Да, Игорек сказал правду. Произошло всё это так: когда все ушли с городища, дежурный лег у раскопа спиной на нагретую землю.
Здорово идут дела в их экспедиции! Особенно интересует загадочная глиняная площадка. По всему похоже — это что-то вроде сундучка. Возможно, действительно сокровищница. Здорово! Хоть и говорил Дмитрий Павлович: «Археологи кладов не ищут», но бывают же клады и находят их люди. «Почему же, — думает мальчик, — нам, археологам, не может попасться клад?»
Есть ведь что-то в этом сундучке. Может быть, драгоценные сосуды, украшения, добытые славянами в походах на византийские города… А может быть, оружие…
Недаром же Дмитрий Павлович, как обнаружили эту площадку, прямо чуть не затрясся от радости. Говорит: «Редкая удача».
Мысль об украшениях, что, быть может, хранятся в глиняном ларце, разбудила в душе другое… мутное, нехорошее, о чем хотелось забыть: утаенная находка. Ещё позавчера поднял Игорь в раскопе бронзовый Зарянин браслет. Поднял и… никому не показал, спрятал. Хотелось навсегда оставить у себя эту зримую, осязаемую память о сказочной славянской девушке. Потом начала мучить совесть, да никак не может паренек ни на что решиться.
Подкинуть прямо в раскоп, а потом самому же поднять и вручить Дмитрию Павловичу? Но третий пласт, где поднят браслет, давно закончен, после него закончен и четвертый пласт и выборка ямы. А Дмитрий Павлович хорошо разъяснил своим «младшим научным сотрудникам», как важно точно знать, где, в каком пласту, в каком квадрате найдена вещь.
Значит, выход один: отдать находку Дмитрию Павловичу и честно обо всём рассказать. Надо. Игорек знает, что надо, но не знает, хватит ли у него решимости. Знает, что обязан отдать находку. Да. Обязан. Хоть и дорого уже ему это незатейливое девичье украшение… Зарянино украшение. Хоть и нелегко признаться археологу в нечестности…
Но вот вблизи чей-то шепот, шум чьих-то тяжелых шагов. Игорь быстро поворачивается… Они! Те самые, что глушили на реке рыбу! Впереди длинный. В сапогах, в брюках-галифе. В брюки заправлена кремовая шелковая сорочка, поверх сорочки голубеют новенькие подтяжки. В зубах папироса.
За ним его толстенький товарищ. Идет уточкой, с боку на бок на коротеньких ножках переваливается.
Мальчик нахмурился, вскочил на ноги. Незваные гости заметили его не сразу, и по лицам их видно было — не особенно обрадовались.
— Ты чего, паренек, тут околачиваешься? А ну, сматывайся отсюда! — сразу накинулся на мальчика первый незнакомец.
— Это ещё почему? — удивился и обиделся Игорь. — Никуда я не уйду, да и нельзя мне уходить. Я дежурный.
Коротенький исподтишка дернул товарища за подтяжки.
— Оставь, Валя, свои шутки. Вечно ты так. Юный гражданин не понял. Подумал, что ты его в самом деле прогнать хочешь… а мы наоборот — даже очень рады…
Он сел на пенек, вынул из кармана несколько конфет и протянул их Игорю:
— Угощайтесь, молодой человек.
— Я на посту, — не удержавшись, похвастал Игорек, — мне запрещается принимать что-нибудь от посторонних, — и покраснел: «Зачем я это?»
— Ого! Молодец. Да у них серьезно!
— Ну конечно, серьезно. У нас раскопки. Экспедиция, ценные находки…
— Что же вы нашли такого интересного? — спрашивает толстый гость. Голос сладенький, как конфета, которую сосет говорящий. — Верно, оружие? Монеты?
— Пока ещё не знаем, не открывали, но хранилище какое-то обнаружили. — Мальчик кивнул головой в сторону раскопа и в ту же секунду замолк: «Зачем? Зачем я болтаю… хвастун! И с кем?»
Высокий насторожился, как ищейка, потянул носом и с решительным видом полез в раскоп.
— Нельзя посторонним, — уже с отчаянием предостерегает проболтавшийся дежурный, — это же экспедиция Академии наук… Дмитрий Павлович…
— Чхали мы на твоего Дмитрия Павловича с его академией разом, — бормочет высокий, и Игорь к ужасу своему только теперь понял, что высокий и его товарищ пьяны.
А высокий между тем, оглядевшись в раскопе, заметил северо-западный угол тщательно расчищенной ямы, присыпанной рыхлой землей, и, склонившись, начал руками отгребать землю.
— А ну, где у вас здесь лопаты?
— Нет лопат. Дедушка точить взял, — упорно изворачивается мальчик, — и по закону…
— Тоже мне законник выискался!
Коротенький шарит возле куреня и, конечно, находит лопату.
— Молодой ещё, а лгун изрядный… Нет лопат, — зло передразнивает он Игорька.
Мальчик кидается в раскоп, ложится на заветную площадку, прикрывая её грудью, но высокий, как котенка, выбрасывает его на отвал.
— Уйди, пока голову не отвинтил. Не мешайся под ногами.
Бедный дежурный слышит, как хрустит разбитый лопатой слой обожженной глины, видит, как мужчина запускает руку в образовавшийся пролом, как вытаскивает… глиняный горшок. Целый, закопченный, с зубчатым орнаментом по венчику и по пухлым округлым плечикам.
Высокий заглядывает в сосуд и вдруг разочарованно кривится:
— Мерзость какая-то… кости свинячие!
Сосуд летит на землю и раскалывается на несколько частей. Из него действительно вываливаются кости и ещё какие-то сцементированные временем остатки варева.
Падает и раскалывается второй горшок, за ним глиняная миска.
— Зачем вы бьете? Это же славянские! Древние!
— Жаль, нет здесь твоего Дмитрия Дураковича… и ему бы так башку расколол, — пьяно бахвалится высокий невежда. — Тоже откопали… Печь какую-то стародавнюю да горшки бабьи… Барахольщики. А других учат, что нельзя, что можно.
Плюнул в разрушенную им древнюю печь и полез из раскопа. За ним — его товарищ.
— Брось, парень, с этим прощелыгой водиться, — поучает Игоря высокий, — с Дмитрием твоим. Подозрительный он тип. И скажи ему: если ещё не в свои дела соваться будет — ноги ему переломаем.
— До беды с ним достукаешься, — подтверждает второй, — именно достукаешься. Ну, адьё, а ревуар, сэр.
И оба ушли вниз по тропинке, а Игорек стоит, широко раскрыв глаза, бледный, растерянный, подавленный…
Так бедой закончилось Игорево дежурство. Ну, а что потом было, читатель уже знает.