Дорогая Маринка! Представь себе: мы до сих пор не нашли машинистку. Я срочно учусь печатать на машинке.

Одним пальцем уже умею! Но такой способ пригоден для обычных многотиражек, которые выходят один раз в неделю. А для нашей ежедневной, да еще на фоне здешней строительной техники, столь отсталые методы труда просто недопустимы! Поэтому пока мы решили сдавать материалы в типографию в рукописном виде. Это, правда, дело нелегкое, ибо у всех троих ужасающие почерки — верный признак гениальности нашего редакционного коллектива!

Директор типографии (она находится в двенадцати километрах отсюда, в районном центре Каменищи) сказал, что пока в виде редчайшего исключения он будет принимать статьи и заметки, аккуратно переписанные от руки. Но только при одном непременном условии: если мы, как он выразился, «раздолбаем» заместителя начальника строительства по быту и транспорту Езерского. «Долбать» замов по быту — дело весьма банальное. Но за что все же его так люто возненавидел наш тихий и мирный директор?

Ты, Маришка, я вижу, кое в чем сильно смахиваешь на нашего неспокойного редактора: подавай тебе хлесткие заголовки! А «Письма родным» — банальная форма? Да знаешь ли ты, что значат письма для людей, недавно только расставшихся с домом, с родными своими и близкими? Я-то уж знаю! И видела бы ты, какие здесь выстраиваются очереди перед окошком «До востребования»! Бегут на почту усталые, не успев даже поужинать. И ждут, и волнуются, и чуть не плачут, услышав из окошка виноватую шутку:

«А вам еще пишут…»

И почитала бы ты эти письма! У каждого свой почерк — и на бумаге и в жизни. Про тайгу пишут и про любовь; и о том, как применили кладку дешевого бутового камня взамен кирпича; и про то, что здесь нельзя достать бигуди, а волосы приходится накручивать на бумагу (пригодилась-таки наша газета!).

Иногда пишут и нам — прямо в редакцию. Правда, пока еще не очень часто. Но вот вчера на второй полосе мы поместили «обоюдоострое», как выразился наш редактор, письмо каменщика Васи Ястребкова «Я против своего рекорда!».

Вася Ястребков со злостью рассказывает о том, как дал он сотни процентов нормы. Да, со злостью: «Это была не работа, а черт его знает что! Все ребята, здоровенные мужики, обслуживали меня, как няньки: подносили кирпич и раствор, подготовляли фронт работы… Вся бригада плясала вокруг меня! Я поставил рекорд, а они все и одной нормы не вытянули. Что же это такое?»

Только сейчас, работая в редакции, я понял, Маришка, до чего же люди не любят критику. Задень только кого-нибудь, чуть-чуть зацепи — и сразу летят опровержения, трещат телефоны, спешат на выручку адвокаты. Так и после этого письма: «Вы опорочили трудовую победу! Вы очернили коллектив! Вы толкнули Ястребкова на этот пасквиль!»

Здесь некоторые утверждают, что рекорд, если даже он не очень настоящий, может все же многих чему-то научить, кого-то вдохновить, взбодрить и содействовать, так сказать, общему подъему. Начальник стройконторы даже пожаловался на нас в партком. И вот бегу объясняться по этому поводу.

Парторг наш — бывший таежный охотник. Но не «суровый с виду и добряк в душе», как пишут в романах, а просто очень зоркий на людские печали и радости человек. И шутит, и каламбурит, и обладает какой-то сверхъестественной силой притяжения… Все местные «правдоискатели» устремляются к нему. Его именем тут запугивают провинившихся («Титов до вас доберется!») и ободряют попавших в беду («А вы бы к Титову!»).

Наш Титыч, как ласково зовут его многие, лично знаком в тайге с каждым деревом, с каждой птицей, с каждым цветком. И откуда он узнал о моей болезни, ума не приложу! Сперва пошутил: «И какая тебя нелегкая с такими легкими в тайгу принесла?» А потом уж всерьез сказал: «Ты тайге поверил и она тебя вылечит. Травами вылечит! Вот пойду скоро на охоту и принесу тебе верное средство…»

Ну, а сейчас посмотрим, какие травы или, вернее сказать, пилюли пропишет мне Титыч за это самое письмо, «опорочившее трудовую победу»!

На бегу, но все-таки очень крепко целую тебя.

Твой Алексей.