Посторонний звук меня насторожил, заворочалась интуиция. Звук раздался с другого берега реки. Речка вроде не широкая, метров в двадцать, а местами и переплюнуть можно. Но, если это свои, то чего прятаться? За девками подсматривать? Ну, может быть. Тут, в нашу сторону ветерком потянуло и запахом пахнуло — бомжами, лошадьми и бараньим жиром. Вот блядь, эти‑то сюда как добрались?

— Девки, тихонько, не подавая виду, подымаетесь — и бегом в лес. Степняки на том берегу, — прошептал я.

Но девки, вместо того, чтобы сделать то, что я им сказал — тут же начали по сторонам головами крутить. Вот, курицы глупые. На том берегу, сразу наметилось движение. Услышав звук натягиваемой тетивы, я сразу вскочил и тут же отбил в стороны несколько стрел. Судя по траектории, все они были направлены в меня, теперь понятно — девок хотят захватить.

— Быстро, блядь, в лес! — рявкнул я, видя, как Купава подхватила сына и нырнула в кусты, за ней проскочила Рогнеда и следом — толпой ломанулись остальные, топая как лоси по весне. А я тем временем, отбил ещё несколько стрел, направленных уже не только в меня, но и в девок, вот козлы. Прислушался, вроде девчата далеко убежали, не увидят. А теперь, поиграем. Мир сжался…

Что сказать? Одежда испорчена бесповоротно, пришлось слегка застирать снятый хлам с узкоглазых пожирателей баранов, но на то чтобы до дома дойти хватит. Хотя, меня и голым не обломает пройти по деревне. Но вот общественность не оценит. Разве что, бабы.

На счёт степняков. Не знаю, кто это были, половцы, печенеги, хазары или может вовсе невиданные тут татары, как‑то забыл их нацию спросить. Мне про них всех немного рассказывали, хотя разницы я так и не понял. Хоть те, хоть другие — смуглые, узкоглазые, на конях и воняют. Но половцы вроде как ближе чем все остальные. Хазары ещё. А печенеги, эти даже не представляю где, что‑то со школы помнится, что были такие и их на Руси били постоянно, за то, что они баб воровали. Ну и правильно били, нехрен наших баб трогать. Вон, эти тоже пришли. Потрогали.

Два десятка этих копчёных сначала с визгом дружно бросились в рассыпную, от злого меня. Потом вроде как решили мужественно погибнуть, в результате — просто сдохли. Мне на их удары, кривыми саблями из дерьмового железа, как‑то насрать. Крис так усилила моё тело, что на мне сейчас можно орехи колоть. Да и после изучения второго уровня базы Метаморфа, моё тело конкретно отличается от первичной формы — как танк от трактора. Теперь всё не только на форму завязано, но и на магию.

Это я магией назвал, Крис назвала — оперирование энергией. Правда я ничего не умею, учиться не у кого, спросить тоже, Крис нифига не знает, но информация косвенная имеется. Потому и знаю. В общем, это что‑то вроде боевой трансформы теперь, а не просто оборот в собаку. Зубы способны металл жевать, шкура как броня — проверить не чем, но удар саблей или стрелой, никакого дискомфорта не вызывает. Я их просто не ощущаю. Когти такие длинные и прочные, что ударом — те же доспехи, как бумагу рвут. Вместе с телом. Ну и куда этим аборигенам против меня? Только на тот свет или самим головами об дерево убиться. Но вот одежду я снять не успел, поэтому сейчас и страдаю. Сейчас ещё коней их соберу, не пропадать же добру. Через реку перегоню и домой. Раздам народу, пусть пользуется. Да трофеи собрать надо тоже. Кузнецу железо не лишнем будет. Может наковальню прошлогоднюю простит, наконец‑то. А то запарил, чуть что, напоминает. Гад, такой. Но я его хоть и ругаю, но мужик он отличный. И выпить с ним и за жизнь поговорить и в работе никогда не отказывает. Просто подход к человеку нужен, а то другие его побаиваются, а по мне так всё отлично.

