Накололся

– Накололся! Накололся! – кричал Петрушка Колобов. Несся он по княжескому подворью с бешеной скоростью. – Царевич помер! – истошно вопил Петрушка.

Царевич Дмитрий был младшим сыном русского царя Ивана Васильевича Грозного. После смерти царя Ивана жил Дмитрий вместе с матерью Марией Нагой в городе Угличе. Было в тот год царевичу десять лет.

Любил Дмитрий вместе с ребятами забавляться в тычку. Это игра такая – в ножички.

Рисовали на земле круг. Бросали в него ножички: кто попадет точнее.

Нравилась царевичу игра в тычку. И другим ребятам нравилась. Соберутся они на большом подворье. Соревнуются: кто более удачлив, кто более ловок.

Увлечется Дмитрий. Про все забывал царевич, лишь тычка да тычка.

Выйдет на крыльцо из терема бывшая царица Мария Нагая:

– Сыночек, родненький, иди отдохни.

Не слушает Дмитрий, играет в ножички.

– Сыночек, миленький, сказку, ступай, расскажу.

Не слушает Дмитрий, играет в ножички.

Болел Дмитрий падучей болезнью. Болезнь эта странная, непонятная. Терял вдруг на какое-то время царевич сознание. Падал на землю, начинал дергаться. Бледнела тогда царица Мария Нагая. Замирали в испуге прислуга и мамки.

– Злой дух, изойди! Злой дух, изойди! – выкрикивал местный дурачок Ипатка.

Вот вновь случилась с царевичем Дмитрием падучая. Как раз во время игры в тычку. Упал он, задергался, да неудачно. Напоролся на острое жало ножа. Пришелся укол в горло. Дернулся Дмитрий. Еще раз дернулся. Навеки умолк царевич.

– Царевич помер! Царевич помер! – истошно вопил приятель по играм Петрушка Колобов.

 

Три дочери, пять сыновей

У царя Ивана Васильевича Грозного было семь жен. Было восемь детей: пять сыновей, три дочери. Мальчиков звали: Дмитрий, Иван, Федор, Василий, еще один Дмитрий. Не благоволила судьба к детям Ивана Грозного. Все три дочери и сын Василий скончались в младенчестве. Трагически, не достигнув года, погиб и первенец царя Ивана – царевич Дмитрий. Второй по рождению сын царя Ивана, ставший теперь наследником престола и названный по имени Грозного также Иваном, скончался после тяжелых побоев, которые нанес ему посохом во время ссоры отец. Самый младший из сыновей царя Ивана – назвали его в память о первенце Дмитрием – родился незадолго до смерти Ивана Грозного. Не пожалела судьба и царевича Дмитрия. Накололся он на ножик, играя в тычку.

В 1584 году после смерти Ивана Грозного на русский престол был посажен единственный из оставшихся в живых сыновей Грозного – Федор.

Царь Федор Иванович был от рождения хилым. Воли слабой. Ума небольшого. Государственными делами занимался мало. Больше молился. Ездил по монастырям. Нередко сам поднимался на звонницы и бил в колокола.

Собирался к колокольне тогда народ:

– Глянь, глянь, государь за звонаря!

Ударяет царь Федор в колокола. Упивается медным звоном.

Любил царь Федор и другие забавы. Особенно медвежьи бои. В круг, обнесенный стеной, выгоняли медведя. Входил охотник с рогатиной. Начиналась кровавая схватка. Следит царь Федор, кто кого одолеет: человек – медведя или медведь разорвет человека.

– Ату! Ату! – выкрикивает царь Федор.

Не оставил после себя царь Федор наследника. Скончался бездетным.

Похоронили царя Федора. Проплакали прощальное любимые колокола.

У царя Ивана Грозного было семь жен. Было восемь детей. Никого не осталось, ни детей, ни внуков. Некому вступать на престол русский.

 

Борис Годунов

– Годунова! Годунова! Бориса Годунова! – кричала толпа.

Стоял боярин Борис Федорович Годунов, смотрел на собравшийся народ, вслушивался в крики.

– Го-ду-но-ва! Го-ду-но-ва! На царство – Годунова! – неслись голоса.

Покачал отрицательно головой Годунов, отошел в сторону.

Отказался. Не желает.

Царь Федор Иванович был женат на Ирине Годуновой, сестре боярина Бориса Годунова. Вошел при царе Федоре Борис Годунов в силу. Стал у царя ближайшим советчиком и помощником, соправителем, а затем при живом царе и правителем государства.

И вот, когда умер бездетный царь Федор Иванович и надо было решать, кому же вступать на престол русский, то многие стали называть имя боярина Бориса Годунова.

Не одного его предлагали. Называли князей Шуйских, называли бояр Романовых, князей Мстиславских. Многие о царской короне тогда мечтали. Спорили, кто из них по давности рода самый достойный.

– Мы самые достойные. Нам занимать престол, – говорили Шуйские.

– Нет – мы! – утверждали Романовы.

– Нет – мы! – кричали Мстиславские.

И верно. Все они из родов именитых, старинных, прославленных.

Куда же тягаться с такими Борису Годунову! Худосочен по сравнению с ними род Годуновых. Всего ничего как в боярах ходит. Многие лишь при царе Иване Грозном услышали, что есть на земле Годуновы. Приблизил в свое время Грозный Бориса Годунова. Из незаметных заметным сделал.

Не знатен родом Борис Годунов. Зато голову имеет ясную, светлую. Как вести дела государственные, разбирается. Немало сторонников у Годунова. Есть они и среди бояр. Есть и среди дворян. Главные церковники отдают ему свое предпочтение. Да и простой народ: из каждых троих два за Годунова.

Просят Годунова вступить на престол.

Не дает согласия Годунов.

– Смилуйся, батюшка!

Не дает согласия Годунов. Но вот наступил день:

– Верой и правдой служить будете? – спросил Борис Годунов.

– Будем! – гудела толпа.

Дал наконец Годунов согласие.

Прокричали люди здравицу новому царю.

 

Клейкой резиной тянется

Многое задумано Годуновым. Край непочатый забот государственных. Продолжает он дело Ивана Грозного. Ширится Русь к востоку и к югу. Возникают, как и при Иване Грозном, на самом юге русских земель новые города. В том числе и город, получивший имя Бориса Годунова, – город Царев-Борисов.

Хорошеет, застраивается новыми зданиями столица государства – Москва. Сооружаются новые соборы и церкви, новые дворцы. Построена новая каменная стена, которая опоясала главные жилые части города – Белый город. Тянется она на несколько километров. 27 сторожевых башен насчитывает стена.

Расширилось при Борисе Годунове и печатное дело. Не только в Москве, но и в других городах появляются типографии. Одна из самых больших – в Казани.

Заботился Борис Годунов и об образовании. Покатили молодые русские люди «набираться ума и знаний» в далекие дали: в Англию и во Францию, в немецкие земли и княжества.

Одобрительно встречены на Руси многие начинания царя Бориса.

Переговариваются люди:

– Не сидит без дела Борис Годунов.

– Старается.

Однако нашлись у нового царя и недоброжелатели.

Было в чем упрекнуть царя Бориса. И родню свою рассовал на всякие важные государственные должности. На какой ни глянешь высокий государственный пост – все Годуновы и Годуновы. И подозрительным стал царь Борис. Даже на приближенных бояр смотрит искоса, выжидаючи. Упрекают царя Бориса и в скупости.

Но не эти укоры самые страшные. Кровавые, зловещие слухи поползли по Руси.

Вспоминают в народе Углич. Вспоминают гибель царевича Дмитрия:

– Не напоролся он вовсе на ножик.

– Не была смерть случайной.

– Борисом Годуновым были посланы в Углич люди.

– По приказу Годунова убит царевич.

– Чтоб не мешал взобраться Годунову на царский трон.

Все упорней, упорней слухи. Поначалу – лишь шепотком, лишь из уха в ухо. А чем дальше, тем все слышнее.

Тянется недобрая молва за Годуновым.

 

Есть хочется

Набежали над Россией голодные времена. Лето 1601 года выпало холодным и сырым. Зарядили дожди. Неделя, неделя, еще неделя. Двенадцать недель не прекращались дожди. Хлеба на полях не созрели. В стране начался голод.

Юшка и Анна – крестьянские дети.

– Есть хочется, – хнычет Анна.

– Терпи, терпи. Жди нового урожая, – наставляет Юшка.

Ждут они нового урожая. Мечтают о хлебе, о сытой жизни.

– Хлеба будет – сколько желаешь! – уверяет Юшка.

– Пирогов напечем, – улыбается Анна.

Ошиблись Анна и Юшка. Не наступили сытые времена.

Новое лето выдалось с сильными холодами. В неурочный час выпал снег. Ударили морозы. Погибли на полях всходы. Еще более жестокий голод обрушился на страну.

– Есть хочется, – хнычет Анна.

– Терпи, терпи. Жди нового урожая, – наставляет Юшка.

Ждут они нового урожая. Мечтают о хлебе, о сытой жизни.

Не дождалась Анна счастливого времени. Скончалась от голода девочка.

Многие тогда умирали. Хоронили людей без счета, в общих могилах. В одну из таких могил и положили Анну.

Скончалась Анна. А Юшка выжил.

Дождался он нового, третьего лета. Но и это лето вновь не принесло людям ожидаемого урожая. Небывалое случилось тогда на Руси – три года подряд на полях недород.

Люди ели мякину, сено, коренья, траву. Ели собак и кошек.

И Юшка ловил собак, бегал за кошками. Но вот наступило время: нет ни собак, ни кошек, нет ни мякины, ни трав, ни сена.

Страшный голод идет по стране. Смерть с косой по городам, по дорогам, по селам бродит.

Не выдержал Юшка. Умер.

Собрались его хоронить. Не нашли тело мальчика. Искали, искали – нет. Ходили слухи: будто бы Юшку соседи съели.

Несчастливым оказалось Борисово царство. Страшным был голод. Страшные времена.

 

Монах Чудова монастыря

Прошло десять лет со дня смерти царевича Дмитрия.

На территории Московского Кремля почти рядом с царскими хоромами возвышался Чудов монастырь.

Мирно и мерно идет жизнь монашеская. Ранний подъем. Ранний отход ко сну. Молитвы. Молитвы. Поклоны Богу.

Все здесь спокойно, как море в безветренный час. Как застывшее облако в небе.

И вдруг:

– Бежал! Бежал!

– Кто бежал?

– Гришка!

– Какой Гришка?

– Отрепьев!

Григорий Отрепьев был монахом Чудова монастыря. Как и другие, рано вставал. Рано ложился спать. Как и другие – молился Богу.

И вдруг бежал Отрепьев из монастыря.

Стояла ночь. Скользнула по каменным стенам тень. Растворился Гришка в ночном просторе.

Разное о Гришке Отрепьеве тогда в Чудовом монастыре говорили: и скрытен, и спесив, и упрям. И вообще не ясно – верит ли Гришка в Бога.

Вспоминали монахи:

– Об убиенном царевиче Дмитрии все расспрашивал.

– И сколько бы сейчас было тому годов.

– И какие волосы были у Дмитрия – темные, русые.

– Про бородавку под носом спрашивал.

– Ох, не к добру, не к добру, – узнав о побеге Григория Отрепьева, шептались монахи Чудова монастыря.

Так потом и случилось.

 

Объявился

В те далекие годы два соседних с Русью государства – Литва и Польша – объединились в одно. Получило оно название Речь Посполитая.

Речь Посполитая. Город Самбор. Ползут по Самбору слухи:

– Русский царевич в Самборе объявился.

И сразу о том, зовут, мол, царевича Дмитрием. Он сын русского царя Ивана Грозного. Считалось, что Дмитрий погиб в городе Угличе. Однако великим чудом царевич спасся. И отныне он в Самборе.

Живет царевич Дмитрий у знатного на всю Речь Посполитую человека. Это сандомирский воевода, сенатор, львовский и самборский староста Юрий Мнишек.

Во всей Польше, во всей Речи Посполитой с трудом найдешь второго такого человека, как Юрий Мнишек.

Говорят о Мнишеке: «Своего не упустит, чужое прихватит, за семью замками совесть сенатор прячет».

Не умолкает Юрий Мнишек, всем рассказывает, что живет у него русский царевич Дмитрий. Даже королю Речи Посполитой Сигизмунду III о царевиче Дмитрии доложил.

Нашептывает Мнишек королю Сигизмунду:

– Будет Речи Посполитой от царевича Дмитрия великая польза.

Усомнился в Дмитрии король Сигизмунд:

– Доподлинно ли он царевич?

– Царевич, царевич! – уверяет Мнишек. – Знающие люди его признали. Бородавка у него на губе под носом.

– Царевич я, царевич! – твердит и сам Григорий Отрепьев. И тоже на бородавку свою показывает. – Чудом я спасся. Царевич я. Царевич Дмитрий!

 

Великие планы

У Юрия Мнишека великие планы. Решил он сделать Гришку Отрепьева русским царем.

Мечтает об этом Юрий Мнишек. Мечтает об этом и Гришка Отрепьев.

На все согласен Гришка.

– Если станешь московским царем, отдашь Речи Посполитой часть русских земель? – спрашивает Юрий Мнишек. И называет половину Чернигово-Северской земли, половину земли Смоленской.

– Согласен, – отвечает Гришка Отрепьев.

– А отдашь ли мне, Юрию Мнишеку, часть русских земель? – спрашивает в другой раз Юрий Мнишек и называет вторую половину Чернигово-Северской земли, вторую половину Смоленской земли.

– Согласен, – отвечает Гришка Отрепьев.

Не только на словах дает обещание Гришка.

Специальные бумаги о том подписал.

Жители русского государства и Речи Посполитой исповедовали разные веры. На Руси – вера православная, в Речи Посполитой – католическая. Требует Юрий Мнишек, чтобы Григорий Отрепьев отказался от русской и принял католическую веру.

Согласен Гришка. Клянется, кроме того, католические храмы – костелы в Москве построить. Обещает пешком отправиться в далекий польский город Ченстохов, чтобы поклониться католическим святыням.

И еще одно. Нет предела мечтам у воеводы Юрия Мнишека.

Была у Мнишека дочь Марина. Понравилась, приглянулась Марина Григорию Отрепьеву.

– Хочешь – в жены? – спрашивает Мнишек.

– Хочу, – отвечает Гришка.

Дает согласие Мнишек на этот брак. Но и тут ставит свои условия. Самозванец должен будет уплатить Мнишеку миллион польских злотых из московской казны, а Марина Мнишек – получить на правах удельного княжества Новгородскую и Псковскую земли. Сама же свадьба должна состояться в Москве и лишь тогда, когда Гришка Отрепьев станет московским царем.

– Стану московским царем! – заявляет Гришка Отрепьев.

– Стану московской царицей! – заявляет Марина Мнишек.

Великие планы у Юрия Мнишека. Великие планы у Марины Мнишек. Великие планы у Гришки Отрепьева.

 

«На Москву!»

Нелегкими, непростыми были в те годы отношения между Русью и Речью Посполитой. Шли, не утихали споры вокруг пограничных земель. Однако ни одна, ни другая сторона не решались прибегнуть к силе.

Пытался Юрий Мнишек склонить короля Речи Посполитой Сигизмунда III к войне с Русским государством. Все о царевиче Дмитрии говорил. Мол, надо идти войной на Русь. Мол, надо сбросить с русского престола царя Бориса. Мол, надо помочь царевичу Дмитрию занять родительский престол. Мол, окупится это с лихвой для Речи Посполитой.

Выслушивал король Сигизмунд III горячие речи Юрия Мнишека. Кивал головой. Однако был осторожен. Не отдал он приказ напасть на Русь.

Тогда Мнишек решил действовать без помощи короля. Стал он собирать для похода на Москву свое собственное войско.

Нашлись в Речи Посполитой и другие богатые люди. Решили они помочь Мнишеку создать такое войско.

– Для царевича Дмитрия. Для законного русского государя стараюсь, – говорил Мнишек.

Разнеслось по Речи Посполитой и по сопредельным землям:

– Воевода Мнишек воинство собирает.

– Воевода Мнишек золото обещает.

Вскоре в войске Юрия Мнишека собралось две с половиной тысячи человек.

Бряцают наемные воины оружием и доспехами. Бросают призывные кличи:

– На Москву!

– На Москву!

– Виват Мнишеку!

– Виват Дмитрию!

 

Вторжение

В октябре 1604 года войско Мнишека и Лжедмитрия I (под таким именем Григорий Отрепьев вошел в нашу историю) пересекло русскую границу и двинулось к Москве.

Лжедмитрий и Юрий Мнишек выбрали не прямую дорогу на Москву. Прямая, ближайшая, шла через город Смоленск. Войска же Лжедмитрия и Мнишека пошли южным путем – через Украину.

Этому были свои причины.

Южные окраины Русского государства в те годы только осваивались. Тут были тысячи беглых людей из центральных районов России. Многие из них приходили сюда, спасаясь от власти бояр и крупных землевладельцев. Все они мечтали о свободе, о лучшей жизни.

Слухи о том, что в Речи Посполитой объявился царевич Дмитрий, дошли и до этих мест. У людей появилась надежда на нового, доброго царя. Таким царем многим представлялся Дмитрий. Даже те, кто не верил в то, что объявившийся царевич – действительно сын Ивана Грозного, были согласны его поддержать.

Заспорили как-то Смага Желудь и Трифон Оглобля.

– Доподлинный он государь, – уверяет Трифон.

Усмехнулся Смага в ответ.

– Он чудом спасся! – продолжает Трифон.

Усмехнулся Смага в ответ.

Обиделся на приятеля Трифон. Даже сказал:

– Дурак!

– Не обижайся, – говорит Смага. – Царевич он, не царевич – другое дело. Я же, как и ты, за него пойду. Может, он лучше Бориса будет.

Много было таких, как Трифон, которые в подлинность Дмитрия верили. Много было и таких, как Смага, кто верить не верил, однако пошел за Лжедмитрием.

Мечтами люди живут. Верой, надеждой в лучшее.

 

Добрыничи

В ста километрах южнее Брянска находится город Севск. В те времена Севск и прилегающие к нему земли назывались Комарицкой волостью.

Продвигается вперед войско Лжедмитрия.

Все больше восставших пополняют его отряды. Поднялась против царских воевод и царя Бориса и Комарицкая волость.

Среди восставших Терентий Хват и Никифор Груша.

В начале января 1605 года войско самозванца вступило в Севск.

Терентий Хват и Никифор Груша примкнули к Лжедмитрию. Обучили их приемам ручного и огнестрельного боя. Готовы Хват и Груша к сражениям с войсками Годунова.

Навстречу самозванцу и восставшим крестьянам были посланы царские полки. Подошли они к селу Добрыничам, что недалеко от города Севска.

Здесь под Добрыничами и произошло сражение.

– Бей их, круши! – кричал Терентий Хват и врубался в ряды московских ратников.

Не отставал и Никифор Груша.

– За землю! За волю! За царевича Дмитрия! – кричал Никифор.

Сам Лжедмитрий принял участие в сражении у Добрыничей. Однако для войск самозванца и восставших жителей Комарицкой волости было оно неудачным.

Разбили войска царя Бориса восставших.

Был ранен конь Лжедмитрия. Чудом Гришка Отрепьев спасся.

Много тогда среди восставших было побитых. Многие схвачены в плен. Оказались в плену и Терентий Хват и Никифор Груша.

После боя пленных разделили на две группы. В первой, она была меньшей, оказались наемники Юрия Мнишека, те, кто пришел с самозванцем из Речи Посполитой. Их хоть и пленили, но даровали жизнь.

Во вторую – большую группу входили восставшие комарицкие крестьяне и горожане. Всех их казнили.

Страшными были казни. Тысячи людей распростились с жизнями. Поволокли на казнь и Терентия Хвата и Никифора Грушу. В муках приняли они свою смерть. Повесили их вверх ногами на старой березе. Подошел отряд лучников. Натянулась струной тетива. Впились смертельным жалом в несчастных стрелы.

Жестокой была расправа. Устрашали людей царские воеводы. Боялись народной смуты.

 

Бродяга Леонид

После разгрома под Добрыничами положение Григория Отрепьева ухудшилось. Вновь громче заговорили те, кто утверждал, что человек, назвавший себя царевичем Дмитрием, самозванец. Лжедмитрий решил бежать из России. Однако приближенные удержали его, отговорили.

Остановился самозванец в городе Путивле. Отошел после разгрома. Успокоился.

Новые планы зреют у бывшего монаха Чудова монастыря. Случай помог Отрепьеву…

– Лжедмитрий появился! Лжедмитрий появился! – неслось по улицам Путивля.

