Прощай и будь любима

Алексеева Адель Ивановна

Эпилог (О судьбах Кирилла и Райнера)

 

 

Однажды, уже в середине девяностых годов, Валентина услышала слегка задыхающийся, но бодрый голос Виктора Райнера: «Дорогая Валентиночка! Приглашаю тебя… вас посетить мою обитель, в ближайшую субботу! Не пожалеете!». Она согласилась, пообещала и стала свидетельницей редких событий девяностых годов. Три картины – как три театральные сцены – возникли перед ее глазами.

 

Сцена-картина первая: Райнер очарован

Перестройка (а может быть, катастройка?), охватившая страну, разбудила в Викторе Райнере все силы. Он называл себя «бароном», «народным академиком». К нему потянулись изобретатели – механизмов, нетрадиционных способов лечения, экстрасенсы, ученые-теоретики, не признанные Академией наук, вообще самый разнообразный народ.

У Райнера ни жены, ни детей, и – просторная трехкомнатная квартира. Раскрылась дремавшая с детских лет любовь к музыке, в комнате стоял сохранившийся еще от матери рояль, рядом – чертежная доска, на которой было вычерчено одно из его изобретений – свеклоуборочный комбайн. Другое изобретение – бальзам от всяческих недугов – занимало полкухни. Услышит в метро певицу, увидит робко приоткрытую сумочку или пакет – для добрых людей и денежек – и приглашает к себе: «Что же вы поете на холоде, тут сквозняки, пожалуйте ко мне, не стесняйтесь», – и дает адрес. Или как-то иначе – и дом его живет и даже цветет по-своему.

В квартире уже обитали: Саша и Паша – бизнесмены из Сибири; Маргарита Николаевна – преподаватель музыки, соседка; Лиза-Бима – монголка, аспирантка; Майя – беженка, художница из Армении, жертва землетрясения. Появлялись другие забавные гости.

В большой комнате – рояль, кульман и деревянный стол, прикрытый полиэтиленом. Вдоль стола – диванчик, на котором кто-то лежит, плотно прикрытый пледом. На стене – картина за занавеской.

Вот хлопнула дверь, и вошла моложавая женщина, соседка Маргарита. Оглядев кухню, взялась за уборку. Обнаружив порванные обои, достала из шкафа веер и прикрыла то место. Все это – на цыпочках, чтобы не разбудить спящую под пледом женщину. Оглядела всё – и быстро удалилась.

А на кухне тем временем беседуют неофиты-бизнесмены.

– Попробуй тут сделай яичницу – из-за этой его железной дуры… сковорода не помещается. Что он там кипятит, наш хозяин? – ворчит Паша.

Саша – чуть веселее:

– Что тебе за дело до его изобретений? Пустил нас, живем, ничего не платим – и спасибо!

– На кухне не повернуться, банки, склянки, да еще эта… – стучит по цинковому сосуду, из которого вырывается коричневый пар. – Изобретатель!

– Не скажи! Комбайн, про который он мне толковал, – я как-то сразу не врубился, – дельная вещь. Не знаешь, небось, что наш дон Пенсионе, наш Барон – не просто дед, а… настоящий крутой! Когда-то кольцо золотое проиграл в шашки… Грубияна проводника так обработал кулаками, что загремел в тюрьму… Наизобретал всякого.

– Патентов у него много, а что внедрил? И кто ему нынче деньги даст?

– Да хоть бы мы с тобой! – Саша подпрыгивает и касается потолка. – А что? Выбьем из немцев инвестиции, разбогатеем и дадим!

– Мы сами, можно сказать, без штанов, машина – только наклевывается, а ты…

– Ты ж с нефтяным магнатом познакомился, небось веревочку завязал?

Глядя на лежащую женскую фигуру, Паша спрашивает:

– А это кто? Новенькую подобрал хозяин? – Вглядывается в ее лицо. – Бродяжка?

– Бедняга! Дом взорвали, родных потеряла… Уже несколько дней лежит и лежит. Хозяин придет, погладит ее, что-то пошепчет – и она оживает, чудеса!

– Гладиатор! От слова «гладить»… – хохочет Паша. – А может он того, сексуально озабочен?

– Это ты скорее озабочен, а наш Петрович не такой… Маргарита, соседка, вон как ластится к нему – ну и что? Попеть, поболтать с ней – пожалуйста, а так – нет… А ты все про секс, про секс – от болтовни этой нация скоро потенцию потеряет.

– Ничего ты не понимаешь! Да я любой секс на бизнес променяю! По одному зову – зеленому! – побегу. А это? Можно картиночки поглядеть, книжки почитать…

Раздается телефонный звонок, длинные гудки. Саша берет трубку:

– Алле, алле!.. Гутен таг, херр Штрауб!.. Вас?.. Я-я, мы выслали факс… Я-я… Яволь! Разработали программу по всем направлениям. Промышленный лес, медь… нет, меха мы не поставляем… Варум? Их либе животных… Сколько стоит медь на мировом рынке? А мы отдаем ее по шестьдесят долларов за тонну… шестьдесят – всего!.. Что вы еще хотите? Социальную программу? Нарисуем, вернее, напишем, нет проблем! Что нам стоит дом построить? Дом? Это я так… но мы можем выдвинуть и проект чистого дома… из кедра. – Бахнул и сам удивился внезапно пришедшей мысли. – Подумаем, подумаем…

– Дом из кедра? – Паша хлопнул в ладоши: – Мировой бизнес можно закрутить!.. Эх, купить бы «Мерседес»!

Саша мечтал о другом:

– Эх, поесть бы досыта котлет! – заглядывает в холодильник. – Пусто!

Выглянув в окно, замечает: к подъезду приближается их хозяин.

– Петрович! Барон Викто́р! И чего он себя бароном называет?

Распахнулась дверь, и с шумом вошел пожилой человек благородной наружности. Новые веяния, все потянулись к корням, генетике. Неужто вправду он из лифляндских баронов? Внешне вполне может сойти – порода!

На голове у него что-то экзотическое, а следом – маленькая женщина монгольского облика. Церемонно представляет:

– Господа, будьте знакомы… привел новенькую. Бездомная, аспирантка, из степей Монголии. Золотой человечек. Прошу любить и жаловать. Зовут – Оюмбеке, или Лиза.

Та, по-восточному улыбаясь, кланяется:

– Не бойтесь, это не татаро-монгольское нашествие…

– Будь как дома! – приглашает Виктор Петрович. Заглядывает за шкаф: – Как тут Майечка, жертва взрыва? Вставай, дружочек. – Поглаживает ее, приподнимает, армянка оживает.

– Что, плёхо ей? – спрашивает монголка.

– Ой, худо, клянусь матерью, худо! Ни мужа, ни сына, оба под развалинами… – Майя вытирает глаза. – У тебя тоже нет дома?.. В Монголии?.. Аспирантка, значит ученая. Я тоже была немножко ученая и… рисовала, даже выставки были… а теперь… ничего.

– Не плячь, все будет назад… – утешает Лиза-Бима. – Знаешь, какая моя диссертация? «Влияние мен-таль-но-сти русского и монгольского народов на пере-вод». Понималь?..

– Ага. Но кому это сегодня надо?

– Кому? – спрашивает Саша. – Да всем! Всех народов это касается, даже моего любимого испанского, знаешь, как много общего между каталонцами и русскими?

– Ай, хорошо поняль, поняль! А я там у себя десять лет говорил… Муж не пускал, чиновник не пускал, а я – как носорог, прямо и прямо…

– Значит, ты мужа не слушала, убежала? – спрашивает Майя. – Это худо. Знаешь, кого теперь нам с тобой надо слушать? – Показывает на хозяина. – Петрович! Он хороший, прэ-лесть!

Райнер, встав в трагикомическую позу, читает:

В краю мечты, на пыльном чердаке, Среди нелепых рыцарских романов Себя я вижу в странном чудаке В плену у выдумки и зыбкого обмана!

