Оливия усмехнулась.

— Ты не можешь себя вычеркнуть. Это ведь не твой список.

— И все же это так. — Стерлинг заглянул Оливии в глаза. Он сжимал ее в объятиях. Именно здесь было ее место. Именно здесь Стерлинг намеревался оставить ее до конца жизни. Только вот сделать это будет непросто. — Я не желаю быть всего лишь строчкой на листке бумаги. — Губы Стерлинга накрыли губы Оливии в неторопливом чувственном поцелуе. Он не прерывал поцелуя до тех пор, пока ее тело не расслабилось в его руках, а сама она не ответила на призыв со всей страстью, на какую была способна. — Я хотел заставить тебя вычеркнуть мое имя из списка после свадьбы, но я слишком нетерпелив. А ты — все, что я хочу. Что всегда хотел.

— Хорошо, — еле слышно вздохнула Оливия.

Стерлинг прищурился.

— И что это значит?

— Считай, что тебя уже нет в моем списке.

— И ты не станешь со мной спорить?

— Нет, — выдохнула Оливия. Она прижалась губами к губам Стерлинга, и тому потребовалось немало усилий, чтобы держать себя в руках. Он немного отстранился и поцеловал чувствительное местечко за ухом Оливии.

— А как насчет замужества?

— Нет. — Оливия вздохнула. — Я не выйду за мужчину, который берет меня замуж потому, что чувствует себя обязанным сделать это.

— Но мною руководит вовсе не это чувство. — Губы Стерлинга скользнули вниз по ее шее.

Оливия вздрогнула:

— Я думала, ты хочешь поговорить.

— Поговорим позже, — пробормотал Стерлинг.

Оливия запрокинула голову назад и прикрыла глаза.

— Ты соблазняешь меня?

— Пытаюсь.

Оливия замерла, открыла глаза и посмотрела на Стерлинга.

— Тогда ты должен знать, что я не делала ничего подобного уже очень долго.

— Тебе не нужно говорить…

— Нужно. — Оливия поморщилась. — У меня не было мужчины более девяти лет. Мой покойный муж…

— Был жестоким человеком и дураком.

— Нет, я не о том… — Оливия покачала головой и мягко попыталась высвободиться из объятий Стерлинга. — Ты должен знать…

— Я ничего не должен знать.

— Должен.

— Ливи. — Стерлинг протянул к ней руки. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Оливия долго смотрела ему в глаза, а потом кивнула.

— Я сама отказывалась говорить о прошлом. Но пришло время оглянуться назад.

— Вовсе не…

Не обращая внимания на Стерлинга, Оливия продолжала:

— Я пыталась избежать замужества, сказав ему, что я не… что у меня был…

— Я. — Стерлинг кивнул, стараясь не обращать внимания на угрызения совести. — Продолжай.

Сотня эмоций отразилась на лице Оливии.

— Наша с тобой ночь кажется теперь сном. Но она была так прекрасна. А с ним… — Оливия отвела взгляд и смотрела теперь на что угодно, только не на Стерлинга. — Я не хотела делить с ним постель, но ему не было до этого никакого дела. Сначала я сопротивлялась. И сопротивлялась долго. Он…

Стерлинг сжал руку Оливии.

— Тебе необязательно…

— Я должна выговориться. Потому что держала это в себе слишком долго. — Она замолчала, словно подыскивала правильные слова. — Ему нравилось, что он мне ненавистен. Нравилось мое сопротивление. Нравилось то, что он может делать со мной все, что захочет. Брать, что захочет. Ибо я была его собственностью, как и любой из принадлежащих ему артефактов. — Оливия посмотрела на Стерлинга. — Но я поняла, что сопротивление напрасно. Он получал наслаждение от того…

— Ливи…

— Причиняя мне боль, он получал физическое наслаждение. Если я не сопротивлялась, меня не нужно было принуждать или бить. А раз так, то и ко всему остальному интерес пропадал. Поэтому… — Оливия закрыла глаза, словно молила Бога дать ей сил. — Я сдалась. Перестала с ним бороться. И вскоре он окончательно потерял ко мне интерес. Я жалею о том, что сдалась. Мне стоило быть сильнее. Но… — Оливия вздернула подбородок. — Он мертв, а я никогда еще не была так жива. — Она шумно выдохнула. — Я хочу быть с тобой, Стерлинг. Хочу разделить с тобой постель. Но…

Стерлинг покачал головой.