Однако речь шла вовсе не о Гришке Отрепьеве. Это появился новый самозванец. Не волнуется, спокоен Гришка. Даже рад, что появился еще один Лжедмитрий.

Идет молва от одного жителя к другому.

От Семейки к Луке:

– Лжедмитрий появился! Лжедмитрий!

От Луки к Ульяну:

– Лжедмитрий появился! Лжедмитрий!

От Ульяна к Кузьме:

– Лжедмитрий появился! Лжедмитрий!

– Ах, он такой разэтакий. Хватай его! – распорядился Гришка.

Схватили нового Лжедмитрия.

Доволен Гришка Отрепьев. Пусть все думают, что Гришка Отрепьев схвачен. Приказал самозванец упрятать его подальше от всех в путивльскую тюрьму.

– Схвачен Лжедмитрий. Схвачен, конец Гришке Отрепьеву, – донеслось до Москвы.

Человеком, которого Гришка Отрепьев отправил в путивльскую тюрьму, был бродяга по имени Леонид.

Настоящее имя этого человека на Руси узнали позже. Но в то время большинство людей считало, что он и есть Гришка Отрепьев.

Отвел от себя Гришка Отрепьев страшное подозрение. Все упрямей идет молва:

– Настоящий он царевич Дмитрий. Настоящий!

Сообщением из Путивля был поражен и сам царь Борис Годунов. Даже какое-то время и он думал, что, возможно, и на самом деле царевич Дмитрий не погиб, а чудом великим спасся.

– Хитер, хитер! Ловок! – говорили о самозванце близкие к нему люди.

 

Кромы

Не усмирило людей Комарицкое поражение. Народное восстание охватывало все новые и новые города: Елец, Ливны, Оскол, Валуйки, Курск, Белгород.

Восставшие вязали своих воевод. Заставляли присягать на верность царевичу Дмитрию.

– Присягаю, – давали клятву в Ельце.

– Присягаю, – давали клятву в Ливнах.

– Клянусь, клянусь, клянусь, – присягали воеводы в Осколе, Валуйках, Белгороде, в других городах и селениях.

Кромы. Небольшая степная крепость. Здесь, возле Кром, собрались теперь войска. Здесь готовилась новая битва.

Кромы были в руках восставших. Атаковали московские воеводы Кромы и раз, и два. Бросали ратников в жаркие схватки. Наносили удары с разных сторон. Однако держались Кромы.

Несколько недель продолжались бои за город. Не смогли взять мятежную крепость войска Годунова.

Весной среди осаждавших вспыхнула эпидемия дизентерии. Воины хватались за животы. Начались кровавые поносы. Многие умирали.

– Животами ратные люди страдают, – докладывали воеводы в Москву.

Приезжали лекари. Привозили разные лекарства. Однако эпидемия продолжалась.

В царских войсках начался ропот. Многие уходили, покидали свои полки. В боях наступило затишье.

Стоят приверженцы Лжедмитрия в Кромах. Стоят сторонники царя Бориса Годунова вокруг Кром.

Притихло все в округе.

Ждут.

Долго ли будет ожидание?

 

Хороводы водят

К концу своего царствования Борис Годунов стал верить в разные приметы, предсказания, прорицания.

То следует за ним чуть ли не по пятам юродивый Агапка. То появятся возле царя какие-то колдуны-чужестранцы. То свои ведуны и ведуньи вокруг государя чуть ли не хороводы водят.

Пронеслась как-то над Москвой ярким огнем комета. Хвостом в небесах тряхнула. Побледнел Борис Годунов. Застыл у окна.

– К недоброму!

Жила в Москве известная ворожея Олена.

– Позвать, – приказал царь Борис.

Наговорила Олена Борису Годунову всякого, а главное, зашептала:

– Конец твой, государь, недалекий вижу. Конец, государь.

Зло глянул Борис Годунов на Олену:

– Брысь!

Изменился царь Борис. Остыл к делам государственным. То запрется отшельником в кремлевском дворце. Молчит, молчит. То вдруг ни с того ни с сего расплачется.

Силы его таяли.

Наступило 13 апреля 1605 года. Приближался час обеда. Борис Годунов любил плотно покушать. Сытно поел он и в этот день.

По обыкновению в часы обеда при царе Борисе находились врачи.

Закончил царь Борис трапезу. Врачи разъехались по домам.

Однако вскоре Борис Годунов почувствовал себя плохо. Он прошел в спальные покои и лег в постель. Засуетились приближенные.

– Лекарей!

– Лекарей!

Вскоре у Годунова отнялась речь. Лежал он, уставив глаза в потолок. Может, в эти минуты слова Оленины вспоминал, а может, царю мерещился огненный хвост кометы.

Когда лекари явились, царь Борис был уже мертв.

– Помер. Бориска помер! – загнусавил юродивый Агапка.

– Цыц, сатана! – прикрикнул кто-то из приближенных царя и съездил Агапку по уху.

 

Измена под Кромами

– Бориска помер!

– Бориска помер!

Весть мигом разлетелась по Путивлю в ставке Лжедмитрия.

– Бориска помер!

Весть принес сын боярский Абрам Бахметьев. Был Бахметьев под Кромами. Там и узнал о кончине царя Бориса.

Принес Бахметьев и другое известие.

– В войсках государевых великое смятение, – говорил Бахметьев. – Аки волны колышутся настроения.

После смерти Бориса Годунова на русский престол был провозглашен его сын Федор.

Было Федору шестнадцать лет.

По всей Руси начали присягать новому царю. Приехали из Москвы чины принимать присягу и у тех, кто был под Кромами.

Однако единого мнения в царском войске не было. Далеко не все ратники хотели служить царю Федору Борисовичу. Еще больше людей потянулось теперь к Лжедмитрию.

Среди войск началось брожение.

– Да хранит Бог нашего Федора Борисовича! – кричали одни.

– Да хранит Бог Дмитрия! – кричали другие.

Заметался Епишка Дно. К кому податься? К кому примкнуть? И тут кричат. И там кричат. Голова кругом.

У Степана Большого спросил. За кого Степан? За Федора? За Дмитрия?

У Калины Гнезда спросил. За кого Калина? За Дмитрия? За Федора?

И Епишка, и Степан были за Дмитрия. Решил за Дмитрия быть и Калина.

Большинство царских ратников прокричало за Дмитрия. Нарушило войско под Кромами клятву свою Годуновым. Побратались, объединились те, кто был в Кромах, и те, кто штурмовал непокорные Кромы.

Донесли в Москву царю Федору Борисовичу:

– Государь, измена под Кромами. Побратались с ворами ратники.

Те из бояр, воевод и рядовых людей, кто остался верен Федору Годунову, бежали из Кром в Москву.

 

Бежит средь полей дорога

Май. Весна. Молодая зелень в полях проклюнулась. Бежит средь полей дорога.

Верхом на коне едет «царевич Дмитрий».

Окружают его приближенные. Среди них изменившие Годуновым князья и бояре Масальские, Татев, Лыков, другие. Предводители пришедших из Речи Посполитой польских конных отрядов. Атаманы примкнувших к самозванцу донских казачьих сотен.

Идет Лжедмитрий со своим войском на Москву. Открывают русские города перед ним ворота.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат орловские жители.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. Важно сидит в седле.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат жители города Мценска.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. Конь, как пава, ступает.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат жители города Плавска.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. А сердце – уже в Москве. Вот он, чудесный миг! Вот он, желанный час!

Движутся войска самозванца к Москве.

Май. Весна. Молодая зелень в полях клюнулась. Бежит средь полей дорога…

 

Москва. Красная площадь

Москва. Красная площадь. Лобное место.

На Лобное место поднялись двое. Вокруг теснится народ.

– Кто такие?

– Кто такие?

– Дворянин Плещеев.

– Дворянин Гаврила Пушкин.

Явились Пушкин и Плещеев в Москву как посланцы «царевича Дмитрия».

Оглашают обращение «царевича» московским жителям.

Призывают москвичей стать на его сторону.

Зачитывает Плещеев про бояр. Мол, обещает царевич Дмитрий сохранить за ними прежние вотчины и привилегии.

– И учинит им честь и повышение, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про дворян и приказных людей. Мол, обещает им царевич Дмитрий почет и достойное жалование.

– И милость свою, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про торговых людей.

Мол, обещает им царевич Дмитрий торговые льготы и доступ во все части русского государства.

– И облегчение с податями, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про простых людей. Мол, обещает им царевич Дмитрий тишину и покой.

– И благоденственное житье, – добавляет Пушкин.

Лжедмитрий идет к Москве. Где-то у Тулы он или где-то у Серпухова. А тут, в Москве, в самом центре города уже выступают его посланцы.

Не схватили их, как схватили бы в прежние времена. Не бросили в руки пыточным мастерам. Не отрубили головы.

Призывают посланцы свергнуть царя Федора Годунова.

Благосклонно слушают московские жители обращение самозванца.

– Вот оно – новое время идет.

– Новое время и доброе царство.

 

Трагическое

Не осталось без ответа послание Лжедмитрия. Заволновалась Москва. Задвигалась.

– Долой Годуновых!

– Долой Годуновых!

– Смерть Федору!

Всколыхнулась Москва. Вздыбилась.

Началось в Москве восстание против Годуновых.

Недовольные бросились в Кремль, к царским покоям. Стража не сопротивлялась. Ворвались восставшие в царский дворец. Но ни царя Федора Борисовича, ни его матери, царицы Марии Скуратовой, здесь не нашли.

– На старое подворье пошли, – неслись голоса. – В старый дом Годуновых.

Бросилась разъяренная толпа к старому годуновскому дому. Бросились люди к домам и вотчинам родственников Годуновых. Страшной волной пронеслись погромы.

Судьба царя Федора Борисовича и царицы Марии Скуратовой была трагической. Еще до московского восстания самозванец требовал казни царя Федора и семьи бояр Годуновых. И вот теперь прибыли в старый дом Годуновых вместе с отрядом стрельцов доверенные люди Лжедмитрия.

– Где Федор Годунов?

– Где Мария Скуратова?

– Здесь Федор Годунов.

– Здесь Мария Скуратова.

Схватили стрельцы царицу Марию. Набросились на Федора Годунова. Отчаянно сопротивлялся царь Федор. Однако силы – неравные. Накинули стрельцы на царя веревки. Задушили Федора Годунова. Задушили царицу Марию.

Тут же перед домом Годуновых был собран народ.

– Царь Федор и царица Мария со страху приняли яду, – объявили приверженцы Лжедмитрия людям.

Два гроба с убитыми были выставлены на общее обозрение. Лежит в гробу царь Федор, лежит царица Мария. Следы от веревок видны на шеях.

Затем тела убитых были отвезены на Сретенку в Варсонофьевский монастырь. Тут и похоронили их за монастырской оградой.

Всего лишь 47 дней пробыл царь Федор Годунов на русском престоле.

 

Горькая сладость

Был у Терехи Ивлева дружок Тимофей Полтина. За что-то сидел в тюрьме.

Когда вспыхнуло московское возмущение, Тереха Ивлев, как и многие другие, тоже кричал:

– Долой Годуновых!

Чуть голос себе не сорвал.

А когда накричался вдоволь, вдруг вспомнил дружка своего Тимофея Полтину.

– Он по воле Годуновых сидит в тюрьме, – стал уверять Тереха.

Так ли это, не так – неизвестно. Однако в московских тюрьмах, конечно, сидело много недругов Годунова.

Навел Тереха людей на лихие мысли. Кто-то крикнул:

– Спасай безвинных!

Повалили люди к московским тюрьмам. Сбили замки с дверей. Выходи на волю, народ невольный!

Доволен Тереха Ивлев. Освобожден Тимофей Полтина.

Обнялись друзья. Расцеловались.

– Тереха!

– Полтина!

– Жив!

– Не помер!

Вот бы по чарке сейчас хмельного.

Хмельное и подвело.

Разгулялись людские страсти. Кто-то вспомнил про московские винные погреба и подвалы. Бросились люди, как мухи на мед, к бутылям и винным бочкам.

Полилось потоком хмельное.

Тереха и Тимофей тоже в какой-то подвал проникли. Выбили верх у бочки. Вот она – горькая сладость. Однако не во что наливать. Нет кружки. Как быть?!

– Шапкой черпай, шапкой! – кричит Тимофей Полтина.

Зачерпнул Тереха шапкой вино. Потекло оно и в рот, и по усам, и за ворот. Зажмурил Ивлев глаза от блаженства. Сладко!

Ушлый народ на выдумку. Кто-то черпал вино башмаком, кто-то хлебал с ладони. Кто-то, как лошадь, мордой в бочку сунулся.

– Красота! – вопил Тереха Ивлев.

– Красота! – отзывался Тимофей Полтина.

Гуляла, ходила по московским винным погребам и подвалам людская глупость. Хмельными рожами улыбалась.

Страшный счет был представлен людям. Более пятидесяти человек скончалось тогда в Москве от дикого винного перепоя. Среди них Тереха Ивлев и Тимофей Полтина.

 

Люди от злобы слепнут

Не знает предела людская злоба. Люди от злобы слепнут.

Архангельский собор. Один из соборов Московского Кремля. Здесь был похоронен Борис Годунов. Двух месяцев еще не прошло. Свежа могила.

Разошлись людские страсти. Ненависть и зависть по свету бродит.

Поползли среди знатных людей разговоры:

– Не по чину он похоронен в Кремле, не по чину.

– Худороден Борис.

– Есть на Руси знатнее.

Приревновали знатные к Годунову. Все громче, настойчивей речи.

– Не по заслугам лежит.

– Не по праву.

А вот и вовсе истошный вопль:

– Выкидывай его из могилы!

Нашлись среди бояр и такие, кто в этом увидел для себя и прямую выгоду:

– Одобрит такое царевич Дмитрий.

– Милость за это будет.

Раскопали могилу Бориса Годунова. Вынесли тело его из Архангельского собора.

– Туда его, к ним, – сказал кто-то из бояр.

Имелись в виду царица Мария и царь Федор Борисович.

Перетащили тело Бориса Годунова в Варсонофьевский монастырь. Бросили в одну яму с Федором и Марией.

Смутное время. Страшное время. Не знает предела людская злоба. Люди от злобы слепнут.

 

Хоть жмурься

Еще будучи в Туле, Отрепьев провозгласил о своем восшествии на русский престол.

В Серпухове «царя Дмитрия» ждали царские экипажи. С Конюшенного двора было прислано двести лошадей.

Сюда же, в Серпухов, прибыли изменившие царю Борису Годунову князь Федор Мстиславский, князь Дмитрий Шуйский, разный важный чиновный люд из Москвы.

Приехали и служители Сытного и Кормового дворов. Заполонили Серпухов повара, прислуга с разными припасами: со съестным и винами.

Бояре и московские чины дали пир. Бурно прошло веселье. Более пятисот человек собралось. Взлетали хмельные чаши:

– За царя Дмитрия!

– За Русь!

– За порядки новые!

Затем самозванцу принесли пышные царские одежды.

Накинул Гришка Отрепьев царский кафтан. Глянул на себя в зеркало. Не кафтан, а чудо.

Надел на себя царские штаны. Глянул в зеркало. Не штаны, а сказка.

Натянул сафьяновые сапоги. Блестят сапоги, хоть жмурься.

Красив, хорош Гришка Отрепьев. Ладно сидят на самозванце штаны. Ладно сидит кафтан. Точно по мерке обхватили ноги сафьяновые сапоги.

– Царь, – обращаются все теперь к нему. – Государь. Батюшка.

Доволен Отрепьев Гришка. Сбывается то, о чем в монастырской тиши мечталось.

– Царь, государь, – журчат, как ручей, слова. Ласкают и ум, и душу.

– Царь, государь, – словно с небес слетают.

 

Как квашня

Новая смута бежит по Москве. Новая весть стучится в двери.

– Не помер он вовсе. Нет!

– Как не помер?!

– Вот так и не помер!

– Так ведь дважды его хоронили.

– Не его, а другого. Настоящий жив, невредим. Настоящий спасся.

Шла молва о царе Борисе Годунове. О чудесном его спасении.

Еропка Седой клятвенно уверял, что видел царя Бориса Годунова в Кремле, рядом с Успенским собором, прямо на площади.

– Он шел, шел. На меня посмотрел. Я еще шапку со страха выронил, – уверял Еропка.

Петр Дуга клялся, что видел царя Бориса Годунова в самом Успенском соборе. Мол, Богу царь отбивал поклоны. Петр даже показывал людям, как Борис Годунов молился.

Нищенка, бездомная старуха Поликсения Немая твердила, что повстречала царя Бориса, когда сидела у ограды у овражка на кладбище.

– Он денежку мне подарил, денежку, – частила старуха. И доставала, показывала людям медную монету.

Где сейчас Годунов? И об этом ходили домыслы.

– Он в Англию бежал, в Англию, – говорили одни.

– Не в Англию, а в Швецию, – уточняли другие.

Находились и третьи:

– Не в Англию и не в Швецию, к татарам бежал Годунов. К татарам.

Разные слухи летят по Москве. Как квашня из бадейки лезут.

 

Тьфу!

Не боялся Лжедмитрий слухов о том, что жив Борис Годунов.

Другого боялся.

Разоблачения.

Был когда-то Григорий Отрепьев холопом у бояр Романовых. Вдруг как бояре его признают!

Был когда-то Гришка Отрепьев в работниках у князя Бориса Черкасского. Вдруг как Черкасский его признает!

А монахи из Чудова монастыря – его товарищи по богоугодному заточению: Нил, Ларион, Варлаам, Еронтий, Фадей, Серафим, Еуфимий, Паисий? Вон их – целая братия. Ухо держи востро. Опасайся бывших друзей-приятелей.

Неспокоен Гришка Отрепьев. Нервы натянуты, словно струны. Страшные сны по ночам приходят.

То приснится Отрепьеву боярин Федор Романов. Идет боярин, стучит клюкой.

– Ты Гришка Отрепьев. Вор и разбойник!

И тычет клюкой в Отрепьева.

То приснятся бояре Александр и Михаил Романовы. Идут бояре, трясут своими бородами.

– Не Дмитрий ты вовсе. Нет! Ты Гришка Отрепьев. Вор и разбойник!

То приснится князь Борис Черкасский. Глаза, как кинжалы, уставил в Гришку.

– Гришка ты. Гришка. Гришка Отрепьев!

А вот явилась и монастырская братия: Нил, Ларион, Варлаам, Еронтий, Фадей, Серафим, Еуфимий, Паисий. Тычат пальцами. Зло хохочут.

Снятся Лжедмитрию страшные сны. Несется со всех сторон:

– Ты Гришка Отрепьев!

– Ты Гришка Отрепьев!

Проснется Гришка. Ругнется. Сплюнет:

– Тьфу!

 

Едет!

20 июня 1605 года самозванец въехал в Москву. Въезжал осторожно, на всякий случай косил глазами по сторонам. Впереди и следом за Лжедмитрием двигались польские роты и казаки. Шли в боевом порядке.

Московские улицы заполнил народ. Чтобы лучше увидеть нового царя, многие забрались на заборы, на крыши ближних домов. Наиболее проворные поднимались даже на колокольни.

Московские мальчишки Савка и Путимка тоже царя встречали.

– Государь едет, государь! – кричали ребята.

Неслись они рядом с царским возком, то забегая вперед, то чуть отставая.

– Государь едет! Государь!

Приветствует народ нового царя:

– Здравия тебе, государь!

– Многие лета!

– Многие лета!

Улыбается Савка. Улыбается Путимка. Словно бы здравицу им кричат.

На Красной площади у Лобного места царский поезд встретило высшее московское духовенство. Здесь был отслужен молебен. Нового царя благословили иконой.

С Красной площади Лжедмитрий проехал в Кремль. Вошел в Архангельский собор. Тут покоился прах Ивана Грозного. Приблизившись к гробу царя Ивана, Отрепьев низко поклонился.

– Отец мой, родной батюшка, – не краснея, произнес Гришка.

– Дмитрий! Дмитрий! – закричала толпа.

Савка и Путимка тоже проникли в Архангельский собор. Все своими глазами видели.

Когда Лжедмитрий выходил из собора, Путимка подвернулся ему под ноги. Отшвырнула мальчишку стража. Ударился Путимка о каменный пол собора. Шишек себе набил.

Шишек набил. Зато царя-государя видел.

 

Казнить? Не казнить?

Не все московские бояре склонили свои головы перед Лжедмитрием. Среди несклонивших – Василий Шуйский.

Князья Шуйские – славный и давний род. Долгие годы они состояли в родстве с московскими царями. Во времена Лжедмитрия жили три брата Шуйских. Василий самый из них известный.

О самозванце он говорил:

– Вор сел на царство. Вор!

