Ульяна

Ник всегда заглядывает ко мне в послеобеденное время для перевязки. Скоро можно будет подумать о снятии шва: признаки воспалительных процессов окончательно пропадают.

Принц мило смущается каждый раз, когда снимает штаны. Приходится шутить на эту тему в расчете на то, что удастся его поддразнить: у парня появляется такое забавное выражение лица, когда он судорожно пытается подобрать слова.

Ник приходит пешком. Во-первых, потому что на лошадь садиться после такой раны пока рано. А, во-вторых, ходьба ему просто необходима, чтобы всё правильно срослось. Ещё он приносит лакомства, чаще всего вяленые фрукты из заморских стран. Или свежие, если находит их в городе.

Процесс ухаживания в его исполнении умиляет своей наивностью (однажды притащил кольцо с брильянтом, зато цветов ни разу не догадался подарить!), хотя точно знаю — мы не пара. Наша связь, буде таковая состоится, должна быть тайной. К чему это может привести?

И ведь он не здешний принц, а из чужой страны, куда обязательно должен вернуться, что сулит неминуемую разлуку.

Эти сомнения улетучиваются без остатка каждый раз, как он появляется у меня, и сгущаются в те часы, когда я жду его прихода. Гормоны работают. Химический механизм любви. Созданная природой система продолжения рода. Осознавая происходящее со мной, я остаюсь уязвимой, потому что даже не пытаюсь противиться заложенной во мне программе. Той самой программе, следуя которой мальчишки смешно надувают щёки, а девочки… их арсенал приёмов богаче: скромность, испуг, доверчивость, скепсис… всего не перечесть.

Природа в этот период словно лишает свои создания разума, или некоторой его части. Исключений, увы, не бывает. И у меня сейчас внутри всё трепетно и уязвимо, как и у всех остальных влюбленных.

— Здравствуй, Ульянка, — это Мотя-егерь заглянул меня проведать. — Что это ты разрумянилась вся? Не приболела?

Мотя всегда хорошо ко мне относился. Я знаю его именно таким. Его сыновей, старший из которых мой ровесник, уютную домовитую жену — тётю Грушу, всегда добрую ко мне. Сторожку в лесу, куда егерь удаляется, если суета большого дома утомляет его — а случается это часто. Когда умерла мама, эти люди очень поддержали меня. Разделили горе, научили тому, чего ещё не знала. Благодаря им, я не чувствовала себя одинокой.

Но признаваться мужчине, во влюбленности, даже если не в него, и даже если безмерно ему доверяю… казалось таким неправильным!

Поэтому вместо того, чтобы прямо сказать, что жду своего принца, отчего безумно волнуюсь, я начала юлить и рассказывать, что только что напилась горячего чаю.

Мотя потрогал холодную печку, холодный чайник, мой лоб — и улыбнулся чему-то своему. А у меня запылали уши от того, что я соврала, и егерь прекрасно это понял.

— Помощь мне твоя нужна, Уленька. Не помню уж сколько лет не перетряхивал шкаф у себя в сторожке, а сейчас без тебя не разберусь, что там и зачем. Я же каких только ерундовин не встречаю, когда участок обхожу, вот и тащу всё в одно место. А сейчас и не знаю, что продать, что выбросить, что тебе пригодится для снадобий.

Со временем он, конечно, чуток преувеличил. Как раз в прошлом году я выбрасывала из его шкафа пучки пересохших выдохшихся трав и комки раструхлявившихся мхов. Окаменевшую древесную смолу забрала себе, а несколько горшочков с медвежьим и барсучьим жиром велела срочно везти на торжище, пока не испортились. Заодно отличила от них топлёное свиное сало и велела его не есть, а пустить на смазку, смешав с сажей. Тогда в этой «сокровищнице» и для меня нашлась добыча — сушёные почки загнухи и пакетик семян свейки серебристой — их в лесу не сразу отыщешь, а егерь наткнулся и собрал для меня, а потом сунул в свой шкаф и… мало ли и у него дел? Забыл.