— Тогда мы можем подождать.

— Нет, — Глаза Оливии расширились, и она с силой толкнула Стерлинга в грудь. — Ты с ума сошел? Я думала, ты хочешь этого. Хочешь меня.

— Так и есть.

— И все же ты хочешь подождать? — Оливия вновь толкнула его в сторону спальни.

— Нет, — медленно промолвил Стерлинг. — Но…

— У меня нет никакого желания ждать. Мы и так ждали слишком долго. — Оливия в очередной раз толкнула Стерлинга, и толкала до тех пор, пока его ноги не коснулись края кровати. — Я вновь хочу ощутить то, чего уже почти не помню. Хочу вновь почувствовать, как это: быть обнаженной в твоих объятиях, прикасаться к твоей теплой коже и слышать, как твое сердце бьется в унисон с моим. — Оливия обвила шею Стерлинга руками, и он потерял равновесие. Они вместе рухнули на кровать, и Оливия принялась целовать его страстно и неистово. — Я хочу того же, что и ты. Я слишком долго этого хотела.

— Ливи. — Стерлинг со стоном обнял женщину и крепко прижал ее к себе. Он будет делать то, что она попросит. И так будет до конца их дней.

Губы Оливии приоткрылись, и Стерлинг погрузился в их гостеприимную глубину. Они благоухали вином, страстью и многообещающим настоящим.

Оливия принялась стаскивать со Стерлинга одежду, а тот, в свою очередь, боролся с застежками на ее платье. Стерлинг не мог насытиться прикосновениями, его рассудок затуманился желанием и любовью. Жесты влюбленных становились все более хаотичными и отчаянными. Стерлинг тщетно боролся с многослойными юбками, а Оливия пыталась стянуть с его плеч сорочку. Наконец платье сдалось на милость победителя, и Оливия, извиваясь всем телом, освободилась от него и отшвырнула в сторону. Губы Стерлинга были теперь везде: на ее губах, шее, плечах. Оливия поспешно развязала галстук на его шее, а он освободился от сорочки, которая тут же последовала за платьем. Губы Стерлинга спустились ниже, к холмикам грудей, возвышавшимся над корсетом. Ватными от нестерпимого желания пальцами Стерлинг развязал ленты и швырнул корсет на пол, в то время как рука Оливии, уже расстегнув пуговицы на его брюках, ласкала обнаженную кожу. Стерлинг даже не понял, как все произошло, но в мгновение ока их с Оливией одежда оказалась разбросанной по всей спальне, а она лежала подле него совершенно нагая.

С минуту Стерлинг мог лишь любоваться открывшейся его взору картиной: белокурыми волосами, разметавшимися по подушке, теплой кожей цвета спелого персика, полными грудями, округлыми бедрами и плоским животом.

— Стерлинг. — Оливия протянула руку. — Это не страху в лицо мне предстоит заглянуть.

— Прекрасно, — пробормотал в ответ граф, зарываясь лицом в ее шею. Его руки блуждали по телу Оливии, не пропуская ни одного дюйма восхитительной, похожей на шелк кожи, а потом сомкнулись на ее пояснице. Мягкие груди Оливии прижались к груди Стерлинга, а он обхватил ладонями ее ягодицы, нежно массируя их и лаская. Стерлинг говорил себе, что торопиться не следует, смакуя каждое пьянящее мгновение, думая о ее наслаждении, но сдержаться не мог, требуя большего.

Коснувшись губами груди Оливии, он легонько сжал зубами сосок и ласково прошелся языком по его тугой вершинке. Оливия охнула и выгнулась ему навстречу. Стерлинг играл с ее сосками, переключая внимание с одного на другой, в то время как его пальцы спустились вниз, к самому сосредоточию ее страсти. Нежное лоно было влажным и горячим от возбуждения, и Стерлинг легонько погладил бархатистые складки. Оливия сжалась, а ее пальцы с силой впились в его плечи.

