Тот мост и поныне именуется Си-о-се Поль, что в дословном переводе означает «тридцать три моста», — он состоит из тридцати трех пролетов.

Мост не только соединял между собой части города на разных берегах реки Заянде, но и мог при необходимости служить плотиной. В пролетах имелись ворота, которые можно было закрыть, для того чтобы выше по течению реки накопить воду и направить ее на орошение возделываемых земель и пышных исфаханских садов.

Именно на этом мосту сейчас разговаривали шах и чужак.

— Да, город поистине прекрасен, но мы предлагаем больший. По размерам. И два лучше, чем один.

— У империи должен быть один правитель и одна столица.

— Новый огромный город, роскошный дворец…

— Итак, я хочу. Как, уже построено по моему велению?! С тронным залом, садами и площадями?

— Ну, не совсем. Как у нас говорят, более функционально.

— Что значит это слово?

— Ничего личного, ничего лишнего. Вы великий вождь, и мы можем подобрать для вас во Вселенной даже более удобный народ.

— Зачем? Я буду со своим народом.

— Многое меняется во Временах. В моих силах поведать шаху шахов, как о нем будут говорить здесь через столетия. Если, конечно, шах все же решит остаться.

— Каждый может сказать что угодно!

— Я готов доказать. Прямо сейчас! Чем занимается ваш посол в Москве?

— Выполняет мою волю!

— А именно сейчас в этот миг? Я могу не только поведать, но и показать, и дать возможность услышать.

В маленькой коробочке, которую извлек из рукава незнакомец, шевелились какие-то тени. Вглядевшись, Аббас узнал своего посла, который беседовал с облаченным в шубу, по всей видимости, знатным русским вельможей. На указательном пальце левой руки посла был прежде невиданный шахом перстень с большим камнем… Но это еще ничего не значило — царь Борис Годунов может прислать войска для общего похода против врага. Но, видимо, чужак думал иначе, подсунув лукавое изображение.

— Космосу нужны настоящие владыки, те, кто может навести порядок и управлять мирами.

Если тебя хвалят те, кому не доверяешь, будь осторожен вдвойне. Шах сдержал усмешку и желание позвать стражу.

Незнакомец продолжал:

— Новую империю, новую столицу, новое оружие. Кто предложит большее?

— Порох важен, но не менее важно умение возводить прекрасные города.

Шах задумчиво оглядел ночной Исфахан.

— Порох не всевластен. Есть более совершенное оружие. Но я вижу, что шах сомневается, и поэтому сейчас продемонстрирую.

Чужак вынул из кармана кафтана небольшой цилиндр и направил его на вытянутой руке на перила моста. Камень стал постепенно исчезать, таять, не оставляя ни осколков, ни песчинок.

— Вот так, — торжествующе воскликнул он. — Это мы можем!

— Мастера завтра возведут заново. А может ли ваша штука воздвигнуть такой мост?

— В наших мостах нет арок и беседок, в них вообще нет ничего лишнего.

— Значит, ваши мастера и ваши мосты не совершенны.

— Но наше оружие способно уничтожить…

— Но не создать! Империи нужны мастера. Оружие совершенствуется, а этот мост переживет века.

— Рано или поздно, — упрямо повторил чужак, — этот мир будет принадлежать нам. Как и другие.

— Рано или поздно вас изгонят, и народы будут счастливы. Я построю мост тысячи арок и доберусь до вас. Когда сочту нужным.

…В середине XXII века именем шаха Аббаса Великого была названа планета в одной из звездных систем нашей Галактики.

Ольга Дыдыкина

Голубая

1

Голубая была совсем юная…

Фанлиль долго мечтал об этом — и вот оно! Он приобрел участок у себя в галактике, в рукаве Лебедя, причем не так уж далеко от звезды Циррия, где он жил с семьей. Сделку он считал выгодной: аренда на пятьдесят циррианских лет и, главное, с правом на разработку полезных ископаемых. Маленькая, но перспективная планета вместе со своим спутником — неплохое вложение средств. И обошлась покупка не так дорого, как он думал: по кристаллу тысячелетней жизни за каждый aqua-мегаквадрат и по два кристалла — за каждый terra-мегаквадрат площади согласно ЕССИ — Единой Стандартной Системе Измерений рукава Лебедя. Да, еще плюс оплата — на ближайшие несколько лет — доступа к галактическому Порталу, через который, собственно, Фанлиль и планировал добираться до своей «делянки»: он был предусмотрительным и понимал, что решение транспортного вопроса лучше не откладывать на потом.

Он вовремя заметил и заранее изучил этот лот, выставленный на продажу в центральном маркете Главного управления развития окраин галактики. Вообще-то там были и другие лоты — продавалось сразу несколько микропланет, почти в каждой новой звездной системе, и — так утверждала реклама — все они были молодыми и растущими. И с очень богатыми недрами. То, что требовалось Фанлилю, он такую и хотел — растущую, где генерируются разные полезные ископаемые. Геологический факультет он в свое время так и не окончил, осилив три курса, но кое в чем разбирался не хуже дипломированных специалистов: богаты ли недра звездной системы — зависит от размера и особенностей строения звезды, и самые перспективные — молодые звезды. Риск, конечно, был: как тут угадаешь? Фанлиль знал, что новорожденные планеты непредсказуемы: вот, вроде бы, все указывает на наличие месторождений именно этихмикроэлементов, ан нет, начнешь разработку — оказывается, что вместо них совсем другие, да и тех с каждым годом планета производит все меньше и меньше. Но тут внезапно обнаруживаются третьи, которых никто и не ждал! И таких сюрпризов может быть много. Фанлиль читал, что с ростом планет в звездных системах начинают рождаться элементы, которых вовсе не было при рождении. И еще он запомнил вот что: на очень молодых планетах звездных систем желтых карликов на этапе роста реально добыть массу полезных элементов из первой сотни Периодической таблицы, а потом, даже если эти запасы иссякнут, по мере взросления планет — не всех, а только перспективных, тут уж как улыбнется удача! — будет возможен, в течение некоторого времени, и сбор элементов второй сотни, более редких и потому ценных. Только бы не подвела моя планета, не оказалась бесплодной, а там, родит ли больше металлов или неметаллов, разберемся, всё в ход…

Уже несколько дней Фанлиль втайне ликовал, — но никому ни слова, пусть потом обзавидуются — он купил ее, купил это чудо, ради которого и отслеживал тот самый лот: она называлась Голубая — одна из девяти планет системы желтого карлика G2. Голубая — почему такое имя? Он видел ее поверхность на мониторе — на самом деле она была синяя, из-за цвета ее океана, но название «Голубая» Фанлилю очень нравилось. Как только он узнал о ней, потерял аппетит и сон, потому что боялся, что не сегодня завтра его опередят и отнимут у него Голубую, ведь трудно было не заметить такую красавицу! Голубая была совсем юная, но ей предрекали активный и плодотворный рост. И на ней, подтвердили ученые, и это было ясно по всем признакам, развивалась углеводородная форма жизни подобная той, что преобладала на большинстве обитаемых планет рукава Лебедя, в том числе и на Циррии. Юная Голубая пока что не принадлежала никому — ее можно было брать в аренду и сразу оформлять концессию на добычу полезных ископаемых, «снимать сливки» в виде богатств, снимать подчистую — не страшно, молоденькая Голубая еще родит, нарастит, восстановит, главное было успеть завладеть этим чудом. Голубая — девственница, на ней пока нет цивилизации, и это замечательно, надо действовать, не упустить время. Фанлиль уже был готов ради нее на все, хоть драться, — он не отдаст Голубую никому! Он будет первым!

Откуда он узнал про систему желтого карлика G2? Из Вселенской голографической сети, конечно, — система эта находилась в той части рукава Лебедя, которую называли «подвижной»: она небыстро, но неуклонно двигалась к краю галактики и в недалеком будущем должна была вплотную приблизиться к звездному скоплению F1 с бледно-золотистыми планетами, по цвету похожими на Циррию, — многие из них, как и Голубая, были растущими.

Циррия относилась к звездам второго поколения, а система желтого карлика G2 являлась типичной представительницей поколения третьего. Как и у всех более молодых звездных систем, у планет желтого карлика был совершенно другой химический состав, чем у звезд-предшественниц. На Циррии было мало металлов и преобладали легкие элементы. Конечно, по мере развития полевых взаимодействий, эфиродинамики и эфирной энергетики, а также в результате экспансий в окрестный Космос цирриане научились синтезировать тяжелые соединения, но это обходилось в миллионы кристаллов, а нужны были дешевые, неэнергоемкие и легкодоступные тяжелые элементы первой и второй сотен Периодической таблицы. Циррии и другим уже немолодым планетам галактики требовалось много железа, меди, никеля, палладия, платины, серебра и золота. Ситуация не являлась безнадежной, наоборот — на окраинных участках рукава Лебедя начинался постепенный рост новых звездных систем: звезд, планет и газовых облаков. G2 была одной из них. Новые системы были компактнее предшественников и богаче многочисленными элементами первых двух сотен Периодической таблицы. К тому же планеты новых систем еще совсем в юном возрасте продавались в частную собственность, а их новоиспеченные хозяева имели прямую заинтересованность в том, чтобы создать эффективные и динамичные условия для сбора и прироста полезных ископаемых на своих «участках». Фанлиль углубился в первоисточники и разобрался в этом деле: новорожденные планеты классифицировались на живые, где, благодаря органике, процесс образования новых элементов практически не прекращался и его можно было регулировать и даже ускорять, и неживые, или «одноразовые», но и там запасы тяжелых элементов превышали средние для галактики показатели. Его любимая Голубая была, конечно же, живой планетой — иначе и быть не могло, иначе он бы ее не выбрал!

2

Избежать контроля извне было нельзя

Цивилизация Циррии, как и соседних звезд второго поколения: Плеяды, Ориона, Сириуса — насчитывала десятки миллионов лет, и все это время цирриане и их соседи активно осваивали окрестный Космос под наблюдением и контролем высших иерархов-хранителей — представителей самых древних и наиболее могущественных цивилизаций Ядра Вселенной, располагавшихся в звездных системах первого поколения. Избежать контроля извне было нельзя: в свое время Циррия и весь рукав Лебедя, как и звездные скопления соседних рукавов, подписали Вселенскую декларацию об ответственности цивилизаций, регламентировавшую жизнь и деятельность галактик в межкосмическом пространстве, и обязались строго следовать ей. Позднее крупные планеты рукава Лебедя, включая и Циррию, по рекомендации Совета иерархов-хранителей Вселенной вступили в Межгалактическую космическую конфедерацию, а Циррия даже стала коллективным членом Вселенской Лиги, также курируемой иерархами.

В Конфедерацию входили планеты-партнеры разных галактик, которые подчинялись Вселенской Лиге и только с ее ведома и разрешения получали квоты на освоение новых звездных систем. Собираясь покупать свою любимую Голубую, Фанлиль волей-неволей был вынужден постичь все эти казенные иерархические премудрости и пришел к совершенно правильному выводу: надо успеть воспользоваться небольшим промежутком времени между созреванием Голубой как месторождения полезных ископаемых и неизбежным возникновением на ней собственной цивилизации. Осваивать месторождения планет, на которых уже возникла своя цивилизация, Совет вселенских иерархов не разрешал. Исключение составляли редчайшие случаи, когда молодые цивилизации начинали развиваться неконструктивно, решением Вселенской Лиги признавались агрессивными, ставящими под угрозу существование и развитие соседних галактик и способными нанести вред всему окружающему Космосу.

Сообщение между звездными системами и галактиками Вселенной находилось под контролем диспетчеров от Вселенской Лиги, которые создали и регулировали всю систему перемещений в Космосе, осуществляемых посредством межгалактических Порталов. Преодолевать гигантские расстояния, минуя эти Порталы, то есть вне ведома Вселенской Лиги, было невозможно. Вся энергосеть Вселенной, весь ее эфирно-полевой каркас с возможностью гиперсветового преодоления пространства через специальные Порталы, связывавшие главные точки Вселенной, — все это было не просто создано под началом иерархов и ими контролировалось, но и стало их сутью, их природой. По праву первородства иерархи поддерживали Ткань Мироздания и сами были и Порталами, и системой навигации, и ключами доступа к ней. Что делать, к примеру, Фанлилю, чтобы полететь на Голубую? Требовалось заранее подать заявку в ближайший Портал, объяснить причину и обосновать свое желание, показать приглашение принимающей стороны, если таковое имелось, оплатить перелет, а перед вылетом пройти строгий досмотр звездолета, даже если он предоставлялся Порталом. Иных вариантов, впрочем, и не было: нестандартные частные корабли допускались в Порталы крайне редко и лишь в экстраординарных ситуациях. Можно было, конечно, путешествовать и не через Порталы: например, на небольшие расстояния перемещаться на тихоходных и морально устаревших реактивных двигателях, но выходило затратно — пожиралось много топлива, полезный вес таких кораблей был очень мал, да и времени тратилось непозволительно много, ведь приходилось преодолевать притяжение звездной системы или планеты как на старте, так и при посадке. Лететь на свой страх и риск, без помощи навигационной системы Порталов, зная только космические частоты нужного космического объекта (частоты Шумана), — решались немногие. В случае ошибки можно было промахнуться и не только не попасть на нужный объект, но и элементарно погибнуть, поскольку каждый живой организм биологически синхронизировался с той планетой, на которой он родился. Вот почему даже простое пребывание на слишком далеких галактиках, особенно с большой разницей по частоте Шумана, в большинстве случаев оказывалось вредным для здоровья, а то и опасным для жизни. Иерархи, управлявшие Вселенной, передвигались по Космосу в виде голограмм с биорезонансным управлением, которые по сути заменяли реальных людей и позволяли находиться одновременно в разных галактиках, если того требовали служебные дела. Альтернативой голограммам были настраиваемые на теле биорезонаторы: с их помощью можно было некоторое время, в зависимости от разницы частот родной планеты и планеты прибытия, без всяких опасений пребывать в чужих звездных системах.

Заранее оплатив доступ к галактическому Порталу, Фанлиль заторопился на свою Голубую: на мою красавицу, как он с гордостью ее называл, она действительно теперь была его — другим претендентам он не оставил ни малейшего шанса, — и он сгорал от нетерпения в предвкушении свидания.