Соглашаются с ним братья:

– Лжец он. Расстрига!

Услышаны были крамольные речи Шуйских. Донесли самозванцу.

– Шуйские смуту сеют.

– Шуйские против тебя, государь, идут.

Схватили Шуйских. Судили. Василию – смертная казнь. Братьям – до конца их дней тюремное заключение.

Приготовился Шуйский к смерти.

Лжедмитрий торопился с казнью. Она была назначена на следующий день.

Однако Василий Шуйский и в стране, и в Боярской думе был уважаемый человек. Ропот шел по Москве. Лжедмитрий насторожился. Задумался. А тут еще и в Боярской думе прозвучали голоса за Шуйского.

– Казнить? Не казнить? Казнить? Не казнить? – мучился самозванец.

Наступил час казни. Вывели Василия Шуйского на Красную площадь. Подняли на помост. Застыл палач с топором в руках. Минута – взлетит топор. Замрет в вышине. Опустится. Покатится с плахи боярская голова.

Последняя минута жизни. Зажмурил Шуйский глаза. Забормотал молитву.

И вдруг… Из ворот Кремля выскочил верховой. Он мчал к месту казни. В руках у конного была какая-то грамота.

– Государь милует! Государь милует! – кричал верховой.

Не состоялась казнь.

Сохранилась жизнь князя Василия Шуйского. Пройдет немного времени, и он сам станет русским царем.

 

«Мать» и «сын»

Мать царевича Дмитрия – Мария Нагая – была седьмой женой царя Ивана Грозного. После гибели Дмитрия ее отправили в далекий монастырь. Она получила новое имя – Марфа.

Многие годы прошли с той поры. Многое стерлось в памяти. Постарела бывшая царица Мария Нагая.

Далеко на севере монастырь. На Белоозере.

И вот однажды примчался в монастырь гонец. Это был посланец от Лжедмитрия.

Давно самозванец вынашивал смелую мысль: вот было бы хорошо, если бы царица Мария Нагая признала в нем своего сына.

– Признает? Не признает? Признает? Не признает? – вновь, как и при решении судьбы Василия Шуйского, мучился самозванец.

Примчался посыльный от Лжедмитрия на Белоозеро. Повидался с монахиней Марфой. Все о царевиче Дмитрии ей рассказывал: и как он от смерти спасся, и как нашлись добрые люди, которые его воспитали. И как объявился царевич в Речи Посполитой. Обещал посыльный Марии Нагой золотые горы и кисельные берега.

Выслушала бывшая царица посланца. Долго о чем-то думала. Поверила, не поверила в чудесную историю своего воскресшего сына – трудно сказать. Однако к концу разговора кивнула утвердительно.

Быстро мчал от Белоозера к Москве резной возок. Резво бежали кони.

Встреча «сына» и «матери» была назначена в подмосковном селе Тайнинском. Толпы народа собрались у места встречи.

Встретились «мать» и «сын». Крепко обнялись. Расцеловались. Мария Нагая обливалась слезами. Плакал и самозванец.

– Признала! Признала! – неслись из толпы голоса.

После недолгого разговора с «сыном» Марию Нагую пересадили в богатую карету. Лошади тронулись. Путь – в Москву.

Рядом с каретой, пешком, с непокрытой головой шел Лжедмитрий.

– Государь! Государь! Долгие годы тебе, государь! – кричали люди.

Через три дня в Москве, в Успенском соборе Лжедмитрия венчали на царство.

Бояре поднесли ему атрибуты царской власти – скипетр и державу. На голову надели по старому обычаю шапку Мономаха.

 

На двух дудках

Вместе с Лжедмитрием в Москву пришли отряды наемников из Речи Посполитой. Не всегда хорошо и скромно они себя вели. Часто не соблюдали установленные в нашей стране порядки. Вызвали недовольство московских жителей.

Провинился как-то в чем-то польский шляхтич наемник Липский. Какой-то закон нарушил.

Был суд над Липским. Состоялось решение суда: подвергнуть шляхтича Липского «торговой» казни. Это означало, что нарушителя принародно должны были выпороть батогами.

– Меня – шляхтича! – вскипел Липский. – И батогами!

Схватился за саблю. Среди наемников нашлись у Липского сторонники. Напали они на стражу, которая вела виновного к месту казни.

Однако и к страже пришла помощь. Возникла драка.

– Бей!

– Круши!

– Не жалей!

– Коли!

Наемники применили оружие. Среди московских жителей оказались убитые.

Узнал народ, повалил на улицы. В адрес наемников понеслись угрозы:

– Гони их!

– Руби!

– Вяжи!

Лжедмитрий оказался в трудном положении.

– Как поступить?

Многим обязан он наемникам. Не без их помощи дошел до Москвы.

Но отныне он московский царь. Обижены городские жители. Он должен их защитить.

Взял Лжедмитрий москвичей под защиту. На городских площадях стали зачитывать царский указ о выдаче зачинщиков и наказании шляхтичей, принимавших участие в избиении людей на московских улицах.

Понравилась московским жителям решительность самозванца.

– Наш государь. Наш.

– Оберегает жителей.

Смирились наемники. Выдали троих зачинщиков.

– В тюрьму! – скомандовал Лжедмитрий.

Заперли виновных в высокой тюремной башне.

Довольны московские жители. Успокоились. Сидят обидчики за семью запорами.

Однако Лжедмитрий вовсе не думал с наемниками ссориться.

Всего лишь один день просидели в тюрьме виновные. Тайно от народа самозванец их выпустил.

Хитер Лжедмитрий. Умен самозванец. Умел он угодить: и нашим, и вашим.

И вашим, и нашим.

Сразу на двух стульях сидеть умел. Сразу на двух дудках играть старался.

И все же самозванец боялся недовольства московских жителей. Судьбу решил не испытывать. Рассчитал он вскоре наемных солдат. Уехали те из России.

 

Приглашает

– Царь-государь приглашает!

– Царь-государь приглашает!

Понеслись по улицам Москвы посыльные.

Объявляли волю царя Дмитрия. Будет отныне царь принимать от всех обиженных и недовольных грамоты. Уточняли:

– Два раза в неделю.

– По средам и субботам.

– В Кремле, у царского дворца на Красном крыльце.

Долетела до Артемки Коржова московская новость. Решил он обратиться к царю.

Был Артемка обижен соседом Овсютой Кочиным. Ставил Овсюта новый себе забор. Да так хитро поступил, что прирезал к своему участку долю земли Артемки Коржова.

Возмутился, запротестовал Коржов. Однако Овсюта был горласт. Стал доказывать свое право.

– Так испокон веков было! – кричал Овсюта.

– И при дедах наших, и при прадедах – вот как раз тут и проходил забор! – твердила жена Овсюты.

Выслушал царь Дмитрий Артемку Коржова, сказал:

– Проверить!

Проверили. Конечно, по-воровски поступил Овсюта.

Распорядился царь забор переставить, а Овсюту и Овсютину жену за вранье наказать.

Избили принародно Овсюту палками.

Избили принародно Овсютину жену розгами.

Узнал о царевой справедливости житель Пина. И у Пины сыскался обидчик. Некто Савелий Локоть.

Взял как-то Савелий у Пины полтину в долг. Время пришло. Не возвращает.

– Не брал, – уверяет Савелий.

Обратился Пина за помощью к царю Дмитрию.

К счастью, у Пины нашлись свидетели. Подтвердили они – брал Савелий Локоть у Пины деньги.

Приказал царь Дмитрий, чтобы Савелий полтину Пине вернул. А за обман назначил и ему наказание.

Отстегали кнутами Савелия.

А тут к царю сразу явились трое. Все трое жаловались на приказных. Замучен простой народ. За любое дело чиновный люд требует взятки.

– Кто брал взятки? – строго спросил царь Дмитрий.

Назвали царю имена:

– Кукша Ивлев.

– Фарей Оглобля.

– Степан Кизяк.

Отпирались вначале виновные. Однако затем признались:

– Прости, государь.

Не простил Лжедмитрий. Поволокли приказных на площадь.

Били Кукшу.

Били Фарея.

Били Степана.

Смотрят люди:

– За дело!

– По справедливости.

– Долгие годы тебе, государь!

 

Лабиринт

Был самозванец низкоросл, неказист. Шея короткая. Правда, широк в плечах.

Малый рост огорчал Отрепьева. Хотел Лжедмитрий казаться выше, чем есть он на самом деле.

Вызвал он мастеров по сапожному делу. Смастерили умельцы ему сапоги. Каблуки чуть ли не полуметровые.

Хочется Отрепьеву прибавить себе роста. Вызвал шапочных дел мастеров. Сшили мастера Лжедмитрию высоты высоченной шапки.

Высок он теперь и статен.

Став царем, пристрастился самозванец к щегольству и нарядам. Во время пиров и званых приемов по нескольку раз менял одежды.

То нарядный суконный кафтан на Гришке. То атласный кафтан. То наряд с меховой оторочкой.

Вот опять во время пира куда-то исчез Отрепьев. Вот появился снова. Бархатный жупан на плечах самозванца.

Вот опять исчез. Появился снова. На плечах нарядная епанча.

То он в голубом наряде, то в оранжевом, то в зеленом, то в красном. Глянешь – рябит в глазах.

В Кремле построил самозванец себе дворец. Махина выше кремлевской стены поднялась. Встань у окна. Далеко видно. Лежит перед взглядом твоим вдоль-поперек Москва.

Когда возводили дворец, Лжедмитрий командовал:

– Бревна возить дубовые.

Возят дубовые бревна.

– Стены обить бархатом и парчой.

Обили парчой и бархатом стены.

– Печи выложить резными плитами.

Украшают печки резными плитами.

Огромен дворец: комната, комната, снова комната. В хоромах много тайных дверей, переходов, ходов. Попадешь во дворец – заблудишься. Год прошагаешь – не сыщешь выхода.

Посмотрев на новый царский дворец, боярин Василий Шуйский сказал:

– Лабиринт!

Гадали другие: то ли имел боярин в виду сам дворец, то ли запутанную душу Лжедмитрия.

 

Не добил

Нелегко складывались отношения у Лжедмитрия с русскими боярами. Окружили постепенно бояре нового царя надежным кольцом. Ни шагнуть теперь без них царю, ни зевнуть, ни плюнуть.

Царь на улицу – бояре за ним.

Царь к обеду – бояре за ним.

Отправится царь на отдых в постельные хоромы – боярские бороды следом тянутся.

Проснется царь утром, и все сначала. Тут уже рядом неутомимые соглядатаи.

Мало кто из бояр верил, что перед ними законный царь. Хотя бы все тот же, чуть не казненный, Василий Шуйский. Твердит и твердит:

– Самозванец он. Гришка Отрепьев.

Не один он такого мнения. Чуть ли не каждый второй боярин сам мечтал усесться на русский престол. Но Лжедмитрий перебежал им дорогу.

Смотрели бояре косо на самозванца. Однако пока терпели. Терпели, но и вожжи полностью не отпускали.

Неосторожно поступил как-то окольничий Татищев. Что-то поперек воли царя сказал. Разгневался Лжедмитрий. Приказал отправить Татищева в ссылку, в Вятку.

– В колодках держать, в тюрьме.

Посадили в возок опального. Покатил на восток, в глухомань возок.

Однако бояре заступились за окольничего.

– Не суди, государь, строго, – сказали бояре.

– Воля моя, – уперся Лжедмитрий.

– Боярское слово – важное слово, – в ответ бояре.

Отстояли все же бояре Татищева. Вернули с дороги его в Москву.

Часто вспоминал Лжедмитрий царя Ивана Грозного. Крут, жесток был с боярами царь. Рубил, не жалел – под корень.

Сокрушался Лжедмитрий:

– Не добил царь Иван боярство.

 

Чмок!

В Москве ожидали Марину Мнишек. Не забылось самборское обещание: станет Лжедмитрий московским царем, станет Марина женой Лжедмитрия.

Сбылись мечтания Гришки Отрепьева. Стал он царем московским. Невеста из Польши в Россию едет.

В мае 1606 года Марина Мнишек прибыла в Москву.

Поражались московские жители.

– Гляди! Гляди!

Ожидали люди увидеть свадебную процессию, а тут – военные, целое войско вступает в город.

– Гляди! Гляди!

Первой идет польская пехота. Солдатские ружья блестят на весеннем солнце.

– Гляди! Гляди!

За пехотой двигались всадники. С копьями, с мечами. Одеты в латы, в железные панцири.

За каретой, в которой находилась Марина Мнишек, ехали сопровождающие ее шляхтичи.

Замыкали шествие снова военные. За военными шел обоз.

Разъехались польские гости на постой по богатым московским домам и усадьбам.

Через шесть дней состоялась свадьба. Патриарх благословил молодых.

Принял Гришка Отрепьев из рук патриарха кусочек хлеба.

Пожевал. Проглотил.

Принял Марина Мнишек кусочек хлеба.

Пожевала. Проглотила.

Выпил Гришка глоток вина.

Отпила глоток Марина.

По принятым правилам молодые должны были приложиться, то есть поцеловать церковные иконы. Иконы висели невысоко. Но Отрепьев – низкоросл. Еще ниже Марина.

Подбежали слуги. Поставили под ноги новобрачным скамеечки.

Поднялся Гришка Отрепьев. Поднялась Марина Мнишек. К образам приложились:

– Чмок!

 

Куда идешь? Что несешь?

Запомнилась московским жителям царская свадьба.

– Помогите!

Женщина бежала. За ней – солдаты.

– Помогите!

Догнали солдаты. Схватили женщину. Куда-то поволокли.

Солдатами были пришедшие из Речи Посполитой вместе с Мариной Мнишек наемники. Перепились они в день царской свадьбы. Отмечали и свадьбу, и свой долгожданный приход в Москву.

Перепились. Повалили на улицы. Нет прохода другим по улицам.

Проходил старик. Пристали к нему наемники:

– Куда идешь?

– Что несешь?

– Почему борода не чесана?

Растерялся старик. Не знает, что и ответить.

Избили его солдаты.

Проходил дворянин. Придрались к нему наемники:

– Куда идешь?

– Что несешь?

– Дай вина!

Не оказалось у дворянина с собой вина. Избили его солдаты.

Выскочил из какой-то подворотни Шарик: Гав! Тяв!

Рубанул по Шарику саблей какой-то шляхтич. Две половинки – от шустрого Шарика.

Группа наемников на Неглинной улице подняла пальбу из ружей.

В самом центре Москвы какой-то шляхтич ворвался в купеческий дом.

На Тверской польские солдаты вновь приставали к женщинам. Заступился московский житель. Прибили до смерти его наемники.

Нарастает в Москве недовольный ропот:

– Насильники!

– Гости непрошеные!

– Зачем пришли!

 

Все спокойно

Обстановка в Москве накалялась. Среди населения росло недовольство наемниками. Поползли слухи, что царь Дмитрий предался иностранцам.

Еще до этого среди бояр возник заговор против Лжедмитрия. Теперь они решили действовать энергичнее. Главой заговора был боярин Василий Шуйский.

Хитро поступал Шуйский. До времени не раскрывался. На словах – будто стоит за царя Дмитрия. На деле – готовил ему погибель.

Наступило 17 мая.

За день до этого один из наемников, встретив Лжедмитрия на Конюшенном дворе, предупредил его об опасности, о боярском заговоре.

– Поберегись, царь!

Затем уже во дворце двое наемников тоже сказали ему о боярской измене.

Насторожился Лжедмитрий. Однако не принял слова за правду.

Между тем ночью тайно в город через крепостные ворота проникли сторонники Василия Шуйского. Они прошли в Кремль, приблизились к царскому дворцу.

Был выбран час, когда в царском дворце наступало время смены ночного караула, и многих караульных распустили по домам.

Лжедмитрий просыпался очень рано. Так было и в это утро. Проснулся. Прошел по комнате. Приближенные доложили, что все спокойно.

Самозванец спустился вниз. Вышел на Красное крыльцо. Глянул по сторонам.

Действительно – все спокойно.

 

Измена

Все произошло стремительно. В царские хоромы проник один из заговорщиков, дьяк Тимофей Осипов.

Он должен был убить Лжедмитрия. Прошел Осипов благополучно через пять караулов. Добрался до царских покоев. Оказался у самой цели. Секунда – и будет сражен «царь Дмитрий». Однако Осипова опередили. Один из самых надежных приверженцев Григория Отрепьева Басманов убил самого Осипова.

А дворец уже начали штурмовать заговорщики. На кремлевских площадях стал собираться народ. Никто не мог понять, в чем дело.

Одни кричали:

– Поляки царя убивают!

И готовы были встать на защиту «царя Дмитрия».

Другие кричали:

– Не царь он, а Гришка Отрепьев!

И примыкали к участникам заговора.

Сторонники Шуйского ворвались во дворец. Послышался топот бегущих ног. Полетели с петель дубовые двери.

Лжедмитрий перешел во внутренние покои. Ясно ему: измена!

Охрана дворца невелика. После ночи караулы уменьшены. Не смогли они оказать сопротивление ворвавшимся.

«Надо бежать», – понимает Лжедмитрий.

Побежал он. Укрылся вначале в дворцовой баньке. Потом вспомнил о тайных дворцовых переходах. Бросился к ним.

Бежит. Сердце стучит. Все ближе слышится топот ног и гул человеческих голосов.

Добежал самозванец до каких-то каменных палат. Глянул в окно: высоко.

– Что делать?

Но и сюда приближался гул.

Решил Лжедмитрий выпрыгнуть на улицу. Там, на улице, видел надежду на спасение.

Снова глянул в окно: высоко. И все же набрался духа.

Ловким был от природы Отрепьев. Однако тут изменило счастье. Рухнул, как куль, на землю. Вывихнул ногу.

– Ой!

И потерял сознание.

 

Конец Отрепьева

Улыбнулась на миг удача. Подобрали Лжедмитрия надежные руки. Как раз с той стороны дворца, куда выпрыгнул из окна Отрепьев, оказались верные ему казаки.

Укрыли казаки его в одном из зданий Кремля. Однако разыскали Отрепьева заговорщики. Перебили они казаков, ворвались в здание.

Лжедмитрий лежал на полу. Окружили бояре «царя» кольцом. Били его ногами. Награждали его тумаками.

– Самозванец!

– Лжедмитрий!

– Гришка Отрепьев!

Торопились бояре. Знали, что у Лжедмитрия много сторонников среди простых людей. Опасались, чтобы не отбили москвичи Отрепьева. Убили самозванца бояре. Стреляли в него из ружей. Рубили саблями. Затем потащили к хоромам бывшей царицы Марии Нагой.

Важно, что скажет Нагая.

Притихли все. Ждут.

Призналась бывшая царица, что из Речи Посполитой прибыл летом 1605 года вовсе не царевич Дмитрий, а кто-то другой.

– Ошиблась!

– Ошиблась!

И вновь все слышней и дружней голоса:

– Самозванец!

– Лжедмитрий!

– Гришка Отрепьев!

Тело самозванца поволокли из Кремля. Бросили в грязь. Потом положили на деревянный настил и устроили торговую казнь – тело убитого стегали кнутами. Но и этого мало. Труп привязали к лошади и поволокли по улицам города, а затем из города – в поле. Закопали Лжедмитрия в землю. Однако потом передумали. Труп выкопали. Снова таскали по городу и затем сожгли. Закончилась история Григория Отрепьева. Пролетал тем местом столетний ворон. – Все не вечно на свете, – каркнул.

 

Царь Василий

Снова Россия без высшей власти.

Медленно тянется ночь. Московский Кремль. Заседает Боярская дума.

Царя нет. Лжедмитрий убит. Нужен новый царь для России.

– Может, из-за границы кого позвать?

– Зачем нам заморские! Выкрикивают бояре знакомые имена:

– Шуйские!

– Голицыны!

– Мстиславские!

– Романовы!

Древние все роды, именитые. Найдется тот, кому сесть на русский престол.

Продолжаются споры в Боярской думе. Повторяются все те же фамилии, словно часовая стрелка бежит по кругу.

– Романовы!

– Мстиславские!

– Голицыны!

– Шуйские!

Кто-то предложил:

– Может, государство разбить на части? Каждому будет царство.

Удержались. Не разделили тогда Россию.

Рассвет стучится в оконные рамы. Заседает Боярская дума.

– Шуйские! Шуйские!

– Нет, Романовы!

– Мстиславские! Мстиславские!

– Нет, Голицыны!

Осилили все-таки Шуйские. Избрала Боярская дума новым русским царем князя Василия Шуйского.

Облачили Шуйского в царские наряды.

– Слава царю Василию!

 

Чудеса

– Чудеса!

– Чудеса!

– Исцеление!

