С утра в здании вокзала было еще относительно прохладно – солнце не успело прогреть огромную коробку из стекла и бетона. Но у людей, спозаранку занявших место в очереди за билетами, вид был такой, будто они парились здесь уже сутки. Впрочем, может быть, так оно и было.

Что привело меня сегодня сюда, я и сама толком не знала. После того как Кряжимский поделился свежей информацией об ограблениях, меня охватило чувство, похожее на отчаяние. Так красиво выстроенная цепочка рассуждений вдруг оказалась под большим сомнением. Я не признавалась в этом вслух, но в душе начинала склоняться к мысли, что все эти дни мы двигались по ложному следу. Обиднее всего казалась та мысль, что в попытке состязаться с милицией мы, безусловно, проигрываем.

Правда, сдаваться мы не собирались. Как бы то ни было, а на руках у нас были кое-какие факты. Записка с адресом Григоровича, двусмысленное поведение Самойловой и не менее двусмысленная ее же смерть, загадочный человек с ножом, деловитая племянница, возникшая словно только для того, чтобы спрятать концы в воду… Все они сплетались в опасный подозрительный клубок, невольно подталкивающий сравнить его с клубком змей. Симпатичного доктора Трофимова я намеренно не упомянула заодно со всеми – скорее всего он был всего лишь своего рода жертвой, хотя и не ясно было, согласится ли с таким утверждением закон.

Одним словом, мне было очень жаль расставаться со своей версией. Что-то в ней несомненно было. Накануне мы все хорошенько обдумали, как предлагал Кряжимский, но ничего лучше не придумали, как заняться выяснением личности племянницы Самойловой. Этим должен был заняться Виктор – он для этого отправился сегодня в бюро ритуальных услуг. Многое должно было прояснить заключение экспертизы, но оно еще не поступало. Сергей Иванович пообещал еще раз наведаться к своему знакомому.

А я после некоторых сомнений решила заглянуть с утра на вокзал. Именно вокруг этого заведения строилась вся наша версия, и мне еще раз захотелось взглянуть на него своими глазами, а возможно, и побеседовать с Алевтиной Николаевной.

Я бесцельно бродила по переполненному залу ожидания, разглядывая пассажиров, охранников в голубой униформе, останавливаясь возле пестрых киосков, торгующих газетами, напитками и бесполезными, но заманчивыми безделушками. Если бы меня спросили, что я надеюсь найти, вряд ли я смогла бы дать четкий ответ. Наверное, речь могла идти только об интуиции.

Пожалуй, самым осознанным моим желанием было взглянуть на рабочее место Татьяны Михайловны. Конечно, в этом желании не было никакого смысла: Татьяна Михайловна теперь не имела никакого отношения к тому, что творится на грешной земле, да и место ее было занято. Наверняка и табличку с ее именем убрали куда подальше.

И все-таки я с большим любопытством стала обходить кассы одну за другой, наблюдая за работой строгих неулыбчивых женщин в синей железнодорожной форме, которые без передышки выполняли одну и ту же монотонную работу: щелкали клавишами компьютера, пересчитывали деньги и вручали истомившимся пассажирам хрустящие железнодорожные билеты.

Те, кто стоял в очереди к очередному окошечку, посматривали на меня ревниво и недоверчиво, подозревая в желании пролезть на халяву, но потом, видя, что никаких реальных действий с моей стороны не предвидится, они успокаивались и теряли ко мне интерес.

А я в который раз поражалась, какое количество людей стремится куда-нибудь уехать. Создавалось впечатление, что за три летних месяца все население города проходит через чистилище, называемое вокзалом. Почему в таком случае не становится меньше людей на улицах, совершенно непонятно.

Я потолкалась в очередях возле пяти касс и перешла к следующей. Здесь на меня опять стали коситься, а одна полная дама, страдающая от духоты и обливающаяся потом, раздраженно посоветовала мне встать в конец очереди. Любезно поблагодарив за совет, я ответила, что никуда не еду. Это невинное замечание почему-то всех рассердило, и мне подсказали, что в таком случае я не должна мешаться у всех под ногами.