Я как раз поджидала Ника, и колебания, видимо, нарисовались на моём лице.

— Да знает он, дорогу к моей сторожке, — в тон моим мыслям продолжил Мотя. — Лишних десять минут прогулки только на пользу пойдут твоему парню. А ты оставь записку, чтобы сразу шел ко мне.

Орнелла

Доминик попросил прогуляться с ним за город. Вдвоём. Сказал, что, пока он не может садиться на лошадь и ходит пешком на перевязки по велению знахарки. Он тут отыскал неприметный выход и предпочитает обходиться без свиты, потому что группа сопровождающих создаёт излишнюю суету и отвлекает от созерцания красот окрестностей нашего чудесного города.

«Вернее, его восхитительных обитательниц!» — хмыкнув, в тон Нику подумала я.

Долго высушивала рулады и трели, напряжённо думая — что за каверзу он придумал, если столь вдохновенно несёт эту ахинею, лишь бы заманить меня куда-то. Проводить его на перевязку. То есть к Ульянке. Хочет нас помирить. То есть, чтобы я перед ней извинилась, а она простила меня за несдержанность.

Дудки. Не на ту напал. То есть — я приму вызов и провожу этого несчастного, но только до края поляны, на которой стоит Улькина избушка. А потом вернусь, «вспомнив» о неотложном деле. Пусть думает, что перехитрил меня, заговорив зубы, а потом поймёт, что мозги не только у него имеются. Конечно, это не горчица в сыре и не сода в молоке, но ведь взрослеем не только мы, а и наши проказы, становясь все изобретательнее и изысканнее.

И потом, о какой двери он говорил? Неужели во дворце есть еще неведомые мне ходы?

Я приняла вызов.

* * *

Выход для прачек был мне давно известен. Новостью оказался только ключ от него в кармане у Его Высочества. Всю дальнейшую дорогу он в лицах рассказывал мне о чудесах коварства и изворотливости, благодаря которым обрёл способность неприметно покидать дворец в любое нужное ему время. Доминик продолжал отвлекать меня от главной цели «прогулки», и рот его не закрывался ни на минуту.

Я изображала живейший интерес и участие, поддакивала в нужных местах и издавала восхищённые восклицания. Беседа выглядела беззаботным щебетом, усыпляя его бдительность и, когда мы свернули не туда на очередной развилке, стало окончательно ясно, что хвост свой он распушил во всю ширь и просто упивается красноречием, повествуя о собственных достоинствах, не замечая, что все дальше уходит от дома Ульяны.

А тропинки здесь путаные, и куда приведёт эта — никто не знает. Озадаченный вид спутника будет мне хорошим вознаграждением за проявленное терпение, стоит только дождаться момента, когда он поймёт, что сбился с дороги.

Его Высочество как раз живописал мне, как расправился с ночным злодеем при помощи кирпича, что пробудило и в моей душе кое-какие воспоминания, когда на открывшейся нашему взору поляне я увидела домик, напоминающий обросшую мхом собачью будку-переросток — настолько он был мал.

— Вы ко мне, Ваши Высочества? — появившийся словно из-под земли Мотя-егерь гостеприимно распахнул дверь. — Милости прошу.

Конечно, я огорчилась. Этот человек в два счёта укажет верную дорогу к дому знахарки и мучений принца, бродящего кругами, мне увидеть не удастся. Зато я хотя бы взгляну на берлогу лесника. Улыбнувшись, вошла.

Дверь за моей спиной затворилась с ужасающим скрипом и, кажется, что-то лязгнуло.

«Западня! — осенило меня, заставив яростно заскрежетать зубами. — Гад Доминик, заманил в ловушку, чтобы моё место заняла Ульянка! Точно! Ведь таким образом легко решается „задачка“ с устранением „лишней“ девушки. Он женится на принцессе и… дело в шляпе!»

Одна рука нащупала рукоятку кинжала, вторая убедилась в том, что дверь действительно заперта. Глаза привыкли к полумраку, показавшемуся мне сначала полной темнотой — столь велика была разница между ярким светом дня и царящими в этой каморке сумерками.