3

«Я полечу один, а со всеми делами справятся роботы…»

Фанлиль собирался в первую экспедицию один. Он не сразу принял такое решение. Он понимал, что ему будет трудно в одиночку, кроме того, и рискованно, он начал искать себе помощников для найма на сезонную работу и даже хотел подписать краткосрочные контракты с двумя профессиональными геологоразведчиками, а также с врачом и программистом-лаборантом. Фанлилю еще никогда не приходилось принимать людей к себе на службу, для своего собственного дела, и, как законопослушный предприниматель, он отправился на консультации в Департамент закона и правопорядка, в Службу занятости геологической промышленности и Бюро отраслевых трудоустройств. Увы, полученные данные его отнюдь не обнадежили: содержание персонала в рамках даже одной двухмесячной экспедиции обошлось бы Фанлилю дороже, чем аренда Голубой на семь циррианских лет, и это еще не считая затрат на перелет и колоссальных расходов на приобретение оборудования для соблюдения всех, даже минимальных и совершенно лишних, чрезмерных, с точки зрения Фанлиля, норм безопасности жизнедеятельности — за этим следила специальная Комиссия ОБЖ (Основ безопасности жизнедеятельности) Республики Циррия. Нет, такие средства тратить «впустую» Фанлилю не хотелось: «В первую экспедицию для начальной разведки я полечу один, а со всеми делами справятся роботы, что в десять раз дешевле». Специальные курсы геологоразведки он прошел, суть дела знает. В чем же проблема? В личной безопасности? Фанлиль продумал и этот момент и за месяц до планируемой экспедиции заказал экспертную оценку в Академии эволюции рукава Лебедя и смежных галактик. Специалисты подтвердили то, что он и без них знал: эволюционный путь Голубой по всем признакам будет аналогичен циррианскому, в настоящее время ее органический мир, как и на Циррии десять миллионов циррианских лет назад, находится в так называемой «полуторной» стадии — многоклеточные организмы там еще только формируются. Методом межпланетного сканирования обнаружено и зарегистрировано несколько видов примитивных ящеров, почти все — травоядные, благо растительный мир на Голубой очень богат; единственная неприятность — обилие простейших, и нужно принять все меры безопасности против паразитов. В целом же риск опасности для жизни циррианина на Голубой эволюциологи оценили на уровне «0–2» по десятибалльной шкале, что окончательно убедило Фанлиля не тратить средства, нанимая врача: по направлению паразитолога, полученному в Главном многопрофильном медцентре «ЦиррияSwan», Фанлиль заранее сделал все вакцины и пополнил передвижной мобильный медблок всеми необходимыми препаратами. Всё, казалось бы, беспокойства позади, пора заняться последними приготовлениями — столько еще дел по оформлению документов и транспортировке роботов и оборудования, — так нет, теперь Глор, сын, пятиклассник-лицеист, у которого только что начались постсеместровые каникулы, просто измучил Фанлиля бесконечным канюченьем «Возьми меня с собой, ну пап, ну возьми…», так что Фанлиль в конце концов сдался: пусть едет, мальчишка смышленый, и надо же в конце концов готовить себе смену. Наконец все формальности по получению разрешения на полет были улажены, Фанлиль предъявил документ о праве аренды Голубой и оплаченный транспортный абонемент — и у администрации галактического Портала не возникло к нему никаких вопросов. Лететь предстояло на звездолете серии MegaSwan, построенном по новейшим циррианским технологиям, — в грузовом отсеке уже находилось суперсовременное геологическое оборудование, о котором Фанлиль позаботился заранее: для своей Голубой он приобрел все самое лучшее! Он оплатил и доставил на борт упакованные, в разобранном виде, роторные экскаваторы, тягачи и бульдозеры, гидрокомплексы, буровые и проходческие машины, станки, трубы, химические реагенты, поисковые и исследовательские установки. На борту также размещались десятки видов различных инструментов и множество роботов: нахождение их на Голубой — а им предстояло задержаться там на длительное время, на весь срок работ, — было совершенно безопасным, в то время как циррианам, даже оплати Фанлиль их столь дорогие услуги, врачи все равно не рекомендовали бы оставаться на далекой растущей планете дольше, чем два-три циррианских месяца, а потом потребовалось бы снаряжать новую смену специалистов, то есть снова платить.

Обязательный досмотр при проходе через Портал не обернулся для Фанлиля никакими неприятностями. Его рейс был зарегистрирован в голографической сети, а комплектация корабля получила название «набор геолога».

Вроде бы, ничего не забыто, подытожил Фанлиль. Глор уже гордо восседал в кресле, поминутно утыкаясь носом в иллюминатор.

— Ну что, геолог? Готов? Включай фиксатор, стартуем. Запомни, Глорик, этот миг — твой первый Портал и первый космический полет! Вперед, покоритель далеких планет!

4

«Мы летим с тобой на машине времени и скоро попадем в древнюю эру…»

Лететь было недолго — они не покидали границ галактики: пройдя через «Нуль-Переход» Портала, корабль в считанные минуты оказался на орбите системы желтого карлика G2. Маневр, другой, третий — и судно приготовилось на крейсерской досветовой скорости выйти точно на координаты Голубой планеты.

Уверенный вход в координаты, достигнут нужный сектор — и на гигантском, в полвысоты корабля, мониторе появилась Голубая. Пока еще не живая, а голографическая, но уже такая близкая! И чем ближе, тем она выглядела прекраснее.

— Ну, юный космонавт-геолог, что скажешь?

— Класс, пап! Какой у нее цвет красивый, насыщенный! Наша Циррия выглядит похуже, да ведь? — Наша какая-то бледная. А почему Голубая такая яркая?

— Я ведь просил тебя предварительно почитать о ней в сети. Как это не успел? Ты теперь тоже хозяин Голубой, а о своих планетах нужно заботиться и знать о них все. Морская вода на Голубой насыщена растворами таких металлов и солей, которых нет на Циррии, — я тебе уже объяснял. На нашей планете некоторые химические элементы вообще не встречаются — они характерны только для звездных систем отдаленных участков рукава. Запомнил? И свет здесь преломляется в оптическом диапазоне тоже по-особому — не как в центральных системах Лебедя.

— А почему Голубая такая маленькая? Она намного меньше нашей планеты…

— Ну ты даешь, сын! Сравнил! Твой папа не так фантастически богат, чтоб покупать большие планеты. И даже брать в аренду. Но ничего, мистер Первопроходец, нам с тобой и на маленькой планете работы хватит. А что я тебе рассказывал про спутник Голубой, ты помнишь?

— Ага. Что у него это… пока нет названия, только цифровой код, спутник еще меньше, чем Голубая, и что он гораздо пре… пре…

— Перспективнее…

— Да, перспективнее, чем спутник нашей планеты — Юпитер, потому что Юпитер старый, состоит из газов и нам неудобен. А Голубая со своим спутником — живые, растущие планеты.

— Молодец, все правильно.

— Пап, а на Марс с Венерой мы залетим? Ты говорил, от Голубой они недалеко. Было бы здорово!

— Нет, Глор, это нерационально: мы с тобой не просто путешественники, а геологи, поэтому давай поступать как профессионалы: на Марс с Венерой мы направим роботов-разведчиков, если возникнет такая необходимость; на Марсе нам будет слишком холодно, а на Венере — жарко. Сам подумай: чем оправдан такой риск здоровьем? И потом, зачем зря терять время — у нас всего пятьдесят лет аренды. Это только кажется, что много, — а дел-то непочатый край! Еще хватит твоим внукам! Не хи-хи, а не успеешь оглянуться, как пройдут годы. Учись, постигай профессию. Главное что? Техника безопасности. От больного или раненого геолога пользы никакой, а больниц и медцентров на Голубой нет, как ты помнишь. Поэтому вот тебе первое правило: ни в коем случае нельзя снимать скафандр. Усекаешь почему? Давление воздуха здесь другое, чем у нас на Циррии, и в скафандрах у нас с тобой стоят резонаторы, настроенные на наши биочастоты.

— Пап… а людей на Голубой точно нет?

— Точно. Цивилизация там еще не возникла.

— А животные есть?

— По всем признакам есть немного видов. Например, ящеры. Проходили на занятиях? Считай, что Циррия миллионы лет назад — это и есть нынешняя Голубая. Она меньше нашей планеты, а что это означает, лицеист? То, что сила притяжения, атмосферное давление и содержание кислорода там выше. Животные крупнее. Поэтому представляй, что мы летим с тобой на машине времени и скоро попадем в древнюю эру — готовься к встрече с огромными динозаврами.

— Как в 4D «Кровавые джунгли Древней Цирры»? Я боюсь, пап…

— Я пошутил, все ящеры там травоядные — хищные пока не замечены, но осторожность не помешает. Отсюда второе правило: разобьем лагерь, оборудуем базу — и без моего ведома ты никуда не высовываешь носа! Пока не будут настроены и не приступят к работе все наши роботы, все системы общей и локальной безопасности, пока не пройдет предварительная разведка, ты, Глорий, будешь находиться на базе и выйдешь оттуда только тогда, когда я разрешу и куда я разрешу. А животных Голубой мы скоро узнаем лучше, чем ученые, которые наблюдают их только через межпланетную оптику. Ты же все увидишь своими глазами, сделаешь голограммы, составишь описания, красочный атлас — все лицеисты тебе позавидуют, преподы ахнут, и на уроки зоологии потом можешь не ходить: тебе поставят высший балл за весь лицей. Устраивает?

— Круто! Но все-таки страшно… А во сколько раз те звери больше наших?

— Раз в сто! — засмеялся Фанлиль, делая страшные глаза и угрожающе жестикулируя руками, точно лапами. — У тебя пробелы в знаниях, дружок, а чем больше человек знает, тем меньше он паникует в любой ситуации. Голубая планета растет, уровни давления и кислорода на ней постепенно начнут падать, а значит, и крупные виды со временем вымрут и заменятся средними, возникнут млекопитающие. Но все это произойдет не завтра. В этой экспедиции встреча со зверями тебе точно не грозит.

— А цивилизация на Голубой когда появится?

— Это еще позже — лет этак циррианских через семьдесят, а то и сто, если твой папа хоть что-то смыслит в естественных науках. Выходит, наша с тобой цель какая? За пятьдесят циррианских лет — наш срок аренды — выполнить на Голубой все свои миссии — и теоретические, и практические. Освоить все богатства и использовать их во благо не только нашей планеты, но и всей галактики. А иначе никак. Если возникнет цивилизация, а мы с тобой до того времени не управимся, лицензию на Голубую у нас отзовет Совет иерархов, и считай, что твой папа зря вложил средства и силы, что мы с тобой неудачники.

— А если мы всё успеем, то будем богатыми, да, пап? И у тебя появится свой мегазвездолет и свой Портал? И новый большой дом на Голубой? У океана, да? С портом и кораблями? Можно я приглашу весь класс покататься и…

— Погоди-погоди. Сперва надо хорошо поработать, и вся надежда на тебя, многое зависит от того, каким ты станешь мне помощником и как продолжишь мое дело.

— А я успею пап? Мне же еще вон сколько учиться: лицей, колледж.

— Успеешь, но настраивайся серьезно. На Голубой совсем другая, чем на Циррии, скорость времени. Уже подсчитано: за один циррианский год Голубая совершит тысячу двести оборотов вокруг своей звезды — желтого карлика G2; пятьдесят наших лет равны там шестидесяти тысячам лет! Наша резвая Голубая — на пике динамики. Так что к тому времени, как ты окончишь лицей, на Голубой все будет совсем не так, как нынче. Запоминай — потом сравнишь и сам удивишься.

— А как будет не так? Лучше или хуже, чем сейчас?

— Пока не знаю, даже ученые, которым я заказывал прогнозы перед экспедицией, ничего конкретного не сообщили. Но ты не переживай: в этот раз наша программа-минимум — геологическая и биологическая разведка и запуск основных работ, а через два месяца ты полетишь домой, каникулы кончатся.

— Пап, может, я задержусь хоть на полсеместра? Успею в лицей — здесь, на практике, учеба пойдет быстрее. А ты дашь мне полетать над Голубой на дисколете? Я хочу сделать панорамные GLG сверху.

— Никаких задержек — и так будешь целых пятьдесят дней гарцевать! Вернешься точно к началу занятий. Неучи не осваивают планеты. Всё, давай смотри на монитор, подлетаем, и, пока будем выгружаться, от меня ни на шаг, я твой командир! Считай, что боевой.

5

Дня и ночи на планете Голубой не было

Сработал сигнал «Прибытие», и Фанлиль активировал опции разгрузки корабля. Звездолет MegaSwan-1 остался на орбите, но несколько сверхскоростных челноков спустили на неведомую планету все, что было нужно для экспедиции. На поверхности Голубой вскоре оказались: стандартный оперативный дисколет-MiNi/Zc/Swan — небольшой летательный аппарат-разведчик для обследования поверхности Голубой с воздуха; весь «набор геолога»; укомплектованный «штат» роботов — разведчиков, охранников, подсобных рабочих, программистов, аналитиков, лаборантов; серверы управления; современный мобильный AUTO-центр вычислений и измерений, оборудованный специальными сканерами, излучателями и лазерными установками. И все, что им с Глором нужно было на два месяца жизни: для питания, гигиены, лечения и проч. — это само собой.

Почувствовав под ногами твердую почву, Фанлиль первым делом помог сыну выбраться из челнока, а затем немедленно нажал «Пуск» на центральном пульте управления и ввел в Online-режим весь резерв роботов охраны. Тишину незнакомой планеты вспугнули щелчки и сирены — характерные сигналы полной боеготовности. Фанлиль посмотрел на хронометр — было девять часов утра циррианского времени. Так, начинаем рабочий день. Второй этап — запуск роботов-грузчиков для транспортировки «набора геолога» и вспомогательных приборов. Готово. Теперь вперед в нужный сектор на оборудование базы в походных условиях: там, на месте, разберемся со всей остальной аппаратурой.

— Ну здравствуй, Голубая! Вот мы и встретились!

Через сетевой чип Фанлиль вошел в голографический портал «Рукав Лебедя/G2/», произнес заветное имя и через спецфильтр вывел на монитор станции объемный «портрет» обретенной Голубой невесты. Копирайт указывал в качестве создателя карты Ученый совет Вселенской Лиги, чья научная репутация была вне критики, — и карта действительно оказалась очень точной.

— Мы с тобой вот здесь, Глор, — Фанлиль подвел лазерный луч-стрелку к сине-зеленому многоугольнику, обозначенному BLO-5 line. — Пятая линия. А нам для обустройства базы с рабочей станцией сейсмологи рекомендовали вот этот участок на третьей линии, квадраты 9–14 — там удачный рельеф для установки жилого разборного корпуса. Туда и отправим все оборудование, давай сформируй маршрут для «грузчиков», понял как? Введи BLO-3 line вот сюда. Нам придется пройти совсем недалеко.

— Готово! А что такое BLO?

— Научись работать с прибором в режиме «Близь — Даль». И сам ответишь на этот вопрос.

— Я вижу его, пап! Вижу океан! Смотри, как сверкает его полоска!

