Кремль. Кабинет Сталина И.В.

— Разрешите, товарищ Сталин? — в дверь проскользнула сухощавая фигура нового наркома внутренних дел, Берии Лаврентия Павловича.

— А, Лаврентий, проходи, — Сталин ткнул мундштуком в сторону стула, приглашая присаживаться, — Я тебя, вот что позвал, Лаврентий, что у тебя с этим делом, на Лубянке и убийством Ежова?

— Следственными действиями удалось установить примерную картину происходящего, — начал доклад Берия, — Неизвестный, ночью, проник внутрь здания, нейтрализовал охрану. Затем, нейтрализовал охрану внешнюю, затащил все тела в одно из помещений первого этажа.

— Нейтрализовал — это убил? — поинтересовался Сталин.

— Нет, не убил. Качественно вырубил, если можно так сказать. Повреждения минимальные. Шишки, сотрясение мозга, вывихи, но всех вырубал до потери сознания.

— И сколько там было охраны?

— Девятнадцать человек.

— Хм… И никто, ничего не видел?

— Видели, товарищ Сталин. Но ничего конкретного. Кроме одного, нападавший был одет в чёрное и очень быстро двигался.

— Хорошо, продолжай.

— Затем, неизвестный отправился на другие этажи здания, где прошёл по всем кабинетам и продолжил нейтрализацию сотрудников комиссариата. Вот здесь, он действовал жёстко. Переломы, порывы связок, так же два смертельных случая. По заключению врачей, смерть наступила от внутренних кровоизлияний и болевого шока.

— Почему он так поступил? Выяснил?

— Да, — кивнул Берия, — Согласно докладу, в тех кабинетах, где проводились допросы в жёсткой форме, неизвестный поступал соответственно — не жалел сотрудников. Там же, где проводились обычные допросы, без применения жёсткого воздействия, он поступал более мягко.

— Как интересно… Продолжай.

— Слушаюсь. Затем, неизвестный проник в подвальные помещения, где располагались камеры с арестованными и допросными комнатами. Там неизвестный, искалечил практически всех сотрудников. Пять с летальным исходом, ещё несколько могут умереть в ближайшие дни, слишком тяжёлые травмы.

— Дальше…

— После того, как все сотрудники в здании были нейтрализованы тем или иным образом, неизвестный выпустил всех заключённых. Нужно отметить, что не все ушли, некоторые остались дожидаться приезда сотрудников.

— Почему?

— Они не считали себя виновными и были уверены в справедливом решении следователей. Сразу уточню, к этим людям не применялись методы силового воздействия. Их ещё не вызывали на допрос.

— Интересно… Продолжай.

— Неизвестное лицо, выпустив арестованных, сделал надпись кровью — "Палач должен быть наказан!" и подпись "Зорро", после чего покинул здание. По словам очевидцев, он использовал кровь одного из сотрудников, тело которого затем бросил там же. Лица этого Зорро никто не видел, он ни с кем не разговаривал. Кроме слова "Свободны!", никто больше ничего от него не слышал, хотя пытались с ним заговорить, но он игнорировал любые вопросы. По описанию — рост средний, телосложение плотное, очень сильный и быстрый. Лицо закрыто тёмной тканью, одет так же — во всё тёмное.

— Выяснили, кто такой этот Зорро?

— И, да и нет, товарищ Сталин. Искусствоведы дали справку по этому Зорро. На самом деле, Зорро — это вымышленный персонаж, прообраз Робин Гуда, только не английский, а Испанский. Образ благородного разбойника, одетого во всё чёрное и скрывающего лицо под чёрной маской, который защищает людей и земли от произвола властей и других злодеев. А вот кто решил использовать имя этого персонажа, мы пока не знаем.

— Робин Гуд, значит… Дальше.

— Дальше, самое интересное. Этот Зорро, отправился к Ежову. По стене дома добрался до его окна, что само по себе вызывает удивление. Квартира Ежова расположена на четвёртом этаже. Неизвестный смог забраться к ней, по кирпичной стене. Наши сотрудники попытались повторить его путь, но выше своего роста не смоги подняться, зацепиться просто не за что. Так вот, неизвестный поднялся по стене, проник внутрь квартиры, где убил Ежова и его… друга, директора Военторга Константинова.

