(Туманные болота)

Масляная лампада мерцала в углу, бросая блики на измождённое лицо спящего отшельника из Фарана. Выражение «спал как убитый» подходило ему как нельзя кстати. Загорелое лицо было бледным, веки сжались, губы застыли, как у статуи и дыхание улавливалось едва-едва. Войдя в дом, он рухнул как подкошенный на пол и до сих пор оставался неподвижен. Амарте стоило больших трудов втащить его на кровать и кое-как обработать рану на спине.

«Это моя рана… моя рана от стрелы проклятого сарпедонца, – поняла она. – Кто же ты такой, отшельник, если с такой лёгкостью берёшь на себя чужие раны?»

К счастью, охотничий самострел был старым и никуда не годным, стрела вошла в спину Амарты неглубоко, так что взятая на себя Эфаем рана опасений не вызывала. Но помимо неё Амарта обнаружила на его теле несколько лёгких ран, полученных от тенебежцев, и крупный чёрный ожог на груди – след от губительного заклятия некроманта. Эта рана её испугала. Амарте казалось, что это жуткое пятно на теле отшельника расширяется с каждым часом, и остановить это невозможно. Оставалось надеяться на новое чудо.

От потери крови и боли в раненой ноге Амарта вскоре осела на пол, прислонившись к кровати и, едва не теряя сознания, смотрела на лицо спящего отшельника.

«Кто же ты, Эфай? Зачем преследуешь меня? Зачем спасаешь? Сколько раз ты уже не давал мне умереть? Знаешь, я начинаю верить в ваши аделианские сказки об ангелах-хранителях. Это ведь ты вынес меня из подожжённой твоими дружками усадьбы моей матери. Правда, я чаще проклинала тебя за это, чем благодарила. Ты спас меня, но ты и продлил мою пытку на долгие двадцать лет. Ты спас мою жизнь, но в этой жизни у меня была только месть».

Глаза слипались. Амарта боролась со сном, так как в любой момент в дом могли ворваться секуторы во главе с проклятым Радагаром или приспешники сгинувшего некроманта – да мало ли кто! Но глубоко в душе чародейка чувствовала, что её вполне устраивает смерть во сне – рядом с фаранским отшельником, который все эти годы незримо был для неё одним из немногих по-настоящему близких людей.

«Это ты спас меня в мелисском подвале, где я умирала с Иглой Ведьмы в груди. Не знаю, что за магия тебе подвластна, но это ты был там – рядом со мною. Ты держал меня на своих руках, удерживая от вечного падения в Чёрный Провал. Наверное, ты и раньше спасал меня. Даже тогда, когда я, по вашим аделианским законам, заслуживала смерти. Зачем ты это делал, Эфай? Пытался загладить вину Меча Справедливости? Но это же невозможно. Мёртвых не вернуть. Искалеченные двадцать лет жизни не восполнить. Я никогда не прощу твоих аделиан. Пропасть между нами никогда не преодолеть. Даже силами такого чудотворца, как ты».

Амарта так и заснула, прислонившись к кровати Эфая. К полночи, когда погасла масляная лампада и комнату сокрыл непроглядный мрак, чародейка услышала, что Эфай зашевелился. Похоже, он попытался встать, но тотчас упал обратно от слабости.

– Лежи. Тебе ещё рано вставать, – проговорила Амарта, нащупав в темноте его голову. – У тебя сильный жар.

Она слышала его тяжёлое дыхание, переходящее в хрипы. Рана на спине была не опасна для жизни, ранения, причинённые мечами тенебежцев – тем более, но вот чёрное пятно на груди… Оно внушало наибольшие опасения. И Амарта была не в силах ничего сделать. От некромантии нет защиты, нет лекарства, любое её заклятие – приговор, как моровая язва или лепра.

– Я чем-то могу тебе помочь, отшельник? – сухо спросила Амарта.

– Ты уже помогла, чародейка, – ответил он с хрипотцой.

– Чем же?

– Ты вернула мне молодость. В безлюдной пустыне я и позабыл каково это – совершать безрассудства.

– Так значит, я тебя совратила, отшельник? – Амарта суховато хихикнула, вспоминая своё отражение в зеркале: бледное измождённое лицо и сбившиеся в космы волосы. Сейчас она, наверное, выглядит ещё страшнее. – Надо же! Воинов-Посвящённых среди моих воздыхателей ещё не было.

– Снова язвишь, Амарта… – чародейке показалось в темноте, что Эфай улыбается.

– Что значит, снова? Разве мы встречались с тобою хоть раз после той ночи в горящей усадьбе?

– Порой мне кажется, что эти двадцать лет мы прожили вместе, девочка моя.

К голове чародейки мгновенно прилила кровь. Если бы не слабость, она бы, наверное, вскочила, испепеляя отшельника гневным взглядом. Но сейчас, измученная и обессилевшая, она лишь тихо хмыкнула:

– Бредишь что ли, отшельник?

– Нет, Амарта. Жар, конечно, силён, но голова удивительно ясная. Странное чувство… Знаешь, я все эти годы не мог понять, что меня связывает с тобой. Я не видел тебя с того самого дня, когда отдал тебя твоему отцу. И в то же время, я как будто был свидетелем твоего пути: видел, как ты взрослеешь, как примеряешь новые наряды, как путешествуешь из Амархтона в Спящую сельву… Странно, правда?

– Действительно, странно. А как я вынашиваю планы своей мести, ты не видел? – неожиданно к горлу чародейки подкатил ком, а в голове зашумело. – Не видел, как меня голую поливали человеческой кровью на некромантском жертвеннике? Не видел, как я изучала тёмную магию и испытывала её на своих врагах? Не видел, как я, добиваясь поставленных целей, спала с высокородными магами Тёмного Круга, с городскими управителями и даже с простыми легионерами? Нет? Что ж, вот это и кажется мне странным, а вовсе не твоя способность видеть взросление маленькой невинной девочки!

Амарта замолчала, так как дыхание её сбилось и теперь нужно было отдышаться. Она не могла понять, почему слова отшельника вызвали у неё такую ярость, но ей хотелось, чтобы эта вспышка погасла как можно скорее.

– Ты права, Амарта. Этого я не видел. Не знаю почему.

– Прости, Эфай, – прошептала чародейка. – Не хотела оскорбить твои чувства. Ты спас меня в горящей усадьбе, спас в Мелисе, спас вчера, причём дважды… Я перед тобой в долгу, который никогда не сумею оплатить…

Амарте с трудом давались эти слова. Она говорила то, что должна была сказать, но чувствовала и понимала, что это вовсе не то, что хотел бы услышать отшельник.

– Это ты спасла меня, Амарта, – произнёс он внезапно. – И то чувство, которое связывало меня с тобой – это чувство благодарности за ту милость, которую ты мне оказала.

Амарта на секунду оторопела.

– Спасла тебя? Нет, ты точно бредишь!

– В тот день… в том залитом кровью доме лесной усадьбы… если бы ты не глянула на меня… если бы не призвала меня к отваге… я бы погиб, Амарта. Я бы так и не решился пойти против воли своего предводителя. В конце концов я бы смирился с его жестокостью. И закончил бы вместе с ним под стенами Амархтона. Или хуже того – остался бы в рядах его последователей. И у Радагара сейчас был бы ещё один верный помощник.

– Это невозможно, – прошептала Амарта. – Ты не мог быть таким.

– И тем не менее был. Мы убивали магов. Сжигали их жилища. Поджигали посевы и леса, чтобы лишить их пищи и крова. Научились проклинать именем Спасителя. И наши проклятия действовали. Женщины лесных чародеев болели и становились бесплодными. Дети чахли и умирали. Нас убеждали и нам казалось, что мы вершим справедливость. Искореняем нелюдь, утратившую человеческую душу. В Южном Оплоте тебя хотят судить за сожжения храма со старым настоятелем, а мои преступления гораздо более многочисленны. Но там меня почитают великим аделианским защитником, едва ли не посланником небесного воинства. Понимаешь, почему я избрал пустыню? Там нет лицемерия. Там никто не прикрывается верой, борьбой за справедливость или верностью своему долгу. Там не выносят заочные приговоры невинному дитяти и не прославляют преступника. Там только песок, солнце и ветер… Там всё настоящее.

Закрыв глаза, Амарта слушала отшельника, уже теряясь, во сне ли всё происходит, наяву ли. Она знала лишь то, что ей сильно, неудержимо хочется обнять этого человека, прижаться щекой к его небритому лицу, положить его руку себе на шею и уснуть рядом с ним бесконечным сном.

– Если это так… то почему же ты так добр, а я так зла? Почему злодей из Меча Справедливости становится добрым отшельником, а невинное дитя – жестокой, мстительной ведьмой?

– Кто есть «добрый отшельник», Амарта, и кто есть «мстительная ведьма»? Это всего лишь понятия, образы, выдуманные людьми. Они не имеют никакого отношения ни к тебе, ни ко мне. Глина не превратится в сталь, сколько не называй её сталью.

Амарта усмехнулась.

– Надо же. Нашёлся человек, который не считает меня злобной ведьмой. Кто же я, по-твоему? Аделианка?

– Нет, Амарта. Ты не аделианка, поскольку не признаёшь Путь Истины. Но ты тянешься к истине. А это – куда более важно, чем исповедание тех или иных догм.

– Тянусь к истине? Какой вздор, отшельник, какой вздор… Моя душа разбита на куски. И каждый кусок кого-то ненавидит и жаждет отомстить.

– Это иллюзия. Склей эти куски и душа возродится. Ты увидишь, что все эти годы жаждала не мести, а примирения и покоя. Всё, чего ты в действительности хочешь – это чтобы твои враги поняли твои чувства. Но не жди, когда они сами на это сподобятся. Сделай шаг навстречу. Прости их. Прости аделиан и миротворцев, прости магов и некромантов, прости Спасителя и Хадамарта. Не вини отца и не обременяй виною себя. Пойми, что виновных нет. Тот, кто причинил зло твоей семье, был слепцом, не видящим, что творит, безумцем, неспособным осознать своих деяний. Никто невиновен, НИКТО! Неспособность понять эту простую истину и есть корень извечной вражды между людьми.

