Яна радовалась тому, что удалось Вадима достать. Он отличался невероятной эмоциональной непоколебимостью, и потому каждый раз, когда удавалось его привести в более человекообразное состояние, Яна считала это своей маленькой победой. Правда, с чего вдруг он полез целоваться — неизвестно. Вполне возможно, колоссальное воздержание за последние несколько дней помутило его разум. В любом случае это не было продиктовано какой-то искренней симпатией, а значит, об инциденте можно благополучно забыть.

Но похоже, достала она Вадима не окончательно, потому что он позвонил уже на следующий день как ни в чем не бывало. Надо же, а Яна посчитала, что на вчерашнем вечере их романтические отношения накрылись медным тазом.

— Занята? — он начал без приветствия и не стал дожидаться ее. — Вчера у нас с тобой зашел разговор о моем сыне — ну так как, ты еще не сдулась?

Сдулась — не очень точное описание, но лучше, чем любое другое.

— Так ты собираешься продолжать корчить из нас парочку? — отвлеклась Яна на собственные мысли.

— Да, — он ненадолго задумался. — А в чем проблема? Условия нашего соглашения изменились?

— Н-нет, — она не смогла сообразить, что еще ответить. — Так, ладно, каков план? Тогда и про Бобика все в силе?

— Конечно, раз сказал. Так вот — мне только что Татьяна звонила, чтоб деньги перевел. А я возьми — и ляпни, что в гости хочу. А они возьми — и согласись. И я подумал, что раз это была твоя идея, то и компанию не откажешься составить. А потом за мопсом твоим заедем.

— Его зовут Бобик, если в сокращенном варианте! Хотя бы это запомни, — Яна до сих пор сомневалась, что милую псинку можно отдать на попечение тирана. — Хорошо, поеду с тобой.

Раз пациент сам напрашивается не лечение, то настоящий специалист не имеет права отказать.

Вадим заехал через час на своей машине, которую уже успел забрать от дома Ксюши. Ждал на улице — в этом его поведение было полностью оправдано, ведь он понятия не имел, что Светланы давно и след простыл. Встретиться с любовницей в доме мужа — это, наверное, даже для него слишком. Или он попросту не спешил рисковать с ее реакцией, что еще более объяснимо. Яна села на переднее сиденье, но разговор начинать не спешила, предоставляя ему право первого слова. Кажется, он свою речь обдумывал заранее, но она никак не хотела выдавливаться:

— Что там насчет сувенирчиков? С пустыми руками же к дитю не едут?

Яна чуть не расхохоталась:

— Заскочим в детский. Сувенирчики малышам не дарят… папаша.

На этот раз он вообще ничему не сопротивлялся, только кредитку в нужное место подсовывал. Яна и сама была не слишком-то в курсе, что дарят таким маленьким детям, но консультанты, почуяв запах безалаберных клиентов, в мгновение ока битком набили целый пакет какими-то непонятными, но дико цветными атрибутами счастливого детства.

Татьяна встретила их усталой улыбкой. Яне даже показалось, что имя ее было забыто сразу после знакомства. Возможно, дело было в том, что никто не привык воспринимать текущих девушек Вадима всерьез. Или причина была все же в другом, потому что Таня мгновенно запричитала:

— Он спит сейчас! Вы же не торопитесь, да? Руки помойте с мылом и посидите тут, а я совсем-совсем немножко погуляю. Одна!

— Э-э-э? — переспросил Вадим.

Татьяна умоляюще заломила руки, а ее глаза подозрительно заблестели:

— Прошу! Минут двадцать! Мне очень-очень надо! На лавочке посидеть!

И вылетела из квартиры, едва только успев схватить куртку. Вадим с Яной озадачено переглянулись, но начали снимать обувь.

