– Привет, красавица!
– Добрый день, Ангел!
– Как успехи? Перевод сдала?
– Конечно. Разве может быть иначе?
– Умница!
– Спасибо (скромно опустила глазки к клавиатуре). А твои дела как?
– Идут неторопливо. Мы, ремесленники, нужны всем и всегда.
– Это же здорово, Ангел! И ты теперь с чистой совестью собираешься провести выходной?
– Угадала, умница моя. Хотя вряд ли мне так повезет, что я смогу пробездельничать целый день. Обязательно у кого-то что-то сломается. Вот тут сразу и вспомнят угадай о ком?
– Тоже мне бином Ньютона… О тебе, вестимо.
– Знаешь, я тоже ужасно люблю Булгакова. Но все ж таки «Белая гвардия»… как-то посильнее по душе бьет, чем «Мастер…». Не находишь?
– Ох, Ангел… Вот я тебя и поймала! У Булгакова-то было не так. Там было: «Подумаешь, бином Ньютона!» А моя фраза из Стругацких – это «Сталкер», только не фильм, а сценарий.
– Red, я просто не устаю тебе удивляться.
– Почему?
– Ты столько знаешь!
– Это моя работа – знать. Хотя не столько русскую литературу, сколько иностранные языки и всякие там термины то из теории литья под давлением, то из области низкотемпературной плазмы. Или высокотемпературной сверхпроводимости… Ты даже представить не можешь, сколько всякого я перевела за последние… лет пять, к примеру.
– Ага (я кивнул). С трудом это представляю. Но с каждым твоим рассказом все лучше понимаю, что рядом с тобой я просто ограниченный тупица.
– (Теперь я усмехнулась). Конечно, тупица – который больше любит раннего Булгакова, уважает Слая и Стэтхема, но при этом не терпит французского кино.
– Слушай, у тебя просто удивительная память. Мы же с тобой о французском кино месяца три назад разговаривали!
– Так я каждый ее упражняю, мой Ангел! Я тебе про бабушку свою рассказывала? А про то, чем она на жизнь полвека зарабатывает?
– Рассказывала, конечно. И говорила, что она репетитор – иностранные языки. Штук пять, да?
– Именно – знал бы ты, какая у бабули память! Она, боюсь, помнит всех своих учеников за все годы…
– Ничего себе!
– Ее не всегда на улице узнают ученики – а вот она каждого из них в лицо. Да кто у этого оболтуса папа с мамой, да как собачку зовут, да в каком году этот лентяй универ или школу закончил и насколько успешно…
– Такого не бывает, не верю.
– Да на здоровье! Ты можешь сто раз не верить, но я рядом с таким счастьем живу уже второй десяток лет. И тащусь от бабулиных мозгов. Вот кому можно позавидовать!
– Эт точно!
– Так вот, о памяти. Бабуля говорит, что мозги надо тренировать все время – и тогда никакой склероз до тебя не доберется.
– А она тренирует?
– Еще как! Мало того, что в день у нее даже сейчас три или четыре урока… А языки-то разные.
– Разные?
– Ну да, чаще всего английский, немецкий и французский. Представляешь, каждый день с каким-нибудь очередным болваном повторять правила, склонения и спряжения и при этом ни разу не ошибиться, с кем по-каковски говорить. С кем и что проходили. Так она, к тому же, книжки просто глотает, кроссворды разгадывает.
– Да, надо взять ее метод на вооружение…
«Интересно, дружище, а тебе-то зачем такие тренированные мозги? Вряд ли память помогает водопровод починить или канализацию…»
– …чтобы склероз не добрался!
Ирина усмехнулась – все равно для ремесленника и «мастера-на-все-руки» ее собеседник был слишком эрудирован и грамотен. Хотя чего только не бывает в наше время. Может быть, он, как Саша Роджерс, забросил докторский диссер на полку и ушел в сантехники – хлеб насущный зарабатывать.
– Ну, до тебя он в любом случае доберется не скоро!
– Как тебе сказать… Мне все-таки тридцать три – Христа уже распяли, остальным пора строить планы на вторую половину жизни…
– Знаешь, Ангел, я не очень люблю такие шуточки. В крайнем случае, на следующие две трети жизни.
– Согласен (я с удовольствием улыбнулся и кивнул). Так ты временно без работы?
– К счастью, нет. В этой фирме принята такая политика: ты сдал работу, тебе сегодня же следующую вручили. Чтобы станок не простаивал.
– А что – не так и глупо. Опять же, время твое на поездки экономят. И силы, и деньги.
– Должно быть, так. Или у них планирование умное.
– И о чем на этот раз ты будешь узнавать?
– Что-то такое… Из промышленной электроники. Я толком еще не вникала, устроила себе ленивый вечер. В доме прибралась, с бабулей по магазинам прошлась, постирала.
