Начало августа было необычным. Одним 'прекрасным' поздним вечером, в дверь нашей квартиры, постучались. Возможно ногами. Дверь мне делали качественно, поэтому, звуки донеслись глухо. Это нас удивило и даже слегка напугало моих подружек.

Включился тактический анализатор, пассивно настроенный на опасность и тут же внутренний взор расцвёл засечками. Трое у дверей, двое на лестнице, ещё двое на улице. Две машины. Подскочила к окну — чёрные, легковые. Ну что же, давно ждала. Даже удивлялась, почему раньше не пришли, уже беспокоиться начала. Шепнула девочкам:

— Чтобы не происходило, не вмешиваться, не орать, не паниковать. Всё под контролем. Вероника — проследи.

Вероника кивнула заторможено, но подхватила Юльку с Надей и увела в другую комнату. А я заскочила к себе, выдернула чемодан и быстро надела свою 'кожу'. В дверь продолжали стучать.

— Ну? — коротко спросила я, неожиданно для стучавшего распахнув дверь настежь.

— Откройте, милиция! — ответил, один из них, удивлённо осмотрев меня с ног до головы.

— И чего? — снова спросила я.

— Как чего? Мы из милиции! — с лёгким возмущением, ответил всё тот же, а двое других, попытались проскочить в квартиру, просто отпихнув меня в сторону. Что оказалось не так просто.

— Да мне насрать, — ответила я, отпихнув двух грубиянов обратно на площадку, — Ещё раз спрашиваю, чего надо?

— Вы понимаете, что вы оказываете сопротивление сотруднику милиции? — возмутился первый, обалдело глядя на вылетающих обратно коллег, решивших повторить попытку протолкнуть меня в квартиру.

— Не понимаю, — честно ответила я, — Вы представились? Нет. Предъявили документы? Нет. Озвучили основание для проникновение в жилище? Снова — нет. Есть ко-мне вопросы? Открываем кодекс и смотрим — не раньше восьми утра и не позже десяти вечера. Сколько сейчас? Около двенадцати. Так что, гражданин 'неизвестный' — идите в жопу. А будете настаивать — дам в глаз, ясно?

— Нет, не ясно! — зло ответил, говорливый, — У нас есть информация о незаконно проживающих тут гражданах, и мы обязаны провести проверку…

— Слушай, — я посмотрела на него как на идиота, — Ты не русский, да? Шлите повестку, а в жилище только с ордером, ясно?

— С ордером? Хорошо, сейчас будет, — прошипел он и рыкнул двум другим, — Ждите тут, чтобы не скрылись.

И ускакал вниз. Я попыталась закрыть дверь, но один из стоявших идиотов вцепился в косяк, не давая мне её захлопнуть. Пришлось дать ему фирменный шелбан. Дверь закрылась. Проскочила в комнату, сказала подругам сидеть дома и не вылезать, я на время их покину. В эту туфту с 'незаконно проживающими гражданами' я не верила. Это явно попытка надавить на меня. Вот цель не ясная. Практического смысла я не видела, хотя нечто подобное ожидала. Оставалось выяснить, до какой степени они готовы 'давить' на меня? Выясню. Вот, снова стучат. Наверняка, в машину бегал, писал ордер. Ну, пусть подолбят, понервничают. Я быстро переоделась в свою 'фирменную' кожу, прицепила оружие. И удобно и кровь легко с такой одежды смывать, вдруг испачкаюсь?

— Ну и что? — снова спросила я, распахивая дверь.

— Вот ордер! — злорадно сказал мужчина, протягивая бумагу. Разглядев — во что я одета, ошеломлённо вытаращил глаза. Взяв бумагу в руки и бегло прочитав, я рассмеялась.

— Болезный, ты ничего не попутал? Или совсем меня за дуру держишь? Выписал ордер на обыск, а основание забыл. Напомню, специально для идиотов. Обыск — процессуальное действие, один из способов добычи доказательств по уголовному делу. Уголовное дело какое? Номер где? Квалификация? Короче, орлы, я эту бумажку оставлю себе. А мы с вами поедем сейчас…

— Что? Как ты смеешь?! Куда? — попытались они мне возражать, быстро слетая по лестнице вниз, направляемые моими не очень нежными толчками.

— Куда, куда… Туда, откуда вас ко мне отправили — к тому, кто отправил. И шевелите жопами быстрее, товарищи милиционеры.