— Да, это Blue Ocean, он очень-очень большой и почти что синий, а за необычное сверкание наши ученые еще называют его Сапфир. Он как большое сияющее ожерелье на груди этой планеты, а когда на ней темно, это еще и источник света.

Дни и ночи замелькали в лихорадочном калейдоскопе — нет, это были не дни и не ночи. Фанлиль и Глор просто не знали других слов для разграничения времени: днем — работа и учеба, а ночью — отдых и сон; они никак не могли смириться с тем, что привычная для них жизнь с ее циррианской размеренностью и четким распорядком вдруг внезапно исчезла и неизвестно, когда вернется и вернется ли, что даже их скафандры с биорезонаторами и хроноадаптерами, настроенными на циррианское время, — отнюдь не панацея от всех бед.

Сознание Фанлиля и Глора подчинялось хроноадаптерам, глаза их видели по циферблатам, что наступило раннее утро, а потом, через положенное количество часов, будет циррианский полдень и пора обедать, но все, что было связано с работой органов чувств, с психоэмоциональными состояниями, не регулировалось стрелками.

Дня и ночи на планете Голубой как таковых не было, и, пожалуй, часовые приборы здесь были не нужны: течение времени лучше всего отражалось в небесах, где длилось бесконечное светоцветовое шоу, каких Глор с отцом не видели даже на самых красочных и фееричных циррианских празднествах. Сначала — в это время циррианам казалось, что на Голубой наступает утро, но совершенно не совпадающее по времени с утром на Циррии, — небосвод из темно-, почти черно-фиолетового превращался просто в фиолетовый, потом в синий, сине-голубой и, с той же постепенностью, в бледно-голубой, как будто выцветал прямо на глазах. Не проходило и часа: отец и сын не успевали еще проверить показания всех систем и позавтракать — как нежная небесная голубизна вдруг прожигалась красно-оранжевыми молниями, точно при сильном пожаре с высокими языками пламени. Внезапно наступала дикая жара: их с Глором спасали скафандры, но система защиты роботов, особенно интеллектуальных операций, от температурных перепадов оказалась не столь совершенной. Оранжево-желтые вспышки какое-то время играли, ликовали в небе — тогда лучи желтого карлика G2 падали на поверхность суши почти отвесно, так что широкие раскидистые листья в прибрежных лесах (ширина их, Глор прикинул, была такова, что в один лист можно было завернуть взрослого циррианского бульдога) вдруг на глазах сворачивались в трубочки, а стебли растений пригибались к сухой, как песок, почве, и казалось, что они уже не поднимутся. В эти минуты, когда условный «день» на Голубой стоял в зените, операционные системы на базе работали плохо и уже дважды давали сбой, и требовалась перезагрузка. Неоднократно сбивались режимы настройки циррианского времени, хотя Фанлиль не менее четырех раз в сутки выверял его по показаниям своего скафандра и выставлял точные данные и на центральном пульте управления, и на локальных хронометрах — впоследствии он обучил этому Глора и тот стал помогать. Вдоволь натешившись, буйный оранжево-желтый фейерверк начинал затихать и в него, словно по команде пиротехника, туго врезались зеленые — сначала бледные, а потом темные, как листва, — розетки-всполохи, и весь небосвод снова переливался огнями, будто новогодняя елка. Сразу становилось прохладнее, поднимался сильный ветер, примятые заросли вставали и смыкались непроходимой стеной — был час океанского прилива, и волны Сапфира долго распевали свою торжественную невеселую песню. Не проходило и одного циррианского часа, и небо синело, как будто злилось, наблюдая сверху за непонятными существами, создававшими вокруг себя столько суеты, и большими машинами, производящими столько шума. Разлившаяся синева почти совершенно вытесняла зеленые приветливые вспышки, делая на их месте темные кляксы, а потом и вовсе заливала их густыми фиолетовыми чернилами. Наступала совершенно непроницаемая холодная мгла, и некоторые участки рабочей станции, особенно мобильный AUTO-центр вычислений и измерений, где стояла сверхчувствительная аппаратура, не успевали перейти в «ночной режим». Возникли проблемы с автосохранением данных геологической разведки, поступивших сразу из трех секторов, в том числе с шельфа океана, и уже неоднократно робот-щуп отклонялся от заданного маршрута: база — риф Восточный, в ста десяти мегаквадратах ЕССИ к востоку от побережья Сапфира. Здесь, на рифе — «В случае успеха я назову его рифом Фанлиля», так он решил, — неутомимый геолог и законный хозяин Голубой рассчитывал найти основной источник платиносодержащей руды.

6

Время не подчинялось никаким умным приборам, и неизвестно было, сколько его прошло…

В течение первой недели Фанлиль не разрешал сыну покидать базу и в часы, свободные от геологоразведочных «командировок», — а он за этот срок облетел на дисколете почти всю Голубую, построил маршруты и набросал карту первичных разработок, — учил Глора следить за серверами, снимать и тщательно регистрировать все данные об уже обнаруженных и потенциальных месторождениях. Отец и сын постоянно общались по голографической связи, — хотя бы с этим проблем не было! — и Фанлиль, не прерывая основной работы, давал Глору все нужные указания. Он не жалел, что взял его с собой, — польза от мальчишки была, и еще какая!

В том, что эта экспедиция себя оправдает, Фанлиль был уверен на все сто: разработку рифа Восточный он начнет на днях — это вопрос решенный: ну Голубая, вот преподнесла подарок! Второй объект… Фанлиль думал о нем с каким-то тайным страхом, словно опасаясь своей невероятной удачи: он назвал его пока C&N (cooper and nickel). Циррианские ученые оказались правы: к северо-западу от массива Blue Mountains залегало по всем признакам обширное месторождение сульфидных медно-никелевых руд, подробностей Фанлиль еще не знал — это была его задача на следующую неделю, но уже сейчас было ясно, что успех… просто неописуемый… Он найдет не только никель и медь — в этих рудах наверняка есть платиноиды. И золото, и серебро! А вдруг и палладий? Случается же! Глор прав — они станут богатой семьей, построят заводы, здесь будет город-курорт на побережье Синего океана. Стоп. Но как же он, Фанлиль, справится со всем этим? Глупости, он выйдет на другой уровень — наймет тысячи рабочих, инженеров, ученых. В конце концов, такие богатства нужны всей Республике, он подпишет долгосрочный контракт с правительством Циррии и станет промышленным магнатом, его узнает вся галактика!

Внезапно небо потемнело, налилось серо-синим, и дисколет пошел на снижение. Черт возьми, придется сесть и выждать пару часов. На Циррии сейчас ровно семнадцать часов, светло и рабочий день в разгаре — здесь же надо поминутно дергаться: дел невпроворот, а темнотища — хоть спать ложись! Вот она, причина тревоги и плохого настроения — время на Голубой. Оно казалось Фанлилю неуловимым, время не подчинялось никаким умным приборам, и неизвестно было, сколько его прошло.

— Ты что-нибудь понимаешь, Глорик? Когда тут утро, когда вечер? Я просил тебя понаблюдать.

— На небе последовательно отображаются все цвета спектра, пап: красный/оранжевый/желтый — это, вроде, как день, светло и жарко; потом зеленый/голубой/синий — похоже на наш вечер; синий/фиолетовый — темнотища и холодно, значит, ночь. Дальше просветление от фиолетового/ синего/голубого до снова красного — утро и полдень. И так по кругу.

— Умница. И сколько таких кругов ты насчитал за наши сутки? Сопоставлял по хронометру?

— Да. Около шести кругов.

— Ты ошибся — три круга.

— Нет, пап, всё точно — шесть.

— Посмотри сюда. — Фанлиль через чип вывел на портативный монитор скафандра логотип Академии эволюции рукава Лебедя и смежных галактик и быстро вошел в систему. — Вот таблица планет желтого карлика G2. Их девять. Наша — самая маленькая. Один циррианский год — это одна тысяча двести лет на Голубой. Видишь? Это проверено Институтом астрономии новых планет рукава Лебедя. Наблюдения велись несколько десятилетий. Поехали дальше. В году на Циррии шестнадцать месяцев. Значит, за наш месяц на Голубой проходит семьдесят пять лет. Циррианский месяц равен двадцати пяти суткам. Сколько же за наши сутки пройдет лет на Голубой, математик? Три года. А ты говоришь, шесть.

— Пап, я сказал, что спектр проходит шесть кругов: утро, день, вечер и ночь. Может, это шесть суток?

— Да ты что! Это весна, лето, осень и зима. Годовой цикл. Так, по всей видимости. Температурный перепад-то огромный! «Днем», как ты говоришь, — здесь до 55° по Циррию, жарче, чем у нас на пике лета. А фиолетовой этой «ночью», как ты ее называешь, в прошлый раз термодатчик скафандра показывал 7°. Ничего себе перепад! Нет, фиолетовые — это местные зимы. Но почему шесть? Их должно быть три — с наукой, брат, не поспоришь. А по твоей логике получается, что один циррианский год — это почти две с половиной тысячи лет здесь? Ну тогда пиши пропало — нам надо срочно улетать, нас съедят какие-нибудь гоминоиды. Только я их что-то за неделю не видел. Если они «ночью» прячутся от холода — днем-то и вечером должны бы вылезать. Шучу-шучу, не бойся. Подумай сам: зачем бы я стал покупать права аренды на пятьдесят лет? Через сто двадцать тысяч лет на Голубой уже будет развитая цивилизация — тебе любой эволюционист скажет. В том-то и дело, что за пятьдесят наших лет здесь пройдет шестьдесят тысяч лет, и этого срока нам с лихвой хватит освоить все месторождения и не лишиться раньше времени лицензии. Ладно, давай ужинать, юный астроном, и вот что я подумал: переведу-ка я тебя на отделение с углубленным изучением естественных наук. Захочешь потом — поступишь в Геологоразведочный колледж.

7

«Он огромный, метров в двадцать, с маленькой головой и пастью вроде лошадиной…»

В тот день едва небо, скинув тяжелый чернильный плащ, предстало в свежевыстиранном нежно-голубом одеянии, Фанлиль засобирался на дисколете на риф Восточный.

Роботы-аналитики произвели осмотр местности, рассчитали и выдали оптимальные параметры карьера, требовалось еще раз оценить объем ближайших работ и трудозатрат, а они предстояли немалые — платиновая руда здесь залегала глубоко. В два-три дня нужно было начать подтягивать на риф дополнительную технику из «набора геолога», включая гидрокомплексы: экскаваторы уже работали вовсю, но только ими и бульдозерами было не осилить схему «вскрыши». Сегодня Фанлиль собирался провести на карьере часа два с половиной, не больше, — по циррианскому времени, конечно. «Утро» было уже в самом разгаре, надвигался изнуряюще жаркий оранжево-желтый «день» — хоть бы электронные «разведчики» не зависли в этом пекле, надо проверить термокожухи, не успеешь оглянуться, и на планету опустится зеленовато-прохладный «вечер» — это еще всего-навсего час полезного времени, потому что дальше остывшая Голубая нырнет под темное одеяло, и все работы придется приостановить. Суровую «зиму» Фанлиль надеялся переждать на рифе Восточном, а вместе с новым нежно-голубым рассветом полететь на рудник C&N: вот где еще, как говорили встарь, конь не валялся, то есть робот не включался, а ведь на C&N предстояла еще более сложная разработка — бурить породу и вводить в строй транспортеры. Некогда сегодня «управлять» базой — ну ладно, Глор сам там разберется.

Едва дисколет-MiNi/Zc/Swan взял курс на Восточный, Глор, убедившись, что с серверами полный порядок, покинул базу и отправился к Сапфиру. Утренние прогулки по океанскому побережью он совершал уже третий день подряд — разумеется, втайне от Фанлиля. В конце-то концов! Он, Глор, прибыл на планету, куда еще не ступала нога человека, и вот уже неделю видит ее только на мониторе. Чего отец боится? Они тут одни: можно путешествовать, рассматривать, любоваться, развлекаться, сколько хочешь, — получать все удовольствия, а отец, похоже, собирается продержать его все каникулы в четырех разборных стенах жилого отсека? Что он потом в лицее скажет? Был на Голубой и разглядывал ее в монитор? Засмеют — нечего было и летать, ее и с Циррии видно!

Отец шутил, что вот уже двое суток, как Голубая потеряла девственность: роторные экскаваторы впервые взбороздили ее недра — начались работы на платиновом руднике, на рифе Восточном. Отец удивлялся: на Циррии, по новым технологиям, те же самые экскаваторы работали почти бесшумно, а здесь, в царстве звенящей тишины, их звуки были слышны издалека и напоминали навязчивое жужжание крупного шмеля, который кружит где-то поблизости, или работу Dental-установки в кабинете стоматолога. Может быть, звуки были еще громче — их поглощал скафандровый шлем. Чистота воздуха на этой маленькой планете уже не была идеальной: Глор настроил сенсоры в скафандре и убедился, что со стороны рифа тянет дымом, через защитные очки с двойным стеклом Глор увидел, что, по мере его приближения к океану, за ним неотступно движется облако пыли. Это еще что, отец сказал: скоро на Голубой вырастут многометровые терриконы — насыпи из отходов разработок, — и не будет планета такой красивой и чистой, как сейчас. Тем более, надо ловить момент.