Люди бежали в Московский Кремль, к Архангельскому собору. Здесь стоял гроб. В нем лежал настоящий царевич Дмитрий.

Таков был приказ Василия Шуйского. На второй же день после провозглашения Шуйского царем вновь забурлила Москва. Многие люди по-прежнему верили в Лжедмитрия как в доброго настоящего царя. Они требовали от бояр ответа, почему те убили царя Дмитрия.

Неслись голоса:

– Не хотим Шуйского!

Василий Шуйский был человеком хитрым, умелым на выдумку. Вот и в те тяжелые для него дни вспомнил он о похороненном в Угличе царевиче Дмитрии. Приказал вырыть из земли его прах и перевезти в Москву.

Вновь вспомнили про мать царевича Дмитрия, царицу Марию Нагую. Привезли к гробу. Она должна была подтвердить, что это как раз и есть настоящий царевич. Потрясенная женщина не смогла произнести ни слова.

Народ ждал.

Тогда Василий Шуйский сам прокричал:

– Дмитрий это! Настоящий Дмитрий!

И как доказательство своей правоты заявил – кто из больных или калек прикоснется к гробу царевича, тот станет здоров.

Потянулись калеки, больные к гробу. Не пробьешься в Архангельский собор.

– Чудеса!

– Чудеса!

– Исцеление!

И верно. В первый же день исцелилось тринадцать больных и увечных. Во второй день – двенадцать.

При каждом новом чуде в городе били церковные колокола.

Бом! Бом! Бом! – поплыл над Москвой колокольный звон.

– Чудеса!

– Чудеса!

– Исцеление!

Доволен Василий Шуйский.

Что же касается исцеленных, то, как потом выяснилось, все они были вполне здоровыми людьми. Отобрали их из простых бродяг. Были они подкуплены людьми Шуйского. И вот разыграли настоящий спектакль о своем выздоровлении.

Отвел Василий Шуйский ловко от себя удар. На время Москва притихла.

 

«Царевич Петр»

Смутное время. Тревожное время. Не успокоилась Русь после вступления на престол Василия Шуйского.

Все так же бурлили окраинные города. Восстала Рязань. Волновалась Тула.

Металась по стране огромным перекати-полем Смута. Объявлялись новые претенденты на русский престол.

– Царевич Петр объявился!

– Царевич Петр. Петр Федорович!

Эта весть неслась с востока, из приволжских городов. В Москву она пришла еще при жизни Лжедмитрия I.

Сообщалось, что царевич Петр – внук царя Ивана Грозного, сын царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой.

Царевич Петр даже специальное послание направил Лжедмитрию, в котором рассказывал о себе и называл Отрепьева своим дядей.

Лжедмитрий ответил. Признал царевича Петра и назвал его своим племянником. Пригласил в Москву.

У царевича Петра была ватага в четыре тысячи человек. Ватага двигалась вверх по Волге. Грабила в пути купеческие караваны.

С Волги со своей ратью и собирался царевич Петр идти к Москве. Но тут Лжедмитрия убили. Царем стал Василий Шуйский. Положение изменилось. Затих на время царевич Петр.

Правительству Василия Шуйского пришлось давать разъяснение.

Не царевич он вовсе. Не Петр. Не внук царя Ивана Грозного. Не сын царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой. Вор он. Мошенник.

Называлось, откуда «царевич Петр». С Оки он, из города Мурома. Звать его Илейкой. Сын он посадского человека Ивана Коровина. А мать у него – Ульяна.

Эти сведения были верными. Однако Илейкой он был в прошлом. А сейчас стал «царевичем Петром», «царевичем Петрушей».

И многие в это верили.

 

До слез обидно

Пробыла Марина Мнишек московской царицей всего девять дней.

До слез обидно.

Вместе с дочерью в Москву приехал и ее отец – сандомирский воевода Юрий Мнишек. Представлялись Мнишеку картины радостные. Царь Дмитрий молод. Молода Марина. Много лет им быть на московском троне. Значит, и ему, Юрию Мнишеку, состоять при власти.

И вот всего лишь девять дней пробыла Марина в московских царицах.

– Сорвалось, – сокрушался Мнишек.

После гибели самозванца Мнишеки лишились всех своих привилегий и богатств. Драгоценности, которые подарил Лжедмитрий накануне женитьбы своей невесте, были отобраны и переданы в казну.

Глянул Мнишек в окно своей кремлевской усадьбы.

Из конюшни уводят дарованных ему лошадей.

Глянул в другое окно: выносят винные припасы.

Глянул в третье – вообще зажмурился: ворота досками забивают.

Однако не пал духом сандомирский воевода.

Марину величает, как прежде:

– Ваше царское величество.

Себя тестем московского царя по-прежнему называет.

Новые планы зреют в голове у Юрия Мнишека.

Стал он подробно расспрашивать о новом царе Василии Шуйском.

– Воли сильной?

– Сильной.

– В гневе бывает часто?

– Случается.

– Женат?

– Нет, не женат, – отвечают Мнишеку.

Третий вопрос и был самым главным из всех. Василий Шуйский был действительно человеком холостым.

Возникла у Юрия Мнишека смелая мысль: вот бы выдать Марину замуж теперь за Шуйского. Вот бы их обвенчать, поженить. Вновь бы Марина царицей стала.

Даже с боярами заговорил.

То с одним:

– Царь не женат. Невеста ему нужна.

И сразу о своей Марине.

То с другим:

– Холост царь. Не принято так у царей.

И вновь про свою Марину.

Однако ничего у Юрия Мнишека с его планом не получилось.

Выселили вскоре Марину и Мнишека из Кремля. А затем и вовсе отправили в изгнание в Ярославль.

До слез обидно.

 

Молчанов

Сразу же после убийства Лжедмитрия по Москве прокатился слух:

– Не убит царь Дмитрий! Жив!

Говорили, что вместо царя Дмитрия погиб очень похожий на него иноземный наемник.

Многие из простых людей по-прежнему мечтали о добром царе. Многим хотелось верить в то, что действительно Дмитрий жив.

Московский слух вскоре подтвердился. Пришли вести из Речи Посполитой. И вновь из родных мест Мнишеков, из города Самбора.

Оказалось, что спасшийся царь находится в городе Самборе. Сообщалось, что живет он в доме Мнишеков. Что хозяйка дома – жена Юрия Мнишека – пани Мнишек его признала. Передавались новые подробности чудесного спасения. Говорилось, мол, в Москве у царя Дмитрия было два двойника. Мол, один из них, принятый за Дмитрия, и был убит. А настоящий царь Дмитрий бежал из Москвы. И вот благополучно достиг Самбора. Доходили до Москвы слухи и о том, что в Речи Посполитой для царя Дмитрия стали срочно собирать войско из новых наемников.

У царя Василия Шуйского появились непредвиденные заботы.

Царские послы, находившиеся в Польше, получили приказ выяснить все подробности, а главное, сообщить, как выглядит новый Лжедмитрий.

Сообщили в Москву послы:

– Не похож.

Сравнивали послы – Гришка Отрепьев был рус, а этот смугл, волосом черен. Нос у Гришки широк, а у этого узок. Усов и бороды у Гришки не было. У этого хоть и небольшие, но и усы, и борода есть. У Гришки Отрепьева под носом была бородавка. У этого бородавка, правда, тоже есть, но не под носом, а на щеке.

Ясно – не тот Лжедмитрий.

А вскоре по приметам выяснили и имя нового самозванца. Оказался им московский дворянин Михаил Молчанов. Был он одним из приближенных Отрепьева. После гибели Отрепьева был схвачен, но бежал. И вот теперь решил сам стать царем Дмитрием.

Поражал новый самозванец всех тем, что имел при себе подлинную царскую печать. Как она у него оказалась – неизвестно. Посылал он от имени царя Дмитрия много разных писем и воззваний. И на каждом царскую печать ставил.

Узнав о появлении в Самборе «царя Дмитрия», вновь взволновался город Путивль – первая «столица» первого Лжедмитрия. Написали восставшие в Самбор, что ждут царя. Однако Молчанов не поехал.

Надо сказать, что многих смущала внешняя несхожесть старого и нового самозванцев. Видимо, смущала и самого Молчанова.

Правда, выпив хмельную чару, он говорил: – А бородавка! – и тыкал в щеку рукой. Однако все знали, что бородавка у Лжедмитрия I была не на щеке, а под носом.

Вскоре притих Молчанов. А потом и вовсе из вида скрылся.

 

Кто прав? Кто не прав?

Волнуется, бушует город Путивль. Не признают жители царем Василия Шуйского. Все надеются на доброго царя. Таким представляется им Дмитрий. Не откликнулся на призыв горожан новый самборский самозванец Лжедмитрий – Молчанов, не приехал в Путивль. Однако восстание продолжалось.

Против Шуйского поднялись и другие города: Чернигов, Рыльск, Стародуб, Кромы, Курск, Елец. Нашелся и предводитель восставших. Звали его Иван Болотников.

За общую справедливость, за простой народ выступает Болотников.

Вначале восставшие не имели успеха. Под городом Ельцом царские воеводы наголову разбили повстанческое войско.

Вновь появилась царица Мария Нагая. Она призывала взбунтовавшие города к покою. Опять подтвердила, что убитый в Москве Лжедмитрий был самозванцем и что новый самборский Дмитрий тоже совсем не Дмитрий.

– Молчанов он. Мишка Молчанов!

Однако народ бунтовал. Восстание набирало силу.

Хоть и разбили воеводы Василия Шуйского под Ельцом восставших, однако сам Елец взять не смогли.

Осадили Кромы. Не смогли взять и Кромы.

Два месяца простояли под Ельцом и Кромами царские войска. Наконец решили отступить к Москве.

Отходил с войсками и ратник Антипа Кочин. Отходил, однако все время терзали душу его сомнения:

«Кто прав? Кто не прав? На той ли стороне я сражаюсь?»

Не решил, кто прав, в ту минуту ратник.

От Кром войска Василия Шуйского отступили к Орлу. Следом двигались отряды Болотникова.

– Кто прав? Кто не прав? – мучается Антипа Кочин.

Воеводы надеялись удержать Орел. Василий Шуйский из Москвы даже прислал военную помощь. Однако не получилось у воевод с защитой Орла. «Зашатались» орловские жители. Не признали царем Василия Шуйского. Без единого выстрела в город вошел Болотников.

Отходят к Туле теперь войска. Отходит Антипа Кочин.

«Кто прав? Кто не прав?»

Не удержались царские войска и под Тулой. Дальше пошли к Москве.

Только не шагал уже вместе со всеми Антипа Кочин.

Где же теперь Антипа? Перешел он в войско Болотникова.

 

Иван Болотников

Разные слухи ходили об Иване Болотникове. Откуда он? Кто родом? Какого звания?

Одни говорили:

– Из поместных людей Болотников.

Другие:

– Нет, из холопов.

Одни утверждали:

– Из детей боярских Иван Болотников.

Другие:

– Серый волк ему сват и брат.

Одни:

– В Крапивне под Тулой его надел.

Другие:

– Вор он. Мошенник. Без рода, земли и племени.

Соберутся спорщики:

– Казак он с Дона.

– Разбойник с Волги.

– Перекатная голь с Оскола.

Говорили, что был он какое-то время ратным человеком. Но и тут не было единого мнения.

Одни:

– Служил он наемником в Венгрии. Бился с турками.

Другие:

– Служил он наемником в Турции. Бился с венграми.

Говорили о том, что Болотников был в турецком плену. Работал гребцом-невольником на галерах. Из плена освободили его итальянцы. Он попал в Венецию. Затем через Германию и Польшу стал пробираться домой.

На пути в Россию Иван Болотников попал в Самбор. И вот тут начинается то, что историей точно на страницах своих записано.

В это время как раз в Самборе появился новый самозванец – Молчанов. Случилось так, что Молчанов и Болотников встретились. А так как настоящего Лжедмитрия Болотников никогда не видел, то и принял Молчанова за царя Дмитрия.

Долго беседовал Молчанов с Болотниковым. Потом назначил Болотникова «большим воеводой» и направил в город Путивль своим представителем.

Поехал в Путивль Болотников. Здесь и возглавил войско повстанцев.

 

Калкей и Савелий

Смутное время. Сложное время. Людей словно щепку волна носила. Силу ломила сила.

Савелий Горшок и Калкей Шуба были когда-то в приятелях. Но вот разошлись их судьбы.

В тот год, когда шел на Москву Болотников, Калкей оказался ратником в царских войсках.

Савелий примкнул к взбунтовавшимся.

Когда царские воеводы разбили восставших под Ельцом, среди тех, кто был схвачен в плен, оказался и Савелий Горшок.

Поступали с пленными воеводы по-разному: одних убивали, других пытали, третьих пороли розгами.

Савелий попал под розги.

Положили его на плаху. Подошел ратник. Потянулся к розгам. Глянул Савелий – так это ж Калкей Шуба!

Вот так встреча.

– Калкей!

– Савелий!

Будь то другое время – расцеловались бы они, обнялись.

Однако подневольный Калкей человек. Пришлось ему всыпать Савелию розог. И хоть старался стегать он друга не в полную силу, обиделся все же Савелий.

Не отбили розги у Савелия охоту бунтовать. Снова примкнул к восставшим.

Не может Савелий розог простить Калкею:

– Ну, попадись ты мне только в руки.

Накаркал Савелий. Попал в руки восставших Шуба.

Поступали с пленными восставшие так: когда убивали, когда по домам распускали, кого, как и воеводы, стегали розгами.

Калкею достались розги.

Положили Калкея на плаху.

Подошел кто-то из восставших. Потянулся к розгам.

Глянул Калкей: так это же Горшок Савелий.

Вот так встреча!

– Савелий!

– Калкей!

Торжествует Савелий.

– А, супостат, попался!

Бил он Калкея в полную силу.

– Ирод! – стонал Калкей.

Не проста судьба человечья. Не ровной тропинкой по свету ходит.

На Угре под Калугой снова был бой с восставшими. Вновь воеводы одержали победу.

Вновь оказались пленные. Вновь был схвачен Горшок Савелий.

Снова начались казни, розги. Снова Савелий попал под розги.

Положили его на плаху. Подошел к нему ратник с розгами.

Глянул Савелий:

– Калкей!

Глянул Калкей:

– Савелий!

Торжествует Калкей:

– Попался, изверг!

Не щадил он ни розог, ни свою молодецкую силу.

– Ирод! – кричал Савелий. – Вот попадешься мне вновь – шкуру сдеру с живого!

Однако не попался больше Калкей Савелию.

Не попался и Савелий Калкею.

Может, погибли они в боях. Может, обоих жалела судьба, не сводила.

Смутное время. Сложное время. Людей словно щепку волна носила. Сила ломила силу.

 

Берегись, берегись, Игнат

В середине ноября войско Болотникова подошло к Москве. У села Коломенского остановились лагерем.

Забили московские колокола тревогу. Устремились горожане в соборы и церкви у Бога просить защиты.

Казалось, положение царя Василия Шуйского безнадежно. Ворвутся в Москву восставшие. Поддержат Болотникова простые посадские люди. Верная гибель Шуйскому.

Как удержать народ?

Хитер от рожденья Василий Шуйский.

Знает он, что посадский народ готов пойти за восставшими. Однако знает и то, что многие из московских горожан принимали участие в расправе над Лжедмитрием. Как-то посмотрят на это теперь восставшие?

Направил Шуйский по посадским домам надежных людей.

Пришли посланцы и в дом Игната Телеги:

– Берегись, берегись, Игнат. Возьмут злодеи Москву, не простят смерть Дмитрия, не простят измену. Вздернут тебя, Игнат, на твоем же столбе у дома.

Побледнел Игнат Телега. Задумался.

Пришли посланцы Шуйского в дом к Осану Глине:

– Берегись, берегись, Осан. Возьмут злодеи Москву, не простят смерть Дмитрия, не простят измену. Вздернут тебя, Осан, у твоих же ворот на перекладине.

Побледнел Осан Глина. Задумался.

Во многих домах побывали посланцы Шуйского. Наговорили, нашептали людям посланцы всякого. Напугали.

И сразу совет:

– Не пускайте в Москву злодеев. Обороняйтесь.

– Если боем пойдут – боем на бой ответьте.

Достигла хитрость Василия Шуйского цели.

Не взволновалась, не поднялась тогда Москва. А когда попытался Болотников в город пробиться силой, поддержали посадские люди ратников Шуйского.

Не пробился в Москву Болотников. Как прежде, стоит в Коломенском.

 

Измена Ляпунова

Прокопий Ляпунов – дворянин, военный начальник. Происходил он из богатого рязанского рода.

Во время царя Бориса Годунова, когда Лжедмитрий I только появился на русской земле и царские войска осаждали Кромы, Ляпунов под Кромами командовал отрядом рязанцев.

Неспокойно было тогда среди царских войск. И здесь зарождалась смута.

Был у Ляпунова дружок, дворянин Артемий Измайлов. Поколебал он нестойкую душу Прокопия Ляпунова.

– К царю Дмитрию надо податься, – твердил Измайлов.

Когда скончался Борис Годунов и русским царем стал его сын Федор, изменил царю Федору Ляпунов. Ушел к самозванцу с рязанской ратью.

Потом, когда Лжедмитрий был убит и на русский престол был избран Василий Шуйский, – не признал Ляпунов и Шуйского.

Против Шуйского шел Болотников. Примкнул Ляпунов к Болотникову. Пришли рязанцы с восставшими под Москву. Войска Ляпунова прикрывали юго-восток Москвы, помогали блокаде города.

Болотников готовился к главной битве.

И вдруг примчался к Болотникову казак Матвей Перебейнога:

– Ляпунов…

– Что Ляпунов?

– Прокопий…

– Что Прокопий?

– Изменил Ляпунов Прокопий!

Не обошлось и на этот раз без дворянина Артемия Измайлова. Это он уговорил Прокопия Ляпунова изменить Болотникову.

– К царю Василию надо податься, – твердил Измайлов. – Не по дороге нам с голытьбой, с Болотниковым.

Перешел Ляпунов на сторону Василия Шуйского. Перед царем покаялся. Просил прощения.

Простил его Шуйский. Даже награды были. Получили рязанские дворяне по деньге золотой. Получили рядовые ратники по деньге серебряной.

Узнал Болотников об измене Прокопия Ляпунова, тяжело вздохнул.

Смутное время. Сложное время. Разные люди тогда встречались. Как на качелях: то туда, то сюда взлетали.

 

Коломенское

Месяц простояли повстанцы под Москвой у села Коломенского. Рядом Москва-река. Рядом речка бежит Котловка.

Место высокое. Далеко видно.

Несколько раз пытались восставшие ворваться в Москву.

Начали со штурма Серпуховских ворот. Не получилось. Вскоре бои вспыхнули у Симонова монастыря. И снова удачи не было.

Затем ожесточенные схватки завязались в районе Красного села, на берегу реки Яузы. Победу никто не вырвал. Ночь развела войска.

Наконец, 2 декабря 1606 года развернулось решительное сражение. Сошлись войска у Даниловского монастыря, у села Заборье. К этому времени к царю Василию Шуйскому подошла помощь – ратники из Смоленска, Вязьмы, Твери, Ярославля.

Целый день продолжалась битва.

Второй день продолжалась битва.

Наступил решающий, третий день.

В восстании Болотникова принимали участие отряды казаков. Они сражались у села Заборье. На Заборье был направлен один из главных ударов царских воевод. Казаки попали в окружение. Они еле держались.

Распорядился Болотников направить на помощь казакам одного из ближайших своих сподвижников Истому Пашкова.

Двинулся Пашков со своими людьми к Заборью.

Торжествуют казаки. Вот она – рядом помощь.

Идут ратники Пашкова. Идут. Минута – и примут с врагами бой.

И вдруг… Что такое?!

Не сразу все поняли, что измена.

Не вступил Истома Пашков в бой с царскими войсками, не освободил из окружения казаков. Развернул своих ратников и перешел на сторону воевод.

Разгромив казаков, царские войска обрушились на главные силы Болотникова.

Не устояли восставшие. Дрогнули. Побежали.

Победно царские воеводы вошли в Коломенское.

 

Ишута

После поражения Болотникова под Москвой воеводам достались пленные. В числе тех, кто был схвачен, оказался и Ишута Рябой.

Начались боярские расправы над непокорными.

Согнали пленных в тюрьмы. Сидит Ишута. Ждет своей участи.

Обратился к соседу:

– Может, отпустят?

– Жди! – рассмеялся сосед.

– Может, всыпят розог, и этим все кончится?

– Как бы не так, – рассмеялся сосед.

– Повесят? – с испугом спросил Ишута.

– Может, и повесят, – сказал сосед.