Лиза восхищается:

– Какой человек! А мой муж… Ай, сколько он пил! Десять лет я плакал, десять раз заявление писал – не пускал… А я знаешь? Взал и хитро-мудро сам уехал. Он и не знает, где я.

– Нет, я так не могла бы, – замечает Майя.

Павел внимательно разглядывает Майю:

– А ты красивая… Не пропадешь. Что можешь делать? В Москве только ленивый не заработает, так что соображай!

Майя, махнув рукой, опять плачет:

– Не могу я ничего! Внутри у меня все съедено.

– Зато наружность у тебя – что надо! Хочешь – возьму замуж.

– Зачем замуж? У меня ребенок погиб…

Саша открывает раздвижной шкаф, хочет что-то достать. В это время хозяин отодвигает вторую половину шкафа, и голова Саши оказывается зажатой.

– Ой-ой-ой! Уже начались восточные казни? – кричит он. – Петрович, это что, гильотина? Еще чуть-чуть, и башка долой!

– Ох, извини, Сашок! Это отцовская конструкция, называется – «Зов предков». – Барон исправляет шкаф. Приподнимается на цыпочках и чуть отодвигает занавеску, закрывающую картину на стене. – Вот единственная моя ценность – женский портрет работы Корина. Моя первая и единственная любовь! – Он забыл уже все другие увлечения – любовно осматривает, целует и закрывает портрет. Спускается на пол. – Как Сашок назвал мое сооружение в шкафу? Гильотина? Точно!..

– Ай, какой человек! Монгол поняль!

Барон – нравоучительно:

– Вот тебе, Оюмбеке, о ментальности. Слушай! Как в каждом русском человеке, во мне была масса комплексов… До тридцати лет – будто спал, до сорока – с веригами ходил, а к пятидесяти кокон раскрылся, поверил я в себя, занялся изобретениями – и они посыпались! От моего эликсира сколько людей вылечилось! Хочешь знать мою мен-таль-ность? Жизнь люблю, жизнью за-ни-ма-юсь! А еще – женщин люблю, но не по-плохому, а по-хорошему. Вчера еду в метро и вдруг слышу: кто-то поет, и какой голос! Меццо! Но не труба, а настоящий бархат! Завернул за угол – там стоит дама, у ног пакетик, а сама – как Елена Прекрасная. Разговорился, те-те-те-те… Оказалось: живет в Твери, больной сын, работала в театре, а теперь… Ну я похвалил ее пение и дал адресок и телефон. Ежели что – хоть в доме моем переночует. Для меня каждый человек – Человек!.. И даже – ваше высочество. А вот и она, главное высочество!

В дверях снова появилась симпатичная соседка. Оба они берут по бутылке стоящих в углу «эликсиров», поднимают их и, энергично дирижируя, поют на мотив «Мефистофеля»:

На земле весь род людской исцелится эликсиром, Ведь его секрет простой, он признается всем миром!.. Электрическим зарядом он нас лечит, молодит, Пить и мазаться им можно – благо всякое творит.

Саша все еще орудует вокруг шкафа:

– Петрович! Слава вашему эликсиру – но что тут в шкафу? Ералаш полный! Давайте выбросим половину, а?

– Что ты, что ты, нельзя ничего выбрасывать! Всему в свое время найдется применение… Однако, – Петрович остановился, потер лоб, – зачем-то ведь я туда полез. Зачем?.. Эврика! Матрасик для Лизы! – он достает матрасик. – Живите, владейте, извольте спать спокойным сном, дорогая дочь монгольских степей!

– Ай, умно-мудрый человек! Спасибо! – монголка кланяется по-восточному. – «Сань, Сань!» – значит «хорошо» по-монгольски.

– Какая у тебя диссертация? – спрашивает Паша. – Говоришь, влияние ментальности на перевод? Нашла чем заниматься! У нас страна-то какая, бежать надо, а ты – сюда… Одну революцию устроили – весь мир перевернули, теперь вторую… А ты согласна, спящая царевна? – обращается к Майе, та кивает и, удрученная, выходит из комнаты.

– Зачем так говоришь? Французы первые… бегом-бегом делали революцию, а микробы ее по свету бежали… – монголка грозит пальчиком.

Саша, подпрыгивая в красных клетчатых штанах, за свое:

– Не слушай Пашу, Лиза. Он у нас известный пессимист. Слушай меня: включи в свою диссертацию еще один тип – меня. – Напялив на голову колпак, по-дурацки пляшет, изображая клоуна. – Я помешан на Испании – это фантастика! Вечерами танцуют, поют, играют… Видел одного старика: он руку в кулак – и «Но пасаран!» Читает наши «Известия»!.. А еще – в Испании в зоопарке живет белая обезьяна! Одна-единственная в целом свете! Была там в отеле игра, шоу – французы устроили, чисто французское шоу: кто поцелует большее число женщин за пять минут… Ах так, кто первый! – думаю я, и решил всех обойти. Прыгал по залу, скакал, как мячик, от женщины к женщине и – победил! 32 поцелуя за пять минут! Вот был кураж! – Он по очереди подбегает к женщинам, целует их в щечку, а Маргарите: «Ах, фанданга!» – и руку к сердцу.

– Молодец, Сашок!.. – улыбается Виктор Петрович. – Ты похож сейчас на Петрушку из балета Стравинского!

– Петрушку? Хорошо, что не на укроп или сельдерей.

Лиза продолжает, не понимая юмора:

– Сухэ-Батор говорил, что социализм – сперва плёхо, а потом корош… Капитализм – это как? – смотрит на Сашу. Он смеется:

– То же самое! А может – наоборот.

– Дорогие мои, господа, прошу в моем доме без политики! Я даже телевизор не держу, а вы… Кстати, Лиза, насчет русской ментальности – учтите: черт с ангелом – вот что она такое!

– Черта не встретил, а ангелы – вот уже, – улыбается Лиза. – Не прогонить меня?

Саша становится в театральную позу:

– Это не дом, где разбиваются сердца, а – временное укрытие от урагана. Ноев ковчег, так сказать.

– За что я люблю тебя, Сашок, так за характер! Кровь с коньяком! И рабом денег ты не станешь, – Райнер хлопает его по спине.

– Да ни за что! Да никогда. – Саша шутя приставляет нож к горлу. – Но… но машину, Петрович, хорошо бы… Пашка уже руль в кармане держит… Немец обещал.

– Ох, любите вы все прикидываться добренькими! – пробормотал Павел.

– А ты, Паша, живешь и не умнеешь, – заметил барон. – Штурмуешь бизнес, а сам…

– Замолчи, Пашка, вечно ты портишь настроение, – проговорила Маргарита.

– Вот именно! А настроение – это ты знаешь что? Да это, можно сказать, все! Кстати, я кое-кому забыл представить мою любимую соседку – предостойнейшую Маргариту Николаевну! Бывший директор музыкальной школы, прекрасный педагог, а еще – снималась в кино… Но теперь – увы! Школу закрыли, в кино не приглашают – она, представьте, стала сочинять романсы! Вот только не знаю, кто ее вдохновляет. – Петрович лукаво подмигивает.

– Не воображай, барон, что это ты меня вдохновляешь! Меня вдохновляет свобода! Пенсионная сво-бо-да!

– Пенсионеру разве теперь хорошо у вас? – подала голос монголка. – У нас плёхо.

– Пенсионер – истинный герой нашего времени, если хочешь знать, девушка!

– Барышни, господа, не пора ли за стол? – Барон встал во весь рост.

– Какие мы барышни? – тихо заметила Майя. – Мы бомжи… Гляди, какая я стала худая… Как фанэра! А то – господа.

– Не печалься, дорогая, садись за стол. – Барон удаляется на кухню, но скоро возвращается с кастрюлей в руках. И взбирается на стул. – Господа! Начинаем субботний вечер… Нет у меня лососины и шампанского. Только картошечка да капуста, зато гости!.. Каждый приносит свое богатство. Какое? Не материальное, нет! Стихи, танец, романс…

Соседка негромко шепчет:

– Петрович, у тебя рубашка из-под пиджака торчит. А ведь ты все же барон! – Поправляет ему одежду. – А картошка, между прочим, не доварилась.