Загнав всех в машины, я уселась в одну из них, на заднее сидение. Через какое-то время доехали до известного многим здания. На проходной, находившиеся там сотрудники дружно попытались отобрать у меня оружие, но тут же осели на пол от ударов. А слетевшие с голов фуражки весело поскакали по полу. Торжествующая улыбка тут же исчезла с лица 'говоруна', который уже воспрял духом — в расчёте на реванш за свою 'поруганную честь'. Обломался. Ветром промчавшись по довольно большому холлу, я вырубила в общем около семнадцати человек. Потом поддав под зад говоруну, вежливо попросила проводить к начальнику, отдавшему приказ наведаться ко мне 'в гости'. Дошли до кабинета, зашли внутрь. Ну и что я вижу? А ничего интересного, не вижу. Пустышка, исполнитель, майор какой-то. Ему приказали, он и отправил своих людей выполнить определённую работу. 'Побеседовала' с ним, раскололся очень быстро и направил аж к самому Щёлокову, 'великому и ужасному' председателю МООП СССР. А мне насрать, зайдём сейчас и к нему. Так он ещё и не спит и даже у себя в кабинете? Надо же, какой человек хороший, работает не щадя себя — и всё для блага нашей великой Родины. Работает, ждёт результатов. Ну, я это и ожидала. Зашла, посмотрела, потом вырубила своего провожатого и выкинула в коридор к остальным. Итого, сорок восемь сотрудников смотрят сны, по пути моего следования. И ни одного трупа. Я крута!

— Здравствуй, Богиня, — хмыкнул Щёлоков, — Чем обязан твоему явлению?

— Так ваши ребята очень настоятельно просили прибыть под ваши светлые очи, Николай Анисимович, — в том же тоне ответила я, — Слушаю вас.

— Торопишься куда? — спросил он и, оглядев с ног до головы, отметил, — Экстравагантный костюм, кожа? Зачем такой?

— Кожа, — кивнула я, — Для грязной работы, прочный и кровь с него хорошо стирается. Так чем обязана? Ближе к делу, гражданин начальник, время позднее, а детям пора спать.

— Так нет у нас к тебе вопросов. Приглашали не тебя, а твоих подружек. Обычная проверка, паспортный контроль, — нахмурился Щёлоков.

— Ладно, — согласилась я, видя, что разговор заходит в тупик и видя активное передвижение на тактическом экране, — Тогда у меня нет выбора. Решив поиграть во всесильного начальника, вы влезли в мою жизнь и жизнь дорогих мне людей. Сейчас я убью вас, затем убью всех, кто был в этом здании и, тех — кто сейчас сюда прибывает. Вы считаете, что те две сотни идиотов, привыкших охранять беззащитных заключённых в тюрьмах — сумеют меня остановить? Они не смогут меня даже сильно задержать. Пять минут — и две с половиной сотни трупов. Как я всегда говорю, нет человека — нет проблемы. Я положу всех и спокойно пойду спать, избавившись от проблемы.

— Погоди, погоди! — поднял обе руки вверх, Щёлоков, сильно побледнев, — Верю! Сможешь, убьёшь — и что потом? Не думаешь же ты, что только я решил против тебя сыграть?

— Я? Как раз так я и думаю. Вас не учили, что инициатива наказуема? Против меня на официальном уровне, могло сыграть всего трое людей в СССР. Это не считая самого Брежнева. Вы, КПК, и КГБ. А Ильич наверняка не в курсе, да? КГБ отбрасываю сразу, они курируют меня по прямому указанию Ильича, остаются двое — вы и Шверник. Зная его, могу предположить, он вас наверняка предостерегал от подобных действий, если он в курсе, конечно. Он очень осторожный и не в обиду вам сказано — гораздо умнее. Так что, я спокойно сейчас тут убью всех вас, и уйду домой. А Шверник будет молчать о вашей инициативе. Верно?

— Восхищён! — неожиданно, расхохотался Щёлоков, — Честное слово — восхищён! Коротко и практически верный анализ ситуации. Теперь может, присядешь, да поговорим по человечески, без взаимных угроз? А я пока, людей успокою. Скажу, что проводились учения, приближённые к боевым.

Махнув рукой, что не возражаю, присела на диван стоящий сбоку от стола. Щёлоков, тем временем отдал необходимые распоряжения и, на тактическом экране было видно, как народ, стягивающийся на этаж своего начальника, начал организованно покидать этаж, а затем и само здание.

