Полигон располагался на границе Мёртвого Пространства, разросшегося вокруг одного из нагуалей. Щёткин с Рахматовым шли вдоль выстроенных замысловатым зигзагом агрегатов.

– Вы уверены, что распространению полей почва не станет помехой? – сомневался Щёткин. Ему всё ещё не верилось, что проникшие сквозь земную кору и опутавшие ядро нагуали не укроются от невидимых капсул.

– Эксперименты показывают, что торсионные поля проходят через любые среды без потерь интенсивности. Единственно, что вызывает у меня вопросы, насколько подчиняются живущие по иным законам нагуали этим правилам.

– М-да, иная реальность… – пробормотал Щёткин. – Чёрт её дери!

– В любом случае, если удастся хотя бы капсулировать нагуаль и порождённое им Мёртвое Пространство, мы остановим их рост.

– Думаете? – президент ВКБГА недоверчиво глянул на Рахматова.

– Надеюсь. В ЦЭКО сегодня капсулируют самые агрессивные опухоли, останавливая их распространение.

– Пациенты всё же люди, принадлежащие нашему миру.

Рушан вздохнул. Те же мысли мучили и самого Рахматова.

– У нас нет другого выхода. Не на прогулку же мы сюда приехали с этими игрушками. – Рушан махнул головой в сторону гигантских, похожих на пушки агрегатов.

– Да уж, – Щёткин окинул взглядом торсионную 'артиллерию'. – Говорите, жива наша Руслана?

– И очень деятельна! – Рахматов расхохотался. – Устроила недавно грандиозную головомойку парикмахеру за чудаковатую стрижку. Хочет перед мужем предстать во всей красе. Через неделю улетает. Я там немного поспособствовал с комиссией…

– Полное выздоровление?

– Стопроцентное. Даже на месте иссечения метастазов ткани восстановились. Кроме того, торсионные поля обладают памятью. Так что рецидивы практически исключены. Ну, разумеется, если не начать с тупым упорством раскручивать эти самые поля влево.

– Что ж, – Щёткин ещё раз глянул на 'пушки' – врежем нашими 'Русланами' по врагу?

– С восторгом.

Мужчины пошагали к небольшому строению, где ждал своего часа пульт управления.

Рушан напряжённо смотрел на моделирующую панель. Спутниковый сканер передавал чёткую голограмму – ветка нагуаля, поросшая мхом Мёртвых Пространств, тонкие усики новых побегов иных реальностей. Подкрашенные для контрастности кроваво-красным, выглядели они пугающе. Торсионные поля на реконструкции решили обозначить синим цветом. После доработки прибора поиск поражённых пространств осуществлялся автоматически.

– Ну, с Богом, – Щёткин сжал спрятанные в карманах комбинезона кулаки.

– Вселись, Господи, в его руки! – повторил услышанную у операционной молитву Рахматов.

– Пли!

Рушан коснулся стартового значка. По алым ветвям медленно поползли индиговые язычки.

– Пошли, – заворожено прошептал главный инженер проекта Рихард Ирге. – Вроде носок натягивает, сволочь! Эх, в космос бы наших 'Русланок'! Генеральную уборочку домену.

– Будет тебе и уборочка, – не оглядываясь, буркнул Рахматов. – Сейчас соорудим пылесос вселенских масштабов и…

– Да не сглазьте вы! – прошипел Щёткин. – Чёрт ещё знает, что там будет твориться внутри капсулы!

– Вы сейчас торсионке лево руля дадите, – пригрозил Рахматов. – Кто знает, вдруг эти нагуали разумны и заложенных нами характеристик сред будет недостаточно для поддержания заданного направления полей. Только положительная информация!

– Всё будет отлично, – пробубнил Ирге. – Не зря же нам был послан Несущий!

– Отлично, – подтвердил Рахматов.

– Будет, будет! – закивал напросившийся на эксперимент Лоханкин.

– Сумасшедший дом, – проворчал Аристарх. – Не научный эксперимент, а какое-то коллективное камлание!

Отправленный неделю спустя внутрь капсулы зонд исчез бесследно, растворившись в агрессивной и чуждой реальности Мёртвого Пространства. Неведомый мир иных законов, окружённый торсионными полями, продолжал существовать. Рахматов был подавлен. Радовало одно – рост нагуаля полностью прекратился.

– Уже неплохо, – утешал Рушана Бердин, к которому Рахматов теперь частенько заглядывал, чтобы подпитаться оптимизмом. – Я же говорил, капсула позволяет выиграть время. А время – это шанс!

У доктора дела шли куда лучше – вставали на ноги даже больные, получавшие лишь симптоматическое лечение, призванное не спасать, а только облегчать последние дни. Было чему порадоваться.

– Трудная пациентка Земля, – вздохнул Рахматов. – То ли позитивно мыслить не умеет, то ли…

– Может, и не умеет, – согласился Бердин. – А ещё, знаете ли, бывают пациенты, которые не верят своему врачу.

– Почему?

– По-разному. Иногда по природе своей недоверчивы. Те мало кому верят, себе в том числе. Не верят, что справятся. Тем более, не верят, что кто-то им пытается помочь. А, бывает, разуверился в нас больной. Не везло ему с врачами. Слишком часто сталкивался с их равнодушием и жестокостью. Боюсь, это как раз наш случай. С такими труднее всего.

– Да уж, – Рушан покачал головой – человечество тот ещё врачеватель. Прямо скажем, коновал. Ему довериться сложно после… всего.

– Согласен. – Доктор задумался. – Однако мне не даёт покоя одна ваша фраза.

– Какая?

– Вы раз сказали, что нагуали лишь следствие болезни. Скажем так, метастазы. Но метастазы лечить бесполезно, если не уничтожен основной очаг – опухоль.

Рушан покрутил в руках чашку с кофейной гущей. Чёрная кашица растеклась по дну жирным знаком вопроса.

– К сожалению, опухоль не в нашей власти. ФАГ – вот очаг.

– Фундаментальный Агрессор, – Бердин нахмурился. – Тогда получается, Земля выписана на симптоматическую терапию и её гибель только дело времени? А вы утверждали, что я Несущий.

– Трудно сказать. Вероятно, если бы не вы, нашей планеты уже бы не существовало. Нагуали остановлены, заперты в капсулы. Мы отвоевали ещё немного времени. Как вы там говорили? Время – это шанс?

– М-да… К тому же… Руслана завтра улетает к своим. – Бердин расплылся в улыбке. – Придёте проститься?

– А как же! Универсум по имени Руслана продолжает игру!

– И ещё многие и многие Универсумы! За них, коллега!

– За них!

Бердин с Рахматовым чокнулись бокалами с коньяком, за бутылку которого Рушан отдал кругленькую сумму. В воздухе разлились мягкие волны ароматов. Где-то за пределами Земли кудрявились виноградники, напитывались солнцем спелые сочные гроздья.