– Что? Почему ты меня перебиваешь? Рубашка, картошка!.. Мы собираемся не для… не для вкусной еды, а ты?

– Прости, Петрович, дорогой. Лучше бы ты слез оттуда, упадешь…

– Что-о! Опять мне замечание?

Маргарита, держа его за руку, все же заставляет сесть:

– Почему я тебя урезониваю? Да я ж подарок тебе приготовила, романс сочинила. Обещано к субботе – и сделано: хотите спою?

Она садится за рояль:

Кричит, зовет, тиранит, манит, бурлит всему наперекор, Необъяснимо сладко ранит и снова рвется на простор. Ранима, весела, спесива, восторженна, умна, чиста, Любовь – божественно красива, Любовь – божественная сила и сатанинские уста.

Петрович подошел к роялю, опустился на колено, целует руку Маргарите.

– Беру плохие слова назад. Благодарю… – Она растрогана чуть не до слез. – Что любит девочка? Карамель или яблочко? – Протягивает то и другое. – Принимаю! Более того – я в восторге!

Майя оживает:

– Какой хороший романс. – Оборачивается к Павлу: – Правда?

– Только при чем тут сатанинские уста?.. Это только к барону, старому романтику, подходит.

– Ай, хорошо: кричит, зовет, тиранит, манит… – мечтательно замечает Лиза.

– Петрович, а у меня еще есть сюрприз! Была в Центре духовного возрождения, там такого насмотрелась! Взяла синтезатор на сегодня и сейчас… Сейчас все будем танцевать.

– Какой танец? Испанский? – Саша делает несколько па.

– А никакой! – смеется Маргарита. – Просто пластические движения, и будет вам по двадцать лет! Пошли… свободно, легко!

Все вольно танцуют.

В самый разгар веселья входит молодая красивая женщина. Саша и Паша останавливаются. Хозяин идет к ней, натыкаясь на стул и не сводя с нее глаз.

– Может быть, дон Пенсионе даст дорогу гостье? – Саша оттесняет хозяина, но тот продолжает идти к девушке.

– Хм! Что такое? – заносчиво хмыкает красавица. – Я спросила, где проживает Виктор Петрович.

– Я… есть…

– Я за эликсиром, – манерно улыбается гостья. – Мне сказали, что у вас чудо-эликсир.

Раздается телефонный звонок, это заставляет Сашу покинуть гостью.

– Алле, алле, да, я слушаю! Администрация? Что? Зайти к вам? Понял!.. Спасибо! – Саша делает сальто. – Ай лайк ту мув, ту мув? А вы, красавица, добрая вестница! Явились – и…

Оба помогают ей раздеться.

– Куда я попала? Что тут происходит? – гостья с любопытством оглядывается.

– Попали куда надо! В хорошую компанию, в гарем! – подпрыгивает Саша.

– В гарем?.. Это интересно. Мужской или женский?

– У нас нынче суббота, день Петровича, смотр талантов. У вас есть какой-нибудь талант? Как вас зовут? – насмешливо спрашивает Маргарита.

– Катя – Катерина. Талант? Ля-ля, тополя… Шутишь?! – Отодвигает Маргариту от рояля, садится и поет.

Запрягай-ка, дядя, лошадь, Серую, лохматую, А я сяду и поеду, Цыганочку сосватаю. Эх парамэла чупурэла, Эх парамэла чупурэла турия, А я сяду и поеду, Цыганочку сосватаю…

Внезапно останавливается, встает и с вызовом обращается к присутствующим:

– Я не петь сюда приехала, а за эликсиром. У нас повар в ресторане ногами мучается.

Петрович бежит на полусогнутых и приносит бутылку.

– Сколько стоит? В баксах, в рублях?

– Что вы, что вы… Эдакой-то красавице – и за деньги? Голос какой! Талант! – Петрович восхищен.

Гостья прохаживается по квартире, заглядывает в комнаты: «Ого!». Хозяин поясняет:

– Дом мой всегда полон гостей. Ваше присутствие украсило бы. Очень рады… В последнюю субботу каждого месяца… будем счастливы.

Саша хочет ее проводить, но хозяин отталкивает его.

– Что с вами, дон Пенсионе? – ядовитый шепот Паши. – Вас не узнать. Это называется, по-вашему, «заниматься жизнью»?

– Не трогайте его… пожалуйста, – просит Майя.

– Какая красавица! А как похожа! Я будто улетел на тридцать лет назад… – бормочет Петрович.

– Влюбились, что ли?

– А ты, Паша, разве не разглядел ее красоту? – Барон слегка отодвигает занавеску на стене, смотрит на портрет. – То же лицо! Как похожа!

Катя заглядывает за занавеску:

– Ну-ка, дайте посмотреть! Да она хужее меня!

Петрович смущенно поправляет:

– Не «хужее», а «хуже»…

Маргарита что-то наигрывает, но одни не слушают, другие удаляются в глубину комнаты. Вздыхая, она говорит:

– Нет, я все-таки уеду в Австралию и там выйду замуж.

– Ну ладно, я пошла, – Катерина уходит.

Петрович что-то бормочет, открывает ей дверь, натыкается на стул, стол – он словно ослеп, он очарован! Неужели это тот самый Райнер? Конечно, он, и все так же влюбчив! Опять теряет голову?.. Но что же будет далее?..

* * *

А «далее» – пришло письмо из Индии – разумеется, от Кирилла.

Не без волнения Валентина погрузилась в полузабытый мир, умные и непонятные слова: что его пение, игра на рояле? Неужели все ушло? И что за тайны в этой Индии?

 

Три письма из Индии

«…Скоро кончится этот год, и – „рука просится к перу, перо к бумаге“, несу тебе привет в связи с этим космическим праздником!

Я вполне прижился к Индии, да и, собственно, мысленно уже не раз здесь бывал. Однако в моих письмах ты не найдешь обычных туристских сведений. Я все тот же: внешнее не часто занимает, более копаюсь во внутренних проблемах. Вот и сюда попал благодаря своим переводам йоги. Оказалось, что новые люди, бизнесмены – не все жулики; есть такие, которые бросают свои деньги на открытия, интересные дела. Два таких человечка и снабдили меня деньгами, адресами и даже сами отправились со мной, можно сказать, сопровождающими.

Побывали мы в Дели, Бомбее – там все еще издается один советский журнал, там-то я и был принят. Офис, квартира, слуги – все честь по чести. У меня слуга! – не смешно моим знакомым москвичкам? Однако это так.

Опишу свое первое потрясение. Жара, невыносимая даже по индусским меркам. Я выхожу, у стены на тротуаре из мраморной крошки лежит слуга Ааланда. Увидел меня, вскочил и принялся делать некие странные движения. Он прыгал вокруг меня на почтительном расстоянии. Я даже испугался. И что же? Оказалось, что он из касты неприкасаемых, не только не имеет права приближаться к „господину“, но даже его тень не смеет лечь на „господина“. И он обегал меня так, чтобы его тень не коснулась меня. Пережитки колониализма!

Ну как? Довольно для первой весточки? Ах, Валя-Валентина, звездочка моя! Писать я буду коротко – к чему обременять друзей и почту?

Бродячий йог К. С.»

«…Думая о Москве, прихожу к выводу, что там было возможно со многими посоветоваться, прежде всего с женщиной, рожденной под знаком Весов. Теперь я невольно (очень уж вольно!) выхожу порой на крайние и чреватые решения. Впрочем, осуществить их тоже не так просто, хотя… хотя один из бизнесменов оказался весьма любознательным.

Я дал ему почитать перевод Махабхараты, ее переводил еще в Ашхабаде замечательный нейрохирург Смирнов. Кстати, незаурядная личность: после землетрясения он часами оперировал раненых прямо под открытым небом, сам будучи не ахти здоров. Знает санскрит, перевод его, с моей точки зрения, любительский. Однако ученые из Института Востока отписали ему сурьезную бумагу, где труд его приравняли к работе целого института.