Помучался я конечно, с этой животиной. Кони уродские. Пришлось снова оборачиваться. Тут уж, они сами в панике — как Христос по воде, реку перебежали не замочив копыт. Боятся, суки. А там их народ уже встретил, собрались блин, вояки хреновы. Пока собирались, за это время степняки бы в деревне были давно. Ладно, я тут, девки целы, всё в порядке. Коротко рассказал, что и как, успокоил, про коней распорядился. Пора домой. А дома…

А вот дома было совсем не радостно. Проём калитки зиял пустотой, разбитая в щепки, с искорёженным запором валялась во дворе. Двери выбиты в избе, тоже разнесены в хлам, валяются на полу прихожей, перевёрнутая лавка, разная утварь опрокинута…. Бревно какое‑то посреди прохода. Им выбивали, что ли? И злющая Купава с опухшей щекой и разбитой губой, сидевшая в доме с Ивашкой на руках.

— Кто посмел?! — спросил я, чувствуя, как во мне подымается чёрная волна ярости.

— Стражники, — прошипела, до сих пор кипящая эмоциями Купава, — Мы, когда прибежали в деревню, сказали, что степняки за рекой, и ты с ними сражаешься, что помощь нужна. Так воины киевские сразу засобирались уезжать, уроды. Там боярыня ихняя начала бегать, суетиться. Всё торопила — быстрей, да быстрей. Вот они в возок погрузили ихнего главного, потом сюда. Я калитку заперла, так они бревно притащили, выбили, потом двери сломали. Я кинулась Рогнеду защищать, да куда там. Куда мне против воинов, это не мужиков наших палкой гонять. Вон, дали по лицу я и успокоилась. А то ведь и зарубить грозились. А Рогнеду увезли силой, скрутили и связали. Тоже не давалась…

— Суки, — выдохнул я, — Кровью захлебнутся. А я‑то думаю, чего это наши мужики прибежали, а этих металлистов не видно, а оно вон что. Ну, ладно, посчитаемся, воины сраные.

Протянув руки, легко — легко прикоснулся к повреждённой стороне лица Купавы, неожиданно раздался шёпот Крис:

=Инициация способностей к стихии Жизни.

Мою ладонь окутала лёгкая, зелёная дымка. Проведя по лицу Купавы, я увидел, как пропадает красная припухлость, и затягивается разбитая губа. Боже, какое счастье, что эта сраная магия наконец‑то заработала. Вовремя. Не мог спокойно смотреть на повреждённое лицо любимой женщины, всё нутро скручивало от жалости.

— Как приятно, — удивилась Купава, погладив себя по щеке. Прикоснувшись осторожно к губе, продолжила, — И не болит уже. Ты колдунствуешь, что ли Арес?

— Немножко, милая, немножко, — ласково ответил я и уже смелее погладил её и, наклонившись, поцеловал, — Сейчас Коростеню свистну, пусть тут мужиков поставит, а я догоню тех, кто тебя посмел обидеть и накажу.

— Может пусть их, нехай едут? — обеспокоенно отозвалась Купава.

— Ну, уж нет, — зло рассмеялся я, — Ты знаешь сама, я не прощаю тех, кто посмел причинить мне зло. Тронуть мою женщину, это хуже, чем тронуть меня. Я могу и стерпеть, но за свою женщину…. Земля будет гореть там, где попытается укрыться мой враг.

— Тогда, забери Рогнеду, — решительно ответила Купава, — Пусть будет второй женой. А этот князь Киевский, пусть подавится. А Рогнеда хорошая, она сама сказала, что не хочет никуда уезжать. Не в Киев, не домой. Ей у нас понравилось. И ты, и я, и Ивашка наш понравились.

Я задумался на мгновение, просчитывая варианты, потом согласно кивнул головой:

— Хорошо, любимая, как скажешь.

Выскочив из дома, крикнул Коростеня, попросил его выставить пару мужиков, для Купавиного спокойствия возле моего дома, что он тут же и выполнил. Единственно, поинтересовался, не будет ли у деревни проблем, а то вдруг чего… На что я его успокоил, что проблем не будет, если в деревне трепать языками не станут, кому не попадя. А те, за кем я сейчас побегу, уже никому и никогда ничего не скажут. Он только согласно кивнул головой. А что ему ещё оставалось?

Подхватив на спину, свой давно подготовленный всякий случай рюкзак, я выскочил за околицу и углубился в лес. Снял одежду, уложил и надев рюкзак обратно, перекинулся. А теперь — на охоту.