Амарта слушала молча, не в силах больше ни язвить, ни спорить. Она думала и не могла понять этого удивительного человека, которого вполне можно было отнести к наивным чудакам-отшельникам, если бы не то обстоятельство, что этот чудак пару часов назад победил могущественного некроманта. Она-то, хоть и не видела сам поединок, но прекрасно чувствовала раскаты жуткой магии мёртвости, от которой нет защиты. Какой же силой обладает этот отшельник, если оказался способным выстоять против такой силищи и победить?

Она спросила об этом. Эфай начал рассказывать о Фаране, о молчаливых песках, о красоте пустыни, о многом другом, что в иной раз вызвало бы у чародейки презрительную усмешку. Но сейчас Амарта слушала его с упоением и чувствовала, что они оба улыбаются в темноте.

Они говорили долго, то замолкая и пребывая в уютной тишине, то стремились опередить друг друга в воспоминаниях своего жизненного пути. Под утро задремавшая было Амарта вздрогнула, услышав шорох у двери.

– Там кто-то есть… слышишь, Эфай!

Дверь приоткрылась и на чародейку уставилась взъерошенная звериная морда. Амарта рванулась, ища свой жезл, но тут Эфай коснулся её плеча.

– Тише, тише, Амарта. Это ко мне. Входи, Даная!

В комнату вбежала здоровенная выдра и тотчас, принюхиваясь и удовлетворённо фырча, поспешила к горшкам у печки, в которых, по-видимому, оставалось что-то съестное. Вслед за зверем вошла разбойничьего вида девица в вымазанной грязью охотничьей куртке. Пришикнув на свою выдру, девица остановилась посреди комнаты, не решаясь приблизиться к Эфаю.

– Не бойся, Даная, это Амарта-волшебница. Она не злая, просто вместе со мной попала в передрягу.

Безмятежный голос отшельника успокоил девчонку, но подходить ближе к кровати она не стала.

– Я пришла… э-э-э предупредить тебя… Я там разговор подслушала. Этих… в красных плащах.

– Секуторов, – глухо произнесла Амарта. – Где они?

– Они сидели у костра, недалеко от храма, – девица заговорила бодрей. – Их главный… ну, здоровила бородатый, с мечом тяжёлым таким… Он говорил, что надо тебя, отшельник, повязать, а тебя, волшебница, убить. Они знают, что вас тут только двое.

– Проклятье! – воскликнула Амарта, испытывая жгучую ненависть к Радагару, ухитрившемуся и сейчас устроить ей западню. – Он следил за схваткой с безопасного расстояния и теперь хочет собрать трофеи. Что ж, пусть только явится, поганый секутор… – чародейка осеклась, глянув на бледное измождённое лицо отшельника. Эфай больше не в силах биться и на сей раз не сумеет её защитить. А она одна… против шестерых секуторов…

– Его люди говорили, что надо покончить с вами как можно скорей, – продолжала девчонка. – Но сам он сказал, что прежде нужно заручиться поддержкой морфелонцев. Словом, они поскакали на восток – к поместью морфелонских вояк… у них там орден или что-то вроде того.

– Орден хранителей традиций, – сказал Эфай с закрытыми глазами, словно пребывал в глубоких раздумьях. – Осторожничать стал секутор. Спасибо, Даная. Ты нам очень помогла.

– Вам надо бежать отсюда. И как можно скорее.

– Боюсь, Даная, что мы не в состоянии бегать. Да и лошади наши ускакали.

– Можно достать других.

– Не поможет. Далеко мы не ускачем. А наши преследователи наверняка будут менять лошадей.

– Я могу увести вас тропами, – настаивала девица.

– Не стоит так рисковать ради нас, Даная. Бесполезно. За домом следят. Сколько людей было у костра?

– Четверо… кажется.

– А должно быть шестеро. Двое, значит, наблюдают за домом.

Девчонка вскинула голову, вспомнив что-то важное.

– Точно! Визгалка ещё фыркать начала, когда мы к дому подходили. Дура я! Вот мерзость-то, что же делать?

– Ничего тут не поделаешь, Даная. Но всё равно спасибо. Теперь, по крайней мере, у нас есть время подготовиться.

– К чему, Эфай? – спросила Амарта. – К обороне? Или к смерти?

– В нашем случае это одно и то же. Но подлее всего то, что меня Радагар убивать не станет. Убить раненого воина-отшельника – это преступление, а злобную ведьму – богоугодное деяние… Впрочем, надо подумать.

Амарта положила руку ему на лоб. Жар утих, но отшельник по-прежнему был слаб и бессилен против секуторов, которые к тому же заручатся поддержкой морфелонских рыцарей. Амарта знала Орден хранителей традиций. Эти не станут колебаться, когда услышат о чёрной ведьме, искалечившей и одурманившей доброго фаранского отшельника – или что им там Радагар нашепчет? В любом случае их не остановить.

– О чём тут думать, Эфай? Нам конец. Нам не найти помощи в этих гиблых болотах. Старейшины Саламора? Местные разбойники? Бесцветные маги? Вздор! Никто за нас здесь не заступится. Нам конец, Эфай, – в предчувствии неизбежного Амарта даже как-то успокоилась и, прислонившись спиной к кровати, обхватила руками колени. Впрочем, слабость и бессонная ночь лишили её сил даже для беспокойства.

Эфай лежал с закрытыми глазами, не шевелясь, и можно было подумать, что он крепко спит. У печи слышалось похрустывание и чавканье здоровенной выдры – ручная хищница таки нашла, чем поживиться в кухонных горшках.

– Даная, – чуть пошевелив губами, позвал девицу Эфай. – Могу я попросить тебя об одном одолжении?

– Конечно! Что я должна сделать? – с готовностью отозвалась юная разбойница.

– Далеко ли это поместье морфелонцев?

– Э-э-э, ну, конные часа за три доедут.

– Значит, ещё до вечера они будут здесь, – прошептал отшельник. – Плохо дело. Впрочем, если постараться, то можно успеть. Сделай вот что, Даная. Беги в Храм Вечного Голоса. Скажи настоятелю Малонию, что его зовёт Эфай, прозванный Фосферосом. Проведёшь его сюда, ладно?

– Хорошо. Я всё сделаю, обещаю!

– Чем нам поможет старый храмовник? – усмехнулась Амарта.

– Как ни странно, но он может нас спасти… Погоди, Даная. Скажи Малонию, пусть возьмёт с собой двух послушников и чтеца. А также пусть прихватит два ритуальных венца, две пары белых одежд, лозу дикого плюща и храмовое вино. Запомнишь?

– …Два послушника, два чтеца, ритуальный венец…

– Два венца, один чтец.

– Ах да, прости… Два венца, две одёжи… э-э-э, плющ, вино – запомнила!

– Молодчина. Ну, беги. Скажи Малонию, пусть поторапливается. И повежливее там с ним…

Девица уже выскочила за двери. Громадная выдра, разбросав горшки, умчалась за ней следом.

– Эфай… – прошептала Амарта дрожащим голосом. Её затрясло. Минуту назад она, равнодушная к смерти, готовилась умереть рядом с этим отшельником, а сейчас её охватил необъяснимый страх. – Что это значит, Эфай? Зачем тебе этот настоятель, эти венцы, это вино?

Отшельник, наконец, открыл глаза и глянул на неё.

– Прости, что отдал эти распоряжения прежде, чем объяснился с тобой… Я… не знаю, как это сказать… никогда этого не делал… Выходи за меня замуж, Амарта.

***

Страх господствовал на этой церемонии. Страх и гнетущая тревога перед тем, что произойдёт, когда ритуал закончится.

«Почему мне так страшно? – всё никак не могла осознать своего состояния чародейка. – Это же всего-навсего жалкая формальность. Если для Эфая и всех этих людей здесь происходит священнодействие, то для меня – просто бессмысленный аделианский обряд!»

Старый настоятель местного храма Малоний был потрясён и взволнован. Когда он произносил предписанное обрядом напутствие, губы его дрожали, а когда связывал воедино лозой плюща руки Эфая и Амарты, пальцы его тряслись. На какой-то момент извечное презрение Амарты к храмовникам сменилось жалостью к этому настоятелю и даже чем-то вроде уважения. Это ж надо – отважился! Обвенчал отшельника с ведьмой – какое святотатство!

Два послушника в одинаковых коричневых одеяниях были одинаково бледны и одинаково же таращили глаза на чёрную ведьму, а когда в силу своих обязанностей были вынуждены подавать настоятелю тот или иной предмет, то старались сделать это столь осторожно, чтобы не задеть даже края платья Амарты. Послушник-флейтист – неотъемлемый гость свадебных церемоний в Туманных болотах – забился в угол и вместо тихой завораживающей мелодии выдавал какие-то скорбные, заунывные трели. Ещё один послушник – чтец – сидел за столом, готовя бумагу о бракосочетании, и изредка, когда любопытство пересиливало страх, украдкой поглядывал на зеленоглазую ведьму; Амарте показалось, что он пытается разглядеть, скрываются ли под копной её иссиня-чёрных волос даймонские рожки. Местная девица Даная хоть и принимала участие в подготовке к церемонии, помогая Амарте привести себя в порядок и наскоро прибирая дом, похоже, пребывала в тревожном недоумении и постоянно поглядывала на дверь, как будто выжидала момент, чтобы удрать.

«Чем я их так страшу? Разве я сейчас похожа на чёрную ведьму, насылающую порчу на мирных поселян?»

Пока настоятель с послушниками подготавливались к церемонии, а точнее – набирались отваги, Даная натаскала воды в лохань и поочерёдно помогла вымыться сперва Амарте, потом Эфаю. Белое двухслойчатое платье, которое чародейке пришлось на себя напялить, было слишком свободным: то ли его шили для какой-то чересчур упитанной невесты, то ли Амарта за последние месяцы так исхудала. Как не подтягивала тесёмки Даная, платье кое-где висело складками. Волосы невесты были вымыты, расчёсаны и, за неимением ярких ленточек, украшены вплетёнными в них незабудками.