— Как они умерли?

— Неизвестный свернул им шеи.

— Они не сопротивлялись?

— Эм… Они спали в это время.

— Лаврентий, что ты тянешь кота за яйца? Говори внятно.

— Они спали в одной постели, голые.

— ???

— Ежов был гомосексуалистом, как и его друг Константинов.

— Ты хочешь сказать, что нарком внутренних дел Ежов, был пидарасом?

— Именно это я и сказал, — тяжело вздохнул Берия, — И это установлено совершенно точно.

— Мда… Докатились, — Сталин нервно начал выбивать погасшую трубку о край пепельницы, — Давай, уже, дальше рассказывай.

— Неизвестный провёл поверхностный обыск, в квартире Ежова. Что он искал, установить не удалось. Но отсутствуют какие-либо деньги и пистолет самого Ежова. Так что, однозначно сказать ничего нельзя.

— Ещё что-то есть?

— По самому расследованию, добавить нечего. Только выводы.

— Давай свои выводы, — сказал Сталин, наконец, справившись с выбиванием трубки.

— На основании установленных данных, можно сделать определённые выводы, что Зорро, прибыл на Лубянку с определённой целью. Наверняка, для того, чтобы освободить кого-то, кто был в числе арестованных. Все последующие его действия, по освобождению остальных арестованных, это своеобразная маскировка, для установления личности того, кто был ему нужен. Но сюда не укладывается жёсткость или мягкость по отношению к сотрудникам комиссариата. Возможно, предположить месть с его стороны за кого-то ранее пострадавшего от рук сотрудников комиссариата. Тогда сюда укладывается и смерть Ежова.

— Почему?

— 30 июля 1937 года им был подписан приказ НКВД? 00447 "Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов". Я дал команду, временно приостановить действие этого приказа. А так же, отменить действие "Комиссий НКВД СССР и прокурора Союза ССР" и "тройки НКВД СССР", это внесудебные репрессивные органы, которые созданы для ускоренного рассмотрения той огромной массы заявлений и сообщений граждан, которые множатся тысячами ежедневно.

— Так много? — удивился Сталин.

— Не то слово, товарищ Сталин, — поморщился Берия, — Я бы выразился на много крепче.

— Откуда столько?

— В своей массе, это бдительные граждане, которые используют представившуюся возможность и решают свои личные вопросы.

— Это как?

— Сосед пишет на соседа, потом вселяется в его квартиру. Рабочий пишет на мастера, мастер на рабочего, и всё в таком вот духе. Полезной информации крупицы. Да и то, она теряется из-за торопливости сотрудников проводящих дознание.

— Какие хоть результаты дали меры принятые Ежовым, в соответствии с выпущенным им приказом?

— Если честно, то никаких, — поморщился Берия, — За очень короткое время, по приговору его "особых троек", были расстреляны несколько тысяч человек. Берётся человек, не важно, по какому обвинению, подвергается пыткам, на которых он даст любые признательные показания. И ему тут же объявляется приговор — расстрел. Приговорённый тут же выводится на внутренний двор, где этот приговор приводится в исполнение.

— И что, ни одного серьёзного обвинения?

— Почему же не одного? Все обвинения серьёзные. И признательные показания дают арестованные тоже… серьёзные. Все они как один — шпионы и покушались на жизнь товарища Сталина. И через одного, являются агентами английской, немецкой или японской разведок.

— Бред, — недоверчиво проговорил Сталин.

— Вот и я говорю — бред. Но люди арестовывались, проводилось ускоренное дознание, затем приговор и расстрел. Каждое утро, к тюрьмам подгоняли автомобиль, и в места захоронения вывозился полный кузов трупов. Представляете масштаб? Мои люди до сих пор не могут установить точное количество расстрелянных в Москве и области. А что творится по стране, пока вообще неизвестно.

