Невольный страх овладел мною. Но лишь на мгновение. А уже в следующую секунду я отбросил его. Верней сказать, отшвырнул.
Тем более, что Наташа сделала шаг по направлению ко мне. Совсем незаметный шажок, но я-то его заметил. Точнее сказать, почувствовал. Вообще, когда есть существо, которое тебе нравится, следишь только за ним и говоришь для него, хотя делаешь вид, что для всех. И наблюдаешь, как оно на все реагирует. И подсчитываешь, сколько раз это существо на тебя посмотрело.
Тот, кто любил, поймет меня без труда!
«В эту опасную минуту она хочет быть рядом со мной! - решил я. - Хочет, чтоб я уберег ее, заслонил собой!» О, как часто мы выдаем желаемое за действительное!..
- Я должна уехать электричкой, которая в семнадцать ноль-ноль, - сказала Наташа.
«Должна уехать…» Даже не сказала, что «м ы должны».
«Волнуется за свою маму», - подумал я. И вот удивительно: в ту минуту я позавидовал ее маме, хоть у нее было очень больное сердце, а у меня сердце было абсолютно здоровое, и, если как следует рассудить, ее мама должна была бы завидовать мне. Но я не подчинялся рассудку!
- Племянник Григорий шутит, - сказал я Наташе. - Неужели ты не видишь, что он пошутил?..
- Тогда пусть откроет, - сказала Наташа. Ее желание было для меня законом!
Но для Племянника оно законом не было.
- Откройте, пожалуйста, - попросил я его.
- Это ты, парнек? - послышалось из-за двери. - Опять тебе больше всех надо?
Все сидят тихо, будто мать родная не родила… А ты один ерепенишься!
Он тихо и противно засмеялся.
- Откройте сейчас же! - приказал я ему. И посмотрел на Наташу.
Она стояла, опустив голову. Лица ее я не видел, потому что тусклая лампочка, которую зажег Племянник, была где-то далеко, в глубине подземелья.
- Ты же хотел узнать, куда тот Дачник девался? - спросил Племянник. - Вот теперь и узнаешь!
- Что он хочет сказать? - Я толкнул Глеба в плечо.
- Не знаю, - ответил Глеб.
И вдруг мы услышали за дверью шаги: Племянник поднимался наверх. Он уходил, оставляя нас в подземелье. Страшная история началась!
- Остановитесь! - умоляюще воскликнул Покойник. Громкие шаги Племянника были ему ответом. Я снова схватил за плечо Глеба.
- Верни! Задержи!..
- Разве его задержишь?
- Кричи! - шепотом, чтобы не выдать внутреннего волнения, сказал я Глебу. - Ори на всю дачу!
- Не услышит… Он ведь уже наверх… Там ни слова… Дверь-то железная…
Кричи не кричи…
- А ключа у тебя нет?
- Ни у кого… Потеряли… Английский замок: дверь захлопывается - и все…
Открывается с той стороны… Он ведь и на щеколду…
- Погребены? - тихо сказал Покойник. - Живьем?
Я вспомнил про Аиду и Радамеса, которых замуровали живьем. И снова взглянул на Наташу. Кай мне хотелось, чтобы и она мысленно сравнила нашу судьбу с их судьбой! Но она думала только об электричке. Это мне было ясно. Да и можно ли было сравнивать? Ведь Аиду и Радамеса замуровали вдвоем, а нас было целых шесть человек.
- О, не печалься! - сказал я Наташе. - Я выведу вас отсюда. Вы снова увидите солнце!
Она взглянула на меня с легким испугом. И тогда я добавил:
- Все будет в порядке!
Мне так хотелось, чтоб опасность сблизила нас. Но Наташа никак не сближалась: она думала об электричке.
- Я должна быть дома не позже шести.
- И будешь!
Я огляделся…
Тусклая лампочка мрачно выхватывала из темноты отдельные предметы. Она выхватила таинственный круглый стол, который раньше, в дни своей молодости, я думаю, назывался садовым и стоял где-нибудь в беседке. У стола было три ноги, и он угрюмо кренился на ту сторону, где когда-то была четвертая.
Лампочка выхватила из темноты и таинственный стул, у которого тоже было всего три ноги, чтобы столу было не так уж обидно. Непонятная, жестокая сила зло разбросала по земле странные ящики… К одной из стен загадочно прислонился кусок фанеры, с которого на нас всех угрожающе глядели одни лишь зловещие слова: «Опасно! Не подходить!» И чуть пониже свирепо чернели на фанерном листе череп и кости.
Проходя мимо фанеры, Наташа случайно коснулась ее, и на пальто остался черный след краски, которая, видно, никогда не высыхала в этой могильной сырости.
- Осторожно! Не подходите! - крикнул Глеб.
Все вздрогнули и подавленно замолчали. Даже не очень опытный глаз мог безошибочно определить, что настроение у всех было ужасное.
Я для вида пошептался с Глебом и громко, весело объявил:
- Вот Глеб говорит, что племянник Григорий часто так шутит: сначала эапрет, а потом отопрет.
- И через сколько же времени он отпирает? - спросил Покойник.
- Через час. Максимум через два! - бодро сообщил я. - А пока давайте осмотрим окрестности. Познакомимся с достопримечательностями этого подземелья… Чтобы потом, когда мы выйдем наверх, было что рассказать!
- А мы выйдем? - спросил Покойник.
- А мы их увидим?
- Конечно! Когда мы увидим родных и близких, они спросят нас…
Лампочка все время выхватывала из темноты лицо Наташи Кулагиной. Вернее сказать, я то и дело смотрел на Наташу.
