Орнелла

Савка, конечно, мужлан и не отличается утончённостью в обхождении. Но он осторожен и очень нежен со мной. Я легко узнаю его грубые руки по характерным для сапожника мозолям и шероховатостям. Даже сквозь одежду чувствуется, а уж сейчас…

— Нам пора возвращаться, Савушка.

— Мы не выполнили задания?

— Выполнили. Убедились в том, что адресата нет на белом свете.

Кажется, мои глаза наполнились слезами. Я лежу на спине, и они никуда не стекают. Муж губами собирает солёную влагу.

— Ты близко знала его?

— Близко. И очень любила.

Савка не пытается меня тормошить или проявлять ревность. Он всё понял правильно. И ещё он очень давно не называет меня по имени. Понял уже, что я не Уля — он с ней знаком с детства. Уловил разницу. И не лезет с расспросами. А я жду, когда же этот недотепа, наконец, поинтересуется, с кем делит ложе. Знаете, тактичность иногда способна просто извести напрочь. Кажется, это тот самый случай.

— Ты знаешь, кто я? — придётся самой объясняться.

— Не Ульянка — точно. А из тех, кого мне приходилось видеть, сходства с ней я ни в ком не примечал.

— А что, посмотреть на выезд нашей принцессы с её женихом ты ни разу не удосужился?

— Не, ну Её Высочество принцесса Орнелла носит совсем другой фасон обуви…

Так он потешается надо мной! Мгновенно вспыхиваю и набрасываюсь на него с кулаками. Минута борьбы и… нет, какой негодяй!

Позднее, когда мы отдышались и успокоились, он прислонился лбом к моему плечу и сонно пробормотал: «Послезавтра утром, Ваше Высочество». Тиран он после этого. Сатрап. Негодник и… самый любимый человек. Здесь среди недружелюбного Гринринга я с необыкновенной ясностью чувствую себя замужем. За мужем. За широкой надёжной спиной. Хотя постоять за себя готова всегда. Почти. Только не перед ним самим.

Под это сумбурное роение мыслей я и уснула в, прямо скажем, чувствительных объятиях супруга.

* * *

В путь мы отправились наёмным экипажем через Тикан — это бедная горная страна, вытянувшаяся на западе вдоль горного хребта от Гринринга до самой Говии. Да, это втрое большее расстояние, чем напрямик, но по нему нас везёт подрессоренная карета, в закрытом кузове которой горит маленькая печка, которую кто-нибудь из восьми пассажиров время от времени подкармливает поленцем-другим.

Наш багаж — сундук с обвязанным рогожкой камнем — привязан на запятках. Здесь тепло и не очень трясёт.

Вот и остановка. Пограничный пост. Кучер меняет лошадку, а мы по очереди заходим в здание кордегардии, чтобы ответить на вопросы чиновника. Гринрингцы ужасные зануды. Всё записывают: кто едет, куда, зачем? Мы уже сжились с этим — каждый раз, переезжая с места на место, встречались с этой процедурой.

Пассажиры разминают ноги и пропускают по глоточку приободряющего в маленьком заведении. Всё происходит мирно и обыденно до тех пор, пока я не не настаёт мой черёд войти в кабинет. Нас двое тут.

Мужчина, стоящий за конторкой повернул ко мне лицо и…. Я испуганно охнула и мигом начала прикидывать в уме пути к отступлению. Без боя бежать не получиться, слишком охраны много.

В роли — чиновника когда-то купивший у меня яблоко юнга, который на самом деле король. Естественно, он здесь ради встречи со мной. Разум всё ещё не покинул зазвеневшую тревожным набатом голову, и я понимаю это отчётливо. Как и то, что с момента той случайной встречи, каждый мой шаг этому человеку известен.

Да, это совсем мальчишка младше меня годом или двумя. Но он несёт бремя власти и под его рукой эта разграбленная страна всё ещё не развалилась окончательно. Комок страха, возникший где-то под ложечкой, становится всё тяжелее. Я стою столбом и не знаю, что делать.

— Привет, Нел, — он сказал это спокойно и, кажется дружелюбно.

— Привет. Прости, не помню твоего детского имени, — осторожно, без тени улыбки произнесла я.

Запоздало в голову стукнула мысль, что, наверное, стоило хотя бы для вида поотпираться от звания принцессы. Вдруг поверил бы и оставил в покое? Мало ли, что ему надо? Вдруг — поймать и в тюрьму засадить? А что с Савкой тогда будет? О, Боже!

— Туки. Противный маленький плакса, — чуть скривился в ответ тот и расправил плечи, приняв величественный и слегка надутый вид.

Надо же. Никогда бы не подумала, что он может помнить о том, как вёл себя в ту пору. И мне нечего ему сказать — я всё ещё ошеломлена. А вот у него ко мне явно имеются вопросы.