Поежился Ишута. Представил виселицу. Себя на виселице. Висит. Болтается.

Лезет опять к соседу:

– А может – на плаху?

– Может, и на плаху, – сказал сосед.

Поежился Ишута. Представил себя на плахе. Подошел палач. Топор в руке. Взлетел топор над Ишутой. Покатилась Ишутина голова.

Несколько дней сидели в темнице узники. Ожидали, что будет.

И вот вывели их на улицу. Ночь. Мороз. Звезды с неба на землю смотрят.

Снова Ишута гадает: «Может, отпустят, может, розог всыпят, и этим все кончится…»

Река Яуза рядом. Лед. Во льду прорубь.

Привели пленных к реке. В ряд построили.

Появился огромный нечесаный мужик. В руках дубина.

Подошел к первому. Хвать дубиной по голове – и в прорубь.

Подошел ко второму. Хвать – и в прорубь.

Поравнялся нечесаный мужик с Ишутой.

Понял Ишута: все!

Схватили Ишуту за руки, за ноги, потащили к реке, оглушили дубиной по голове. Опустили под лед в Яузу.

Кончил свой век Ишута.

Все просто. Все ясно. Э-эх, жизнь человечья! Ни веревок, ни пуль, ни топора не надо.

Смутное время. Страшное время. Лютость по русской земле ходила. Сила ломила силу.

 

Крест поцеловал

Разбитые под Москвой отряды Ивана Болотникова отошли к Калуге. Началась осада Калуги царскими войсками. Продолжалась она пять месяцев. Не взяли город царские воеводы. Отступили. Но и Болотников решил Калугу больше не удерживать. Ушел со своими отрядами в Тулу. В Туле посад больше. Здесь крепостные валы выше. Здесь кремль надежнее.

Пришли войска Болотникова в Тулу, а тут неожиданность. Оказалось, в Туле находятся отряды терских, волжских и донских казаков. Привел их сюда самозванец из Мурома Илейка Коровин – «царевич Петр».

Шепчут люди Болотникову:

– Царевич он, царевич!

– Он сын царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой.

– Внук царя Ивана Грозного.

Усмехнулся Болотников. Однако не поссорились они с Илейкой Коровиным. Не повздорили. Наоборот, объединились «царевич Петр» и Болотников. Вместе стали готовиться к новым боям с царскими воеводами.

Войска Шуйского не оставили повстанцев в покое. Был отдан приказ осадить Тулу.

Под Тулу прибыл сам царь Василий Шуйский. Пришла артиллерия, осадные пушки.

Всем хороша для обороны Тула. Неудобство одно – город лежит в низине. По низине петляет река Упа. Бежит она и под стенами Тулы.

Четыре месяца штурмовали царские войска Тулу. Взять не смогли. Тогда воеводы решили перегородить Упу большой плотиной и затопить город.

Согнали под Тулу людей. Начались строительные работы.

Растет, растет плотина.

Довольны воеводы. Доволен Шуйский.

Готова плотина. Перегородила она Упу. Поднимается вода в Упе. Заливает луга и пашни, подбирается к улицам города.

Довольны воеводы. Доволен Шуйский.

Разливается. Разливается вода все шире. Хлынула в город.

Довольны воеводы. Доволен Шуйский.

Страшным бедствием явилась вода для Тулы. Затопила она все кругом: дома, склады, амбары, конюшни, сараи. Погибли продовольственные припасы, промокла мука, отсырела, растворилась в воде соль.

Пришлось Болотникову и «царевичу Петру» пойти на переговоры с Шуйским.

Они соглашались сдать город, но ставили условие, чтобы всем осажденным в Туле была сохранена жизнь.

Василий Шуйский согласился. Он старался побыстрее взять Тулу, так как к осажденным спешили новые отряды восставших.

Поклялся Шуйский выполнить точно условия Болотникова и «царевича Петра» – всем восставшим сохранить жизнь. Даже крест поцеловал.

– Крест поцеловал! Крест поцеловал! – разнеслось по Туле.

Открыли восставшие царским войскам ворота.

 

Вода кругами

Не сдержал клятву Василий Шуйский. Хоть и распустил он по домам многих из тех, кто оборонялся в Туле. Однако и Иван Болотников, и «царевич Петр», и другие предводители восстания были взяты под стражу.

Но царь Шуйский не стал с ними расправляться сразу. Не торопился. Не хотел вызывать волну нового возмущения.

Четыре месяца после сдачи Тулы прожил «царевич Петр». Ждал своей участи. И вот приговор:

– Повесить!

Повесили «царевича Петра» – самозванца из Мурома Илейку Коровина.

Болотников же был отправлен далеко от Тулы, далеко от Москвы.

Дорога его шла на север. Болотникова везли через Ярославль, через Вологду. Потом на Белое озеро, мимо Кирилло-Белозерского монастыря. Дальше места и вовсе пошли глухие. Озеро Воже. Озеро Лача. Река Онега.

Привезли Болотникова в город Каргополь. Топи кругом бездонные. Леса – дремучие, непроходимые.

Ехал Болотников, о прошлом думал. Поносила его судьба по свету. Был он в Турции. Был он в Венгрии. Был в Польше. В Италии. Последний приют – в Каргополе.

Бился с барами он, с воеводами. Чуть-чуть – и Москву бы взял. А нынче закончит свой век на холодном севере.

Недолго здесь прожил Иван Болотников.

– Ослепили! Ослепили! – вскоре прошел по городу слух.

Действительно, Болотникову выкололи глаза.

А затем и вовсе страшная новость:

– Ивашка посажен в воду!

По приказу царя Василия Шуйского Болотникова утопили.

Сошлась вода кругами над местом казни. Жил человек, и – нет.

Не кончалось жестокое время. Сила ломила силу. Лютость по русской земле ходила.

 

В глазах рябит

Не убывает в России число самозванцев. Наоборот – растет.

Не успели казнить «царевича Петра», как тут же появился новый царевич Петр. Мол, жив, здоров, а казнен вовсе не он. Не его повесили.

Потом в далекой Астрахани возник вдруг «царевич Август», потом «царевич Лаврентий», затем «царевич Федор». И пошло, и пошло, и поехало…

Хромоногая Соломанида – старуха-всезнайка – ходила по селам, клюкой стучала. Новых царевичей называла.

– Объявился царевич Клементий, – сообщала старуха Соломанида и добавляла: – Настоящий!

Через какое-то время:

– Объявился царевич Савелий, – и добавляла: – Настоящий.

Еще через какое-то время:

– Объявился царевич Семен, – несла Соломанида новое имя. И опять прибавляла: – Настоящий!

Потом пошли:

«царевич Василий»,

«царевич Ерошка»,

«царевич Гаврилка»,

«царевич Мартынка».

И все – настоящие, о каждом твердила хромоногая Соломанида.

Сбились люди с толку. Сколько же их, царевичей, – прямо в глазах рябит!

Все самозванцы называли себя детьми или внуками царя Ивана Васильевича Грозного.

У каждого из них находились свои сторонники. Возникли при каждом вооруженные отряды.

Хотя и было много разных иных «царевичей», однако оставалось по-прежнему притягательным для всех имя царевича Дмитрия.

Лжедмитрий – московский дворянин Михаил Молчанов, который после убийства Григория Отрепьева оказался в Самборе, вскоре отошел от борьбы за московский трон. Однако все ждали нового Дмитрия.

Ждали.

Ждали.

И он появился.

– Царевич Дмитрий, царь Дмитрий объявился! – торопилась с новой вестью хромоногая Соломанида. Ходила по селам, клюкой стучала:

– Воистину он настоящий!

 

Дождались!

Город Пропойск. Белая Русь. Появился однажды в Пропойске странный человек.

Решили стражники, что это какой-то лазутчик. Схватили его, посадили в тюрьму.

В тюрьме человек заявил, что он – Андрей Нагой, родственник убитого в Москве царя Дмитрия. Человек стал требовать, чтобы его отправили в город Стародуб.

Решили в Пропойске с ним не связываться. Отправили в Стародуб.

Прибыл человек в Стародуб и тут тоже заявил, что он – Андрей Нагой, родственник бывшего царя. А вслед за этим сообщил и еще одно:

– Царь Дмитрий жив!

– Жив?!

– Жив! Жив! – подтвердил человек. И у тише, доверительно: – Царь находится отсюда недалеко.

– Царь Дмитрий жив! Царь – недалеко, – передавалось по Стародубу.

Прошло какое-то время. Жители Стародуба к человеку с вопросом:

– Так где же царь?!

– Недалеко, недалеко, – повторил Андрей Нагой.

Прошло еще какое-то время.

– Так где же царь Дмитрий?!

– Совсем недалеко.

И вот однажды услышали жители Стародуба от Андрея Нагого:

– Вот он царь!

– Где? Где?

– Вот он, – повторил Нагой и показал на себя.

Глянули люди. Действительно схож. И роста такого же невысокого, и телосложением вроде одинаков.

– Вот он, ваш царь, – повторил Нагой.

Тут же прошла молва: мол, царь Дмитрий принял имя Андрея Нагого, так как опасался преследования, скрывался от Василия Шуйского.

Скрывался. И вот – открылся.

Ждали люди доброго царя Дмитрия. Дождались.

Пали стародубцы на колени.

– Царь! Царь! – голосили люди.

 

«Резвые люди»

«Резвые люди» – так называли ратников, из которых создавались передовые, самые надежные отряды. Были подобные отряды и в войсках у Василия Шуйского.

Самозванец, объявившийся в Стародубе, увлек людей.

Вновь пошли голоса:

– Надо идти на Москву!

– Гнать Шуйского!

– Да здравствует царь Дмитрий!

Лжедмитрий II – такое имя в истории получил стародубский самозванец – принял решение идти на Москву.

Повстанцы взяли город Почеп. Стали угрожать Брянску.

Навстречу восставшим царь Василий Шуйский послал войска.

– «Резвых людей» берите. «Резвых», – напутствовал Шуйский.

Одобряют решение царя московские жители. Говорят об отрядах «резвых людей»:

– На то они и резвые. На то они и самые надежные. Быстро покончат с вором.

Двинулись отряды Шуйского к югу – к Брянску и Стародубу.

Двинулись отряды Лжедмитрия II к северу – к Брянску и Туле.

Интересуется Шуйский:

– Как там «резвые люди»?

– Идут, идут. Еще немного – и вора в полон возьмут.

После Почепа повстанцы взяли город Брянск.

Повышает голос Василий Шуйский:

– Как там «резвые люди»?

– Идут, идут. Еще немного – и вора в полон возьмут.

Движется время. Взяли повстанцы после Брянска город Карачев.

Возмущается Шуйский:

– Как там «резвые люди»?!

– Идут, идут. Еще немного – и вора в полон возьмут.

Движется время. Взяли восставшие город Козельск.

Негодует Василий Шуйский:

– Как там «резвые люди»?!

– Идут, идут. Еще немного – и вора схватят.

Однако не схватили царские люди нового самозванца. Не взяли захваченные Лжедмитрием II города.

Мало того, изменили «резвые люди» Шуйскому. Как и многие другие, перешли к повстанцам.

Доложили царю Василию о переходе «резвых людей» к самозванцу.

Процедил сквозь зубы Василий Шуйский:

– Вижу, что они и впрямь люди резвые.

 

«Из грязи в князи»

Идет Лжедмитрий II к Москве. Призывает самозванец всех перейти на свою сторону: и бояр, и князей, и простых людей. Всем обещает награды.

– Царь повелел!

– Царь повелел!

Вот что приказал Лжедмитрий II. Любой холоп, если он готов сражаться за самозванца, может получить земли и поместье своего господина, если этот господин остался на стороне Василия Шуйского.

Мардарий Клешня был холопом князя Щербатова. Щербатов как раз из тех, кто остался по-прежнему верен Шуйскому, кто отказался принять клятву верности новому Лжедмитрию.

Примчался Мардарий Клешня к самозванцу:

– В верной службе тебе клянусь! За тебя, государь, молюсь! Смерть Василию Шуйскому!

Донес Клешня Лжедмитрию о князе Щербатове. Принял самозванец Мардария Клешню в свои войска. Отняли у князя Щербатова дом и землю. Передали Мардарию.

Вот чудеса какие. Был Мардарий Клешня никем, ничем. А ныне – «из грязи в князи».

А вскоре был схвачен и сам Щербатов. Был он отдан в холопы Мардарию Клешне.

Вот чудеса какие!

Не только поместья и земли отнимал Лжедмитрий II у бояр и князей, не перешедших на его сторону.

– Царь повелел!

– Царь повелел!

Что же еще повелел Лжедмитрий II?

Разрешил он любому из своих сподвижников насильно брать себе в жены дочерей попавших в немилость к нему князей и бояр.

Не перешел на сторону Лжедмитрия, остался верен царю Василию Шуйскому боярин Семен Белозерский. Была у боярина дочь – красавица из красавиц. Звали ее Оксаньица.

Был и холоп у Белозерского. Лентяй из лентяев. Звали его Феодосий Рыбка.

Донес Феодосий Рыбка на своего господина. Боярину удалось бежать, однако Оксаньица была схвачена.

Примчался Рыбка к Лжедмитрию:

– В верной службе тебе клянусь! За тебя, государь, молюсь! Смерть Василию Шуйскому!

И сразу:

– Отдай, государь, мне в жены Оксаньицу!

– Бери, – распорядился Лжедмитрий.

Вот чудеса какие. Был Феодосий Рыбка ничем, никем. А ныне – в родстве боярском.

Все поменялось на белом свете. Смутное время. Шаткое время. То плюс, то минус, то плюс, то минус. Жизнь у многих, как сук, ломается. Словно на качелях судьба качается.

 

Тушинский лагерь

Через Козельск, Калугу, Можайск, Звенигород Лжедмитрий II пришел к Москве. Хотел он с ходу в нее ворваться. Однако войска Василия Шуйского удержали город.

Остановился самозванец огромным лагерем у села Тушино. Место удобное. Рядом река Москва. Рядом река Сходня.

В деревеньке, что находилась недалеко от Тушина, жили дружки-приятели Порошка Вершок и Семейка Глухов. Бегали они к Сходне, к Москве-реке, шатались по тушинскому лагерю, по сторонам глазели.

– Вот бы царя увидеть!

Увидели они самозванца.

Разочаровались ребята.

– Не высок, – произнес Порошка.

– Костляв, – произнес Семейка.

Тушинский лагерь начал отстраиваться.

– Вал насыпают, – как-то сказал Порошка.

– Вал, – согласился Семейка.

Потом привезли бревна.

– Частокол будут ставить, – сказал Порошка.

– Поверх вала, – уточнил Семейка.

И верно. Стал подыматься вокруг лагеря частокол.

Потом принес Порошка еще одну новость:

– Башни возводят.

Новость принес и Семейка:

– Ворота ставят.

Построены башни. Стоят ворота.

Вначале люди в лагере жили в простых палатках. Ночевали воины на телегах. Много телег собралось.

– Сотни их, – уверяет Порошка.

– Тысячи, тысячи! – кричит Семейка.

Верно, в тушинском лагере собралось несколько тысяч телег.

Приходят в Тушино все новые и новые боевые отряды. Порошка и Семейка и тут не без дела. Определяют, из кого состоят отряды.

То скажут:

– Ратники прибыли.

То скажут:

– Прибыли запорожские казаки.

– Низовые люди идут! Низовые люди! – кричит Порошка. Это значит – прибыли отряды из беглых холопов.

А вот и еще:

– Поляки прибыли!

– Литва прибыла!

Были в тушинском лагере и польские отряды. Были и отряды литовских воинов. Пригласил их к себе Лжедмитрий II как наемников. Обещал за помощь большие награды.

К осени в лагере стали рыть землянки. Стали ставить избы. Понадобились лес и бревна.

Прибегают как-то из лагеря к себе в деревню домой Порошка и Семейка. Холод стоит на улице. Вот сейчас в избах они отогреются.

Смотрят, а где же избы?! Нет их на привычном месте.

Посмотрели налево, направо. Нет и соседних домов. Исчезли.

Оказывается, нагрянули в село воины из тушинского лагеря. Разобрали крестьянские дома на бревна. Унесли их для строительных нужд в Тушино.

Растет, расширяется тушинский лагерь.

В город, чуть ли не в столицу новую превращается.

 

Снова Марина Мнишек

Недолго пробыла в Ярославле Марина Мнишек. Вскоре отпустили ее домой в Польшу.

Уезжала Марина вместе со своим отцом, воеводой Юрием Мнишеком.

Бегут кони. Бежит дорога. Дремлет в богатом возке старый Мнишек. Тысяча воинов сопровождает бывшую русскую царицу.

Прощай, Россия!

Узнал Лжедмитрий II, что Марина Мнишек покидает Россию.

– Догнать! Перехватить! Законная жена уезжает.

Бросились конные.

Уезжает возок.

Торопятся конные.

Уезжает возок.

Торопятся конные.

Догнали посыльные из Тушина Марину Мнишек и ее отца, поклонились:

– Государыня, вас законный муж, царь Дмитрий ожидает.

Подумал старый Мнишек, подумала Марина Мнишек. Согласились повернуть лошадей. Едут к Москве, в Тушино.

Уверена Марина Мнишек, что ее муж, то есть Лжедмитрий I, погиб. И все же… А вдруг!

Решила она на нового самозванца посмотреть. Встретились. Глянула. Ясно Марине: не тот.

Не осталась она в Тушине. Просила отвезти ее вместе с отцом в Звенигород.

Однако не закончилось этим дело.

Ездят из Тушина в Звенигород посыльные.

Ездят из Звенигорода в Тушино посыльные.

Ведутся между старым Мнишеком и приближенными Лжедмитрия II важные переговоры.

Настаивает Лжедмитрий II, чтобы Марина Мнишек признала в нем своего мужа. Важно это для самозванца. Хочет он всем доказать, что он настоящий Дмитрий.

Жаден был от природы самборский воевода Юрий Мнишек. На подарки и деньги падок.

Уговорили вскоре его тушинские посланцы. Пообещали 300 тысяч рублей и 14 русских городов в придачу, если он признает законным мужем Марины нового Лжедмитрия.

Признал его воевода.

– Зять он мой, – заявил Юрий Мнишек.

Признала после этого и Марина Мнишек Лжедмитрия II своим мужем. Переехала в Тушино. Специальный терем-дворец для нее построили.

 

Плохи дела у Шуйского

Потянулись за Лжедмитрием II русские села и города.

– Настоящий он! Настоящий! Царица Марина его признала!

Неспокойно в городе Суздале:

– Вы за кого?

– За Дмитрия.

Плохи дела у Шуйского.

Неспокойно в городе Владимире.

– Вы за кого?

– За Дмитрия.

Плохи дела у Шуйского.

Неспокойно в городе Тотьме.

– Вы за кого?

– За Дмитрия.

Плохи дела у Шуйского.

Неспокойно во многих других городах и селах. Признали тушинского самозванца Ярославль, Вологда, Ростов Великий, многие другие города.

Однако Москва держалась. Держался и Шуйский, хотя и в Москве было немало недовольных царем Василием Шуйским. Были попытки его сместить. Были попытки его убить. Возникали заговоры.

Как-то явилась к Шуйскому группа бояр и лучших московских людей. Было это в 1609 году, в субботу на масленицу.

– Отрекайся!

– Не отрекусь! – заявляет Шуйский.

– Убьем!

– Убивайте!

Не решились заговорщики на злое дело. Отступили.

В том же 1609 году и опять в церковный праздник в Вербное воскресенье против Шуйского снова был устроен заговор. Возглавлял его боярин Крюк-Колычев. На сей раз было решено убить Шуйского. Однако донесли верные люди о боярском плане царю. Провалился заговор. Не выдал Крюк-Колычев своих сообщников. Казнили боярина. Разыскивать других не стали. Так распорядился Шуйский. Решил не наживать новых врагов.

Потом была еще одна попытка убить царя. И тоже в церковный праздник – на Вознесеньев день. И еще один заговор – на день Николин.

Однако, видимо, под счастливой звездой появился на свет царь Василий.

Устоял, уцелел, удержался в те дни на троне Василий Шуйский.

 

Знаменит

Вместе с Лжедмитрием II в Россию пришли вооруженные отряды из Речи Посполитой. Были отряды польские, были литовские, были смешанные. Одним из наиболее известных польских военных начальников той поры был воевода Ян Сапега. Несколько побед одержал Ян Сапега над войсками Василия Шуйского. Думал без особого труда взять и Троице-Сергиев монастырь.

Троице-Сергиев монастырь – святое для русских место.

Заносчив Сапега. Подумаешь – монастырь! Подумаешь – монахи! В атаку! Вперед! Виват! И монастырь наш.