— Открой дверь, Мотя, — услышала я голос сестры, — а то я перепутаю твоё окаменелое варенье с гуталином. И куда ты девал скипидар?

Ульянка выпятилась из-за распахнутой створки шкафа и уставилась на меня.

Ульяна

Что-то много всякой всячины накопилось в этом шкафу. Ещё чуть-чуть и он просто перестал бы закрываться. Однако, верхний слой содержал немного загадок, которые я направила преимущественно в очаг. Зато дальше обнаружились поистине удивительные вещи. Одни корни камнеломки, тщательно высушенные и прекрасно упакованные в мешочки, заняли меня надолго. Баночка свежей лягушачьей икры откровенно озадачила, а сейчас я разбиралась с комком мясистых листьев, скрученных тугим жгутом.

И тут хозяин дома что-то пробормотал за дверью, а потом с громким хлопком закрыл её. Стало откровенно темно — окошко тут только для того, чтобы знать день стоит, или ночь — света оно пропускает мало.

— Открой дверь, Мотя, — сказала я, — а то я перепутаю твоё окаменелое варенье с гуталином. И куда ты девал скипидар?

Бесполезно. Не слышит. Пойду, сама отворю.

Я выпятилась из пространства между дверок и увидела рядом с дверью сестрицу с кинжалом в руке. На мгновенье замерла от неожиданности, а потом испуганно вскрикнула, отпрыгивая от принцессы подальше. Неужели она так разревновалась, что решила от меня избавиться? Машинально нащупала рукоятку кистеня в рукаве. Он, хоть и невелик, но кусач. Умирать почему-то совсем не хочется!

Злобно сверкнув на меня взглядом, Орнелла задубасила в дверь.

— Доминик, сволочь, выпусти меня отсюда! — яростно заорала она. — Сейчас же открой дверь!

Снаружи послышалось какая-то возня, пара тихих фраз и сдавленный смех Ника. Ах, ему еще и весело?! Закрыл меня с этой сумасшедшей с ножом, а сам и радуется?! Небось, заранее подговорил Орнеллу прибить меня! А сестрица только для вида в дверь ломиться, пока принц от Моти-свидетеля избавляется! Так и знала, что все слова и обещания Ника были ложью! Как я могла поверить?! А теперь придется жизнью платить!

Несмотря на близость принцессы с ножом, я села на грязный пол и разрыдалась. Громко, пронзительно, некрасиво размазывая слезы по щекам.

Орнелла от изумления даже в дверь молотить перестала.

— Уля? — недоуменно спросила она, подбегая ко мне. — Что случилось?

Но я зарыдала еще громче, пытаясь отползти от умело притворяющейся сестры подальше. Как она могла вообще пойти на убийство?! И как мог Доминик так гнусно предать меня?!

— Как ты могла?! Как? Как?! — в унисон своим мыслям кричала я на надвигающуюся принцессу, все так же крепко держащую нож в руке.

— Ульяна? — взволнованно донеслось из-за двери. — Что вы там делаете?!

Я лишь испуганно рыдала, иногда чуть подвывая. Было очень страшно. И больно. Я никак не могла понять, от чего больше: от близкой смерти или от предательства любимого?

Вдруг уперлась спиной в стену. В глазах потемнело: вот и конец. Испуганно посмотрела на присевшую рядом Орнеллу. Я не смогу победить ее: не меня с детских лет учили самообороне. Сестра сильнее, сопротивляться бесполезно. Будет только больнее.

— Пожалуйста, пожалуйста, — одними губами прошептала я. Орнелла, нахмурившись наклонилась почти к самому моему лицу. — Пожалуйста, сделай это быстро.

Я не смотрела в глаза сестры: боялась увидеть там тень убийцы. Конечно, отрицать очевидное бесполезно, но так хотелось верить этой девушке.

Кажется, за дверью что-то кричали, пытались попасть в дом. Замок заело? Какая разница: они все равно не успеют.