— Этот Савватей — у тебя с ним серьёзно? — спокойно, без капли презрения или недовольства спросил при… король.

Вот это фортель! Хм, женившись на мне, этот юнец может рассчитывать на военную помощь, чтобы вымести со своей земли банды чужеземных баронов. Да вот беда! Поддержку войсками Ассар сейчас оказать не может. Разве что молитвами. Но надо отвечать на вопрос.

— Он — лучшее, что со мной случилось за всю жизнь. Самый близкий человек! — и тут же прикусила язык. Нельзя же так откровенничать! И вообще — что у него на уме? У этого Туки.

— Твой отец действительно погиб в арьергардном сражении и похоронен в братской могиле у самой границы Ассара. Мы скрывали эти сведения в расчёте перехватывать и уничтожать поисковые группы. Я жаждал крови и вожделел отмщения, — вздох и презрительная улыбка одновременно — это сочетание на лице юноши озадачило меня.

«Ему плохо, и он не знает, что делать» — пронеслась в голове мысль. Наверное, я ошиблась.

— Какие отношения у тебя с маркизом Уртпом? — вдруг мой собеседник перешел к делу.

— Никаких. А что нужно? — сразу же напряглась я. Надеюсь, до шантажа дело не дойдет?

— Как ты понимаешь, вычистить всю свою территорию от всякой швали у меня просто не хватает сил. Остаётся разбивать шайки внезапными ударами поодиночке. Вот если бы они не ускользали через границу Ассара… я ведь не могу преследовать их на вашей территории! — поморщился Туки, заглядывая мне в глаза.

— Постой! Войска маркиза и без указаний свыше должны так поступать, — связав его слова с имеющейся у меня информацией, вдруг воскликнула я, совершенно забыв, что передо мной сидит король вражеской державы. — Но контроля сверху за этим нет потому, что святые отцы отвлекают королеву на дела церкви. Одновременно другие лица духовного звания подкупают шайки отребья, чтобы те, то нападали, то не нападали на людей, пересекающих нашу с тобой границу.

— Хочешь сказать, что наши защитнички перед господом путаются под ногами у маркиза Урпта? Моя служба безопасности тоже доносит об активизации обмена сведениями между духовенством наших стран, — Туки опять криво усмехнулся. — Не буду тебя больше задерживать, — вдруг спохватился он, — а то встревожится твой… любимый, — мне показалось? Или последнее слово он произнёс уважительно?

Вот и, поди, разбери их, эти загадочные мужские души! Растревожил, понимаешь, скромную жену сапожницкого подмастерья. Хотя информации для размышления Туки подкинул мне прилично.

* * *

Дома мы были через неделю и прибыли почти к самому началу зимы. В Говии наняли повозку до столицы Ассара и доехали без приключений.

Смеркалось. Савушка с возницей внесли в дом сапожника сундук со «священным камнем», а я посмотрела из-за угла на радость матушки и сестрицы, обнявших на пороге сына и брата. Нащупала в кармане ключ от садовой калитки и ощутила тревогу. Почти полгода меня здесь не было. И вернулась я совсем другим человеком. Тем не менее, надо идти.

Едва я, миновав щит копейщика, вышла из гардероба в спальню, сильные мужские руки сгребли меня в охапку и… я знаю зачем.

— Домик! — шепнула я ласково и чуть удивленно, и тут же была опущена. — Что ты здесь делаешь?

— Нелка! — обрадовано ответствовал Его Высочество. — Секундочку. Мне надо одеться.

Ему действительно следовало накинуть хоть что-нибудь на себя. Разбаловались тут, понимаешь, без меня.

Он шмыгнул за ширму и уже оттуда начал отвечать на мой вопрос:

— Как я мог бросить Улю тут одну? Пропадет же! — ласково сказал он. — Конечно, домой я тоже уезжал, но буквально через месяц вернулся.

— Понятно, — отозвалась я, окидывая взглядом свою комнату. Вроде все на месте, а ощущение такое, будто я первый раз в этой комнате. — А Ульяна где?

— Ну, ты сестренка, совсем отстала от жизни! — весело рассмеялся Ник, выходя из-за ширмы и падая в кресло. Мое любимое между прочем!

Немного повозившись, я все же смогла отвоевать это место и прогнать противного принца на диван. Весело смеясь, я кинула в него подушкой, а потом задумалась. Надо же! Буквально недавно мы люто ненавидели друг друга, а теперь… «сестренка»! Как все меняется!

— Так, где Уля? — нетерпеливо переспросила я.

— Сейчас будет! — с улыбкой ответил Ник, мельком глянув на часы. — Девять же! Королеве спокойной ночи желает!

Да! Как же сложно будет заново приспособиться к дворцовому режиму дня!

— Как она? — негромко спросила я.