Стерлинг немного отстранился и посмотрел ей в глаза. Он видел, как настороженность сменилась восторгом. Оливия тонула в эмоциях и ощущениях, порождаемых его искусными руками, в то время как самого Стерлинга окончательно поработило необузданное желание.

Он немного приподнялся, а потом медленно и осторожно погрузился в ее лоно. Оно было тугим, влажным и горячим, и с губ Стерлинга сорвался стон наслаждения. Он двигался медленно, старясь держать себя в руках и продлить это чудо соития. Но Оливия обхватила его ногами и прижимала к себе, побуждая к действию. Стерлинг медленно приподнялся, а потом так же медленно подался вперед. Теперь он слышал лишь стоны Оливии, перемежающиеся с его собственными. Он приподнялся и вновь подался вперед. Оливия покачивала бедрами в такт его движениям. Вновь и вновь Стерлинг мощно погружался в ее лоно, и вновь и вновь Оливия требовала большего. Стерлинг потерялся в ощущении ее кожи под своими ладонями, в удовольствии от единения их тел, в радости от слияния их душ. До тех пор пока борьба с желанием освобождения не разорвала его на части.

Внезапно Оливия замерла и сжалась, а потом содрогнулась всем телом. Она выкрикнула его имя, выгнулась и впилась пальцами в его плечи. Ответная реакция не заставила себя ждать. И вот уже собственное тело Стерлинга содрогалось от накатывающих на него мощных волн наслаждения.

С его губ сорвался протяжный стон, и он в последний раз подался вперед, заполняя лоно Оливии, объявляя ее своей. Еще несколько мгновений он смаковал это ощущение единения. Они вместе. Навсегда.

Влюбленные лежали рядом, крепко обнявшись, и их сердца бились в унисон. Оливия тяжело дышала. Стерлинг тоже пытался перевести дыхание. Он погладил волосы Оливии и услышал, как она тихонько вздохнула в ответ — вздох удовлетворения и, без сомнения, любви.

— О Господи. — Оливия издала легкий смешок, и при звуке этого глупого, до сих пор не стершегося из памяти девичьего смеха у Стерлинга сжалось сердце. Он улыбнулся, хотя еле сдерживался, чтобы не рассмеяться в ответ.

— И в правду: о Господи, — пробормотал он.

Оливия подняла голову и заглянула Стерлингу в лицо.

Ее собственные зеленые глаза были темными от страсти.

— Это вообще нормально?

Стерлинг рассмеялся.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну… я хотела спросить: так и должно быть? Это странно или необычно?

— Ты считаешь то, что произошло, странным или необычным?

— Я считаю, это было восхитительно. — Оливия изумленно улыбнулась. — Воистину восхитительно.

Стерлинг крепче прижал ее к себе.

— Так происходит, когда мужчина заботится об удовольствии своей партнерши больше, чем о своем собственном.

— Я не знала… в общем, спасибо тебе.

— Нет, это тебе, — Стерлинг поцеловал Оливию в кончик носа, — спасибо.

Оливия вновь тихо засмеялась и устроилась поудобнее подле Стерлинга.

— Не за что.

Опустошенные, они лежали так еще некоторое время. Проникавший в окно свет полуденного солнца превратил волосы Оливии в золото и позолотил ее кожу. Она словно бы мягко светилась изнутри, но Стерлинг знал, что дело вовсе не в свете Венеции, воспеваемом поэтами и художниками, а в силе духа и красоте самой этой женщины. И она принадлежала ему.

— Теперь, — Стерлинг поцеловал Оливию в губы, нос и лоб, — тебе придется выйти за меня замуж.

Оливия рассмеялась.

— Не говори ерунды.

— Это вовсе не ерунда. Ты соблазнила меня, и теперь должна взять в мужья.

— Я соблазнила тебя давным-давно.