— Вот и всё. Все лишние, сейчас покинут здание, — доложился Щёлоков, с таким видом, как будто меня это должно было обрадовать.

— Знаю, уже покидают, — равнодушно кивнула я.

— Откуда? — удивлённо приподнял он бровь.

— Оттуда.

— Не хотите поговорить на эту тему?

— Нет, — лаконично ответила я.

— А жаль. Именно поэтому я и решился на подобные действия. Ведь мы давно за вами наблюдаем.

— Знаю, — так же коротко ответила я.

— Знаете? Хм… Интересно, откуда же?

— О, Боже, — простонала я, — Николай Анисимович, это же элементарно. Любой человек, получая определённый статус в обществе, автоматически попадает в поле зрения спецслужб. Далее — интерес главы государства ко мне, тем более заставил вас заинтересоваться моей скромной персоной. Не в обиду скажу, вы замечательный администратор, но как глава такого серьёзного ведомства — занимаете не своё место. Аналитик из вас — не к чёрту. Что за идиотская привычка — недооценивать противника? Привыкли работать с целиком зависимыми от вас уголовниками? А поиграть с равным по возможностям противником у вас ума не хватает?

— Так уж я совсем плохой руководитель? — видно было, что мои слова его задели.

— Вот так уж — совсем плохой, — не щадя его самолюбие, ответила я, — Вы вечный второй. Отличный исполнитель, но как высший руководитель вы больше вредите своей работой, чем приносите пользу.

— Это чем же я врежу? — возмутился Щёлоков.

— Чем? Ах, мы обиделись? — скривила я губы, — Хорошо, я даже не буду касаться того, как я сюда к вам попала. По просьбе Леонида Ильича, вы проводили комплексную проверку по региональным и республиканским ведомствам. Верно?

— Ну, и?

— Кого-то убрали, кого-то сместили… Кто пришёл на освободившиеся места?

— Откуда информация? — вскинулся Щёлоков.

— От верблюда, — отрезала я, — Вопрос повторить?

— По фамилиям или как? Я откуда помню, кто был назначен? Не моя кухня.

— Да ну? — с лёгким презрением, чуть ли не выплюнула я, — Не ваша кухня, значит? Плохо работаете. А ведь до вас наверняка доводили, что в верхних, да и не только верхних эшелонах власти республик, сложилась очень опасная ситуация. Что все значительные должности заняты родственниками, или людьми, связанными тесными родоплеменными взаимоотношениями. Сняв одного, вы просто дали возможность продвинуться следующему. Ничего не изменилось для всей структуры в целом, только насторожили их и дали возможность затаиться и спрятать очевидные нарушения. Вся эта информация есть в газетах. Побоялись их тронуть или поленились?

— Мы работаем в этом направлении, — буркнул Щёлоков и отвёл глаза.

— Ну, ну, работаете, как же… Продолжить?

— Ладно, ладно! Убедила, есть определённые недоработки. Завтра же пересмотрим некоторые методы нашей работы в регионах. Давай всё-таки, начнём с того, для чего ты тут. Признаю, что ошибку сделал, только за дурака меня не держи. Я ждал именно того, что ты придёшь, а не кого-то из твоих подружек привезут. И что убивать никого не будешь, тоже ожидал. Меня другое волнует — ты кто?

— Анкетные данные вы мои знаете, что ещё?

— Мы пришли к выводу, что ты не человек. Так кто же ты?

— Богиня, — ответила я серьёзно.

— Какая Богиня? — слегка растерялся Щёлоков.

— Вот такая вот — просто Богиня. И учитывай это, Николай Анисимович, если решишь ещё сыграть против меня. Меня если что, не удержит и не остановит даже полк солдат. Не мешай мне спокойно жить, и я не обижу тебя. И не трогай моих друзей и близких — пожалей своих, если себя не жалко. Почитай мифологию, Диана не только богиня плодородия и хранитель рода. Диана может и лишить этого самого рода. Помни это, а то детородного органа лишу, — я выщелкнула лезвия из руки и резким взмахом разрезала стол.

— Да… Швернику привет. И передай, если он ещё раз так пошутит — обижусь, — сказала я, покидая кабинет.

***

Разговор за закрытыми дверями.

— Да уж, наворотил ты дел, — неодобрительно заметил Шверник, прихлёбывая ароматный кофе, — А я тебя предупреждал.