— Уля умница, — улыбнулся Ник, но в его взгляде было грусть. — Она справляется, но очень сильно переживает. Придворная жизнь не для нее.

Я понимающе кивнула и сжала плечо Ника.

— Вы обязательно что-нибудь придумаете. Не отчаивайся.

Доминик благодарно мне улыбнулся. И почему я всегда ненавидела его?

Мы немного поговорили. Ник коротко пересказал мне последние новости и начал собираться.

— Уля вернется с минуты на минуту, — пояснил он, заметив мой недоумевающий взгляд. — Думаю, вам есть о чем поговорить.

И подмигнув мне на прощание, исчез в тайном ходу.

— Спасибо тебе, Ник, — пробормотала я в пустоту. — За все спасибо. Я бы без тебя пропала.

Надеюсь, возможность сказать это ему в лицо у меня скоро появится!

* * *

Увидев меня, Ульянка схватила кочергу и затолкала её в дверную ручку. Слезы покатились из ее глаз, а счастливая улыбка сияла на лице. Мы обе были рады видеть друг друга.

Сестра осмотрела меня с ног до головы, ища страшные ранения и признаки моей скорой кончины. Поджала губы при виде старых синяков и моих выпирающих костей, отчитала за плохое питание, прописала кучу мазей и пирожков с кремом, а потом вдруг беспомощно разрыдалась на моей на груди.

— Уля, Уля, что с тобой? — я обеспокоенно заглянула в лицо сестре. — Успокойся и скажи, что случилось!

— Нел, прошу тебя, умоляю! — бормотала она, цепляясь за меня, как утопающий за соломинку. — Я все что угодно для тебя сделаю, только отпусти Доминика! — она подняла на меня заплаканные глаза и попыталась упасть на колени. — Я прекрасно понимаю, насколько важен это брак для страны. Но… но ничего не могу с собой поделать. Я люблю его больше жизни! Нел, пожалуйста!

Я насильно подняла сестру с колен. Тоже мне, удумала! Потом улыбнулась и, усадив на диванчик, ласково заглянула в глаза:

— Ну, что ты плачешь, дурочка? — мягко погладила её по голове, как маленькую. — Я же ведь не отказываю тебе. Да и если бы я даже и не захотела разрывать помолвку, это сделал бы Ник. Он и грандиозного скандала не испугался бы! — я хмыкнула. — Правда до этого не дойдет. Обещаю, я поговорю с мамой. Разберемся.

Уля снова заплакала. На этот раз от облегчения. Вновь крепко обняла меня, бормотала какие-то слова благодарности и понятные лишь ей одной клятвы.

Я осторожно гладила ее трясущуюся спину, изредка произнося успокаивающие слова. В голове мелькнула мысль, что теперь взрослая, повидавшая жизнь девушка здесь я, а отнюдь не сестра. Как все меняется: когда-то именно Уля казалась мне старшей.

Оттуда, из огромного внешнего мира я вернулась человеком, прожившим огромную жизнь. Если бы не Савка — запросто могла погибнуть. И теперь, вернувшись домой, начала смотреть на давно знакомые вещи новым взглядом.

— Расскажешь, как прошло путешествие? — наконец, успокоившись, спросила сестра, чуть отодвигаясь от меня.

Я открыла рот, намереваясь поведать все, что узнала в Гринринге и… тут же закрыла. Уля была такой бледной и уставшей, такой слабой и беспомощной сейчас, что навалить на нее мучившие меня вопросы и проблемы, казалось настоящим свинством.

— Позже, — улыбнулась я, сжав ее руку. — Тебе надо отдохнуть.

Как по волшебству в комнате появился Ник. Оглядев наши лица, он осторожно потянул Уля за руку.

— Идем домой, милая, — с нежностью произнес он. — Нел права: отдых тебе не помешает.

Сестра кивнула, послушно вставая с дивана и направляясь следом за Ником к тайному ходу. Они уже почти скрылись в темноте прохода, как я окликнула их.

— Уля? — она молча обернулась и выжидающе посмотрела на меня. — Спасибо за то, что не принимала за меня решений. Я очень ценю это.

Дверь хода закрылась. А я почувствовала ужасную усталость. Кажется, мне тоже следует поспать. А завтра начинать разгребать навалившиеся проблемы.

* * *

— Проснись, Нелл, — голос принца. И не иначе это он тормошит меня, по-хозяйски усевшись на край моей кровати.

Вернулся, как к себе домой. Ну да. Избыток тактичности никогда не отягощал его манеры.

Знаете, констатация этого факта даже принесла мне чувство удовлетворения. Я открыла глаза и мурлыкнула:

— Доброе утро.

— Кому утро, а кто и не ложился.

— Проводил Ульку до дому? — догадалась я.