Далеко эта компания не ушла. Как они не гнали, но ушли всего километров на десять от силы, возок косолапый их сильно задерживал. Обогнав, я перекинулся, переоделся, а потом подумал — а зачем? Живыми их оставлять я не собираюсь. Как киношному герою Голливуда, поговорить с ними — типа, какие они все уроды и какой я Дартаньян? А зачем? Всё равно убью, а с мертвецами не о чём разговаривать. Плюнул, снова разделся. Ну, вот, пока возился — едут, спешат смертнички, торопятся. Вышел на дорогу, сел, жду. Ну что, увидели меня, остановились…

А чего замерли, чего боимся? Чего‑то говорят. А, вон что — Дух Леса. Наши им баек порассказали. Ну, ладно, как там в рекламе было? 'Вы всё ещё кипятитесь? Тогда мы идём к вам'.

Конечно, попытка защитится была, всё — так воины, но только неудачная. Все они умерли и очень быстро. Ржали и метались напуганные кони, орали воины, размахивая копьями и мечами, но шансов у них не было. Совсем. Даже просто убежать шансов не было. Гораздо больше хлопот, мне доставило трупы в лес затащить, снять полезные вещи и лошадей переловить. Тут уже мне помогла моя открывшаяся способность эмпатии.

Боярыня с этим индюком надутым, не пустые ехали. Было что с них снять. И золотишко, и побрякушки красивые. А ещё, там сундучок лежал, с золотом и украшениями, я так думаю, это Рогнеды приданное. Сама Рогнеда, во время боя так и провалялась в возке, всё слышала, но ничего не видела. Так что, я спокойно переоделся, и вышел к ней. Развязал, успокоил как мог. На вопрос, а где все, ответил, что нет никого. И что её больше не побеспокоят, некому теперь беспокоить.

Расплакалась, обниматься начала, как‑то оно само собой, перешло в бурное выражение взаимных симпатий. Это всё нервное, но женщинам оно очень на пользу идёт. Не важно, что всё происходило в повозке, среди леса и кругом кровавые пятна и ошмётки тел, ещё не подсохшие и уже обильно покрытые налетевшими насекомыми.

Когда страсти поутихли. Я всё‑таки решил уточнить, что она решила. Вернуться домой, ехать к князю или остаться у нас с Купавой. Ответ был однозначный, ты мне люб — иди ко мне мой сладкий. Пришлось, ещё немного задержаться.

После этого, наконец я смог вырваться из этого сладкого плена и заняться погрузкой. Рогнеда, конечно сильно удивлялась, а чего кони не разбегаются, а куда делись воины, но про воинов вопрос быстро увял, как только вспомнила крики, рычание и рассмотрела пятна крови на земле. Больше вопросов, кто их, каким способом и куда дел — не задавала. Чем мне нравятся женщины этого мира, они менее любопытны и не так назойливы, как в моём времени. Более практичны, что ли? Или просто воспитаны больше доверять и полагаться на мужчин? Мне нравится этот мужской мир.

Через пару часов мы въехали в деревню, выгрузив Рогнеду и сдав её на руки радостной Купаве, я отправился к кузнецу, выгрузить металл. Заодно отдал коней и повозку Коростеню, строго сказал — повозку на дрова. Прямо сейчас. Нечего оставлять лишние следы. Чем позже выплывет в Киеве эта история, тем лучше. Коней местные так изменят, родная мама — кобыла не узнает, а вот повозка приметная. Тут эти повозки, как автомобили в наше время, даже ещё круче, всё‑таки ручная работа. Ну всё, можно отдыхать. Двери и калитку, завтра поправлю. На сегодня хватит впечатлений.

Дома, однако, пришлось заняться растопкой бани, ну и параллельно, готовкой ужина. Мои ненаглядные, решили, что такой мужчина как я, нуждается в ласке, поэтому затеяли женский коварный сговор обольщения и всячески это продемонстрировали. Поэтому, мы слегка ополоснулись, потом я готовил, потом кормил — поил, а потом ещё раз выполнил супружеский долг. Неоднократно и в двойном размере. Рогнеда, насытившаяся ещё заранее, устала быстро, а вот Купава дорвалась, тоже видимо нервное. Пришлось, соответствовать и успокаивать. Поймал себя на мысли, что каким бы моногамным я раньше не был, в этом мире я понял, что лучше женщины в постели — это две женщины в постели. Такая вот, немудрёная мысль родилась. Вот же я кобель. А теперь спать…

* * *

Утро красит… Хотя нет, не особо. Дождь зарядил, волки где‑то далеко воют, им собаки в деревне отзываются, типа — мы вас не боимся. Прислушался, как раз в той стороне, где я трупы княжеской стражи покидал. Пусть жрут. А будут наглеть серые, удавлю нафиг. Кстати, своё слово я боярыне сдержал. И язык вырвал и в жопу затолкал. Такая вот я зверюга. Ладно, пока мои любимые валяются, займусь хозяйством.

