Остаток дня Марк провел в домике служителя Иалема, слушая впечатления Хариса и Флои и попивая чай из каких-то лечебных трав. Каждый восхищенный возглас Флои о его храбром вызове Эребу, вводил в краску. Его мучил стыд. Он знал истинную цену своей храбрости: бросить меч и удрать на крышу мог только самый трусливый воин Каллирои. Ну почему, почему так вышло? Он же мог занять оборону на ступенях храма и, прикрываясь щитом, наносить колющие удары. Ни один арпак не смог бы подобраться к нему. А если уж бежать на крышу, то сначала на нее нужно забросить меч. А еще лучше – броситься бежать, уводя врагов подальше от храма. В густых садах можно запутать врагов и справиться с ними поодиночке. Да, много возможностей было у него с мечом в руках, но он выбрал наихудшую.

– Отныне, ты первый миротворец, бросивший вызов самому Эребу, – как назло заявил Харис.

– Да, и выдержал аж три его удара... – отозвался Марк, уставившись в большую глиняную кружку, чтобы не встретиться ни с кем взглядом.

– Он сам отказался биться с тобой. Натравил на тебя сотню арпаков, подлец!

Флоя в это время рассказывала Никте о своих переживаниях:

– …А потом я схватила рожок Автолика, думаю, надо трубить, звать подмогу. Автолик говорил, труби, и друзья придут на помощь!

Марк вспоминал все произошедшее, пытаясь воссоздать полную картину.

– Что произошло в храме после того как я вышел к Эребу? Откуда взялся Ипокрит?

– Старый интриган! – гаркнул Харис. – Он все это время был в храме, подговаривал людей против нас.

– Как только ты вышел на поединок, Ипокрит встал у дверей храма, – вставила Флоя, вскочив из-за стола. – Он достал какую-то бумагу и заявил, что никто не смеет помогать Седьмому миротворцу без его, Ипокрита, согласия…

– …Иначе ослушается Совета епископов Морфелона, – продолжил Харис. – Подлый старикан знал, что говорить! Кто захочет ссориться с Морфелоном, когда решается судьба Священного союза двух королевств? И веришь ли, Маркос, все стояли и покорно слушали. Никто не мог и слова сказать. Ну, наш Ортос, само собой, пытался взывать к его совести, но без толку. Ну, я терпел, терпел, ты ж знаешь, я уважаю Ортоса, но когда увидал в окно, что Эреб натравливает на тебя арпаков, ух, как я разозлился!

– Харис оттолкнул Ипокрита щитом, да так здорово, что тот полетел в толпу, сбил настоятеля и еще четверых служителей, – добавила Флоя с ликованием.

– Очень здорово! – съязвила хранительница, вступив в разговор. – Теперь у Ортоса будут большие неприятности.

– А ты хотела, чтобы я оставил Маркоса одного против сотни арпаков?! – ударил кулаком по столу Харис. – Как иначе мне было придти к нему на помощь? Стану я думать о каких-то дворцовых интригах, когда мой друг в беде! – Харис всплеснул руками. – А Ортоса я вообще не понимаю! Вместо того, чтобы выйти во двор на помощь Маркосу, он бросился поднимать Ипокрита, тревожась, не ушибся ли тот…

– Не понимаешь, так молчи, – вставила хранительница. – Из-за тебя еще союз двух королевств сорвется.

– Ладно тебе, не тревожься по пустякам. Главное, что все мы живы, а Эреб трусливо бежал, – заключил Харис, немного обидевшись на хранительницу. Марк видел, что тот не понимает, насколько дорог хранительнице епископ и как сильно она за него переживает.

– И все-таки, если бы не ты, Харис, арпаки расправились бы со мной в три секунды, – Марк поспешил изменить разговор.

– Да я ничего и сделать не успел, – виновато заговорил Харис. – Прости, что бросил тебя одного, но драться с таким безумным количеством арпаков я не привык. Ошалел немного. Я хотел увлечь их за собой, но они тоже не дурачки. Им был нужен ты. Видал, они не особо пытались убить меня. И сотника Экбаллара тоже, и Флою.

– Зато пытались убить Никту, – заметил Марк, желая изменить ход беседы. – Чем ты им насолила, хранительница секретов?

Она молча сидела в древнем кресле служителя Иалема. Немногословная в этот вечер, она будто мучилась тяжелыми воспоминаниями.

– Они ненавидят человеческую расу. Это их природа, – коротко ответила она.

– Не только они, но сам Эреб, – напомнил Марк. – Который, кстати, сам человек.

Хранительница не отозвалась. Почувствовав, что ее нужно разговорить, Марк с неподдельным интересом спросил:

– Тебе волосы не мешают сражаться?

– Что?

– Волосы у тебя в бою были расплетены.

– Наоборот, помогают. При изворотливых движениях сбивают врага с толку.

– Понятно. А где ты научилась так прыгать? Ты скакала по крыше как белка.

Он попал в самую точку, сам того не ожидая. Глубокие глаза хранительницы дрогнули, и в них засветилась радость жизни.

– Я с детства люблю гулять по деревьям.

– По деревьям? – удивился Марк. – Ты ходишь по верхушкам леса?

– Это же опасно! – воскликнула Флоя удивленно. Видимо, этим секретом хранительница с ней не делилась.

– Нет, – хранительница едва заметно улыбнулась. – В прогулках по деревьям нет ничего опасного, когда ты идешь в гармонии с ветром. Если бы ты хоть раз поднялась на верхушку любого из титановых деревьев, ты бы сама полюбила высоты Спящей сельвы.

– Я помню, – сказал Марк, вспоминая свой первый день в Каллирое, когда перед ним предстала громадина морфелонских лесов. – Верхушки исполинских деревьев образовывают как бы висячий ковер.

– Не слишком мягкий этот ковер. На высотах бывают сильные ветры, верхушки титановых деревьев качаются и нужно прыгать с одной на другую.

– И у тебя это выходит? – с восторгом спросила Флоя.

– Только не в этих одеждах. Лучше всего – мантия из листьев клена.

– Наверное, это чудесно, гулять по деревьям, – вздохнула Флоя.

– Да, там дышится жизнью. Тело наполняет свобода, душа возносится к небесам. А когда наступает ночь, кажется, что звезды лежат на твоих ладонях.

– Ночь? – вскрикнула в изумлении Флоя. – Ты и ночью ходишь по деревьям Спящей сельвы? Это ж ужас!

– Ночью мне особенно спокойно. Ночь – моя стихия.

– За это тебя прозвали ночной птицей? – спросил Марк.

Наблюдая за выражением ее глаз, он заметил, что дружеский разговор постепенно выводит ее из тяжелых раздумий. Ярко-синие глаза хранительницы, обычно неподвижные и выражающие странное таинственно-грустное чувство, оживились, быстро переводя взгляд от Марка к Харису, от Хариса к Флое. О своем прошлом, о котором она предпочитала молчать, хранительница теперь говорила с раскрепощенной радостью, будто освобождалась от давно мучившего бремени.

– Ночная птица. Это прозвище прилепилось ко мне с детства. Люди Сонной дубравы ненавидели моего отца, а вместе с ним и меня. Родителей часто не бывало дома, и я скрывалась от обид и насмешек в лесу. Особенно я полюбила ночь. Ночью никто из жителей не решался войти в Спящую сельву. Она скрывала множество кошмаров, но для меня не было ничего хуже, чем терпеть обиды от своих. Когда наступает ночь, я становлюсь собою, а в ночном лесу – чувствую себя в безопасности. Маленькая девочка, скрывающаяся от обидчиков в Спящей сельве, где рыщут элементалии и даймоны.

Хранительница улыбнулась своим воспоминаниям из невозвратного детства, которые хранила, как секреты миротворца. “Сколько лет прожила в угнетении и одиночестве, а осталась такой чувствительной, – подумал Марк. – Чем она жила?”

– Эреб узнал тебя. Ты знала его раньше? – спросил Харис, интересуясь, прежде всего тем, что имело отношение к войне.

– Он знал моего отца, – сказала хранительница. В ее голосе почувствовалась горечь. – Эреб строил ему козни, когда легионы Хадамарта вели непрерывные войны с Лесным воинством. Двери дома моего отца всегда были открыты для воинов-адельфов любого города и ордена. После его смерти я продолжила отцовскую традицию. Воины находили приют в моем доме – единственном во всем селении. Старейшины и соседи постоянно донимали меня за то, что я навлекаю на них гнев нечисти.

Однажды, когда в день моего шестнадцатилетия старейшины приказали мне убираться из Сонной дубравы, тоска и отчаянье взяли надо мной верх. Эриты этим воспользовались. Они внушили соседским юношам, погрязшим в разврате, войти в мой дом и поставить перед выбором: бесчестие или изгнание. Я была для них изгоем, гордой девушкой, не желающей вливаться в их развращенное общество. Общество не терпит таковых. Сейчас я бы остановила их без труда, но тогда уныние выпило из меня все силы. Мне оставалось только бежать. Они бежали за мной, крича омерзительные, грязные слова, и юноши, и дети. Скрываясь от позора, я убежала в ночной лес, но мои преследователи не отставали. Они были опьянены жаждой расправы – эриты притупили их страх перед лесом. Они настигли меня у огромного титанового дерева. Лица их смешались, я уже не различала, где люди – где даймоны. Казалось, Спящая сельва проснулась и наполнила ночь злобными криками. Меня окружали люди и тени. Они кружили, кричали, дергали меня за одежду, говорили, что сейчас сделают со мной... я не могла больше терпеть эту пытку. К своему стыду, я хотела закричать Спасителю “Где же Ты? Почему Ты бросил меня?”, как тут отчаяние бросило меня на титановое дерево. Не помню, как взобралась я на высоту более ста локтей. Но там, под великолепным звездным небом меня наполнил необыкновенный покой. Настоящее чудо. Будто только что терпела муки Гадеса, а попала на Небеса. Вокруг царила неземная тишина. И дивный голос, который невозможно услышать ушами, сказал: “Не бойся, только верь”.

Мне стало стыдно, что я усомнилась, но стыд мой быстро прошел. Я говорила с Голосом всю ночь. Я переходила с дерева на дерево и ни разу не сорвалась. С тех пор я гуляю по деревьям и не знаю ничего лучшего. Это место, где я по-настоящему свободна. Место, где меня не достать ни людям, ни даймонам.

Хранительница говорила сегодня на редкость долго, не скрывая пережитых чувств. Марк подумал, что это битва у Храма призвания повлияла так, но позже понял – встреча с темным князем и его даймонами возродила ее воспоминания о жестокой судьбе детства. “Наверняка Эреб как-то причастен к смерти ее родителей”, – решил Марк, но спрашивать об этом не стал, помня нежелание хранительницы говорить о своих родителях.

К тому же по-настоящему его волновало пророчество и только пророчество. А с этой загадкой ему мог помочь только епископ, а тот, как назло, куда-то запропастился с Иалемом.

– Что теперь будет с Экбалларом? Он хотел защитить нас, а они посадили его под стражу, – вспомнила Флоя бравого сотника, когда время приблизилось к полночи. – Они не могут держать его взаперти, они ведь отпустят его?

– Да уж верно, что не сошлют в Хиром, – отозвался Харис.

– Это куда? В тюрьму Южного оплота? – поинтересовался Марк.

Харис с важным видом покачал головой.

– В долину Хиром ссылают совершивших преступление аделиан. Пребывание виновного в Хироме может длиться месяц, год или несколько лет, это уж, насколько преступление тяжкое.

– А если преступление слишком тяжкое? – спросила Флоя.

– Тогда преступника обрекают на пожизненное скитание в горном ущелье Шарат. Или могут передать в городской суд, где существует смертная казнь. Но такого давненько не бывало – судьи Армии Свободы решают судебные вопросы по своим законам.

– Но ведь это хорошо! – воскликнула Флоя, словно сама вскоре должна была сесть на скамью подсудимых.