Двухкомнатная квартира в самом центре города была шикарной, но каждый угол ее буквально кричал о том, что тут обитает ребенок — развешанные пеленки, разбросанные игрушки, баночки с присыпками и невероятное количество погремушек. Мальчик мирно сопел в кроватке и немного хмурился, этим сильно напоминая отца. Яна старалась не шуметь, чтобы не разбудить, потому отошла подальше и выглянула в окно. Присмотрелась к одинокой фигуре — Татьяна сидела на дворовой скамейке, вытянув ноги, раскинув руки и зачем-то открыв рот. Неестественность этого положения подчеркивалась абсолютной неподвижностью. Она словно в кому впала — вот именно так, в позе морской звезды с открытыми глазами.

Вадим запнулся обо что-то и тишину разразило громкое раздражающее пиликанье. Он подхватил с пола музыкальный домик и нервно начал искать кнопку выключения. Но возвращенное безмолвие через пару секунд наполнилось криком. Яна тут же подлетела к кроватке — младенец орал громче и громче, при этом все сильнее краснел.

Яна схватила первую попавшуюся погремушку и сунула мальчугану под нос, но его словно испугала эта вещь — потому что крик его сделался сдавленным, а искаженное личико приняло багровый окрас. Она в растерянности посмотрела на Вадима… и впервые имела счастье лицезреть самого уравновешенного человека в истории разумных существ не находящим себе места от паники.

— Возьми его на руки! — закричал он чуть ли не громче, чем ребенок. — Дети это любят!

— Сам возьми! — ответила ему Яна так же истерично. В действительности, она даже не представляла, как такую крохотулю можно потрогать и при этом ничего не сломать. — Давай, давай, отец года, твой выход!

— Ага! — совсем по-детски завопил он. — А если он мокрый?!

Яна выдохнула, посмотрела на надрывающегося малыша еще раз, а потом заговорила серьезно и даже с ноткой торжественности:

— Кто-то должен это сделать, Вадим.

— Камень-ножницы-бумага? — кажется, он до сих пор на что-то надеялся.

— Нет! — отрезала Яна.

Вадим внял и послушно последовал ее приказу — закатал рукава и осторожно взял ребенка.

— Что ты на него уставился? — торопила Яна, которой казалось, что малыш сейчас задохнется от плача. — Прижми к себе, покачай!

Он уместил маленький затылочек в белой шапочке в свою ладонь и поводил бесценной ношей по воздуху. На ребенка это впечатления не произвело, и тогда Вадим от отчаянья начал подвывать: «А-а! А-а!». Сергей Вадимович в перерыве между истерическими криками услышал этот зов и заинтересованно замер. «А-а! А-а!» — повторил вдохновленный первой победой Вадим громче. И потом таким же распевом обратился к Яне:

— Ко-огда его ма-ать уже при-идет?

Яна двинулась к окну, по пути отвечая:

— Она сказала, минут на двадцать. И было это… минуты три назад.

— А если он голодный? — как только Вадим перешел на нормальную речь, ребенок тут же начал кукситься, поэтому папаша вернулся к своим прямым обязанностям: — А-а! А-а!

— Вряд ли бы Таня оставила на нас голодного ребенка. Он, наверное, просто чужих испугался.

Сама она при этом смотрела на дворовую скамью — Татьяна сидела в той же самой позе, даже не подозревая, что тут творится катастрофа. Ксюша рассказывала на дне рождения, что мать очень хотела этого ребенка и любит больше жизни. Почему ж она выглядит, как мумия, вынутая из стиральной машинки?

Вадим, на удивление, быстро приспособился. Он уже пытался уложить малыша на локоть, чтобы было удобнее, но тот предпочитал торчать торчком. А когда Вадим цокнул языком — неожиданно широко и беззубо заулыбался. И тут же снова сморщился, едва только Яна приблизилась.

— Не подходи! Ты ему не нравишься!

— Почему это не нравлюсь? — опешила Яна.

— Страшная, наверное… Ребенку виднее!

Яна, несмотря на нанесенную самолюбию обиду, не стала спорить, дабы не нарушить с боем отвоеванный мир.

Татьяна вернулась ровно через двадцать минут и выглядела теперь помолодевшей лет на десять. Она улыбалась так, словно где-то в промежутке между лавочкой и дверью квартиры успела принять что-то веселящее.