Ну, по хозяйству повозился, потом завтрак, это уже как по накатанной — привычно. Мои сладкие выползли, попытались намекнуть на счёт помочь, отогнал. Сказал, что успеют ещё наработаться, а так — не царское это дело. Снова похихикали. Уселись и стали смотреть, как я вожусь. А я затеял калитку ремонтировать. Выбрал брёвнышки и клиньями, на плашки начал распускать. Потом, на столярный стол их и рубанком обработал. И не лень им пялиться? Чай притащили, варенье Купава достала. Сидят, болтают, да и пусть. О, обед же скоро!

— Ну и что мои сладкие девочки хотят на обед?

— Я не знаю, я бы сама затеяла готовку, а теперь боюсь даже и предлагать, — вздохнула Купава, — Ты же мне ничего не позволяешь делать. Да и готовить, так как ты, я не умею. Будешь так кормить, растолстею как свинка.

— Не растолстеешь, это больные толстеют и от дурной пищи. А у нас всё свеженькое и ты у меня ягодка спелая и здоровая. Так что не беспокойся на счёт этого. И нечего тут тебе здоровье своё работой гробить. Я и сам всё успеваю. Вот не буду успевать, ты и поможешь. А на обед я нам щей сварю, таких, чтобы ложка стояла! — я мечтательно прищурился, — Со сметанкой, с чесночком, а на стол — перчик, горчица, лучок зелёный, хлебушек свежий. А ещё, есть у нас волшебный напиток, под названием — водка. Чистая, как слеза, холодненькая…

— Хочу! — грудным голосом выдохнула Рогнеда, сложив руки у груди в молитвенном жесте и непроизвольно сглатывая.

— Хочешь? Значит, будет! — улыбнулся я.

— Правда, я не поняла половины из того, что будет на столе, — сказала Рогнеда.

— Не грусти, Рогнедушка, я тоже не знала, пока милый не показал, не научил и не попробовала. Такого нет ни у кого и нигде, даже у князей вряд ли на стол такое подают, — гордо сказала Купава, — А у нас есть. И поверь, всё это очень вкусно. А вот откуда, Арес это всё знает и умеет, лучше не спрашивать. Так ответит, что ещё больше запутает, ничего не поймёшь. Я уже смирилась.

Я слушал Купаву и посмеивался. Как же я тут счастлив. Вспомнилась прошлая жизнь, другой мир. Жена, сын. На мгновение, сердце кольнуло грустью, надеюсь у них всё хорошо. А я тут, неизвестно где. Хотя, если тут прошлое, то жена и сын ещё не родились? Так получается? Но всё равно тоскливо временами. Эх… Ладно, выкинем эту грусть, тоску, печаль. Жёны щей хотят.

Так, незаметно, в хлопотах прошёл день. Отремонтировал калитку, двери навесил новые. Затем, деревенским советом порешали, что делать с привалившим богатством. А богатство‑то было не малое. За одни только брони и оружие, можно было пару таких деревень купить вместе с людьми и скотиной. А ещё и кони отличные — не местные рабочие лошадки. Порешали раздать излишек коней по родственникам из других весей и деревень, а кольчуги справные и оружие, припрятать. Оно очень дорого стоит, да и приметное. Как не странно, мужики не сильно боялись княжьего гнева. Видимо, слишком уверовали в меня. Хоть Коростень тут и старейшина, но главная сила в деревне — это я.

Тут ещё и менталитет такой, что своё право на власть надо доказать. Я доказал, а князь Киевский — нет. Князь в лице своих воинов по морде получил и невесту потерял, жидко обгадился, если просто сказать. Так что, по местным понятиям, князь лох, а я крутой перец. Так что вот.

На следующий день, разобрали разросшийся табун, разделили, куда и сколько. И гонцы — погонщики отправились в путь. Кузнец стучал в своей кузне, а я, можно сказать, бездельничал. Впрочем, Купава с Рогнедой тоже. Вся деревня жила своей неспешной жизнью, вчерашние проблемы ушли как бы в прошлое. Хотя, Коростень расставил посты за рекой, установив очерёдность. Мало ли чего. Чурки они такие, пока хорошенько по мордасам не настучишь, намёков не понимают.

