Ромка был мрачен, но с огромным трудом скрывал свое торжество.

– Я же сказал, чтобы вы взяли с собой оружие! – грубым голосом напомнил он мне.

– Если бы дело было в оружии! – смущенно сказала я. – Называется, последили! И все я виновата: черт меня дернул вылезти в самый неподходящий момент из машины! Но кто знал, что у этого типа такой тонкий слух?

– Зато у нас теперь имеется видеозапись и нож с отпечатками пальцев, – попытался утешить меня Сергей Иванович Кряжимский. – Я сейчас же отправляюсь с этим добром в криминалистическую лабораторию. Там у меня есть один старинный приятель, он нам поможет. Конечно, идентификация займет какое-то время – у них там полно работы. Но я постараюсь уговорить его сделать все побыстрее.

Маринка, которая слушала мой рассказ с широко открытыми глазами, наконец подала голос и потрясенно спросила:

– Постой, так я не поняла, ты облила Виктора моим кофе?! Разве тебе не известно, что ожоги головы наиболее опасны? Он, бедняжка, даже не вышел на работу! Ты что же – не видела, куда льешь?

– И без тебя тошно! – ответила я. – Не трави душу! Там было темно, а из термоса, как оказалось, очень трудно точно попасть в цель. Но я, между прочим, попала. А Виктор не вышел на работу просто потому, что собирался прямо из дома отправиться в больницу за фотографией Самойловой. И ожог у него не то чтобы сильный… Кофе уже был немного остывший… – не очень уверенно закончила я.

– Ага, такой остывший, что враг в панике бежал, – заметила Маринка. – И даже нож бросил!

– Нож у него Виктор выбил, – возразила я. – Кофе просто отвлек внимание. Наверное, у бандита от запаха закружилась голова.

– Тебе шуточки, а у меня двоюродный брат однажды ошпарился кофе, – сварливо сказала Маринка. – Я знаю, что это такое.

– Что ты-то теперь меня достаешь? – жалобно сказала я. – Кофе я разогрела часов в одиннадцать, а выплеснула его уже примерно в час ночи. Может быть, даже в половине второго… Это был уже не кипяток.

– Будем надеяться, – с сомнением произнесла Маринка.

Мне стало ясно, что придется теперь испытывать угрызения совести, по крайней мере до тех пор, пока я не увижу Виктора живым и здоровым. Тем более что самые молодые коллеги – Маринка и Ромка – косились на меня с такой обидой, будто я специально собиралась вывести нашего фотографа из строя. Согласна, может быть, идея с термосом была не особенно удачной, но хотела бы я посмотреть, что на моем месте стали бы делать эти умники.

– Ладно, мне точить лясы некогда, – сердито заявила я. – Сейчас отправляюсь на железнодорожный вокзал. Вчера нас с Виктором осенила одна блестящая мысль. Мы решили, что Самойлова должна работать кассиром. Ведь кассир узнает об отъезжающих из первых рук. И адреса узнать для нее – дело техники. В общем, теперь я хочу проверить эту догадку.

– А что, – одобрительно заметил Кряжимский, – версия интересная и, как я полагаю, далеко не беспочвенная… Глядишь, скоро вся преступная группа будет у нас как на ладони… Только мало этого! – вздохнул он. – Факты нужны, доказательства! Признание, наконец!

– Ничего, будет признание! – пообещала я. – Вот покажем Татьяне Михайловне видеозапись ее дружка, вот вспомнит ее Григорович – посмотрим, что она тогда запоет.

Кряжимский покачал головой.

– Ох, не говори гоп, пока не перепрыгнул! – сказал он. – Боюсь, эта Самойлова не такая простая штучка!.. Ладно, я ушел, Ольга Юрьевна!

В ответ на мое предложение подбросить его на машине Сергей Иванович замахал руками и заявил, что по такой погоде предпочитает пройтись пешком. Наверное, он был прав, но я была не в силах побороть искушение передвигаться по городу при минимуме собственных усилий.

Перед уходом я предупредила Маринку, чтобы любой, кто появится в мое отсутствие, непременно меня дожидался.

– А Виктор пусть сразу же печатает фотографии, – распорядилась я.

– Если он, бедняжка, будет в состоянии… – печально проговорила Маринка в ответ, словно окончательно вознамерилась довести меня до белого каления.

Я сердито хлопнула дверью и вышла на улицу. Было солнечно и ветрено. Из-за Волги медленно поднималось огромное облако, клубящееся и похожее на гору. Метеорологи обещали сегодня грозу.

Я села в машину и поехала на вокзал. Честно говоря, мне настолько нравилась мысль о том, что Самойлова работает кассиром, и я настолько с ней свыклась, что, если бы сейчас она не нашла подтверждения, я, наверное, испытала бы разочарование, как ребенок, оставшийся без новогоднего подарка.