- Кого ты больше всех любишь? - внезапно спросила она. «Тебя!» - хотел я ответить. Но она бы мне не поверила, потому что это была неправда. Больше всех я все-таки любил маму и папу. Потом Костю… А потом уж ее. Не мог же я это сказать!
- Кого ты больше всех любишь? - повторила она.
- Вообще… или у нас в классе? - Скажи еще: в нашем звене!
- А ты кого?
- Маму.
- Я тоже маму и папу.
- Нет, я не маму и папу, а именно - маму. Я могу за нее умереть. А ты можешь за кого-нибудь умереть?
«Могу! За тебя!» - рвался вперед мой язык. Но что-то ему мешало.
- Можешь? За маму?..
- Я как-то не думал…
- И правильно делал: самое страшное для матери - пережить детей своих…
- Эту мысль ты должна записать!
- Какая же это мысль! Это истина. Вот и все… Поэтому я должна уехать на электричке в семнадцать ноль-ноль!
- Так и будет! Я тебе обещаю!..
Но как я выведу ее из подвала - это было неясно. «О, если я что-то придумаю! - мечтал я. - Она будет считать меня избавителем, героем, спасителем своей мамы, за которую она готова отдать даже жизнь!» - То, что было еще час назад, кажется сейчас таким замечательным. Даже прекрасным, - сказала Наташа. - Хорошее по-настоящему ценишь на фоне плохого. Ты замечал?
- Да! Конечно… Еще бы! Сколько раз! Эту мысль ты обязана записать!..
Наташа почти шептала. Но я улавливал каждое слово, потому что, когда она ко мне обращалась, слух мой становился каким-то особенным. И если бы рядом в такие минуты что-нибудь взрывалось и грохотало, я бы этого не услышал, а услышал бы только ее голос.
«Странное дело, - лезли мне в голову мысли, - маму я люблю больше, но не думаю целый день о том, что люблю ее. А Наташу люблю меньше, но думаю об этом все время. О, как много в нашей жизни необъяснимого!» Острая наблюдательность подсказала мне, что Наташа разговаривала только со мной. И это вернуло мне силы, которые понемножечку начинали уже уходить. Я снова готов был жить, бороться, искать выход из положения. Верней сказать, из подвала.
Лампочка выхватила из темноты лицо Покойника. Но лучше бы она не выхватывала: бледные губы его дрожали.
Я решил оживить Покойника!
- Снаряжаем спасательную экспедицию, - объявил я.
- Сами себя будем спасать? - пролепетал Покойник.
- Да! И ты вместе со мной пойдешь впереди! Где-то здесь должен быть выход.
В крайнем случае мы будем пробиваться сквозь стену. Как в «Графе Монте-Кристо». Ты помнишь, Покойник? Эдмон Дантес и аббат Фариа пробились друг к Другу. А ведь это было не на даче, а в замке Иф: там стены покрепче.
- Их обоих кормили. А мы умрем с голоду. Принц Датский положил руку Покойнику на плечо. Глеб, казалось, изучал земляной пол, которого не было видно.
- Алик же сказал нам, что племянник Григорий будет шутить всего час или максимум два, - объяснила Миронова.
Она одна, мне казалось, сохраняла абсолютное спокойствие. Теперь она видела командира во мне, а команды волноваться я не давал: она и не волновалась.
- Конечно, Племянник откроет дверь. Ты права, - сказал я Мироновой. - Но мы не обязаны ждать его помощи. Освободиться своими силами - вот в чем задача!
Наташа улыбнулась - чуть-чуть, еле-еле, да еще было полутемно, но я заметил ее улыбку. Ну конечно: я говорил, как с трибуны. Но ведь надо было ободрить, у всех поднять дух!
- А может, лучше кричать? - предложил Покойник. - Кто-нибудь да услышит…
- На даче же… И в поселке тоже… - сказал Глеб. Он вдруг снова перестал договаривать фразы.
- Идемте! Вперед! - сказал я. Взял Покойника за руку, и мы двинулись. Мне хотелось взять за руку и Наташу, но я не решился.
Мы двинулись по подземелью. Сверху падали леденящие капли. Ноги то и дело проваливались в коварные углубления. Кромешная тьма окружала нас, как заговорщица. Неверный свет тусклой лампочки остался в неясной, мрачной дали… Ядовитый запах сырости уже не радовал меня, и мне не хотелось дышать полной грудью.
«Читать детективные истории - это совсем не то, что участвовать в них, - рассуждал я. - Я хотел играть во что-нибудь страшное, а тут самый настоящий кошмар обрушился на нас всех. Только я не должен показывать виду, что тоже волнуюсь… Придет ли племянник Григорий? Откроет ли дверь? И зачем он ее закрыл? Зачем?! А что значат его слова: «Ты же хотел узнать, куда тот Дачник девался? Вот теперь и узнаешь!»?» - Покойник!! - крикнул Покойник. Он весь дрожал. «Наверное, рехнулся, - подумал я. - Нервы не выдержали!.
- Протяни… Ты сразу… Как я… - Верхние его зубы не попадали на нижние.
И он, как Глеб, не дотягивал фразы до конца.
Я протянул руку и нащупал… скелет. Он стоял в темноте. Ребра и череп…
Уже не нарисованные, а самые что ни на есть…
- Назад! - крикнул я.
Мы бросились обратно, к неверному свету тусклой и мрачной лампочки. Но теперь она казалась нам целым солнцем.
Внезапно догадка озарила меня. «Так вот как погиб тот Дачник! Вот куда он исчез!..» Неужели и нас ждала та же горькая участь?