— Я едва не обделался, глядя в её глаза. Смотрит равнодушно — как на уже мёртвого, ни капли эмоций. Ещё и шипит как кошка. Знаешь, как будто прессом придавило, даже дышать не мог. А когда из её руки лезвия вылезли, так и вообще подумал всё, кранты мне — сейчас зарежет. А она только стол разрезала.

— Так уж и стол разрезала? Может, разрубила?

— Не-еет… Именно разрезала. Спецы смотрели, разрезы тонкие, как будто скальпелем. Даже стружки нет.

— Хм… И что, так прямо и сказала — я Богиня?

— Так и сказала.

— Да, уж. Дела… И сказала, что полк солдат её не удержит?

— Да… Знаешь, ну её к чёрту, это Богиню. Бешенная она какая-то. По Управлению, как у себя дома гуляла. У меня там несколько очень узких специалистов дежурило в коридоре, на всякий случай. Таких специалистов, которые на вес золота и в наших ведомствах и в единичных экземплярах — для особой работы. Так она их вырубила походя. Ребята до сих пор в восторге, как она их сделала. Теперь просят познакомить с той, которая их спать отправила. А она, такое впечатление, даже и не поняла, что спецов вырубила. Ей что обычный человек, что волкодав — всё едино, как котёнок. С такими лучше дружить, чем воевать. От неё сам не знаешь, чего ожидать. Пообщались немного и ладно. Больше желания нет.

— Да, уж…

— Кстати, она тебе привет просила передать. Сказала, если ещё так пошутишь — обидится. Это она про что?

— Кхм… — поперхнулся глава КПК, — Вот… зараза. Да в принципе, намёк я её понял. А по поводу твоего вопроса — она, понимаешь ли… Внештатный сотрудник моего ведомства.

— Твою же мать, Коля, ну ты и мудак!

— Я знаю…

***

Как это ни странно, последствий моего 'разговора' со Щёлоковым не было. Всё тихо, мирно, как будто ничего и не было. Но я была всегда настороже. Ильичу ничего не сказала, но при случае, попросила его передать привет Щёлокову и Швернику, похвалила их работу и заботу об Отечестве. Брежнев очень удивился, но в душу с вопросами не полез. Очень тактичный дядечка.

Видимо, в связи с этим, Шверник передал мне удостоверение полноправного сотрудника КПК — шестнадцатилетней девчонке. Такие вот дела.

***

Август быстро промелькнул, мы сгоняли ещё раз в Среднюю Азию, в этот раз с заездом в Таджикистан. Хоть осадок и оставался, но в этот раз всё прошло просто отлично. И встретили хорошо, и отыграли хорошо. И одарили нас просто прекрасно.

Там я исполнила песню, вызвав серьёзный ажиотаж среди местного населения. Получилось ничуть не хуже чем в Узбекистане. Публика оказалась даже более доброжелательная и понимающая. В прошлый раз так и не пришлось пообщаться с людьми более близко, по известным причинам. Оказалось, очень добрые и понимающие люди. Кормили вкусным пловом, фруктами. Даже выкроили время и свозили в горы. Мне там очень понравилось, вернулась довольная — как удав.

Наша группа разрослась просто до огромных размеров. Если мы раньше помещались все в один вагон, то теперь и трёх вагонов было мало, плюс инвентарь. Железнодорожники тоже выпендрились. Разукрасили наши вагоны в яркие цвета, написав на каждом — Богиня. Приятно, конечно. Но народ просто кидался к нашим вагонам, желая хоть одним глазком на меня посмотреть. Да ещё и по Центральному телевидению показали наш поезд и ликующие массы народа. Ну и меня, скромно улыбающуюся и с охапкой цветов. Реклама, мать её… Да ещё, на других поездах толпы постоянных фанатов едут. Если раньше их были десятки, потом сотни, теперь даже загадывать не берусь. Много, очень много…

Затем мы поехали на Украину. Их руководство слёзно упрашивало меня к ним приехать. Обижались, что я Азию навещаю, в Сибирь ездила, а их обхожу вниманием. Ладно, обговорили условия — поехали. Но вот чего они не ожидали, начала я с юга Украины, а не попёрлась сразу в Киев. На закономерный вопрос — почему, ответила просто — хочу. А и правда, ну если арбузов и дынь захотелось прямо с грядки и на казаков посмотреть? Вот и поехала.