— Вот чёртов пидарас! — выругался Сталин, — Ладно, своим приказом прикажи отменить все, что накрутил Ежов. Нам порядок в стране нужен, а не восстание пролетариата. И разберись с теми, кто проводил эти допросы с выбиванием признаний. Не нравится мне, что сотрудники используют моё имя, для вынесения приговора невиновным людям. В общем, не мне тебя учить, сам разберёшься. И с этим Зорро решай. Он конечно полезное дело сделал, но мне не нравится, когда по улице ходит человек, который способен в одиночку штурмовать целое управление НКВД. Такого человека нужно или уничтожить, или привлечь его на службу государства. Понял, Лаврентий?

— Понял, товарищ Сталин.

— Иди, работай. Я тоже буду работать. Отдыхать нам некогда, Лаврентий…

— Кстати, на счёт отдыха. Говорят, в "Метрополе" объявился велколепный певец и музыкант. Молодой парнишка, приехал из Воронежской области, сын парторга. Очень талантливый, судя по отзывам. Знающие люди, очень рекомендуют.

— "Метрополь", говоришь? Давно я там не был. Иногда и отдыхать надо, как думаешь, Лаврентий? Кухня там хорошая. Заодно и хорошую музыку послушаем. Узнай, когда он там будет, послушаем твоего талантливого певца. И обеспечь, что там надо.

* * *

Владимир.

Экзамены прошли… легко. Я был готов к вопросам, готовил ответы, а на самом деле получилось всё не так. Зашёл, назвал фамилию, а мне говорят, свободен — сдал. И у Соньки так же. Даже как-то обидно. Но наконец-то я выполнил сыновий долг — отправил домой письмо. Написал родителям о наших успехах и вложил в конверт вырезанную статью из газеты. Заодно, предложил забрать к себе сестрёнку, чего ей там скучать? А тут всё-таки, круче.

Янина Александровна, наконец, решила все вопросы по квартире, и теперь она полностью — на законных основаниях принадлежит нам с Сонькой. Я был рад и горд собой. Ещё бы, отхватить такую квартиру, да ещё и задаром. Янина не взяла денег, сказала, это их общая благодарность, за Карла Ивановича. На душе стало тепло, давно я не видел такой признательности от людей. Всё как-то наоборот обычно было, стараются тебя использовать и даже спасибо не скажут.

Вчера, когда мы ходили с Сонькой в ресторан, к нам подвалил какой-то мужик с очень противным взглядом и сходу потребовал, обязательно быть сегодня вечером в "Метрополе". Я сначала вежливо, потом не очень, пояснил, что я хожу в ресторан тогда, когда я этого хочу. Он мне начал какие-то корочки под нос пихать, а я начал заводиться. На шум, прибежал потеющий от волнения директор ресторана, и чуть ли не падая на колени, стал меня умолять обязательно прийти. Только из уважения к нему, согласился. А этот мудак с корочками, уходя, ещё что-то там шипел сквозь зубы и смотрел с угрозой. Поэтому, я ему показал интернациональный жест — согнул правую руку и левой хлопнул по бицепсу. Хотел фак показать, да вдруг бы он не понял, а тут всё нормально. Он побагровел и его как ветром сдуло. Я даже в логах нейросети посмотрел, может я какой-то волшебный жест применил, оказалось самый обычный. Наверное, он просто обиделся.

Вот сегодня, мы Сонькой сходили в универ, потом погуляли, потом домой пошли. Ну а вечером, как я и обещал, пришли в "Метрополь". Что удивило, на входе кроме швейцара, стояли два вооружённых офицера. Или как сейчас принято говорить — красных командира. Ну, я, не торопясь, с Сонькой под ручку, идём ко-входу, а нам сразу:

— Куда?

— Туда, — отвечаю.

— Не положено, — это мне офицер, говорит.

— Ладно, — отвечаю, — Не положено, так не положено. Зайдём завтра.

Только я повернулся, что бы уйти, как швейцар шепнул ему что-то. И тот тут же даёт мне новую команду:

— Вернитесь!

— Что ещё? — слегка раздражённо, поинтересовался я.