Вдоль побережья высокой плотной стеной высились пальмы с широченными листьями. На Циррии, отец говорил, таких нет: это пальма-эндемик, в высоту достигает почти двадцати метров; они с папой внесли ее изображение и описание в базу данных о местной флоре, их задача собрать как можно больше информации, а название потом дадут ученые. Листья и вправду, как простыни, хорошо бы оторвать парочку для гербария — Глор схватился рукой в скафандровой перчатке за черенок и потянул с силой. Вдруг листья будто встрепенулись, по стволу прошла гигантская зеленая волна — ив тот же миг сверху раздался странный звук. Глор задрал голову: оптический преобразователь, вмонтированный в шлем, автоматически увеличил изображение объекта и перевел его в режим «Близь». Глор увидел какое-то высоченное существо, чья голова возвышалась над верхушкой дерева, и от неожиданности сделал шаг назад, но длиннющая шея моментально сложилась чуть не вдесятеро, и голова существа, с маленькими глазками и широкой, как у лошади, пастью, ударила Глора в шлем. Прочная конструкция выдержала, Глор отпрянул, решив срочно возвращаться на базу, но существо, все еще продолжая своей головой бортовать его шлем, шагнуло вперед и выступило из листвы: Глор ахнул и лишился дара речи — перед ним был гигантский ящер, как в GLG-фильмах про динозавров, только еще страшнее, с омерзительными складками на туловище. Глор повернулся, чтобы бежать, но зацепился накладным панельным поясом скафандра за ветку, дернулся, пытаясь отцепиться, — его что-то удерживало. Ящер? Нет, динозавр уже потерял интерес к шлему, отвернул голову и чавкал массивными челюстями, поедая листья: слава богу, он травоядный, хищных же, папа говорил, на Голубой пока нет…

Кто-то схватил Глора за скафандр и пытался пригвоздить к стволу дерева, ветки на высоте примерно двух метров слегка раздвинулись — в листве кто-то прятался. Чуть со стороны и как бы снизу раздался хруст, будто приминали сучья. Глор повернулся и метрах в двух от себя увидел… сначала только гигантские колонны, уходящие из травы ввысь, — но колонны были лохматые и шевелились. Глор посмотрел вверх по направлению «колонн» — это были ноги великана в два, нет, даже в три… обычных человеческих роста. Рядом с великаном стоял второй, точно такой же. В руках, массивных, как стволы деревьев, оба держали длинные очень толстые палки. Лица — или это были морды — Глор не мог разглядеть: как ни задирал голову, он видел только что-то темное, крупное и косматое. Туловища были тоже массивные, как у каменных статуй, и обернуты — от пояса до середины бедер — во что-то зеленое: потом уже Глор подумал, что это, наверное, листья; двое энжеев, или как их там, были одеты в листья. Хвостов Глор не заметил. Значит, человекообразные… Нет, не может быть… Оба великана не двигались с места и не выражали никакого намерения присесть или даже наклониться, чтобы рассмотреть Глора поближе. Зато один вытянул вперед длиннющую палку и почти уперся Глору в грудь. Тот попытался увернуться, но кто-то продолжал его удерживать сзади, как будто привязал к стволу веревкой. Острие палки оказалось прямо перед головой Глора, в ослепительных лучах — Глор и не заметил, что небо уже давно пылало оранжево-желтым, — блеснул наконечник, в тот же миг послышался металлический звук: наконечник палки с силой ударил во внешнюю фронтальную панель скафандра — чудовище явно хотело повредить сенсорные датчики. Тварь первобытная! Глор помнил, папа учил: дотянулся пальцем до красного, крест-накрест, значка в центре клапана посередине нижней части рукава скафандра, сейчас-сейчас, он отдернул клапан, сорвал его вверх: хлопок, ослепляющая вспышка, страшный грохот — и все заволокло белой пеленой. В экстренных случаях «холостая» граната — папа, я все сделал…

Когда пелена рассеялась, великанов уже не было, обе палки толще полуметра в диаметре валялись в траве. Даже не взглянув на них и не осмотревшись по сторонам, Глор со всех ног помчался на базу.

Еле перевел дух, только когда увидел, что ни решетка заграждения, ни внешний пост охраны не повреждены, — похоже, тут и близко никто не проходил: на траве и песке — следы только его скафандровых косолапистых сапог, роботы-секьюрити спокойно и приветливо помаргивают датчиками, клапаны тревоги не сорваны, красные кнопки не активированы. Минуя решетку заграждения и пропустив луч сканера через пост секьюрити, Глор ввел секретный код у входа и вбежал в корпус. Только тогда судорожно нажал в чипе «Urgent!» — Фанлиль заулыбался в голограмме, пригрозил пальцем:

— Глорий, я ведь просил, с базы ни на шаг! Понимаю, тебе скучно. Завтра все исправим. Давай вместе облетим всю Голубую, хочешь? И ты тоже сможешь немножко порулить…

— Папа, здесь опасно, в зарослях у побережья на меня напали! Минут пятнадцать, может, двадцать назад.

— Кто напал?

— Сначала ящер, а потом два лохматых великана… они в три моих роста… один хотел проткнуть меня и чуть не вырубил мне скафандр!

— Ящер? Опиши…

— Он огромный, метров в двадцать, с маленькой головой и пастью вроде лошадиной.

— А, это Diplodocus yellow dwarf, травоядный динозавр, помнишь, мы рассматривали с тобой диплодоков? Только на планетах желтого карлика они в разы меньше, чем древние. Ну успокойся. Главное — не попадаться ему на глаза, но он не нападет. Потерпи, я скоро буду. Охранная система в порядке?

— Пап, какой диплодок? Меня чуть не убили лохматые гигантские твари! У них копья с металлическими наконечниками!

— Глор, откуда тут копья и кто может обрабатывать металлы? Всё, я понял, вылетаю. Завтра будешь со мной на объекте, если тебе страшно одному.

8

«Я первооткрыватель жизни на далекой планете!»

На Голубой уже чувствовалась прохлада, небо окрасилось зеленовато-голубым, поднимался обычный для этого часа ветер, но, вроде бы, он дул сильнее, чем раньше, и как будто завывал, или Фанлилю от тревоги за Глора так казалось, или во всем был виноват отчетливо доносившийся с Синего океана грохот волн. «Спокойствие, сейчас главное — отключить и отвести технику и перевести Bots-охрану в ночной режим. Это займет минут десять-пятнадцать — за такое короткое время ничего плохого не случится», — убеждал себя Фанлиль, но самовнушение что-то не помогало.

Ну вот и порядок, можно лететь. Дисколет-MiNi/Zc/Swan терпеливо и верно ждал своего хозяина. Привет-привет, старина. Так. Бортовой охранник? Работает. Купол невидимости? Исправен. Значит, великаны с копьями нам не страшны — придумает же парень! Жаль, полет на рудник C&N опять придется отложить, сейчас нет смысла туда соваться: вот-вот будет темнотища, надо ободрить юного фантазера, а утром, как только «поголубеет», отправимся на Восточный и поработаем вместе — хорошее средство против страха.

Небо в уголках уже заливала синева, и Фанлиль решил быстро обогнуть лесополосу с востока от побережья, взять курс на север и дальше — это и был кратчайший путь до базы — лететь через Северо-Восточную долину, удивительно живописную, в виде глубокой чаши с сочно-зелеными лесистыми каемками: Фанлилю так и представлялась внизу маленькая деревушка, приветливые домики с черепичными крышами, коровы, мирно пасущиеся на лугах, красивые девушки, собирающие цветы на полянах, — к сожалению, с Циррии поступила информация, что долина заболочена (ничего, каменный уголь, нефть и торф нам тоже нужны, всему свое время). Дисколет взмыл в воздух, и Фанлиль привычным движением перевел телескоп в режим ночного видения. Несмотря на сгустившуюся тьму, у самого выхода из лесополосы регистратор уловил высокие движущиеся объекты с небольшими головами и массивными хвостами, теперь Фанлиль хорошо видел их на мониторе: «Боже, и вправду ящеры — вроде как диплодоки, но тут еще кто-то есть», — успел он подумать, как вдруг заметил далеко впереди — там уже была долина — множество колеблющихся во мраке огненных точек. Ближе — это не точки, а всполохи огня, как на маяках в древности. Он подал голосовую команду на снижение высоты, и дисколет перешел в режим бреющего полета. От края лесополосы куда-то к долине шествовал самый настоящий караван — высокие, в три человеческих роста массивные фигуры восседали верхом на огромных ящерах: от неожиданности и потрясения Фанлиль не мог разглядеть, каким образом устроена эта «упряжь», где удила, хомуты и вожжи и как вообще все это движется, если только он сам не сошел с ума.

Он снова подал команду, и дисколет еще снизил высоту: иначе системы летательного аппарата и скафандра не смогут в режиме on-line детально зафиксировать происходящее. А картинка должна быть красивой и крупным планом — не пропадать же такому зрелищу! Нужно немедленно транслировать это video в GLG-порталы Академии эволюции рукава Лебедя и Института астрономии новых планет! Это же галактическая сенсация! И открыл ее он, Фанлиль, которого вчера еще никто не знал, и для многих он был просто неудачник, из последних сил стремившийся достичь хоть чего-нибудь, выскочка, летевший на «красный свет» — просто от безысходности! Но нет! Я не выскочка — а первооткрыватель жизни на далекой планете! Так, еще одна сессия, теперь крупный план вместе со мной. Он подлетел к началу каравана, развернул дисколет и попытался сделать video под углом. Нет, вышло как-то размыто, непрезентабельно, надо повторить, — дергаются эти чертовы всадники туда-сюда! Фанлиль перенастроил режим съемки. Вот теперь лучше, теперь в самый раз! Так, надо передать… Кому? Во-первых, в Департамент геологоразведки — видали, начальники?! Вы меня уволили… ну это еще разберемся, кто кого… Еще пожалеете! Диплома, видите ли, у меня нет, колледж не окончил, — да у меня сейчас круче, чем у вас вместе взятых, диплом будет! И в Геологоразведочный колледж сейчас это video мы тоже отправим… нет, не в общий портал, мелко плавают, а в News block ректора: ты был неправ, профессор, отчислив меня после третьего курса, — тебе-то знать бы полагается, что всех великих людей в жизни всегда преследовала всякая завистливая серость. А еще это video я сейчас сброшу… да-да, именно ей! Смотри, кого ты отвергла! «Неудачник, за тебя замуж? Да ты даже колледж не окончил!» — Я удачник, поняла? Я хозяин целой планеты: и промышленник, и ученый, а ты так и будешь сидеть в Департаменте и срисовывать карты в GLG-программах, и нечего строить из себя интеллектуалку, чертежница!

Фанлиля чем-то сильно ударили в правый борт, и дисколет покачнулся влево. «Твари первобытные! Я не дам вам портить технику!» — разозлился он, немедленно подал команду набрать высоту и приник к бортовому монитору, предельно увеличив изображение.

В ту же секунду он увидел, как косматое существо в голове каравана замахнулось… палкой? — нет, это было вырванное с корнями дерево с отрубленной кроной, и эта дубина в один миг взвилась над крупом ящера, а заостренным концом ударила его в бок. Ящер издал дикий рев и взвился на дыбы — косматый всадник, приподнявшись, насколько мог, опять попытался дотянуться верхушкой дубины до дисколета и обрушить новый удар. Дисколет сделал стремительный боковой вираж, чтобы еще набрать высоту.

Заметив, что «добыча» уходит, караван огласился бешеными звериными воплями. И сразу три дьявола, поднявшись на стременах: — «Каких стременах? Я точно теряю рассудок!» — мелькнуло в сознании Фанлиля, — взвили во всю двухметровую длину свои стволы-дубины и попытались дотянуться и ударить по защитному корпусу дисколета с разных сторон. Дисколет взмыл на предельную высоту и рванул в сторону долины. Ящеры, понукаемые стволами-дубинами страшных всадников, пустились в бешеный галоп за светящимся объектом, оглашая окрестности раскатистым ревом, ощутимым даже через шлем скафандра, — шкала громкости на ручном клапане показывала сто тридцать децибел.

«Они засекут меня и проследят мой путь. Я сам приведу их на базу и погублю и себя, и Глора», — мелькнула страшная мысль. Фанлиль нажал на бортовой панели красную кнопку «Стелс-режим»: немедленно сработал «купол невидимости», и светящаяся точка дисколета в небе исчезла, как будто Фанлиля вовсе и не было на этой планете. Теперь косматые дьяволы потеряют его след!

9

Странно, что им не холодно…

Под Фанлилем раскинулась долина, через которую он, следуя на риф Восточный, пролетал каждый день, но теперь он не узнал ее. Вместо приветливых деревенских домиков, о которых он грезил, вся чаша долины напоминала огромное адское пекло — она просто клокотала огнем, будто жерло взбесившегося вулкана. Фанлиль не понимал, что происходит: слепящий свет мешал работе приборов ночного видения, снижаться над чашей до критической отметки было нельзя — раскаленный воздух угрожал повредить наружный контур дисколета, а восстановить его собственными силами да еще в условиях экспедиции Фанлиль не мог. Системы скафандра работали нормально, и Фанлиль не чувствовал ни страшной жары, ни дыма, вот и отлично, теперь нужно отлететь на безопасное расстояние, выбрать оптимальную точку видимости и зависнуть над объектом, да-да, лучше зависнуть немного южнее долины — так потом будет удобно развернуться и этим же курсом полететь на базу. На мониторе он видел, что караван, шедший к долине, все еще, потрясая дубинами, посылал угрозы в сторону внезапно исчезнувшего светящегося объекта, но теперь громоздкие чудовища не могли его заметить, и Фанлиль решил осмотреть долину.

Настроив наконец под нужным углом ЭОПSwan, электронно-оптический преобразователь, специально предназначенный для работы на открытой местности, Фанлиль стал вглядываться в огненное пекло: нет, это было не жерло вулкана. Чашу долины опоясывал гигантский огненный обруч — очень правильной формы, — такой не могли зажечь ни стихия природы, ни первобытные ящеры, это было дело рук… людей? Да, пылали сложенные по окружности высоченные «курганы» из сухих деревьев, поэтому пламя и было таким мощным и заметным едва ли не с рифа.

В отблесках пламени Фанлиль разглядел туда-сюда снующие внутри огненного кольца пятнистые тени великанов, таких же, как те, что шествовали караваном, — только здесь их было много, очень много. Как они проникали внутрь этой страшной крепости через сплошную замкнутую стену огня, Фанлиль не знал, но их становилось все больше, — и именно туда повернул дикий караван его недавних преследователей.

Фанлиль помнил, что ни зарослей, ни пещер, где вот эти, под шесть метров, прямоходящие существа с человеческими туловищами и конечностями, могли бы не только что устроить себе жилища, а просто приклонить голову, в долине не было, — здесь явно шли приготовления к какому-то страшному обряду.

Ночная съемка не давала высокого качества изображения, вдобавок в этом культовом месте, выбранном дикарями, конечно же, не случайно, вся сверхчувствительная приборная панель дисколета периодически мигала красным, что означало «Опасный квадрат. Сменить локализацию»: в автоматическом режиме дисколет сместился еще немного южнее «опасного квадрата». «Ничего, так даже ближе к базе», — подумал Фанлиль.

В центре огненного кольца, где тоже пылал до небес костер, появилась группа из пяти великанов. Фанлиль запомнил «лица», нет, скорее морды, тех троих, что пытались сшибить дубинами его дисколет, — на вид эти пятеро выглядели гораздо старше тех разбойников. Один из «старцев» — Фанлиль приблизил изображение и увидел, что космы на его голове седые, — вышел вперед и начал что-то говорить: Фанлиль усилил слуховые рецепторы в «улитке» шлема, но уловил только нечленораздельные гортанные звуки. Старый великан явно был вождем: по его знаку четверо великанов-«жрецов» взметнули в небо гигантские факелы — пылавшие деревья — и сделали несколько угрожающих жестов в ту сторону, где завис дисколет. Фанлиль машинально взглянул на приборную панель: нет, показалось со страху, «купол невидимости» был активирован, то есть дисколет никто не мог заметить.

