Вера оторвалась от машинки, устало вздохнула. Она печатала уже три часа подряд, можно позволить себе небольшой перерыв.

Вот уже скоро два месяца, как она вернулась на работу. После долгих, бесплодных поисков исчезнувшей с ребёнком Нади Генрих Штольц пропал было на какое-то время из её жизни, а потом неожиданно, без всяких объяснений прислал за ней.

Клаус не справлялся, понадобилась помощь. Веру доставили в комендатуру, Петер Бруннер вручил ей кипу бумаг, и она засела за переводы.

С комендантом с тех пор они общались довольно редко, только по делам, несмотря на то, что его кабинет находился в нескольких метрах от её стола. Такое положение вполне устраивало Веру, главное, что он оставил её в покое, и хотя бы дома она предоставлена сама себе.

За прошедшее время она сильно похудела, осунулась, лицо стало какое-то чужое, серое, застывшее.

Вера вынула из машинки отпечатанную страницу, аккуратно положила её в папку, затем решительно встала из-за стола и направилась к двери, как всегда, чувствуя на себе подозрительный взгляд Петера Бруннера.

Бруннер опустил голову, только когда дверь за Верой захлопнулась. На губах его появилась лёгкая торжествующая усмешка. Он давно и тщательно наблюдал за этой русской потаскухой. Ничто, ни одна сомнительная деталь не проскользнула мимо него. В левом нижнем ящике стола, в отдельной папочке хранились подробные донесения Петера Бруннера. В этой заветной папочке ждала своего часа его будущая, обещавшая стремительно взлететь вверх карьера. Помимо всего прочего из этих донесений начальству должно стать абсолютно ясно, что только благодаря его, Бруннера, героическим усилиям во вверенном Штольцу населённом пункте поддерживается порядок и дисциплина.Он на верном пути, он разоблачит их всех – и эту партизанскую шлюху, и покрывающего её преступные действия жалкого женолюба Генриха, забывшего свой партийный и военный долг. Никакие семейные связи не помогут Штольцу, когда он нанесёт свой удар.Всё уже почти готово. Он соберёт только ещё немного доказательств, чтобы быть уверенным, что герр комендант не вывернется, не уйдёт от справедливого возмездия. Осталось совсем чуть-чуть.

Вера вышла на крыльцо комендатуры, оглянулась по сторонам. Ночью прошла гроза, так что всё теперь блестело, играло, дышало влажной летней свежестью. Она потянулась всем телом, прищурилась от припекавшего солнышка, спустилась со ступенек крыльца и, прислонившись к перилам, достала из кармана сигареты и спички. Эта привычка появилась у неё недавно, раньше хоть и пробовала, но никогда в отличие от Нади толком не курила, Мише это не нравилось, она не хотела его раздражать.Вера взглянула на часы, стрелки показывали двенадцать.Площадь была пуста, только в глубине её появился белобрысый мальчишка, гнал гусей длинной хворостиной.Вера неспешно выпускала дым, искоса следила за его приближением.

Почти уже поравнявшись с ней, мальчишка неожиданно потерял в вязкой после дождя земле свой драный ботинок. Теперь, прыгая на одной ноге, он пытался извлечь его из грязи. Белобрысого мальчишку звали Васька, Васёк, ему было тринадцать лет. Вера некоторое время с улыбкой наблюдала за его неловкими прыжками, потом, убедившись, что за ней никто не смотрит, затушила окурок и быстро подошла поближе.– Передашь, свадьбу назначили на четверг, к восьми тридцати соберутся, – негромко, почти не разжимая губ, произнесла она. – Всё понял?Свадьба, согласно принятому между ними разговорному коду, означала «военно-войсковая операция».Васёк еле заметно кивнул головой, тут же ловко выудил ботинок из грязи, одним движением напялил его и вознамерился идти дальше.Вера, уже шагнувшая назад, к комендатуре, вдруг остановилась и, повернувшись, тихо окликнула парнишку:– Слышишь, Васёк! А как там Надя, не знаешь? Ничего не передавала?Васёк, по-прежнему не глядя на неё, деловитым голосом, явно подражая кому-то, произнёс:– У неё всё нормалёк. Тётя Надя привет вам шлёт.Сообщив это, он погнался за отбившимся от стаи гусём и вскоре исчез за поворотом плетня.Вера посветлела лицом, облегчённо вздохнула и вернулась обратно в здание.

Едва она села за свой стол, чтобы продолжить работу, как из кабинета коменданта вышел Клаус и, с обычной своей ухмылкой взглянув на неё, кивнул на дверь. – Иди, тебя требует! – бросил он по-русски.Вера, как всегда игнорируя насмешливые взгляды и обидную интонацию переводчика, молча встала и направилась в кабинет начальника.Петер Бреннер, проводил её пристальным пронизывающим взглядом.Время ещё не пришло! Для полного успеха в заветной папочке не хватает нескольких убедительных фактов. Но это ничего, ничего…Они непременно появятся! Он добудет доказательства своим подозрениям во что бы то ни стало! Он вскроет это гнойник, этот подлый заговор! Он уже сейчас держит в руке судьбу этого ничтожества Штольца!Бреннер невольно сжал правый кулак. Герр коменданту не поздоровится.Уже скоро!