– Не сказал бы, – ответил Харис и помрачнел как грозовая туча. – Любой аделианин предпочел бы смерть изгнанию в Шарат.

– Разве оттуда нельзя сбежать? – не поверила Флоя. – Там много охраны?

– Говорят, там нет ни стен, ни цепей, ни стражников. Но убежать все равно нельзя. Что-то происходит с волей узника, так что он даже не пытается убежать.

Марк тяжело вздохнул и, отгораживая себя от остальных кружкой чая, продолжал ждать епископа. Особенности местного судоустройства волновали его меньше всего. Вскоре он улегся на кровать, делая вид, что смертельно устал и жаждет спокойного сна. Друзья, не желая беспокоить его сон, разошлись: Никта и Флоя в нижнюю комнату для гостей, а Харис на сеновал, так как в гостиной была только одна кровать.

Иалем и Ортос вернулись после полуночи. Они выглядели уставшими, как после изнурительного рабочего дня в поле. Иалем пожелал Марку спокойной ночи и отправился наверх. Марк же, забыв про сон, набросился на епископа, быстро пившего холодный чай.

– Где вы пропадали, я волновался?

– Я говорил со старейшинами Храма призвания.

– Так долго? И что?

– Эх, эх, – покряхтел епископ. – Старейшины настроены к нам дружелюбно, но вынуждены требовать, чтобы Иалем прогнал нас из своего дома. Так повелел архиепископ Ипокрит. Они не хотят ссориться, боясь испортить отношения с Морфелоном.

– И потому не вышли поддержать меня, – заключил Марк, хоть ему сильно не хотелось выдавать обиду.

– Многие верные адельфы хотели прийти тебе на помощь, когда ты вышел навстречу Эребу. Но появился архиепископ Ипокрит. Он предъявил указ Совета епископов Морфелона о запрете оказывать помощь Седьмому миротворцу. Еще когда мы были в Иероне, я знал, что он подговаривает Совет издать такой указ, но не верил, что у него получится. А Совет внял таки его уверениям: „Седьмой миротворец должен пройти свой путь один, и если он повторит печальную судьбу предшественников, ни один храм не запятнает себя соучастием в его делах”. Ипокрит стоял у дверей, и никто не смел оттолкнуть его, ибо это означало бы нанести оскорбление Морфелону. Но пока я тщетно взывал к его совести, Харис просто отшвырнул его в сторону и вышел. Он не слишком чтит указы Совета епископов, – добавил епископ со странной укоризной, больше похожей на иронию.

– Меня снова спасали друзья, – признал Марк, опустив глаза. – И я снова опозорил призвание Седьмого миротворца.

– Что ты говоришь?

– Я опозорен. Седьмой миротворец опозорен. Сначала я был опозорен Яннесом, Амартой, а теперь и Эребом, – высказал Марк мучившую его боль, которой не мог поделиться с молодыми друзьями.

– Ты вышел против сильного воина-мага. Не каждый рыцарь решился бы на такой поединок.

– Я бросил меч... я убежал от арпаков на крышу храма. Брат Ортос, я был готов бросить всех и убежать!

– Именно об этом я просил тебя, Маркос. Эреб не осмелился бы уничтожить храм. Служители были готовы отразить нападение. Ипокрит бы этому не противился.

– Почему этот архиепископ меня преследует? Ведь король благословил наш поход.

– Ипокрит опасается, что Седьмой миротворец станет причиной новой войны против Морфелона.

– Почему? – насторожился Марк.

– Морфелон помог Южному оплоту в битве против Хадамарта в Темной долине. После этого амархтонские даймоны пошли на Морфелон, положив начало Эпохе лесных войн. Но Ипокрит опасается напрасно: ни миротворец, ни кто-либо другой из адельфов не развяжет новой войны против Морфелона – это ложь, навязанная страхом. Скрытая война давно идет. Нам угрожают не дела, а бездействие.

– Это как?

– Чем дольше молчат верные Пути истины, чем дольше закрывают глаза на грех и беззаконие – тем больше крепнет власть Хадамарта. Но мы не из молчащих, а потому Хадамарту не суждено победить, – благодушно улыбнулся епископ, в один миг рассеяв всю напущенную им же атмосферу мрака.

– Да и потом Ипокрит боится не столько Хадамарта, сколько того, что Сиятельнейший Патриарх поставит меня архиепископом Морфелонским. Ипокритом многие недовольны в Иероне. Но мне архиепископство не нужно – это не мое призвание. Я должен оставаться проводником миротворцев.

Епископ завертел головой в поисках чая. Марк вскочил и, забегав, налил ему целую кружку.

– Так нас выгоняют из Зеленой идиллии?

– Иалем никогда не выгонит гостей из своего дома. Ипокрит не может ему запретить впускать нас в свой дом.

– Постойте, но он может запретить вам!

– Он и запретил. Сказал, если мы не покинем этот дом до завтрашнего вечера, он направит послание в Морфелон с требованием лишить меня сана.

Епископ опустил глаза, удрученно думая. Марк старался понять его: лишиться сана на старости лет епископу, конечно же, было горько. Но и отправляться с Марком неизвестно куда, он не мог. После сегодняшней драки у храма стало ясно, что бродить в округе и спать под открытым небом небезопасно. А поблизости нет более защищенного места, чем охраняемая войсками королевы Зеленая идиллия.

– Разве мы не можем пожить в таверне? – осторожно предложил Марк.

– Так и сделаем, – неожиданно сказал епископ, будто только этого и ждал. – Пойдем завтра же. В соседнем Буйном лугу найдем работу, оплатим проживание и будем спокойно ждать королеву Сильвиру, которая уж точно поможет тебе исполнить миссию.

– Миссию! – Марк хлопнул себя по лбу. Увлекшись разговором об Ипокрите, он чуть не позабыл самое важное.

– Брат Ортос, пророк Эйреном поведал мне очень странное пророчество… я хотел бы… чтобы вы помогли мне разобраться.

– О пророчествах лучше говорить днем, – устало ответил епископ и, допив чай, встал. – У нас будет время завтра.

Марк остался один, раздумывая над стихами пророчества. Четыре толстенных свечи во всех углах, казалось, будут гореть вечно, освещая гостиную не хуже факелов. Неожиданно его взгляд упал на тусклое зеркало: невероятно, как он изменился! Марк увидел заросшего неопрятного человека со слипшимися волосами, ниспадающими на глаза, впалыми щеками и выпирающими скулами. Под глазами набухли мешки, никогда не появлявшиеся раньше. Перед ним стоял иной человек, у которого оставалось очень мало общего с прежним Марком. Испытания и время делают свое дело.

Сначала его охватил страх, но не сковывающий, а какой-то тягостный, тоскливый. Время не остановилось. Оно реально в обоих мирах. Оно уходит безвозвратно. Сколько ему еще жить в этой стране? Вернется ли он домой? А если вернется, встретит ли он свой мир прежним? Ведь и там, дома, все изменится на месяцы, а то и годы – кто знает, сколько ему исполнять свою миссию? Хватились ли его там, по ту сторону Каллирои? Наверное, нет, кому он там нужен? Все решат, что он уехал в далекие страны, нашел свою мечту…

“А раз так, то я и не спешу возвращаться, – решил Марк, неожиданно обозлившись. – Я останусь здесь, и исполню все, для чего призван. А там, будь что будет!”

* * *

Глубокий сон без сновидений сковал Марка, но вскоре он пробудился от ощущения, что рядом проплывает что-то холодное и липкое. Он отчаянно взмахнул руками, стараясь освободиться от невидимых пут, и открыл глаза.

Было раннее-раннее утро. Через щель неплотно прикрытого окошка просачивалась молочно-белая дымка тумана. Марка не покидало ощущение, что в доме находится некое существо. Бесшумно поднявшись, он осмотрел гостиную, подошел к двери. Она оказалась заперта.

Успокоившись, он вернулся в кровать и стал думать. Насупленный, он пролежал не меньше часа, размышляя о своей жизни. Он по-прежнему не нравился самому себе. Далеко не идеальный, в родном мире он тщательно скрывал свои недостатки от окружающих и даже от самого себя. Но в мире Каллирои, где невидимые законы мироустройства необычайно обострены, ничего не скроешь. Здесь все недостатки Марка становятся явными и для мудрого епископа, и для простоватого Хариса, и, что хуже всего, – для Флои и Никты. Дуться было не на кого. Марк понимал, что во всем виноват он сам. “Наверное, мало молился, мало ходил в церковь, мало заботился о близких, одним словом – малодушничал, – укорял он себя. – Как мне изменить себя? Малодушие въелось в мой характер настолько, что стало его неотделимой частью”.

Он пытался вспомнить светлые эпизоды своего пребывания в Каллирое, но как назло вспоминались только неприятные моменты, когда все зависело от его решений, а он выбирал малодушие. Если бы не растерялся на Светлой арене, если бы не запаниковал в схватке с керкопами, если бы не поддался искушению в Белом забвении, если бы твердо выстоял под ударами Эреба, если бы не бросился бежать от арпаков – малодушию пришлось бы покинуть его душу. Но он заботился о своем страхе больше чем о чести и достоинстве: отступил, испугался – и враг торжествовал.

– Так будет не всегда, – постарался успокоить себя Марк, в который раз решив все изменить. Знакомое чувство. Оно часто посещало его в минуты уныния, но к великому сожалению не задерживалось надолго. Мечтая в субботу, что с понедельника начнется новая жизнь, Марк осознанно обманывал сам себя, прекрасно понимая: в жизни ничего не изменится, если не начать ее менять прямо сейчас. И он начнет.

* * *

После завтрака епископ пребывал в хорошем настроении. Покидая дом Иалема, он исполнял повеление архиепископа Ипокрита, и теперь тот уже не сможет донести на него за непослушание. Правда, по возвращению в Морфелон епископу таки придется ответить за дерзкую выходку Хариса, отшвырнувшего Ипокрита в храме, но это было не так страшно. Что взять с бесшабашного вояки? Харис начал было извиняться, но епископ сказал, что это лишнее.

– Моя вина, что я так и не научил тебя сдерживать гнев, – сказал он, улыбаясь. – Что сделано, то сделано. Ты спешил помочь другу, и я тебя не осуждаю.

Иалем немало огорчился, что гости покидают его дом, но спорить не стал. Он хорошо понимал положение епископа и даже предложил денег со своего скудного жалования на проживание в таверне. Епископ денег не взял, уверяя, что ему с друзьями не привыкать к безденежью.

После того как Иалем, попрощавшись, ушел в храм, епископ приказал Харису запрячь Скоронога в повозку, а Флою и Никту попросил подождать во дворе. Оставшись с Марком один на один, епископ, наконец, задал долгожданный вопрос:

– Итак, Маркос, о чем же гласит пророчество Эйренома?

– Самому мне этого не понять, – Марк протянул ему свиток.

– Это еще что? – епископ удивленно поднял глаза.

– Пророчество.

– Ты записал его?! – воскликнул епископ. – Какое безрассудство! А если оно попадет в руки врага? Дай, я прочитаю, а потом сожги.

– Я не умею писать по-каллиройски, это Циэль, девочка, что служит у Эйренома, – заговорил Марк в то время как епископ принялся читать. – Вот только, как я понял, она записывает пророчества по-своему. Стишки какие-то сочиняет…

– Циэль записывает так, чтобы было понятно таким как мы, – ответил епископ, углубляясь в чтение. – Эйренома ты бы все равно не понял.

Марк замолчал, дожидаясь пока епископ дочитает до конца. Он волновался и, помня пророчество наизусть, повторял его в уме.

Закончив, епископ как-то странно вздохнул и отложил свиток в сторону. В его вздохе чувствовались глубокая скорбь и предчувствие страшной неотвратимой беды.

– Проклятие все-таки существует, – промолвил он упавшим голосом.

– Проклятие миротворцев? – взволнованно спросил Марк, вспоминая мелисскую таверну, где уже спрашивал епископ об этом. – Вы же говорили, это поверье.