Вдруг толпа гигантов, собравшаяся вокруг костра, стала стекаться ручьями в два огромных круга. Во внешнем были мужчины, все такие же дикие и волосатые, как те караванщики, в одних только травяных «юбках» до середины бедер (Странно, что им не холодно, ведь на Голубой сейчас «ночь», то есть зима, и температура 7°) и с палками в руках. А во внутреннем круге — о боже, Фанлиль увидел их впервые — приплясывали великанши, он догадался: не такие массивные, менее волосатые, обмотаны в листья до колен и без палок. Началась ритуальная вакханалия: оба круга, что-то выкрикивая, синхронно задвигались в противоположные стороны по часовой и против часовой стрелки, внешний круг частоколом вскинул палки. Может, эти палки на самом деле те самые копья с наконечниками, о которых говорил Глор?

Глор… Фанлиль совсем забыл о нем! Сын сейчас один на базе, с роботами, где ни одной живой души, маленький, испуганный, пока его сумасшедший отец рассматривает тут дьявольские оргии. «Я лечу к тебе, Глорик, сейчас, сейчас!»

10

«Они уже приходили и еще придут»

Мягкий толчок в левый нагрудный клапан скафандра, прямо у сердца, и сигнал «Urgent!» — Глор! Бедняга! Фанлиль посмотрел на дисплей: Глор пытался связаться с ним девять раз. Девять! О ужас, в первый раз — еще до того, как Фанлиль вылетел с рифа. «Я дурак, дурак! Глор, прости меня, я сейчас!» И дисколет помчался к базе.

— Глори, ты меня слышишь, Глори!

— Да, пап.

— Что? Как ты?

— Я на базе. Но они уже приходили и еще придут.

— Кто? Сколько их? Что они делали?

— Сначала их было человек пять… то есть не человек, а зверей… Они подошли к решетке и стали бить в нее дубинами, тыкать копьями. Роботы-секьюрити пустили special gas, ну паралитик, с поражающим запахом, помнишь, ты говорил? Эти чудища, вдохнув порцию, остановились, стали дергаться, кружиться вокруг себя и падать. Но ты не думай, они не умерли! Немного погодя, когда газ рассеялся, подбежали другие великаны и унесли этих раненых. И они все кричали сильно, я не понял, что именно, — наверное, что отомстят!

— Ты сейчас в порядке? Они отошли?

— Я тебя когда включил в чипе в четвертый раз, они… эти… опять пошли в атаку, все с копьями. Их было уже двенадцать. Секьюрити задействовали генератор инфразвука — ну и великаны… сбежали, они очень вопили от ужаса. Я после этого еще вызывал тебя раз пять, чтоб тебе рассказать… Но ты был вне зоны… Больше я их пока не видел. Но роботам тоже изрядно досталось. Я точно не знаю, я не выходил — заблокировался в корпусе.

— Ты молодец, Глор, ты герой! Вырастешь — станешь очень хорошим специалистом и известным человеком! Я горжусь таким сыном!

Когда Фанлиль подлетел к базе, утренне-весеннее небо над Голубой уже ярко голубело, но он валился с ног от усталости. На Циррии сейчас было часа два ночи, и ему очень хотелось спать, тем более после такого ужасного стресса. Сонливость как рукой сняло, когда он увидел, что защитно-оградительная решетка базы вся разбита, отдельные участки сплющены в гармошку и истыканы чем-то острым, а из десяти роботов внешнего кордона семь — от сильных механических повреждений — уже не работают. Аборигены разбили решетку… Как такое возможно? Инфразвук высокой мощности и несущей частоты — да эти твари должны были разбежаться без оглядки или вообще завалиться тут трупами. Может быть, Глор, когда отлучался с базы к океану или когда в панике прибежал обратно, случайно выключил режим защиты? Фанлиль ввел пароль и вошел в корпус.

— Глор, ты где?

Сын сосредоточенно возился в серверной и на вопрос, завтракал ли он, только махнул рукой в сторону центрального монитора. Фанлиль увидел красное пульсирующее окно «Подключение к станции утеряно».

— Это временно, пап, сейчас поправим, — заверил Глор. — Пропускная способность сети, вроде, хорошая, но некоторые участки либо зависают, либо не работают, например AUTO-центр измерений: хронометры вообще «сдохли».

— Это началось после того, как аборигены устроили на первом кордоне погром с дубинами?

— Не… Тогда все работало — они же в корпус не прорвались. А барахлить начало ночью, буквально перед тем, как ты вернулся. Я думаю, тут что-то атмосферное, дымовые датчики того и гляди лопнут от напряжения. Смотри, видишь: дымовая пелена тянется с северо-востока от океана. Может, на Голубой лесной пожар?

Фанлиль тут же увязал сбои на серверах со страшным обрядом великанов, потрясавших в сторону базы двухметровыми огненными дубинами, и ему стало страшно. И за Глора, и за себя. Он тщательно проверил второй кордон охраны — здесь все нормально, потом прошел в жилой отсек корпуса и убедился, что система «Консерва» тоже в порядке. Пароль для консервации он вывел на TopDecks чипа и, для подстраховки, в сигнальный портал на манжете, в сапоге и в шлеме скафандра — теперь для активации «Консервы» достаточно было одного прикосновения рукой, ногой либо головой.

Между тем Глор не только не был в панике и даже не хныкал, но, напротив, вел себя сдержанно и настолько по-взрослому, что Фанлилю стало жалко его еще больше. Ну во что он втравил ребенка?

— Сын, ты уже взрослый. Будь мужественным. Ничего эти энжеи нам не сделают. В восемь часов по Циррии у меня, как всегда, сеанс связи с куратором. Я попрошу защиту с воздуха, нам пришлют MegaSwan, звездолет прикрытия, и он будет с нами и на базе, и во время работы на месторождениях. Ты будешь летать туда вместе со мной, а звездолет — нас охранять. За два месяца ничего не случится, все будет хорошо — так, как мы с тобой мечтали, потом ты вернешься домой. А сейчас иди спать, у тебя глаза слипаются.

Глор грустно улыбнулся, как будто не поверил, зевнул, потому что действительно почти засыпал на ходу, и вздрогнул от неожиданности, когда в чипе Фанлиля сработал сигнал связи и всплыло GLG-облако с литерами UL (Universal League) — так обозначался GLG-профиль Вселенской Лиги. Отец общался с куратором Лиги почти каждые сутки и только в определенные часы, сейчас же на Циррии была ночь: сигнальный вызов был экстренным. Глор увидел знакомое лицо — да, это Элиус, куратор папы.

11

Он не крот, чтобы сидеть в норе

Элиус Пандит, ученый секретарь Вселенской Лиги, курировал в Межгалактической конфедерации блок планет системы желтого карлика G2, куда входила и Голубая. Даже не поздоровавшись, он обрушил на Фанлиля поток обвинений.

— Вы нарушили контракт аренды! Вы, всего лишь частный человек, лимитный арендатор, какое вы имели право самовольно, без моего разрешения импортировать визуальные данные с Голубой на Циррию? Я вас спрашиваю — как законный представитель Межгалактической конфедерации и Вселенской Лиги! Ладно бы это сделал мальчик, ему простительно. Но вы, взрослый человек, гражданин Республики! Вы не читали контракт? Там ясно обозначены все параграфы под грифом секретности. Атмосфера, климат, рельеф, флора и фауна, география месторождений — все это стратегическая для галактики рукава Лебедя информация, и в первичном своем виде вы обязаны были транслировать ее по всем доступным каналам только во Вселенскую Лигу — при моем посредничестве. А что это за страшилки, которые вы опять же самовольно загрузили в GLG-порталы Академии эволюции, Института астрономии, Департамента геологоразведки? Шалость, хулиганство? Если бы это сделал ваш сын, ему простительно — а вы нарушили закон Республики о секретности. Разве это входило в задачи вашей экспедиции, как они обозначены в контракте аренды?

Не давая Фанлилю произнести ни слова, Элиус зачитал резолюцию внеочередного совета Секретариата Вселенской Лиги:

— «Принято числа 18, месяца 07, года 3125 Ц-Лебедя, формат GLG txt, время 33.00 Ц. Копия — Grt-GLG-портал, Совет иерархов-хранителей Вселенной. Экспедицию на Голубую приостановить. Всем участникам возвратиться на Циррию Лебедя. Срок исполнения — двенадцать часов». Вы слышите, Фанлиль? MegaSwan-1 будет за вами в течение часа. BLO-5 line, квадраты 9–14. Все точно, ошибки быть не может. Приготовьтесь, соберите самое необходимое. «Набор геолога» останется на Голубой. Конец связи.

— Погодите! Как это останется?..

— Вы про «набор геолога»? Получите страховую компенсацию.

— Нет, пожалуйста, не отключайтесь… Здесь, на Голубой, агрессивная цивилизация великанов-полулюдей — вы же видели videоданные? Это не страшилки! Мы здесь живем среди этих «страшилок», нам угрожают шестиметровые дьяволы. Помогите, иначе мы погибнем.

— MegaSwan-1 заберет вас максимум через час, а то и раньше, и вы вернетесь на Циррию до выяснения всех обстоятельств.

— А моя лицензия на разработку месторождений Голубой?

— Согласно Декларации об ответственности цивилизаций лицензия подлежит аннулированию.

— Нет, вы что? Какая цивилизация? На Голубой ее нет! Эти примитивные энжеи… они агрессивные! Вы видели мои данные! Диких зверей, пусть даже они прямоходящие, нужно нейтрализовать и продолжать разработку месторождений Голубой! Их тут непочатый край! В них медь, платина, золото! Да здесь вся Периодическая таблица! Разве это для меня? Это для Циррии!

— Данный вопрос не в моей и тем более не в вашей компетенции — только Совет иерархов вправе решать, и наш Секретариат направил им всю необходимую информацию. Но даже если, как вы сообщаете, на Голубой развивается агрессивная цивилизация, это еще нужно доказать. И пока совместным решением Генерального Совета Вселенской Лиги и Совета иерархов-хранителей Вселенной Голубая не получит официальный статус агрессивной планеты, ставящей под угрозу существование и развитие соседних галактик и способной нанести вред всему окружающему Космосу, все геологоразведочные и иные мероприятия по освоению планеты прекращаются в течение тридцати шести часов. Если бы вы внимательно читали ваш контракт…

— Мы не покинем Голубую! Мы не уйдем отсюда. Я не нарушал контракт! За эти две недели я в одиночку с роботами-разведчиками нашел два огромных месторождения. Я действовал в интересах Республики. Вы видели мои карты и планы разработок — я не нарушал законы Циррии, это вы их нарушаете!

— Прекратите истерику… хотя бы ради своего сына. Вы взрослый неглупый человек. Хорошо, допустим, Голубая — планета-агрессор, и вы получите официальное признание данного факта. Неужели вы думаете, что в этом случае освоение планеты, угрожающей всей галактике и даже всему Космосу, может оставаться вашим частным делом? Вы что, полагаете, что вам это доверят? Смешно и…

— Отец, там… Они пришли! Их много, энжеев… наверное, около ста…

Все дальнейшее Фанлиль помнил, как в тумане. Самодовольную физиономию Элиуса в GLG он нейтрализовал — сейчас им с Глором было не до него. И заблокировал жилой корпус, выведя изображение и звук на монитор с помощью запасного аварийного галактического буя — центральный сервер уже не работал. Снаружи этих… он даже не мог различить, сколько их было — сплошная высокая колышущаяся темная стена. Он чувствовал себя заблудившимся ночью в густом страшном лесу — ни души, только стена уходящих ввысь деревьев. И она смыкается вокруг тебя, все ближе, все туже. Правда, эти деревья «шелестели» не листвой, а двухметровыми палками и дубинами.

Стоп. Взять себя в руки. Через ЭОПSwan для закрытых помещений Фанлиль увидел их совсем близко. Два круга, окольцевавшие корпус. Один молодой абориген отделился от прочих и, оскалившись полузвериной мордой, поддел на острие копья обломки заградительной решетки и отшвырнул их чуть ли не к побережью, двое других дубинами добивали роботов-секьюрити первого кордона.

— Глор! Срочно в жилой отсек. Система «Консерва», как я учил.

— Ты сказал, это в крайнем случае…

— Сейчас и есть крайний случай. Вот пароль. Законсервируешься и отсидишься там. Через час будет звездолет.

— Я не брошу тебя здесь одного, папа! Я не пойду без тебя! Я спасусь, а ты?

— Корпус тоже заблокирован, со мной все будет нормально. Надеюсь. Шагом марш. Время дорого. Я приказываю тебе! Я твой боевой командир.

Фанлиль уже принял решение. Он не воспользуется паролем и не пойдет в «Консерву» — он не крот, чтобы сидеть в норе. Вот Элиус поступил бы именно так. Тем более, значит, он, Фанлиль, останется на капитанском мостике. Если корпус не выдержит, и эта волосатая стихия ворвется, то так тому и быть. Он не боится смерти. Его убьет одним легким ударом какой-нибудь один из аборигенов. Наверное, самый выдающийся. А может, пока безвестный и, как и он, стремящийся снискать себе славу. Непонятно тогда, что тут делают остальные сто?

Оба круга — великаны и великанши — начали ритуальные движения на некотором отдалении от корпуса — те самые, которые Фанлиль видел в долине. Старый великан с седыми космами, тот самый, приблизился к корпусу и вознес руки к небу. Фанлиль услышал все тот же гортанный речитатив, как и в долине. Круги зашлись в безумной пляске. Чем громче вопил седой, тем быстрее и яростнее двигались круги. От дикого вопля аборигенов не спасал даже шлем. Вот «старец» что-то проорал на самой высокой ноте — и круги остановились как вкопанные.

Фанлиль посмотрел на внешнюю температурную шкалу скафандра. 50° по Циррию. Он не заметил, что на Голубой начинается «день», или лето, кто его знает? — красно-оранжевое пекло под прямыми палящими лучами. Он все понял, читал у древних писателей: когда первый луч полуденного солнца упадет на жертвенник, жертва должна быть принесена.

Глас седовласого загремел в тишине накаленного воздуха. Взметнувшиеся в небо руки образовали полукруг, как будто жрец хотел схватить и удержать что-то объемное. И вдруг Фанлиль увидел в небе сверкающий шар. Красный, оранжевый, желтый, зеленый — он переливался всеми гранями, всеми цветами спектра. Седой великан все кричал, а шар рос прямо на глазах и горел все ярче и ярче. Наконец он почти сравнялся по диаметру с кругами великанов.

«Аварийный буй, к его чести, работает отменно, — по инерции отметил Фанлиль. — Цветовая шкала — на профессиональном уровне. А значит, все, что сейчас происходит, войдет в историю галактики — неважно, выживу я или нет».

