Опомнившись, они начали говорить. Почти сразу он рассказал ей о гибели дочери, и оба плакали, вспоминая Наташу, её привычки, манеры, словечки.

Надю совершенно потрясла эта смерть. Она ведь всё это время думала о Наташе как о живой девочке, в её воображении она ходила в школу, играла с подругами, вступала в пионеры. А оказывается, её давно уже нет на свете, и Вера осталась одна, без ребёнка… Как же она всё это выдержала, бедная…

Значит, не только ради дружбы Вера её искала…

По словам Миши очень настойчиво искала…

Теперь всё понятно .

Но ничего уже не поделаешь, сама судьба привела к ней Мишу. Опередила её. Ну и ладно, может, так оно и к лучшему, не век же прятаться-бояться.

Позже они шли по улице. Надя старалась идти медленно, приноравливалась к его прихрамывающей походке. Оба говорили без умолку, перебивали друг друга, вспоминали, рассказывали, спрашивали. Каждый невольно отмечал про себя, как, несмотря ни на что, легко и радостно им общаться. Будто и не было этих безумных бесконечных лет.– …А почему ты теперь Нина, да ещё Курочкина? – удивлялся Миша.– Потом расскажу, – грустно улыбалась Надя. – Так получилось. Это в честь моей соседки погибшей. Она нам с Алёшей как родная была. Но вообще-то ты прав, пора мне собственное имя вернуть…Он тоже улыбнулся, ему понравилось, что она как-то особо, очень славно произнесла это незнакомое имя «Алёша».– С Алёшей? Кто это Алёша?– Ты же ничего не знаешь… – озаботилась Надя. – Сын у нас с Колей родился. Я перед самой войной забеременела. Когда узнала, написала Коле, но он письма так и не получил… Его уже к этому времени в живых не было.– Надо же! – поразился Михаил. – Столько лет у вас детей не было…– А тут вдруг случилось… – подхватила она. – Значит, судьба такая… Мы, кстати, уже и пришли почти. Сейчас я тебя с ним познакомлю, детский садик вон за тем углом.

За чугунной, ещё прошлого века, оградой играли дети. Михаил и Надя подошли поближе. Оба внезапно замолчали, прижались к металлическим прутьям. Она тайно любовалась ребёнком, он же тщетно пытался угадать, который из этих одинаково стриженных с торчащими чубчиками мальчишек был Колин сын.– Вон тот, светленький, – сжалилась над ним Надя.Михаил с жадным любопытством разглядывал мальчика.– Надо же, совсем блондин! – поразился он. – В кого только он такой, вы же вроде оба темноволосые…– В деда, в папу моего, – тут же нашлась Надя, – он тоже совсем светлый был.Миша кивнул, деда её он помнил, видел на фотографиях.Однако тему он невольно затронул опасную, её немедленно следовало сменить.– Алёша-а-а!!! – закричала Надя.Мальчик поднял голову на зов, увидел мать, тут же радостно завопил «Мама!» и подскочил к решётке.– Алёша, у нас большая радость. Это дядя Миша, я тебе рассказывала про него. Он вместе с папой воевал, все думали, он тоже погиб, а, вот видишь, оказался живой и вернулся.Алёша морщил лоб, переваривал информацию.– Вы тёти Верин муж? – сообразил он.Михаил улыбнулся. Уже второй раз за этот удивительный день.– Он самый.– А папа тоже вернётся? – живо спросил Алёша.Михаил и Надя переглянулись.Возникла неловкая пауза.

– Потом поговорим, Алёша, – так ничего и не придумав, сказала Надя. – Беги, скажи Анне Марковне, что я пришла за тобой. Пойдём домой, нам дядя Миша всё-всё расскажет. И про войну, и про папу, и про всё остальное. Алёша умчался.Михаил смотрел ему вслед, в раздумье кивал головой. Мальчонка был на редкость симпатичный, очень понравился ему. Он всё больше находил в нём сходства с погибшим другом. Такой же уверенный взгляд, та же общая повадка, манера задавать вопросы…Надо же, как бывает – вместе уходили на фронт, у него была дочь, бездетный Коля ему завидовал, а вернулся с фронта он один, и теперь он бездетный, а у не вернувшегося с фронта Коли растёт сын…

– Похож очень на него… – сказал он вслух, в ответ на Надин вопросительный взгляд. Надя промолчала, отвела глаза.

Поздним вечером они сидели у стола, заканчивали долгий ужин, полный воспоминаний и откровений. Алёша давно уже мирно спал в своей кроватке, а они всё не могли наговориться, изливали друг другу душу, радуясь неожиданной встрече.Михаил долил водку в стаканы, отставил пустую бутылку в сторону.– …Вот так мы и живём, Надя, – не без труда ворочая языком, заключил он. – Вроде и живём, а жизни нет… Одно сплошное су-ще-ство-ва-ние. Вроде как вся жизнь там осталась, в том бою… Надя слушала внимательно, смотрела на него со слезами на глазах. Жалела Колю, Веру, Наташу, себя, его, всех жалела. Думала о нём с радостной нежностью. Пусть он однорукий, хромой, но зато живой . И не чужой, свой, родной, всё понимающий… Она вдруг на секунду подумала: как не хватает такого вот мужика в этой комнате, как было бы чудесно… И тут же испуганно отвела взгляд: не дай бог, чтобы он прочитал эту крамольную мысль.Но Михаил заметил. Он и сам поразился, какая идиллическая вырисовывалась картина – спящий ребёнок, и они вдвоём с Надей, женщиной, которую он любил с самого детства. И тоже сразу спохватился: что за ерунда лезет ему в голову, ребёнок чужой, сын убитого друга, а женщина – его вдова, ближайшая подруга жены…Оба почувствовали неловкость, стыдливо замолчали.

– Ладно, чего там, – в конце концов проговорил Михаил. – Давай ещё раз Колю помянем, и пойду я… Она согласно кивнула, все слова уже были сказаны. Они молча подняли стаканы, не чокаясь, допили остатки водки.Надя закусила корочкой, подняла на него влажные тёмно-зелёные глаза, грустно усмехнулась. С непривычки голова сильно кружилась, Мишино худое лицо покачивалось, плавало в дыму.– Бедная Вера. Бедный ты. Бедные мы все.Неожиданно она протянула руку и нежно погладила его по щеке. Он замер от этого прикосновения, и она, опомнившись, смущённо убрала руку.Михаил прочистил горло, начал неловко подниматься из-за стола.– Ну ладно, пора мне… Спасибо тебе за ужин…– Да куда ж ты, Миша, пойдёшь на ночь глядя! – спохватилась Надя. – Я тебя никуда не отпущу. Оставайся, даже говорить нечего. Я вот тебе на диванчике постелю.Он остался сидеть.Она засуетилась, забегала, нашла чистое полотенце, мыло.– Умывальник налево в конце коридора. И уборная там же. Мой выключатель первый справа.Михаил понимал, что надо уйти, так будет правильней, но сил настоять на этом не было, он вдруг почувствовал, что смертельно устал.– Ну ладно, как скажешь, – пожал он плечами.Тяжело поднялся, пошатнулся, она рванулась к нему, но он уже восстановил равновесие, успокаивающе поднял руку, потом взял из её рук полотенце и вышел из комнаты.

Надя несколько секунд прислушивалась к его хромающим, удаляющимся шагам, затем подошла к крепко спящему сыну, почти таким же ласковым жестом, как ранее Мишу, погладила его по щеке. На душе вдруг стало очень спокойно.Он так хорошо спит. И это было главное.Она улыбнулась, достала бельё и ловко начала стелить постель.