– Теперь вижу, что нечто большее… Чего же ты сидишь, я сказал тебе сжечь свиток! – неожиданно встрепенулся епископ. – И никому больше не рассказывай свое пророчество, слышишь? Никому, кроме меня и лично королевы Сильвиры!

Марк послушно бросил бумагу в домашнюю печь, где еще тлели угли. Свиток сначала затлел, начал чернеть, затем вспыхнул и, быстро пожираемый огнем, превратился в пепел. Епископ жадно смотрел, как сгорает бумага, а когда огонь сделал свое дело, чуть-чуть успокоился.

– Что тебе сказал пророк Эйреном?

– Сказал, что вы мне разъясните пророчество.

– Он что-то говорил о Белом забвении?

– Н-не знаю, нет, вроде… – ответил Марк сбивчиво. Ему совершенно не хотелось признаваться в том, о чем просил пророк.

– Ты уверен? Уверен? – епископ с такой дикой настойчивостью глянул Марку в глаза, что тот испугался. “Если это так важно, то лучше ничего не утаивать, – решил он. – Моя судьба, все-таки”.

– А, вспомнил! Пророк говорил, чтобы я рассказал вам, что произошло в Белом забвении. Но я вам все и так рассказал…

Епископ приложил ладонь к виску, будто у него сильно разболелась голова.

– Что ты от меня утаил? – спросил он с мертвенной сухостью в голосе.

Марк сел напротив него за стол. Было очень неприятно. Он отвел взгляд, думая, какими бы отговорками обойтись. Но епископ выглядел таким бледным, что Марку стало его жаль. Надо решиться и поведать все. Он собрался с духом, глянул в окно, убеждаясь, что Флоя и Никта сидят во дворе и ничего не услышат, и как можно спокойнее заговорил:

– В Мелисе я познакомился с одной девушкой. Она мне очень понравилась…

– Маркос, оставь эти россказни, все очень серьезно, – проговорил епископ, глядя заледеневшими глазами в стол. – Что произошло в Белом забвении?

– …Словом, ламия, которая меня околдовала, приняла облик той девушки…

– Это совершенно неважно. Скажи, что произошло там, когда ты лежал в сетях ламии?

Марк недоуменно запнулся: Меллина была бы самым тяжелым его признанием, и он готовил себя к этому. Но если епископа это не интересует, то об остальном говорить гораздо легче.

– Она сосала из меня кровь, – Марк прикоснулся к своему шраму на шее. – Потом появилась какая-то темная фигура. Человек это был или нет, не знаю…

– Дальше! – епископ весь напрягся.

– Он набрал кровь из моей раны…

– Что?!

Епископ выкатил глаза как при сильном душевном потрясении. В таком страхе Марк его никогда не видел. Руки епископа затряслись, он с трудом поднимался из-за стола.

– Что он еще сделал?

– Он тянул из меня что-то непонятное… что-то такое… как невидимая слизь, – Марк поморщился от неприятных воспоминаний.

– А ты?! Что ты говорил перед этим?!

– Я? Я не помню…

– Вспоминай! Что ты говорил перед тем как узнал ламию? Ты отрекался от Пути истины, отрекался от своего призвания?! Признавайся!!! – епископ уже не говорил, он кричал.

– Нет, что вы такое говорите, нет! – Марк сам вскочил из-за стола.

– Ты лжешь! – выкрикнул епископ.

– Лгу?!

– Вижу, что лжешь… Ты не отрекался прямо, но отрекся своим выбором! Ты изменил своему пути! И выбрал проклятый путь!

“Отступишь – и проклятый путь изберешь, заветное зло из болот призовешь” – пришли на ум пугающие слова.

– Я был околдован. Я не понимал, что говорю, – попытался защититься Марк.

– Ты все понимал. Это было твое искушение. И ты поддался ему, – епископ немного утих, но глаза его по-прежнему пылали. – Этим ты и призвал из болот Белого забвения зло.

– Я покаялся, – осторожно произнес Марк.

– Ты породил чудовище.

Епископ бросился собираться. Схватил плащ, покрывало, посох, перебросил через плечо походную сумку.

– Куда вы? – не понимая, что происходит с епископом, Марк боялся отпускать его.

– В гарнизон Армии Свободы. Хочу знать, нет ли вестей от королевы Сильвиры.

– Я с вами!

– Тебе нельзя. Теламон будет не рад твоему появлению.

– Я подожду вас у ворот гарнизона.

Епископ, тяжело дыша, уставился в пол, что всегда означало твердое “нет”.

– Оставайся здесь.

– Когда вы вернетесь?

– Не знаю. Когда найду учителя Калигана. Он научит тебя боевому мастерству. Ты должен научиться сражаться.

Марк был удивлен и напуган. С чего это епископ так озаботился его боевыми навыками?

– Но вы не разъяснили мне пророчество.

– Теперь пророчество не имеет смысла, – бросил епископ, ринувшись к двери.

Марка словно обухом по голове ударили.

– Да что происходит?! Почему это?!

Епископ резко обернулся.

– „Но выбор пред тем предстоит совершить: быть верным Пути иль ему изменить”. Неужели не понимаешь? Это предупреждение. Чтобы ты не предавал свой путь миротворца, иначе раскрепостишь завет Проклятия. А ты УЖЕ это сделал! Ты встал на проклятый путь! ...И потерял пророчество до того, как его услышал. Отныне Проклятие миротворцев на свободе!

Нервным движением епископ распахнул дверь и, громко хлопнув, вышел во двор. Харис уже успел впрячь Скоронога в повозку.

– О, брат Ортос, вы готовы? Едем?

– Никуда мы не едем! – прикрикнул тот на странствующего рыцаря. – Вы все остаетесь в доме Иалема, ясно?

Харис опешил от такой перемены не меньше Марка:

– Но, брат Ортос, вы же можете лишиться своего сана…

– К хаосу мой сан, Маркос в большой беде! – крикнул епископ. – Никтилена, учи Маркоса сражаться. Каждый день, не ленитесь! Харис, Флория, будьте всегда рядом, глаз с него не спускайте. Да хранит нас всех воля Всевышнего!

Энергично опираясь на посох, епископ быстро зашагал по дороге и вскоре исчез из виду. Выбежав поначалу следом, Марк вернулся в дом. Испуг от неожиданной вспышки епископа прошел, теперь Марка злило, что он ничего не понимает. Что за грех совершил он в Белом забвении? Какое чудовище породил – что имел ввиду епископ? Что за Проклятие миротворцев, наконец? Епископ же был убежден, что это поверье. Почему исковерканное детскими стишками пророчество его разубедило? Он никогда не был слишком суеверен.

– Куда ушел Ортос? – спросила хранительница из-за спины.

– Ушел искать какого-то учителя боевых искусств, – удрученно ответил Марк.

– Понятно, – прошептала хранительница, нахмурившись. Марку показалось, что она догадывается, кого отправился искать епископ, и этот кто-то ей далеко не симпатичен.

* * *

Странное поведение епископа насторожило всех. Харис, Флоя и Никта долго выпытывали у Марка, что произошло, но так и не услышали ничего вразумительного. Марк и сам толком не знал, что так напугало спокойного уравновешенного епископа. Пророчества он не понимал, а рассказать его друзьям не решался, памятуя строгое наставление епископа.

Ближе к вечеру у Лунного леса и дальше в сторону Храма призвания появились тройки воинов, вооруженных копьями и луками. Это были патрули гарнизона Зеленой идиллии: значит, королевский эмиссар таки побеспокоился о защите дома Иалема и других жителей поселка. Присутствие войск придавало чувство защищенности – возвращения в поселок Эреба с даймонами можно было не опасаться.

Глядя на патрулирующих воинов, Марк увидел хранительницу, идущую из леса к дому. Ее густые темно-каштановые волосы были заплетены в косу, а озаренное утренним светом лицо украшала скромно-проницательная улыбка, с какой она смотрела на сидящего Марка. Ее движения рук и ног, легкие повороты головы и даже покачивание за спиной чехла с мечом – все выглядело грациозным. Легкие коричневые одежды, скрывающие даже кисти рук, все так же придавали ее фигуре ауру таинственности, как у владычицы леса.

“Ночная птица, лесная нимфа, хранительница секретов... наверное, нужно заслужить такие странные прозвища”.

– Гуляла по деревьям?

– Нет. Деревья Лунного леса не пригодны для прогулок. А что ты делаешь?

Марк пожал плечами.

– Так, ничего.

– Ортос сказал, чтобы я учила тебя сражаться.

Марк кивнул без особого энтузиазма. Он давно мечтал научиться владеть мечом, но ему не хотелось, чтобы его учителем была именно Никта.

– Раз Ортос сказал, то так тому и быть, – сдержанно ответил он.

– Тогда обнажи меч. Я расскажу тебе о секретах Шестого миротворца, каких ты еще не знаешь.

“Это мне пригодится”, – с утешением подумал Марк, глядя на обоюдоострый меч и наслаждаясь теплом рукояти.

– Основа всякого боевого мастерства – это сила терпения, – начала хранительница. – Один из секретов Шестого миротворца научит тебя этому. Вонзи меч в землю.

Марк послушно воткнул Логос на половину лезвия.

– Стань на колени и обхвати двумя руками рукоять.

Он повиновался, ожидая чего-то необычного.

– Так и стой.

Недоумевая, Марк проследил, как хранительница направляется к двери.

– И все?

– Все.

– Сколько же времени мне так стоять?

– Пока не вернется брат Ортос.

– Но он может вернуться только ночью! – напомнил Марк.

– Тем лучше. Тогда ты точно овладеешь искусством терпения, – с душевной простотой ответила хранительница и скрылась за дверью.

“Издевается? – внутри все вскипело, но Марк пересилил себя. – Ну ладно, я буду послушным”, – упрямо подумал он.

В течение получаса он усиленно думал о пророчестве, о своей миссии, но потом все наскучило. Колени начали затекать, голова – клониться к груди, на лицо и руки изредка садились мелкие мушки. Марк начал раздраженно ерзать: уж не посмеялась ли над ним хранительница, не свалял ли он дурака, послушавшись немудреного секрета?

“Пусть даже так, я буду послушным!”

Он сжал рукоять, твердую и теплую, направляя мысли к небесам. Закрыв глаза, он устремился ввысь, где царили абсолютная чистота и ясность…

– Хвала Небесам, ты хорошо начал урок терпения, – приветливо встретила его хранительница за столом гостиной комнаты. – Ты продержался целых два с половиной часа.

– Но так и не дождался брата Ортоса.

– Ты сделал первый шаг к победе и победишь, если сделаешь второй и третий.

Марк чувствовал, что вполне заслужил ее благосклонность. Грудь дышала свободой, он испытывал радость жизни. Двухчасовые размышления на коленях с мечом зарядили его бодростью и ясностью ума. Неплохо для начала.

– Поешь, – указала хранительница на стол, где были хлебные лепешки, зелень и глиняная миска с пропаренными пшеничными зернами. – Завтра продолжим. Вижу, ты уже готов к изучению боевых приемов.

– У тебя еще много секретов Шестого миротворца? – спросил Марк.

– Некоторые я уже открыла тебе, некоторые ты открыл сам.

– Когда? – смутился Марк.

– Когда остановил Лестаса у мелисской таверны. Ты открыл в себе Силу примирения. Примирения, которое изменит мир.

Марк провел рукой по лезвию Логоса. Холодный металл и теплая рукоять соединяли в нем странное очарование, вызывая то таинственно-приятное состояние чувств, когда строгий рассудок уступает вере в чудеса. “Уповать на чудо – вот в чем сила Логоса”, – подумал Марк.

– Раскаленное лезвие твоего меча можно прикладывать к отравленным ранам. Если осознаешь причину своей раны.

– Это я узнал от королевы Сильвиры, – сказал Марк, с неприязнью вспоминая Белое забвение, о котором напоминал шрам от ожога на шее.