— А теперь пришло время платить по счетам.

— Я не намерена вновь связывать себя узами брака.

— А я намерен тебя переубедить.

— Более того, я никогда не выйду замуж за человека, считающего, будто он обязан на мне жениться.

— Я тоже не женился бы на такой женщине. — Стерлинг схватил руку Оливии и поднес к губам.

— Я не стану выходить замуж только потому, что у меня нет выбора, — предупредила она. — Чтобы защитить себя от нищеты.

Стерлинг поцеловал ладонь любимой.

— Джозайя будет ужасно разочарован.

— В любом случае я не выйду замуж до тех пор, пока не получу свое наследство.

— Я это знал. — Стерлинг улыбнулся. — Именно поэтому сделаю все, чтобы наша экспедиция увенчалась успехом. Кроме того, неплохо жениться на женщине с деньгами.

Оливия рассмеялась.

— Или выйти замуж за мужчину с деньгами.

— Кстати, знаешь, когда я понял, что твой отец лжет? — медленно произнес Стерлинг.

— Когда?

— Когда он сказал, что ты решила выйти замуж за Рэтборна, так как его состояние больше моего. — Стерлинг улыбнулся. — А ведь тебя никогда не волновала толщина кошелька.

— Это оттого, что я никогда не жила в нужде. — Оливия долго молчала. — Когда я написала тебе первое письмо — сразу после твоего разговора с моим отцом, — я не представляла, как далеко зайдет виконт, чтобы заполучить меня. Не знала ни о первом письме, ни о последующих, он пригрозил, что убьет тебя, если я откажусь стать его женой. И это были не пустые слова.

У Стерлинга перехватило дыхание.

— Ты вышла за него, чтобы спасти меня?

— На самом деле это не так благородно, как может показаться на первый взгляд. Я не видела иного выхода. — Оливия пожала плечами. — Твоя безопасность была очень важна для меня, но и отца тоже нельзя было сбрасывать со счетов. — Ее лицо приобрело ожесточенное выражение. — Хотя если бы я не боялась так сильно за твою жизнь, мне было бы все равно, как поведет себя отец. Я была уверена, что смогу пережить любой скандал. — Оливия села на кровати, подтянула к груди колени и, обвив их руками, положила на них подбородок. — Полагаю, ты должен узнать все.

Стерлинг перекатился на бок и подпер голову рукой.

— Что — все?

— Причину, по которой отец принудил меня к замужеству. Почему обменял мою жизнь на свою.

Стерлинг не произносил ни слова.

— Какими бы извращенными ни были пристрастия моего покойного мужа, — Оливия взглянула на Стерлинга, — мужчинам не возбраняется бить своих жен.

Стерлинг кивнул.

— Это ужасно. Мужчина, который причиняет боль более слабому человеку только потому, что это не возбраняется, не достоин называться мужчиной.

Оливия рассеянно улыбнулась, а потом устремила ничего не видящий взгляд на стену, словно перенеслась в прошлое.

— Мой отец знал, что, если его тайна станет известна, ему конец. Так же как и мне. Но я сомневаюсь, что его волновала моя судьба. — Оливия замолчала, подбирай слова. — Как я уже сказала, пристрастия виконта были отвратительны, но он действовал в рамках закона. Мой же отец… — Она замолчала, словно собираясь с силами. — В общем, его не интересовали женщины. Он отдавал предпочтение мужчинам. Молодым мужчинам.

— Святые небеса!

Оливия покачала головой.

— Я ничего не знала. Но виконту доставляло невероятное удовольствие в деталях описывать похождения моего отца.

— О Господи. — Стерлинг сел на кровати и прижал к себе Оливию. — Но ты права: вместе мы пережили бы этот скандал.

— Теперь это вряд ли имеет значение. Угроза вашим жизням миновала, и если мне повезет, я скоро побью своего покойного мужа в им же самим затеянной игре.

— Дьявол. — Стерлинг поморщился. — Я едва не забыл, хотя до завтрашнего утра мы все равно ничего не сможем поделать.

Оливия отстранилась и посмотрела на Стерлинга.