— Уже проснулся, мое солнышко? — лепетала она, подбегая к Вадиму. — Давай его мне, соскучилась! А вы хорошо справились — я не думала, что он так мало проспит!

Вадим, передав сына матери, тут же нахмурился:

— Его Яна погремушкой напугала! Если Сережка потом заикаться будет — ты знаешь, кто в ответе.

Обвиняемая чуть не подавилась возмущением:

— А он брать ребенка на руки не хотел, потому что тот мокрый!

Татьяна плавно качалась из стороны в сторону, и малыш при этом не выдавал ни капли возмущения.

— Он же в памперсе, придурок! Но спасибо вам — я так отдохнула, так отдохнула! Как на курорт съездила! А то уж думала, с ума сойду… Солнышко мое вообще спать не любит, а в одиночестве я не оставалась с самого роддома.

Яна не знала, что отвечать на такие странные признания, но первым сообразил Вадим:

— Если так тяжело, почему няню не наймешь? На те же двадцать минут. Я тебе мало денег, что ли, даю?

— Да не в деньгах дело! У меня какая-то паранойя открылась — вот не могу Сережу с чужим человеком оставить, хоть убей. Так что няня у меня есть — в магазин там сходить или кашку разогреть. В следующем месяце мама приезжает, поможет, но вот пока решила сама справляться. А ты какой-никакой, а отец. Так что сердце у меня на месте осталось.

— Ха! — не выдержала Яна. — Этот твой «отец» буквально позавчера маленького щенка из дома вышвырнул!

— Ну то щенок, — Таня улыбалась только ребенку. — А не такая вот ути-пути-прелесть…

Спорить с ней о нравственности поступков в этот момент было бессмысленно. Наверное, женщина просто устала до такой степени, что даже в Вадиме разглядела отца, а не донора спермы. А потом она заявила, что «им» пора кушать, после чего гости поспешили скрыться с глаз долой. Напоследок прозвучало отчетливое: «Заходите почаще!», заставив их только прибавить шагу.

Если Вадим и пережил стресс, то теперь в его внешнем виде ничего об этом не говорило. Яна же до сих пор пыталась отдышаться. Самое страшное, что может познать девушка, — это знакомство с молодой матерью. Эта смесь вселенской любви, гармонии и фатальной усталости обескураживает с непривычки до такой степени, что потом еще сто раз подумаешь, а потянешь ли сама эту бесноватую гормональную эйфорию.

— Теперь за Бобиком? — Вадим отвлек ее от мыслей.

— За Бобиком, — Яна теперь себя чувствовала настолько же уставшей, как недавно Татьяна.

По понятным причинам Вадим не жаждал оказаться в ее доме, поэтому они заранее договорились, что Яна забежит одна, тихонько заберет псинку и вынесет. Но отец как будто почувствовал их приближение — а вполне возможно, что и ждал у окошка — спешно покинул свое добровольное затворничество и вылетел на улицу. После этого от излишне настойчивого приглашения отказаться уже было невозможно. Яна не стала раздражаться и выискивать пути побега — сейчас Вадим узнает про уход Светланы, и на этом их соглашению конец. Да и пора уже.

Дорогого гостя насильно усадили за стол, а домработница немного хмурилась, будто знала то, что знать ей не положено. Пожилая женщина отличалась исключительным чутьем на людей — это Яна давно заметила. Не угадала та только с оценкой Светланы и почему-то относилась к ней очень тепло, да и заметно скучала теперь. Зато Вадима, судя по выражению лица, сразу раскусила.

Тот же содержал целый арсенал недостатков, поэтому было уже без надобности придумывать ему дополнительные. Например, он не был глупым или невнимательным, а потому уже через пять минут задал вопрос:

— А супруга ваша где, Владимир Владимирович? Хотелось бы и с ней познакомиться.

Отец опустил плечи, но голосу своему ослабнуть не позволил:

— Нет у меня больше супруги, ушла. А разве Янка тебе не сказала? Тебе ж поэтому Бобика и отдаем…

— Так вот почему вы мне Бобика отдаете?