– Рада за тебя: ты встречался с самой королевой Южного оплота! – с чересчур наигранной завистью сказала хранительница.

– Если б я знал, что она королева, – вздохнул Марк и вдруг уловил ее скрытое желание. – Ты тоже хочешь встретиться с ней?

– Было бы любопытно, – уклонилась от прямого ответа хранительница, неумело скрывая свою давнюю мечту. Жажда встречи с королевой горела в ее глазах, как бы она их ни прятала. – Вернемся к твоему мечу. Шестой миротворец рассказывал, что против Логоса не устоят никакие двери, если его правильно использовать. Этот освященный меч – сплав металлов неизвестного происхождения. Он может разрубать любые цепи, открывать любые ворота, но есть один секрет. В каждом случае тебе необходимо знать: зачем? Что тебя ведет? Каково твое желание? Освободить пленников? Ради чего? Ради их жизней? Или ради своей славы? От внутренней силы, ведущей тебя, зависит и сила удара Логоса.

– Я могу потренироваться? – Марк окинул взглядом гостиную в поисках подходящего материала.

– Нет. Этому научит только жизнь.

– Понятно. А говорил ли тебе Шестой миротворец как сражаться с людьми? Что делать, если мой противник – человек, легионер тьмы, скажем?

– Существует много приемов. Для тебя как миротворца лучше всего – защита, называемая Потоком мыслей. Легионер идет на тебя с мечом, а ты смотришь ему в глаза и направляешь свои мысли в его разум, уверяя, что ты ему не враг. Это поубавит в нем желание тебя убивать. Разумеется, без искреннего сочувствия к твоему врагу ничего не выйдет.

– А дальше?

– Бросаешь свой меч и мысленно убеждаешь противника сделать то же самое.

– Рискованно. А если не выйдет?

– Ясное дело, не выйдет, – усмехнулась хранительница. – Минули времена, когда Потоком мыслей адельфы останавливали врагов. Ныне черные маги накладывают на своих легионеров Чары крови, Заклятие голодных волков, Затуманенный разум. Теперь пробиться в разум врага не так просто.

– А если легионеров несколько? И все они под действием чар? – усложнил задачу Марк.

– Тогда остается прибегнуть к защите, именуемой Сила покорных. Мысленно прощаешься с жизнью, заставляя тело поверить, что смерть неизбежна. Это усилит твое чувство зависимости от Спасителя. Затем делаешь волнообразный взмах мечом и говоришь: “Тот, кто со мной – сильнее смерти”, ну, или что-то вроде того. Твоя осознанная беззащитность призовет силу Небес.

– Здорово! Научиться бы этой Силе покорных, – сказал Марк. – А в этом деле мне можно потренироваться?

Хранительница рассмеялась, откинувшись на спинку стула.

– Извини, но изобразить легионера тьмы я не смогу.

– А черного мага? – продолжил Марк тем же веселым тоном, но хранительница вдруг перестала смеяться.

– Нет. С черными магами у меня нет ничего общего. И если научишься Силе покорных, никогда не используй ее против черных магов. Не поможет.

– А как от них защититься?

– Я научу тебя блокировать заклятия.

– Как? Мечом?

– В боевом искусстве рыцарей-адельфов существует такое мастерство как защита от магии или, как ее еще называют, антимагия.

– Серьезно? – Марк проявил неподдельный интерес. – Когда начнем?

– Когда научишься держать меч в руках как следует.

* * *

Епископ не появился и до ночи. Пришел один Иалем, объяснив, что Ортос отправился на поиски учителя боевого искусства и раньше чем через три дня его можно не ждать. Новость едва не вывела Марка из себя. Он надеялся обсудить с епископом пророчество уже сегодня, а получил томительные дни ожидания.

“Если это снова урок терпения, то я больше учиться не хочу!”

Он вышел во двор, чувствуя себя покинутым. Почему, почему епископ ушел, не разъяснив ему пророчества? Почему он заявил, что оно больше не имеет смысла? Почему оставил его мучаться загадками?

Марк прислушался. Время близилось к полночи, Иалем ушел спать, а вот Флоя и Никта сидели неподалеку под яблоней, о чем-то задушевно болтая. Завидев Марка, они смолкли.

– Маркос, ты куда? – окликнула его хранительница.

– Пройдусь к лесу, – ему не понравился ее оклик. Это было не любопытство подруги, а навязчивый надзор наставницы.

– Тебе не следует отходить от дома.

Так и есть – наставница! Почувствовав посягательство на свою свободу, Марк теперь пошел бы к лесу, даже если бы не хотел.

– Не волнуйся, я не заблужусь.

И он медленным, как на прогулке, шагом направился к Лунному лесу.

– Маркос, вернись!

Это уже был приказ.

– Да брось ты, – Марку нравилось не подчиняться ей. Он впервые очень ясно понял, что в действительности она не вправе ему что-то приказывать. Он, Седьмой миротворец, здесь старший! Все остальные – помощники. Сам епископ не мог возражать против его решений.

– Маркос!

Она быстрыми шагами догнала его и одернула за рукав рубахи.

– Ты что, не слышишь? Не смей ходить ночью один! – она говорила с неприкрытым возмущением.

– А в чем дело? – делая недоуменно-невинное лицо, ответил Марк.

– В том, что за тобой по пятам ходит зло, – в ее глазах блеснул свет полной луны. – Я не могу постоянно следить за тобой.

Марк рассмеялся с наигранным удивлением:

– А с чего ты решила, что я нуждаюсь в охране?

– А с того, что ты забываешь, в чьи лапы угодил в Белом забвении. Ищешь встречи с еще одной ламией?

В груди что-то закипело. Марк едва унял внезапную дрожь. Игры закончились – хранительница нанесла запрещенный удар. Он почувствовал, как по скулам разливается жаркий гнев.

– Так, так, – проговорил он, подготавливая удар в ответ, – тогда и тебе нужна охрана. А то, чего доброго, зарубишь кого-нибудь, кто не захочет воздать тебе почести…

Удар пощечины прозвучал в ночной тишине необычайно звонко. Марк даже не поднял руку к горящей щеке. Он ликовал: “Есть! Наконец-то! У нее тоже есть слабости, есть уязвимые места!”

– Что у вас тут, Маркос, Никта?

Сзади подходил Харис с зажженным факелом – рядом с ним бесшумно ступала Флоя. “Она была здесь и все слышала, – догадался Марк. – Никта научила ее бесшумной поступи. Что ж, пусть Флоя узнает о своей подруге больше. Никта наверняка проболталась ей о ламии!”

– Маркос обидел Никтилену, – пожаловалась Флоя.

– Никто никого не обижал, – сухо отозвалась хранительница. Марк видел, как трудно ей сдерживать гнев. Он и сам с трудом сдерживался после того, как Флоя поддержала Никту.

– Маркос? Никтилену? – Харис изумленно махнул факелом. – Что за чушь? Я видел как она ударила Маркоса.

– Потому что он ее оскорбил! – выкрикнула Флоя.

– Помолчите оба, – сказала хранительница.

Марк не мог этим не воспользоваться.

– О, ты уже приказываешь! И кто же наделил тебя такой властью?

– Ты глуп и упрям. Я пытаюсь помочь тебе, – с холодом выговорила она.

– Ты пытаешься стать во главе. Быть наставницей. Чтобы все тебе подчинялись, – высказался Марк отрывисто.

Свет факела упал на ее ярко-синие глаза. Марк вздрогнул от горящего в них гнева. Она была не просто рассерженной. Это был гнев выходящего на поединок соперника.

– Вернись в дом, Маркос, – это прозвучало уже не как повеление, а как угроза.

– Уйми пыл, хранительница. Ты не наставник мой и даже не проводник. Я Седьмой миротворец, вообще-то, и это мой поход.

– Если бы ты понимал, какая миссия возложена на тебя, ты был бы рад меня слушать, – с жаром проговорила хранительница. – Но ты глуп и упрям. Не хочешь и задуматься над тем, что все миротворцы, начиная с Третьего, заканчивали бессмысленной смертью. Говорят, путь миротворцев проклят, и всякий идущий им – мечен некромантами. Не хочешь слушать меня – не слушай. Но если хочешь выжить – не отходи от нас.

Ее голос звучал резко, но гнев прошел. Хранительница подавила в себе и ярость, и обиду. Марк почувствовал, что тоже остывает, будто невидимая горящая нить, возбуждающая в нем гнев, рвется…

В лесной чаще что-то мелькнуло.

Хранительница стояла спиной к лесу, но каким-то чутьем почувствовала врага. Ловко извернувшись, она выхватила метательный кинжал, и тут же острое лезвие унеслось в темную чащу.

Флоя ойкнула, Харис схватился за меч.

– Что там?

– Тс-с, потуши факел, быстро, – прошептала хранительница. – Ждите.

Словно тень в своих легких одеждах она понеслась к лесу, сливаясь с темнотой.

– Что это было? – шепотом спросил Харис, затаптывая факел своими тяжелыми сапогами.

– Не знаю. Но Никта не стала бы бросать кинжал наугад, – шепнул Марк в ответ.

Он вдруг ощутил холод. В одно мгновение ему показалось, почувствовалось, что там в лесу проплыло что-то липкое и холодное – чувство точь-в-точь как в доме Иалема ночью, после драки у Храма призвания.

– А если там человек? – сказал Харис.

– Никтилена не метнула бы кинжал в человека, – прошептала Флоя без особого беспокойства. – Маркос, зачем ты ее обидел?

– Да, это… случайно вышло, как-то, – смутился Марк неожиданному вопросу. – Она тоже хороша…

– Она беспокоится о тебе, переживает, правда, – сообщила Флоя. – Ты не знаешь, но я знаю – она очень преданна тебе. Она тебя не бросит в беде. Она будет тебя защищать даже ценой жизни, она мне сама говорила.

– Да, это верно, – согласился Харис. – Лесные нимфы, они, знаешь ли…

– Только не называй ее лесной нимфой на людях, – Флоя приложила палец к губам, – она этого не любит.

Вернулась хранительница со своим кинжалом.

– Все тихо. Там никого нет.

– Что это было?

– Какая-то нечисть.

– Нечисть? В селении говорят, что она не подходит к жилищам людей так близко, – заявил Харис, еще в первый день расспросивший местных жителей обо всем, что касалось окружающих врагов. – Почему ты думаешь, что это не человек?

– Я чувствую, когда за мной наблюдает человек, а когда нечеловек.

– Чувствуешь? – не поверил Харис.

– В лесу глаза тебе мало чем помогут, – сказала хранительница своим обычным голосом, без гнева и тревоги. – В лесных войнах побеждает тот, кто научился чувствовать врага, а не видеть. Идемте в дом, туда нечисть точно не сунется, – она вдруг осеклась. – Маркос, если хочешь пройтись вдоль леса, мы пройдемся с тобой.

– Нет уж, хватит на сегодня прогулок, – отмахнулся Марк.

Он больше не держал на нее обиду, но как ни старался, не мог понять, почему пять минут назад готов был скрестить с ней мечи. Неконтролируемая злоба. Откуда? Язвительность. Злорадство. Да, все это было в нем давно, но всегда тихо спало и не рвалось наружу. Раньше он не выплескивал это на других. Нет, что-то определенно изменилось в нем после Белого забвения. Изменилось.

* * *

Хранительница подняла его рано утром. Харис и Флоя еще спали, спал даже Иалем, обычно встававший раньше всех.

– Ну, чего, в такую рань, – проворчал Марк, чувствуя, что ему нужно поспать еще часа три.

– Поднимайся, рыцарь! Ортос велел, чтобы я учила тебя владению мечом.

– Нельзя ли попозже?

– Позже мы будем учиться защите от магии. Вставай. Преодолевая свою сонливость, ты закаляешь волю.

