Трое эльфов и Кэшта (так звали урукхайку) сидели вокруг костра. Авари уже знали её имя, ведь после того, как им поведали историю спасённой от урков беглянки, скрывать его уже не имело смысла.

— Я слышала, что эльфийское пение неподражаемо. Спойте что-нибудь, пожалуйста, — попросила девушка.

Польщённые эльфы не заставили себя долго упрашивать, Маэлнор достал лютню и запел:

Здесь вместо дорог — Обилие улиц, Здесь брошены орлы Ради бройлерных куриц. Здесь не видно преград, И повсюду покой, И добрый хозяин Правит тобой. Скованные одной цепью, Связанные одной целью, Скованные, одной… Здесь можно играть И петь при луне, Но как не играй — Всё играешь отбой, И между зевотой Взгрустнётся тебе, — Ведь жизнь бы могла Оказаться иной. Скованные одной цепью, Связанные одной целью, Скованные одной…

На лицах эльфов появилась многовековая печаль, их взгляды по ходу исполнения загорались гневными вспышками, а к концу песни совсем потухли. Кэшта была потрясена. Она услышала те же нотки, что и у Косяка и Лихака. В песне ясно прозвучали протест и безысходность. Это было очевидно, несмотря на то, что голос эльфа был гораздо чище, звонче и мелодичнее.

— О чём и о ком эта песня?! — взволнованно вскричала урукхайка.

— О Валиноре и завлечённых туда судьбой наших братьях — Эльфах Запада, — пояснил Амрод.

— Но они же ушли туда добровольно, и им там должно быть хорошо, — удивилась Кэшта.

— Меланхолия — извечная спутница эльфа, — грустно молвил Маэлнор. — Перворожденные бессмертны, и всё помнят. А знание умножает скорбь. Нам не дано забыть своих друзей. Мы помним всех, но одних уж нет, а те далече. Давно покинули этот свет дорогие нам Фолко, Торин и Малыш, а мы их помним и тоскуем о них. Однако хоббиты и гномы всё же смертные, и их уход был неизбежным, а вот Эльфы Запада… Они живы, но нам уже не суждено встретиться с ними.

— И этого мы никогда не простим валарам! Элберет их Гилтониэль! — вставил Беарнас. — Кстати спой «Эльфийский Исход».

— Хорошо, — отозвался Маэлнор, — только сие очень грустная песня.

Они уходили вдаль На рассвете. Им никто не махал, И никто не заметил. Только дождём вслед Рыдала природа, Горько отметив Дату Исхода. Они жили в Мире С его первых дней. Они были лучше, Прекрасней, мудрей. Они могли бы остаться, Но ушли в мир иной. Они могли бы сражаться, Но не приняли бой. В тот день наступила Эпоха Людей. Слабость эльфов сгубила — Они были добрей.

Грустная мелодия перестала звучать, но ещё долго висела мрачная пауза.

— Чем они их сманили, Элберет их?! — не выдержал Беарнас.

— Да, мы много раз задавали себе этот вопрос, — задумчиво проговорил Амрод. — Сначала Светом Знания, потом… А потом они заарканили всех странным чувством долга, внушили им всем необъяснимое чувство вины, к которой многие не имели вообще никакого отношения.

— Даже мы чувствуем на себе эту вину, — вздохнул Маэлнор. — Ведь мы — единственные из тех, кто пережил падение Митлонда.

И он снова запел:

Какие нервные лица — Быть беде. Я помню, было небо, — Но не помню, где. Мы встретимся снова, Мы скажем: «Привет». В этом есть что-то не то… Но Митлонд уже мёртв, А мы ещё нет, Митлонд уже мёртв, А мы… Локоть к локтю — Камень в стене, Мы стояли слишком гордо — Мы платим вдвойне. За тех, кто шёл с нами, За тех, кто нас ждал, За тех, кто никогда не простит нам Что… Митлонд уже мёртв, А мы ещё нет, Митлонд уже мёртв, А мы…

— Мы бились до конца! — запальчиво воскликнул Беарнас. — Хотя Митлонд был давно обречён валарами! Это они решили за всех: эльфам — Валинор, Средиземье — людям! Валары завлекли Эльфов Запада, как ночных мотыльков на Дарёный Свет! Многие эльфы колебались, но они внушили им, что их долг уступить дорогу Младшим Братьям! Кому мешали эльфы?! Вы посмотрите, что стало без них с Райвенделом и Лихолесьем!

— Да, Лихолесские эльфы были нам ближе всех и по расстоянию, и по душе, — поддержал его Амрод. — Я помню, как мучался Трандуил, как он разрывался между сыном, любовью к своей зелёной Родине и долгом перед подданными. Он ведь мог уплыть вместе с Элрондом и Галадриэлью, но оставался до последнего. Трандуил понимал, что обречён покинуть Средиземье, но оттягивал исход ещё триста лет. И лишь когда большинство его подданных покинуло Лихолесье, он вынужден был уйти со своим народом.