Но даже сейчас, в белом платье, расшитом красными бусинками, словно клюква на снегу, с лиственным венцом на голове, Амарта пугала этих людей. Хотя, скорее всего, их пугала не сама чародейка, а то вопиющее действо, в которое они были вовлечены. Эфай, пожалуй, был единственным, кто сохранял спокойствие и даже наслаждался происходящим, насколько это было возможно в его больном состоянии. Поначалу его поддерживал под руку один из послушников, но вскоре отшельник приноровился самостоятельно стоять на ногах, опираясь на свой меч-посох. В белых одеждах, с венцом на голове он выглядел величественно и благородно, как настоящий рыцарь.

«Чего они боятся? Что их назовут еретиками? Вздор, какой вздор!»

Амарте казались смешными страхи храмовников, по сравнению с её собственными страхами. С минуты на минуту должны были явиться её палачи, а в том, что задумка с бракосочетанием её спасет, не был уверен и сам Эфай. И сколько бы не убеждала себя Амарта, что всё это – лишь ничем не обременяющий её брак по расчёту, какие заключаются в Каллирое каждый день, теперь она боялась его потерять. Она боялась смерти, боялась гибели Эфая, боялась, что их насильно разлучат или, что хуже того – сам Эфай настоит на том, чтобы они расстались во имя её безопасности. Она заставляла себя не принимать всерьёз эти признания в вечной любви, эти клятвенные обещания заботы и верности, и вместе с тем содрогалась от ужаса потерять то, что приобрела, испытывая дикое стремление до последнего вздоха защищать свой брак от этого чужого, враждебного и ей, и Эфаю духа непримиримости и фанатизма, каким и сама была одержима когда-то.

Её отец, называвший себя тёмным князем Эребом, не собирался выдавать её замуж. С самого детства она была предназначена для мести. Тем не менее, она умела соблазнять мужчин и использовать их в своих целях, и отклонила не одно предложение руки и сердца от важных в Амархтоне людей. Порой случались и весьма выгодные предложения, и вздумай Амарта выйти замуж, она сумела бы убедить отца, что формальный брак не только не помешает исполнению её обетов мести, но и будет весьма полезен в этом деле. Но выбор свой она так и не сделала. Наверное потому, что вовремя сумела распознать, для чего в действительности нужна была её женихам дочь тёмного князя Эреба Амархтонского. Сын самого влиятельного в то время архимага Калида хотел брака с Амартой исключительно для того, чтобы насолить своему отцу, который терпеть не мог семейство Эреба. Сын главы почётного легиона Тёмного Круга был обыкновенным дураком, которому взбрело в голову, что невеста, овеянная столь страшной молвой, поможет ему заслужить уважение начальства и суеверный страх подчинённых. Глава Гильдии Торговцев, богатейший купец Амархтона, счёл брак с дочерью архимага Эреба лучшим способом войти в Тёмный Круг. Архимаг Дарет, тайно предлагавший ей руку и сердце, был просто падким на мрачных, жестоких девиц, к тому же – трижды овдовевшим. Спиромаг Хоркис… пожалуй, был единственным, кто ценил в ней её личные качества, но брак с ним означал для Амарты стать подопытной зверушкой в его диких экспериментах в постижении таинства смерти.

А сейчас… сейчас она стала женой бродяги-отшельника, имущество которого составлял один-единственный меч, да пещера, где-то в далёких песках Фарана. И, как ни странно, чувствовала бы себя счастливой, если бы не страшное предчувствие злого рока, который должен всё оборвать…

Когда церемония закончилась, и Даная вызвалась сбегать за вином и закуской для брачного пира, послышались топот и ржание коней. В окно Амарта увидела, как спешились всадники и тотчас направились к дверям в напряжённом предбоевом запале. Их было где-то полторы дюжины, все при оружии и в доспехах. Тёмно-красные плащи секуторов смешались с тёмно-коричневыми накидками морфелонцев.

Властно, по-хозяйски ввалившись в дом, Радагар остановился, глядя на присутствующих с тщательно скрываемым изумлением и яростью. Амарта не сомневалась, что его люди, наблюдавшие за домом, успели ему всё рассказать, но, видимо, их слова показались старшему секутору слишком невероятными. Даже сейчас, когда он воочию убедился в том, что коварная дочь Эреба, трижды ускользавшая из его рук, – отныне законная супруга легендарного Фосфероса, ему потребовалось несколько секунд, чтобы совладать с порывом выхватить меч и закончить всё одним-единственным ударом.

Неловкую паузу заполнил пожилой кряжистый рыцарь в панцирном нагруднике с выгравированным изображением семисвечника – символом самого древнего в Каллирое рыцарского ордена – Ордена хранителей традиций:

– Моё имя Барус из Ортфара, – представился он. Чётко подправленные бритвой борода и усы рыцаря подчёркивали строгость его благородных черт, а брови были сдвинуты в вечной суровости. – Я имею честь представлять в краю Туманных болот опору Морфелонского Королевства и защиту всей Каллирои – Орден хранителей традиций. Сей благородный рыцарь, – он указал на пребывающего в зловещем молчании Радагара, – попросил моего и братьев вмешательства в происходящее дело, поистине преступное, ибо речь идёт об укрывательстве злой ведьмы, виновной во множестве страшных преступлений, – представившийся Барусом рыцарь окинул благородным взором всех присутствующих и тут отпрянул, как будто в потрясении и возмущении. – Но что я вижу! Брат Малоний, неужели глаза мне не лгут?! Неужели вы и вправду переступили все священные запреты и попрали заповеди Спасителя, совершив таинство обряда бракосочетания между фаранским отшельником и чёрной ведьмой?!

– Это правда, славный брат Барус, – тихо-тихо промолвил настоятель Малоний, глядя в пол. – Я не посмел перечить воле двух влюблённых, жаждущих соединить свои сердца в законном, освящённом аделианским храмом браке. И смею заверить тебя, брат Барус, что проведя обряд, я не нарушил ни единого запрета и не попрал ни одну из заповедей Спасителя.

– Ты обвенчал отшельника, которому запрещено касаться женщины! И какой женщины – ведьмы, ненавидящей аделиан и презирающей Спасителя! – в пылу гнева морфелонский рыцарь позабыл об учтивости, что к священникам следует обращаться лишь на «вы».

– Ты заблуждаешься, брат. Эфай, прозванный Фосферосом – не тот отшельник, которого благословляет на отшельничество епископ и который даёт соответствующие обеты. Фосферос – отшельник сам по себе, – при этих словах лицо Баруса побагровело от возмущения. – Он не давал никаких обетов и не проходил никаких обрядов посвящения, следовательно – он ничем не связан и волен вступать в брак по своему желанию. Что же касается женщины, о который ты отзываешься в столь нелестной форме, то я не знаю, о каком её ведьмостве и о каких её преступлениях ты говоришь. Имею подозрение, брат Барус, что ты сам о ней знаешь лишь со слов этого человека из Двора Секуторов, репутация которого тебе хорошо известна…

– У меня есть все бумаги, свидетельствующие о преступлениях Амарты, дочери Эреба, – быстро проговорил Радагар.

– Смею напомнить, почтенный, что преступления того или иного человека определяются судом, а не бумагами, – парировал настоятель. – Я знаю лишь одно: что эта женщина произнесла все предписанные канонами бракосочетания слова, включая обеты верности мужу и Спасителю…

– Фальшь, притворство и шутовство! – глухо выпалил в лицо настоятелю Радагар.

– Думаю, не тебе об этом судить, почтенный.

– Ты сейчас же расторгнешь этот брак, Малоний, или будешь уличён в святотатстве и укрывательстве преступницы!

Радагар, похоже, не желал продолжения диспута между морфелонским рыцарем и морфелонским же храмовником, поскольку их спор о вероучении, обетах и храмовых правилах мог затянуться до глубокой ночи. Его резкий повелительный голос, усиленный подавляющим волю взглядом, заставил Малония содрогнуться, однако тот нашёл в себе силы всплеснуть руками и с укором обратить взор к своему соплеменнику.

– Брат Барус, на твоих глазах этот дерзкий южанин позволяет себе угрожать подданному сиятельного наместника Кивея, принуждая меня к совершению действа, на которое имеет полномочия лишь служитель в сане архиепископа.

Старому рыцарю тон Радагара, конечно же, не понравился, но, похоже, он ехал сюда уже с чётко сделанным для себя выводом, изменить который не мог в силу своего образа мышления.

– Южный брат слишком горяч, это верно… – нехотя произнёс он, косо глянув на Радагара. – Зрит Всевышний, я хочу разрешить это дело миром, брат Малоний. Расторгать брак вовсе необязательно. Достаточно признать его незаконным. Думаю, это будет возможно, если вы сейчас же, в присутствии свидетелей признаете, что были введены в заблуждение относительно жениха и невесты и совершили ошибку, связав их узами брака.

– Ты считаешь себя вправе давать указания настоятелю храма, поставленного Советом Епископов Морфелона?

– Ты идёшь против Пути Истины, Малоний! – снова вскипел Барус.

– Вопрос об этом может решать только Совет Епископов, брат! – в свою очередь повысил голос Малоний, сам, видимо, не ожидав от себя столь ожесточённого сопротивления. – В противном случае, ты просто клевещешь на храмового служителя, за что сам будешь нести ответ перед Советом Епископов и главой своего ордена!

– Довольно! – Радагар угрожающе шагнул вперёд, отчего старый настоятель в испуге попятился. – Аннулируй брак, Малоний. Любым угодным тебе способом. Так или иначе, мы заберём эту ведьму с собой. Но для тебя и отшельника будет лучше, если мы заберём её свободной от возложенных на неё обетов. Сделай это, и никто не пострадает.

Амарта больше не могла сдерживаться. Невзирая на слабость и боль в ноге, она шагнула вперёд, с яростью глядя в глаза Радагару.

– Жалкий трус. Ты отсиживался в кустах, когда Эфай бился с тенебежцами и некромантом. Ты побоялся войти в этом дом со своими цепными псами-секуторами, даже когда знал, что Эфай ранен. И теперь привёл этих людей, чтобы завершить своё дело стервятника!