Яна виновато посмотрела на него и пожала плечами. И руку бы дала на отсечение, что внутри Вадим почему-то смеется — нет, в выражении его лица ничего не изменилось, но что-то в самих радужках заискрило.

Конечно, отцу эту тему продолжать не хотелось, поэтому он тут же приступил к другой:

— Так, давай поговорим начистоту! Хоть я теперь и понимаю, как Янка в «Нефертити» оказалась, но все равно выкладывай — как моя дочь справляется?

Вадим ответил быстро и уверенно, словно заранее подготовленный рабочий отчет выдал:

— Справляется. Легко ориентируется, общительна, выполняет все поручения, но сама инициативы не проявляет.

— Как это — не проявляет?! — гаркнул отец так громко, что даже Вадим заметно вздрогнул. — Дочка! Ты зачем институт тогда пропускаешь?! Чтоб на производстве инициативу не проявлять?!

Саму Яну такой тон с толка сбить не мог, она только улыбнулась шире:

— Буду проявлять, папуля, буду, просто не адаптировалась еще.

— Вот это моя девочка! — настроение у гостеприимного хозяина тут же сменилось на радостное, но такое же шумное. — Вадим, ты уж потерпи немного — она ка-ак адаптируется да ка-ак проявит!

Тому оставалось только кивнуть — ну не перекрикивать же Григорьева своими догадками, что Яне это место было нужно как собаке пятая нога. Отсюда и безынициативность.

А отец уже смеялся:

— Ты с ней построже! Я понимаю, что любовь не дает шанса на объективность, но раз уж взял, так пусть чему-нибудь научится! Моя Янка вряд ли из тех, что дома после замужества усидят, так вот пора ей определяться, что и как она хочет делать. И тут твоя практика так кстати — видать, и сам об этом же подумал?

Он яростно подмигнул немного опешившему Вадиму, поэтому Яна взяла на себя роль спасительницы:

— Все, пап, ты нас обоих ставишь в неловкое положение. Обещаю, что буду стараться.

— И пройдешь практику до конца! — с некоторой угрозой добавил отец.

— И пройду практику до конца, — смирилась Яна.

Этот разговор сейчас пришелся совсем не вовремя, ведь в «Нефертити» ей больше делать было нечего. С другой стороны, отец в чем-то прав — там интересное производство, ежеминутно меняющиеся обстоятельства, вокруг много креативных людей — где, как не там, учиться быть такой же креативной? Поэтому она, выразив вслух свое обещание, тут же повторила его молча — только для себя.

Пока они прощались с неугомонным родителем и выходили из дома, Яна успела придумать вариант, почему Бобик так быстро вернулся — раз уж Вадим раскрыл, что теперь находится в полной безопасности, значит, ничего никому не должен. В скором времени придется рассказывать отцу и о том, что «с Вадимом не сложилось, но практику я пройду, чтобы продемонстрировать свою ответственность». Однако ж возле машины Вадим остановился и спросил:

— Завезем собаку ко мне, а потом в зоомагазин, пока не закрыли. Я понятия не имею, что ему нужно для содержания.

Неужели он к любой договоренности относится так? Это уже не перфекционизм, а какая-то посерьезней болячка.

— Да ладно тебе… Теперь нашему соглашению точно конец, ведь ты знаешь про Светлану.

Он задумчиво кивнул:

— Хорошо, конец так конец. Вот только у меня пара вопросов в процессе назрела. Во-первых, почему ты сразу об этом не сказала? Тебе не хотелось, чтоб отец узнал об измене — это я понял, но после ее ухода никого прикрывать уже не было необходимости.

Яна на этот вопрос однозначного ответа так и не успела придумать, хотя какое-то объяснение все-таки было:

— Я же тебе говорила! Посмотреть на тебя, перевоспитать…

— Допустим, — на этот раз он не рассмеялся. — И это очень неоднозначный мотив, не находишь?

Яна молчала и даже губу закусила — в любом случае, это лучше, чем повторять одно и то же. А не верит — так только его проблемы! Вадим продолжил сам:

— Во-вторых, я предлагаю тебе встречаться. В смысле, по-настоящему. То есть дам тебе больше возможностей для исследования и… перевоспитания.

