Ранней осенью сорок четвёртого знаменитый светозерский рынок выглядел жалким скоплением полупустых прилавков. Ничто не напоминало сейчас времена не столь далёкого изобилия, когда колхозы свозили сюда продукты со всего района. Горстка истощённых старух да колченогих стариков продавала убогую снедь, шаталось пацаньё с серыми лицами, непонятного возраста женщины меняли какие-то старые, изношенные вещи.

Жизнь пусть мучительно, но текла. Оккупанты хоть и чувствовали себя всё более неуверенно, однако строго следили за тем, чтобы никакой паники в городе не возникало. Разглашение сведений о прорывах русских приравнивалось к военному преступлению. Только высшие чины знали о настоящем положении вещей. Правда, сильно досаждали участившиеся бомбёжки, но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Надя, потолкавшись на рынке с полчаса, сторговала наконец четыре картошины и триста грамм хлеба. Недалеко, справа от неё, за соседним прилавком покупал продукты немецкий офицер. Если бы Надя присмотрелась внимательно, то разглядела бы на левом рукаве офицера ромб с обвивающей жезл змеёй, что обозначало принадлежность немца к медицинской службе. И тогда, увидев знакомый символ, она бы уж наверняка узнала и владельца шинели. Это был её бывший начальник, военный врач, оберартц Вернер Штефнер.Но Надя, занятая радостными мыслями о том, какой пир устроит она Алёше и Ирине Семёновне сегодня вечером, не обратила на него ни малейшего внимания. Мало ли офицеров ходит по городу, бояться ей нечего, с документами всё в порядке.

Вернер Штефнер, рассчитавшись за покупки, повернулся и, заметив Надю, уставился на неё, не веря своим глазам. В нескольких метрах от него стояла непойманная похитительница ребёнка его уважаемого друга Генриха Штольца, виновница сломанной жизни бывшего дарьинского коменданта. Штольц погиб вскоре после того, как попал на фронт, угодил в настоящую мясорубку в числе прочих. В частях генерал фельдмаршала Буша, где он служил, вообще, как было известно оберартцу, мало кто уцелел.Вернер Штефнер инстинктивно потянулся за пистолетом, но тут же, чертыхнувшись про себя, отдёрнул руку. Портупея с кобурой, в которой находился пистолет, осталась лежать на кресле в его кабинете, он всегда оставлял её там перед операцией. Госпиталь был расположен рядом, в двух кварталах, и оберартц вышел всего на несколько минут, позволил себе совсем маленькую передышку. Набросил шинель поверх халата, а оружие легкомысленно оставил, поскольку никуда идти не собирался, думал поначалу просто постоять, подышать у входа. Но оказавшись на улице, решил размять ноги, дойти до рынка, благо идти было три минуты. Русские наступали, работы последнее время стало столько, что зачастую приходилось ночевать прямо в госпитале, и глоток свежего воздуха ему был просто необходим.Вернер Штефнер оглянулся по сторонам, намереваясь вызвать патруль, но как назло, никого из военных вокруг не было. Однако надо было на что-то решаться, преступница могла улизнуть. Штефнер уже было шагнул к Наде, но в последний момент передумал, отвернулся и быстро спрятался за угол торгового ряда. Ему пришло в голову, что прежде чем поднимать скандал, стоит вначале проследить за коварной бабой, может быть, она выведет его на этого несчастного, украденного у родителей ребёнка.Будь оберартц человеком военной закваски, он, безусловно, повёл бы себя иначе, не стал бы проявлять никакой самодеятельности. Но Вернер Штефнер по сути своей был человеком исключительно штатским, армейский же чин и должность получил главным образом благодаря шурину, занимавшему серьёзное положение в министерстве пропаганды.

Надя, ни о чём не подозревая, прошла совсем рядом с военврачом. Сегодня ей, можно сказать, опять повезло – на фабрике их отпустили пораньше. Кончился материал для работы, а поставщики не подвезли вовремя, последнее время такое случалось нередко, благодаря чему она и успела на рынок, прибежала перед самым закрытием, когда уже смеркалось.Вернер Штефнер вышел из-за прикрытия и поспешил за ней.

Надя торопливо, слегка сутулясь и вытягивая вперёд шею, пересекала улицу за улицей. Чем раньше она окажется дома, тем больше времени ей удастся провести с Алёшей, у них впереди замечательный вечер. Она на ходу начала придумывать новую игру для сына, хотела хоть чем-нибудь удивить его. Вернер Штефнер, по-прежнему незамеченный, неотрывно следовал за ней. Он испытывал настоящий охотничий азарт, предвкушал, как обнаружит логово подлой паршивки, как спасёт бедного немецкого ребёнка.Надя шагала всё быстрее по мере того, как приближалась к дому. Завидев его, она почти перешла на бег и наконец нырнула в подъезд.Штефнер осторожно пошёл следом.В мрачной пустоте подъезда эхом разносились её шаги. Он прислушался, вычислил, что преступница поднялась на третий этаж.

Не успела Надя войти в комнату, как к ней тут же с радостным криком « Мама!» бросился Алёша. Мальчик сильно подрос за этот год. Он был светловолос, светлоглаз, временами, при некоторых ракурсах, чем-то неуловимо напоминал ей Веру.– Ирина Семёновна, я пришла! – смеясь, кричала Надя. – Алёша, слезь с меня, я устала!Однако при этом она не отпускала, сама прижимала его к себе.– Я еду принесла!..Раздался настойчивый звонок.Надя освободилась от ребёнка и пошла к двери. Алёша семенил за ней.