***

Проехали по югу и юго-востоку Украины весело. Пели песни на украинском, на русском, казачьи. Пела известные народные, пела свои, народ меня на руках носил, правда и других певцов не обижали. И девочек, и парней. Максима так вообще, куда-то девицы местные утащили, утром еле пришёл, затасканный как мартовский кот и в раскоряку. Сообщил, что таких извращенок он ещё не видел… Не знаю, чего он там не видел, но народ долго хохотал, глядя на его мучения.

Выступали мы, как всегда, в национальных костюмах. Особенно народ впечатлился, когда мы грянули со сцены 'Любо, братцы, любо…'.

Как на грозный Терек да на высокий берег, Выгнали казаки сорок тысяч лошадей. И покрылось поле, и покрылся берег Сотнями порубанных, пострелянных людей. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить!

/фрагмент народной казачьей песни — Любо, братцы, любо…/

После неё подлетел какой-то местный партийный член и попробовал мне заяснить, что эта песня является махровой махновщиной, и я должна… Что я там ему должна, досказать он не успел. Я взяла его под руку и выволокла на сцену, хоть он и упирался. И слегка потряхивая этого дядю, в микрофон, громко рассказала историю возникновение этой песни. Что первоначально эта песня, была посвящена сражению донских казаков с ногайцами в 1783 году. А затем, она неоднократно изменялась в тексте. Тот, который исполняла я, посвящён сражению белой казачьей конницы генерала Павлова и Первой конной армии красных С. М. Будённого в январе 1920 года — в котором белые были разбиты. Объяснила, что если её не поют со сцены, это не значит, что народ её не поёт вообще. Иначе, как бы зрители мне подпевали? И прежде всего, эта песня о боевой славе казачества, а не о том, о чём себе придумал товарищ неизвестный партийный работник. А вот ему должно быть стыдно, что он — партийный деятель, не знает истории своей страны. И отпустила его. Уходил, оглядываясь на меня дикими глазами. Ну, подумаешь, толстый, пузатый дядя, под сто тридцать килограмм, а я малявка и что? Мне хоть сто, хоть триста, хоть тонна.

А народу моё выступление в защиту песни, понравилось не меньше чем сам концерт. Долго нам кричали в зале 'Любо!'.

В Киеве тоже хорошо отыграли, после чего, местное руководство, видимо стремясь не отстать от своих коллег из других республик, пожаловало мне звание 'Заслуженный артист Украины'. Скоро места на груди не останется, есть у меня такие подозрение.

На концерте исполняла песни на украинском языке, что доставило местному населению много удовольствия. Можно сказать — приятно впечатлила. Особенно зрителям понравилась:

Більше я не дамся смутку в полон І не наздожене мене печаль, Я не заплачу за тобою знов, Прощавай, прощавай Любий, любий. Двічі в одну річку не ввійдеш, не благай мене. Ти зі мною щастя не знайдеш, не руйнуй що є. Наша пам'ять збереже любов, що у нас була Вибач, зрозумій, я ж любила.

/фрагмент песни Юлии Бодай — Рiчка/

http://www.youtube.com/watch?v=K42XcDPGHWc

А потом мы вернулись домой, нагруженные новыми впечатлениями, загаром, и подарками.

***

Вернулись, в первых числах сентября, сразу отправила подруг закупаться учебниками и другими принадлежностями. С формой не заморачивались, всё шили на студии, из лучшего материала и с отличным качеством. Фартуки меняли ежедневно, на зависть всей школе. Модничают, засранки…

Юльке с Надькой оставался последний год учёбы, так что ещё немного детства — и добро пожаловать во взрослую жизнь. Хотя для них особо ничего и не изменится. Всё равно останутся при мне и будут учиться при студии, что они сами подтвердили, не особо задумываясь о своём выборе, полностью доверяя моему решению. Певицы из них должны получиться хорошие, скоро попробую выпускать их солировать самостоятельно. И так уже всю плешь проели своим нытьём — разреши, да разреши… Разрешу, когда буду уверена.

Тут другая проблема назрела. Максимка в армию уходит скоро. Можно, конечно его и освободить от этого, но… не хочу. Во-первых — сам хочет служить. И во-вторых — мужчина обязан отслужить, иначе он не мужчина. Придётся отпустить. Ладно, найду певца, а потом и Макс вернётся. Два года быстро пролетят.