Прошла ещё неделя… И вот вам здрасте — нарисовался ещё один отряд металлистов. На этот раз из Киева примчались. Количеством в полсотни рыл. В этот раз, сам воевода пожаловал, почтил так сказать — честь оказал нашей деревне. По братику соскучился, скотина. Потерял, беспокоится, наверное. А вот мне, его толстый ошейник сразу приглянулся. Килограмма полтора золота в нём, да ещё камушки какие‑то крупные вставлены. Красиво смотрится. Купава сказала, что это гривна называется, вроде как показатель статуса. Типа, он не простой урод, а крутой урод. А мне похер, как это называется, но в хозяйстве мне эта штука нужнее. Вдруг пригодится. Так что, он ещё не знает, но эта самая гривна уже не его — она моя.

Приехали, пошумели, вопросы задавали, типа, проезжали тут воины, или не проезжали. Был возок с княжной или нет. А Коростень им всё как есть честно рассказал, что да — проезжали и княжну видел, и поехали все они в сторону Киева, мол, больше этих воинов он не видел. И ведь, не словом не соврал!

Воевода собрал своих вояк и поскакали они обратно. Ну, думаю всё, свалили. А нихрена! Через часа полтора, вернулись. Да ещё злые такие. Оказывается, вышел им на встречу волхв наш, и всю правду им рассказал. Что княжна тут, что я гад такой, воинов живота лишил. Вот откуда знал? Наверняка, кто‑то из деревенских проговорился. Сложить два и два не сложно, народ не дурак, всё понимает.

За что этих сук религиозных ненавижу, вот за подобную гниль. Что в церкви было у попов, что тут — у волхва. Исповедь, мать их. Тайна… Сбор сведений и использование их в личных целях, вот как это называется. И развешивание лапши, на уши доверчивых прихожан.

Как увидел я эту толпу — с воеводой во главе, несущуюся по улице, так сразу мне всё понятно стало. Взял я своё копьё, а оно у меня не простое было — полностью металлическое, сам ковал. И выскочил им наперерез. Мне это копьё, как раз по руке было, всё равно, что прутиком махать. По весу, килограмм эдак в двадцать пять прутик. Ну, так вот, выскочил я им на встречу. А чего? Только калитку новую навесил, вдруг опять поломают.

Только этот воевода начал свою приветственную речь, на тему — всех убью, всё сожгу. Только они собрались меня жизни лишать — как из разных сторон деревни, на них стрелы посыпались. Это оказывается, засранец Коростень с мужиками решили мне помочь. Самооборону организовал. Как я потом узнал, тут и меркантильный интерес имелся. Родня из других деревень, ещё коней просила, ну если снова лишние появятся. Очень уж им предыдущая халявная партия понравилась. А тут, вот они — кони лишние, сами прискакали. Всадники не в счёт, это дополнительный бонус. Ладно, пока наши охотники их стрелами утыкивали, я включил свой пропеллер из копья. Две минуты, и полсотни всадников нет. А кони есть. Да разинувшие рот мужики в ассортименте. Такого что они увидели, им больше никто не покажет. Прыжки через головы конных всадников, разваливающиеся тела от удара копья… Выглядело, видимо очень эффективно и страшно, вон как охренели, пришлось прикрикнуть, чтобы с тормоза снялись.

И снова началась мородёрка. В этот раз, я только пояса, шеи и кошели обшарил. Собрал все серебряные и золотые гривны, ну и так по мелочи набрал полезных штучек. Из оружия и брони ничего себе не приглядел. Чувствовал, что самое ценное и где на телах оно спрятано. Хорошо поживился. Главная ценность — ошейник воеводы у меня, хотя и остального тоже хватало. Всё остальное мужикам сказал собирать.

Купава с Рогнедой сидели и дрожали, а когда я добро притащил, быстро дрожать перестали — стали богатство разбирать, да восторги высказывать. Умнички мои, домовитые. Купава‑то не особо в ценах и всём остальном разбирается, а вот Рогнеда, когда увидела сколько у нас всего есть из золота и серебра, просто за голову схватилась. Не у каждого зажиточного боярина в сокровищнице столько есть. А что? А я ничего. Ну, то разбойников побью, да тайники их подчищу, то ещё где подберу, что плохо лежит. Да и сколько там того золота? Килограмм сто всего‑то набралось за всё время. Да серебра бочонок, там тоже килограмм триста. А меди и не знаю, дохренища и больше. Я уже думал её на переплавку пустить, да всё некогда было. Ну, и украшений всяких шкатулок несколько.