— Что еще?

— Джозайя обнаружил дополнение к завещанию, которого почему-то не заметили раньше.

— Дополнение? — Оливия опасливо посмотрела на Стерлинга.

— Довольно неприятное. — Граф вздохнул. — Если ты попытаешься собрать коллекции, не дожидаясь окончания периода траура — то есть раньше, чем с момента смерти твоего мужа пройдет год, — сделать это придется в ограниченный период времени.

Оливия сдвинула брови.

— Насколько ограниченный?

— Ты должна уложиться в столько же дней, сколько прошло с момента смерти твоего мужа до приобретения первого артефакта.

Глаза Оливии округлились от ужаса.

— То есть…

— Всего тридцать шесть дней. С момента нашего отплытия из Египта прошло семь дней, стало быть…

— Остается двадцать восемь. — Оливия смотрела на Стерлинга так, словно не верила своим ушам. — Двадцать восемь дней?

— По нашим подсчетам, да. — Стерлинг кивнул. — Но не забывай про время на дорогу. Принимая во внимание тот факт, что на это уйдет шесть дней, на завершение третьей коллекции остается двадцать два дня.

— Мы должны немедленно вернуться в Лондон. — Оливия хотела было встать с постели, но Стерлинг схватил ее за руку и притянул к себе.

— Уехать мы сможем не раньше завтрашнего утра.

— И все же мне нужно собрать вещи. — Оливия оттолкнула руку Стерлинга, обмоталась одеялом и спрыгнула на пол. — Мы предположили, что третий артефакт находится в Лондоне. А если нет? Что, если нам вновь придется пересечь океан? — В голосе, Оливии послышались панические, нотки. — Что, если…

— А что, если добыть третий артефакт будет так же легко, как и два первых?

Оливия посмотрела на Стерлинга.

— На это нельзя рассчитывать. Мой покойный супруг был очень умным человеком, но, думаю, даже он не догадывался, что я обращусь за помощью к тебе или кому-то еще. Если бы сэр Лоуренс не был знаком с твоим отцом и если бы графиня не вошла в мое положение, нам ни за что не удалось бы получить два первых артефакта. Да я и не решилась бы поехать в такую даль в одиночку. — Оливия покачала головой. — Кроме того, мы все сошлись во мнении, что сложнее всего будет добыть последний артефакт.

— Без сомнения. — Стерлинг огляделся в поисках халата, заметил его среди разбросанной одежды и, накинув на плечи, встал с постели. — И все же он тебя недооценил.

— А что, если…

— Достаточно. «Что, если» — не та игра, в которую мы можем позволить себе играть.

Оливия прижала ладонь ко лбу.

— Наверное, ты прав.

— В данный момент ты ничего не можешь сделать. Уедем мы только завтра утром. — Стерлинг улыбнулся. — Но, полагаю, время до утра мы скоротаем за весьма приятным занятием.

Оливия неохотно улыбнулась.

— Ты так ненасытен?

— Мы потеряли слишком много времени.

— И мы наверстаем его, когда все это закончится. Но раз мы уезжаем утром, мне нужно собрать вещи.

Оливия наклонилась, чтобы поднять платье, и одеяло соскользнуло, обнажив спину, бедра и ягодицы. У Стерлинга перехватило дыхание. Он взял Оливию за талию и теперь смотрел на ее спину. К сожалению, чуть раньше он был слишком занят, чтобы заметить это. Его желудок сжался от боли.

Оливия оглянулась через плечо.

— Что ты делаешь?

Стерлинг судорожно втянул носом воздух.

— Ты знала, что у тебя вся поясница в шрамах?

— Нет. — Голос Оливии звучал холодно. — Но я не удивлена. Он всегда старался сделать так, чтобы открытые части тела остались незапятнанными.

— И виноват в этом я. — Даже когда Оливия рассказала ему об отношениях с покойным мужем, он не заподозрил, насколько все было ужасно. Мощная волна вины, смешанной с сожалением, окатила его с головы до ног. Стерлинг, крепко прижал к себе Оливию. — Мне так жаль. Я даже не подозревал, насколько ужасно…

— Нет?