Вдруг шар из сине-фиолетового сделался лилово-черным — в ту же секунду полуденная тишина содрогнулась от грохота и из шара вылетел огромный сноп искр. За две недели Фанлиль ни разу не видел грозы на Голубой. Выходит, вождь, или верховный жрец, а попросту дикарь умел вызывать грозу путем изменения свойств статического атмосферного электричества? Не может быть. Удар, вспышка — главный блок электроснабжения, коротнув, погас. Аварийный буй заверещал сиреной, будто смертельно раненый. Потухли мониторы. В корпусе стало темно. В портативный монитор скафандра Фанлиль увидел, что дьявольские круги разомкнулись и стали стекаться в беспорядочную массу. От звериных воплей лопалась голова — наверное, вышли из строя слуховые рецепторы скафандра. Снаружи в неистовом вихре разлетались на многие мили вокруг осколки стекла и куски металла — сразу несколько аборигенов дубинами и копьями яростно сокрушали потухших роботов-секьюрити на втором кордоне. Снова грохот с неба, слепящие искры, и под сотней ударов содрогнулись стены корпуса.

Над квадратами 9–14 BLO-5 line появился звездолет MegaSwan-1.

12

Сделать шаг навстречу…

Завтра он летел в командировку, как всегда, сложную, а на этот раз даже опасную для жизни, но настроение было замечательным. Как сказал командир? «Погибающего надо спасать. Погибающую — в данном случае. Если с ней что-то случится, всей галактике будет плохо. Зачем нам ядерный агрессор? Нам нужен партнер. И полезные ископаемые. А Голубая — хороший прииск, просто обходились с ним варварски. Но сейчас ее недра восстанавливаются. А с варварами попробуем договориться. Надо сделать шаг навстречу. Первыми. Но будь осторожен. На всякий случай на Сапфире, ее спутнике — так его назвали в честь ее океана — тебя будет ждать MegaSwan-6 и прикроет, если что».

Уже сбегая по лестнице здания Генштаба Военно-геологической разведки он заметил, что его догоняет молодой парень: высокие армейские ботинки со шнуровкой, футболка с модным принтом, камуфляжная куртка навыпуск, медальон на шее — точно не военный.

— Извините, — на ходу крикнул молодой, протягивая руку. — Вы Глор Фанлиль? Я — Виктор Боргий, медиа-креатор, ведущий портала «Универсум» во Вселенской голографической сети. Можно поговорить с вами?

— О’кей. Иду обедать. Присоединяйтесь, если хотите.

Старший офицер военно-геологической разведки Республики Циррия Глор Фанлиль давно мечтал снова встретиться с Голубой, и завтра предстояло свидание.

— Я слышал, аборигены — это только мы их так зовем, а сами они себя именуют Tall People, Высокорослые, — там совсем с ума посходили: только дай им в руки игрушку — атомную бомбу, так устроят ядерную войну. Планета-агрессор, одним словом. Вам, наверное, это досадно? — деликатно спросил Виктор. — Ведь вы и ваш отец первыми из людей ступили на Голубую, я читал воспоминания вашего отца, видел все кадры из первой экспедиции и сам написал большую статью про вас в нашем портале.

— Спасибо. О чем мне сокрушаться? Тогда, тридцать лет назад, по горячим следам после нас на первобытную Голубую прибыла Межпланетная геологическая комиссия. Все находки отца, все карты месторождений признали верными. Риф Восточный — крупное месторождение платины — достался не Циррии, как могло бы быть, продолжи отец свое дело, а Высокорослым, и они выкачали его до дна, не считаясь ни с какими нормами запасов, а на что употребили — вы сами знаете. Все остальные богатые рудники, разработку которых пытался начать отец, постигла та же участь. Высокорослые исчерпали их, загадив свою планету, а Циррии и галактике это не принесло никакой пользы. И будущее не обнадеживает. Ведь Голубая не подписала Вселенскую декларацию об ответственности цивилизаций и не вступила в Межгалактическую космическую конфедерацию. Голубая по-прежнему живет отдельно и делает, что хочет.

— А что стало с вашим отцом?

— Он предпринял несколько попыток вернуться на Голубую и продолжить разработки. Но безуспешно. Лицензию не отобрали, но как-то… заморозили. Завтра, послезавтра. Подвис этот вопрос, и никак не решался. А через два года после экспедиции отец умер от лейкемии.

— Это последствия ран, ударов? Его тогда ранили аборигены?

— Нет, это оттого, что ранена была душа.

— Ну а дальше что будет с Голубой?

— Не знаю. Я ее давно не видел…

* * *

И снова, как тридцать лет назад, компактный MegaSwan прошел через «Нуль-Переход», выскользнул в системе желтого карлика и уверенно взял курс на Голубую. Заочно Глор знал о ней многое, и не только из докладов разведки, потому что все эти годы интересовался ею. Но вот он увидел Голубую — и не поверил глазам. Как же она выросла! Чуть ли не вдвое. Теперь это была планета-океан: нет, площадь ее суши не уменьшилась, но огромный до бесконечности Сапфир с прилегающими морями был уже не ожерельем на груди Голубой, а ее прекрасным, сверкающим сине-голубым одеянием. Только прибрежных пальмовых лесов, где Глор впервые повстречался с ящером и аборигенами, уже не было: за многие тысячи лет, что протекли на Голубой, климат здесь стал суровее.

Едва MegaSwan-5 в режиме «невидимки» с защитным экраном вошел в атмосферу, бортовая система уловила многочисленные установки ракет ПВО и ощутила «щекотку» от рыскающих лучей аборигенских радаров. Глор намеренно взял курс на BLO-5 line, в квадраты 9–14 — он очень хотел снова увидеть место их с отцом базы в той экспедиции. У Глора в жизни было много экспедиций — за тридцать лет он с геологическими партиями облетел несколько звездных систем, но первая экспедиция была самой памятной и дорогой.

Пролетая над рифом Восточный, Северо-Восточной долиной и дальше, в сторону базы, Глор увидел высоченную горную гряду, которой раньше здесь не было, и догадался, что это профили старых гигантских терриконов, оставшихся еще с времен аборигенов, к ним лепились новые, уже поменьше — плоды трудов Высокорослых. Глор выбрал самый крупный террикон и направил к нему робота-разведчика определить уровень содержания платины. По данным Межпланетной геологической комиссии, ресурсы Голубой, в течение стольких тысячелетий выкачиваемые Высокорослыми, постепенно восстанавливались и появлялись новые месторождения, ведь Голубая была живой и еще молодой планетой — она по-прежнему рождала новые элементы, а стареющая Циррия по-прежнему в них нуждалась.

Окрестности были затянуты густым темно-серым дымом, валившим из труб обогатительного комбината. Вокруг карьеров по всей площади от рифа Восточного до их с отцом бывшего лагеря сновали экскаваторы, бульдозеры, грузовики — почти стандартных размеров. «Всё, как у нас, — подумал Глор. — Ни крупных ящеров — все повымерли, ни шестиметровых великанов на Голубой больше нет. Нынешние Высокорослые не выше двух с половиной метров. И внешне они похожи на нас. Вот именно, только внешне, а с разумом, похоже, проблемы… Применять ядерное оружие против соплеменников! Видно, они недалеко ушли от своих свирепых предков!»

Глор даже не догадывался, насколько был близок к истине, когда робот сопровождения отвлек его от исследовательских задач, произнеся синтезированным голосом:

— Высокая степень опасности. Радиус — пятьдесят мегаквадратов. Воздух: летательный аппарат, скорость 1000 ед/mgk, система оружия активирована. Земля: колонна бронированных машин, движется в нашу сторону, скорость…

— Тебя понял, — хладнокровно прервав его Глор, срочно проинформировав борт прикрытия MegaSwan-6 и приведя в готовность штатные элементы защиты. — Активируй купол защиты! Курс — на спутник Сапфир, на базу. Поехали!

Первая ракета ударила по защитному куполу, когда MegaSwan Глора был на середине пути. Робот сопровождения отметил «нулевой» уровень повреждений, вражеская ракета приглушенно взорвалась. На мониторе Глор увидел в небе сразу несколько вспышек — MegaSwan-б, звездолет прикрытия, уже вступил в игру, а он хорошо знал свое дело.

— Готовь связь с Центром, — скомандовал Глор. — Да, и включи мониторинг перехвата коммуникаций противника.

Гостеприимно же их встречают аборигены!

— Лебедь, я Голубая. Атакованы без предупредительных сигналов в квадратах BLO 30–37. Атака отражена. Держим курс на Сапфир. Сделано несколько комплексных проб террикона самого крупного месторождения платины. Собраны керны для анализа. Разрешите использовать модуль-невидимку и продолжить исследования. Как слышите меня?

Глор задумчиво и нежно смотрел на Голубую сквозь прозрачный защитный купол. Он любил ее несмотря ни на что и считал, что такой красотой можно только наслаждаться, воспевать ее в стихах. Кто же виноват, что она досталась таким варварам? Резкий сигнал вернул его к реальности — совсем не поэтической.

— Голубая, я Лебедь. Приказываю законсервировать экспедицию. Ожидается экстренное прибытие патруля иерархов-хранителей. Разрешение на геологоразведку аннулировано по причине возможности ядерного конфликта. Оставайтесь на Сапфире вплоть до особых распоряжений.

— Я Голубая, вас понял. Как долго оставаться?

— Между нами, Глор, — уже не по-военному, а как старый товарищ, ответил Глору командир: — Совет иерархов рассмотрел открытое обращение Межгалактической космической конфедерации и Вселенской Лиги. Есть надежда, что Голубая получит официальный статус агрессивной планеты, ставящей под угрозу существование и развитие соседних галактик и способной нанести вред всему окружающему Космосу. Представляешь, что это значит? Твоя Голубая снова перейдет под кураторство Конфедерации и Высшей Лиги. И ты сможешь летать туда, сколько захочешь, заниматься разведкой месторождений и этими твоими спектральными… как их… Да хоть поселиться там, у Синего океана. Но пока приказываю: выждать время на базе, не вступать в конфликты и соблюдать маскировку. Высокорослые готовят тайную экспедицию на спутник — мало этим варварам, что принесли столько вреда Голубой, теперь еще посягают на Сапфир. Но нам-то все известно…

MegaSwan подлетал к Сапфиру. «Хорошо, — подумал Глор, проваливаясь в легкую дрему. — Значит, я не прощаюсь с тобой, мы еще увидимся, Голубая!» И ему снилось, что все вокруг опять, как в детстве: горели дивными цветами спектра небеса, распевал свою торжественную невеселую песню Синий океан, шелестели пальмы с огромными листьями, которые поедал толстый двадцатиметровый динозавр. И только косматый великан с дубиной на плече выбрался из зарослей и укоризненно погрозил Глору пальцем…

Павел Иванов

Васич

Внегалактическая Ассоциация Счастливых Избранников Человечества

В это утро все было, как и всегда. Я наскоро перекусил яичницей с жареной колбасой. Влил в себя кружку растворимого кофе. Кинул корма рыбкам и вышел на лестничную площадку своего подъезда. Наш старый пятиэтажный кирпичный дом стоит на Севастопольском проспекте. Кругом такие же желтоватые кирпичные пятиэтажки, все одинаковые. Как говорили в советское время, «построено по стандарту». Дома стандартные и район у нас стандартный. Обычный такой спальный район в южной части города. После нас только Чертаново, а это уже окраина в Битцевском лесопарке. Жизнь стандартная. Пять дней в неделю работа, потом два дня выходных. Все одинаково и однообразно, из месяца в месяц. Жил я на пятом этаже. Захлопнув дверь, я, весело насвистывая марш «джентльменов удачи», двинулся вниз. В это время хлопнула дверь на четвертом этаже и в пролете лестницы показалась русая голова моего соседа и приятеля Вовки Васича. Как всегда, в серой водолазке и узких джинсах, с волосами, расчесанными на прямой пробор, этакий Иванушка-дурачок современности, Вовка мерно шагал вниз по ступеням, размахивая своим венгерским дипломатом. Я только открыл рот, чтоб его окликнуть, но в этот момент снова хлопнула дверь его квартиры. Из нее снова вышел Вовка Васич. Все в той же идиотской серой водолазке и прическе на прямой пробор. Он кивнул мне, застывшему соляной статуей на середине лестницы и, весело насвистывая, двинулся вниз, к выходу из подъезда. Он спокойно спускался, а впереди так же спокойно спускался второй Вовка Васич. Хлопнула дверь подъезда. Затем хлопнула во второй раз. А я все так и стоял и не мог сдвинуться с места от охватившего меня шока. Когда я двинулся с места, то машинально оглянулся назад. Но мой двойник не вышел вслед за мной из нашей квартиры. Я открыл дверь подъезда и осторожно выглянул. По направлению к остановке автобуса двигались два Вовки Васича. Я двинулся за ними. Нужно было разгадать этот феномен. На ходу я пытался анализировать сложившуюся ситуацию и размышлял, что же в конце концов произошло. До работы было недалеко. На другой стороне Севастопольского проспекта располагался Институт теоретической ядерной физики, где мы и имели честь трудиться. Только Вовка уже трудился в лаборатории и корпел над своей кандидатской, а я ковырялся в институтской мастерской с разными научными изобретениями.