– Кто там? – спросила Надя. С лица её всё ещё не сошло радостное выражение от встречи с сыном.– Открывайте! – по-немецки раздалось из-за двери.– Кто там, Нина? – крикнула из комнаты Ирина Семёновна.– Я не знаю, – растерянно ответила Надя.Её вдруг парализовало, обожгло неосознанным страхом. Грозный, казавшийся знакомым голос, доносившийся из-за двери, предвещал неумолимую беду.– Откройте немедленно, иначе я сломаю дверь! – всё громче кричал он.И хоть немецкие слова звучали непонятно, но смысл их, подкрепляемый сильным стуком и непрерывными звонками, был совершенно ясен.– Алёша, иди в комнату! – опомнилась Надя. – Скорее!Алёша послушно убежал. Надя открыла сотрясаемую ударами дверь, и в квартиру ворвался разъярённый оберартц Вернер Штефнер.Она в ужасе уставилась на него. Ночные кошмары, мучавшие её долгие месяцы, вдруг стали явью.– Значит, вот где ты прячешься! – орал он. – Куда ты дела ребёнка, дрянь? Признавайся немедленно!На шум и крик из дверей высунулись соседи, но тут же при виде одетого в военную форму немца исчезли.– Я не понимаю, о чём вы говорите… – лепетала Надя. – Я могу всё объяснить!Штефнер, не слушая, увидел открытую дверь в глубине коридора и решительно направился туда. Надя на слабеющих ногах поплелась следом.

В комнате на военврача испуганно глядели Ирина Семёновна и прижавшийся к ней Алёша. Оберартц подошёл поближе, всмотрелся в лицо мальчика. Не было никаких сомнений – это был сын его покойного друга, немецкого офицера Генриха Штольца.– А вот и ребёнок, – удовлетворённо произнёс Штефнер. – Я знал, что он будет здоровым красивым мальчиком. Ты пойдёшь со мной!Он взял Алёшу за руку, тот с плачем вырвался. Надя бросилась между ними.– Оставьте в покое ребёнка! – задыхаясь, заговорила она. – Он вообще ни при чём! Вы ничего не знаете! Я спасла его! Я спасла ему жизнь!..Вернер Штефнер, в свою очередь, не понимал ни слова из того, что она произносила, равно как и Надя не понимала его. Оба только по жестикуляции и интонациям друг друга догадывались, о чём идёт речь.– Ты грязная преступница! – кричал оберартц. – Ты украла ребёнка у его родителей! Из-за тебя разрушилась карьера блестящего немецкого офицера! Тебя будут судить!Он снова попытался схватить Алёшу. Надя, взвизгнув, оттолкнула его.– Прочь с дороги, грязная тварь! – в ярости заорал врач. – Этот ребёнок – немец по отцу! Ему здесь не место! Он пойдёт со мной!Ирина Семёновна, потерявшая всякую надежду разобраться в происходящем, только в ужасе переводила взгляд с одного на другого.Штефнер сделал решительный шаг по направлению к застывшему от страха Алёше.– Нет!!! – вскрикнула Надя.Почти не глядя, она схватила первое, что ей попалось под руку – табуретку, и угрожающе замахнулась ею.Оберартц внезапно вспомнил рычащую тигрицу, которую видел в берлинском зоопарке в двадцать седьмом году, когда водил туда своих детей. Затем он в который раз за последние полчаса посетовал на своё непростительное легкомыслие, в результате которого оказался на улице без оружия, и, в конечном счёте, благоразумно решил отступить.– Ну хорошо, дрянь! – прошипел он. – Я ухожу! Но не думай, что это сойдёт тебе с рук! Я скоро вернусь!Вернер Штефнер повернулся на каблуках и быстро вышёл. Все молча смотрели ему вслед, боясь шелохнуться.

Резко хлопнула входная дверь. Испуганный Алёша, всхлипывая, бросился к матери. Надя подхватила его на руки, крепко прижала к себе. Одновременно пыталась сообразить, что делать. – Что это всё значит, Нина? – спросила Ирина Семёновна. – Чего он хотел?Надя вдруг поняла, что надо бежать! Бежать как можно дальше и как можно быстрее. Каждая минута имела значение. Она спешно начала собирать Алёшу. – Потом всё объясню, Ирина Семёновна! Нам сейчас надо уходить с Алёшей! Скорее, скорее!В одно мгновение она схватила сумку, побросала туда первые попавшиеся вещи, накинула пальто и задержалась только на секунду, чтобы на прощание расцеловать старуху.– Куда же вы теперь, сердешные? – запричитала соседка.– Не знаю, – искренно ответила Надя. – Даст бог, свидимся.Она схватила ошалевшего от всей этой суеты Алёшу и шагнула в проём двери.– Слышь, Нина, – внезапно остановила её Ирина Семёновна, – посмотри вон там, на этажерке, на второй полочке. Там документы от моей Нины остались. Возраст у вас и внешность похожие… Возьми, может, помогут. Мне они всё равно ни к чему, а тебя по ним, может, и не сыщут. Потом, как сможешь, вернёшь.Надя подлетела к этажерке, нашла документы, благодарно зажала их в руке.– Спасибо вам за всё!Соседка печально затрясла головой, то ли прощалась, то ли ещё что-то.Нади уже не было.

Так и держа в одной руке документы, а в другой сумку, она выбежала из квартиры. Понеслась вниз по лестнице, прижимая к себе вдруг ставшего очень тяжёлым Алёшу.