— Я помню последние слова Трандуила, — добавил Маэлнор. — «Если бы я мог, то остался бы», — сказал он, и сколько горечи было в его глазах!

— Таков злой рок, — вздохнул Беарнас. — Мы словно волки, которые воют на луну, вспоминая о потерянных братьях, сидящих теперь на цепи. Нет, мы не жалуемся на свою судьбу, но нам обидно, что наши братья превратились в домашних собак.

— Да ведь и наши менестрели поют об этом! — воскликнула потрясённая урукхайка. — Ведь над нашим народом тоже висел злой рок, довлела чужая воля. Только это была Тёмная Воля.

— Валары, валары, кругом одни валары! — процедил сквозь стиснутые зубы Беарнас. — Какая разница, какой их цвет? Два кольца, два конца, а посередине Средиземье! Кольцо Света ничуть не лучше, чем Кольцо Тьмы, если оно одето вместо ошейника!

— Слушайте! — вскричала Кэшта, заразившись общим порывом. — У нас Лихак поёт об этом так:

Хватит! Уходите прочь — Мы играем для себя. Хватит! Убирайтесь вон — Мы играем для себя. Хватит! Всё равно ведь вам Никогда нас не понять. Хватит! Вы привыкли жить — Мы привыкли умирать!

— Ой, — спохватилась она. — Вы же не обиделись? Извините, я не подумала, что вы тоже бессмертные.

— Конечно, мы не обиделись, — успокоил её Амрод. — Свобода и для бессмертных свобода. И это естественно, что мы поём об одном, ведь мы братья, и настанет день, когда мы вместе споём в хоре Детей Илуватара, но мы будем петь не под дудку валаров, а собственными голосами!

— Слушай, а мы можем положиться на твоих друзей? — внезапно спросил Беарнас.

— Что ты хочешь этим сказать?! — возмутилась Кэшта.

— Нет, я не хочу сказать о них ничего плохого, но они ещё слишком наивны, и, по-моему, твои друзья, особенно хоббиты, слишком доверяют Гэндальфу. А ведь этот Митрандир на самом деле не добродушный старик, а коварный майар Олорин — верный слуга валаров.

— Валары и их слуги особенно опасны тем, что искусно могут скрывать свои истинные замыслы и своё подлинное обличье, — заметил Амрод. — Этим славились и Моргот, и Саурон, и Саруман. Но сторонники Манвэ намного превзошли их в умении маскироваться. Ведь, Верховный Валар родной брат Моргота, и, в сущности, цель у всех у них одна: господство на Арде. Главный принцип политики Манвэ — разделяй и властвуй. Валары боялись, что Дети Илуватара, объединившись, станут жить своим умом, и сделали всё возможное, чтобы не допустить этого. Они использовали противоречия между смертными и бессмертными, чтобы навсегда разделить Детей Эру, проведя между ними зловещую Черту. Что касается Блудных Детей Единого, порабощённых и изуродованных Морготом, то на них вообще навесили несмываемый ярлык «тёмных», которых можно уничтожать без всякой жалости.

— А ведь парень, как парень, только малость темноват, — перебил его Маэлнор и затянул новую песню:

Мой брат гоблин был в далёкой стране, Он защищал там корону Моргота. Мой брат Каин вернулся домой, Растоптав все сады Менегрота. Когда он ревёт — кровь идёт из-под век, Когда он смеётся — у него не все на месте, Он ни эльф, ни человек… Он ни эльф, ни человек… Мой брат Каин, он всё же мой брат Каким бы он не был, мой брат Каин, Я открыл ему дверь, чтоб вернулся назад, Потому что он болен и неприкаян. Когда он ревёт — кровь идёт из-под век, Когда он смеётся — у него не все на месте, Он ни эльф, ни человек… Он ни эльф, ни человек

…

— Может, мы немного погорячились относительно мордорских орков? — вздохнул Маэлнор. — Всё же они наши братья.

— В семье не без урода! — мрачно пробурчал Беарнас, щупая подбитый глаз.

— Может быть, пока не пришло их время, — примирительно изрёк Амрод. — Спой ещё что-нибудь напоследок и пора спать.

— Хорошо, я спою песню, которую, по преданию, пели Эльфы Запада, оставляя Митлонд.

Мы честно билися с врагом, И трусов в нашем нет народе, Но хоть и верится с трудом. Мы уходим, уходим, уходим, уходим. Прощай, Митлонд, тебе видней. Что бросил я в краю далёком, Пускай не судит однобоко Нас кабинетный грамотей. Прощай, Митлонд, тебе видней, Куда стремились и как жили, Врага какого не добили, Каких оставили друзей. Мы уходим с Востока, уходим.

— Они действительно пели эту песню? — спросила взволнованная Кэшта.

— Да нет, просто предание красивое. Песню-то я придумал, — грустно ответил Маэлнор.