Спускались по другой дороге, по выбитым в граните высоким ступеням: их и можно сосчитать только на этом пути. Но слава Богу, что не его выбрали ночью. Даль сглаживала подробности, а вблизи следы первозданного хаоса поражали невиданными формами. Из глубины ущелья по сторонам узкого прохода поднялись монолитные скалы с огромными впадинами, похожими на перевернутые набок чаши, или округлыми и гладкими сквозными проемами, сквозь которые голубело небо, — словно во вздыбленной когда-то лаве остались пустоты. Казалось, что мы переходим из одного пространства в другое, напоминающее о неисчислимом множестве миров, сплавленных в нашем едином земном пространстве. Они заставляли останавливаться в удивлении, восхищали и ужасали.

Из узкого прохода неожиданно вышли на каменное дно долины, окруженной горами. Неправдоподобно синело озерцо, обведенное по краю полоской зелени, и высоким шпилем зеленел кипарис. Под ним прямоугольником крепости в малых размерах стоял опустевший скит.

Николай извлек из кармана подрясника связку ключей, — мы подошли к оштукатуренному и побеленному сооружению без окон, похожему на сарай. Эти стены ограждали пещеру, в которой после сорока дней и ночей пути остановился предшественник синайских отшельников — пророк Илия. Он, низводивший божественный огонь на жертву истинному Богу, чтобы посрамить жрецов Ваала, убегает от гнева Иезавели в пустыню Иудейскую. И, засыпая в изнеможении под можжевеловым кустом, просит смерти: …Довольно уже. Господи, возьми душу мою. Но Ангел Господень касается его, ставит у изголовья кувшин с водой и кладет лепешку: Встань, ешь; ибо дальняя дорога пред тобою.

В этой пещере у горы Божией Хорива было к нему слово Господне, и сказал ему Господь: что ты здесь, Илия?

Он сказал: возревновал я о Господе, Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечем; остался я один, но и моей души ищут, чтоб отнять ее.

И Господь отвечает на все вместе — на молитву одинокой души, на ее смертную усталость:

Выйди и стань на горе пред лицем Господним. И вот. Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом;

но не в ветре Господь. После ветра землетрясение;

но не в землетрясении Господь.

После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра.

Бог отвечает с наибольшей полнотой — вечно таинственным и вечно новым явлением Своим, тихим освежающим дыханием любви.

В том светозарном круге вечности, в которой нет ни начала, ни времени, ни конца, как отстоит это явление от видения Илией Господа в свете Преображения?

Часовня еще заброшенной и бедней, чем на вершине Синая, — и лучше бы не было в них никаких украшений. В пещере за алтарем может поместиться только один человек. Отцы поочередно прошли туда и, преклонив колени, поставили по огарку, найденному на подсвечнике. Благословили и меня пройти краем алтаря; и я коснулась губами стены пещеры и поставила свой огарок, — больше нам нечего было принести величайшим из пророков и причастников Славы Божией.

…Сразу же после явления Илие во гласе хлада тонка Господь отправляет его в обратный путь — с повелением помазать царей над Сирией и Израилем. Зачем же было так далеко идти? Разве не мог пророк совершить это, не выходя из пределов израильских? Теми же остались Иудейская и Аравийская пустыни, — но, очевидно, после сорока дней поста и жажды, после долгого следования по глаголу Божию в неведомую страну что-то изменилось в самом пророке, и только здесь и теперь он смог принять еще более высокое повеление.

Не то же ли было и с евреями, обреченными проделать всего две длины такого пути, но уже за сорок лет, — пока не умерли все, кто нес в себе даже память о земле рабства…

Вода из глубокого колодца у кипариса чиста, легка и холодна. Может быть, и Илия или Моисей утоляли жажду из этого источника после сожженной солнцем пустыни, где нет рек, и только зимний дождь, поздний и ранний, проходит ливнями, обрушивается водопадами и без следа поглощается растрескавшимися камнями или песками. Опаленными губами, пересохшей гортанью ощущаешь в пустыне вечную тему жажды.

Простираю к. Тебе руки мои; душа моя к Тебе, как жаждущая земля.

Скоро услышь меня, Господи, дух мой изнемогает; не скрывай лица Твоего от меня, чтобы я не уподобился нисходящим в могилу…

Миновали озерцо, перекрытое на стоке запрудой и мостиком. И скоро подошли к самому узкому месту: здесь проход между двумя обрывами перекрывала арка ворот, вытесанных еще при Юстиниане из того же камня, что и скалы. Это были известные по всем описаниям Врата в небо.