– Вы сами видите, почтенные, что за змея притаилась в этом доме, – бесстрастно произнёс Радагар, обращаясь к хранителям традиций. – Полагаю, дальнейшее препирательство бессмысленно. Взять её!

Двое секуторов шагнули к Амарте, но на пути их был Эфай. Отшельник двумя руками опирался на свой меч-посох, с трудом держась на ногах, и Амарта понимала, что секуторов остановил только авторитет его имени.

– Если вы собираетесь учинить расправу, почтенные, то чего медлите? – произнёс Эфай.

Радагар молча шагнул к отшельнику, очевидно, собираясь оттолкнуть его в сторону.

«Если он это сделает… мой жезл! Где мой жезл?!» – вскипели мысли Амарты.

– Постой, почтенный, не торопись! – окликнул секутора молодой рыцарь из числа хранителей традиций, молчавший до этой минуты. – Прошу простить, почтенные, моё имя Гессий, сын Эсихора, я имею честь быть вестником Пути Истины и знаменосцем Ордена хранителей традиций в этих краях, – обратился он, главным образом, к Малонию и Эфаю. – Почтенный Радагар, я попрошу тебя воздержаться от безрассудных действий, чтобы и впрямь не учинить расправу, как говорит отшельник. А вы, брат Малоний, постарайтесь понять, что этим бракосочетанием вы создали опасный образец для подражания, породнив священными узами человека и… и… – молодой рыцарь внезапно осёкся, видимо, не желая произносить стандартное в таких случаях слово.

– Нелюдь? Это ты хочешь сказать, почтенный Гессий? – насупился Малоний.

– Нет, вовсе нет. Я отнюдь не считаю магов и чародеев нелюдью, как это делают наши чрезмерно ретивые братья из замка Сарпедон. Но маги и чародеи… – Гессий глянул в глаза Амарте и тут же отвёл взгляд. – Они иные. По своей природе иные.

В комнате на мгновение воцарилась тишина. Барус смотрел на своего младшего собрата с уважением, ожидая, что тот сейчас мудро и убедительно докажет Малонию его заблуждение. У Радагара же молодой рыцарь вызывал скорее раздражение, как, впрочем, и всё, что затягивало нужную ему развязку.

– Что побудило тебя сделать такое открытие, брат Гессий? – тихо спросил Малоний.

– Задумайтесь сами, почтенный Малоний. Браки между магами разных мировоззрений считаются нормой. Чёрный колдун может жениться на лесной чародейке, бесцветный маг на серой магессе. Белые маги, хоть их и не так много осталось, охотно берут в жёны дочерей лунных ведьм. Но часто ли вы, брат Малоний, слышали о браке аделианина и, скажем, серой магессы? Или белого мага и аделианки? Верно, очень редко и такое бывает, но такая пара сразу становится изгоями. От таких людей отказываются соплеменники. От них не остаётся ни наследия, ни памяти. Я никого не называю нелюдью, нет. Но союз аделианина и чародейки невозможен, а если и возможен, то обречён. О чём это говорит, брат Малоний?

– О том, что магов и аделиан разделяют вероучение и мировосприятие, а вовсе не природа, – ответил настоятель. – Чем дитя аделианина, только появившееся на свет, отличается от дитя мага, кроме как родословной?

Гессий чуть нахмурился.

– Всё дело в магии, брат Малоний. Конечно, не всегда она присутствует в крови новорожденного. Но она постепенно наполняет кровь человека, по мере того, как он стремится ею овладеть. Это заёмная сила. Чужая. И всякий, кто принимает эту силу, неизбежно попадает под власть тёмного божества, навсегда искажая свою человеческую природу. Становится иным.

– Интересно, откуда ты почерпнул такие знания, почтенный Гессий? – вмешался в разговор Эфай, чуть улыбнувшись. – Заёмная сила, получаемая магом от тёмного божества – это один из источников магии, но далеко не единственный. Существует ещё врождённый магический дар, который встречается у людей всех сословий и мировоззрений. А ещё есть природные стихии, энергия хаоса, сила мысли. А чаще всего основой способностей мага является магия чувств – превращение личных переживаний в магическую силу. Источников магии – десятки, об этом можно прочитать в любом храмовом трактате о происхождении магии, но ты, почтенный, почему-то всё сводишь к тёмному божеству.

Молодой рыцарь несколько смутился и кашлянул, обдумывая ответ, но Барус, гневно сверкнув очами, не дал ему ответить:

– За такие слова, отшельник, тебя самого следовало бы предать суду!

– Предавали, было время, – снова улыбнулся Эфай. – Но времена меняются. И сегодня многое из того, чем пользуешься ты и твой орден, было под запретом патриархов Пути Истины. Орден хранителей традиций в своё время предавал суду тех аделиан, которые использовали меч или иное оружие, сделанное не из бронзы. Но многие ли хранители традиций предпочитают сегодня бронзовое оружие, особенное после печального урока Амархтонской битвы? Когда был изобретён арбалет, ваш орден первым потребовал от Совета Епископов тогдашней Морфелонской Империи запретить это «оружие врагов рода людского». Сегодня именно арбалетчики составляют гарнизон главной твердыни Ордена хранителей традиций в Тихих равнинах. Таких примеров множество, почтенные. Было время, когда многие принципы боя, которые сегодня использует всё аделианское рыцарство, находились под запретом, а того, кто их применял, клеймили отступником. Всего каких-то тридцать лет назад за Слияние души и клинка можно было получить пожизненный Шарат. Оскал Барса вплоть до Амархтонской битвы был запрещён к изучению в Морфелонском и Южном королевствах только потому, что это был излюбленный принцип боя Третьего миротворца. А сколько ещё такого, что двадцать-тридцать лет тому клеймилось греховным, а сегодня преподается в боевых школах, в том числе в храмовых орденах! Как знать, что ещё изменится через четверть века. Не будет ли та же магия чувств признана вовсе не магией, а даром Творца, данном человеку ради служения людям?..

– Тьфу, и слушать противно! – сплюнул Барус. – Ещё минута, и ты договоришься до того, что Хадамарт станет другом аделианина лет через пятьдесят!

– Нет, почтенный брат, отшельник говорит не об этом, – неожиданно признал Гессий. – Есть вечные, непреложные истины, как вера в Спасителя, верность совести, а есть преходящие. Как вот отношение к бронзе или к арбалету. Магия чувств? Не знаю, не могу поверить, что однажды аделианские патриархи признают её даром Творца. Но так или иначе, этот брак обречён, поскольку вражда между магами и аделианами никогда не закончится. И знаете почему?

– Потому что вы, аделиане, не можете обойтись без врагов! – выпалила Амарта. Она знала, что ей лучше молчать, что своим яростным порывом она только сыграет на руку Радагару, но не смогла сдержаться. – Маги и чародеи подходят вам в качестве врагов как нельзя лучше. Вам не нужны маги, которые врачуют болезни, спасают посевы от засухи и саранчи, подбирают брошенных детей и пресекают насилие. Вам нужны колдуны-изуверы, что приносят младенцев в жертву, устраивают ритуальные пытки, натравливают на селения нечисть и насылают порчу. Вы любите сказки, аделиане. Страшные сказки. Всё бы ничего, да только ваши выдумки имеют свойство оживать. Вы ищите врагов вокруг, но сами же их и плодите. В Анфее вы добились своего – там больше нет лесных чародеев. Стало ли легче простым крестьянам? Сельвархи начали нападать на людей, в лесах развелась нечисть. В Спящей сельве происходит то же самое. Вы не видите самого главного врага – в себе. Даже если вы когда-нибудь победите Хадамарта, даже если он сгинет навеки в Чёрном Провале, в Каллирое ничего не изменится. Придёт новый тёмный теоит. Потому что Хадамарт живёт в вас, аделиане. Вам никуда от него не деться. Вы сами – создатели своих врагов.

Она замолчала, тяжело дыша. Голова её закружилась. После своей яростной тирады она ожидала, что оба морфелонских рыцаря, старый и молодой, дружно прикажут своим людям схватить злобную ведьму, но они промолчали, только помрачнев чуть больше.

– Малоний, в последний раз требую: аннулируй этот брак! – глухо произнёс Радагар.

– После всего, что ты тут натворил, секутор, боюсь, будет аннулирован твой титул рыцаря, – кротким голосом ответил настоятель.

– Так мы ни до чего не договоримся, – хмуро произнёс Гессий. – Остаётся только священный поединок, в котором Всевышний укажет кто прав, кто виноват.

– Воин-отшельник не сможет выйти на поединок. Погляди на него, он едва на ногах стоит, – недобро покосился на своего собрата Барус.

– Я мог бы выйти против почтенного Радагара вместо него, – промолвил Гессий, отчего старший секутор, не ожидавший такого поворота событий, сжал кулаки и скрипнул зубами. – Не знаю почему, но мне кажется, что мы не вправе требовать от брата Малония разорвать то, что он соединил.

– Я запрещаю тебе, брат, биться с этим человеком! – взъярился старый рыцарь и почти с ненавистью посмотрел на Эфая. – Ты принёс вражду и разделение на эту землю, Фосферос. Я всегда говорил: нет правды в отшельниках-воителях. Оружие отшельника – молитва, а не меч! – он поглядел вокруг. – Но ты, брат Гессий, всё-таки прав. Только Всевышний может сейчас разобраться в этом деле. Вот и оставим всё как есть на суд Всевышнего. Почтенный Радагар, тебе лучше покинуть Саламор…

– Я предпочитаю доводить дело до конца, – ледяным голосом ответил старший секутор, скрывая ярость.

– Я запрещаю тебе приближаться к этому дому, почтенный Радагар. Я поставлю здесь охрану, пока этот человек со своей женой не покинет Саламор. Рассчитываю, что ты сделаешь это сразу же, как только тебе позволит здоровье, Фосферос!

– Благодарю за доверие, почтенный Барус, – дружелюбно улыбнулся воин-отшельник.