Вовка вошел в проходную института, показал вахтеру Палычу пропуск и прошел на территорию. Следом за ним все то же самое проделал и его двойник. Но, о ужас, из-за дверей вынырнула фигура Палыча-двойника, которому Вовка-двойник и продемонстрировал свой пропуск. Я стоял неподвижно, не в силах переварить увиденную картину, пока Палыч-1 не окликнул меня и не предложил показать пропуск. Я машинально сунул ему под нос свою книжечку и вышел на улицу из здания пропускного пункта. Возле него стояла вкопанная старенькая деревянная скамья, на которую я очумело и присел. Дело принимало странный оборот. У Васича был двойник, у Палыча тоже, а у меня, выходит, нет? Или я его просто не видел? А видел ли Васич и Палыч своего? Пока я так сидел, мимо меня редкой цепочкой потянулись сотрудники института. Ко мне подходил то один, то другой сотрудник. Кто-то просил прикурить, кто-то просто хотел поздороваться и перекинуться парой слов о вчерашнем футболе. И тут я увидел, что почти у каждого второго из подходивших ко мне за спиной маячит его копия. Копии тоже подходили ко мне, здоровались, просили прикурить. Значит, они меня тоже видят, а не только я их. А как же их настоящие копии, видят ли они своих двойников? Оказалось, что нет. Двойников видел только я один. Мы все вместе — и копии, и настоящие — покурили, а затем потихоньку потянулись на рабочие места. Кто-то в основное здание института, в лаборатории. Кто-то, как и я, на экспериментальный завод. А некоторые и еще дальше, еще глубже под землю. Туда, где находился тщательно охраняемый ускоритель. В цехе я внимательно осмотрел всех работающих, но копий среди них было немного — так, маячили несколько фигур, и всё. Значит, среди рабочего класса копий много не навербовали. Интересно! В обед я быстренько смотался в главный корпус. Там я осторожно приоткрыл дверь центральной лаборатории и заглянул внутрь. Ничего себе! За дверями я увидел сразу пять Васичей. Первый Васич проводил опыты за лабораторным столом, манипулируя колбами и ретортами. Он что-то в них наливал, подогревал на спиртовке, соединял какие-то порошки. Второй Васич в это время усиленно строчил какие-то данные в большой синей тетради. Очевидно, записывал результаты опытов. Третий Васич сидел за дальним столом и поглощал один за другим толстые бутерброды с докторской колбасой, запивая их темным квасом из большой квасной кружки. Четвертый Васич азартно стучал костяшками домино в соседней комнате с копией вахтера Палыча, копией завлаба Марченко — самого Марченко я видел перед этим на лестнице, где он обнимался с курьершей Машкой, — и, похоже, с настоящим старшим сотрудником Пряхиным, потому что второго нигде не было видно. Я закрыл дверь и весь в холодном поту прислонился к синей стене в длинном институтском коридоре. Мысли скакали, как сумасшедшие, и казалось, что они сейчас разорвут на части мой мозг, мою голову. Я не мог осмыслить всего происходящего вокруг меня, и от этого становилось еще страшнее. Работать я практически уже не мог и, кое-как добравшись до медпункта, сослался на сильную головную боль. Медсестра у нас была добрая старушка, просто божий одуванчик, Марфа Эдуардовна, и она спокойно начиркала мне освобождение от работы. Я зашел в цех, нашел мастера, отдал ему освобождение и начал собираться домой. Все это время я смотрел по сторонам и машинально считал, сколько я вижу копий и у кого они есть в наличии. У большинства было по одной, у некоторых по две копии, а как у Васича — сразу четыре — больше я ни у кого не увидел. Выйдя из проходной, я неспешно поплелся домой, приволакивая ноги. Предаваясь размышлениям, я твердо решил для себя сегодня вечером заглянуть к Васичу и все у него узнать. Устроить ему допрос с пристрастием. И пусть только попробует увильнуть от серьезного разговора. Не выйдет!

Я сидел дома, читал книжку, пытался смотреть телевизор или слушать музыку на магнитофоне. Но ничего не получалось. Объем информации, полученный за сегодняшний день, просто распирал голову и не давал ни на чем толком сосредоточиться. Постепенно, отягощенный думами, я задремал и проснулся только тогда, когда внизу громко хлопнула входная дверь. Сразу проснувшись, я услышал в квартире под нами шаги нескольких человек и оживленный разговор. «Ага, Васька с работы вернулся, — подумал я. — Пора к нему спускаться и браться за расспросы».

Я сунул ноги в тапочки, прошел на кухню, выпил кипяченой воды из чайника и начал одеваться. Натянул на себя старые китайские джинсы, майку с изображением Пугачевой и потрепанные замызганные кеды. Захлопнул дверь и спустился этажом ниже. Подойдя к квартире Васича, я надавил на кнопку звонка и не отпускал ее, пока не щелкнул замок открываемой двери.

— А, это ты, Пашка, — сказал Васич, позевывая.

Я отодвинул его рукой и стремительно вошел в квартиру. Прошел сразу в большую комнату и увидел сидящих за одним столом сразу пять Васичей, а шестой стоял в этот момент за моей спиной.

— Володя, что это? — Я обвел рукой сидящую за столом компанию.

— Это все я, только в пяти вариантах, — ответил мне Васич.

— А ты сам-то настоящий? Или тоже копия? — спросил я.

— Настоящий, настоящий! Можешь даже ущипнуть, если не веришь, — засмеялся Вовка.

Этим я не преминул воспользоваться. И, схватив его за нос двумя пальцами, с удовольствием сделал ему большую «сливку».

— Ой! Ой! С ума, что ли, сошел! — завопил Васич, потирая ладонью покрасневший нос.

— Ну ладно, хватит детского сада. Рассказывай, — насел я на него.

Он повздыхал-повздыхал и вот что мне поведал.

— Однажды вечером после работы, — начал свой рассказ Васич, — я забежал в «Стекляшку» на Нагорной. Купил шесть бутылок «жигулевского» и креветок на ужин. И, радостный, двинулся домой, предвкушая вкусный ужин с холодным пивком перед экраном телевизора. На углу дома, возле парикмахерской, передо мной как будто сгустился туман. И из летнего марева появился мужичок небольшого роста, в черном твидовом пиджаке и с железным крестом на лацкане. Крест был, правда, не немецкий, а такой, вроде как древнерусский. Волосы у мужичка были немытые, длинные, с проседью. Лицо круглое и маленькая бородка клинышком. Я только как раз одолел «Десять лет спустя», и он напомнил мне старого Атоса, только без шпаги на боку. Он подошел ко мне и поинтересовался, не желаю ли я облегчить себе существование в этой жизни, причем все будет абсолютно бесплатно. Поначалу я просто послал его к черту! Но он настаивал, и я подумал, что попытка — не пытка. В конце концов серой от него не пахло и копыт и рогов я тоже как-то не заметил. Мы поднялись ко мне на четвертый этаж, и он изложил мне свою позицию. Он привозит специальную аппаратуру и тиражирует меня на несколько копий. А эти копии соответственно выполняют за меня мою работу, даже с девушкой моей встречаются, если это нужно. Я согласился. И вот уже четыре месяца за мной ходят мои копии. Сначала их было две, а теперь уже пять. Нормально. И времени стало больше, и диссертацию я уже почти закончил, да и на девчонок времени теперь просто полно.

Так закончил свой небольшой рассказ Вовка Васич.

— Если тебе интересно, я могу тебя свести с этим мужиком. Он здесь недалеко живет. Я у него уже был два раза, когда делал себе новые копии, — предложил мне Васич.

— Давай! — согласился я.

Вовка оделся, и мы отправились с ним к его знакомому Мефистофелю.

Он жил действительно недалеко. В большом новом доме на Нахимовском проспекте, который мы все прозвали «Бастилия». Мы поднялись на двенадцатый этаж и позвонили в дверь, обтянутую коричневым дерматином. Она молниеносно отворилась, и предо мной предстала еще одна моя одноклассница Ленка Мишанчук. «У них, что тут, бригадный подряд моих бывших одноклассников?» — подумал я. Но Ленка только лучезарно улыбнулась и сказала:

— Вы, наверное, к Алексу? Он, как раз сегодня принимает. Алекс, к тебе — крикнула она в глубину квартиры и умчалась на кухню.

Я осторожно, на цыпочках заглянул вслед за ней на кухню. Возле плиты щебетали две Ленки, и каждая доказывала, как именно правильно варить борщ.

— Вот это да! И Ленка тоже двойник! Да у них тут мафия…! — сокрушенно прошептал я.

Из недр квартиры появился мужчина, точно подходящий под описание Васича. Ну, вылитый Атос, только старый.

— Проходите, — сказал он, пропуская нас в комнату.

Мы вошли и сели за круглый стол. Комната была практически пустая. Шкаф, стол и старый продавленный диван возле стены.

— Меня зовут Алекс, — представился он. — Я из далекого будущего. Мы решили несколько ускорить производственный и научный прогресс этого времени. Удалось узнать, что людей можно копировать и тем самым обеспечить решение больших производственных задач.

Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Внутри стоял большой серый агрегат.

— Это ксерокс, — сказал Алекс. — С его помощью мы тиражируем копии людей, пригодных для размножения.

Он вытащил фотографию Васича, вырезанную из бумаги в полный рост, и запустил в темную щель ксерокса. Аппарат загудел и заглотил предложенный лист бумаги. Через некоторое время из соседней комнаты появилась новая копия Вовки. Она была немного плосковата, худовата, но имела с ним несравненное сходство. На наших глазах она постепенно набирала цвет, становилась круглее, пока полностью не приобрела все нужные кондиции. Причем одежда на ней была та же самая, что и на Ваське.

— Ого! Это и я так хочу, — сказал я Алексу.

Алекс внимательно посмотрел на меня, спросил мои данные. Потом посмотрел что-то в желтом справочнике под названием «Золотые страницы» и со вздохом сказал:

— К сожалению, вынужден вас огорчить. Вас нет в списке ВАСИЧЕЙ. Вы нетиражируемый экспонат. Вы содержите уникальный код коренного землянина. А люди с таким кодом подлежат бережному хранению. Благодаря вашему коду сохраняется уникальный код планеты Земля. Поэтому Земля и человечество будут существовать века. Такие люди, как вы, — большая редкость. Вас на планете всего несколько миллионов из миллиардов живущих, и тиражировать вас — это нарушение межгалактического соглашения за № 007 от 17… года. За такое и схлопотать можно.

После этого он закрыл шкаф и проводил нас до двери. Так мы и вышли на лестницу — я, Вовка и его копия. На улице мы простились. Вовки пошли налево. Я же сел на лавочке и задумался. Вот и не удалось мне получить свою копию и посачковать. Зато я понял, что у меня необычный код землянина и таких людей очень мало на Земле. А не поискать ли мне таких же, как я? Вот с этой мыслью я и отправился попить пива и выработать план действий. Шел и думал: и чего только не случается в спальных районах Вселенной?

Но одна мысль неотступно преследовала меня: все-таки приятно осознавать свою уникальность, хоть и живешь на окраине галактики.

Вот так-то!

А. Санти

Легенда о сердце Ледяного Лорда

— А когда мы им расскажем?

— Не знаю, может быть, никогда, но самое главное — точно не сейчас…

Более месяца назад они высадились на этой планете. Случилось непоправимое, и продолжить путь далее уже не удастся. Выживание в суровых условиях местного мира также под большим вопросом. Необходимо добраться до одной из теоретически еще существующих, давно покинутых, устаревших и заброшенных, но возможно чем-то еще полезных баз. Ресурсов, которые посчастливилось спасти с таким большим трудом, даже при самом строгом расчете и экономии надолго не хватит. А зимы тут суровые… На орбите остался лишь пробитый в нескольких местах спасательный маяк. Но если время от времени ему не подавать корректирующий сигнал, то и он долго не протянет, электроника практически вся пришла в непригодность еще до эвакуации… А подавать сигнал с поверхности планеты желательно регулярно, с одного места и в определенное время. Но как это сделать, если из выживших только двое взрослых, а остальные — дети, спасенные с гибнущей планеты, причем не своей, а мало изученной расы? Эти дети пока ничего не понимают, да и вся операция проходила в жуткой спешке. Большинство беженцев приняли военные корабли, но спасти всех даже при сильном желании просто нереально ни технически, ни по отпущенному войной и судьбой времени. Потому последних спасали все, кто решился помочь, в том числе и несколько оказавшихся поблизости научных судов взяли на борт беженцев, сколько смогли. И только этот маленький исследовательский корабль единодушно присоединился к спешной эвакуации, без размышлений выбросив все научное оборудование, запасы и даже результаты своей многолетней работы. Потому что жизни важнее, их никогда не вернуть. Времени размышлять не было, когда с каменистого плато, уже утопающего в огне, был послан призыв спасти оставшихся детей. И безоружный маленький исследовательский кораблик совершил невозможное, прорвавшись на планету и забрав последних из оставшихся…

Но им не суждено было долететь до другой звезды, и вот они затерты во льдах чужого и негостеприимного мира. Только маленькие пассажиры планеты, которой уже, наверно, нет, надеются и ждут, что за ними придут их взрослые, и наполненные печалью и тревогой глаза постоянно спрашивают: зачем мы здесь? За что? Даже заставить их есть — уже непростая проблема, потому что их раса бывает подвержена разрушительным переживаниям и депрессивному желанию от всего отстраниться и не так цепляется за жизнь, как другие. Это не дети Земли, а совсем иначе воспитанные. Им страшно, но они гордо молчат и наедине с собой мучаются вопросами, стараясь посторонним показаться независимыми и сильными. Так их учили наставники, но на самом деле они слишком малы, чтоб осознать серьезность положения. Им не так страшен холод, как недостаток пригодного для дыхания воздуха или еды. Слишком многое им пришлось терпеть в последние месяцы перед эвакуацией, и сил на что-то большее уже не осталось. А маленький почти разбитый маяк на орбите — последняя надежда на спасение, дающая шансы, только если он не упадет на планету или не слишком отдалится от нее, затерявшись в космосе среди астероидов и обломков чужих кораблей, или просто не сгорит, приблизившись к солнцу.

* * *

— Ради выживания мы должны покинуть это ненадежное временное убежище. Это уже решенный вопрос, ради детей. Мы обязаны искать все возможные и невозможные варианты. Остается подумать, как это им объяснить и что им придется делать в наше отсутствие. Все придется делать вручную, потому что почти ничего не осталось и ремонту не подлежит.

— Мы расскажем детям легенду. Это ведь необычные дети, просто дать им инструкции в их возрасте бесполезно. Мы должны дать им больше, чем надежду, — мы доверим им важное дело. И не ради их самих, потому что лишь ради себя они не умеют ни жить, ни бороться со своей депрессией, а ради достойных. Практически мы поступим так же, как было принято в их достаточно жестком и обособленном обществе. Понадеемся на их привычки и гены, другого пути сейчас просто не найти, будь у нас больше времени и ресурсов или будь они немного постарше…

* * *

— Уверен, что они все правильно поймут?

— В самый раз. Они же совсем другие. Это ты в первую очередь по своей земной привычке обращаешь внимание на саму личность, а они в первую очередь смотрят на поступки, на деятельность. Мы наделали ошибок, но они больше ценят то, чего мы достигли. Посмотри, как они смотрят на тебя. Они не пропустят ни одного поступка, они наблюдают за нами.

— Мне бы твою уверенность! Хотя это был риторический вопрос… Мне кажется, что огонь тоже бывает холодным, разным. И для меня тут он действительно холоден. Мысль про огненную звезду как-то не приходила мне в голову, хотя мы практически живем среди звезд в последнее столетие. Мне кажется жестоким и неприемлемым, когда так обходятся с тем, кто всегда заботился о других и в кои-то веки захотел хоть что-то для себя. Хотя меня мучает даже вопрос, что же он такое захотел? Ты допишешь эту историю хотя бы для меня?