Мне не хотелось ввязываться в беспредметные споры, и я уже собиралась двинуться дальше, как в этот момент произошло нечто, заставившее меня оцепенеть. На первый взгляд ничего особенного не случилось – просто от кассы отошел мужчина, до этого закрывавший своей широкой спиной все окошечко. В могучих руках он бережно сжимал только что купленные билеты, и лицо у него при этом было счастливое, как у ребенка.

Но я смотрела на него только какую-то секунду. А потом мое внимание приковала личность кассирши, обозначившаяся в окошечке. Очередной пассажир тут же закрыл ее своей спиной, но этого короткого мига мне вполне хватило, чтобы понять, кто это. За стеклянной перегородкой в форменной синей тужурке сидела племянница Самойловой!

Меня даже в жар бросило. Несмотря ни на какую интуицию, к такому повороту дела я была не готова. Почему-то образ племянницы в моем воображении решительно не связывался с железнодорожным ведомством. То, что она, образно говоря, продолжит дело своей тетушки, явилось для меня настоящим откровением.

Сначала я даже не поверила такой удаче. Чтобы убедиться, не мерещится ли мне, я осторожно подобралась поближе к кассе и посмотрела через стекло на сидящую за компьютером женщину.

Никакой ошибки – это была она! Рыжие волосы, сосредоточенное деловое лицо, полноватая фигура – передо мной была племянница Самойловой собственной персоной. К счастью, она была слишком занята, чтобы обращать внимание на посторонних, иначе мой лихорадочный любопытствующий взгляд наверняка насторожил бы ее.

Пора было убираться. Но прежде я взглянула на табличку, висящую за стеклом. «Вас обслуживает кассир Гуськова Любовь Дмитриевна». Итак, отныне племянница обрела имя. Теперь ей от нас не спрятаться.

Я повернулась и стала выбираться из очереди. Наверное, у меня тоже было очень счастливое лицо, потому что пассажиры смотрели на меня с подозрением. И только отсутствие у меня в руках билетов заставило их удержаться от возмущенных замечаний. Не исключено, что они принимали меня за сумасшедшую.

Перейдя в другой конец зала, я стала думать, что делать дальше. Сейчас я была слишком возбуждена, чтобы мыслить логически. Прежде чем строить планы, мне нужно было посоветоваться с коллегами. Но уже в тот момент в моей голове забрезжила некая смутная идея: мне просто не хотелось обдумывать ее на бегу. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, я решила еще разок заглянуть к старшему кассиру Алевтине Николаевне. После некоторого размышления я решила, что не стану сообщать ей о смерти Самойловой. Судя по всему, кассир Гуськова не стала этого делать, и мне тоже не стоило спешить.

У меня были серьезные подозрения, что Гуськова не только не сообщила о смерти тетки, но вообще не ставила никого в известность о родстве с ней. Зачем ей это было нужно, в общем-то было понятно: если бы на кого-то из них падало подозрение, то это подозрение автоматически распространилось бы и на родственницу.

Но мне было любопытно, каким образом и как давно эти две милые родственницы оказались в штате вокзала. О Татьяне Михайловне я уже кое-что знала. Теперь я решила выяснить кое-что и о ее племяннице.

Алевтина Николаевна узнала меня сразу.

– Вы опять к нам! – расплываясь в улыбке, констатировала она. – Очень приятно! Но теперь-то уж вы точно собрались ехать – угадала? И то верно – когда же отдыхать, как не летом! Я и сама бы, но такая запарка…

– Опять не угадали, Алевтина Николаевна! – вздохнула я. – Не получается у меня отдыхать. Тоже, как вы выразились, запарка…

– Понятно, – сказала она. – Значит, опять по работе? Все про Самойлову пишите?

– Да вот подумала над вашим предложением, – слукавила я. – Может быть, действительно стоит написать о ваших коллегах? На Самойловой ведь свет клином не сошелся…

– И я так думаю! – с энтузиазмом подхватила Алевтина Николаевна. – О передовиках нужно писать, об общественниках! Как раньше было… Человек работает, участвует в профсоюзе, в личной жизни порядок – значит, такому почет и уважение! А сейчас что?

– Скажите, Алевтина Николаевна, – спросила я, – а вообще, кассиры ваши неплохо зарабатывают?