***

Она словно забыла о всех тревогах, переживаниях и стремлениях. Порой ей казалось, что она слышит какие-то грозные далёкие голоса, требующие выполнения её обязательств. Амарта не обращала на них никакого внимания. Впервые за много лет, здесь, в Туманных болотах, она точно знала, чего хочет и за что готова бороться. Великие силы, до чего же это прекрасно – просто знать, чего ты хочешь! А хотела она, чтобы эти ночи и дни, тянулись как можно дольше.

Эфай уже на второй день почувствовал себя лучше, хотя тёмная язва на груди, словно какое-то жуткое родимое пятно, не изменилась. Зато воин-отшельник сумел самостоятельно подняться и, опираясь на свой меч-посох, выйти из дому, чтобы полюбоваться восходом. Амарта, с болью передвигая свою пострадавшую от топора сарпедонца ногу, доковыляла до него и обняла его обеими руками, прижавшись грудью к его спине. Они долго стояли так, невзирая на утреннюю сырую прохладу, пока солнце не поднялось и не согрело их приветливыми лучами. В такие минуты, сквозь облако светлых, упоительных чувств в душу Амарты просачивался холодок тревоги, что эта идиллия вот-вот будет кем-то разрушена.

Оснований для этих страхов пока не было. Рядом с домом теперь стоял походный шатёр хранителей традиций, возле него постоянно стояли караульные, и Амарте никак не верилось, что эти люди здесь – чтобы её защищать, а не преследовать. Просыпаясь ночью, Амарта вздрагивала, боясь, что сейчас дверь содрогнётся от удара, и в дом ворвутся с руганью и проклятиями беспощадные секуторы. Или сверкнёт магическая вспышка, и дом со всех четырёх сторон охватит неугасимое пламя.

Однако ночи, равно как и дни, не приносили никаких происшествий. Единственной гостьей в доме была юная разбойница Даная. Получив от Амарты щедрую плату за помощь, она теперь каждое утро приносила в дом хлеб, молоко, яйца и прочую снедь и, оставив еду на столе, быстро убегала, чтобы не нарушать идиллического уединения новобрачных.

Эфай быстро крепнул, но оставался молчалив и малоподвижен. От себя Амарта не скрывала, что желает близости с ним, но сказать ему об этом почему-то боялась. Происходило нечто загадочное для неё, непонятное и потому – ещё более привлекательное. Весь её огромный опыт с мужчинами куда-то исчез, всё прежнее показалось каким-то постыдным баловством юной легкомысленной девицы. Это был её мужчина – единственный, желанный, горячо любимый – сейчас Амарта уже не сомневалась, что любит его до глубины души, и любви этой конца не будет – до гроба, до посмертия, до конца вечности. Где-то на третью ночь она с кошачьей осторожностью приласкалась к его груди и тихо с трепетом спросила:

– Скажи, Эфай, а если бы свадьба не была единственным способом меня спасти… ты бы… всё равно однажды сказал мне те слова?

Эфай лишь улыбнулся, и в этой улыбке был самый полный ответ.

– Ты слишком долго был один, – ласково прошептала она, сбрасывая ночную рубашку и улыбаясь в полутьме. – Мы оба слишком долго скитались в одиночестве.

А потом всё было чудесно.

На пятый день её охватило тревожное предчувствие. К шатру хранителей традиций приехал посыльный и долго им что-то рассказывал. Эфай вышел его послушать и вернулся, если не опечаленный, то со странной грустью в глазах.

– Что случилось? – спросила Амарта.

– Война, – коротко ответил Эфай и посмотрел чародейке в глаза, будто какую-то секунду колебался, стоит ли разрушать её душевную идиллию вестями из далёких амархтонских земель. – Война людей против людей. Пока Сильвира воевала с Хадамартом в Тёмной долине, её ненадёжные союзники захватили в Амархтоне власть. Наследник Геланора, некий Дарвус объявлен новым королём. Похоже, всё то, чего добивался Хадамарт с тех пор как утратил Амархтон, сбылось.

«Какое это имеет отношение к нам?» – хотелось спросить Амарте, но она смолчала, почувствовав, какую грусть излили на сердце Эфая эти вести.

Впрочем, этой ночью всё было по-прежнему чудесно.

На шестой день у дома послышался топот лошадиных копыт.

– О, нет, – чуть слышно прошептала Амарта, поднимаясь с кровати. – Я знала, что всё это скоро закончится.

– Пока что ничего не случилось, – спокойно ответил Эфай, подходя к окну и прислушиваясь к словесной перепалке морфелонцев, охраняющих дом, с приезжими гостями. – Пропустите их, почтенные! Это друзья! – крикнул он.

– С каких это пор непобедимый Фосферос стал нуждаться в личной охране? – раздался в ответ задорный голос, а через секунду в дверях возник улыбающийся черноволосый лучник в зеленовато-жёлтом плаще с остроконечным капюшоном.

– Автолик? – удивлённо прошептала Амарта. – Откуда ты здесь взялся?

Вольный стрелок бесцеремонно вошёл в дом, обнялся с Эфаем, а затем галантно поцеловал руку Амарте.

– Да вот, проезжали мимо, услыхали, что где-то здесь свадьбу играют, да и решили заглянуть! – Автолик молодцевато хохотнул. – А если без шуток, то мы в Зелёной Идиллии услышали, что Фосферос с Седьмым миротворцем отправился в Саламор. Мы ведь в Амархтон двигались. Я после того, как у тебя, Эфай, в Фаране погостил, решил снова Орден вольных стрелков собрать и – к Сильвире на помощь. Там сейчас такое начинается…

– А я тебе зачем понадобился? – спросил Эфай, почему-то хмурясь.

– Как это зачем? – изумлённо вскинул брови вольный стрелок. – Сам вызвался помочь мне в Подземные Копи спуститься и друга выручить, забыл, что ли? Я, конечно, понимаю, ты теперь человек семейный, но я оставил своё войско и прискакал сюда только потому, что получил твоё послание.

– Какое послание? – ещё сильнее нахмурился Эфай.

– Не понимаю… ты что, не посылал в Зелёную Идиллию гонца, чтобы меня там перехватить и назначить мне встречу в Саламоре?

– Какой гонец, Автолик? – кисло усмехнулся Эфай. – Откуда мне вообще было знать, что ты в Амархтон едешь, да ещё и через Зелёную Идиллию?

– Ну, не знаю… я и не думал об этом. Привык, наверное, что ты у нас всезнающий.

Автолик выглядел до крайности обескураженным. Амарта понимала, что он не лукавит, но на душе её становилось всё тревожней, и неотступно преследовала роковая мысль: «Всё лучшее в жизни скоротечно. Этот Спаситель, если он и впрямь существует, подарил мне всего пять дней».

– Как так могло получиться? – закатил глаза вольный стрелок. – Не так много людей знало о том, что я ищу способ проникнуть в Подземные Копи. А о том, что я просил у тебя помощи в Фаране, вообще никто не знал! Кому могло прийти в голову так меня разыграть?

– Тому, кто очень сильно хотел, чтобы мы с тобой встретились в Саламоре, – Эфай крепко задумался. – Что ж, как бы там ни было, а нам и так пришло время покинуть этот дом. Так ведь, Амарта? Я почти поправился, и твоя нога поджила. Не стоит больше испытывать терпение почтенного Баруса.

– Покинуть дом… и отправиться в искусно расставленную ловушку? – прошептала упавшим голосом Амарта. Она подумала о том, что за прошедшие пять дней ни разу не заговорила с Эфаем о том, куда они отправятся жить – в Фаран ли, в Спящую сельву или куда-то ещё. Наверное, правильно сделала, что не обмолвилась об этом. Зачем строить радужные планы, которым не суждено сбыться…

Эфай опустил глаза. Амарта невольно ощутила его смешанные чувства: желание уединённого покоя с любимой и в то же время – неудержимое стремление следовать туда, где множество людей нуждаются в его помощи, сами не подозревая об этом.

– Ты слышал о том, что происходит в Амархтоне, Автолик? – спросил Эфай.

– Конечно слышал. Слухи несутся по Каллирое со скоростью скаковых лошадей. Сильвире теперь несдобровать. Я приказал своим не ждать меня, а двигаться к Амархтону, и там уж по обстоятельствам…

– Нужно остановить Сильвиру, – неожиданно сказал воин-отшельник.

– Остановить? О чём ты говоришь?

– Она сейчас в Тёмной долине, так ведь? За спиной – враги и предатели, кругом – враждебные племена нерейцев. И никого нет рядом, чтобы удержать её от страшной ошибки.

– Какой ещё ошибке?

– Удару по Тёмному Кругу.

Автолик развёл руки.

– А иного пути у неё нет. Меликертская гряда перекрыта силами Хадамарта, а прислать корабли за Сильвирой некому. У неё остаются только Западные врата – твердыня Тёмного Круга.

– Она точно ударит… Какое безумие, – проговорил Эфай вполголоса.

Амарта не могла проникнуться его мотивами, продиктованными, очевидно, его тревогой за судьбу двух королевств, а ещё – его призванием воина, но его решительность передалась ей мгновенно. Внезапно ей сильно захотелось преодолеть своё тягостное, скорбное чувство конца, совершить что-то смелое, дерзкое, решительное! Однако от мысли, что расплатой за эту смелость будет потеря всего, что она обрела в эти дни, её сердце сжала тоска.

– Если это нужно тебе, Эфай… Я пойду с тобой. Если надо – проведу вас через Подземные Копи.

О том, с каким безумным риском сопряжена такая авантюра, она не смела и думать. Сейчас она думала лишь о том, что нет в мире такого места, в которое она отказалась бы сопровождать этого удивительного человека. Даже в сам Чёрный Провал.

***

Автолик не переставал удивляться переменам, произошедшими с Амартой. Даже учитывая поистине чудотворное влияние легендарного Фосфероса, она изменилась неправдоподобно сильно. Больше не было злобной, одержимой местью колдуньи, встреча с которой когда-то давно едва не стала для Автолика фатальной. И что самое удивительное, когда Автолик рассказал ей, что за друг у него томится в Подземных Копях, она и бровью не повела. Хотя Калигана она ненавидела давно и особо. Автолику казалось, у неё один ответ: «Если это нужно Эфаю, то нужно и мне».