Мой Мишель читает, и мы много с ним говорим. Чудеса! Разговор с другом кое-что открывает. И все же не хватает мне московских миров.

Твой К. С.»

«…Миновал год после моего приезда в Индию.

Какие новости, открытия? Первое: я случайно обнаружил – удивительно! – церковь, совершенно российскую, с одним куполом, небольшой колоколенкой. Может быть, там можно встретить русских? Это утешает и направляет мысль: надо почитать что-нибудь на эту ответственную тему.

Вопрос: знай, что в Индии отнюдь не все коровы „священные“. Если есть хозяин, то коровы ухожены и все в порядке. А вот бесхозные животные ходят-бродят, и никто их не трогает… Что касается обезьян, то я их не терплю!

Третье: обнаружил хорошую библиотеку и уже прочел (на английском) несколько книг о христианстве. Ученый XVII века Блез Паскаль пишет, что люди делятся на тех, кто нашел Бога, на тех, кто его ищет, и на тех, кто не признает и не думает об этом, – и это самые несчастные люди. Как тебе понравится, что в Париже (где, кажется, ты была) в церкви Сен-Шапель хранится часть тернового венца, который был на Иисусе, она, собственно, для хранения его и построена.

И все же… Приветствую приход нового дня, очевидно, белого, снежного – ведь у вас зима!

От души поздравляю с этим представительницу самого женского знака, находящуюся под влиянием могучей Венеры! Надеюсь, окружающие будут одарены в этот день благами своевольной и прекрасной богини – завидую им. Возраст? Да он не существует!

Не забывай бродячего менестреля, который если и не годен ни на что путное, то все еще поет о любви.

Искренне К. С.»

 

Сцена-картина вторая: Райнер в недоумении

Мир весьма и весьма тесен, особенно в Москве и особенно в те девяностые годы: людям не сиделось дома, их тянуло на запруженные улицы, к друзьям, в компанию. И в одной из таких компаний Валентина познакомилась с молодым физиком по имени Василий. Оказалось, он знает Виктора Петровича, бывал в его доме, а барон его даже окрестил «гением». Василий был образован, умен, но безденежен. Не потому ли частенько вместе с Райнером отправлялся на рыбалку? И его рассказ об одной рыбалке хорошо запомнился Левашовой.

…Они сидят на берегу реки с удочками, беседуют.

– Вот ты, Василий, человек ученый, скажи: может человек обманывать просто так, без цели и смысла? Я же так ее полюбил!

– Дорогой Дон Кихот, не знаешь ты жизни. Может! Еще как может! Каждый человек судит о других по себе, и все устроены по-разному. Дорогой барон, вы человек прямой, естественный, вам невдомек, что есть люди, которые не могут существовать без интриг и авантюр, – без этого жизнь им кажется пресной, особенно женщинам. Я знал одну такую. Она сломала мне жизнь. Впрочем, это я сам сломал – ведь каждый сам себе палач.

– Но какой смысл ей меня обманывать? Все усложняется: одно думать, другое делать, третье говорить? Зачем? Она же согласилась стать моей женой!

– Ах, Петрович, дорогой, что же вы так убиваетесь по этой Катерине? Она – типичное порождение нового времени… В стране-то ведь бог знает что происходит! А вы всегда были человеком общественным…

– Что же делать, Василий? Она разбудила во мне далекую молодость, я сам не свой. Ведь я купил два билета на пароход, две отдельные каюты, пригласил ее с собой – и она поехала!.. В салоне был белый рояль, она пела, всех расшевелила, ей так аплодировали! Я и правда был околдован, потрясен. Сделал ей предложение, и она согласилась! Представляешь: молода, умна, прекрасна и согласна связать со мной судьбу. Я решил: вытащу ее из ресторанного мира, мы будем читать, слушать хорошую музыку и… К тому же она была чертежницей, может быть, поможет закончить схему моего комбайна.

– Она – чертить? – Василий усмехнулся. – Вы ищете смысл во всем, а для нее это, скорее всего, игра… или выгода. Смысла нет, но есть игра. И если с этим свойством человек родился, то так и будет – люди в основном не меняются.

– Что ты говоришь, Вася! Как так не меняются? Я парней в тюрьме перевоспитывал! Я же хочу, чтобы она выбралась из грязи, выпивок, дурных компаний.

– Захочет ли она – вот в чем вопрос… Эй, у вас клюет, Петрович!.. Сорвалось… Поосторожнее с ней… Да, времена, – не узнать стало наших дам, барышень, женщин… Быстро приноровились к новым временам, а мужики – того…

– Нет, Вася, ты не прав, человека можно переделать!

– Да, человека можно переделать, но!.. Но человек должен быть к этому готов! Готов к тому, чего от него ждут. Должна быть его воля. А воля – она многослойная: дама может похудеть своей волей, но никогда, к примеру, ничего не будет читать, кроме любовных романов.

– Ах ты философ! Отрекся от женщин, ушел в свою философию, монахом стал, но и на тебя найдется хомут!

– Нет, не хочу! – и, значит, не будет. Не хочу новых ран! Я как делаю? – Василий смеется, иронизирует над собой. – Открою рану, посыплю на нее соль и терплю, волю закаляю… Что касается нижней половины тела, то я от нее отказался, наука и жизнь требуют жертв, и сегодня это – необходимая жертва. Флирт, игра – это пожалуйста, а страсти – ни-ни.

– Эх ты, головастик!

– Поверь мне, ученому, Петрович, мир катится к… бесчувственному существованию. Сейчас научно-технический взлет, а что еще будет. Роботы, цифры, доллары определят все… Помнишь фильм «Бесприданница», новый его вариант «Жестокий романс»? – какие там страсти, как льются слезы, замирает сердце. Больше таких фильмов не будет! Голова подавляет сердце, искренность будет задавлена. А вы…

– Да что это за жизнь? Ты же молодой, Вася!

– Это – жизнь, да еще какая! Никто не утащит меня в пламень костра, а костер страсти не легче, чем огонь, на котором горел Ян Гус. Есть люди прохладные, а есть теплокровные. Что одним – приключение, примитивный секс, то другим – огонь, в котором сгорает судьба… – Вася, помолчав, снизил тон: – Одна поэтесса назвала женщину знаешь как? «Чума, блокада иль война». И ведь женщина! – Дергает удочку, радостно: – Клюет, вот она, вот она, славная рыбка! Вот это дело так дело!.. Барон, зря вы так переживаете… Сколько я помню, вы раньше выпутывались из сложных ситуаций. Помните, писали предложения по переустройству общества. Вас даже хотели выбрать в Думу. Писали Горбачёву, поддерживали гласность, ускорение, свободу, хотя… как все эти категории соединить? Не понял я тогда.

– Но, Вася, разве ты не согласен, что с социализмом-коммунизмом мы не справились?

– Зато теперь – разлюли-малина. Горбачёва невзлюбил Ельцин, и не далее как пять дней назад отменили шестую статью конституции, о руководящей роли партии.

– Как? А кто же будет руководить? Я, хоть и не был никогда коммунистом, считаю, что они все же делом занимались…

– А теперь как говорят? Куй железо, пока Горбачёв! То есть хватай, сколько можешь… Меня обогащение отвращает, а вас?

– Да тоже ни к чему вроде.

– Так вот и следует нам с вами, Петрович, вернуться к теории мироздания. Помните, сколько спорили об этом?.. А вы – Катя-Катерина, нарисована картина.

Виктор Петрович смотрит отрешенно и возвращается к той же теме:

– Пойми, Кирыч, я встретил женщину, мою единственную, особенно глаза, брови… Она недурно поет, а без музыки мне нет ни женщины, ни мироздания. Тяжело.

– А кто сказал, что жизнь – легкая штука? Она есть страдание и мука… От рекламы мы глупеем, от реформ – балдеем, голые дамы в телевизоре убивают чувственность. Вся надежда – на наших великих предков… Я думаю, чем они там, на небесах, занимаются? Святые, герои, мученики, писатели?.. В надзвездных мирах, – Вася встает, патетически произносит: – витает их дух, они посылают нам свою энергию и… Прости, Петрович, мою выспренность!