— Зачем вам столько? — недоумённо спросила Рогнеда, — Это же… На это же… Тут можно жить безбедно в городе! На эти деньги можно и дом поставить каменный и боярином стать.

— Как, зачем? Да чтобы было, — ответил я, — А, на счёт города… Да не хочу я в город. Хотел бы, давно там жили. А я не хочу. Вот Купаву давай спросим, что она думает. Милая, хочешь жить в городе?

— А, чего там делать, — лениво отозвалась она, рассматривая какую‑то золотую цацку, — Ездила я в Киев как‑то, и в Турове была. Грязища кругом, воняет всё. Народ мельтешит туда — сюда. Все орут чего‑то, ничего не понять. Попрошайки дурные лезут. Вот дома каменные, это да, красиво. Одёжа на бабах справная, тоже красивая. Так у меня сейчас не хуже, Аресу из Киева всё привозят, и у купцов проезжих берём, что душа пожелает. Как купцы проезжают, первым делом к нам идут, а я уж смотрю чего и как у них. Ни в чём себе не отказываем. Ну и если чего ещё надобно, закажем, нам всё домой привезут. Ну и кто может себе в городе так жить? А мы можем. И всё благодаря мужу нашему. А так, не понравилось мне в городе. Да и если Арес захочет, то тут город построит. Или хотя бы дом каменный. Но тоже не знаю, попробуй такой протопи. Может и не надо нам его. Да и боярство это, чего оно такое, какая польза? В шубе летом в хоромах потеть да шапку бобровую таскать, вроде как не от мира сего и уважать за это должно? Ареса и так уважают, а я за ним как за каменной стеной. Много ли ты жёнок знаешь, ради которых муж один против десятков воинов выйдет и победит? Я про такое и в сказаниях не слышала. А вот он сидит, наш муж и защитник и морщится, как будто кислого наелся, потому что его хвалят. Не любит он, когда его хвалят, хоть и достойный муж, и воин. Да любимый?

Я пожал плечами. Всё верно говорит. И про город, и про то что морщусь. Не считаю себя героем. Слишком велико моё превосходство, чтобы этим гордится. Но про то, им знать не нужно, пусть думают, что от скромности. Ну а про город… Всё и так к тому идёт. Город не город, но село уже разрослось. Даже по меркам прошлой жизни, деревней язык не повернётся назвать. Скорее, посёлок. А по меркам этого времени, так и на городок средний потянет. Народ тут ушлый и на ногу скорый, быстро смекнул — не спроста Неклюевка жирует! Значит надо к нам сюда переселяться. Так и купеческие возы, через нас тоже пошли, а не по объездным дорогам. Купцы тоже не дураки, быстро соображают и новостями делятся. Клиентура‑то появилась? Значит им сюда. А народ тут в категорию зажиточных попадает, обязательно чего‑то покупают и продают. Кстати, надо ярморочную площадку замутить. Не забыть — бы Коростеню сказать. А то всё у колодца торг проводим. Нехрен нашу главную площадь пачкать. После каждого торга куча навоза конского остаётся, да мусора. Так что, всё просто.

— Да город тут сам вырастет. Деревня разрастается, за последний год только вдвое выросла. Новый народ считай, каждый день прибавляется. Дома строятся и строятся. Место удобное, тракт через село проходит торговый теперь. Дорогу поправили, теперь хоть грязи нет большой. Разбойников нет, тоже закончились, путь безопасный. А скоро ещё люди подтянутся, на вскидку — ещё домов двадцать, а то и больше построят, — ответил я, — Кстати, сладкие мои, я отлучусь по делам, сбегаю на охоту, что‑то мяска свежего захотелось. Не скучайте тут без меня.

— Так есть же мясо, утром же принёс, — удивилась Рогнеда.

— Мужчина сказал — на охоту, значит на охоту. Наше бабье дело, его дома ждать, — одёрнула её Купава, уже привыкшая, что я делаю всегда то, что нужно мне и не люблю излишнего любопытства, — Пока мужа нет, давай порядок в доме наведём, а то запылилось всё. Да посмотрим, что постирать нужно.

А я пошёл на охоту. На волхва, козла старого.