Из Зелёной Идиллии Автолик привёл с собой пятерых вольных стрелков. Троих ему пришлось отправить пешком обратно, чтобы освободить двух лошадей для Эфая и Амарты и ещё одну – для вещевых мешков. Двоих чернявых братьев – бывших кочевников из Вольных степей, а ныне – метких вольных стрелков, – он решил взять с собой.

Выносливые степные лошади понесли пятерых всадников на юг – через мельвийские предгорья, прямо к Драконовым скалам. Туда, где как уверяла Амарта, находился один из наименее охраняемых входов в Подземные Копи.

Освободить Калигана. Прорваться с ним к Западным вратам, чтобы остановить Сильвиру… Даже Автолику с его врождённой страстью к безумным приключениям эта задача казалась невыполнимой. Но на душе его было радостно. Непонятно, кем был тот странный гонец, солгавший ему о том, что Эфай ждёт вольного стрелка в Саламоре, но сейчас Автолик был ему благодарен. Без знаний Амарты о Подземных Копях и без сверхчеловеческих способностей Фосфероса он не решился бы отправится в это овеянное самыми жуткими слухами место.

Три дня они ехали предгорными долинами Мельвии, останавливаясь на ночлег в селениях, затем два дня поднимались, преодолевая тяжёлый перевал и углубляясь в такую глушь, куда не забредают даже самые заядлые охотники. Наконец перед ними открылось узкое и необычайно крутое каменистое ущелье, заканчивающееся глухим тупиком изъеденных трещинами стен Драконовых скал.

– Нам туда? – удивлённо спросил Автолик, оглянувшись на Амарту.

Чародейка неотрывно смотрела вниз. Всю дорогу она держалась рядом с Эфаем, как будто боялась, что он куда-то сбежит, о чём-то с ним говорила, но в общем кругу у костра была молчалива.

– Это тот путь, о котором я говорила. Другого здесь нет.

Автолик осмотрелся. Амархтон уже был недалеко, но его скрывали острые зубцы Драконовых скал. К западу от них вздымались пики Диких гор. Самые дальние из них поднимались выше облаков. В ущелье, в которое им предстоял спуск, кое-где виднелись мелкие кустарники и низенькие кедры, цепко обхватывающие камни могучими корневищами. Пожалуй, спуститься можно, но о лошадях придётся забыть.

Здесь было решено сделать последнюю ночёвку. Братьям-степнякам Автолик приказал забрать лошадей и возвращаться на мельвийскую дорогу, а оттуда – к месту сбора Ордена вольных стрелков в амархтонских предместьях. Братья не спорили. Они явно не горели желанием спускаться в Подземные Копи, хоть и скрывали это, боясь показаться трусами.

Утренний спуск казался бесконечным. Узкое каменистое ущелье не выказывало никаких признаков человека. Впрочем, ничего странного в этом не было – кому понадобится спускаться в ущелье, заканчивающееся глухим скалистым тупиком. Странно было то, что, по словам Амарты, здесь должен был находиться вход в Подземные Копи.

Отшельник, вольный стрелок и чародейка шли молча. Склон становилась всё круче, идти становилось всё труднее. Эфай шёл первым, опираясь на посох и изредка хватаясь свободной рукой за камни. Он с наслаждением вдыхал полной грудью порывистый горный воздух и время от времени покашливал. Автолику его кашель не нравился. Он обратил на него внимание ещё в пути и теперь заметил, что кашель Эфая стал более частым и мокрым. Вряд ли закалённый воин мог простудиться, но справляться о здоровье Автолик не стал. В конце концов, Эфай не походил на больного. Шёл он бодро и по-обыкновению умиротворённо созерцал горные склоны, как истинный фаранский отшельник, видящий красоту в каждом листике и травинке.

Когда спуск закончился, они оказались в большом горном котловане, окружённом неприступными скалами. Опасения Автолика, что Амарта ошиблась, развеялись. Под сводчатым пластом скал здесь притаилась скромного вида башенка, сооружённая из неотёсанного камня.

– Это и есть легчайший путь в Подземные Копи? – спросил Автолик, недобро поглядывая на тёмные решетчатые бойницы.

– Лёгких путей в Подземные Копи не существует, – ответила Амарта. – Но этот вход запечатан уже много лет. Он создавался на случай отступления из рудников. Просто так им никто не пользуется.

– Значит ли это, что здесь только охранная магия без живых стражников? – поинтересовался Автолик.

– Тёмный Круг никогда не полагается на одну магию. В этой башне всегда караулит дозорный маг… И, кажется, я его чувствую.

– Его можно обойти, обмануть или… хм, договориться?

– Он не станет с тобой разговаривать. Даст сигнал своим, как только нас увидит.

– Понятно. А как мы пройдём у него под носом?

Амарта принялась рыться в своей походной сумке.

– Подумай. Ты же такой находчивый, вольный стрелок.

Автолик закусил губу, наблюдая за неприметной с виду башенкой.

– Я могу пустить стрелу с дымящейся сон-травой в бойницу. Пять минут – и колдун заснёт таким сладким сном, что и грохота тарана не услышит.

– Прежде чем уснуть, он успеет дать сигнал. А тогда сюда сбежится вся охрана Подземных Копей… Однако… своей сон-травой ты натолкнул меня на интересную мысль, Автолик.

Оставив сумку, чародейка спустилась чуть ниже и опустилась на колени, приложив ладони к своим вискам. Так она и застыла, словно погружаясь в глубокую медитацию.

– Что она делает? – прошептал Автолик, с подозрением наблюдая за неподвижной чародейкой. – Если мне не изменяет чутьё, наша чародейка балуется с очень нехорошей магией чувств.

– Почему же нехорошей? – отозвался отшельник. – Она навевает дозорному магу сладкий сон, как ты и хотел.

– Без жезла, ингредиентов и прочей магической дребедени?

– Именно так. Сначала она нащупывает душу этого мага. Потом начинает вызывать из его памяти самые счастливые мгновения его жизни. Предаваясь сладким грёзам, он не замечает, как его клонит ко сну. Постепенно он засыпает. Но в отличие от обычного сна, его не разбудит шум шагов или даже сигнал тревоги. Пребывая в обители своего счастья, заново переживая всё самое лучшее в своей жизни, он сам, невольно, приложит все усилия, чтобы не проснуться. Таково действие настоящей магии чувств.

– Забавно. Более человечного снятия часового и не выдумать. Правда, какая же досада возьмёт беднягу, когда он проснётся от своих грёз! – Автолик помялся. – Знаешь, Эфай, я не такой уж правильный аделианин и уж тем более не моралист, но… проникать куда-то с помощью такого коварства, как магия чувств, мне ещё не доводилось.

– Мне тоже. Но вот беда – я не вижу ни единого другого способа проникнуть внутрь.

– И то верно, – согласился Автолик. – Даже не знаю, как бы мы без неё обошлись. Хотя… с другой стороны… не представляю, каково это – вести в самое пекло молодую жену, с которой ещё и двух недель не прожил вместе.

– Тяжело, Автолик. Неимоверно тяжело, – с улыбкой произнёс Эфай. – Но куда тяжелей было бы оставить её где-нибудь в таком месте, которое кажется надёжной защитой. Пока она рядом, я могу её защитить. Или умереть рядом с ней, тут уж, как получится…

Тут Эфай вдруг поперхнулся и зашёлся в хриплом кашле.

– Что с тобой, дружище? Ты ещё в Туманных болотах кашлял, я подумал было, что ты просто прихворал…

– Да, – спешно подтвердил Эфай. – Я просто слегка прихворал.

Четверть часа стояла тишина. Затем Амарта медленно поднялась на ноги, тряхнула головой, словно вырываясь из дурмана крепкого сна и, слегка пошатываясь, вернулась к Автолику и Эфаю.

– Идёмте. Дозорный спит и видит розовые сны.

В гладкой поверхности каменной двери Амарта отыскала незаметное углубление, быстро пробежала по нему пальцами и что-то прошептала. Утробно заурчав, дверь поползла вверх, открыв вход в охранную башенку.

– Вот уж не думала, что эти секреты когда-нибудь понадобятся, – прошептала чародейка, входя в башенку и тем же способом закрывая дверь.

– Ловко, до чего ловко! – не удержался от восторга Автолик. – Никто и не заметит, что здесь были гости!

Заглянув в комнату с мирно посапывающим в кресле магом, Эфай, Автолик и Амарта поспешили в широкий рукотворный коридор, плавно переходящий в естественный пещерный тоннель. Здесь пришлось зажечь припасённые заранее факела. Амарта шла первой, держа перед собой лозовый жезл бесцветных магов. Ловушки она находила, видимо, интуитивно. Здесь были и ямы, раскрывающиеся под ногами чужака, и сдвигающиеся стены, и неподвижные чудища-големы, следящие парами магических глаз – всё это было Автолику знакомо. Кое-где встречались новые, совершенно непонятные западни, с которыми Автолик никогда не сталкивался и мог поспорить, что Амарта тоже. Каким образом ей удаётся выявлять и обезвреживать эти охранные чары, Автолик не стал и задумываться.

Они шли уже около часа, а пещерный коридор всё тянулся и тянулся, пересекая многочисленные пустые залы, минуя узкие ответвления. Пещерная тропа вертелась и плавно, незаметно уводила всё ниже и ниже. Наконец вдалеке послышался отдалённый стук молотков. Начинались Подземные Копи.

– Погоди-ка, погоди-ка, – остановив чародейку, Автолик аккуратно скользнул вперёд и коснулся кончиком кинжала шершавой стены. Что-то тихо свистнуло, и перед отпрыгнувшим назад вольным стрелком взвился сетчатый кокон.

– Хвала Всевышнему! Он здесь, здесь! – возликовал Автолик, едва не прыгая от радости.

– Чего скалишься? – зашипела Амарта, уязвлённая тем, что прозевала обычную охотничью ловушку.

– Это изобретение Калигана! Только он мог так лихо её запрятать! Значит, он где-то здесь.

– Тогда дело за малым: отыскать его среди сотен других узников, – сказал Эфай.