— Дело не в том, что именно он захотел, мы тоже не идеальны, дело в том, кем при этом он был. Он жил так, что у него для себя даже времени не хватало, но не мог жить иначе. Суть в том, что некоторые вещи не стоит менять, даже если можешь, и нельзя отказаться… Откажись от своих обязанностей — кто тогда их исполнит, кому по силам? Некому было оставить, нельзя переложить на чьи-то плечи — вот и получилось, что единственный выход был тот, что был сделан. И даже этот нелегкий выбор послужил на благо всем. Мог ли пожелать нечто недостойное? Конечно, не мог. Ничего необычного, просто было немыслимо, что он может пожелать что-то для себя, ведь он был больше инструментом, как часы, часы должны отмерять время, очень нужная вещь, но разве могут быть у часов желания? Потому не важно, что он пожелал, может, он захотел завести себе кота, научиться вязать крючком или немного личного времени… Главное, как он жил и что сделал для других.

— И ты полагаешь, они это поймут?

— Обязательно. Именно это они и способны понять. Ты посмотри, как они смотрят и ждут…

* * *

Лой спустился с верхней площадки, помогая себе второй парой рук, и осторожно положил на стол небольшой прибор из тех, которые еще функционировали. Возвращаться к своим он не торопился, хотя его смена закончилась еще несколько минут назад. Он уже слышал, как к нему идет младшая сестра, и знал, что она опять будет просить. Она это просит каждый раз, когда на душе у нее сгущаются сумерки и мучает неопределенность. А то, что он рассказывает, помогает всегда и безотказно. И не только ей — это помогает всем и даже ему самому. В минуты отчаянья и одиночества, когда уже ни во что не хочется верить и не остается ни желания, ни сил, он повторяет это сам себе. Люди, которые их вывезли из огня, были слишком далекими и непонятными, все, что они делали или говорили, требовало больших усилий для понимания и все равно казалось слишком странным и чужим. И только то, что они передали перед уходом, оказалось самым понятным и ценным. Они обязательно вернутся, ведь у каждого достойного уважения есть свой долг, который нужно исполнять. А пока их нет, ему и оставшимся тоже нужно исполнять свой долг. Чтоб ничего, что сделали другие достойные, не было зря и чтобы стать таким же достойным. Это он отлично понимал и принимал. Сестра мягко протопала маленьким ножками, одетыми в меховые мокасины. Она сдержанно поприветствовала Лоя и, сразу забыв о нордическом этикете, обняла и попросила от имени всех оставшихся, чтоб не показаться самой слабой:

— Ты нам обещал сегодня рассказать еще раз, ты рассказываешь лучше всех, ну пожалуйста…

Он это рассказывал уже много раз, но ни один из них не был последним и не будет. Когда ему это передали люди, он даже не сразу поверил, как такое может быть. Каждое слово было ясным и ярким, как небо над его давно покинутым домом. Это было равноценно инициации, которую ему предстояло пройти еще нескоро. И вот самые младшие уже черпают в этом свои силы и учатся действовать и жить, так же как учили бы наставники дома. Откинувшись на своем сиденье, он заглянул в глаза младших и начал…

* * *

Сердце Ледяного Лорда.

Это было очень давно.

В том Мире и в то Время Он был тем, кого сейчас назвали бы Верховным Техномагом, а не простым правителем на троне. И обязанностей у Него было намного больше, чем у других, потому что Он все делал один, — так уж сложилось. Он жил в самой высокой башне огромной цитадели. У Него был свой двор, свои люди и друзья, но все же большей частью роскошные залы были пусты. Он не требовал лишнего, и большую часть времени люди были заняты собственными делами, семьями и хозяйством. Он был высок и достаточно красив. В руки Его легко ложились и рукоять клинка, и тонкий стебель хрупкого цветка. И каждый день к Нему приходили те, кто нуждался в Нем, да и Сам Он многое знал и помогал без всяких просьб. Он призывал дожди, когда были засухи, строил, спасал, судил, говорил и молчал… И ни разу никому в голову не пришло сказать даже простое «спасибо», потому как Он делал то, что был должен. И это считалось сутью Его существования. Никто даже не обращал внимания на Его заботы. Для всех Его труды были естественным положением вещей. Если бы Он вдруг что-то пропустил, все обратили бы внимание, шептались бы, беспокоились, что случилось с Ним, почему не выполнил должного, как выполнял всегда.

Иногда, находясь рядом с друзьями, Он понимал, что все они далеки от Него. Вроде бы рядом, веселятся, но когда Он присоединяется к ним, смех становится тише и кажется, что до Его прихода они говорили совсем о другом. И тогда казалось, что между ними незримая стена, но Он старался прогнать от Себя это странное чувство.

Лишь однажды Он пожелал что-то для Себя Самого и поделился этим с тем, кого считал лучшим другом, но друг поступил совсем не так, как Он ожидал. Друг вспылил и стал хмур. И много было сказано громких и несправедливых слов, а суть была в том, что друг обвинил Его в эгоизме и гневно отвернулся. Нет, Он не разозлился тогда, хотя мог бы и как Лорд имел на это право. Он мог бы уничтожить ушедшего так же легко, как вызывал ливень на иссушенную землю. Но не об этом Он думал, глядя вслед ушедшему, — Ему просто стало печально.

В полном смятении Он лег, сбросив тяжелую верхнюю одежду и не закрывая глаз, и вокруг Него, словно фантастический ковер, медленно расцвели тонкие переплетения цветных узоров, рожденные Его воспоминаниями. Некоторые из них были яркими и радостными, словно светились изнутри, бережно обнимая контуры Его тела. Он раскинул широко в стороны руки, чтоб прикоснуться к ним пальцами, раздвигая границы, словно стремясь ощутить, поддержать и усилить этот свет, а местами узоры скрывали темнеющая дымка и подступающая темнота…

Он понял, что всегда был один, с самого начала.

И тогда Он закрыл за Собой двери Своей башни, отгородившись от всех.

Лишь спустя несколько дней люди заметили неладное. Никто не заботился об их нуждах, как прежде, не выслушивал их просьб, не спешил на помощь… Сначала они ждали, потом стучали в кованые двери, но ломать не рискнули. Запоздало они спохватились и задумались, а когда осознали, в чем дело, решили дождаться, пока Он Сам выйдет, и к этому времени приготовить разные дары за все хорошее, что было и будет когда-то Им сделано. Были среди даров и те, что должны были напомнить о счастливом времени, проведенном с друзьями, чтобы Он понял и поверил, что Он не одинок. А еще они нашли того, по чьей вине это случилось…

— Когда Он выйдет, извинись перед Ним…

И друг Лорда, молча склонив голову, ждал вместе с остальными Его возвращения. Наконец двери башни отворились и Он вышел им навстречу. И было много теплых слов и даров. Он принимал их, благосклонно улыбаясь, кивал и говорил со всеми. Но присутствующих не оставляло чувство, что что-то не так. Он был непринужденно вежлив и внимателен, но только так и там, где это следовало делать.

— Поговори же с ним, — шепнули другу.

— Я был неправ, прости. Конечно, Ты имеешь право на то, что пожелал. Я только поддержу Тебя, — сказал друг, оставшись с Ним наедине.

Но в ответ все та же вежливая улыбка, а взгляд будто насквозь.

— Тебе не надо беспокоиться. Я больше не нуждаюсь в этом. Мне уже ничего не надо, — безмятежно ответил Он и прошел мимо удивленного друга.

Почему?..

Тогда, за закрытыми дверями башни, у Него появилось время подумать о Себе и принять единственное решение для Себя. В один из вечеров Он поднялся на самый верх башни, а потом еще выше, ступая по невидимым ступеням прямо к ночному небу. И там Он оставил Свое сердце холодной и яркой Звездой и спустился обратно, чтобы следующим днем вернуться в мир.

— Но почему? Как? Зачем? — Голос друга прерывался от волнения: — Как же так?

— Я понял, что оно мне не нужно. — Он лишь на мгновенье обернулся, чтобы дать ответ, и ушел, чтобы заняться привычными делами.

Тысячи лет прошли, уже никого не осталось из тех, кто помнил Его. Даже потомков того народа уже нет, и прожито столько жизней, что можно забыть о той истории. Он видел многое, но чаще оставался равнодушен, а своими лучшими собеседниками считал цветы и камни. Он больше не искал ни друзей, ни врагов — ничего. И прозвали его Ледяным Лордом за холод и спокойствие, что исходили от Него.

А сердце, оставленное в небе, по ночам все так же сияет недосягаемой четырехконечной Звездой. Той, что стала Путеводной… Звездой, что ведет корабли от земли к земле, никогда не предавая и ничего не прося взамен.

И нет рядом с ней ни одной столь же яркой или близкой…

«У этого Ледяного Лорда сердце было огненной звездой. И пусть Он кажется холодным, но, глядя на Его звезду, нельзя остаться равнодушным, неблагодарным или холодным… А если остался, то Этот Холод — твой. Только твой. Но это уже другая история…».

Так и пояснил историю тот исследователь, кто ее рассказал, и шагнул за порог убежища в поисках спасения для всех.

* * *

Закончив, Лой встал, но не пошел отдыхать вместе с остальными, а поднялся наверх, чтобы снова посмотреть на темное небо. Там заметной точкой сверкала Звезда. Сердце Ледяного Лорда, которое было нужно поддерживать, чтоб оно служило всем достойным Путеводной Звездой.

Алекс Громов

Взглянуть на Вселенную

Для того, ощутить себя не обычным существом, навсегда застрявшим на какой-то неудобоваримой планете, а одним из жителей Вселенной, достаточно произвести у себя расширение сознания и внутреннюю модификацию.

Для этого лишь необходимо добавить в свои узкопланетные выражения расширитель — слова: галактический, звездный, космический, вселенский.

Наглядные примеры:

Снесут все на хрен и построят галактические многоэтажки!

Этот рыбий жир — местный или звездный?

По многочисленным просьбам галактических трудящихся! Скидки на натуральный мех редких космических животных!

Жилой комплекс Космическая Элита! Готов для любой жизни!

Скажите, это автобус идет в Центр Вселенной?

Туалетный утенок Галактический! В жизни пригодится!

Серьезный мужчина познакомится с молодой космической девушкой для поддержания серьезных отношений!

Фитнес! Рядом с твоим домом! Рядом с твоей галактикой!

Купи по дороге звездную курицу!

Банк Куручукнагарский! Раз в пятилетие — космические проценты со вклада!

Звездный наполнитель для кошачьих туалетов!

Игра «Prince/Lady of Cosmos»! Вселенной без тебя не обойтись!

Ну, конечно, не на Садовом кольце, но до Центра всего 7 галактических остановок!

Уважаемые абитуриенты и родители! Институт галактического транспорта ждет вас!

Свой галактический сосед лучше чужого!

Мунован Муноди

Пыль галактик на сапогах

— Первыми на новую планету с разумной жизнью ступают…

— Галактические спецназовцы!

— Боевые дроиды!

— На самом деле — юристы. А то потом судиться…

— Не может быть!

— Любое вооруженное противостояние рано или поздно заканчивается, и тогда в силу вступают закон и порядок. И кто-то оказывается виновным в их нарушении.

— А всякие там Чужие? Как быть с ними? Как с ними существовать?

— Многообразие форм жизни вовсе не означает многообразия видов человеческого поведения. Трудности кроются в деталях. Поэтому мы, гуманоидные юристы, умеем выбрать нужную интерпретацию.

Это был мой первый дальний полет и моя первая вылазка на чужую планету. Галактический юридический университет, факультет звездного права, диплом с отличием. Младший корабельный юрист Дальнего контактного поиска.

Одна из еще ненумерованных планет безымянной звезды в секретном каталоге «Перспективное». Окраина обитаемой Вселенной. Орбита — чистая, без единого спутника. На поверхности планеты присутствуют различные виды животных.

Катер сел в точно намеченном месте, на краю небольшой равнины. Слева поодаль начиналась невысокая горная гряда, справа — густой лес.

Атмосфера — судя по показаниям приборов, годная для дыхания, но первый раз на чужой планете не рискуют.

Сколько раз приходилось надевать скафандр универсальной защиты на тренировках, а теперь — для настоящего дела.

Герметичный люк переходной камеры катера открылся рывком, и я буквально вывалился на чужую — пока еще — планету.

Галактический спецназ сзади замер в ожидании — была моя очередь.

— Все уважаемые обитатели планеты! Я, представитель Галактического Альянса, прибыл к вам для заключения соглашения! — И я через шлем, вроде как, широко улыбнулся. Эхо сказанной пары фраз, усиленное динамиками, загремело по всей округе.

Прошло несколько тягостных мгновений, и из-за невысокого кустарника, примыкавшего к лесу, показалось Оно. По виду — обычный человек, можно для узкого круга сказать — дикарь. Среднего роста, в какой-то пятнистой шкуре. Блондин. И, не доходя нескольких метров до меня, начал говорить.

— У нас своей пыли хватает. — Похоже, мой универсальный переводчик «со всего на все» оказался не самым лучшим. Придется попробовать еще раз.

— Все уважаемые обитатели планеты! Я, представитель Галактического Альянса, прибыл к вам для заключения соглашения! К вашим услугам — если мы договоримся, будут лучшие товары галактики и замечательные услуги.

— У нас своей пыли хватает. — Видимо, мой переводчик все же барахлит. Или здесь живут полные придурки, которым нет дела до миллиона предлагаемых им товаров. Где еще найдут такое изобилие? И работу с двумя выходными и даже отпуском.

— Это будет долгосрочное сотрудничество. Мы пришли к вам с миром и контрактом. Всем будет хорошо!

— У нас своей пыли хватает.

Что он там с этой пылью застрял? Пусть подписывает (под запись!) Договор о Дружбе, Сотрудничестве, Взаимопомощи, Защите от недругов и Торговое приложение, и мы начнем свое дело.

Мы так и не подписали на этой планете контракт, уступив место Вооруженным Силам Галактики, которые не боятся никаких чужих крючкотворов и обустраиваются на планетах, даже для приличия не спрашивая разрешения аборигенов. И уж точно заставляют их работать без всяких отпусков.

Мне не дали второй попытки, и пришлось стать обычным планетарным юристом. Женился, родились сын и дочь, поэтому порой приходится работать с всякими крючкотворными бумагами и по выходным.

Дочь собирается получать диплом риелтора — сейчас возрос спрос на недорогие мансарды в дальних мирах, а сын… пойдет в галактическое военное училище. Он у меня патриот и до сих пор переживает ту первую отцовскую неудачу на далекой планете.

Сын надеется, что после окончания училища, получив звание лейтенанта звездной пехоты, он будет служить на той самой планете и научит местных жителей уму-разуму и уважению к представителям более высокого разума, пусть и необязательно в военной форме.

А уж военных — тем более. Пусть слизывают звездную пыль с их сапог.

Кстати, мой универсальный переводчик тогда действительно сбоил — туземец говорил «пыль», имея в виду ненужные для жизни на планете предметы…