— Что?! — тут уже Яна не сдержалась. Сначала ее передернуло от ощущения брезгливости, а потом и смехом разобрало. — Ты не понимаешь разве, насколько мне противен?! Ты… как таракан! Или еще хуже!

У Вадима даже выражение лица не изменилось:

— Я понимаю людей, которые не выносят тараканов. Но не понимаю, если они специально ищут возможности побыть к тараканам поближе. В твоей логике где-то ошибка.

— И из этого ты сделал вывод, что нравишься мне?

— Сделал.

Прозвучавшее было настолько фантасмагоричным, что Яна никак не могла определиться с правильной реакцией — ей хотелось и расхохотаться, и плюнуть ему в рожу, и молча развернуться, чтобы уйти и больше никогда в жизни не видеть. Но она заставила себя остаться на месте и просто сказать:

— Ты несешь бред.

Вадим едва уловимо прищурился.

— Ладно. Тогда вопрос снят. Поможешь с зоомагазином или мне самому справляться?

Яне вдруг захотелось куда-нибудь на лавочку — вытянуть ноги и руки, разинуть рот и пролежать в коме двадцать минут. Если маленький Сережка и характером в отца пошел, то все заскоки Татьяны полностью объяснимы.

Вадим видел, что Яной до сих пор руководила не влюбленность, а чистое любопытство. Но все же задал этот вопрос, чтобы после их отношения стали понятными и однозначными. А если бы она согласилась на предложение встречаться всерьез? Тогда бы ему пришлось попытаться. Где-то в самой недоступной части его идеально упорядоченных мыслей он даже хотел бы попытаться. Потому что она — со всем ее жутким нахальством — ему немного нравилась. Нравилась нелогичностью, отшибленностью, полной иррациональностью в поступках. Тем, что в ее присутствии у него теперь не болела голова, хотя проблем Яна доставляла больше, чем вся «Нефертити». Тем, что он не мог спрогнозировать ее действия — а это всегда интересно. Тем, что она винит его в развале семьи, а значит, у ее ненависти прочные корни — и в этом смысле, она становилась чуть ли не самой недоступной девушкой из всех, что могли оказаться в зоне видимости.

Яна на миллион процентов уверена, что не даст ему шанса, и потому где-то внутри начинал разгораться азарт — а вот такую, которая воспринимает тебя как таракана, можно ли привязать к себе? Речь не о постели — банально. смысл именно в том, чтобы отношение изменилось на полярно противоположное. И в этом случае Яна стала бы самой значимой из его побед.

В этот момент решение и было принято — он влюбит ее в себя. Как это делал раньше с другими, но при абсолютно иных изначальных условиях. А потом посмотрит по обстоятельствам — они могут и повстречаться на самом деле какое-то время, а потом разбегутся мирно, едва начнут друг другу надоедать. Или разойдутся сразу, как только он почувствует, что добыча уже не добыча. Чем бы ни закончилась эта история, она обещает быть интригующей, как отличный детектив.

Яна, так и не определившись с дальнейшим поведением, оторопело направилась к машине. зачем Вадим это предложил, какие скрытые мотивы у него могут быть? Возможно ли такое, что каким-то непостижимым образом она, и правда, ему понравилась? А почему бы и нет? Если с мужчиной приключается целая вереница женщин, то есть только одна возможность его впечатлить — принципиально отличаться от них всех! И Яна, насколько сама могла судить, полностью соответствовала образу антигероя его однодневных романов: возраст, рост, манера поведения и даже нахальство. это все настолько сильно шло вразрез с тем, что он всегда искал и получал, что Яна не могла не торчать бельмом на глазу — отличная почва для зарождения симпатии!

И если все именно так, то у Яны впервые появилась возможность его по-настоящему поставить на место. Какое же наслаждение — разбить сердце тому, по даже не знал, что у него есть сердце! Решено — она влюбит его в себя, а потом бросит. И тогда, в любой последующий день своей жизни, Вадим уже не сможет относиться к чувствам других, как раньше. Познание возможно через боль, и она ему этот опыт обеспечит.