Однако ошибся Сапега. Троице-Сергиев монастырь был построен на возвышенном месте. Монастырские стены толстые. Башни высокие. Решили монахи свою обитель оборонять. На помощь монахам пришли русские ратные люди.

Началась длительная осада поляками Троице-Сергиева монастыря.

За стенами монастыря, помимо монахов и русских воинов, укрылось много простых людей. Были здесь женщины. Были и дети. Среди детей – девочка. Звали ее Аксютой. Девочка маленькая-маленькая. Как стебелек, как травинка в открытом поле.

Хочется Аксюте чем-то помочь взрослым. То она тут, то она там. То пристроится к тем, кто таскает к воротам бревна. Тянется к бревнам, тянется. Мала. Не дотянется. То окажется среди тех, кто укрепляет камнями стены. Пыжится, пыжится. Не получается и с камнями. Нет у Аксюты силы.

Нашли ей работу взрослые:

– Богу молись, Аксюта.

Стала Аксюта молиться Богу:

– Боженька, помоги!

Атакуют, атакуют поляки монастырские стены. Молится, молится кроха Аксюта:

– Боженька, помоги!

Тридцать тысяч воинов у Сапеги. Однако не может воевода Ян Сапега взять Троице-Сергиев монастырь. Обратился к его защитникам. Предлагает добровольно открыть ворота. Обещает жизнь и свободу каждому.

Не сдаются защитники монастыря.

Вновь обращается Ян Сапега. Обещает награды царские.

Не сдаются защитники монастыря.

Осень прошла. Наступила зима. Все хуже и хуже положение у осажденных.

Голодно. Холодно в монастыре.

Штурмует Сапега монастырские стены. Грозно стучит в ворота.

Молится, молится маленькая Аксюта:

– Боженька, помоги!

Не только Аксюта. Многие молятся.

И вот свершилось чудо. Явилась в людях тройная сила. Устояли они в боях. Не осилил Сапега Троице-Сергиев монастырь. Отошел тихо, без шума, кошачьим шагом.

Стал монастырь знаменит. Он и ныне на русской земле стоит.

 

Кострома и Галич

Дмитрий или Шуйский?

Шуйский или Дмитрий?

Дмитрий или Шуйский?

Шуйский или Дмитрий?

По-прежнему по русским городам идет распря. По-прежнему одни за царя Василия Шуйского. Другие за царя Дмитрия, то есть Лжедмитрия II.

Так и в городах Костроме и Галиче.

Победили вначале те, кто был за царя Дмитрия. Потащили тех, кто был за царя Василия, на плаху. Издали люди прощальные вздохи. Ушли навсегда в могилы.

Прошло какое-то время. В новых спорах теперь победили те, кто был за царя Василия Шуйского. Потащили тех, кто был за царя Дмитрия, на плаху. Издали люди прощальные вздохи. Ушли навсегда в могилы.

Вновь прошло какое-то время. Вновь победили в Костроме и Галиче те, кто стоял за царя Дмитрия. Потащили тех, кто был за царя Василия, на плаху. Издали люди прощальные вздохи. Ушли навсегда в могилы.

Еще раз отмерило время сроки. Вновь победили в Костроме и Галиче те, кто был за царя Василия. Поволокли теперь тех, кто был за царя Дмитрия, к ответу.

Поволокли и костромского воеводу князя Дмитрия Мосальского, сторонника Дмитрия. Долго мучили его. Отрубили руки и ноги. Закончили тем, что утопили Мосальского в Волге.

Убивали люди друг друга не только в Костроме и Галиче. Смута волком бежит по стране. Терзает кровавый раскол Россию.

 

Стой! Не шевелись!

Рушится Русское государство. Жизнь и устои рушатся. Не сеют вовремя. Урожай вовремя не убирают. Голод повис над Россией. По дорогам идет разбой.

На Коломенской дороге появился разбойный человек Семен Сальков.

Движется обоз дорогой.

– Стой! Не шевелись!

Набежала ватага Салькова. Кто с ружьем. Кто с дубьем. Разграблен обоз до нитки.

На Тверской дороге появился разбойный человек Андрей Пирогов.

Движется обоз дорогой.

– Стой! Не шевелись!

Набежала ватага Пирогова. Кто с ружьем, кто с дубьем. Разграблен в момент обоз.

На Серпуховской дороге появился разбойный человек Лаврентий – Лавер.

Движется обоз дорогой.

– Стой! Не шевелись!

Набежала ватага Лавера. Кто с ружьем, кто с дубьем. От обоза лишь «рожки да ножки».

Посылали против разбойных людей воевод с войсками. Происходили настоящие схватки. Вот хотя бы с Сальковым. Послали против него одного воеводу. Разбил воеводу Сальков. Послали второго. Не добился и этот победы. Лишь третий воевода, запомните это имя – Дмитрий Пожарский – разбил, усмирил наконец Салькова.

Всюду идет воровство, разбой. То шапку с прохожего снимут. То снимут тулуп. Коня уведут. Зерно унесут. С топорами в избу ворвутся.

Смутное время. Разбойное время. Окна и двери быстрей закрывай.

 

Королевич Владислав и король Сигизмунд

Не может Василий Шуйский добиться в России спокойной жизни. Недовольны в России Шуйским. Все меньше становится сторонников и у Лжедмитрия II. Все чаще возникает вопрос: кому же править Русским государством? Кого приглашать на царство? Кто – тот, кто угодил бы всем?

И вот:

– Владислав!

– Королевич Владислав!

– Верно!

– Достоин!

– Другого искать не надо!

Владиславу пятнадцать лет. Он сын польского короля и короля Речи Посполитой Сигизмунда III.

Бежит, как ручей, молва. Кто-то из предков Владислава был рожден от русской княжны. Кто-то женат был на русской женщине.

– Есть в нем русская кровь.

– Владислава!

– Хотим Владислава!

Все больше сторонников среди тех, кто хотел бы пригласить Владислава на царство. Сторонников много. Но есть и противники. Среди них – отец Владислава король Сигизмунд III. Сигизмунд сам бы хотел стать московским царем. Попытка – не пытка. А вдруг как удача?

Направляет в Москву король Сигизмунд III письмо: пишет король Речи Посполитой, что в России, мол, царит беспорядок. Нет мира ни городам, ни селам. Брат идет на брата. Приятель казнит приятеля. А он, король Сигизмунд, принесет и покой, и расцвет России. «Ждите. Я к вам иду».

В сентябре 1609 года король Сигизмунд III с многочисленным войском переступил русскую границу и подошел к Смоленску.

 

Бежал

Затянулось тушинское стояние Лжедмитрия II под Москвой. Второй год друг против друга стоят войска Лжедмитрия II и Василия Шуйского. Второй год как идет война.

Не удается Лжедмитрию II взять Москву. Убывает к нему доверие. Раньше с ним говорили робко. Низко склоняли головы. Теперь нет-нет да огрызнутся, ответят дерзко.

Прежде величали его «царь», «государь». Нынче все чаще услышишь слова иные:

– Обманщик.

– Мошенник.

– Самозванец.

– Богдашка. – Тушинский вор.

В тушинском лагере все больше поляков, все меньше русских. Поляки – наемники. Им надо выплачивать деньги. Нет у Лжедмитрия II столько денег.

Недовольство нарастает и среди наемников. И эти теперь в открытую:

– Обманщик.

– Мошенник.

– Самозванец.

– Богдашка.

– Тушинский вор.

Даже грозят побоями.

Все меньше считаются с Лжедмитрием II польские командиры. Готовы они со своим воинством даже переметнуться к Василию Шуйскому. Однако и у Шуйского дело с деньгами плохо.

Затянулось под Москвой стояние. Понимает Лжедмитрий II – все это может для него кончиться плохо. Решил он бежать из Тушина.

Был у самозванца доверенный, свой человек. Шепнул Лжедмитрий II ему на ухо:

– В Калугу уйдем. Там есть надежные люди.

Раздобыл человек для самозванца крестьянское платье. Простого коня. Простые сани.

Стояла зима на улице. Уселся Лжедмитрий II в сани. Лошаденка лениво тронула. Прощай, стольный город Тушино.

Бежал из-под Москвы Лжедмитрий II. Даже Марину свою оставил.

 

Еще раз о Марине Мнишек

Мелькнул гусарский наряд. Мелькнуло женское платье. Пронесся отряд верховых.

Цок, цок – отстучали дробь конские копыта.

Это, переодевшись в польский гусарский наряд, вместе со своей служанкой Марина Мнишек тайно бежала из Тушина.

Сопровождали Марину донские казаки.

Шепчутся казаки:

– Едем в Калугу.

Шепчутся казаки:

– Женушка к мужу рвется.

Шепчутся казаки:

– Эх, нам бы такую кралю!

Едет, едет отряд верховых. Дорога людей и коней встречает. Резво лошади несут седоков. Верста версту догоняет.

Думали казаки, что едут они в Калугу.

И вдруг:

– Э, да едем не в ту же сторону!

И верно, приехали верховые не в Калугу, а в город Дмитров. Получилось, как по поговорке: «Ехали в Казань, а попали в Рязань».

Марина Мнишек считала, что дело Лжедмитрия II проиграно. Не нужен ей такой неудачливый муж. В Дмитрове в это время находился польский воевода Ян Сапега. Под защиту Сапеги и приехала в Дмитров Марина Мнишек.

Время сложное. Время шаткое, непостоянное. Зреют в душе у Марины честолюбивые, тайные планы.

Когда Марина Мнишек выходила замуж за Лжедмитрия I, в бумаге, составленной по этому поводу, была сделана очень важная для Марины приписка. В ней говорилось, что если она останется вдовой и муж ее, то есть Лжедмитрий I, не будет иметь наследников, то ее, Марину Мнишек, провозгласят русской царицей.

Все получилось именно так. Стала она вдовой. Лжедмитрий I умер бездетным. Наследников на царскую власть не было.

Выходит, все права на стороне Марины. Выходит, она царица.

– Мне по закону занимать русский престол, – заявила Марина Мнишек.

– Умна, умна, – говорил о дочери старый хитрец воевода Юрий Мнишек. – Школа моя – родительская.

 

«Уходи»

Царские войска освободили Москву от осады поляков и сторонников Лжедмитрия II. Однако положение царя Василия Шуйского не улучшилось.

Против него вновь стали возникать заговоры.

Выбрали заговорщики удобный день, проникли в царский дворец. Стали они упрекать Василия Шуйского:

– Из-за тебя земля русская опустела.

– Из-за тебя кровь людская льется.

– Ничего доброго народ не видит.

А затем главное:

– Положи посох царский.

Заговорщики требовали, чтобы Василий Шуйский отказался от царской власти.

Вскипел Шуйский:

– Из-за меня земля русская опустела?! А может, и вы приложили руку?

– Из-за меня кровь людская льется?! А не вы ли раздор великий на Руси сеете?

– Из-за меня народ ничего доброго не видит?! А может, мы все виноваты, что алчным зверем бродит по свету смута?

Решил Василий Шуйский ворвавшихся к нему людей припугнуть. Схватил нож:

– Прочь с моих глаз! Прочь!

Отступили заговорщики. Однако не разошлись по домам, а вышли на Красную площадь к Лобному месту и стали призывать, чтобы люди шли на большое просторное место за Москву-реку, к Серпуховским воротам.

Собрались здесь разные люди – и именитые, и не очень: и князья, и бояре, и чиновный люд, и простые горожане.

Вновь речи пошли про недоброе время и про общие беды.

– Льется людская кровь.

– Пустеет земля.

– Поляки пришли.

– Литва пришла.

– Шведы вот-вот на Русь обрушатся.

– Разбой на дорогах.

– Самозванцев вокруг полно.

Во всем винили царя Василия Шуйского. Все требовали, чтобы он отрекся от престола.

К царю во дворец был послан близкий ему человек, князь Иван Воротынский.

– Уступи, уступи, Василий, – говорил Воротынский другу. – Для народа ты – государь несчастливый. Уходи.

Опустил Василий Шуйский голову, задумался, посмотрел вновь на Воротынского – и согласился.

Оставил он кремлевский дворец и престол. Из дворца переехал в свой старый боярский дом.

Закончилось царство Шуйского.

 

Ошиблась

Ошиблась Марина Мнишек. Не все было потеряно у Лжедмитрия II. У многих он по-прежнему пользовался популярностью и поддержкой. Особенно у простых людей.

Вновь вокруг него собираются боевые отряды. Вновь раздаются призывы:

– В поход!

– На Москву!

Двинулся из Калуги в новый поход на Москву Лжедмитрий II. Снова успех сопутствовал самозванцу.

Примкнула Коломна.

Признала Кашира.

Идет Лжедмитрий II победным маршем. И вдруг остановка.

– В чем дело?

– Зарайск.

– Что Зарайск?

– Не сдается.

На пути к Москве находится город Зарайск. Город небольшой, да кремль – крепкий. Войск немного, да воевода – смелый.

– Кто воевода? – спросил Лжедмитрий.

Слышит в ответ:

– Князь Дмитрий Пожарский.

Повел самозванец плечами. Не знает такого имени. (Громкая известность князя Пожарского еще впереди.)

Не стал Лжедмитрий II штурмовать Зарайск. Обошел стороной.

И вот уж его войско – близ Москвы. Стали лагерем у подмосковного села Коломенского, того самого Коломенского, возле которого несколько лет тому назад шли бои царских войск с народной армией Ивана Болотникова.

Спохватилась Марина Мнишек. Видит – успех на стороне Лжедмитрия II. Вернулась она к самозванцу.

Приехала.

– Встречай! Жена законная к мужу прибыла!

 

Последняя охота

Но поторопилась Марина Мнишек. Снова ничего не получилось у Лжедмитрия II с Москвой. Не смог он взять ни Московский Кремль, ни даже земляной вал. После неудачных боев пришлось ему снова бежать. Вернулся опять в Калугу.

Любил Лжедмитрий II охоту. Особенно на зайцев. Особенно конную.

Вот приготовились всадники. Заиграли охотничьи дудки. Лошади дрожат от нетерпения. Псы готовы пулями с ремней сорваться. Минута, минута, еще минута… Рванулись в галопе конные. Беги, уноси ноги, спасайся все живое.

Лжедмитрий был раздосадован неудачей под Москвой. Искал виновных. Тех, кто отступил от него или изменил ему. Одним из таких он считал касимовского царя. На реке Оке есть город Касимов. В те времена здесь жило много татар. Они даже имели своего царя.

Касимовские татары во главе со своим царем долго были на стороне Лжедмитрия II. Однако когда самозванец бежал второй раз из-под Москвы, татары не ушли с ним в Калугу. Примкнули к Лжедмитрию II лишь немногие. Среди них и сын касимовского царя.

Через какое-то время старый царь решил навестить своего сына. Приехал в Калугу. Лжедмитрий II узнал об этом. Вскипела обида за прошлое неповиновение, взыграла злоба. Распорядился он касимовского царя схватить.

Схватили.

– А теперь – утопить! – приказал Лжедмитрий II.

Затолкали старика в мешок, бросили в воду.

Однако даже среди людей, близких к самозванцу, многие были возмущены таким его поступком. Нашлись люди, которые решили отомстить за гибель касимовского царя. Пригласили Лжедмитрия II на охоту. Обрадовался самозванец.

Снова собрались конные всадники. Вновь заиграли трубы. Заржали кони. Завыли псы.

Не вернулся самозванец в Калугу. Убили его во время охоты.

Вскоре после гибели Лжедмитрия II у Марины Мнишек родился сын. Назвали его Иваном.

 

Семибоярщина

После отречения от престола царя Василия Шуйского на Руси установилась семибоярщина. Из своей среды бояре избрали семь человек. Им и предстояло править Русским государством. Примчался Путимка Петух домой:

– Семибоярщина! Семибоярщина!

– Что – семибоярщина? – спросил отец.

– Что – семибоярщина? – спросила мать.

– Что такое семибоярщина? – дед спросил.

Объясняет Путимка, торопится: мол, не будет царя на Руси. Семь бояр управлять государством будут.

Крутился Путимка на торжище, оттуда и весть принес:

– Семь бояр управлять государством будут.

Помчался Путимка к друзьям, к соседям.

Понес и им новость:

– Семибоярщина! Семибоярщина!

Называли в Москве новых правителей: боярин Мстиславский, боярин Воротынский, боярин Голицын и еще четыре боярина.

Семь бояр государством правят. Заседают. Речи разные произносят. Однако не стало от этого легче ни русской земле, ни русским людям.

Бояре между собой не ладили. Все решали, кто из них первый, кто самый главный.

– Я – главный! – кричал Мстиславский.

– Нет, я – главный! – настаивал Воротынский.

– Нет, главный – я! – громыхал Голицын.

– Я – главный!

– Я – главный!

– Я – главный!

– Я – главный! – утверждали четыре других боярина.

Спорят бояре. Застыли дела государственные. Нет порядка на Руси и при семибоярщине. Как говорят: у семи нянек дитя без глаза.

 

Четыре Москвы в Москве

Не удержалась долго семибоярщина.

Москва тех лет была не только большим русским городом, но и надежной крепостью.

Состояла Москва из четырех самостоятельных частей. Вокруг каждой из них поднимались оборонительные стены.

В центре города, как и сейчас, находился Кремль. Расположился он на холме треугольником. Кремлевские стены были высокими и прочными. Со всех сторон Кремль омывался водой. С одной стороны подходила Москва-река. С другой – приток Москвы – речка Неглинная. С третьей стороны, по нынешней Красной площади, от речки Неглинной к Москве-реке тянулся глубокий ров. Он был наполнен водой.

Не преодолев водяные преграды, не взломав крепостных стен или ворот, не ворвешься в Кремль.

В Кремле располагались царские дворцы, величественные соборы, важные государственные учреждения.

К Кремлю подходил Китай-город. И Китай-город огражден высокой стеной. В этой части города располагались торговые ряды и купеческие лавки. Жили многие видные бояре, важные дворяне и другая знать.

С севера к Кремлю и Китай-городу подходил Белый город. И здесь подымалась высокая каменная стена. Белая. Поэтому и город – Белый. Стены Белого города имели башни с проездными воротами. Названия бывших ворот сохранились и до наших дней. Арбатские, Никитские, Петровские, Покровские и другие.

Дальше начинался Земляной, или Деревянный, город. Здесь селились простые люди. Раскинулись разные слободы. Эта часть города была обнесена земляным валом. А поверх вала шла деревянная стена. По земляному валу и деревянной стене эта часть Москвы и называлась Земляным, или Деревянным, городом.

Надежно была защищена от врагов Москва. А тот, кто находился в Кремле, был под тройной защитой.

Не поладили бояре из семибоярщины между собой, не управились с разбоем и смутой в стране, решили на помощь призвать поляков.

Многие из бояр и вовсе стояли за то, чтобы русским царем был провозглашен пятнадцатилетний польский королевич Владислав.

Польский король Сигизмунд III в это время шел войной на Россию. Его армия штурмовала город Смоленск. Один из военачальников короля, гетман Жолкевский, находился рядом с Москвой – в Можайске.

Решили московские бояре открыть Жолкевскому городские ворота. Заняли поляки Белый город. Заняли Китай-город. Вступили в Московский Кремль.

 

Первое народное ополчение

Не поддались русские люди польскому нашествию. Прокляли бояр, сдавших полякам Москву и Московский Кремль.

Все теснее ряды недовольных. Люди стали объединяться для борьбы с врагами. Было создано народное ополчение. Возглавили его рязанский воевода Прокопий Ляпунов, тот самый, который в свое время изменил Ивану Болотникову, князь Дмитрий Трубецкой и казачий атаман Иван Заруцкий.

Отряды ополченцев подошли к Москве. Начались бои на улицах города. Москвич горожанин Желейка Репей тоже оказался в рядах сражавшихся. Примкнул он к отряду зарайского воеводы Дмитрия Пожарского. Сражался Пожарский почти в самом центре города, у Сретенских ворот. Отважен отряд у Пожарского. Смел и сам воевода. Появляется он в самых опасных местах боя. Воодушевляет ратников. Наносит саблей удары по врагам налево, направо.

Восхищаются горожане. С вопросом к Желейке:

– Кто воевода? Здорово бьется.

– Князь Дмитрий Пожарский, – с гордостью отвечает Желейка.

Отбили ополченцы и горожане атаку поляков у Сретенских ворот. Воевода тут же приказал строить острожек – небольшой укрепленный лагерь.

Дружно все взялись за работу.

– Эх, пушек бы сюда, в острожек, – произнес Пожарский.

– Есть пушки! Есть пушки! – закричал Желейка. Вспомнил он, что видел недалеко от Сретенских ворот, на Пушечном дворе только недавно отлитые пушки.

