Вера сидела в кабинете главного врача, генерал-майора медицинской службы, хирурга Исаака Марковича Фридмана, старалась не пропустить ни слова из того, что говорил старик своим прокуренным низким голосом.

– …Он был сильно контужен в том бою, – объяснял Фридман, – полностью потерял память, поэтому вы так долго и не могли его найти. Документы тоже не сохранились, наверное, украл кто-нибудь, пока он был без сознания. К тому же военно-полевой госпиталь, где он потом лежал, также попал под бомбардировку, так что чудо, что он вообще выжил. Можно сказать, дважды побывал на том свете, тем более учитывая его ранения… Вот такая, можно сказать, невезуха у вашего мужа. Считайте, всю войну за редкими паузами кочевал с одной больничной койки на другую. Вера наконец решилась задать мучавший её с самого начала беседы вопрос:– Но ведь вы говорите – память к нему в конце концов вернулась… Почему же?..Она обессиленно замолчала. Проклятые слёзы опять накатывали на глаза.Старый врач печально посмотрел на неё, достал платок, протянул ей.– Вы хотите сказать, почему он не сообщил, что у него есть семья, почему не попытался связаться с вами?..– Да, – кивнула Вера.

Хирург задумчиво посмотрел на свои всё ещё крепкие руки с сухими длинными узловатыми пальцами. Что бы он делал, если бы лишился этих рук, прооперировавших сотни людей за долгие годы?! Нашёл бы он в себе силы жить, чувствуя себя бесполезным, беспомощным?.. У него не было однозначного ответа на этот вопрос.– Я полагаю, что ваш муж решил не возвращаться домой, – осторожно начал он, – потому что не хотел быть вам в тягость. Вы должны его понять… Как, простите, вас зовут?– Вера.– А по батюшке?– Вера Никитична.– Так вот, милая Вера Никитична, вам надо понять, что ваш супруг считает себя никому не нужным калекой. Он и жить-то не хотел, мы его насильно кормили, еле выходили… Когда он к нам попал, надежды почти не было. Он, между нами говоря, только-только от края отошел… А то ведь не просто от пищи отказывался, но и вообще не разговаривал, молчал, и всё. Помимо ран ещё тяжелейшая депрессия. Вот такие дела…

Исаак Маркович откинулся на спинку кресла, закурил. В принципе он почти всё сказал этой славной молодой женщине. За исключением одной малости, которую говорить не имеет права. Что лучше было бы ей сейчас вернуться туда, откуда она приехала, и забыть о своём калеке-муже. Лучше для них обоих. Будущего у них нет. Но, разумеется, она ему не поверит, так что бесполезно это обсуждать. – Вы разрешите? – потянулась к пачке папирос Вера.– Да, конечно.Он зажёг спичку, поднёс ей огоньку.Некоторое время оба курили, каждый думая о своём.

– Но теперь-то он идёт на поправку? – прервала молчание Вера. Фридман прищурился, выпустил аккуратное колечко дыма.– Ну, в общем-то, да, хотя очень медленно. Впрочем, и сейчас ещё никаких гарантий нет. В любой момент может наступить ухудшение.– Ходить он не может? – уточнила она.– Ну почему же, он ходил, и если всё будет хорошо, то опять пойдёт…– А как же… – смутилась Вера.– В смысле ноги, вы имеете в виду? – пришёл ей на помощь хирург. – Здесь всё в порядке. Ну, в относительном, конечно. У него ведь хороший протез есть, американский. Союзники с широкого плеча подарили нам сотню. Будет, конечно, прихрамывать, но ходить сможет. Надо отдать должное американской технологии, умеют, черти, делать…Но Вера уже не слушала.– Я могу его забрать, Исаак Маркович? – не совсем вежливо прервала она врача.Фридман замолчал, внимательно посмотрел на неё.Милая худенькая женщина. Обрекает себя на кромешный ад. Но объяснить ей это невозможно. В конце концов, её право. Проклятая война.Чёртова жизнь!.. – Да, конечно, вы можете его забрать, – сказал он и тщательно раздавил в пепельнице окурок. – На ваш, как говорится, страх и риск.