Насилу поднявшись, Марк быстро размялся, выпил травяного чаю, заваренного хранительницей, и почувствовал себя на редкость бодро. Что ж, он и сам давно хотел овладеть мечом. “Только если она сейчас начнет читать нравоучения, то я лучше сам потренируюсь”, – наперед решил Марк.

Они вышли на лужайку за домом.

– Начнем? – спросил Марк, опережая ее вступительное слово.

Он взмахнул Логосом, выводя освоенный прием отражения меча противника.

Хранительница провела ладонью по своему легкому слабоизогнутому мечу и замерла, вытянув левую руку вперед, а меч – держа на уровне глаз. Взор ее был прикован к одной точке – где-то под ногами Марка.

– Нападай, – приказала она.

Марк усмехнулся, перекрутил в воздухе меч и устремился вперед. Он был уверен, что хранительница отразит его удар и ее меч остановится у его горла, но она неожиданно отшагнула в сторону. Марк пронесся мимо, и в этот миг нога хранительницы сильно ударила его под колено. Движение это было столь внезапным, что Марк не удержал равновесия; нога согнулась – он рухнул на нее всем телом, чуть не вывихнув лодыжку.

– Что ты делаешь? – в обиде закричал он, вскакивая и прихрамывая на одну ногу. – Это что – искусство пинания противника?

– Это хороший способ, чтобы не проливать кровь человека, – ответила она так, будто забавлялась с ним.

– Да я чуть ногу не сломал! Нельзя обойтись без увечий?

– Нападай.

Она снова застыла с вытянутой левой рукой, мечом на уровне глаз и взглядом, устремленным в одну точку. Марк решил быть хитрее. Он сделал ложный выпад, а затем прыгнул мимо хранительницы, делая взмах – тоже ложный. Она не шевельнулась. Даже взгляд ее не изменился. Марка это задело: получалось, он со своими ложными ударами и прыжками выглядит перед ней как идиот.

– Ну, держись, – прошептал он, все больше раздражаясь.

Он сделал шаг вперед и при этом совершил прямой колющий выпад. Его меч застыл у ее груди, а она так и осталась неподвижной.

– А это что значит? – в сердцах выкрикнул он.

– Ты собирался меня убить? – будто бы с удивлением спросила она в ответ.

– Ты учишь меня сражаться с людьми или с нечистью?

– Я учу тебя сражаться. Сейчас был человек, но раз хочешь даймона…

Хранительница сделала плавный взмах, отразив его меч в сторону, а после – одним броском оказалась за его спиной. Марк сжал зубы, не от боли – от злости, так как она хлопнула его плашмя мечом по спине.

Развернувшись, Марк принялся махать Логосом, наступая шаг за шагом. Пользуясь тем, что у девушки гораздо меньше силы, чем у него, он бил изо всех сил, желая выбить оружие из ее рук. Но, увы, все его старания не приносили успеха. Хуже того – его сила обращалась против него. Хранительница без труда уклонялась от его ударов, а он, не встречая сопротивления, попадал мечом в пустоту. Получив еще три шлепка по спине, запыхавшись, он остановился, едва сдерживая себя в руках.

– Это какое-то издевательство, – пробурчал он. – Что за приемы такие?

– Приемы боя на мечах, – невозмутимо и чуть усмехаясь, ответила хранительница.

– Но это же не по правилам!

– В искусстве боя на мечах есть только одно правило – никаких правил.

Хранительница вдруг стала серьезной. Она быстро оглянулась, нет ли кого поблизости, словно опасалась, что епископ услышит ее и отчитает за такие слова.

– Поясни, – буркнул Марк.

– Ты обучался у принца Афарея. Тебя учил Автолик. Ты выучил несколько приемов и думаешь, что тебе этого хватит. Ты точно знаешь, как сражаться – вот причина, почему ты терпишь поражение.

– А ты? Разве ты сражаешься не заученными приемами?

– Я никогда не останавливаюсь на одних и тех же приемах. Я постоянно учусь. Иные приемы я создаю во время боя. Ты же сам видишь, что против людей – одна тактика, против даймонов – другая, против элементалиев – третья. Так что, если хочешь научиться владеть мечом – ищи свою тактику. Ни один учитель не научит тебя лучше, чем ты сам.

– Почему?

– Потому что намного надежнее сражаться своим незнанием, нежели чужим опытом. Найди свою тактику. Нападай!

На этот раз Марк долго стоял, пытаясь запечатлеть хранительницу внутренним взором, как учил Автолик. Но напрасно: хранительница будто отражала все его попытки пристальностью своих глаз. Решив снова положиться на свое преимущество в силе, Марк пошел вперед, выписывая в воздухе мечом наклоненную набок “восьмерку”. Его расчет был верен: сжатый двумя руками Логос свистел с пугающей силой, уклониться от широких взмахов “восьмерки” невозможно. А как только хранительница подставит под удар свой меч – он будет выбит из ее рук, – она его просто не удержит. Ей остается только отступать, этого Марк и добивался.

Однако снова хранительница совершила то, чего он никак не ожидал. Она нырнула вниз на землю, оказавшись у его ног, и тотчас острие ее меча уткнулось в его пояс. Марк едва успел замереть на месте, чтобы не напороться, а свой меч, который уже было сложно остановить, отбросил в сторону, опасаясь поранить себя или Никту.

– Такова судьба всех воинов, которые в своей тактике боя готовы изменить все, кроме своих правил, – сказала хранительница, поднявшись. На ее лице появилась ободряющая улыбка. – Ты быстро учишься. Мне нравится твое рвение. Только никогда не полагайся ни на советы других людей, ни на свой опыт.

Марк невольно заулыбался. Всего минуту назад хранительница вызывала у него раздражение, перерастающее в злость, а сейчас он испытывал к ней что-то близкое, дружеское, родное. Хоть и младше его по годам, она по-прежнему казалась ему старшей наставницей, но сейчас это не злило. Она была готова пройти с ним через любые испытания, поддержать и не позволить упасть.

– Что ж, тогда давай поищем такие приемы, каких не знает ни один мастер в Каллирое, – сказал Марк и почувствовал, что тренировки с хранительницей ему начинают нравиться.

* * *

Приказание епископа оставаться всем вместе, было нелегко исполнить. Харис любил странствовать, Флое тоже не сиделось. Она услышала, что где-то здесь за Зеленой идиллией есть сады мандрагоровых яблонь, и теперь не унималась. Марк был не прочь прогуляться, но после вчерашней ссоры с хранительницей решил остаться дома. К тому же епископ мог вернуться в любой момент. Флоя принялась упрашивать подругу пойти с ней, но хранительница неожиданно сказала ей, что та может идти с Харисом, если пообещает вернуться до темноты. Сама же Никта оставалась неуклонной: она останется здесь и будет учить Марка защите от магии.

“С чего это она за меня так волнуется? – недоумевал Марк. – Переживает больше, чем я сам”.

Сразу после ухода Хариса и Флои хранительница сказала Марку, чтоб он переоделся и приготовился к тренировке.

– Я еще не завтракал, – пожаловался он.

– Перед антимагией лучше не завтракать, – намекнула хранительница.

Переодевшись в легкую походную тунику, перевязанную льняным поясом, Марк решил еще раз спросить Иалема, не знает ли он, куда подевался епископ. Хозяин возился у печки с глиняной посудой. Он пытался снять с углей горячий горшок, но под рукой не было ни ухвата, ни кухонного утиральника.

– Вот, возьмите, – Марк взял со спинки стула полотенце, вышитое волнистыми узорами.

– Нет, нет, положи! – Иалем испуганно бросился к нему и вырвал полотенце из рук. – Это нельзя трогать. Это семейное.

– Ох, простите, – ответил Марк и неосторожно спросил, – а где ваша семья?

– Они в Падшем городе, – ответил Иалем, повернувшись к нему спиной. – Мы расстались много лет назад.

– А что произошло?

– Они умерли для меня… а я для них.

В мягком голосе хозяина что-то дрогнуло, дав понять, насколько тяжелы ему эти воспоминания. Зацепив его старую рану, Марк почувствовал себя неудобно.

– Простите…

Он вышел на залитую солнцем лужайку и бесшумно подошел к хранительнице. Она сидела над книгой, подложив под себя ногу, но взор ее устремлялся к верхушкам сосен Лунного леса. Очевидно, она была погружена в раздумья, но появление Марка почувствовала.

– Ты чем-то смущен? – спросила она, не оборачиваясь.

– Да так, спросил Иалема о его семье, – нехотя ответил Марк. – Лучше бы не спрашивал.

– Мог бы спросить у меня, если тебе это так интересно. Ортос мне рассказывал о нем когда-то. Лет двадцать назад жена Иалема увлеклась учением серых магов. Из-за этого она очень скоро решила, что Путь истины – не для нее. Вслед за ней обратились к серым магам их двое сыновей и дочь. Совместная жизнь стала невыносимой. Они оставили Иалема и переселились в Амархтон. Вот и все.

– Но как это могло произойти? Аделианская семья, отец – служитель храма…

– Иалем, как только стал старейшиной храма, полностью ушел в служение, о котором мечтал всю жизнь. Он перестал замечать семью. Перестал замечать их желания, часто приходил ночью и уходил рано утром. Жил жизнью других людей. Он слишком сильно любил свое служение. И сам виноват, что семья оставила его.

– Резкий вывод, – неодобрительно заметил Марк. – А я подумал, что виной всему серые маги.

– Серые маги никогда бы не увлекли их, если бы Иалем проявлял любовь к своим домашним. По причине своего невнимания он потерял их. Рассудок его помутился. Он еще глубже ушел в жизнь храма, ставшего его единственной отрадой. Только это уже не служение. Он не учит людей, не наставляет, никем не опекается. Кому нужен наставник, одержимый идеей одиночества, брошенный собственной семьей? Потому он и не хочет говорить о тех, кого с ним больше нет. А у тебя есть родители? – неожиданно спросила хранительница, застав Марка врасплох. Все, что осталось в родном мире, казалось ему бесконечно далеким.

– Есть. Не знаю, увижу ли их когда-нибудь, – смутился Марк и, не желая предаваться тоскливым мыслям, повернул разговор в сторону хранительницы. – А твои родители… я слышал… э-э, прости.

– Можешь спрашивать. Иалем стыдится не столько своей семьи, сколько себя. А мне нечего стыдиться: мои родители погибли героями.

– Расскажи, если можешь.

– Как ты знаешь, мой отец был одним из основателей Лесного воинства. Это было народное ополчение адельфов, не желавших мириться с нечистью, которая хозяйничала в Спящей сельве, добираясь до самых стен Морфелона. Лесное воинство поддерживал Южный оплот, но власти Морфелона, напротив, настаивали на том, что ополчение лишнее. При всем том королевские войска не могли защитить селения от набегов нечисти. Этим занималось Лесное воинство. Шла Эпоха лесных войн. Даймоны Хадамарта избегали прямых битв, используя тактику ударов по тылам.

Мой отец был другом Пятого миротворца, который к тому времени стал старшим советником короля Морфелона. Услышав, что в его Лесном замке произошло разделение, Пятый отправил туда гонцов с приказом принять нового управителя. Этим управителем он попросил стать моего отца. Предложил ему поселиться в Лесном замке с семьей и со всеми сторонниками. Там хватило бы места для всех. Мне было девять лет, когда мы выехали из Сонной дубравы в Лесной замок – всего восемьдесят человек, – лесные воины со своими семьями. Вскоре замок в Спящей сельве должен был стать нашим новым домом.

Хранительница на секунду запнулась, справляясь с волнением в голосе.

