И вот — семнадцатое августа.

В конце самого длинного проспекта в Ленинграде обнесён забором большой пустырь.

На заборе сидит несметное число мальчишек.

Калитка в заборе хлопает и хлопает. Уже прошли Маринка, тётя Наташа, Лёва и Маринкина мама. Она надела своё лучшее, бледно-розовое платье, идёт с очень гордым видом и больше не говорит, «чтоб этот Журавленко провалился».

На отгороженном участке собралось много людей, и все они смотрят на середину пустыря.

Там стоит приземистая машина. Потом она вырастет, — это Лёва с Маринкой знают. Она похожа на танк с башней для стрелка. Сбоку — подъездная арка. Позади — что-то похожее на ракету. Впереди — двухметровый хобот с кирпичеукладчиком. А пониже — стеклянная кабина.

Лёва с Маринкой видят, как из кабины выходит Журавленко, загорелый, сосредоточенный, в светлом костюме, — и бегут к нему со всех ног. Хочется сказать ему что-то важное, особенное… Но где они, эти слова? Почему их в нужную минуту нет? Как назло, куда-то пропали!

Журавленко берёт Лёву с Маринкой за плечи:

— Сюда нельзя. Назад!

— А в кабину заглянуть? — просит Лёва.

Журавленко быстро отворяет дверцу:

— Только скорей.

В кабине Михаил Шевелёв. Значит, он будет управлять машиной.

Маринке неспокойно. Перед папой приборы, кнопки, рукоятки и ещё штурвал. С ума можно сойти! Ну как запомнить, за что когда браться?

А папа не спеша устраивается поудобнее, снимает пиджак, вешает его на спинку своего стула и загибает повыше манжеты рубахи.

Маринка смотрит на его руки, широкие, твёрдые, с едва заметными следами трещин, но такие медлительные на вид.

— И вы тут с папой будете? — оборачивается Маринка к Журавленко.

А он ушёл.

— Понадобится, — будет, — говорит Шевелёв. — Вы идите.

Ну как уйти? Вот уже Шевелёв нажимает одну из кнопок — перед ним ярко освещается стекло с планом будущего дома, и за планом просвечивает стрелка.

Лёва не может не спросить:

— Зачем она?

— Показывать на плане, где в данный момент идёт работа.

Лёва заметил ещё экран, как в телевизоре, и хочет узнать, — а он здесь для чего?

— Всё! — прекратил расспросы Шевелёв и закрыл кабину.

Остальное Маринка с Лёвой видели издали.

Видели, как диспетчер стройки Сергей Кудрявцев командовал шоферами, подвозившими под арку какую-то серую массу, видели, как Журавленко подал знак Шевелёву… И началось!

Зашумел мотор. Из «ракеты» со свистом выдвинулся ствол, быстро вращаясь, врезался в землю.

Вынутая земля понеслась по лентам транспортёров куда-то в сторону.

Приземистая машина двигалась и оставляла за собой серую полосу уже готового фундамента.

Лёва и многие другие присели на корточки — посмотреть, как серая масса раствора попадает в выемку. Но это происходило снизу, под машиной, и не было видно.

А машина уже дошла до угла, повернула, задвигалась вдоль будущей боковой стены… и вдруг вздрогнула.

И Лёва с Маринкой вздрогнули, вскочили, стали искать глазами Журавленко. Но сначала увидели Розовенького, и у них похолодело сердце.

Липялин суетился возле машины и ничего не делал. Рядом стояли члены приёмочной комиссии и директор завода.

Липялин размахивал руками и что-то объяснял. Он вёл себя, как самый главный, как судья на футбольном матче. А Журавленко стоял молча, смотрел в землю у выемки и ждал…

Ещё сильнее вздрогнул и застопорил ствол «ракеты». Впереди машины зажёгся глаз, послышался тревожный звуковой сигнал.

Лёва с Маринкой не знали, что в ту же секунду перед Михаилом Шевелёвым зажглась красная аварийная лампочка. Это означало: «Впереди преграда!» Не знали, что перед Шевелёвым на экране появилось изображение лежащего в земле бревна и что он быстро нажал одну из кнопок.