– Есть пушки! Есть пушки!

Побежали ополченцы следом за Желейкой. Верно, сохранилось на Пушечном дворе несколько пушек. Приволокли их на Сретенку в острожек. Получился не острожек, а настоящая крепость.

– Так-то надежнее, – произнес воевода. Похвалил Желейку.

Снова горожане к Желейке:

– Так повтори, как звать, величать воеводу?

– Князь Дмитрий Пожарский, – повторил Желейка.

 

Взметнулась Москва огнем

Запылало, забушевало кругом. Взметнулась Москва огнем.

Все больше и больше ополченцев входило в Москву. Сильные бои развернулись у Никитских ворот, в Замоскворечье, в других местах.

Узкие и запутанные улочки Москвы были удобны для городского боя. Решили поляки себя обезопасить. Решили все спалить, кроме Кремля и Китай-города. Помчались конные поджигатели по Москве. Замахали горящими факелами. Вспыхнул Белый город. Вспыхнул Деревянный город. Пробушевал, как гроза, огонь. От Деревянного и Белого города – пепелище.

Успокоились чуть поляки. Все видно теперь от Кремля и Китай-города. Хорошо обороняться полякам.

Собрались поляки с силами, перешли в наступление. Москвичам и ополченцам пришлось отступать.

Дольше других держался острожек воеводы Дмитрия Пожарского.

Ранен был Пожарский.

Не вышел из боя.

Второй раз был ранен Пожарский.

Не вышел из боя.

Бьются, бьются ополченцы и горожане. Острожек невелик. Острожек с ноготок. Острожек сражается. Ноготок в коготок превращается.

Солнце взошло к зениту. Не прекращается битва.

В третий раз был ранен Пожарский. Пуля ударила и раздробила ногу. Пошатнулся воевода. Осел на землю.

Вынесли ополченцы князя Пожарского с поля битвы.

Догорала Москва. Догорала битва.

 

Снова туча луну закрыла

Рязанский воевода Прокопий Ляпунов, князь Дмитрий Трубецкой, казачий атаман Иван Заруцкий по-прежнему возглавляют народное ополчение.

Называются они троеначальники. Однако не получилось у них, как и у семибоярщины, между собой согласия. Каждый рвется к единоличной власти.

Трубецкой и Заруцкий попрекают Прокопия Ляпунова: мол, и тем нехорош, и этим, мол, когда-то даже дружил с Болотниковым.

Ляпунов и Трубецкой попрекают атамана Заруцкого: мол, следом бегал, как щенок, за Лжедмитрием II.

– Сам щенок, – огрызается Заруцкий, и вспоминает, что князь Трубецкой из рук все того же Лжедмитрия II получил боярство.

Назревает разлад между вождями народного ополчения. К тому же ведут себя очень своевольно, не проявляют должного послушания казаки.

Все ближе, все ближе ссора. Чувствуют многие – беда быстрой тройкой навстречу движется.

Ударила беда в колокола.

Прокопий Ляпунов, а был он наиболее разумным из всех трех командиров, в интересах общей борьбы и общего дела старался ограничить казацкие вольности.

Началось все с того, что сторонники Прокопия Ляпунова схватили двадцать восемь казаков и за разные вины – разбой, грабеж, непослушание – приговорили их к смертной казни.

Всполошились казаки.

– Как?!

– Почему?!

– По какому праву!

Пригрозили казаки расправиться с Ляпуновым. Воевода даже собирался бежать в свои рязанские земли. Однако казацкие старшины его отговорили.

Остался при ополчении Ляпунов.

Дело, однако, на этом не кончилось. Нашлись те, кто и вовсе хотел бы отстранить Ляпунова от всяких дел. Сочинили они бумагу, в которой Ляпунов грозился уничтожить всех казаков. Бумага была подложной. Даже подпись Ляпунова подделали.

Пустили бумагу по казацким рукам.

Вспыльчивы казаки. Народ вольный и непокорный.

– К ответу Ляпунова!

– К ответу!

Казаки собрали свой круг. Потребовали, чтобы Ляпунов к ним приехал. Приехал Ляпунов. Не ожидал худого.

Однако набросились с угрозами на него казаки. Накричались, наиздевались, а затем изрубили саблями.

С гибелью Прокопия Ляпунова распалось народное ополчение.

 

Нижний Новгород

Нижний Новгород. Кручи над Волгой. Нижегородский кремль.

Людно сейчас в Нижнем Новгороде. Собрался народ на базарной площади у кремля. Сотни людей здесь, тысячи. На площадь выкатили большую бочку. Поставили ее на днище. Это трибуна.

Поднялся один из горожан. Заговорил о бедственном положении Москвы, всей Руси.

Поднялся второй. И этот говорит о Москве, о страдании русских людей.

Поднялся третий.

– Минин, Минин, – пошли в толпе голоса. – Кузьма Минин.

Минин поднял руку. Люди примолкли.

Кузьма Минин почетный человек – посадский староста. Хоть и простой он гражданин, хоть и всего нижегородский мясник, говядарь, а пользуется у людей уважением. Хоть и не военный он человек, а сражался в рядах первого народного ополчения. Ходил освобождать Москву. На московских улицах бился. Доверяют люди Минину. Слушают.

Говорил Кузьма Минин, как и два прежних оратора, о муках родной земли. А кончил свое выступление предложением создать новое народное ополчение.

Для организации ополчения нужны деньги. Много денег.

Пришел Минин на площадь не один. С сыном Нефедом. Подозвал Минин Нефеда. Взял у него из рук большой сверток. Развернул. А в нем драгоценности: золотые кольца, серебряные оклады, украшения жены. Все свои богатства принес Кузьма Минин сюда на площадь.

– Все отдаю, – сказал Минин. – Лишь бы великое дело победило.

Призвал Минин и других приносить свои пожертвования.

– Верно! Молодец Минин!

Откликнулись люди на призыв Минина. Задвигалась, загудела площадь.

Стали и другие для общего дела отдавать свои сбережения.

Растет, растет гора народных пожертвований.

Радуется Кузьма Минин. Будет новое народное ополчение.

Вскоре ополчение было создано. Второе народное ополчение – так оно было названо в истории.

 

Мугреево

Воеводой второго народного ополчения был избран князь Дмитрий Пожарский. Послали нижегородцы к нему посыльных сообщить об общем доверии. Жил в это время Дмитрий Пожарский в своем суздальском имении, в селе Мугрееве, лечился после тяжелых московских ран.

Прибыли послы в Мугреево. Сообщили князю о решении нижегородцев.

Выслушал князь Пожарский, покачал головой.

Вернулись послы в Нижний Новгород ни с чем.

– Отказался.

– Как?

– Почему?

Объясняют послы:

– Прошлые раны еще не зажили.

– Говорит, что должность большая, что не имеет нужного опыта.

Огорчились нижегородцы. Вновь решили послать посыльных. Едут послы в Мугреево. Возглавляет посольство на этот раз Кузьма Минин.

Прибыли посланцы:

– Здравия желаем тебе, князь Дмитрий Михайлович.

– Здравствуйте.

Приводит Кузьма Минин всякие доводы. Мол, всем народом нижегородцы к Пожарскому обращаются. Мол, решил так и просит об этом народный сход.

Выслушал князь Пожарский. Вновь покачал головой.

Вернулись снова ни с чем послы в Нижний Новгород.

Снова собрался народный сход. Мнение одно:

– Пожарского!

– Пожарского!

– Хотим князя Дмитрия Пожарского!

Вновь посылают нижегородцы в Мугреево своих посыльных. Едет сам нижегородский воевода Андрей Семенович Алябьев. Провожают его нижегородцы:

– Ты – воевода. Он – воевода. Уговори!

О чем говорил Алябьев, какие доводы приводил – неизвестно. Однако удалось Алябьеву уговорить Пожарского.

Рады нижегородцы.

– Согласился!

– Согласился!

– Есть у ополчения воевода!

Правда, поставил князь Пожарский одно условие. Нужен ему в помощь надежный и знающий хозяйственные дела человек из простых нижегородских людей.

– Есть такой.

– Кто?

– Кузьма Минин.

Согласился Пожарский. Стал нижегородский говядарь гражданин Кузьма Минин ближайшим помощником князя Пожарского.

 

Ополчение и умение

Записался Филипей Лебеда в ополчение. Хотя ни меча, ни пики, ни сабли в руках никогда не держал. Ружья и вовсе не видел.

Из ополченцев составлялись полки и сотни. Прибыл Филипей на сборный пункт. Местный начальник его спрашивает:

– Мечом владеешь?

– Нет.

– Копьем колоть умеешь?

– Нет.

– Рубить саблей можешь?

– Нет.

– Да-а, – протягивает начальник.

Думает Филипей – не возьмут в ополчение.

И вдруг…

– Ну, это дело поправимое, – подмигивает начальник.

Стал Филипей учиться рубить мечом. Меч большой, тяжелый. Схватил его Лебеда обеими руками. Занес над головой, по березовому пню – хвать! Подошел к пню сбоку. Ударил слева, ударил справа. Надтреснул пень и отлетел от корня.

Похваливает начальник:

– Хорошо.

– Хорошо.

– Совсем хорошо.

Стал Филипей учиться владеть копьем. Копье длинное-длинное. Конец острый. Несется Филипей с копьем наперевес. Впереди – мешок с опилками. Попадет – не попадет. Попадет – не попадет. Ура! Попал.

Похваливает начальник:

– Хорошо.

– Хорошо.

– Совсем хорошо.

Дали Филипею саблю. И с саблей получилось у него неплохо. Опять хвалит начальник:

– Хорошо.

– Хорошо.

– Совсем хорошо.

Прошло немного времени. Научился владеть Филипей и мечом, и копьем, и саблей. Назначили теперь и его самого обучать других.

Приходит к нему новичок.

– Мечом владеешь?

– Нет.

– Копьем колоть умеешь?

– Нет.

– Рубить саблей можешь?

– Нет.

– Да-а, – произносит Филипей. Затем подмигивает новичку: – Ну, это дело поправимое.

Обучаются новички бою мечом, бою пикой, бою саблей. А рядом другие идут занятия. Обучаются люди стрельбе из ружей, стрельбе из пушек.

Растет, растет ополчение. Растет и умение.

Обучаются ополченцы ратному делу. Готовятся к нелегкому походу.

 

Мастерица

В народную казну поступали все новые и новые пожертвования. Общегородской сход Нижнего Новгорода даже принял решение, по которому каждый житель города должен был одну пятую часть своего дохода передать в пользу народного ополчения. Исключений не делалось ни для кого – ни для простых людей, ни для дворян, ни для священников и монахов.

Вот и все подружки Севастьяницы Дятловой принесли в приказную избу самые заветные из своих ценностей.

Марфа Рожнова отдала золотые серьги.

Лукерья Новожилова принесла золотое кольцо.

Анфиса Двуногова – янтарные бусы.

Софья Треногова принесла отрез китайского шелка.

Мелентина Коврова – серебряные мониста.

А у Севастьяницы Дятловой ценностей нет. Принести нечего. Сирота она. Нет у нее ни золотых колец, нет монист, нет других украшений.

Зато Севастьяница – мастерица.

Прибежала как-то к ней подружка – Ксения Конь-Копыто.

– Шить знамена будут. Шить и расшивать.

Кузьма Минин и князь Пожарский придавали большое значение тому, как будет выглядеть народное войско. Следили, чтобы люди были опрятно одеты. Были умыты и пострижены.

Считали они, что для народного ополчения нужны и свои знамена. Открыли в Нижнем Новгороде мастерскую. Туда и пришла Севастьяница Дятлова. Действительно оказалась она великой умелицей.

Хорошо работали в мастерской и ее подружки – Марфа Рожнова, Лукерья Новожилова, Анфиса Двуногова, Софья Трегонова, Мелентина Коврова. Прекрасно вышивала и Ксения Конь-Копыто.

Однако у Севастьяницы Дятловой получилось лучше.

Сам князь Дмитрий Пожарский как-то увидел ее работу. При всех восхищался. При всех хвалил.

– Мастерица. Мастерица, – повторял князь Пожарский. – Под такими знаменами быть лишь победе.

Улыбалась, радовалась доброму слову девушка.

Много прекрасных знамен было у ратников второго народного ополчения.

Одно из них и сегодня хранится в Москве, в Историческом музее.

Как знать – может быть, его расшила Севастьяница Дятлова.

 

Кто вы? Откуда?

Растет, набирается сил, пополняется новыми отрядами народное ополчение.

Пришли отряды из Вологды, из Свияжска, Соль-Вычегодска, Коломны, Рязани, Гороховца, Балахны.

А вот и новый отряд пришел.

– Вы откуда?

– Из Казани.

– Татары?

– Татары.

А вот и еще один новый отряд пришел.

– Вы откуда?

– Из Чебоксар.

– Чуваши?

– Чуваши.

За этим отрядом снова вооруженные люди движутся.

– Кто вы?

– Мордвины.

Еще один отряд.

– Кто вы?

– Марийцы.

Еще один отряд.

– Кто вы?

– Удмурты.

Пополняется, пополняется народное ополчение. Поднимаются люди на бой с врагами.

Снова отряд идет.

– Кто вы?

– Дворяне.

Снова отряд идет.

– Кто вы?

– Дети боярские.

Снова отряд идет.

– Кто вы?

– Люди посадские.

Снова отряд идет.

– Кто вы?

– Вольные казаки.

Пополняется, пополняется народное ополчение. Поднимаются люди на бой с врагами.

В начале марта 1612 года народное ополчение выступило из Нижнего Новгорода. Пошли на Москву не самой короткой, суздальской, дорогой. Места эти за годы смуты оказались очень разоренными. Дмитрий Пожарский решил идти через Кострому и Ярославль. Эта дорога была надежнее.

Заиграли трубы походные марши. Двинулось народное ополчение.

 

Сидорка

Много было в те годы разных претендентов на русский престол. Объявился еще один. Звали его Сидорка.

Город Псков. Северо-запад России. Рядом Чудское озеро. Рядом граница. Здесь и появился Сидорка.

– Не Сидорка я вовсе. Нет. Дмитрий я, – уверял новый самозванец. (Выдавал он себя за Лжедмитрия II.)

Как и все другие самозванцы, и этот твердил, что он чудом от смерти спасся. Мол, тогда убили на охоте, под Калугой, не Дмитрия, а другого.

И вновь нашлись люди, которые новому самозванцу поверили. Конечно, среди них было много доверчивых, а порой и просто темных людей. Но были и такие, которые делали это и для личной выгоды. Среди таких людей оказались князь Трубецкой и казачий атаман Иван Заруцкий.

– Не убит царь Дмитрий, не убит. Остался жив, – уверяет князь Трубецкой.

– Спасся царь Дмитрий, спасся тогда на охоте, – утверждает Иван Заруцкий.

Доходят эти вести до князя Пожарского, до Кузьмы Минина. Противно им эту неправду слушать.

– Жив, жив, – утверждает Трубецкой.

– Жив, жив, – утверждает Иван Заруцкий.

Выгодно князю Трубецкому, чтобы в новом самозванце все признали царя Дмитрия. Сядет Сидорка на новый престол – значит, Трубецкому прямая выгода. Он же – тушинский боярин. Снова он станет в большом почете.

Выгодно и атаману Заруцкому. Займет Сидорка царский престол – значит, Марина Мнишек снова русской царицей станет. Станет и сам Заруцкий в государстве большим человеком.

Принес князь Трубецкой присягу новому самозванцу – Сидорке.

Принес присягу Сидорке и атаман Заруцкий.

Однако не повезло ни Заруцкому, ни Трубецкому, ни самому Сидорке.

Поняли люди во Пскове, что Сидорка самозванец. Грозились против него подняться.

Испугался Сидорка. Бежал из Пскова. Однако в дороге его убили.

Отказались князь Трубецкой и атаман Заруцкий от своей присяги.

– Ошибся, – сказал Трубецкой.

– Бес попутал, – сказал Заруцкий.

 

Карл-Филипп

Нет числа претендентам на русский престол. Сыскался еще один. Шведский королевич Карл-Филипп.

Русскую землю терзали не только польские войска. Но и войска шведского короля.

Воспользовались шведы Смутным временем и слабостью России, решили захватить северные русские земли. Им удалось подойти к озеру Ильменю и даже взять город Великий Новгород. А вступив в Новгород, потребовали шведы, чтобы новгородцы признали своим царем шведского королевича Карла-Филиппа. И не только царем Великого Новгорода, но и всей Руси.

Шведский военачальник Яков Делагарди так и заявил, чтобы был приглашен Карл-Филипп «на новгородское и всероссийское государство царем и великим князем».

Признали новгородцы царем Карла-Филиппа. Пошел Делагарди завоевывать другие русские города. Дошел даже до Тихвина.

Трудно было России. Боролась страна с польскими захватчиками. Боролась со своими изменниками. А тут еще и шведы.

Решили Минин и Пожарский не осложнять отношений со Швецией. Заявили, что и они согласны признать шведского королевича русским царем. Однако прежде надо о многом посоветоваться, многое оговорить.

Послали Минин и Пожарский свою делегацию в Великий Новгород. Ведут делегаты переговоры. Время идет.

Затем приняли Минин и Пожарский делегацию из Великого Новгорода.

Ведут делегаты переговоры. Время идет.

Потом начали Минин и Пожарский переговоры со шведским военачальником Яковом Делагарди. Направили своих делегатов.

Ведут делегаты переговоры. Время идет.

Затем приняли посыльных от Делагарди.

Ведут посыльные переговоры. Время идет.

Затем Минин и Пожарский снова послали своих представителей в Новгород.

Ведут представители переговоры. Время идет.

Шло, шло время. Крепло, росло, набирало сил народное ополчение. Кончилось тем, что стало шведам ясно – не хватит у них войск, чтобы посадить на русский престол своего королевича. Отступили.

Так и не стал шведский королевич Карл-Филипп русским царем.

 

Семь сыновей

Село пылало всю ночь до рассвета. К утру от домов – пепелище. Набежали польские солдаты. Разграбили, а затем подожгли село. Часто такое в те годы бывало.

Солдатам надо кормиться. Снаряжали поляки – и те, кто был в Москве, и те, кто находился в других русских городах, – специальные отряды, которые совершали набеги на русские села и добывали для польской армии продовольствие.

Сопротивлялись часто крестьяне. Возникали стычки. Жестоко расправлялись поляки с непокорными. Убивали людей. Сжигали жилища.

Так и здесь – сгорело село дотла. Разбрелись жители, кто куда. А старый Киркей Бартенев собрал своих сыновей и сказал:

– Уходим к шишам.

Сыновей у Киркея семь:

Алексей,

Андрей,

Елисей,

Калина,

Федор,

Савва,

Прокоп.

Собрались Бартеневы, ушли к шишам.

Шиши – это лесные мстители, на современном языке – партизаны. Носили они высокие шапки с шишаками. По этим шапкам и партизан стали называть шишами.

Боевая слава отца и сыновей Бартеневых вскоре обошла всю округу.

Кто уничтожил целый отряд польских мародеров?

– Киркей и семь сыновей.

Кто от поджога уберег соседнюю деревню?

– Киркей и семь сыновей.

Кто устроил засаду на лесной дороге и отнял у захватчиков народное добро?

– Киркей и семь сыновей.

Растет их известность. Растет их слава.

Все больше шишей поднималось на борьбу с врагами. Сражались против поляков. Сражались против шведов. Защищали свой край и свое имущество.

Когда стало создаваться второе народное ополчение, многие из шишей выходили из леса. Вступали в ряды народной армии.

Вступили в войско князя Пожарского и Бартеневы:

старый Киркей,

Алексей,

Андрей,

Елисей,

Калина,

Федор,

Савва,

Прокоп.

Отец и семь сыновей. Восемь русских богатырей.

 

Максимилиан

Народное ополчение пришло в Ярославль. Из Персии через Ярославль к себе на родину в это время возвращался германский посол Иосиф Грегори.

Попросил германский посол, чтобы принял его Пожарский. Доложили князю.

«С чего бы вдруг?» – подумал Пожарский. Однако согласие дал. Повстречались они с Иосифом Грегори.

Посол повторил, что возвращается из Персии к себе в Германию. Что повидается в Германии с германским императором. Всяких добрых слов наговорил Пожарскому. Стал расспрашивать о положении дел в Русском государстве.

Рассказал ему Пожарский о том, как трудно России. В Москве поляки, на севере шведы. Англичане собираются высадиться в Архангельске.

Слушает посол.

– Да, да. Нелегкое время.