– Ничего себе «ленивый вечер»!
– Конечно, ленивый – голова-то отдыхает.
– «Лучший отдых – это перемена деятельности»?
– Конечно. Думаю, что ты после своих трудов водопроводческих в качестве отдыха вышиваешь крестиком.
– Вот это да-а! Ты попала в точку! Почти…
– Почти?
– Ну да, после своих трудов я вяжу крючком.
– Продолжаешь исторические традиции?
– Ты о чем? Какие традиции?
– Так еще ж полтораста лет назад вязали только мужчины, особенно крючком и особенно ирландские кружева. Мужчины, кстати, крючок еще спасителем называли – с его помощью кружева вязались быстро, можно было заработать побольше. А вот женщины к этому не допускались: считалось, что у них слишком грубые руки, чтобы вязать что-то поизящнее толстых чулок.
– Red, я устал уже удивляться, честное слово… Откуда в тебе столько знаний?
– Я ж тебе уже сто раз говорила – память хорошая, а все остальное из переводов узнаю.
– Что, у тебя и о вязании тексты были?
– Ну да. О вязальных машинах. Года полтора назад какая-то лавочка ввозила вязальные машинки из Китая. Вот я, с их позволения сказать, версии английского и толмачила. А термины в Сети проверяла. Сам понимаешь, сколько попутно можно узнать.
– Ясненько…
– Видишь, как просто ларчик открывается…
– Скорее, читаю. Слушай, а ты в тишине переводишь? Чтобы сосредоточиться, наверное, и дверь к себе закрываешь?
– Господи, зачем? Сосредоточиться-то надо, но для этого вполне хорошей музыки хватает.
– А бабушка к этой музыке как относится? Не кричит, что ее достали твои «бум-бум»?
– О Ангел, ты опять заставил меня расхохотаться! Да я отродясь ничего такого не слушала! Я ж дитя провинции, не забыл?
– Не забыл. Но какая связь?
– То, что у вас модно, до нас еще не дошло, то, что модно у нас, для вас старье и отстой.
– И что?
– Да ничего – поэтому я слушаю классику. Она-то уже классика, моде не подвластна. И бабуля поэтому не особо и шумит. Только говорит, что вкус у меня слишком строгий.
– Так это же хорошо, что строгий. Лучше такой, чем никакого. Знаешь, у нас в городе отличный оперный театр. То есть театр-то хорош сам по себе – старинное здание с амурами и прочими горгульями. И классный звук, богатый такой, полный. Вся Европа на гастроли приезжает. Но этого мало: в нем еще и замечательная оперная труппа.
– Ух ты-ы… У нас в городе тоже отличный оперный. И бабуля меня туда таскала, все пять лет, пока я в институте училась.
– У тебя бабушка просто супер! Моя как-то на внуков внимания не обращает. Была еще одна, но умерла уже.
– Что, совсем не обращает внимания? И много у нее внуков-то?
– Четверо. Не помню, говорил ли тебе: у меня систер на семь лет младше, вернее, почти на восемь. А у отца есть младший брат, и у него тоже двое детей.
– И она к вам всем равнодушна?
– Наверное, нет. Она любит, когда мы все вместе, любит, чтобы семья собралась за одним столом. Но всего раз в год, на ее день рождения – и ей вполне хватает. Она спокойно перезванивается с сыновьями. А так живет своей жизнью.
– Значит, своей жизнью… Выходит, ты бабуле не помогаешь совсем. Ей-то одной тяжело. И с деньгами непросто, да и тяжко одной-то дом вести, себя содержать…
– У нее есть экономка – на ней и дом, и кухня, и бабулины капризы.
Сообщение было отправлено – и только сейчас Dark Angel понял, что самым глупым образом проговорился. Зная собеседницу, он подозревал, что минута-другая – и его выведут на чистую воду. Но Red, похоже, вообще ничего не заметила. Во всяком случае, такой вывод он сделал после следующего ее вопроса.
– Так ты, получается, тоже классику любишь?
– Люблю. Особенно вокальную. А ты?
– Да я всякую. И вокал люблю, и балет. Но когда работаю, могу только инструментальную слушать…
– Что, слова мешают?
– Точно! Я ж их понимаю! Вот представь, в тексте у меня, ну, к примеру, теория остывания стали с огромной диаграммой и всякими непроизносимыми терминами. А в наушниках Бочелли поет о том, как славно вечерком в Сорренто. Или с немецкой певичкой разливается о неземной любви, которая не знает границ.
– Да, не монтируется.
– Во-во, совсем не монтируется. Хотя отдельно я Бочелли слушаю с удовольствием. Например, когда вяжу.
– И у тебя еще остается время вязать?