– Нас атаковали на полпути к замку: полетели стрелы, копья. Помню оскаленные пасти арпаков. Наши лучники ударили в ответ, загоняя нечисть обратно в лес. Даймоны боялись стрелков Лесного воинства. Мы отразили нападение и двинулись дальше. Но на нас набрасывались снова, снова и снова. Засады тщательно готовились: нас атаковали по всей дороге вплоть до Лесного замка. Наши воины не боялись даймонов, но среди врагов было немало людей: легионеры тьмы, чародеи леса, черные маги и сам Эреб. Тогда он еще был архимагом. В нас летели заклятия Плотоядной лозы, опутывая руки стрелкам, заклятия Мутного взора, затемняющие зрение. На нас бросались легионеры, околдованные кровожадностью, и каждый из адельфов, кто убивал их – сам становился уязвимым для смертельного Заклятия крови. Били по нам заклятия и пострашнее, доступные только архимагам: Голос безумия, Вихрь старости… – Никта сжала кулаки, – оно задело мою мать.

Хранительница смолкла, ее горло как будто сдавило. Она сильно сжала губы и задышала носом.

– Моя мать все время прикрывала меня в повозке собою. Я ничего не видела, но все слышала и чувствовала. В тот день мои чувства сильно обострились. Мы прорывались с боем, теряя людей, но все же больше половины из нас добрались до Лесного замка. Но нам не открыли. Мужчины колотили по воротам, женщины кричали, дети плакали. Тщетно. Бывшие сторонники Пятого миротворца уже считали замок своим и не желали впускать новых хозяев. Тогда отец приказал расставить повозки полукругом и соорудить оборону под стенами замка. На нас двинулись толпы арпаков, прикрываемые заклятиями колдунов. Наши разили арпаков стрелами, отражали заклятия обратно на врагов. После того как несколько магов пали под своими же заклятиями, колдуны приутихли. На смену им пришли изолиты. Они пошли на нас открыто, не боясь стрел. Они чувствовали наше отчаяние, чувствовали одиночество каждого из нас – в этом была их сила, – по губам хранительницы пробежала горькая усмешка. – Мой отец был очень сильным, очень выносливым. Но предательство тех, кому он доверял, убило его. Он первым пал в схватке с изолитами.

В ярко-синих глазах хранительницы появились слезы, поглотив и горечь, и ненависть, готовясь вот-вот побежать по щекам. Но она продолжала говорить четко и размеренно.

– …Мать успела спрятать меня под повозку, прикрыв одеждами. Я лежала там, слыша ужасный свист изолитов, злобное ликование даймонов и отчаянные крики людей. Выглядывая из-под одежд, я видела среди когтистых лап даймонов черные сапоги людей – союзников нечисти. Мысль о том, что люди помогают извергам убивать людей, настолько потрясла меня, что мне захотелось, чтобы убили и меня. Потом все стихло. Я услышала топот коней и звон рыцарских доспехов и поняла, что пришла подмога. Позже я узнала, что епископ Ортос за день до нападения раскрыл заговор и доложил королю о готовящейся расправе. Он подгонял короля и его советников как мог, но из-за обычной морфелонской медлительности и бестолковости рыцари приехали на помощь слишком поздно – когда нас уже добивали. Горстка оставшихся в живых встретила их молчанием.

Моя мать, пораженная Вихрем старости, долго не прожила. Она встретилась с вечностью через две недели. Незадолго до этого меня привели к ее постели. Стараясь не смотреть на сморщенное лицо старухи, которая совсем недавно была моей матерью, я почувствовала все, что она хочет мне сказать. Она говорила, что ей пора уходить в Небесную Обитель, где она встретится с моим отцом, уговаривала, чтобы я не стремилась к ним, так как они все равно будут со мной…

Хранительница отвернулась, быстро вытерла слезы и снова обернулась к Марку, казалось, посветлев.

– Потом ее не стало. Меня взял на первое время епископ Ортос. Если бы он не научил меня побеждать боль и скорбь, я бы сошла с ума. Мне было хорошо с ним, но он не мог постоянно быть со мной. Потому и отвез обратно в Сонную дубраву, где я осталась жить у доброго лесника Ремфана, друга моего отца. Я его называла дедушкой.

– А что стало с предателями? Их арестовали? – спросил Марк в наступившей тишине.

– Ортос узнал, что в сговоре против Лесного воинства объединились управители Лесного замка, старейшины Сонной дубравы и некоторые вельможи из Иерона – этим ничего не угрожало, они были слишком влиятельны во дворце. А вот Ортоса после этого невзлюбили: ему препятствовали во всем, что бы он ни делал. Три раза его пытались отравить. Лесной замок вскоре был сожжен при очередном нападении нечисти, а его самозваные хозяева разбежались. Кто-то из них даже устроился на высокую службу в Иерон. В Сонную дубраву приезжали королевские эмиссары, расследуя заговор, но виновных так и не нашли.

Их нашла я. Два года спустя после гибели моих родителей. Однажды ночью, гуляя по лесу недалеко от храма, я услышала голос одного из старейшин. Он говорил со страшным человеком, имени которого я тогда не знала. Это был архимаг Эреб. Из разговора я поняла, что этот старейшина помогал Эребу с его нечистью уничтожать нас под стенами Лесного замка. Теперь он просил Эреба избавить его от черных сапог, в которых он был в день расправы. Его сапоги кровоточили. Предательство высвободило какое-то неизвестное проклятие. Кровь адельфов свидетельствовала против него. Эреб посмеялся, сказав, что над этим проклятием не властен ни один колдун, и посоветовал закопать сапоги. Старейшина так и сделал. Я откопала их и узнала. Их я и видела в тот страшный день, когда погибли мои родители. Сложно сказать, кого я ненавидела больше – черного мага Эреба или старейшин своего селения.

– Ты рассказала кому-нибудь о том, что видела? – спросил Марк.

– Я рассказала дедушке, больше было некому. Дальше все случилось предсказуемо. Он высказал все на совете старейшин, его объявили безумным и прогнали в лес. С тех пор я его не видела. Я осталась одна. Мой дом стал единственным домом в Сонной дубраве, где лесные воины находили ночлег. Шестой миротворец часто останавливался у меня с епископом Ортосом. Я просила их взять меня с собой, желая помогать лесным воинам, но Ортос сказал, что для меня главное – учиться, расти и познавать Путь истины. Шестой миротворец подарил мне меч, который у меня и доныне, заверив, что когда я выросту, он возьмет меня к себе в следопыты. Вскоре Эпоха лесных войн закончилась, нечисть притихла. Ортос изредка навещал меня, и я просила его всякий раз забрать меня с собой. Он обещал, что когда мне исполнится восемнадцать, он придет за мной с миротворцем. Я думала, это будет Шестой миротворец, но он погиб раньше.

В храм я не ходила: там учили только закрывать глаза на беззаконие. Я уходила в лес и молилась, с нетерпением ожидая своего восемнадцатилетия. С каждым днем я набиралась смелости и начинала говорить людям о грехе предательства. Однажды в храме я назвала старейшин полубратьями. Меня, как и дедушку, объявили безумной, но в лес не прогнали – у многих сохранилось уважение к моему отцу. Однако в храм меня больше не пускали. Я стала изгнанницей, именуемой лесной нимфой. Я начала говорить жителям под стенами храма, что силы Хадамарта медленно превращают их в рабов, и если мы не восстанем – то все погибнем. Меня сначала встречали насмешками, а потом открытыми угрозами. То, что ты видел в день, когда мы встретились – случалось не раз. Меня призывали уйти из поселка, но я хотела быть верной своему слову и ждала брата Ортоса с новым миротворцем. И вот мне исполнилось восемнадцать.

– И пришел миротворец, – добавил Марк со всей серьезностью.

– Да, пришел, – по ее губам пробежала чуть заметная улыбка.

– Ты ждала меня? – спросил он неуверенно.

– Я ждала Седьмого миротворца, – совершенно спокойно ответила хранительница.

– И удивилась, когда им оказался я?

– Я представляла себе Седьмого миротворца иначе.

– Двухметровым рубилой с двуручным мечом наперевес? – усмехнулся Марк, почувствовав себя уязвленным.

– Нет. В моем воображении он был отважным, рассудительным, чутким, внимательным человеком.

– Извини. Пришел такой, какой был! – Марк виновато развел руками.

– И я за тебя рада. Я тоже далеко не такая, какой видела себя в будущем девятилетней девочкой.

– Это утешает. Значит, я не один такой.

– Какой?

– Не оправдавший твоих мечтаний.

Они усмехнулись, глядя на темную чащу Лунного леса. Легкий ветерок скользил между деревьями, покачивая бесчисленную листву. Кроме поскрипывания сосен и разносимого ветром шелеста листьев, ничто не нарушало тишину леса.

– Не понимаю, почему именно я стал Седьмым миротворцем, – сказал Марк, чувствуя, что в свою очередь должен немного открыться. – В Каллирое много героев, гораздо сильней меня. В Иероне я встретил принца Афарея. Отважный рыцарь, горящий своей мечтой – почему не он Седьмой миротворец? Или принц Этеокл? Или Автолик? А я кто? Не смог справиться с какими-то арпаками! Какой из меня миротворец?

– Миротворец не тот, кто исправно машет мечом…

– Да, но это бы тоже не помешало, – Марк невесело усмехнулся и впервые почувствовал в себе достаточно смелости, чтобы высказаться перед ней. – Я спасался бегством от даймонов Эреба, забыв о том, что должен защищать вас. А тогда, у таверны в Мелисе? Я испугался кучки арпаков. А о том, как я вел себя в Белом забвении, и вспоминать тошно…

– А в Сонной дубраве? Ты спасал меня, – с серьезным выражением лица заявила хранительница, но Марк, глядя в глубокую синеву ее глаз, прекрасно видел, что она не воспринимает его „подвиг” всерьез, просто хочет ободрить.

– Я бросился защищать тебя от толпы против своей воли. Этого требовал титул Седьмого миротворца. Если бы не он, мне бы не хватило отваги. Спасал! – Марк снова усмехнулся с еще меньшим весельем. – Точнее, спасся с тобой бегством. Это было глупо. И Флою я спасал по-глупому. И вообще, я… все меньше верю, что найду в Каллирое свое призвание.

– Зря ты так. Я никогда не сомневаюсь, что найду…

Хранительница вдруг запнулась, будто чуть не проговорилась о страшной тайне. Быстро собрав разложенные книги, она встала, скрывая от Марка свой взгляд.

– Пойдем в дом, поможем Иалему с обедом, – предложила она и уже у двери оглянулась. – Ты честен в своих слабостях, а это уже много. Я вижу, каких усилий тебе стоило открыть мне свои тревоги. Поверь, я нисколько не жалею, что Седьмым миротворцем оказался именно ты.

Марк кивнул.

– Мы так и не поупражнялись в антимагии.

– У нас все впереди.

Помогать Иалему с обедом не пришлось – все уже было готово. Суп из чечевицы, печеные зерна и огромная миска соленых грибов показались Марку роскошным обедом королей. Готовить хозяин умел. Одинокая жизнь приучила его стирать, убирать, вести хозяйство, в то же время служить при храме. Но похоже, теперь он уделял служению гораздо меньше времени, чем когда-то.

* * *

Марк не раз задумывался над тем, что он может противопоставить противнику-магу, и как вообще воины-адельфы сражаются мечами против магии. Из кратких пояснений хранительницы он заключил, что заклинания, используемые магами настолько многочисленны и разнообразны, что придумывать против каждого из них особый стиль защиты бессмысленно. Однако у магов имелись и свои излюбленные приемы.

– Магию стихий используют лесные чародеи. Раньше мы с ними не враждовали, но после прихода Третьего миротворца они встали на сторону Хадамарта. В Эпоху лесных войн они немало навредили Морфелону и Лесному воинству, – рассказывала хранительница на лужайке за домом. Помимо Марка ее слушали Харис и Флоя. – Иные маги стараются громко и четко произносить заклинания, внося смятение в душу противника. Но магия лесных чародеев иная. Их заклинания подобны дуновению ветра, шелесту листьев или журчанью ручья. Черные маги многому от них научились. Например, заклинанию Плотоядной лозы, опутывающей руки, Живой сети, заматывающей человека в клейкую сетку. Эти заклятия не так страшны: их используют, чтобы пленить, а не убивать. Хуже, когда лесной чародей насылает рой ос или свирепого вепря, околдованного яростью. Это заклинания смерти. Есть и более жуткие искусства лесной магии: заклинания Лесного ветра, Ночных призраков, Призыва леших. Эти используются уже для того, чтобы свести человека с ума.