Достаточно сказать, что, оказавшись на вокзале, я невольно окинула взором сидящих за стеклянными перегородками кассирш, словно ожидала увидеть среди них знакомое лицо Самойловой. Собственно говоря, даже если бы она там вдруг каким-то чудесным образом очутилась, заметить ее было бы непросто: ко всем окошечкам стояли солидные очереди изнывающих от духоты пассажиров. Курортный сезон был в разгаре, и всем хотелось уехать куда-нибудь подальше. Наверняка здесь были и такие, что оставляли квартиру без присмотра и сигнализации – на волю судьбы.

Я обратилась к диспетчеру по вокзалу и выяснила, с кем мне поговорить относительно интересующего меня вопроса. Диспетчер направил меня к старшему кассиру.

Ею оказалась властная дебелая женщина, крашеная блондинка, с такой выдающейся грудью, которую не мог охватить форменный голубой китель. У нее были такие проницательные и недобрые глаза, что я не рискнула воспользоваться какой-нибудь наспех придуманной легендой и начала с того, что предъявила свое редакционное удостоверение.

Старший кассир суровым взглядом несколько секунд изучала книжечку, а потом неожиданно улыбнулась, отчего сразу сделалась совсем не страшной и даже симпатичной.

– Е-мое! – сказала она с грубоватым изумлением. – Надо же! Вы пишете в «Свидетель»? Классная газета! Я ее все время покупаю… Надо же! Значит, Ольга Юрьевна? Очень приятно. А меня Алевтина Николаевна зовут… А вы к нам… – Она понимающе взглянула на меня. – Наверное, билетик хотите? На юг собрались – угадала?

– Не угадали, – ответила я с улыбкой. – На юг пока времени нет ездить.

– Значит, в Москву, – убежденно заявила Алевтина Николаевна. – Понимаю. Билетов на месяц вперед уже нет, но для вас сделаем!

– Спасибо, конечно, – заметила я. – Но вы меня неправильно поняли. Мне вообще не нужны билеты.

– Нет, серьезно? – спросила Алевтина Николаевна каким-то даже расстроенным тоном. – Обидно!.. А что же вам нужно?

– Понимаете, мы готовим материал для газеты, – объяснила я. – И нам понадобилась некоторая информация.

– О чем материал-то? – с хитрой усмешкой поинтересовалась старший кассир. – О злоупотреблениях на железной дороге? Этого у нас хватает! А где их сейчас нет, злоупотреблений? Мы одни, что ли? Жизнь сейчас такая…

– Ну что вы! – возразила я. – Железную дорогу мы не трогаем. Речь идет о некой дорожной аварии, в которой пострадала женщина.

Алевтина Николаевна проницательно посмотрела на меня и хлопнула ладонью по столу.

– Вы про Самойлову, что ли? – пораженно воскликнула она. – Надо же! Вот уж про кого, про кого… Или я опять ошибаюсь?

От радости у меня даже зазвенело в ушах, а рот расплылся в улыбке.

– Нет, кажется, не ошибаетесь! – весело сказала я. – Значит, Самойлова у вас работает?

– Работала, – деловито поправила меня Алевтина Николаевна. – В больнице сказали, что раньше чем через полгода она не восстановит трудоспособность. Так что мы на ее место уже приняли девочку…

– Но факт то, что Татьяна Михайловна Самойлова – ваша сотрудница? – уточнила я.

– Наша, – подтвердила Алевтина Николаевна. – Работница толковая, ничего не скажу. Касса у нее всегда сходилась, жалоб от клиентов не поступало… Всегда у нее все вась-вась было! Ну, а то, что характер у нее тяжелый, так, откровенно говоря, все мы не подарок!

– А характер, значит, у нее тяжелый? – спросила я.

– Ужасный! – хохотнула Алевтина Николаевна. – Между нами говоря, Самойлова – стерва, каких мало! – При этих словах она зачем-то оглянулась, а потом мелко перекрестилась и покаянно добавила: – Прости меня, господи, за такие слова! Только, понимаете, когда эта беда случилась, никто из девчонок в больницу идти не хотел! Всем она насолила! Ну, ясное дело, проверить все же пришлось – мы жребий бросали, кто пойдет… – Алевтина Николаевна вдруг посмотрела на меня с беспокойством и спросила: – А вы и об этом будете писать?

– Нет, писать я буду совсем о другом, – покачала я головой. – Скорее всего, железная дорога вообще останется, так сказать, за кадром…

– А вообще жалко! – застенчиво сказала Алевтина Николаевна. – Не говорю за себя, а про наших девчонок надо писать! Это же, посмотрите, в такой толкотне, в духоте – целыми днями! И ведь ошибиться нельзя, расслабиться нельзя! Это же буквально как минеры! Было бы приятно, если бы о них написали!