Генрих Штольц, как бывало, встал из-за стола навстречу Вере. Он тоже заметно изменился за эти недели, лицо отекло, погрузнело, приобрело красноватый оттенок. Он и сейчас явно был нетрезв, Вера видела это по блуждающей улыбке, шальному взгляду. К тому же в кабинете стоял устойчивый запах спиртного.– Где ты была? – грубо, не здороваясь, спросил Генрих.– Нигде, – пожала она плечами. – Выходила на улицу подышать.Вера старалась не смотреть на него, отвечала ровным голосом.– Ах, «подышать»? – издевательски повторил он. – Ну и что, хорошо тебе дышится?– Ты опять пьян! – не выдержала Вера. – Свинья!Она уже давно перестала бояться его. Более того, однажды с удивлением поймала себя на том, что испытывает к нему смешанную с презрением жалость.Генрих яростно стукнул кулаком по столу:– Заткнись, дрянь! Не твоё дело! Это ты во всём виновата!Вера сжалась, втянула голову в плечи, молча ждала продолжения. Он давно её не бил, вполне может опять ударить, с него станется…

Генрих неожиданно успокоился, подошёл к ней, крепко взял её за плечи: – Прости, Вера! Прости меня… Если можешь… Эта проклятая война превращает нас чёрт знает в кого!..Он приблизил к ней лицо, смотрел прямо в глаза.– Но это скоро кончится, Вера! У нас есть только один выход противостоять всей той мерзости, которая творится вокруг! Мы должны родить другого ребёнка, слышишь!Вера, онемев от ужаса, смотрела на него, не верила своим ушам. То есть ему всё мало! Изнасиловавший её ублюдок хочет, чтобы она снова прошла через весь этот ад!..А она ещё жалела его!..Он никогда от неё не отстанет, только смерть может избавить её от него…

– Это единственный способ прекратить наши мучения, поверь мне!.. – тем временем говорил Генрих. Чувствовалось, что он нисколько не импровизирует, напротив, говорит обдуманно, изливает на неё наболевшее, преподносит оптимальное с его точки зрения решение.– …Иначе они съедят нас, ты слышишь, Вера? Я ведь знаю, мысли о нашем украденном ребёнке неотвязно преследуют тебя, так же как и меня. Но мы должны их перебороть!.. И мы это сделаем!..Он привлёк её к себе, намереваясь поцеловать. Она стала отворачиваться, отбиваться, пыталась вырваться. Борьба шла молча, оба старались не производить шума.– Нет! Пусти, пусти, негодяй!!! Ты пьян! – задыхаясь, шептала Вера.Генрих всё же одолел её, насильно притянул к себе, поцеловал в сухие, крепко сжатые губы. Постоял так некоторое время, больно сжимая в объятиях, прислонив лицо: она с отвращением чувствовала его горячее проспиртованное дыхание.Потом вдруг, так и не дождавшись ответной реакции, резко отпустил её и отступил на шаг назад.– Что ты со мной делаешь!.. – тихо произнёс он.Теперь он смотрел на неё неожиданно трезвым взглядом.– Почему я не могу просто бросить тебя или… – он запнулся, поискал слово, – …уничтожить?..

Вопрос повис в воздухе. Генрих вернулся к столу, налил себе полный бокал шнапса, залпом выпил.Вера молча ждала продолжения, оправляла платье, волосы, вытирала набежавшие слёзы.– Ладно, – устало произнёс комендант. – Мы как-нибудь продолжим этот разговор… Иди…Вера с облегчением повернулась.– Постой! – раздался сзади окрик.Она застыла, боялась оглянуться. Что ещё он придумал? Какое издевательство приготовил ей на сей раз?..

Генрих Штольц смотрел на любимую женщину с горькой усмешкой. Она стояла в двух метрах от него, но всё равно была недоступна, не принадлежала ему, несмотря на всю его власть. Всё летело к чертям, совсем недавно казавшаяся прекрасной жизнь катилась в тартарары. На отвратительное настроение коменданта в последнее время безусловно влиял и тот факт, что победоносное движение немецкой армии окончательно застопорилось, он всё чаще ловил себя на том, что не испытывает прежней уверенности в победе, с тревогой вчитывался в приходившие с фронта сводки.К тому же постоянно донимал диверсионными вылазками проклятый партизан Тимофеевский со своим отрядом. Подкрепление, присланное в Дарьино, конечно, принесло определённое успокоение, но всё же по-прежнему не решало проблему. Периодически возникало подспудное ощущение, что круг неумолимо сжимается, в груди становилось тесно, не хватало воздуха…

Ухмылку сменила мучительная судорога, быстро пробежавшая по лицу Штольца. Затем ему в голову пришла новая идея. – Мы, возможно, заедем к тебе поужинать с Петером!На этот раз он взял себя в руки, говорил сухо, чётко. Сколько можно распускаться, унижаться перед бабой. Недостойно не только офицера, но вообще мужчины!..– Так что будь любезна, подготовься к роли хозяйки дома!..– Как вам будет угодно, герр комендант. – Вера обернулась, покорно склонила голову. – Так я могу теперь идти?– Иди, – не глядя на неё, буркнул Генрих.До чего она его довела, эта чёртова баба! Он совершенно потерял себя, распустил нюни…Но ничего, он справится со всем этим. Он её переломает, она родит ему ещё одного ребёнка, всё ещё будет хорошо.И немцы, разумеется, победят. Как говорит фюрер, им скоро будет принадлежать весь мир.

Вера с неестественно прямой спиной, на одеревеневших ногах вышла из кабинета. Дверь захлопнулась.Генрих взял опустевшую бутылку, вытряс в бокал остатки. Надо послать Пауля в город за спиртным, выпивки осталось уже совсем мало, на складе он вчера обнаружил только два полных ящика.