Барон рассеянно бормочет:

– Да ведь я люблю это!..

– А что ваша Дульцинея, не рассказали вы мне про свадьбу. Какова она была?

– Про свадьбу?.. Я купил ей белое платье, фату, цветы, прочитал стихи:

Ты – каравелла, ты парус белый, Попутный ветер и мертвый штиль, Ты – вал девятый, ты – компас верный, Ты Лиссабона высокий штиль… Когда отплытье, весны начало? В порту Лиссабона мои корабли.

А происходило это так. Катя велела пригласить на свадьбу знаменитостей, но какие это были знаменитости? Безработный кинорежиссер, безгонорарный автор двух книг, да еще важный гость – якобы потомок какого-то графа. В то время всплыли родственники «бывших», даже заговорили об уцелевших в Екатеринбурге Анастасии и царевиче. «Важный гость» более походил на десантника или спецназовца. К яствам свадебным он не прикасался, а открыл свой кейс, поставил рядом две баночки и с достоинством проговорил: «Я должен себя беречь, ибо являюсь единственным наследником, который имеет право на возвращение огромного долга Японией». И вкушал пищу только из своих баночек. Но на Катю-Катерину произвело впечатление другое: гость вручил ее жениху знатную бумагу о том, что ему присваивается титул барона. «Значит, я буду баронесса?» – обрадовалась она… А приглашать старых обитателей его дома не пожелала.

– И вы смирились с этой Дульцинеей! Я не узнаю вас, Петрович!.. Ну а ваши-то стихи она оценила или как?

– Это мне неведомо.

– Ну, а осталась ли она у вас? – допытывался Василий. – В тот вечер, в ту ночь?

Барон совсем скис.

– В том-то и дело, что нет. Сказала, что у нее бабушка заболела.

– А… на следующий день была потом еще?

– Бывать у меня она бывала… Только не ночевала. А меня не оставляет чувство какой-то нечестности… розового тюля или паутины. Что делать, Вася?

– Не переживайте, Петрович! Все проходит! Помните, что сказано в Библии?

– Она совсем не плохая, просто жизнь у нее такая… Я верю все же, что перевоспитаю ее, вот увидишь. – Но тут Петрович вдруг как бы сбросил с себя паутину, и заговорил его общественный темперамент: – Так ты говоришь, что в правительстве нашем не все ладно? Но ведь свободы – море? И частная собственность, как при капитализме… Что-то у меня в голове все это не укладывается, недоумеваю я…

И рыбаки стали сматывать удочки, а Валентина, у которой всегда со сном было плохо, на целую ночь погрузилась в раздумья. Вот уж правда: седина в бороду, а бес… к Катерине-обманщице. Да, впрочем, он (Виктор) и в молодые годы куролесил – там, возле гостиницы «Москва», с хозяевами в Калинине, да и с Оксаной тоже… Дурачок с возрастом, кажется, поумнел, добрые дела делает, но – потерял голову из-за этой певички. Но чем же закончилась эпопея в «доме для бродяг»? Долгое время он не звонил, около года, но все же… Вот обрисовалась и третья картина.

 

Сцена-картина третья: Райнер разочарован

Виктор Петрович сидел вечерами у окна, курил трубку, и табак сыпался на его белую, совершенно белую бороду, потерявшую свое благообразие. Выводили его из такого состояния только заботливая Маргарита да музыканты, которых она старалась собрать в конце месяца.

Телефонный звонок. Барон берет трубку – там молчание. Он в ярости: «Черт возьми!».

Раздается стук в дверь, влетает Саша и пускается в пляс. (Оба неудачливых бизнесмена по-прежнему в доме Райнера.)

– Ты что, – кричит Паша, – с катушек долой? Веселишься без причины? Через месяц презентация экологически чистого дома, а вагона с кедром все нет и нет.

– Что делать?! Судьба играет бизнесменом, а бизнесмен играет на магнитофоне. Слышишь ансамбль «Иванушки-интернейшнл»? Это же наша жизнь, наш символ: Иванушки без интернейшнл – никуда! – Кривляется и поет:

Колечко, колечко, кольцо, Давно это было, давно…

Звонок в дверь.

– Кого еще несет? – ворчит Павел. Но натыкается на большую коробку. – А это что? Откуда тут?

– Это Маргаритино, – отвечает Саша. – Одежду собирает, складывает, посылает какой-то старухе в деревню, у той двадцать семь внуков и правнуков.

Входит Маргарита, берет одну коробку, весело смотрит на Сашу, удаляясь, опять оглядывается, не без кокетства.

Саша поет:

– «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…»

Маргарита, пританцовывая и глядя на Барона, поет:

– День рождения Барона – день варенья!.. «Я оглянулась посмотреть, не оглянулся ли он, чтоб посмотреть, не оглянулась ли я…» – и удаляется на кухню.

Снова раздается звонок в дверь. Саша бежит, возвращается, за ним – Катерина.

– Виктора Петровича нет дома, – раздается сердитый голос Паши.

– А где он?.. – она заглядывает в комнату. – Впрочем, я пришла в свой дом, так что – ухаживайте! – Бросает на руки Саше пальто. Услыхав музыку, начинает медленно, завораживая, танцевать. – Я фанат этого ансамбля, Сашок!

Колечко, колечко, кольцо, Давно это было, давно. Зачем я колечко дарил, Сердечко твое бередил?

Почему не позвонил ни разу? Я оставила свой телефон, – обнимает его, танцуя.

Саша останавливается, изображает дурачка:

– Ах, простите, сударыня! Я думал, что гулял на вашей свадьбе, – разве это не так? Ваша больная бабушка оказалась здоровее моей.

– А-а-а… Ты что, прикидываешься, не понимаешь, что я вышла замуж, только чтобы временно прописаться?

– И как долго «временно» живете вы в Москве, кудесница?

– Давно!

– И все таким же способом? Да вы просто… просто… – Он не замечает, что в дверях стоит Барон. – И у тебя не дрогнуло внутри?

Катя вальяжно, по-купечески садится, протягивает к Саше руки:

– Я молода и свободна!

– Он же хочет помочь тебе. Вытащить тебя из ресторанного болота! – Однако поддается на ее ласки.

– Налей-ка мне лучше и не читай нотаций! – Катя обнаруживает в дверях Петровича. Ничуть не смутившись, подходит, обнимает его. – А вот и мой благоверный! Наконец-то вернулся.

– Я все слышал, Катя, – отвечает он.

– Насчет прописки? Да я просто шутила… но ведь и ты говорил, что квартира пропадет… в случае чего, а я, может, что-нибудь сделаю с твоими архивами… Петрович! Да я ж погибну! Неужели тебе меня не жалко? У вас-то – вон какие разговоры, романсы, целый театр, а там… – кладет голову ему на плечо. – Ты же обещал мне свободу: когда захочу, тогда и останусь.

Тот остывает и предлагает:

– Хорошо, Катя, давай по-доброму разойдемся. Извини, я человек старорежимный, не терплю лжи и мелкого вранья! Прости.

Катя в ярости:

– Что? Разведемся? Нашел игрушку! За дурочку меня держишь? А как же секс? Ведь он все-таки существует! – Садится с ним рядом.

– Ах, Катя, я не понимаю тебя… – Петрович растерян, внезапно встает в позу рыцаря: – Довольно! Мой разум, вернись ко мне!

Саша в восторге делает какие-то движения, прыжки.

– Ах так! Сашка, проводи меня! Но я еще вернусь! – Катя одевается.

– Нет, я сам провожу вас, дорогая… до лифта, – сурово говорит Виктор Петрович. – И – навсегда!

Возвратившись, хозяин потирает грудь, бормочет: «Она, последняя любовь, подарок поздний Божьей милостью». Дрожащими руками наливает эликсир в плоскую бутылочку и шнурками, бинтом приспосабливает ее в области сердца.

– Что это, Барон Викто́р? – хохочет Саша.

– Мой эликсир.