— Да. Пока избушку протопили, пока то, пока сё. Ну да не о том речь. Вряд ли твоя сестрица найдет правильные слова, а я, как ты знаешь, их особо не ищу, но, в общем — Домик явно мялся и мямлил — одним словом, тут, понимаешь, какое дело — его явно клинило — то есть, так сказать…. — вот тут уже не выдержала я и пнула его коленкой.

Помогло. Он, наконец, выдавил из себя то, что никак не мог произнести:

— Матушка твоя ничем не управляет.

Я молчала и только смотрела на него. Эта догадка и без того крутилась в моей голове. Но питали её впечатления, полученные «снаружи». Здесь же мне предлагались выводы из наблюдений, сделанных внутри дворца, как я поняла, плоды размышлений сестрицы, которые она поведала, кому бы Вы думали? Ему самому. Женишку моему. Который, выпалив единственную фразу, замолк и уставился, ожидая жеста, дозволяющего продолжить невежливую речь.

Снова пнула его ногой сквозь одеяло. Приободряюще так. Опять помогло. Вот ведь, какой догадливый стал, да покладистый. Сразу заговорил:

— Дворян в королевском совете совсем не осталось. Вместо воеводы поставлен Отец-Защитник. Уленька трижды приходила на заседания. Речь там идёт об одном — о деньгах, что казна должна выделить на новые храмы. Графства теперь собираются переименовать в епархии и вместо графов посадить туда духовников. Обсуждают, как сместить маркграфов, но пока это отдалённые планы. А матушка твоя со всем соглашается и только кивает величественно.

— То есть, ты хочешь сказать, что духовенство при матушкином попустительстве вытесняет дворянство со всех государственных должностей? — мрачно поинтересовалась я.

Доминик кивнул и продолжил:

— Среди духовенства есть и противники тому, что происходит. Но их негласно заточают в тайную темницу и держат в таких условиях, чтобы они не очень долго прожили. Улька устроила побег троим таким заключённым. Судя по их рассказам, если бы не грызня за место патриарха, то этот пост бы уже учредили, и стал бы патриарх влиятельней монарха. И всё это при полном содействии королевы.

Я незаметно вздохнула. Подождала продолжения, и снова пнула своего раннего посетителя. Он опять меня правильно понял и принялся рассказывать о наблюдениях, которые сделал за время моего отсутствия. Нет, ну просто шпион какой-то. Куча цифр — и про деньги, и про численность войск, стражников, гвардейцев. Страна буквально рассыпалась на глазах потому, что королева не правила, а дворянство сильно поредело. Причём на полях сражении в Гринринге сложили свои головы достойнейшие из тех, кто всегда был опорой трону. Все эти паркетные пажи, камер-юнкеры, камергеры — это ведь та же дворовая челядь, только наследственная. Прихлебалы монарха, а не слуги отечества.

Доминика я прогнала, когда дворец уже явственно наполнился звуками, предшествующими подаче мне завтрака. Голода я не испытывала, а подряд и без пропусков деловито опустошила поднос, готовя свой организм к великим трудам наступающего дня. Сонька, делавшая мне утреннюю причёску, довольно хмыкнула:

— Ну вот, теперь и волосы подкрашивать не потребуется.

Поняла, что на посту принцессы произошла смена караула. И дала мне знать, что рада.

* * *

Любовь. Говорят, она слепа. Поверьте, это утверждение является не истиной, а отмазкой для безответственных и лукавых проходимцев. Оправданием действий, совершённых под влиянием прилива гормонов.

Настоящая же любовь, та, что пришла ко мне, наоборот, многократно усиливает восприимчивость. Я иду пожелать доброго утра маме и легко читаю направленные на меня взгляды. В большинстве из них видно спокойное дружелюбие, но есть и такие, в которых сквозит надежда, испуг, затаённая печаль или недоумение. Всех значений не разгадать, но люди выражают своё отношение ко мне позой, взмахом ресниц или невольным жестом.

Вот группа придворных, ожидающих утреннего выхода королевы. Замираю в дверях и пережидаю череду церемонных поклонов. Примерно в половине из них отмечаю самолюбование — выделывая сложные, почти танцевальные экзерциции, пажи словно кричат во весь голос: «А вот, как я могу!» В движениях остальных улавливается разное — эта смесь демонстрируемых эмоций пока сложна для меня.

Киваю и вхожу в спальню. Как же я соскучилась по маме!

Чтобы не выдать этого, молчу и слушаю, изредка кивая.

— Так как же ты думаешь поступить с твоим будущим замужеством? — ага, передо мной теперь королева, требующая от наследницы престола принятия важного для государства решения.

— Мы расстанемся с принцем Домиником. Но мне потребуется ещё несколько дней для того, чтобы уладить это мирно, дабы не нанести обиды ни ему, ни его батюшке, — спокойно произнесла я.

— Хорошо, доченька. Славно, что ты, наконец-то перестала упрямиться, — мама улыбнулась.

На этом мы и расстались.