– Ну, хоромы на эти деньги не построишь, конечно, – ответила Алевтина Николаевна. – Но по сравнению со многими зарплаты приличные. Железная дорога все-таки…

– Наверное, к вам не так-то просто устроиться? – поинтересовалась я.

– Само собой, кого ни попадя не возьмем. Работа ответственная, с деньгами, с людьми… Кандидатура должна быть соответствующая.

– А как же вы так прокололись с Самойловой? – спросила я.

– Да это уж давно было, – махнула рукой Алевтина Николаевна. – Я еще тогда старшим не была. Только не скажу, как дело было, но ведь в душу-то каждому не заглянешь, верно?

– А остальные кадры вас, значит, не смущают? – улыбнулась я.

– В основном нет! – горячо откликнулась Алевтина Николаевна. – Девчата хорошие. Да я и прошлый раз вам говорила…

– А на замену Самойловой кого взяли? – спросила я. – Неожиданно ведь вышло. Кстати, откуда вы узнали, что Татьяна Михайловна попала в больницу?

На лице Алевтины Николаевны появилось слегка растерянное выражение.

– Постойте! – сказала она. – Как же дело было? Мы ведь, и правда, ничего не знали… Кто-то нам позвонил! – вспомнила вдруг она. – Точно! На следующее утро позвонили – из управления. Я еще удивилась, как они быстро там узнали про Самойлову. Они же и кандидатуру предложили на освободившееся место. По их рекомендации в тот же день девочка пришла – мы ее и взяли, временно.

– А вы не помните, кто звонил конкретно?

– Ну как не помню! Сам Валентин Данилыч звонил! – уважительно произнесла Алевтина Николаевна.

– А кто это – Валентин Данилыч?

– Ну как же! Валентин Данилыч Синицын – заместитель начальника управления по кадрам, разве вы не в курсе? – удивилась Алевтина Николаевна.

– Да я ведь не работала на железной дороге, – с улыбкой ответила я.

– Ну да, конечно, – кивнула Алевтина Николаевна. – Я уж по привычке. Валентин Данилыч у нас большая шишка. Поэтому девочку приняли без разговоров. Ну, она и опытная оказалась, справляется…

Я уже почти не сомневалась, какая фамилия у этой «девочки», но для очистки совести задала Алевтине Николаевне этот вопрос.

– Гуськова ее фамилия, – ответила она, – сегодня она, кажется, как раз и работает. Они посменно у нас.

– И когда, скажем, Гуськова следующий раз выходит в смену? – поинтересовалась я.

– Завтра в ночь, – ответила Алевтина Николаевна и тут же подозрительно уставилась на меня. – А зачем вам? Хотите написать, что к нам иначе как по звонку не устроишься?

– Ну что вы! – сказала я. – Работа же ответственная – с улицы кого попало не возьмешь. Только я не поняла, почему Валентин Данилыч вам звонил, а не начальнику вокзала, например? Вам это не показалось странным?

На лице Алевтины Николаевны появилось беспокойство.

– Вы думаете, кто-то себя за Синицына выдать хотел? Да нет, я голос Валентина Данилыча знаю… Строгий такой мужской голос. Нет, точно он был! А почему мне звонил? Не знаю. Может, предупредить заодно хотел, что с Самойловой беда приключилась? Да вы не сомневайтесь! Я сразу кадровику нашему доложила – он не возражал, все по закону…

– Да я и не сомневаюсь, – успокоила я ее. – Профессиональное любопытство, знаете ли… А вообще, признаться честно, все так надоело! Вот, думаю, может, действительно взять билет да и махнуть куда-нибудь на Кавказ?

– А я сразу так и сказала, – сочувственно заметила Алевтина Николаевна. – На Кавказе сейчас, конечно, опасно… Я бы на вашем месте в Крым махнула. Хоть и в Сочи тоже неплохо…

Мы немного поговорили о превратностях, поджидающих в наше время путешественников, а потом я стала прощаться. Никакие поездки меня, разумеется, не интересовали, просто мне нужно было перевести разговор в другое русло – совсем ни к чему было, чтобы Алевтина Николаевна заметила мой пристальный интерес к новенькой кассирше. Идея, которая недавно слабой искрой мелькнула у меня в мозгу, постепенно начала оживать, приобретать какие-то отчетливые формы и обрастать деталями. Но для ее осуществления требовалась полная секретность. Никто из посторонних не должен был ничего знать.