– Что-то мне уже страшно в лес заходить, – проговорил Марк.

– Лесные чародеи остались только в морфелонских лесах Спящей сельвы. К тому же их магия сильна только в лесу, где царит сила их стихии. Черные маги переняли у них многое, но наиболее сильные заклятия лесных чародеев им неподвластны.

– У черных магов и своей гадости хватает, – хмыкнул Харис. – Да только что там их фокусы против аделианского меча и щита!

Хранительница многозначительно взглянула на странствующего рыцаря, с большим скепсисом оценивая его познания, как в магии, так и в антимагии.

– Ну и против какого вида магии ты можешь защититься щитом?

– Да против любой, – постучал кулаком по своему круглому щиту Харис. – Он пускает в меня свою молнию, а я щитом закрываюсь. А потом сожму кулак, да ка-а-к хрястну!

Флоя весело захихикала. Хранительница снисходительно улыбнулась как малому ребенку, вздумавшему пошалить.

– Боевая магия очень разнообразна, в отличие от рыцарских щитов, – проговорила она. – Есть заклятия четко направленные на противника. Как метид в софрогонии, – Никта подмигнула Марку. – Летящее в тебя заклятие может иметь форму магической молнии, сгустка материи, облачка дыма или чего-то еще. Маги предпочитают направлять магию, глядя человеку в лицо – им важно, чтобы жертва поверила в неизбежность действия заклинания. Есть сковывающая магия – та, что наступает со всех сторон, как сжимающееся кольцо. Она может быть наложена на ноги, голову или на все тело. Кольцо страха, например, Облако вялости.

– Откуда ты столько всего знаешь? – воскликнул Харис. – Ты же в лесу жила!

Хранительница загадочно улыбнулась.

– Не забывай, что за люди останавливались в моем доме все эти годы. Лесное воинство. От каждого я узнавала что-то новое. И не забывай, кем был мой отец!

– А, правда, что черная магия – сильнейшая из магий в Каллирое? – с интересом спросила Флоя.

– Нет, – покачала головой хранительница, став вдруг очень серьезной, – магия крови и некромантия сильнее.

На этом слове по ее лицу как будто мелькнула таинственная, жуткая тень. Она знала, о чем говорит, знала, какие омерзительные преступления творятся при помощи некромантии, и какую страшную цену платят те отчаянные маги, что решились связаться с этой силой.

– Ну и как действует эта некромансия? – исказил слово Харис, словно речь шла о фокусах ярмарочного клоуна.

– Ты видел… – прошептала хранительница. – Мы все видели. У мелисской таверны.

– Да, помню! – вскрикнула Флоя. – Он отбил заклятье Амарты какой-то трупной гадостью.

– Заклинание Амарты было смертельным, – ответила хранительница ледяным голосом. – Его формулу слышал только Маркос – тот, на кого оно было направлено. Но я и так знаю, что это Пневма Танатос – заклинание духа смерти. Будучи выпущенным, оно не успокоится, пока не найдет жертву. Некроманту удалось его обмануть – он соткал нечто подобное живой плоти. Дух смерти удовлетворился этим нечто, приняв его за чью-то жизнь. Знаю, Автолик говорил, некроманты не вмешиваются в дела живых, но ни один маг Каллирои не сумел бы обмануть духа смерти.

– Оставим некромантию, – поспешил Марк. Его уже начинал пробирать холод, который, казалось, испытывала хранительница. – Расскажи, как противостоять черной и прочей магии.

Они встали с хранительницей напротив друг друга, как перед поединком. Ее темно-каштановые волосы были заплетены в косу.

– Адельфы, использующие магию против магии, плохо заканчивали. Долгое время мы не имели почти ничего, что можно противопоставить магам, пока не узнали, что в нас самих есть сила посильнее магии. Нужно лишь открыть ее. Возьми меч, вот так.

Следуя ее примеру, Марк выставил перед собою Логос острием вниз, так, чтобы рукоять была чуть выше головы, а вся длина клинка как бы закрывала тело. Это была антимагическая стойка южных рыцарей, самая распространенная среди аделиан.

– Сплав металлов твоего меча – идеальный для отражения заклятий, – сказала хранительница. – Когда маг произносит заклинание, почувствуй, чем он его усиливает: гневом, презрением, местью или чем-то еще. Если тобой владеют похожие чувства – заклятие тебя настигнет. Потому следи за собой и отражай гнев хладнокровием, а презрение – уважением к врагу. Так гласит устав рыцарей юга.

Хранительница подняла сосновую шишку, припасенную заранее.

– Огненный шар гнева. Отражай!

– Тихие воды, – прошептал Марк, направляя поток мыслей навстречу мнимому заклятию, прочитав подсказку на губах хранительницы.

После состязаний по софрогонии отбить шишку ему ничего не стоило.

– Все правильно, хорошо, – похвалила хранительница. – Но помни: ты отражаешь заклятие не словами, а своим внутренним состоянием. А это требует большого терпения и воли.

Хранительница рассказывала долго и увлекательно, приводя в восторг Флою. Харис же почесывал затылок и постоянно замечал, что какой бы магией колдуны не владели – меч и щит лучше. Марк старался запомнить как можно больше. Знакомство с Яннесом и Амартой убеждало, что антимагия ему нужна не меньше, чем боевые навыки.

Оставшись с хранительницей наедине, Марк осторожно спросил:

– Ты хорошо рассказываешь о способах защиты от магии. А как насчет атаки?

Она глянула на него со странным подозрением.

– Почему ты решил, что я об этом что-то знаю?

– Епископ Ортос наверняка рассказывал тебе. Знаешь, – Марк заговорил тише, – в схватке с керкопами я видел, как Ортос отпугнул одного из них, начертив в воздухе какой-то знак.

– А, это, – хранительница облегченно вздохнула. – Ортос немного знает науку защитных знаков Ордена хранителей традиций. Пустяки. В настоящем бою они тебе не помогут. Нужно быть таким как Ортос, чтобы защитный знак подействовал хотя бы на керкопа.

– Ты знаешь что-то более сильное?

– Знаю. Но тебе не скажу. Пока не выучишь антимагию как следует.

Марк криво усмехнулся. Он уже прекрасно понял, что для изучения антимагии на уровне “как следует”, нужно тренироваться не меньше года.

* * *

Три долгих дня прошло, а епископ не возвращался. Марк встревожился и готов был отправиться на поиски. Тревогу умножил служитель Иалем, поведавший о тайне Лунного леса, огибающего Зеленую идиллию на северо-востоке. Местные жители не ходили в него глубже, чем на пятьсот шагов, опасаясь нечисти, которая хоть и редко, но нападала на крестьян, купцов и даже воинов. Но Марка испугало не это – он нередко слышал подобные россказни, – а известие Иалема, что в глубине Лунного леса находится поместье колдуньи Амарты!

– Почему же воины Армии Свободы не разрушат его? – воскликнул Харис.

– Никто не хочет начинать войну раньше времени, – объяснил Иалем. – Пока Армия Свободы не готова, никто не хочет злить врага.

Узнав, что он живет неподалеку от своего смертельного врага, Марк тут же решил уйти и без епископа не возвращаться. Напрасно Харис его успокаивал, мол, отважный Ортос множество раз был на волосок от гибели в настоящих логовах зла – и чего ему опасаться в аделианском поселке, где полно патрулей Армии Свободы? Марк не унимался, и Харис дал слово разыскать епископа, где бы тот ни был. Ускакав утром на верном Скороноге, Харис вернулся поздно вечером, сообщив, что видел епископа и тот заверил, что задержится еще дня на три. Известие обрадовало Марка, но игла обиды, что епископ оставил его, не разъяснив пророчества, мучила его всю ночь.

Последующие дни протекали веселее. Марк тренировался с хранительницей на мечах, учился антимагии. Вместе с Харисом побывал у реки Эридан, разделяющей Анфею и враждебные амархтонские земли до Южного моря. Такой чистой большой реки Марк не видел никогда. Харис наловил рыбы, прихватив давно не использованные удилища Иалема, и по вечерам друзья вместе ужинали под звездами печеной рыбой. Марк по дружески завидовал Харису, глядя, сколько всего тот умеет. Из речного тростника странствующий рыцарь вырезал свирель и часто играл на ней, выводя задушевные мелодии боевых походов. Флоя долго упрашивала научить ее, из-за чего Харису пришлось снова съездить к Эридану и вырезать еще одну свирель. И вот уже две мелодии, по утрам и вечерам, звучали у дома Иалема, который мало обращал внимания на увлечения молодых.

Епископ Ортос появился поздно вечером на двенадцатый день после ухода. Уставший и небритый, сгорбленный, он будто постарел лет на десять. Обрадовавшись поначалу, Марк ощутил обиду: епископ отсутствовал ровно в четыре раза дольше, чем обещал – не слишком ли безответственно для проводника миротворцев?

– Ортос! Епископ Ортос вернулся! – возрадовалась Флоя.

– Рад, что ты счастлива меня видеть, - улыбнулся старик. – Только я уже не епископ.

– Как так?

– Ипокрит сдержал слово. Старейшины Храма призвания передали мне, что архиепископ отправился в Морфелон с донесением. Мы не покинули этот дом, ослушались его требования, теперь у него есть предлог требовать, чтобы меня лишили сана. И он своего добьется.

– Силы небесные, какая подлость! – возмутился Харис. – Вы должны ехать в Морфелон и рассказать королю все как есть.

– И бросить Маркоса и всех вас? Нет, Харис, это неразумно.

Епископ пил чай большими глотками и ел все, что оставалось на столе от обеда и ужина.

– Искал учителя Калигана, – объяснил он свое отсутствие измученным голосом. – Он обучит тебя владению мечом. Сейчас он в Диких горах, у варваров, по поручению королевы. А сама королева Сильвира будет не раньше чем через два месяца.

Марк хотел сказать, что для него важнее разгадать пророчество, чем учиться с каким-то рубилой, но не хотелось язвить перед остальными. Харис и Флоя наперебой рассказывали епископу о достопримечательностях Зеленой идиллии, вызывая у Марка нетерпеливое раздражение. Он ждал от них одного – оставить его с Ортосом наедине. Если епископ отправится в постель раньше – придется провести еще одну ночь в ожидании.

Опасения не подтвердились. Около полуночи Харис и Флоя, наконец, ушли, а перед ними – хозяин и хранительница. Облегченно вздохнув, Марк спросил со скрытым укором:

– Вы ушли, не объяснив мне пророчества.

– Пророчество, пророчество, – закивал головой епископ. – Какой смысл имеют мои толкования теперь? Все пошло наперекосяк.

– То есть, о пророчестве можно забыть? – спросил Марк с раздражением.

– Нет, забывать нельзя, – вздохнул епископ, выражая глубокую усталость. – Что ж, быть может, я слишком погорячился и все не так безнадежно. Ты выучил пророчество наизусть?

– Я повторяю его каждый день.

– Вот и славно. Напомни мне.

– Я ж давал вам читать, – сказал Марк, но решил не спорить и рассказал все от и до.

Епископ внимательно дослушал и постучал пальцами по столу.

– Итак, Проклятие миротворцев существует.

– Откуда оно возникло? Почему путь миротворца запятнан кровью?

– Об этом тебе расскажет королева Сильвира, – ответил епископ, подозрительно насупившись.

– Почему не вы?

– Я не могу говорить. Обещал королеве.

– Вот как? Ну ладно, – Марк почувствовал себя скверно от этой утайки. – В чем же заключается моя миссия?