Стерлинг покачал головой.

— Нет.

— Но в своих письмах я говорила тебе или по крайней мере намекала на это. — Оливия тщательно подбирала слова.

Стерлинг с минуту молчал, а потом собрался с духом.

— Я их не читал.

— Что?

— Я не читал этих писем до того самого момента, как в твой дом вломились злоумышленники.

— Ты их даже не распечатывал? Они так и лежали десять лет?

— Да. — Стерлинг покачал головой. — Мне было слишком больно читать первое письмо. Я подумал, что в нем ты повторяешь сказанное твоим отцом.

Оливия высвободилась из объятий, отошла в сторону и только потом обернулась.

— В первом письме я признавалась тебе в любви и говорила, что не хочу выходить замуж за виконта. Я писала, что меня принуждают к этому браку. Я молила тебя…

— Ливи. — Стерлинг сделал шаг по направлению к ней.

Но Оливия попятилась назад, мотая головой с выражением ужаса и недоверия в глазах.

— Я подумала, что ты слишком обижен или слишком горд, чтобы написать ответ. Или же предпочел поверить моему отцу. Я даже готова была предположить, что ты не получил этого письма или не имел возможности его прочитать. Придумала сотню объяснений твоему молчанию. Но потом поняла, что, может, оно и к лучшему. Ведь твоя жизнь находилась в опасности. Но я и представить себе не могла, — ее голос сорвался на крик, — что ты даже не распечатаешь его!

— Так и было, — тихо промолвил Стерлинг. — К моему бесконечному сожалению.

— Ты сожалеешь? Сожалеешь?! — в шоке воскликнула Оливия. — О да, какой нестерпимой была твоя жизнь в последние десять лет.

— Ты ничего не знаешь о моей жизни. — Внезапно в душе Стерлинга всколыхнулся гнев. — Ты разбила мне сердце. Я поверил твоему отцу. У меня не было причины ему не верить. И кроме того, стоит ли напоминать, что через два дня после написания этого письма состоялась твоя свадьба? У меня не было ни малейшего желания его читать. И не было желания знать, что ты хочешь мне сказать. — Стерлинг прищурился. — Скажи, что бы ты сделала, если бы все можно было вернуть назад? Если бы это я тебя бросил? Ты бы прочитала мое письмо?

— Да. — Оливия почти выплюнула это слово в лицо Стерлингу. — Потому что я никогда — слышишь, никогда! — не поверила бы в это. Потому что я верила бы тебе. Верила в нас.

— Ты могла бы встретиться со мной.

— Я пыталась, — выкрикнула Оливия. — И попыталась бы еще не единожды. Но меня заперли в комнате, не спускали с меня глаз, и я боялась. Да, признаюсь, я была охвачена ужасом. Мне не к кому было обратиться за помощью, кроме тебя одного. Но эта просьба о помощи могла стоить тебе жизни.

— Я не ребенок и смог бы за себя постоять.

— Ты забыл, о ком мы сейчас говорим? — Оливия горько усмехнулась. — Мой покойный муж был беспощаден и хитер. Его нашли с перерезанным горлом в собственном саду. Такой смертью умирают лишь те, кто ее действительно заслужил.

— И все же ты могла бы…

— Ты тоже мог бы прийти ко мне! Мог бы потребовать от меня подтверждения слов моего отца. Мог бы за меня побороться! Что удержало тебя от этого, Стерлинг, обида или все-таки гордость?

Стерлинг медлил с ответом всего лишь долю секунды, но Оливии этого хватило.

Она посмотрела на него с отвращением.

— А остальные письма? В которых я рассказывала тебе, как мне страшно? О том, что боюсь за свою жизнь и рассудок? Что я всего лишь собственность и пленница своего мужа? В них я вновь умоляла тебя о помощи. Их ты тоже не распечатывал?

— Я получил их, когда мой отец был болен, а мысли заняты совсем другими заботами. — Даже ему самому это оправдание казалось ничтожным.