– Да это ж настоящие доспехи! Дорогой Дон Кихот! Наш вечный Дон Кихот! Ну а я – ваш Санчо Панса, готов сражаться!

Катя уже исчезла.

* * *

Вбегает взволнованная Лиза-Бима – скоро его день рождения! – смотрит на часы, возвращается, приносит блюдо с мантами. Входит ее новый знакомый краевед с букетом цветов. Здесь Рита, Лиза, Майя, Саша с Пашей.

– Ой, какой хороший человек. Не опоздал! – Лиза берет цветы. – Вкус, да? Аким Ильиц, пробуйте манты.

На лице гостя блаженство:

– В высшей степени!

– По-монгольски – «Сань!» – переводит Лиза.

– Сань? Что значит?

– Очень, очень корошо. И еще: «Ц-ци!» – Взявшись за руки, они повторяют: «Сань! Ц-ци!». – Два «цы». Еще, еще раз! Чувство надо! Русский ментальность! Сань – Ц-ци! Сань – Ц-ци!

Они неловки, стеснительны и счастливы.

– Наконец-то все снова вместе! – Маргарита держит бутылку «Игристого». – Одумался наш новорожденный: он отмечает свое рождение в День Победы!

Телефонный звонок – это Василий.

– Как жизнь?

– Как? Жизнь, то есть старость, то есть холера? Как всегда, протекает нормально, – смеется хозяин.

– Что? Холера? Молодец, Петрович! Главное – не терять чувства юмора.

– Придешь? Мы ждем, и без юмора.

Появляется Василий. Маргарита в восторге:

– О, кто пришел! Наш Нострадамус! Мудрец, прорицатель! И ведь как правильно все нагадал! В Австралию я не еду!

(Вася рассказывал, что однажды напялил колпак, маску, халат, изобразил звездочета и гадал всей честной компании. Маргарите, которая собиралась уже в Австралию, предрек там «ужасного мужа».)

Лиза кивает:

– Какой умный целовек: диссертация – вон, ментальность – вот, Ильиц!

Входит Петрович:

– Друзья, прошу садиться! Я собрал вас сегодня… прошу прощения за долгий перерыв, – чтобы продолжить наши радости. 9 мая – День Победы, и 9 мая – мое рождение.

– В мае еще день рождения Пушкина! Умер Моцарт, но дух его, гений его переселился в Пушкина!.. – добавил Василий. – Духи летают во Вселенной, не зная границ!

– Слушайте меня! – объявляет Петрович. – Друзья мои, прекрасен наш союз! Наполните бокалы. Много пролито ради этого дня крови. Много полегло солдат на полях войны, дорога цена Победы… Сколько было тех, кто не оставил своего имени, но взамен отдал жизнь…

Все встают и чокаются. В комнату осторожно входит незнакомая женщина. Петрович всматривается в нее:

– Что-то знакомое, знакомое… Кто вы?

– Помните: Тверь, метро? Я пела, вы дали мне адрес… Дом для бродяг. Вот я и решилась.

– Так это же замечательно! Входите, будьте как дома! – Та робко присаживается. – Смелее, Елена Прекрасная! …А что новенького откопал наш краевед?

– Ильиц, ц-ца! Говори, позалуйста.

Краевед взволнован:

– Я был в городе Смоленске, услышал замечательную историю – о войне. Запись в архиве, фонд 10, опись 267. Я могу читать?.. 1941 год. Немцы уже рядом, в центре города ни одного целого здания, дома в развалинах, надо эвакуироваться. Музейщиков всего человек десять, днем они копают противотанковые заграждения, ночью дежурят на соборном дворе, описывают вещи… Разыскали председателя облисполкома, с трудом узнали его. На четвертушке бумаги тот написал: «Музею дать один вагон для эвакуации». – Краевед заикается, волнуется, нелеп, но трогателен. – Стали таскать вещи на руках. Скульптуру графа Панина, работа Антокольского, – ни поднять, ни увезти, ее замаскировали тряпьем… Фашистские самолеты уже бомбят город, на машины вещи грузить опасно, да их и нет, только телеги. И вот телега, нагруженная доверху корзинами, коробками, свертками, а сверху – мешок с новгородскими серебряными монетами… Вдруг на улице Кашена – взрыв, лошадь шарахнулась в сторону, и мешок с серебром рассыпался. А вокруг гонят скот, едут на машинах, телегах. Идут солдаты. И тогда маленькая женщина по фамилии Буркова закричала: «Стойте, хлопцы, рассыпался мешок с деньгами. Помогите собрать эти ляльки! Умоляю!». И солдаты бросились на подмогу. Собрали, все до единой целы! Никто не позарился. Вот что я услышал в Смоленске.

– Акиму Ильичу – низкий поклон, – кланяется Петрович. – Браво! Впечатляет, весьма… Вот тебе, Лиза, это тоже русский менталитет. Есть еще желание порадовать хозяина нежданным даром? Или я могу переходить к трактату о мироздании?

– Есть новость хорошая… нам. Какую авантюру мы сотворили с Майей! – Она ежится. – Она ж художница, и вот по моему настоянию сделала батик в авангардном стиле…

Майя стесняется:

– Не надо, Паша, пожалуйста.

– Почему не надо? Ты, можно сказать, внесла существенный вклад в мои капиталы – и не надо?.. Василий, а вы, оказывается, и правда ясновидящий! Предсказал клад – и он, гонорар, вот здесь! – Хлопает себя по карману.

– Бойтесь, бойтесь моего дара! – пророчествует Василий.

– Сань! Сань! Аким, а? – Тот тоже кричит «Сань!», они машут руками, Лиза дирижирует: – А теперь ц-ци! Ц-ци, ц-ци, – сань!

Наконец все угомонились. Виктор Петрович торжественно встает:

– А теперь, сударыни и судари, милые барышни и мужественные рыцари, предлагаю вашему вниманию сообщение на тему: «Моя теория строения и возникновения Вселенной и всего, что движет Землю и нас». Вернее, тезисы. – Перебирает бумаги.

Маргарита помогает ему сложить листы:

– Что растерял? А как там доспехи, защищающие сердце? Не жмут? – Она поправляет бутылку, привязанную к груди, к его сердцу.

– Не жмут, напротив, помогают. И вы все – тоже мои доспехи. – Петрович откашливается, жмет руку Маргарите. – Итак, друзья, я обещал вас познакомить с моей теорией мироздания… К сожалению, на днях я потерял несколько зубов, потому прошу извинить за дикцию… Итак, я много думал и пришел… к некоторым выводам относительно строения мира, Вселенной и человеческого общества. И тут, и там в основании лежат одни законы… Но дело все в том, что они скрыты. Наглядно объясняю на примере: что такое радуга? Это разложенный на составные части белый луч. В белом луче заключено семь цветов. Что такое человек? Это существо, окруженное несколькими оболочками. Ноосфера, атмосфера, аура внешняя, аура внутренняя, психологическая оболочка, кожа… Видимо, тут тоже семь слоев… Второе: как выливается из ванны вода? – она выливается воронкой, образуя вихрь. Вот этот вихрь и есть основа всякого развития… – Райнер пускается в сложные вычисления, которые вряд ли кто понимает, кроме Васи.

– А давайте споем? – Маргарита садится за рояль – ведь праздник праздников! Я сочинила военную песню:

Мне снятся промозглые степи, Где льются косые дожди, Солдаты бредут чередою Меж родины, славы, судьбы. Куда вы идете, родные, Какая вас гонит беда? Не мертвые и не живые, Где родина, слава, судьба?

Дверь открывается, и неожиданно входит Катерина.

– Можно войти? Всем привет! Виктор Петрович, вы еще не разлюбили меня? – Он потрясенно на нее смотрит. – Это я, да-да, ваша женушка. Имею полное право! И пусть не глядит на меня волком Маргарита. Уйду – сами пожалеете… – Берет пирожок и с чувством съедает. – Вкусно! Да, я вижу, вы времени зря не теряли: Майя при Пашке, ваш краевед – рядом с Монголией… Маргарита дождалась своего часа. – Она прохаживается по комнате, заглядывает в другую комнату. – А что новенького? – Достает что-то из сумки и кладет на стол.