В прежние времена паломники повторяли путь евреев — от Египта, через Суэц и пустыню Сур к Эль-Тору — древней Раифе, или, повернув к востоку раньше, через вади Фаран — к Хориву и Неопалимой Купине. Услышав в себе некий таинственный зов, шли, подвергаясь опасностям от зноя и диких зверей, нападавших на караваны бедуинов, жгучего хамсина, покрывающего песчаные равнины останками людей и верблюдов. И, если удавалось благополучно завершить путь, благодарили Бога, несколько дней говели в монастыре, исповедовались, оставляя у подножия Святой Горы груз греха, причащались. И потом уже — омытые, освященные — переступали запретную некогда черту… А у этих ворот на хребте Хорива, перед подъемом на Синай и пик Моисея, — сидел монах, благословлявший на восхождение только тех, кто исполнил древний обычай, или исповедующий тех, кто почему-либо не успел это сделать.

Зато теперь туристы с комфортом прилетают из Америки, Японии, Австралии и всех прочих стран, кроме России, прямо в аэропорт Санта-Катарина; освобождают бумажники от избытка долларов в муниципальной гостинице, и, отдохнув после обильной трапезы, возносятся верблюдами на Хорив. А по краям дороги на покореннную священную высоту остается множество банок от пива, которым привычно утоляется жажда. Потом, в течение двух часов по утрам, когда богослужение закончено, и храм безмолвен и пуст, их большими группами приводят в монастырь на экскурсию, и они фотографируются здесь, как и на фоне Гроба Господня или Голгофы… На переднем цветном плане — сытые улыбающиеся мистер X. с супругой, на заднем — распятый Христос.

Вниз идти легко, камни уложены ступенями и отшлифованы ногами многих поколений православных. Кто их вытесал во славу Божию и сколько паломников прошли по ней вверх и вниз? Не эти ли тысячи ступеней дали зримый образ игумену Синайской горы Иоанну для его «Лествицы»?

Ущелье похоже на разлом; по обрывам тянутся вертикальные трещины, а из них пробиваются иногда то одинокое деревце, то сухая полынь, то кустики иссопа. В их дымчатых мелких веточках и горьковатом запахе вдруг воплощается строка псалма: Окропиши мя иссопом и очищуся, омывши мя, и паче снега убелюся… или строка евангельского повествования о последних часах распятого Бога…

Над обвалом гигантских глыб, — простой деревянный крест на забытой могиле. Не наш ли это рязанский или костромской богомолец остался навсегда в каменистой Аравии? Успел ли он подняться на пик Моисея, или так и остался у подошвы горы? Помяни, Господи, раба Твоего по имени…

Еще ворота, за ними пустующая часовня — Богородицы экономовой.

Николай рассказывает, как в забытые времена бедствовал окруженный арабами монастырь, и совсем иссякли запасы пищи. Братия долго терпела голод, потом осталось только умереть или уйти. Со слезами отслужили литургию и пошли в последний раз поклониться Святой горе. И вот навстречу эконому нисходит прекрасная женщина в монашеской одежде, и спрашивает: «Как это вы хотите покинуть святую обитель?» Заплакал эконом, ничего не может ответить. А она говорит: «Идите обратно, за терпение ваше получите все, что нужно». Только успел он подумать: откуда же тут монахиня в пустыне? — она стала невидимой. Вернулась братия, а у ворот караван с пшеницей и богатыми дарами из Дамаска.

У каждого монастыря есть такие события небывалые, похожие на притчи, они запечатлеваются на века, и из них складывается особая священная история обители.

Или: кончился елей, нечего было налить в лампады. Попросили монахи старца Георгия Арселаита помолиться и поспешили приготовить побольше кувшинов, чтобы они не переполнились, и елей не затопил кладовую. А елей потом еще несколько лет наполнял кувшины, как у вдовы сарептской, — и на этом месте устроили часовню Живоносный источник.

Много таких чудесных историй в прологах, патериках, в Лавсаике, Луге Духовном, в Достопамятных сказаниях о жизни блаженных отцов.

Вот одна из моих любимых. Египетский авва Виссарион с учеником шли по берегу моря. Ученик сказал:

«Авва, мне очень хочется пить!» Старец помолился и говорит: «Пей из моря». Вода стала сладкой, ученик напился и налил воды с собой. «Для чего ты налил?» — спросил старец. «Прости мне, — как бы еще не захотелось пить на пути». Старец ответил: «И здесь Бог, и везде на пути Бог».

Почему же не могла явиться Богородица монаху на этом месте, у Неопалимой Купины, Ее прообразующей? И здесь Бог, и на всяком пути — Бог, и Матерь Его — Пречистая Дева, и все святые…

Потому и стоят на земле монастыри от Каменистой Аравии до Сергиева Посада, что есть в них монахи, поднявшиеся по лестнице духовного подвига к вершине горы Божией, где осеняет их Его слава.

Или потому и стоит земля, что есть еще на ней монастыри и святые. А ради десяти праведников Господь обещал не истребить Содом и Гоморру.