Тотчас перед стволом «ракеты» включился дробильный аппарат, раздробил бревно, и машина продолжала работу.

Маринка слышала, как несколько голосов сказали:

— Здо́рово!

Ей хотелось, чтобы это услышал Журавленко, чтобы он, такой загорелый, нарядный, постоял немного на одном месте, чтобы все на него смотрели! Ну куда он опять пропал? А Розовенький ходит победителем. Ещё подумают, что он всё это изобрёл.

Через минуту Маринка горестно заохала. Она увидела Журавленко, вынырнувшего откуда-то из-под «ракеты» в перемазанном новом светлом костюме…

А Лёва сразу заметил, что у Журавленко весёлое, счастливое лицо.

— Ну, мы не подкачали? — крикнул кто-то, наверно из рабочих завода, стоявших в толпе за Маринкой и Лёвой.

— Спасибо! Отлично! — опять перелетел через их головы ответ Журавленко.

А машина всё двигалась. И к полудню фундамент был уложен.

Так началась постройка дома.

Лёва, Маринка и многие ребята из их школы появлялись на строительной площадке каждый день. Они видели, как машина наращивает стены, как сама у оконных проёмов рубит кирпич. А когда дело доходит до междуэтажных перекрытий, — двухметровый хобот вытягивается метров на двадцать и превращается в подъёмный кран.

К концу двенадцатого дня на пустыре стоял пятиэтажный дом, облицованный зелёными плитками.

Михаил Шевелёв выключил приборы и вылез из кабины.

К нему подошёл Иван Журавленко. Глазами они сказали друг другу спасибо и молча посмотрели на стены.

Сергей Кудрявцев ещё хлопотал у своей арки, но оттуда им крикнул:

— Хорош! Говорил, доживём!

Подбежали Маринка с Лёвой.

— Залезайте в кабину, — сказал Журавленко, влез за ними и попросил Шевелёва:

— Поднимите нас в пятый.

Плавный подъём. И вот они уже распахнули окно и шагнули из кабины в одну из квартир. Небольшая светлая квартира из двух комнат. В кухне газовая плита. Ванна, душ.

Журавленко посмотрел вниз. Там стояли люди, внимательно оглядывая новый дом. Разные это люди. Там и Лёвина мама, и Маринкина мама. Там и деятельный Корсак, и «деятельный» Липялин. Он добродушно улыбался, а члены комиссии пожимали ему руку, благодарили за участие в выпуске прекрасной машины.

Значит, розовенький Липялин ещё процветает…

Много истрачено из-за него сил, много выстрадано, и всё-таки машиной Журавленко построен первый дом.

Журавленко стоит в новой квартире, где скоро поселятся люди, жившие в тесноте. Он уже думает о том, как сделать более совершенную машину.

А Липялин смотрит на Журавленко снизу и по его лицу угадывает, что уже задумывается новое, и уже прикидывает, как действовать, чтобы из-за этого нового не сесть в калошу…

Маринка чувствует себя именинницей. Она выискивает внизу своих одноклассников. Пусть теперь поймут, кто ей и Лёве Иван Григорьевич Журавленко. Ей только немножко обидно, что сам Журавленко на именинника мало похож. Она ещё не знает, что лучшие в жизни именины — это тот день, когда наконец-то хорошо сделано то, что очень хотелось сделать, а ты думаешь: «Нет, это ещё не всё». И в тебе уже шевельнулось новое, прогнало усталость и прибавило сил…

Лёва следит за Липялиным и чувствует, что никогда не даст таким в обиду Журавленко. Лёве кажется, что он придумает, как это сделать. Вот увидите!

А Журавленко говорит Шевелёву:

— Без вас я бы здесь не стоял сегодня.

— Да, — соглашается Шевелёв и, помедлив, добавляет: — Мне, как вам, не придумать. И Сергею тоже. И ещё многим. Но быть ниже вас — не хотим. Так как же нам сравняться с вами? Только одним — помогать вам как следует. Тогда с полным правом сможем сказать: Журавленко и мы.