– Что это? Ой, что это?

– Это – чучело шиншиллы. Дело в том, что наш директор назвал ресторан «Охотники на привале». Он побывал в доме литераторов, увидал там такие чучела! – закачаешься: и кабан, и волк, и рысь, даже бегемот!.. И – вот. Мы же «Охотники на привале», значит, нужны чучела, их уже немало. Только пока идет ремонт, надо перекантоваться и… спрятать их где-то. Я предлагаю – у вас. Директор сказал, что все компенсирует, за аренду заплатит деньги… Так что можно купить новую тачку. Маргарита, не гляди на меня волком!

Маргарита и прочие отворачиваются.

– В чем дело? – кипятится Катя. – Почему на меня никто не обращает внимания? Что вы молчите? Я ведь по делу пришла. Дать возможность за-рабо-тать! Доллары! – Она возмущена, почти в ярости. – Ну и дураки вы все! Ничего не понимаете в бизнесе!.. Слышали? За аренду вам заплатят огромные доллары!

Саша приходит в себя:

– Зоопарк из мертвых животных?.. Шакал?.. Кстати, куда подевалась моя фотография «Снежинки»? Моей белой обезьяны? Может быть, там еще и обезьяна есть? Ужас!.. А нам куда?

– Да потеснитесь, места же много.

Барон распалился:

– Да как вы могли такое придумать? Недочеловеки! Литры, доллары, дукаты, латы, всяческая дребедень… А жизнь, а любовь, а дружество?

Маргарита подает ему стакан с корвалолом, но он отшвыривает его, срывает бутылку и уничтожающе смотрит на Катю.

– Ребята, да что вы расшумелись, расстраиваетесь из-за чего? Саша потерял Снежинку! Да вот она! – Маргарита извлекает из Катиной сумки фото.

Саша хватает фотографию. Нажимает на кнопку магнитофона. Раздается «Танец Анитры» Грига, и все, взявшись за руки, образуют круг, в котором никто не дает места Катерине. На все это проницательно смотрит Василий.

Компания танцует безумный танец, а во главе шествия – Барон в голубых носочках с дырками на пятках. Вася, проницательно глядя на Катерину, берет ее под руку, что-то шепчет и все ближе и ближе подводит к двери.

Катя кричит, зло, чуть не со слезами:

– Да ну вас всех! Только я еще приду, приду сюда!

Под музыку Грига «Танец Анитры» вся компания, держась за руки, весело танцует. Барон в голубых носочках с дырками машет рукой вслед Катерине: мол, прощай! Я стал здоров, вернулся к прежней жизни!

…Однако конец, когда Валентина узнала о нем, напомнил ей пьесу «Ревизор»: полная внезапность! В «доме для бродяг» появился молодой человек в кожаной куртке. Обитатели квартиры Райнера замерли, а гость объявил:

– Господа! Прошу выслушать меня! Я много раз звонил по телефону, но – безуспешно… Так вот, я – родственник Виктора Петровича Райнера, можно сказать, племянник. Еще лет пятнадцать назад прописан в этой квартире. Мой дядя уже стар, нуждается в уходе, и наступило время привести квартиру в порядок… Пожалуйста, приготовьтесь… Рабочие для евроремонта прибудут через три дня.

 

Весть из Индии. И не одна

«…После Дели я побывал в Бомбее и Мадрасе. Что рассказать нового даме, которая служила в общественно-политическом издательстве, была коммунисткой и все знает? Должен заметить, что здесь тоже есть коммунисты, но они совсем другие.

В философии индусов важное место занимает терпение, и яростью они не отличаются. Их цель – покончить с остатками колониализма.

…На днях прибыл в Гоа, это бывшая колония Португалии, здесь немало русских. Видел одну нашу актрису, которая заимела трех деток, нигде не работает, они едят дешевые фрукты, купаются и строят замки из песка. Плохо ли?

На обширном песчаном берегу можно наблюдать прекрасные картины. Например, немолодая, но красивая женщина босыми сильными ногами ступает по песку, в руке – длинная палка, которую она бросает в воздух и ловит. А в это время Солнце образует для нее чудный фон…

…Надеялся, несмотря на свои передвижения, все же получить от тебя письмо – увы! Семья, дети, а может быть, и внуки? Но ведь человек до конца остается молодым. Отчего бы тебе не послать мне весточку? И все же я тебя помню и даже горжусь, что у меня где-то далеко-далеко есть Друг».

«Через неделю решил продолжить свое письмо. Как ты отнесешься к тому, что написал? Интересно. Название условное: „Москва – Индия“.

В дивных далях зазывных Через времени бег Вижу я иллюзивный И таинственный брег. Он прекрасный и чудный, Словно утра привет, И на путь многотрудный Шлет от мира отсвет. И хоть грезится дальним Этот сон наяву Ликованьем венчальным, В нем я вечно живу!

Бог знает что. Символика близка, а выбор (набор!) слов совершенно чужой.

Искренне желаю радости и счастья.

Все еще любящий тебя К. С.»

«Здравствуй: наконец-то я получил весточку из Москвы!

Ты больна? Чего-то затосковала? Живешь в столице, горишь любимой работой, отдыхаешь на море, стала писать „Записки“, просишь совета? На кой ляд тебе какая-то помощь, совет от провинциального певца и литератора-самоучки? Пиши что пишется, что хочется, никого не слушай! Ни-ко-го!

А у меня уйма интересных мыслей-находок, всё в том же плане – обнаружения психологической тенденциозности данного типа. Кстати, именно со знаком Весов пришлось много общаться. Михаил – мужик со странностями, но интересный. Мне и вообще-то с этим знаком уютно (сама знаешь), а тут удалось добиться понимания как бы „без перевода“, так как открылись некоторые общие склонности и все его убеждения воспринимались как цельная, стройная, психологически оправданная система, где нельзя ничего скорректировать или выбросить, не нарушив цельности его мира. Получил одновременно от своих „йожек“ из Москвы и Ленинграда письма с просьбой кое-что набросать на эту тему – о психологической характеристике разных знаков. Это один из путей выхода за свою обусловленность (ведь приемлемы и убедительны для человека именно те моменты, которые находят в нем самом отклик). Это бы ничего, да вот только несходное-то он не принимает и тем ограничивает свой диапазон. Ну, я опять сел на своего конька…»

«…Не прошло и недели, как я вновь пишу. В голове моей прояснилось одно твое пожелание: давать и выслушивать советы. Философские? Да это не для меня! Я ловлю впечатления бытия – и только о них.

„Ева, яблоко, Адам“ – так написал какой-то поэт. Меня же посещает мысль о цикличности мира, истории. Раз ты занялась историей, то, значит, тоже можешь проводить аналоги. Например, что общего между Цезарем, Петром I и Лениным? Каждый прыгал в неизвестность, прожил по 50 лет (или около), совершил политический переворот (а может быть, то иллюзия?). Эти трое создали империи с новыми законами и даже календарями… Если покопаться в твоей династии, то, может быть, главные герои имели, кроме судьбы, и одинаковые болезни?

О мире религии? Хоть я и пел в храме Ризоположения, хотя и отпевал твоего Александра, но знаний тут у меня маловато. Между тем мудрецы говорят (я опять провел несколько дней в библиотеке): „Я верую, но знать мне не дано“. А Фома Аквинский так определил смысл религии и истории: „Осиянность, целостность и согласованность…“

Так вот, Тина-Валентина! Не стоит ли Вам подумать об этом, когда берете белый лист и синюю ручку-шарик?

Понимаю твои сомнения, неуверенность, робость – и все-таки! Как доверить форме что-то живое, дышащее и много-многозначное? У китайцев есть притча, как две весьма обязанных Хаосу сущности порешили Ему отплатить добром. Стали думать – чего же Ему, собственно, не хватает. И нашли – соответствующих отверстий в теле (как у человека). И благодарные „ребята“ их проделали, после чего Хаос умер…

Слово, конечно, много помогает человеку, но оно – отражение минутного состояния…

Поставим тут отточие и – подождем ответа.

