Я уже говорил, что в каждом солдате живет властное и нетерпеливое желание вновь побывать в тех местах, по которым провела его когда-то война. На этот раз, в конце мая 1982 года, я дал себе железную установку: не просто побывать в городке, где завершилась Сталинградская битва, а пройти или хотя бы проехать от Дона до Волги по тем дорогам, по которым сорок лет назад прошла наша 29-я стрелковая дивизия, ставшая затем 72-й гвардейской. Ее ни разу не сменяли, не отводили на отдых даже на самый малый срок. В конце войны солдаты нарекли ее «Незаменяемой, Непромокаемой и Непросыхаемой». На этот раз мне удалось выполнить давнишнюю мечту.

Перво-наперво отправился в казачий хутор Нижне-Яблочный, где моя полковая минометная рота получила первое боевое крещение. Увы, хутора не оказалось: над ним величаво разлилось созданное человеком Цимлянское море. К счастью моему, уцелели хутора Верхне-Яблочный, Генераловский и Чиков, через которые дивизия отходила на новые рубежи с жестокими, кровопролитными боями.

Тут я должен сказать, что у каждого защитника знаменитого города, помимо общего для нас, был еще свой, личный Сталинградский фронт. Тот капилляр сталинградский, который сливался в горячий поток ненависти и любви, бушевавший в крови всех защитников бессмертного города. Другому, к примеру хуторок Чиков на Аксае мало что скажет или вовсе ничего не скажет, а для меня очень даже многое: там моя рота в течение одного только дня минометным огнем уничтожила около сотни вражеских солдат. И там же, у хутора этого, я потерял, может быть, самого близкого на ту пору для меня человека – младшего политрука Ивана Ахтырко, с которым служили в одном полку со дня его формирования. По дороге из штаба полка, среди бела дня, пулеметная строчка, выпущенная из «мессершмитта», рассекла наискосок Ваню. И теперь, через сорок лет, я стою на том месте, мучая в руках шляпу...

С особенным душевным волнением приближался к станции Абганерово, где наша дивизия в течение двух недель вела, может быть, самые кровавые в ее биографии бои с прорвавшимся от Котельникова врагом. Там-то и моя рота, до этого не потерявшая ни одного бойца, хоронила своих первых товарищей. И неглубокая балка, в которой находились ее огневые позиции, была целью моего одинокого паломничества к совхозу Юркина под Абганеровом. Я боялся, что не успею найти: приближались сумерки. Однако ж нашел, а выйдя из балки, увидел такого же одинокого, как и я, и уже совсем седого, сухого в кости высокого человека. Приблизясь ко мне, он сказал:

– Увидел вас и вот пришел. Думал, может, помогу в чем. Воевали, чай, тут?

– Воевал.

– Ну, я так и подумал. А вы знаете, как местные жители называют это поле?

– Откуда ж мне знать?

– Белым, потому как оно сплошь было усеяно костями человеческими. Мне и самому в сорок седьмом пришлось собирать те кости и складывать в братскую могилу. Видали, может, – обелиск там стоит?

У обелиска этого я потом долго стоял и среди многих имен, выбитых на граните, находил и знакомые имена.