Я, как завороженная, смотрела на кинжал. Красивый. С серебряным опылением на лезвии и едва заметными непонятными символами. А рукоять? Кажется с какими-то черными вертикальными линиями. Не знаю, уже почти не вижу. Все расплывается перед глазами, кажется, от ужаса я начинаю терять сознание. Естественная реакция организма.

— Прости меня, — как сквозь туман слышу я слова Орнеллы.

А дальше? Дальше лишь темнота. Хорошо, что я не увижу свою смерть.

— Идиотка! Что ты с ней сделала? — вдруг услышала я яростный голос Ника. Сначала едва слышно, но с каждым мгновеньем все громче и громче.

— Не знаю, — испуганно лепетала Орнелла. — Она ни с того ни с сего начала плакать, бормотала что-то непонятное, а потом в обморок упала! Клянусь, я ничего не делала!

— Уля, Улечка, Уленька, — раздался над ухом ласковый и одновременно испуганный голос Ника. — Милая, очнись, пожалуйста, все в порядке.

В следующее мгновенье мне на лицо вылили стакан ледяной воды. Премерзкое ощущение! Особенно когда холодные капли начинают скатываться за шиворот. Впрочем, какая разница, я же умерла?

— Кажется, у меня где-то завалялся нашатырь, — прозвучал задумчивый голос Моти.

Как ни странно, после этого «чудодейственного зелья» мозги прочистились, и я смогла спокойно рассуждать. «Приходить в себя», несмотря на все просьбы не хотелось. Хотелось подумать.

То, что я жива, не поддается ни малейшему сомнению. Иначе, откуда тут тогда взялись Мотя, Ник и Орнелла?

Орнелла. Как мне могло придти в голову, что она хочет меня убить? Наверняка нанюхалась какой-нибудь гадости из егерского шкафа! Конечно, принцесса далеко не ангел, она вспыльчива и несдержанна, но хладнокровно спланировать убийство родной сестры? Даже после ссоры Нел не была бы на такое способна!

А тем более Доминик! Зачем ему (даже если я и наскучила принцу) меня убивать? Смысл? Во дворец жаловаться все равно бы не пошла, а из моих друзей никто бы и не поверил, что я целовалась (и не только) с принцем. Убивать меня просто нелогично. Проще бросить.

«Но зачем тогда Орнелла достала кинжал?» — возмутилась «нанюхавшаяся» часть меня.

А что бы я почувствовала, если бы меня заперли в темной комнате с непонятными целями?!

«Вот шифровщики! — внезапно осенило меня. — Они же нас с Орнеллой помирить хотели!»

Господи! Как же стыдно! Что я устроила?! Да у меня даже в детстве истерик не было!

Вздохнула, чувствуя, как алеют щеки. Пора «приходить в себя». И, наконец, помириться с сестрой!

* * *

Что меня позабавило, это Нелкино извинение. Мы пили смородиновый чай, намазывая «гуталин» — перестоявшее черничное варенье, поддававшееся только ножу — на ломти чёрствого крошащегося хлеба, и все уляпались и измазались. Ник заботливо кружевным платочком удалял темные пятнышки с моих щёк, когда до меня донеслось змеиное шипение сестры прямо ему в ухо:

— Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, если обидишь Ульку.

Сначала хотела возмутиться. Я тут, понимаешь, дождаться не могу, пока он выздоровеет настолько, чтобы смог, наконец, должным образом меня обидеть, а она… потом гормоны развеялись и отпустили мой скудеющий в присутствии Ника разум. Особенно слабеющий, когда он меня касается.

До меня дошло, что в сознании сестры мы с принцем — пара. Она на нашей стороне и… и чего мне, клуше, ещё нужно? В изобретательности и предприимчивости Нелке не откажешь, значит, сообразит, как устроить наше счастье. Не знаю, почему я так подумала. Наверное — с разгону. Ведь она только сделала на этом пути первый, довольно неуклюжий шаг. А настоящие принцессы — они такие упрямые! Обязательно добиваются своего.