Йог-моралист. К. С.»

«…А с чего ты, собственно, взяла, что был тяжкий год? Год-то твой. Ты же вроде дракон, или я ошибаюсь? Если дракон, то и этот год для тебя должен быть неплохой: „Все идет к лучшему. Он может продолжать сверкать всеми огнями под спокойным оком змеи“. Каково?

Нужны поиски психологического убежища (иной раз я его нахожу) – как ты это называла, эксперименты с женщинами. Не знаю, если это так выглядит, то я к этому не стремился. Просто я человек эмоциональный, и женщина для меня – это целый мир. Я вижу в ней радость понимания и даже спасение и очищение. Конечно, на деле все выходит не совсем так, и у женщин свои представления о „функции“ и роли мужчины в ее жизни. Вот и выходит для обеих сторон несоответствие. Кажется, я изрядно меняюсь в этом отношении, а может быть, это только кажется. Во всяком случае, в отношении тебя я как-то не собираюсь меняться, хотя… сожалею, что так коротко твое письмо.

Давай выздоравливай, оживай!

Целую тебя с одной стороны – как богиню на Олимпе, то есть весьма почтительно, с другой – как деятеля литературы, то есть сурьезно, а еще как славную и нежную женщину. Как жаль, что наши беседы в прошлом, а как хотелось бы говорить с тем, кто тебя понимает (или мне это только казалось?)».

«…Читаю тут газеты, хотя этого не терплю, но как забудешь Москву, Россию? Судя по газетам, там происходит нечто невообразимое, преступность дикая, число богачей и на земле, и под землей – катастрофическое, убийства – молчу… В таких условиях весьма помогают йога и индийские обычаи: они умеют отключаться. Русским это не дано – что уж говорить о грузинах или о хохлах? А здесь взглянешь на теплый солнечный закат – и успокоишься…

Хочу все же напомнить тебе кое-что из своей сферы. Солидный специалист в йоге Б. Сахаров (автор книги „Третий глаз“) считает признаком полного дыхания деятельность диафрагмы, а дыхание грудной клеткой – ненормально. Опасность последнего – растяжение легочной ткани. Приемы для включения диафрагмы – Удуняна (подтягивание живота) после каждого выдоха, или же так называемый Пасхо Мудра: „Корень языка (не кончик) кладется на мягкое нёбо (маленький язычок), как при дыхании с открытым ртом или при произношении носового «н» в немецком слове «lange». Если легко нажать языком на зев и так вдохнуть, возникает легкий храпящий звук, и тотчас – включение диафрагмы“. Потом искусственный прием уже не нужен.

Еще раз хочу сказать: я благодарен тебе за то, что не посчиталась с мнением коллег и барьером общепринятых предрассудков, которые вколачиваются в нас от рождения. Даже Огненный Океан Безмолвия не может пробиться сквозь ледяной слой этих предрассудков и условностей, а человеку зябко, холодно и неуютно, особенно если… если ни одна из женщин не подарила ему сына или дочку…

Гуд бай. Бродяга и менестрель К. С.»

«…На днях один мужик из журнала „Советская женщина“ (выходит еще здесь на двух языках!) дал мне сборничек стихов – сила! Много дельного, а один стих про Державина и его лиру: кому ее передать? Пушкину, Дмитриеву, Вяземскому? Такой совет может и тебе, моя начинающая писательница, пригодиться. Державин просто сказал: „А лира пусть пылится“. Вот так, моя любознательная! Впрочем, уже поздно…

Ты все молчишь? А между тем ведь скоро новый год. Помнишь, когда-то перед новым (далеким) годом ровно в 12 часов я выходил к тебе на связь (внутреннюю), но ты не восприняла – а жаль!

И все же еще одно новогоднее пожелание: чтобы активная чаша твоих Весов не перевешивала. Главное – от души этого захотеть. И – не давай иссякнуть тому источнику, который зовут Любовью (впрочем, я это уже тебе говорил).

Меня ты, к сожалению, не полюбила, или испугалась? Неужели только Сашу и столько лет? Не встретился другой „повелитель“? Думается: при твоей увлеченности Жизнью, жаждой ее, да еще и крепко усвоенной моралью и глубоко скрытой, унаследованной от предков верой, истинное чувство ты можешь подарить своим внукам. Быть может, для того и рождена?.. А все-таки жаль, что твоя дочь отнеслась ко мне с предубеждением.

В новой, гламурной России что-то не так, как бы хотелось. „О народ, что ж ты спишь? Иль, судеб повинуясь закону, все, что мог, ты уже совершил?“ В магазинах – рай, но в сердцах? Жадность, зависть празднуют, а пароходы тонут от того, что частник нагружает туда несметное количество рыбы, крабов? Нет, я давно привел к порядку свои потребности (могу голодать хоть месяц)…

Однако… Индия, ее природа – тоже не рай. Умнейший Ганди взывал к терпению и толерантности, между тем… Убили его дочь Индиру, а в апреле минувшего года ее сына Раджива.

Хочется воскликнуть чеховской фразой: „О люди, порождение крокодилов!“. Неужели микробы с такой бешеной скоростью распространяются по Земле? Куда же смотрит Бог и Космос? Или все так и задумано?

Женщинам все легче и проще, они могут завернуться – в семейное одеяло, еще приятнее – в детскую колыбель, – и вот он, „повелитель“ на всю будущую жизнь! Догадываюсь, что ты, Рожденная под знаком Весов, именно там, в колыбели найдешь своего господина и повелителя.

А я остаюсь твоим мысленным Другом. К. С.»

«Дорогая и храбрая молодая писательница! Слово – я уже не раз говорил – это сила. Советы мои тебе вряд ли нужны, ибо ты не шлешь даже милых открыточек, обращений к барду и менестрелю, хотя в последний конверт вложила фотографию своего внука. Спасибо! Меня Бог этим так и не наградил, а за тебя рад!

Напоследок перескажу одну историю. Один режиссер (не помню его фамилию) в Америке снимал кинофильмы-страшилки, в том числе о том, как злые существа напали на Нью-Йорк. Таких фильмов было много, и люди уже перестали бояться. Но вот тут-то и случилось НЕЧТО! Японцы реально разбомбили Перл-Харбор, а американцы приняли сообщение (этот режиссер к тому же вел последние известия) за очередной его сюжет. Ну, каково?

Тебя, молчащая „бабушка“, штурмующая высоты русского языка, быть может, факт этот насторожит, подтолкнет к чему-то дельному?»

«А напоследок сообщу важное известие: я, в конце концов, нашел свою стезю, свою точку опоры. Представь себе: отныне я – регент в русской церкви! Вот, оказывается, где мое место, и почему ни Судьба, ни Небеса не подсказали мне этого раньше? А может быть, так и надо, стоило попробовать себя в разных ипостасях?

Голос? Из баритона он с возрастом превратился в бас, слух остался, как был, почти абсолютный, ну а дирижировать хором – моя тайная мечта. Всю жизнь я искал смыслы, меня не радовали, а угнетали последние десятилетия: череда смертей в правителях, косноязычие, штампы прежних слов и лозунгов, отсутствие истинности и искренности… Поиски настоящего – и вот оно найдено!

Порадуйтесь за меня, достойнейшая женщина!

К. С.»

…Прочитав все письма, Валентина надолго погрузилась в раздумья.

Когда-то подруги, знакомые осуждали ее за то, что, не любя, вышла замуж. Сколько она сомневалась, как оттягивала свадьбу! Кто-то даже называл ее грешницей. Как им объяснить, что единственной мечтой ее были дети. Пусть не нашла счастья в браке, слепая ревность Славы испортила все, но дочка, Настенька, сперва крепенький гриб-боровик, потом умная белочка-попрыгунья, да еще ее золотой муж – разве это не оправдание всех ее поступков, сомнений, решений.

И все же, все же… Нередко, услыхав слово «Индия» или «йога», Валя-Валентина как бы спотыкалась, останавливалась, и сердце ее тревожно сжималось.