— Вы Онищенко?

— Для вас, я Владимир Григорьевич. Я спросил вас — что ещё?

— Вы можете пройти.

— Вот вы достали уже. То не положено, то можно пройти, — пробурчал я, — Вы хоть определитесь.

Только я шагнул ко-входу, опять началась хрень:

— Вы можете пройти, но ваша спутница — нет.

— Вы что, совсем тут ох*и? — чувствуя, как моя крыша, медленно, но верно съезжает с положенного ей места, — То есть, я иду в ресторан, а моя невеста пусть валит на все четыре стороны? Слышь, ты, мудила с Нижнего Тагила, сам-то понял, что сказал?!

Только этот нехороший человек собрался мне достойно ответить, как на крыльцо вышел новый персонаж. Тот, который вчера подходил со странными намереньями к нашему столику и которого я оскорбил жестом. Увидел меня, он снова покраснел, зубы стиснул, но при этом очень вежливо спрашивает:

— Что вы застыли на пороге, товарищ Онищенко? Проходите, пожалуйста.

— А не хочу, — ответил я ему, — Передумал.

— Позвольте поинтересоваться, чем вызван ваш отказ?

— Хамством ваших сотрудников. Сначала нас не пускали вообще, потом разрешили пройти мне, но отказались пропускать мою невесту. У вас что, сегодня, дружная диарея мозга?

— Прошу у вас и вашей невесты прощения, за моего сотрудника, проходите, пожалуйста, — произнёс он, покосившись на своего подчинённого, а тот превратился в изваяние. Стоявший рядом швейцар, так и вообще ужался в два раза. Да что тут происходит? Ничего не понимаю.

— А можно, я ему по яйцам пну? — поинтересовался я на всякий случай, показывая на его сотрудника.

— Извините, но вынужден отказать, — терпеливо ответил его начальник.

— Жаль… — пробормотал я и потащил Соньку мимо охраны.

В самом ресторане ничего не изменилось, за исключением того, что там почти все столики были свободны. Ну, судя по мордам, это точно были военные, одетые в костюмы. Были там и обычные посетители, но таких было совсем мало. Видимо, это были особо привилегированные люди, раз их сюда запустили. До меня медленно начало доходить, что сегодня тут будет гулять, какая-то особенная персона. Но я даже мысли не допускал, насколько эта персона особенная.

* * *

— Вы позволите? — вежливо поинтересовался, подошедший к нашему столику вчерашне-сегодняшний мужик.

— Что, простите? — я до сих пор был под впечатлением — на первом столике, самом ближнем к сцене, сидел сам Сталин!

— Товарищ Сталин интересуется, он может, надеяться услышать сегодня ваши песни?

— О, извините, немного задумался. Разумеется, я сегодня буду исполнять песни. Буквально через несколько минут.

— Благодарю, — вежливо ответил он и ушёл к столику Сталина. Кхм… И Берии, который тоже там сидел.

— Ладно, Сонька, отомри, — приободрил я свою невесту, — Всё будет хорошо.

А потом поднялся и пошёл к роялю. Начал я с душещипательных Лебедей, продолжил Звёздочкой, потом, когда я пережидал аплодисменты, неожиданно раздался голос Сталина:

— Владимир, я могу пригласить вас и вашу очаровательную невесту за наш стол?

— Разумеется, товарищ Сталин, — кивнул я, — Мы с удовольствием к вам присоединимся.

Подошёл Соньку забрать, а эта зараза, вцепилась в стул мёртвой хваткой и вставать не хочет.

— Сонька, отпусти стул сейчас же, — прошептал я ей, — Отпусти, говорю, Сталин ждёт.

— Иии-ии… — на грани слышимости пищала Сонька, не желая подыматься, — Боюю-юююсь!

— Ты всегда боишься, трусиха, — делая очередную попытку, оторвать её от стула, но так чтобы это было незаметно со стороны, — Вставай, говорю, а то он сам сейчас за тобой придёт!