– Может быть, как-нибудь в другой раз! – вздохнула я и напомнила: – Но вообще-то у нашей газеты профиль – криминал. Мы ведь, Алевтина Николаевна, больше о плохих людях пишем, а не о хороших…

– А вот это зря! – нахмурилась она. – Я бы про плохих вообще не писала, чтобы нос не драли! Не заслужили они этого!

– Наверное, вы правы, – согласилась я. – Но, собственно, нос им задирать не с чего. Мы же их вроде разоблачаем, Алевтина Николаевна. В назидание, так сказать…

– Они же этого не понимают! – махнула рукой старший кассир. – Они это за честь считают. Вот и сейчас – что получается? Про Самойлову вы пишете, а остальным обидно.

– Так вы же сами сказали, что Татьяна Михайловна – отличный работник, – напомнила я.

– Я от своих слов не отказываюсь, – спохватилась Алевтина Николаевна. – А все-таки обидно! Самойлова – и в героях!

– Ну, это слишком сильно сказано, – возразила я. – Какой же Татьяна Михайловна герой? Она скорее уж жертва.

– Тоже верно, – покачала головой Алевтина Николаевна. – Не дай бог каждому. Хотя, руку на сердце положа, такой она человек, что нет ей сочувствия.

– Чем же она так насолила? – поинтересовалась я.

– Да как сказать? – замялась Алевтина Николаевна. – Так чтобы особенное что – этого не было. Все больше по мелочам. Ни с кем у нее контакта не было. Иногда, бывает, кому-нибудь из девчонок подмениться нужно. Ну, жизнь есть жизнь. К Самойловой просто не обращайся – наотрез! Или вот, например, деньги кому на день рождения собираем – она никогда ни копейки не даст. Вообще поставила себя как бы вне коллектива. Пытались с ней разговаривать, да куда там! Все законы знает – и не подступись.

– Понятно, – сказала я. – Но в больнице ее все-таки навещаете?

– Были девчонки, – смущенно подтвердила Алевтина Николаевна. – Но только один раз. Сказали – больше ни за что не пойдут. Так она их, значит, встретила. Тяжелый человек, одним словом!

– Ну а в личной жизни она как? – спросила я. – Что-то о ней знаете?

– Откуда? – сделала большие глаза Алевтина Николаевна. – Я же говорю, она всегда как бы в стороне. Рабочее время закончилось – и все. Ни в каких мероприятиях не участвовала, ничего… А вы сами-то с ней встречались?

– Да, приходилось, – коротко сказала я.

– Ну и как впечатление? – полюбопытствовала Алевтина Николаевна.

Я развела руками.

– То-то и оно! – торжествующе заключила моя собеседница. – Я и говорю, не стоит про таких в газету…

– Да у нас главный герой шофер, который ее сбил, – попыталась я оправдаться. – В том плане, что слишком много в последнее время наездов стало. Пора бить тревогу.

– Милиция куда смотрит?! – сурово возразила Алевтина Николаевна. – Прежде, бывало, на каждом углу милиционер стоял, и никаких наездов не было! Ни маньяков, ни убийств этих заказных…

Мне подумалось, что Алевтина Николаевна чересчур идеализирует прошлое, но спорить я с ней не стала. Поблагодарив за полученную информацию, я стала прощаться.

– И когда же читать про нашу Татьяну Михайловну в газете? – ревниво поинтересовалась Алевтина Николаевна.

– Скажу вам по секрету, – сжалилась я над ней, – вряд ли мы станем указывать подлинное имя Самойловой. Обозначим ее просто как гражданку С. Это если материал вообще пойдет в печать. Бывает, уже готовая статья отправляется в корзину…

На лице Алевтины Николаевны мелькнул лучик надежды. Перспектива с корзиной казалась ей гораздо заманчивее. Как правильно она сама выразилась – все мы не подарок. Расстались мы очень тепло, и мне было обещано, что в любое время года, как только мне приспичит, Алевтина Николаевна обеспечит меня любыми билетами в любом направлении.

В редакцию я мчалась как на крыльях – еще бы, такая удача! Теперь нужно было срочно пообщаться с адвокатом Григоровичем и продемонстрировать ему личность Татьяны Михайловны, не обезображенную синяками и ссадинами. А дальше можно будет побеседовать и с ней самой. Какой бы ни был у нее характер, однако возможность отправиться с больничной койки на нары должна произвести на нее впечатление.

Когда я возвратилась в редакцию, там были все, кроме Сергея Ивановича. Виктор сидел в приемной и с отсутствующим видом смотрел в окно. Выражение его лица мне не понравилось.

– Только не говори, что у Самойловой пропал паспорт, – сказала я, с тревогой ожидая ответа.

Виктор сумрачно посмотрел на меня и пожал плечами.

– Паспорт действительно пропал, – ответил он. – Но это не самое худшее.

– А что же худшее? – спросила я.

– Самойлова умерла, – сказал Виктор.