– Хм, а как искать-то? Что думаешь, Амарта?

– Что тут думать? Подойдём к людям и спросим.

Автолик усмехнулся, восприняв её слова как шутку.

– Надо только раздобыть подобающую одежду, чтобы не вызывать подозрения у стражников, – вполне серьёзно продолжила чародейка.

Тут Эфай снова недобро закашлял, сплёвывая, и факел в его руке задрожал.

– Эй, дружище, твой кашель мне всё больше не нравится, – нахмурился Автолик. – Ты кашляешь всё сильнее… постой, ты не кровью часом плюешь?

– Я говорила ему, говорила! – с укором выпалила Амарта. – Он и слушать меня не хочет, говорит, здоров и всё тут!

– И это правда, любимая, – с одышкой ответил Эфай. – Если воин стоит на ногах, значит, он здоров.

Звук инструментов привлёк их в большую пещерную залу. Здесь было несколько человек, погружённых в работу. На большом камне посреди залы стоял масляной светильник, слабо освещая эту часть рудника. Рядом лежали сброшенные верхние одежды.

– Амарта, а если мы встретим надсмотрщиков?.. – начал было Автолик.

– Не встретим, – отрезала чародейка.

Подойдя к груде одежд, она начала быстро перебирать ветошь, пока не остановила свой выбор на трёх самых длинных робах. Работники, наконец, проявили интерес к чужакам, прекратив стучать своими молотками и зубилами.

– Чьё? – прозвучал вопрос чародейки.

От стены отделились и подошли трое мужчин: бородатых, длинноволосых и полуголых.

– Нам нужны ваши одежды.

– Динар… два динара, – с ударением на слово «два» сообщил самый рослый горняк, а двое других промычали, подтверждая, что их одеяние стоит столько же.

– Будем торговаться? – Амарта с усмешкой глянула на Автолика. – В Амархтоне за такое и медяк вряд ли кто-то даст.

Автолик не сразу пришёл в себя от изумления. Похоже, торговля в кишащих чудовищами подземельях была таким же естественным явлением, как и на городском базаре.

– Торговаться не будем, – ответил он, развязывая кошелёк. – В труднодоступных местах необходимые вещи всегда имеют большую наценку.

– Эй, а что это за деньги? – алчно схватив монеты, заголосил рослый. – …Постой, да это же мелисские динары!

К чужакам проявили интерес остальные рабочие. Вокруг пришельцев столпился уже целый десяток.

– Мелисские, это хорошо, – подбежал к гостям какой-то шустрый озорной мужичонка. – Почтенные, а камешки драгоценные не купите? – он вынул из мешочка на поясе несколько крупных агатов и два рубина. – Недорого отдам.

Автолик даже в полусвете увидел, что камни настоящие. Если такой добычей здесь может похвалиться каждый, то все они наверху могут стать богачами. Вот только, судя по их лицам, горящим нездоровой страстью к работе и заработку, о свободе они не слишком мечтают.

– Спасибо, не интересуемся, – ответил Автолик, облачаясь в купленное тряпьё. – Скажи-ка лучше, почтенный, где здесь найти следопыта по имени Калиган?

– Следопыта? Имени не знаю, но следопыт у нас всего один. Бродит где-то неподалёку, – мужичок потянулся к уху Автолика. – За один динар его разыщу и к вам приведу, моргнуть не успеете, а?

Получив монету, пронырливый добытчик умчался прочь. Переодевшись и теперь почти не выделяясь из среды местных рабочих, Эфай, Автолик и Амарта поднялись в главную залу – огромную площадь под куполообразным сводом. Здесь можно было потушить факелы, так как сверху через трещины падал яркий дневной свет.

– Что, удивились? – не без удовольствия сказала Амарта. – Ты тоже думал, что здесь мучаются рабы, закованные в цепи?

– Я догадывался, что в этих копях не всё так просто, как о них толкуют, – ответил Эфай. – Потому и не советовал Сильвире пытаться захватить Подземные Копи грубой силой.

– А я, признаться, ошарашен и разбит, – отозвался Автолик. – Это что же надо с людьми сделать, чтобы они в таком гиблом месте не о свободе думали, а о заработке!

– Алчность, дружище, а ещё – желание тихого, спокойного прожигания жизни. Сотни тысяч людей наверху живут точно так же. Здесь этот образ жизни просто усилили чуток амархтонскими чарами равнодушия.

Автолик тряхнул головой, всё ещё не в силах прийти в себя.

– Надеюсь, наш друг-следопыт не успел заразиться этой заразой… А вот, кстати, и он.

***

Калиган не спрашивал, как они сюда пробрались, и как вообще судьба свела их троих вместе. Отведя их подальше от главного зала, он коротко и чётко отвечал на вопросы Автолика. В течении четверти часа следопыт рассказал о всех своих злоключениях: о своём пленении и о сделке с Тёмным Кругом, о жутком ожидании спуска в подземную тюрьму и о своём небывалом удивлении, когда он оказался в относительно тихом сообществе узников-работяг.

Автолик в свою очередь поведал ему о своей неудачной схватке с очень странным мечником-магом в волнистом плаще, о своём ранении заклятием магии крови, о событиях в Зелёной Идиллии, встрече с Седьмым миротворцем и путешествии в Фаран, о раненой Радагаром Амарте и о схватке Эфая с некромантом в Туманных болотах.

Новость о том, что Маркос вернулся в Каллирою и сейчас должен быть в Амархтоне, Калигана обрадовала, а вот то обстоятельство, что ослеплённая Никта осталась в Фаране, заставило его погрустнеть. Он всегда недолюбливал эту девчонку, вечно стремящуюся выставить себя умнее других, но сейчас ему стало её по-настоящему жаль.

Наконец Автолик закончил. Эфай сидел рядом на камне, добавляя что-то лишь тогда, когда его спрашивали. Амарта же предпочитала молчать, прижавшись к плечу воина-отшельника.

– Знаешь, что самое удивительное в твоём рассказе? – спросил Калиган.

– Не-а, просвети меня.

– То, что ты выжил от ранения магией крови. Ты говоришь, заклятие тебе плечо обожгло… Оно должно было прожечь тебя насквозь, как сухую бумажку.

– Не веришь? Я бы и сам не поверил, если бы не знал запаха магии крови. А с Амархтонской битвы я его хорошо запомнил. Да и лекари Сильвиры это подтвердили.

– Тогда напрашивается лишь один ответ: тот, кто ошпарил тебя этим заклятием, не собирался тебя убивать.

– Как это не собирался? Зачем ему, как ты выражаешься, ошпаривать меня, и при этом отпускать восвояси? – с полушутливым возмущением вскинул голову Автолик.

– Затем, чтобы Сильвира, увидев твои раны, уверовала в то, что в рядах Тёмного Круга есть люди, владеющие магией крови, – сделал мрачный вывод Калиган. – Зачем им это нужно, неясно, но судя по тому, что ты рассказал, их замысел удался.

– Кого «их»? Жрецов крови? Или тёмных? Или они – одна братия?

– Откуда мне знать? Вот Амарта должна лучше знать об отношениях красных жрецов и тёмных магов.

– Жрецы крови всегда оставались в стороне от дел Тёмного Круга, – ответила чародейка. – Тёмные порой выторговывали у них некие секреты, вроде того, как создать Сферу Крови, но этим занимались только архимаги. Что именно они покупали и чем расплачивались, я не знаю.

– Так или иначе, ты, Эфай, был прав, – возбуждённо заключил Автолик. – Нужно рассказать всё это Сильвире до того, как она ударит по Тёмному Кругу… Поднимайся, Калиган! Надо двигаться к Западным вратам!

Старший следопыт поднял на вольного стрелка неодобрительный взгляд. За время заточения Калиган стал очень неторопливым, и сейчас ему показалось, что помимо других причин, его удерживает здесь простая лень стареющего, отслужившего своё человека.

– Ты кое-что упустил из моего рассказа, дружище. Я не могу отсюда уйти. И не по причине обилия ловушек или вот этого, – он указал глазами на чёрный браслет на своём запястье. – У них Флоя, Автолик. Она мне всё равно что дочь.

– Мы её выменяем! Поймаем кого-нибудь важного… Найдём, что предложить!

– Они убьют её. Из мести. Тёмный Круг сейчас не такой как прежде. Он не монолитен. Им правят скользкие хитрецы и одержимые местью безумцы. И, к большому сожалению, именно вторые составляют в нём большинство.

Автолик замолчал, подперев подбородок кулаком. В глазах его то загоралась, то гасла безрассудная решимость.

– В любом случае они сперва пришлют нам свои требования. И если… если они не согласятся на выкуп… я сам пойду к ним. Обменяю себя на Флою. Правда, Калиган. Раньше – жуть как плена боялся. А теперь не боюсь.

Калиган долго смотрел на старого друга тяжёлым испытывающим взглядом. Он видел, что в сердце этого безрассудного авантюриста произошли сильные перемены, и сейчас он не бахвалится, не играет в благородного рыцаря.

– Спасибо, дружище. Вижу, ты и впрямь готов на это пойти. Но я не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради Флои. Я готов отдать за неё свою жизнь, но не чужую. Да и потом – не могу я ею рисковать. Что, если тёмные убьют её сразу, без всяких требований? Знаешь, Автолик, я достаточно в своей жизни нараспоряжался чужими жизнями. Посылал на верную смерть. Выбирал из двух воинов кому жить, а кому умирать. Вот и постигла меня заслуженная кара – нет у меня ни жены, ни детей, но есть человек, жизнью которого я не могу рискнуть. Не проси.

Автолик испустил мученический вздох.

– Выходит, я шёл сюда совершенно зря. Потащил за собой Эфая. Даже Амарта пришла тебе помочь.

– Прости, дружище. Все простите… Скоро придёт мой надзиратель. Вам лучше поскорее уходить. Тем же путём, каким пришли. Через Ущелье рока, если не ошибаюсь.

– Как ты догадался? – спросила Амарта.

– Только там наложены устаревшие охранные чары, которые ты смогла обезвредить. Ни о каких Западных вратах не мечтайте. Без здешнего мага-проводника вам туда не пройти.