– Ангел мой, ну как же иначе? Надо же как-то себя баловать… Ты вон в театр ходишь, время находишь.
– Так то театр…
– А это самобытное искусство…
– Ну ладно, не буду спорить.
«Вот спасибо тебе! А даже если б стал спорить… Ничего бы это не изменило».
– Кстати, о театре. К нам тут недавно балетная труппа из Питера приезжала. «Лебединое озеро» давали. И «Шопениану».
– Да? У нас они тоже были. Ты ходила?
– Ага, с приятелями – Татьяна когда-то была танцовщицей. Так плевалась! Говорит, за такие бабки (она о цене на билеты) могли бы плясать и получше.
– Но тебе-то понравилось?
– Как сказать… И да, и нет. Мне тоже показалось, что они малость ленились. Но (это тоже Татьяна говорит) великую хореографию ленью не убить.
«Выходит, хорошо, что я не пошел. Лялька с матушкой-то выходили в свет, но потом только и разговоров было, что о шмотках первых лиц города да о машинах, на которых их жены в театр поприезжали…»
– Понятненько. Меня тоже цена на билеты отпугнула. Значит, ничего я не потерял.
– Не потерял. А из Сети всегда можно скачать в куда лучшем исполнении. И посмотреть, уютно устроившись на диване и в любимых тапочках.
– Мудро!
– Ну еще бы. Бабулины же слова, не мои. Она говорит, что скоро вообще из дому выходить перестанет: работа домой приходит, развлечения тоже. Зачем шевелиться…
– Ты с бабушкой дружишь, да?
– Конечно, как же иначе? Только ты меня спрашивал об этом уже раз сто.
– Не удивляйся – я все не могу привыкнуть, что ты о ней в первую очередь рассказываешь. Не о подругах своих, не о парнях… О бабушке.
– А что о подругах рассказывать? Как дура Алка выскочила замуж, а потом из Грузии два года домой выбиралась? А потом еще год оттуда своего сына добывала?
– Наверное, это была бы поучительная история. Но я-то точно замуж выходить не собираюсь…
– Не зарекайся, Ангел…
Изумленный смайлик заплясал посреди пустой строки.
– Red, ты чего? Я ж пошутил!
– Я тоже…
– 1:1.
– Еще могу тебе рассказать, как Аська с Димой следили за одним мужиком, которого любовница подозревала в том, что у нее есть более счастливая соперница.
– Любовница подозревала?
– Ну да… Так вот, оказалось, что соперниц у нее не одна, а еще четыре. А мужик этот ваще женат, и детей у него трое. И в местные депутаты он чуть не попал. Вернее, если б не этот скандал, точно бы попал. Та же подозрительная любовница постаралась – она в какой-то пресс-службе трудилась, кажется…
– Ни фига себе! Пятеро любовниц, жена… Ну здоров мужик!
– Завидовать дурно.
Dark Angel задумался. Вернее, в его душе возник такой, пока еще едва уловимый червячок. Да, был такой скандал в городе. Правда, пару лет назад, а, может, и все три, где-то под Новый год. Папенька тогда сильно гневался, что всякие мелкие шавки из СМИ замахнулись на уважаемого человека, посмели очернить имя хозяина огромного производства за городом, вывернули грязное белье перед всем городом.
Так что, они с Red земляки? Может быть, прямо так и спросить? Или это ее напугает, заставит замолчать?
«Подожду немножко. Может быть, из ее рассказов все станет понятно. А я тогда без прямых вопросов смогу обойтись».
– А чего это твои знакомые за ним следили?
– Да у них же детективное агентство. Димка иногда прям ядом плюется, когда о прошлых делах рассказывает. Но иногда, совсем редко. Они вообще, конечно, не очень распространяются, сам понимаешь…
– Как не понять. Конфиденциальность, ясен пень.
– Ох, прекрати меня смешить!
– Почему?
– Ну вот представь себе: я сижу перед монитором, тишина в доме, я в наушниках и вдруг начинаю ржать как лошадь…
– Супер! Отличная картинка. Только, думаю, ржешь ты как пони. Мала еще, на настоящую лошадь не тянешь…
Ирина отослала в ответ целую вереницу улыбающихся смайликов.
«Да, если бы так я могла болтать со Стархом… Может, мы бы и были вместе. Вон бабуля до сих пор печалится, что я его послала. Но сердцу ж не прикажешь. Да и мозгам тоже, которые иногда куда уязвимее любого сердца бывают».
– Все, мой Ангел, я откланиваюсь. Дело к одиннадцати. А юным пони, не говоря уже о взрослых лошадях, надо высыпаться.
– Добрых снов, красавица. И у нас уже к одиннадцати – водопроводчикам вообще завтра чуть свет вставать.
– И тебе добрых снов!