– Ты призван раскрыть тайну Проклятия, рожденного до тебя. Пророчество тебе кое-что подсказывает: “Лишь в сердце жестоком найдешь тот ответ, что сможет разрушить Проклятья завет”, – епископ поморщил лоб, сосредоточенно думая. – Остается только гадать, кому принадлежит это “жестокое сердце”… хотя, мне кажется, я догадываюсь...

– А что это за Башня мрака, о которой говорится в самом начале? – перебил его размышления Марк.

– О, это великое строение Падшего города! До падения Амархтона это была Башня света. Она служила исполнению светлых желаний, если человек имел достаточно рвения, чтобы взойти на нее. Там люди получали ответы на свои искания. Но теперь многое изменилось, и мы не знаем, насколько Хадамарт извратил суть Башни. Однако же тебе все равно предстоит идти в Амархтон. Избранный должен дать сигнал с Башни мрака. И я думаю, именно с этого сигнала начнется освобождение Падшего города.

– Думаете, что восход миротворца еще возможен?

Епископ кивнул.

– Думаю, что да.

Марк поднял голову. Среди всех угнетающих вестей мысль о том, что он станет героем, возбудила в нем жгучее желание. Он дойдет до конца! До победы! Он совершит невозможное, и все вокруг будут изумлены его подвигом!

– Как ты слышал, готовится война с Амархтоном, – продолжал епископ. – Башня мрака является высшей точкой дворца Аргоса – главной твердыни Хадамарта. Существует предание, и тысячи адельфов в него верят, что восхождение миротворца на Башню мрака станет новым началом для Падшего города.

– Это правда? – настоял Марк.

– Не в этом суть, Маркос, – епископ неожиданно нахмурился. – Ты отступил от своего пути, из-за чего Проклятие миротворцев вырвалось на свободу. “...Тогда берегись и готовься к борьбе” – в этих словах я чувствую хоть какую-то надежду победить зло из Белого забвения. Для того я и искал учителя Калигана, – епископ еще больше помрачнел. – Если, конечно, еще можно что-то изменить.

– О чем вы?

– О том, что, по правде говоря, я не знаю, как теперь все обернется. Когда миротворец предает свой путь, суть пророчества может перекрутиться как угодно. Вот Третьему миротворцу было предсказано принести мир в Амархтон…

– А он погиб от огня черного дракона, так вы мне рассказывали? – выговорил Марк.

– Всем нам дано призвание, но исполнять его или нет, мы выбираем сами. В болотах Белого забвения ты избрал иной путь, Маркос, – призвание тьмы, если угодно, и лишь по милости Спасителя избежал самой страшной участи. Но зло уже воплотилось. Прошлого не изменить.

Отвернувшись с досадой от строгих епископских глаз, Марк почувствовал себя уязвленным. Да, он виноват, но что дальше? Что, теперь и жить незачем?

Мысль о том, чтобы спросить об этом епископа, в его возбужденном сознании не задержалась. Марк почувствовал нарастающее раздражение. Над ним нависла беда, а епископ, мало того, что что-то недоговаривал, так еще и делал его виноватым.

– Стало быть… – недовольно процедил Марк, – все кончено и мне остается только умереть?

– Что ты, Маркос, конечно, нет! Нужно попытаться исправить свою ошибку в Белом забвении.

Марк сильно сжал зубы, отгоняя воспоминания о страшном болоте.

– Это же были всего лишь слова!

– Это было решение. Твое решение, Маркос.

Епископ по обыкновению постучал пальцами по столу и продолжил:

– Мы не знаем природы того зла, что восстало в Белом забвении, но если есть хоть малейший шанс его победить, мы найдем способ. Поскольку это зло родилось вследствие твоего выбора, то и в дальнейшем твоя схватка с ним зависит от решений твоей воли.

– Каких еще решений? – спросил Марк.

– …Поступать в угоду своему греховному “я” или отвергать его. Если судьбу, уготованную тебе Проклятием, ты будешь отвергать раз за разом, то, возможно, раньше или позже она отступит от тебя.

– Судьбу? Уготованную Проклятием? – не понял Марк.

“Противиться ей никто не сумел, ответ здесь не в том, умен ты иль смел” – невольно пронеслось в мыслях.

Епископ молча кивнул.

– Нам остается найти учителя Калигана и ждать королеву Сильвиру.

“Опять ждать! – кольнуло Марка. – Я уже ждал встречи с пророком, который мне ничего не открыл…”

Внезапно он ощутил поднимающуюся в нем силу. “А почему я должен кого-то ждать? Разве мало я прошел испытаний, разве мало узнал для того, чтобы взять СВОЮ судьбу в СВОИ руки?! Сколько можно оставаться жалким и слабым, чтобы епископ помыкал мною, как маленьким! Не пора ли начать действовать по своей воле!”

Всего на секунду Марк открылся прихлынувшей внутренней силе, как тут к его груди будто коснулось что-то холодное и склизкое. Марк решительно поднялся. Нет, он больше не будет беспомощным слепцом, нуждающимся в поводыре! Он сам найдет свою миссию и сам ее совершит!

Епископ что-то почувствовал.

– Что ты намерен делать? – спросил он с заметным беспокойством.

– Я ухожу.

– Куда?

– В Каллирое есть и другие пророки. …И священники, которые действительно что-то знают, – произнес Марк, чувствуя удовольствие от своей решительной самостоятельности.

– Ты что надумал? Что за безрассудство? Сядь немедленно и успокойся.

Епископ оказался очень неосторожен. Перед ним был уже не тот Маркос-северянин, забитый и запуганный, хватающийся за своего проводника как за спасительную соломинку. Епископ еще не понимал, что творится в душе Седьмого миротворца.

...А в ней поднималась уязвленная гордость. Спокойный и вместе с тем обличающий тон епископа только усиливал желание поступить по-своему. Было приятно чувствовать себя самостоятельным.

– Я слишком долго слушался вас, брат Ортос, – отчеканил Марк с каким-то непонятным ему самому ожесточением. – Если в Белом забвении я совершил роковую ошибку, то почему вы не хотите разделить со мной вину? Кто меня вел? Кто уверял, что Проклятие миротворцев всего лишь надуманное поверье? С предыдущими миротворцами вы были так же искренни?

Марк заметил, что задел старую рану. Епископ сник, съежился, ниже и ниже опуская голову. Но глаза его неуклонно смотрели на Марка со странным недоумением и даже страхом.

– Что с тобой происходит, Седьмой миротворец? Я твой проводник, куда ты хочешь идти без меня? – тихо проговорил епископ. – Не делай то, о чем будешь потом жалеть.

Остаться без епископа Марк не хотел, и, может быть, смягчил бы тон, если бы не расценил его слова как попытку контроля. Непримиримые слова помимо воли слетели с языка:

– Я жалею только о том, что слишком долго слушался вас.

Епископ отпрянул словно от болезненного удара.

– Ты несправедлив ко мне, Маркос.

– А вы? Вы были справедливы, помыкая мною как угодно? Справедливо было уходить и оставлять меня в неведении? Я мог бы сам искать объяснение пророчеству, если бы так слепо не доверял вам! – Марк зашагал по комнате. – Все, теперь я буду поступать так, как считаю нужным. Я сам найду и разгадку пророчества, и путь к исполнению своей миссии.

Епископ поднялся с умоляющим взглядом.

– Не делай еще одну ошибку...

– Вы моя главная ошибка… – сквозь зубы процедил Марк.

Он ринулся к двери, бросив на ходу фразу, сорвавшуюся так же невольно, как и все высказанное. Она вылетела четко, неотвратимо, направленно, словно магическая молния:

– Вы мне больше не нужны!

Хлопнув дверью, Марк вышел во двор. На небе горели звезды, в легкой туманной дымке плыли лесные кустарники. Ночная прохлада не остудила его гнева. Горькая обида на весь мир беспощадно сжимала сердце.

– Я многого не замечал в тебе, Маркос, – услышал он за спиной голос епископа. – Прости, что я не научился понимать тебя. Постарайся же ты меня понять.

– Зачем? Что это изменит? – сухо ответил Марк. Он был готов к примирению, но упрямая гордость требовала помедлить.

– Маркос, я хочу открыть тебе одну истину…

Марк с тоской смотрел в ночное небо: “А если я не хочу быть Седьмым миротворцем? Если прямо сейчас отрекусь от своего титула и уеду в Мелис к Меллине, а? Что вы все будете делать без Седьмого миротворца?”

– Берегись!

Епископ сбил его с ног, и словно получив удар в грудь, придавил его спиной к земле. У Марка потемнело в глазах. Он ударился затылком о землю и какое-то время лежал без движения, приходя в себя. Выбираясь из-под епископа, он ощутил тупую головную боль.

– Брат Ортос, что с вами?

Марк замер в глубоком шоке: из груди епископа торчала полуметровая стрела со знакомой черной ленточкой на конце. Из глубокой раны толчками выбивалась кровь.

– Сюда! На помощь! – в страхе завопил Марк. Он вдруг очень ясно представил, что невидимый стрелок может целиться в него.

…Но тут безумная ярость подбросила его на ноги. Подлый убийца не стоит того, чтоб от него прятались!

– Где ты, гад? Выходи! Я найду тебя, урод, слышишь, найду!

Марк сорвал с пояса книгу. “Слово-меч!” – даже не крикнул, а только подумал он. Ночь осветилась светом вспыхнувшего Логоса.

– Выходи, тварь! Выйди ко мне лицом к лицу!

Первой появилась хранительница, выпорхнув из дверей как тень. Марк оглянулся. Глаза Никты, будто из ярко-синего стекла безумно смотрели на лежащего в крови епископа – боль, умноженная на шок. Она сама словно встретилась со смертью.

Громкий испуганный визг Флои, увидевшей епископа, привел ее в чувство. Глаза ее ожили. Вспыхнула яростная решимость.

– Что ты стоишь?! Убери меч! – она ударила Марка по руке. – Харис, Иалем! Ортоса – в дом. Флоя, прекрати рыдать. Мигом в дом и приготовь все для перевязи.

Подействовало. Харис вместе с насмерть перепуганным Иалемом подхватили неподвижного епископа под руки и поволокли в дом. Флоя утерла слезы и бросилась за ними.

– Где он? – услышал Марк шепот хранительницы.

Она припала к его уху, держа за плечи, будто пряталась за его спиной, но на самом деле – готовая в любой момент залечь с ним на землю.

– Там, – ткнул он острием меча в сторону леса.

Он рыскал глазами по лесной чаще, пытаясь уловить силуэт невидимки, и вдруг ему что-то померещилось.

– Я найду тебя! – заорал Марк так, что привел в волнение спящий лес. Закружили разбуженные птицы, горланя на всю округу об опасности.

Хранительница помешала ему рвануться в чащу, с дикой силой оттолкнув к дому.

– Дурак! Быстро в дом! И не высовывайся!

Выхватив метательный кинжал, она бесшумно как кошка помчалась к темным зарослям. В ее приказе было столько раненой ярости, что он не посмел ее ослушаться.

Марк вернулся в дом. В гостиной уже горели четыре ярких свечи, Иалем суетился, зажигая дополнительные. Харис возился с раной уложенного на кровать епископа, пытаясь остановить кровь. Флоя таскала чистые тряпицы, марли и миски с водой.

– Я позову на помощь, – с испуганным лицом прошептал Иалем и бросился из дому.

Марк опустился на стул. Его разум словно восстанавливался после тяжелого гипноза. Голова болела уже не от удара о землю, а от шока: только что он стоял рядом с ним, говорил, а теперь… нет, он не умрет, этого не может быть! Епископ будет жить, надо верить, верить! Харис что-то беззвучно бормотал, и из обрывков фраз Марк слышал только слова “сердце” и… “смерть”. Изнутри рвалось желание завопить “НЕТ! ОН НЕ УМРЕТ! ОН БУДЕТ ЖИТЬ!”, но Марк был полностью обессилен. К счастью, его никто не трогал, все были заняты епископом, который неподвижно лежал на перепачканной кровью постели и не подавал признаков жизни.