— О, я никогда бы не побеспокоила тебя, если бы знала! — Глаза Оливии метали молнии. — Неужели в тебе не проснулось любопытство? Неужели ты даже не заинтересовался, почему женщина, поступившая с тобой так дурно, продолжает тебе писать?

— У меня были тяжелые времена.

— У нас обоих. — Оливия схватила свои вещи и направилась к двери, соединявшей их со Стерлингом апартаменты.

— Ливи. — Стерлинг подошел ближе. — Ты должна понять…

— О, я понимаю, милорд. Я много чего понимаю. — Она остановилась возле двери и гневно посмотрела на Стерлинга. — Я понимаю, что ты поверил, будто я бросила тебя ради мужчины с большим состоянием. Что ты был слишком обижен или горд, чтобы прочитать мое первое письмо, и слишком занят, чтобы прочитать все остальные. Я понимаю…

— Ливи, не надо…

— Я понимаю все. — Голос Оливии задрожал. — Я также понимаю, что не поверила бы в твое безразличие до тех пор, пока не услышала бы это из твоих собственных уст. — Она глубоко вздохнула. — Через все эти годы, полные невыносимой боли, страха и одиночества, я пронесла уверенность в том, что наши чувства друг к другу были действительно сильны, и, несмотря ни на что, наша любовь была настоящей. Но теперь я понимаю, что для тебя это было лишь мимолетное увлечение, не стоящее того, чтобы за него бороться.

— Нет, все было совсем не так. — Гнев боролся с отчаянием в голосе Стерлинга. — Совсем!

Оливия поймала на себе его взгляд. Но ее лицо осталось непроницаемым, а голос ледяным.

— Зато теперь все так и есть. — С этими словами она прошла в свою комнату и крепко закрыла за собой дверь. Сразу же после этого до слуха Стерлинга донесся скрежет поворачиваемого в замке ключа.

Стерлинг с минуту потерянно смотрел на закрытую дверь. Что сейчас произошло? Ведь все так хорошо складывалось. А потом он признался, что не читал ее писем…

И тут ответ всплыл у него в голове с пугающей отчетливостью. Оливию разозлило вовсе не известие о письмах. Все дело в чувствах, сдерживаемых на протяжении целых десяти лет. Сегодня плотина прорвалась, и они стихийно хлынули через край. Это была ссора, задержавшаяся в пути на десять лет.

Оливия была права, и Стерлинг это знал. Давно знал. Где-то в глубине души он понял это много лет назад. Не стоило ему верить ее отцу. Он должен был за нее бороться. Но он был молод, горд и глуп. И очень обижен на Оливию. Да, у него были на то причины, и все равно его бездействие непростительно.

Стерлинг провел по волосам дрожащей рукой. А может, оно и к лучшему, что сдерживаемые годами чувства, упреки, обвинения и боль, наконец, нашли выход. Только вот теперь, когда они с Оливией встретились лицом к лицу с прошлым, не отравит ли оно их будущее?

И все же ничего не изменилось. По крайней мере для Стерлинга. Но ведь он уже давно понял и признал свои ошибки и теперь не мог винить Оливию за то, что она вновь почувствовала себя оскорбленной. Однако до сегодняшнего дня Стерлинг и не подозревал, насколько ужасной была ее жизнь. И чем она пожертвовала — оправданно или нет, — чтобы спасти его.

Стерлинг попросил Оливию поставить себя на его место. Но на ее месте разве не сделал бы он все от него зависящее, чтобы спасти ее жизнь?

И все же прошедшие десять лет сильно его изменили. Он больше не был мальчишкой, не думающим ни о чем, кроме собственного разбитого сердца. Он стал более взрослым и мудрым графом Уайлдвудом.

У него есть двадцать восемь дней на то, чтобы наладить отношения с Оливией. Чтобы доказать ей, что он больше никогда ее не подведет. Двадцать восемь дней на то, чтобы унять десятилетнюю боль, исправить ошибки прошлого и заставить Оливию снова в него поверить.

На этот раз он до конца будет бороться за то, что принадлежит ему.