– Нам нужно увидеть Сильвиру, – упрямо произнёс вольный стрелок.

– А мне – Флою. Но, видишь ли, наши намерения не соответствуют нашим возможностям.

Автолик заёрзал на камне, словно ему вдруг стало на нём крайне неудобно.

– Даймонщина! И что же теперь? Топать обратно? Без тебя? Да лучше бы меня какая-нибудь подземная бестия сожрала! – вольный стрелок пребывал в такой досаде, что Калигану стало его жаль. – Что же делать? Эфай, ты же такой умный, придумай что-нибудь!

– Калиган сказал, что без здешнего мага-проводника нам к Западным вратам не пройти, – ответил воин-отшельник с присущим ему спокойствием. – Значит, ответ очевиден: надо этого проводника найти.

Калиган усмехнулся, восприняв слова отшельника как неудачную попытку скрасить шуткой тупиковое положение.

– И ты рассчитываешь, что он добровольно проведёт тебя через все ловушки?

– Именно добровольно, – усмехнулся ему в ответ Эфай. – Так где его найти?

– Выйди на помост, произнеси какую-нибудь пафосную речь – Тайрон сам прибежит.

Ни слова не говоря, Эфай поднялся и направился к большому каменному возвышению посреди главного зала – место обмена добычи горняков на еду, нужные вещи и деньги.

– Вообще-то я пошутил, – пробормотал Калиган. – Амарта, я, честно говоря, никогда не встречался с великим Фосферосом раньше… как у него с чувством юмора?

– В последнее время я понимаю его всё меньше, – прошептала чародейка. – Идёмте к нему. Мне кажется, он затеял что-то безрассудное.

Взобравшись на каменный помост, Эфай окинул взглядом огромное пространство пещерного зала. У мелких отнорков копошились люди. Время шло к обеденной поре, а сегодня как раз был день обмена, и многие готовили добытые камни или кристаллы.

– Приветствую вас, труженики Подземных Копей! – громко возгласил отшельник, и голос его эхом прокатился по бесконечным пещерам. – Моё имя Эфай из Нафариса, называемый также Фосферосом из пустыни Фаран…

«Он спятил, – подумал Калиган. – Он всех нас погубит».

Амарта смотрела на него с каким-то диким восторгом, Автолик же – как на самоубийцу, решившего найти себе смерть покрасивее.

– Он свихнулся, наш отшельник, это точно, – зашептал вольный стрелок. – Сейчас не только надзиратели – весь Тёмный Круг сбежится. Замечательный план!

То, что говорил Эфай, показалось Калигану наивной попыткой расшевелить этих поглощённых бессмысленной суетой людей. Он призывал их вспомнить те чувства, какие испытывали они, когда видели восход или закат солнца, любовались зеленью трав, слушали приятную мелодию или смотрели весёлое представление кукольников. Затем он предложил им сравнить это чувство с тем, что они испытывают в повседневном долблении камня. Он убеждал их вновь пережить чувства душевного тепла, когда их обнимали родные, когда они сидели с друзьями у костра или в трактире, или когда возвращались усталые после работы в родной дом; а потом – подумать о своих здешних жилищах и о ночах, которые они проводят в них, и сравнить эти чувства.

Тем временем из ближайших отнорков вылезло уже около полусотни людей. Приблизившись к помосту, все они, покрытые пещерной пылью, молча слушали. В выражениях их лиц Калиган не заметил ничего, кроме обычного каменного равнодушия, но уже то, что эти люди оставили работу, чтобы послушать пришлого оратора, было удивительно.

Между тем отшельник всё говорил и говорил, а люди всё подходили и подходили. Их уже столпилось около сотни. И тут Калиган, не столько слушавший Эфая, сколько наблюдавший за людьми, увидел, как в выражениях их лиц что-то неуловимо меняется. За месяцы своего заточения он хорошо изучил этих людей и знал, что никакими красочными повествованиями невозможно пробудить у них интерес к жизни «наверху». Но сейчас, вслушиваясь в негромкую, безпафосную речь отшельника из Фарана, они как будто пробуждались от долго сна. Выражение тупого равнодушия на их лицах сменялось переживаниями сильных, трепетных чувств – забытых за годы заключения, и вот, о чудо, возрождённых вновь…

…Резкий шипящий свист под сводом, – и народ испуганно засуетился, попятился к своим убежищам. Люди отступали не в панике, как при появлении пещерного чудовища, а с обыденной покорностью перед своими надзирателями. Правда, как заметил Калиган, чуть-чуть с не такой покорностью, как всегда.

– Эфай, берегись! – крикнул он, мгновенно поняв, что означает этот шипящий свист.

Автолик скинул лук с плеча, настороженно глядя вверх. Три пещерных горгульи, быстрых и сильных, выращенных учёными умами Тёмного Круга, парили под сводом главного зала. Из тоннеля, откуда обычно прибывала повозка с харчами, выбежала группа легионеров, возглавляемых подземным магом Тайроном.

«Три мага, пять мечников. Восемь против четырёх, если не считать трёх крылатых тварей, – мгновенно прикинул шансы Калиган.

– Держи, дружище, – Автолик сунул ему свой меч и натянул тетиву.

Тайрон, которого Калиган называл не иначе, как «хитрой сволочью», с первого взгляда понял, что за гости сюда пожаловали, и не стал тратить время на предложение сдаться. Наконечник его кривого посоха полыхнул лазурным пламенем, и тотчас ослепительный голубой шар ударил в Эфая. «Паралич!» – мелькнула у старшего следопыта мысль, однако магический шар, ударив отшельника в грудь, рассыпался на сотни голубоватых огоньков, по-видимому, не причинив тому никакого вреда. Эфай, похоже, всё ещё пребывал в тех чудесных переживаниях, которые столь искренне старался передать подземному люду. Он не спеша, словно перед выходом на турнирное поле, обнажил свой меч странника и, миролюбиво держа его остриём вниз, сошёл с помоста.

Тайрон замер. Калиган не без удовольствия заметил, как изменилась его ухмылка.

– Те-е-ефрозо-о-о! – выпалил он формулу одного из самых распространённых заклятий магии огня, и два других мага вторили ему такими же огненными сгустками.

В эту секунду Калиган поразился быстроте коварной сообразительности Тайрона. Каким-то образом он догадался или почувствовал, кем являются друг для друга этот отшельник и эта чародейка. И направил свой удар в Амарту, тогда как двое его помощников – в Эфая, рассчитывая, что тот, в первую очередь бросится защищать женщину, позабыв о собственной защите.

Но Эфай, словно будучи уверен в безопасности Амарты, лёгким движением меча рассыпал оба направленных в него огнешара. Третье заклятие сгорело, не долетев до Амарты самую малость. Сгорело как будто само по себе, и Калигану оставалось только гадать, что за секрет постиг Фосферос, позволяющий ему сжигать вражеские заклятия в полёте. Секундой спустя ошеломлённый своей неудачей Тайрон упал, сбитый с ног обездвиживающим заклятием Амарты. Двое его собратьев, правда, не растерялись, тотчас приказав легионерам атаковать, а сами вскинули посохи, синхронно создавая общее заклятие, чтобы поразить чародейку наверняка. Амарта опередила их на долю секунды, использовав силу лесной магии. Растений в пещерах не было – её излюбленной, как помнил Калиган, Плотоядной лозы у неё не вышло, зато из-под ног магов вырвался столб песка и камня, ошеломив и опрокинув их навзничь.

– Сверху! – раздался крик Автолика.

Вольный стрелок метко всадил стрелу в зубастую пасть пикирующей горгульи. От когтей второй твари он увернулся в прыжке-перекате, сделав второй выстрел, уже лёжа на спине – горгулья рухнула с пронзённой шеей. Третью крылатую хищницу разрубил взмахом меча Калиган, тут же отбивая выпад клинка легионера и повергая его на землю своей коронной подножкой. Мышцы стареющего следопыта ожили, мгновенно возродив все подзабытые за время заключения боевые навыки. Второй легионер рухнул на своего собрата, получив носком сапога в живот, третий и четвёртый в мгновения ока лишились оружия, едва скрестив мечи с Эфаем, а последний – просто застыл в нерешительности, выставляя перед собой клинок.

– Довольно! – приказал Тайрон, осадив вскочившего на ноги рыжебородого мага. – Остынь, Ксаркес, нам с этой четвёркой не справиться, – Калигана насторожило, что этот хитрый тип так просто признаёт поражение. – Переговоры?

Сложив меч в исходную форму посоха, Эфай шагнул к магу с прежним выражением дружелюбия на лице.

– Переговоры, почтенный. Первое: ты немедленно посылаешь весть в Тёмный Круг, чтобы пленница по имени Флоя была освобождена и доставлена в Аргос. Второе: ты ведёшь всех нас кратчайшим путём к Западным вратам, так, чтобы мы оказались там до того, как к ним подойдёт войско Сильвиры.

Подземный маг слушал его насторожённо, но когда Эфай закончил, заметно расслабился и рассмеялся.

– Не знаю, кто ты, почтенный, но у тебя, верно, есть и другой план: на случай, если я откажусь.

– Мое имя Эфай, прозванный Фосферосом. А другой план таков: если ты отказываешься выполнить два моих условия, то тогда я согласен быть препровождённым тобой в Башню Тёмного Круга и лично вступить в переговоры с высокочтимыми архимагами.

Калиган переглянулся с Автоликом. Амарта нахмурилась. Что он делает? Добровольным пленником в Башню тёмных? Он что, только что родился? Он победил в схватке и он согласен сдаться? Только безумец может вести переговоры подобным образом!

Похоже, Тайрон был сильно удивлён таким оборотом. Несколько секунд он думал, очевидно, пытаясь понять, где тут кроется подвох, но, в конце концов, словно о чём-то вспомнив, развёл руками.

– Хорошо. Тогда можешь не тянуть и сразу переходить ко второму плану.

– Почему? – в голосе отшельника Калиган впервые почувствовал тревогу – холодное предчувствие страшной беды.

– Потому что со своими двумя условиями ты немного опоздал, почтенный Фосферос.