Покинув Алевтину Николаевну, я уточнила в справочной вокзала, на какие направления взять билеты не составляет труда, а потом поехала в редакцию. Настроение у меня опять поднялось. Мне не терпелось сообщить своим ошеломляющую новость.

Виктор успел вернуться раньше меня, и, когда я, возбужденная, переступила порог редакции, он встретил меня словами:

– Племянницу я вычислил. Ее фамилия…

– Гуськова Любовь Дмитриевна! – продолжила я, любуясь произведенным эффектом. – Работает кассиром на железнодорожном вокзале. Устроилась на следующий день после того, как Самойлова попала в больницу! Трофимову она представилась Лилианой.

– Вот это новость! – покрутил головой Кряжимский. – Это просто сюрприз.

– Да, наш приятель, на которого я потратила весь кофе, не теряет времени даром. Знаете, что он сделал, когда узнал, что его информатор лежит в больнице? Он позвонил на вокзал, представился заместителем начальника управления и порекомендовал взять на освободившееся место Гуськову! Просто и эффектно. Никто, разумеется, и не подумал перезвонить в управление. Так что у грабителя на вокзале опять есть свой человек. О том, что Гуськова – племянница Самойловой, никто не догадывается. Как, впрочем, и о том, что Самойлова приказала долго жить… Ну, как это вам нравится?

– Я хочу уточнить, – хладнокровно заметил Виктор. – Насчет кофе…

– Потом! – отмахнулась я. – Сейчас не это важно. Кстати, уже почти незаметно… Но дело не в этом. Я, кажется, придумала, как заманить грабителя в ловушку.

– Вот как? Интересно! – сказал Кряжимский. – Мы внимательно слушаем.

– Боюсь, что вам придется сыграть роль подсадной утки, Сергей Иванович, – сказала я. – Остальные для этого не годятся – по разным причинам. А вот вам придется срочно уехать – всей семьей.

– И далеко? – деловито спросил Кряжимский, который уже начал догадываться, в чем дело.

– В Тюмень, – ответила я. – Туда проще всего взять билеты. Завтра Гуськова работает в ночь. Думаю, откладывать не стоит.

– Ты с ума сошла! – ужаснулась Маринка. – Что будет делать Сергей Иванович в Тюмени? Да еще всей семьей?

– Ничего не будет, – сказала я. – Он вообще туда не поедет. Просто возьмет билеты и освободит квартиру. Поживет у меня, например.

– Или у меня, – добавил Виктор.

– Кажется, я поняла! – восторженно сказала Маринка. – Но ведь, чтобы заинтересовать этих жуликов, Сергей Иванович должен показаться особенно солидным. Крутым должен показаться!

– Покажется, – заверила я. – Мы все пошарим по сусекам, по знакомым и снарядим его наилучшим образом: костюм от Кардена, часы «Сейко», золотой перстень, мобильник и бумажник крокодиловой кожи, набитый банкнотами… Когда Гуськова все увидит, она вызубрит адрес Сергея Ивановича, как таблицу умножения! Голову даю на отсечение, грабитель клюнет. Тут-то мы его и накроем!

– Кто это – мы? – ревниво поинтересовался Ромка.

– Ну, я не имела в виду тех, кто не достиг призывного возраста, – пояснила я. – В основном группа захвата будет состоять из тех, кто уже имеет боевой опыт. А Сергей Иванович нас подстрахует. Думаю, что на последнем этапе можно будет подключить милицию. Этим и займется Кряжимский, пока мы будем бить грабителя одной левой…

– Ну что ж, план мне нравится, – согласно кивнул Сергей Иванович. – Только я думаю, не стоит перебарщивать. Приличный костюм у меня найдется. Золотые часы – это неплохо, а вот без перстня я, пожалуй, обойдусь…

– Но в целом вы одобряете? – спросила я. – И согласны рискнуть?

Кряжимский кивнул.

– Прекрасно. Тогда давайте тщательно обдумаем все детали, – предложила я.