Рассказал Пожарский о несогласии между своими же. О Лжедмитрии I, о царе Василии Шуйском, о Лжедмитрии II, о семибоярщине, о неудаче первого русского ополчения. О Трубецком, о Заруцком, об убийстве Прокопия Ляпунова.

Слушает посол.

– Да, да. Не добрый час.

Рассказал Пожарский о Нижнем Новгороде. О новом ополчении. О народном подъеме. О желании русских людей прогнать иностранных пришельцев и установить порядок в своей стране.

Слушает посол.

– Да, да. Порядок нужен.

Беседует Пожарский с послом. А у самого все время один и тот же вопрос: какие такие интересы у германского посла, почему он так хотел с ним, с Пожарским, встретиться?

Вскоре все раскрылось, стало ясным.

– Власти нет сильной в России, – сказал посол. И следом: – Вот мой совет. Пишите в Германию. Просите на Московское царство брата германского императора королевича Максимилиана.

– Все ясно, еще один королевич, – вздохнул Пожарский. – Сколько же охотников на московское царство!

Богата Россия. Велика Россия. Многие к этим богатствам тянутся.

– Так напишите, – повторил посол. – Что передать королевичу Максимилиану?

– Напишем, напишем, – сказал Пожарский. А сам про себя: «Хватит гостей заморских. В России царя найдем».

 

Первый московский бой

В конце июля 1612 года Минин и Пожарский во главе народного ополчения двинулись из Ярославля к Москве.

Идут войска. Верста за верстой. Верста за верстой. Все ближе Москва, все ближе.

Вдруг… Что там за пыль заклубилась вдали? Навстречу несется гонец. Подлетел гонец к ополченцам. Придержал коня.

– К князю Пожарскому!

С важным известием прибыл гонец. Оказывается, из Польши, чтобы освободить засевших в Москве, в Кремле, поляков, идет большое войско. Возглавляет его опытный командир гетман Ян-Карл Ходкевич.

Многое зависит теперь от того, кто раньше придет к Москве.

Ускорили движение русские ополченцы.

– Шире шаг! Шире шаг!

Дал команду быстрее идти и польский гетман Ян-Карл Ходкевич.

– Марш! Марш! Вперед!

Торопятся русские.

Спешат поляки.

Первыми, больше чем на сутки опередив врага, пришли в Москву ополченцы Минина и Пожарского.

Расположились ополченцы около Чертольских и Арбатских ворот. Тут же недалеко у Коровьего брода и в районе Замоскворечья находились казаки Дмитрия Трубецкого. Казаки владели также двумя укрепленными острожками.

Поляки подошли с запада по смоленской дороге. Остановились лагерем у Поклонной горы.

В составе польского войска было много наемников: немецкие пехотинцы, венгерские конники, французские пушкари.

Ян Ходкевич был опытным полководцем. Немало побед на его счету. Он был уверен в своем успехе и здесь, в Москве.

Простояв сутки на Поклонной горе, Ходкевич двинул свое войско в наступление. Поляки переправились через Москву-реку у Новодевичьего монастыря. Отсюда они и решили начать атаку на ополченцев Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Цель польского войска – разбить русских и прорваться в Московский Кремль.

– Виват! Вперед! – разнеслись команды.

Завязалась жаркая схватка. Вскоре открылись кремлевские ворота и на помощь Ходкевичу вышли поляки, находившиеся в Кремле.

Удержались ополченцы. Отбили удары кремлевских отрядов. Отбили удары основного войска гетмана Ходкевича.

Кончался седьмой час сражения. Поляки несли большие потери. Войскам нужен был отдых.

Битва стихала.

Те поляки, которые атаковали из Кремля, опять отошли под защиту кремлевских стен. Отошли и основные силы Ходкевича. Вновь переправились они через Москву-реку. Укрепились на Воробьевых горах.

Никто в тот день не одержал победы.

 

Пожимает Матвей плечами

Не предполагал Матвей Кожемяка, что с ним такое случится.

Когда гетман Ходкевич стал отводить свои полки к Москве-реке, к Воробьевым горам, Матвей Кожемяка и несколько других ополченцев устремились вслед за отступающими.

Бросились поляки в Москву-реку, чтобы перебраться на противоположный берег. И ополченцы бросились. Местами здесь были броды, а чаще места глубокие. Матвей попал на место глубокое. Были здесь и другие. Людей стало сносить течением. Понесло и Матвея. Однако он плавал хорошо. Воды не боялся. Борется. Вдруг слышит: кто-то вскрикнул.

Видит Матвей – человек в беде. Поспешил он на помощь. Кричит:

– Гаврила?

В ответ:

«Буль-буль».

Ухватил неизвестного:

– Никита?

В ответ:

«Буль-буль».

Стал вытаскивать из воды неумельца.

– Порфирий?

В ответ:

«Буль-буль».

Вытащил на берег Матвей Кожемяка человека. Смотрит – так это же вовсе не свой! Вот и наряд не тот. И сабля совсем не русская. Понимает Матвей, что спас он поляка, шляхтича.

Пришел человек в себя. Приоткрыл глаза. Посмотрел на Матвея:

– Януш?

Замотал головой Матвей.

– Анджей?

Замотал головой Матвей.

– Здислав? – вновь спрашивает человек.

– Матвей я, – отвечает ополченец. – Матвей Кожемяка.

На лице человека сразу же появился страх. Вскочил поляк на ноги. Думает: вот-вот русский саблей его ударит.

Не ударил Матвей Кожемяка.

Постояли молча они минуту. Затем разошлись в разные стороны.

Удивлялся потом Матвей:

– И чего я его упустил? Кто удержал мою руку?

Пожимает Матвей плечами.

Война есть война. Всякое здесь бывает.

 

Второй день

Второй день сражения принес полякам временную удачу. Еще ночью небольшой польский отряд с частью обоза пытался пробиться в Московский Кремль. Выбрали поляки то место, где находились казаки Дмитрия Трубецкого. Попытка была удачной. Обхитрили они казаков. Прошли в темноте самым берегом Москвы-реки. Проникли в Кремль. Передали продовольствие осажденным.

На обратном пути новая удача. Захватили поляки один из казацких острожков. Находился он напротив Кремля, на левом берегу Москвы-реки. Это место называлось Ендова.

Успех польского отряда обрадовал гетмана Ходкевича. Решил он через места, обороняемые казаками Трубецкого, двинуть свои главные силы.

Князь Пожарский разгадал этот план Ходкевича. Передвинул он сюда ополченские полки.

К сожалению, казаки Трубецкого вначале не поддержали ополченцев. Они даже отошли от этих мест в другую часть города.

Обрушились поляки на воинов Минина и Пожарского. Вновь разгорелся упорный бой. Удар поляков был стремительным, сильным. Прижали они ополченцев к Москве-реке.

К князю Пожарскому, который находился в это время у Чертольских ворот на Остоженке, стали поступать тревожные вести.

– Князь, давят поляки.

– Князь, прижали к Москве-реке.

– Князь, нет сил держаться.

Пожарский сам отправился к месту боя.

Врубился в ряды сражающихся.

– Братцы, не трусь!

– Братцы, вперед!

Бил мечом налево, направо.

Однако русские все-таки дрогнули. Многие ополченцы начали покидать поле боя. Многие бросались в Москву-реку и переплывали на противоположный берег.

Ходкевич торжествовал. Все громче звучало:

– Виват!

– Виват!

– Виват!

Ходкевич приказал приготовить обоз. Был уверен, что вот-вот вступит в Московский Кремль.

Но рано победу пропели трубы.

 

Пятнадцать часов

Новый начинался день. Новый начинался бой.

Замоскворечье: улица Ордынка, улица Пятницкая, церковь Клемента, клементовский казацкий острожек на Пятницкой. Здесь, в этих местах, и произошли главные события. Только теперь ополченцы были не одни. К ним наконец примкнули казаки Трубецкого.

Поляки продвигались к центру города. Шли по Пятницкой, по Ордынке. В их руках оказались и церковь Клемента и клементовский острожек. Недавно эти места были у казаков Трубецкого. Теперь здесь поляки. Даже подняли свой флаг на Клементовской церкви.

Увидели флаг казаки:

– Братцы, да что же это такое!

Ударили казаки. Ударили ополченцы. Взяли церковь Клемента. Сбросили флаг. Взяли штурмом и клементовский острожек.

Улыбаются ополченцы. Обращаются к казакам:

– Вон оно, когда все вместе.

Улыбаются казаки:

– Вон оно, когда все разом.

Воодушевленные первым успехом, ополченцы и казаки продолжали теснить поляков и дальше. Освободили они и недавно захваченный поляками острожек на Ендове.

Улыбаются казаки:

– Вот оно, когда все вместе.

Улыбаются ополченцы:

– Вон оно как, когда все разом.

Однако это была еще не окончательная победа. У Ходкевича сохранились большие силы. Он по-прежнему надеялся взять Московский Кремль.

Приближались решительные минуты боя. В это время Кузьма Минин обратился к Пожарскому с просьбой:

– Князь, дай мне отряд, и я ударю в тыл неприятелю.

Согласился Пожарский. Направился Кузьма Минин в тыл к полякам. Не ожидали они удара. Дрогнули. Побежали. Многие из поляков погибли. А те, кто уцелел, бросились к главным силам Ходкевича.

– Русские!

– Русские!

Поляки растерялись. Началась паника. Этим воспользовались ополченцы. Воспользовались казаки. С еще большей силой разгорелась битва.

Военное счастье изменило Ходкевичу.

Еще натиск, еще напор, еще удар. И вот уже ясно – победа русских.

В этот день сражение длилось пятнадцать часов. Закончилось оно поздно вечером. Русским досталась богатая добыча: обоз, боевые знамена, пушки.

Потерпел поражение польский гетман. Бежал из Москвы Ян-Карл Ходкевич.

 

Ворота открылись

Ходкевич бежал. Однако Московский Кремль поляки не покинули. Они надеялись, что придет новое польское войско и освободит их. Однако время шло.

Новое войско не приходило. Отряды ополченцев и казаков со всех сторон окружали Кремль. Вели его обстрел из пушек. Среди осажденных начался голод. Командовал осажденными польский шляхтич Струсь.

Докладывают Струсю:

– Нечего есть.

– Ешьте коней, – распорядился Струсь.

Через несколько дней докладывают Струсю:

– Съели коней. Нечего есть.

– Ешьте собак, – распорядился Струсь.

Через несколько дней снова докладывают:

– Съели собак. Нечего есть.

– Ешьте кошек, – распорядился Струсь.

Затем дошло до мышей и крыс… Польская помощь по-прежнему не приходила.

Князь Пожарский обратился к осажденным. Предлагал им сдаться. Обещал всех пощадить. Даже для тех, кто полностью отощал и не мог двигаться, предлагал телеги.

Поляки не согласились. Ответили грубым письмом.

Однако человеческие силы были на исходе. В конце октября 1612 года поляки наконец подписали договор о сдаче Кремля.

Раскрылись дубовые кремлевские ворота. Войска Минина и Пожарского вступили в Московский Кремль.

 

Романовы

Январь 1613 года. Запорошило снегом пути-дороги. По всей Руси, от края до края, трещит мороз.

В Москву едут народные представители: от бояр, от помещиков, от детей боярских, от священнослужителей, от служилых людей, казаков, ремесленников, торговцев, от простых крестьян – несколько сот человек. Это собирается Земский собор.

Ему, Земскому собору, и предстоит решить – кому же стать на Руси царем.

Немало оказалось разных кандидатов. Начали с иностранных.

Называется имя польского короля Сигизмунда III.

– Против! Против! – кричит большинство.

Называется имя польского королевича Владислава.

– Против! Против! – кричит большинство.

Обсуждается кандидатура шведского королевича Карла-Филиппа.

И опять большинство против. Не прошел шведский королевич Карл-Филипп в русские цари.

Не утихают споры. Называются новые имена.

– Князь Федор Мстиславский.

– Князь Иван Голицын.

– Князь Дмитрий Трубецкой.

– Боярин Михаил Романов.

Долго шли споры. То голосом тихим, то голосом громким, то криком, то даже угрозой решали, кому же быть русским царем.

И вот наконец сошлись.

Новым русским царем стал Михаил Романов. Было ему в ту пору шестнадцать лет.

От него, от боярина Михаила Федоровича Романова, и пошли на Руси все цари Романовы: и его сын – царь Алексей Михайлович, и его внук царь Петр Алексеевич – Петр I Великий, и царица Елизавета I, и Александр I, и Николай I, и другие. Все они были Романовы.

Династия царей Романовых установилась в России на долгие времена, вплоть до 1917 года.

 

Иван Сусанин

Много подвигов совершили русские люди в борьбе за независимость своей Родины. Вот и еще один – подвиг русского крестьянина Ивана Сусанина.

Произошло это вскоре после избрания на русский престол Михаила Романова. Находился молодой русский царь в то время недалеко от города Костромы.

Не очищена еще была полностью в ту пору русская земля от различных польских военных отрядов. То в одном месте, то в другом продолжались еще бои. Неохотно отходили поляки к себе на родину. Неожиданно один из польских отрядов оказался у города Костромы.

Узнали поляки, что где-то здесь же недалеко находится русский царь.

Разгорелись глаза у поляков.

– Вот бы царя схватить.

– Вот бы царя пленить.

Мечтают поляки об успехе, о славе. Знают, русских войск поблизости нет. В руки идет удача.

Известно полякам, где приблизительно находится русский царь, однако не знают туда дороги. Ищут, кто из местных крестьян укажет.

К одному обратились. В ответ:

– Не знаю.

Обратились ко второму:

– Не знаю.

Обратились к третьему, к пятому, к десятому.

Отрицательно машут крестьяне головами:

– Не знаем дороги. Не знаем. Не ведаем.

Понимают поляки – хитрят мужики. Схватили тогда они одного из крестьян – Ивана Сусанина. Наставили ружья:

– Веди!

Повел их Иван Сусанин. Леса под Костромой дремучие, дикие. Тянутся они без конца, без края. Топи в лесах, трясины. Голодные волки, как тени, бродят, басами ревут медведи. Глазастые филины зорко смотрят из дупел. Хищные вороны сидят на елях. Страшно в таком лесу. Однако идут поляки. Мечтают схватить русского царя Михаила Романова.

Ведет их Сусанин. Палка в руках дубовая. Свернет Сусанин правее, свернет чуть левее. Прямо пройдет. Снова правее. Снова левее. Послушно следом идут поляки.

Вначале двигались лесной дорогой. Оборвалась дорога. Пошла тропа.

Идет Сусанин. Свернет чуть направо. Возьмет чуть налево. Прямо пройдет. Снова – направо. Снова – налево.

Оборвалась тропа. Дело было как раз зимою. Завалы кругом. Сугробы.

Насторожились поляки.

– Куда ты ведешь, Сусанин?

– Скоро к главной дороге выйдем, – ответил Сусанин.

Снова свернул направо. Снова свернул налево. Прямо прошел. Снова – правее. Снова – левее.

Прокричал где-то страшное ворон. Филин из дупла грозно повел глазами.

Стало сереть. Стало темнеть.

Кричат поляки:

– Куда ты завел нас, Сусанин?!

Взвыл где-то голодный волк. Медведь-шатун отозвался ревом.

– Куда ты завел нас, Сусанин?!

– Скоро. Скоро к главной дороге выйдем.

Снег повалил. Следы заметает. Плетутся, петляют, плутают поляки. Теряют последние силы.

Не объявилась дорога.

Поняли поляки: специально завел их Сусанин в лесные дебри. Схватились они за сабли. Изрубили Сусанина.

Погиб Сусанин. Однако и поляки из леса не вышли.

Вечен в памяти русских людей подвиг Ивана Сусанина.

 

Последний раз о Марине Мнишек

Началась эта история еще до того, как ополченцы Минина и Пожарского освободили от поляков Москву.

Атаман Иван Заруцкий стоял со своими казаками рядом с Москвой. Разругался он вдруг с другими командирами. Даже грозился перейти на сторону поляков. Однако затем передумал. Ушел из-под Москвы в город Коломну, а затем и вовсе на юг России в Астрахань. Вместе с собой он забрал Марину Мнишек и ее малолетнего сына, отцом которого был Лжедмитрий II, Ивана.

Честолюбивые планы зрели у Заруцкого и Марины Мнишек. Они хотели «царевича» Ивана сделать московским царем.

Новые военные силы стали собираться вокруг Заруцкого.

Атаман собирался идти на Саратов, на Казань. Затем штурмовать Москву.

Не осуществились эти желания. Народные полки Минина и Пожарского разбили поляков. На русский престол был избран Михаил Романов.

Но это не остановило Ивана Заруцкого и Марину Мнишек. Они по-прежнему доказывали права на русский трон «царевича» Ивана.

– Он внук Ивана Грозного, – утверждали Заруцкий и Марина Мнишек. – Ему по закону Россией править.

Но все знали, что это неправда.

На юг против Заруцкого были посланы царские войска. Они стали подходить к Астрахани.

Заруцкому и Марине Мнишек пришлось снова бежать. Они хотели пробраться в Персию. Сейчас это государство носит название Иран. Но не успели.

Ивана Заруцкого, Марину Мнишек и ее сына «царевича» Ивана схватили.

Из Астрахани через Казань их повезли в Москву.

Везли под большой охраной. Стража даже получила приказ: в случае опасности или чьей-нибудь попытки освободить пленных – и Заруцкого, и Марину Мнишек, и маленького Ивана убить.

Однако дорога прошла спокойно.

В Москве Заруцкого казнили. Смерть была страшной. Казацкого атамана посадили на острый кол. Не пожалели, лишили жизни и маленького Ивана.

Недолго после этого прожила и Марина Мнишек. Она была заключена в тюрьму. В тюрьме и скончалась.

Однако долго ходили слухи, что и она умерла не естественной смертью.

– Закололи ножами ее в тюрьме, – утверждали одни.

– Не закололи, а удушили, – утверждали вторые.

– Не удушили, а утопили, – уверяли третьи.

Не стало Марины Мнишек. Завершился жизненный путь Марины.

 

Новое время

Кончилась Смута. Начиналось новое время. И хотя не все еще было спокойно в Русском государстве, однако все тише и тише плескались волны людского гнева. Все реже срывались зловещие ветры. Все устали от Смутного времени. Природа и люди рвались к покою.

Повстречались как-то соседи Прохор Напейся Чистой Воды и Симка Умойся Грязью. Сели они над рекой на круче.

Прохор и Симка – одногодки, приятели. Выросли вместе. С детства дружили. Суровые дни Смутного времени пережили.

Вот как сложились их судьбы.

Началось все еще при царе Борисе. Где-то в польских землях, а затем на Украине появился Лжедмитрий I. Разбились люди тогда на два лагеря. Одни за царя Бориса, другие за «царевича Дмитрия».

– Я за царя Бориса! – кричал Прохор Напейся Чистой Воды. – Он государь законный.

– Я за царевича Дмитрия! – кричал Симка Умойся Грязью. – При нем жизнь станет лучше.

Не только кричали они. Не только спорили. Ушел Прохор сражаться за царя Бориса. Ушел сражаться Симка за «царевича Дмитрия».

Победили тогда те, кто был за «царевича Дмитрия». Однако недолго продержался на русском престоле Лжедмитрий I. Скинули «Дмитрия».

Избрали новым царем боярина Василия Шуйского. Однако появился новый самозванец – Лжедмитрий II.

Снова разбились люди на тех, кто был за царя Василия Шуйского, и на тех, кто стоял за Лжедмитрия II. Снова в разных лагерях оказались Симка и Прохор. Снова люди пошли войной друг на друга.

Продолжается Смута.

Свергнут был Шуйский, убит Лжедмитрий II. Однако и теперь не установился покой в России. Двинулись на Россию поляки, шведы. И вновь ушли на войну Прохор и Симка. Сражались в первом народном ополчении у Прокопия Ляпунова. Сражались во втором народном ополчении у Минина и Пожарского.

Уцелели. Вернулись домой с победой. Устали от войн, от Смутного времени люди. Устали Симка и Прохор. И вот завершилась Смута. Был избран законный правитель России – царь Михаил Романов. Начиналось новое спокойное время.

Повстречались Прохор и Симка у реки на высокой круче. Сели они на траву. Солнце, сияя, стоит в зените. Рядом речка журчит певунья. Луг, как бархат, лежит в низине. Неподалеку какую-то сказку шепчет зеленый лес. Мышь-полевка в траве мелькнула. Цокнула рядом белка. Пронеслись, как гонцы, стрижи.

Вдохнули друзья свежий весенний воздух.

– Хорошо, – произнес Прохор Напейся Чистой Воды.

– Хорошо, – отозвался Симка.

Посмотрели они на небо, на солнце. Улыбнулось им с неба солнце.