О, оторвал, наконец! Угроза сработала. Беру под руку, веду к столику Сталина, там уже два стула поставили, Сонька идёт как на ходулях, не сгибая ноги. Подошли, представился сам, представил Соньку. Получили приглашение присаживаться…

— Скажите, Владимир, — обратился ко-мне Сталин, — Где вы научились так играть?

— Я самоучка, товарищ Сталин. У нас в клубе было пианино, вот я и стал на нём в свободно время мелодии подбирать. Вот так, постепенно и вошёл во вкус. Оказалось, у меня к этому делу талант. Ну и песни начал сочинять, на свою же музыку. Тоже вроде неплохо получилось, людям нравится.

— Вы очень талантливы, Владимир, — ответил Сталин, а я всё ждал, когда он достанет свою знаменитую трубку, но он неожиданно раскурил папиросу, — Даже я, человек далёкий от музыки, это ощутил. Ваши песни проникнуты чувствами, которые так нужны нашему народу. Любовь, нежность, верность… Хорошие песни, нужные. Как вы смотрите на то, чтобы ваши песни услышали все люди нашей страны?

— Неожиданное предложение, — задумался я над последствиями, а потом подумал, а что я теряю, — Но смотрю я на это, очень положительно.

— Это хорошо, — одобрительно кивнул Сталин, — С вами свяжутся люди по этому предложению, с ними и решите все организационные вопросы. У вас есть ещё песни?

— У меня есть очень много песен, товарищ Сталин, — скромно ответил я.

— Вот как? Очень хорошо, Владимир. Тогда, сыграйте нам ещё что-нибудь из вашего репертуара. А мы постараемся немного развлечь вашу невесту, а то она слишком смущена нашим присутствием.

Я отправился обратно к роялю, размышляя — сто процентов, они сейчас начнут Соньку вопросами бомбить. А что она знает? Да ничего. Да и не дурочка она, лишнее говорить. А мы пока сыграем.

Эта песня тоже пришлась по душе Вождю. Когда я вернулся к ним за столик, он одобрительно похлопал меня по плечу. Чёрт, я теперь неделю мыться не буду, меня сам Сталин по плечу похлопал! Сонька вроде отморозилась, даже что-то щебетала улыбавшемуся Берии. Затем, они засобирались уезжать. Сталин вздохнул:

— Хорошо тут. Жаль, редко получается вот так посидеть.

— Так вы чаще сюда приходите, товарищ Сталин. Тут от Кремля полчаса, пешком — не спеша, на машине, так за пять минут доедете, — пожал я плечами.

— Эх, это вам молодым хорошо. Время не считаете, — проворчал Вождь, — Нам, старикам с этим вопросом сложно.

— Отдыхать нужно обязательно, — возразил я, — Накапливается усталость, начинает изнашиваться сердце, работа начинает вызывать быструю усталость и отвращение. Это вам любой врач скажет. Отдыхайте хоть иногда, товарищ Сталин. Вы нужны стране, вы нужны нам — её гражданам.

— Эх, ладно! — снова похлопал он меня по плечу и улыбнулся, — Пойдём мы. Нам старикам и правда, нужно отдыхать, да, Лаврентий? Вот мы и пойдём отдыхать.

Они поднялись, кивнули нам, прощаясь и ушли. Следом слиняло две трети присутствующих. Зрители, мать вашу. Охраны полсотни человек только в зале, я фигею.

Тут же нарисовался директор ресторана. Поставил на стол два чистых стакана, налил в них водки и пододвинул один мне. Мы с ним чокнулись и выпили. Через какое-то время он сказал:

— Вот так и живём.

— Угу, — согласился я, — От менструации, до менструации.

— Что? — удивлённо переспросил он, а потом до него дошло, и он рассмеялся, — Метко сказано! Действительно, от менструации, до менструации…

— Вов, пошли домой? — попросила Сонька, зевая, прикрыв ротик ладошкой, — Что-то я устала.

— Пойдём солнышко, — согласился я и, подхватив Соньку под руку, направился на выход. Да, нервный выдался вечерок. И не забыть — не мыться две недели, меня Сталин похлопал по плечу два раза!