Наверное, нет человека, который хоть раз в жизни не испытал бы отчаянье. Одни выражают это бурно, другие молча терзают свое сердце. Я часто впадаю в отчаянье от своего бессилия перед наглостью, но у меня хватает мужества не показывать, не отвечать тому, кто толкнул меня в эту бездну. Эти минуты у меня, наверно, отнимают годы здоровья.

Дожив до солидного возраста, острее чувствуешь и свое былое. Каждый понимает, что жизнь коротка и никому не дано знать, когда он с земли уйдет в землю; но если подумать, то можно прийти к выводу: все неприятности и горе человеку несет другой человек. Иногда я, закрыв глаза, думаю: если бы все люди рождались добрыми, понимали, что Аллахом земля им дана на радость, тогда мы жили бы и на земле, как в раю. Никто никого не ранил бы, на земле не существовало бы зависти, которую я считаю источником многих злодеяний. Любовь царила бы повсюду, дети не становились бы сиротами, не разрушались бы семьи. Не строили бы дома престарелых, и земля сохранила бы свой первозданный вид. Журчали бы ручьи, стремясь к реке, клокотали б родники, не боясь, что кто-то захочет вмешаться в их судьбу, загрязнить их, уничтожить. Людям не приходилось бы глотать таблетки, если бы все натуральное, хлеб пекли бы из собственноручно выращенного зерна, пили бы парное молоко, что дают коровы, вобравшие в себя энергию альпийских лугов. Звучали бы только тихие колыбельные песни и звонкие – свадебные.

Я в отчаянье, и теперь я знаю противоядие: это так нужно в наш кошмарный век, когда нравственность, чистота и честность – под ногами и люди ослеплены, стремясь побольше захватить…

Такой прекрасный день, словно небо и земля сошлись воедино; идет снег большими хлопьями, каждая снежинка искрится, словно не сверху падает, а будто с низин поднимается в высоту. Идет снег, в неизвестность, такими чистыми хлопьями, рождая светлые надежды, но на земле иные законы. Здесь чистота и самоотверженность не остаются безнаказанными. Снежинки, не успев соприкоснуться с землею, уже под ногами: под сапогами, под шинами машин и уже смешаны с грязью.

Я иду и шепчу себе: «Нет иного лекарства в минуты отчаяния души, чем уверенность, что я сильная, что преодолею и это. Разве отчаянье – не урок человеку? Всю силу надо собрать, чтобы с ним бороться. Стараться не радовать завистников и недоброжелателей и не печалить друзей, верить, что снежинки весною взойдут цветами и травой.

Стряхиваю с себя отчаянье, иду в новый день. Достаю чистый лист и ручку кладу на него. И все душою принимаю то, что Аллах послал.

Если смог окунуться ты в день голубой И сумел подсинить в нем белки своих глаз, Если ты от луча, что сиял над тобой, Преломил и хоть искорку сердца припас, То и черная ночь для тебя не сума — А набитый жемчужными звездами ларь. Чтоб легко отомкнулась тяжелая тьма, Ты по ней припасенною искрой ударь, Синевою белков ты ее освети, — Так и звезды найдешь, и приблизишь зарю. А пока еще день. И на этом пути Помни то, что сегодня тебе говорю… А отчаянье – это палач без топора!

Бабушка всегда твердила, что отчаянье удваивает силы сильного и отнимает у слабых даже то, чем он владеет. Нет человека, который не падал бы в пропасть отчаянья. Ничто ему не поможет, кроме собственных сил. Надо собрать все в единый кулак, оглядываться назад на тех, кому живется плохо, сочувствовать тем, к кому пришло горе, обходя могилы молодых, просить у Аллаха милости и прощения. Не преувеличивать мелкие неприятности и уметь молча переносить большие удары, не докучать людям, потому что это отчаянье – только твое, и никто не сможет забрать себе хотя бы его частичку.

Это молчаливое страдание собирается по капельке и создает то, что называется мужеством, выносливостью, терпением и примирением с тем, что посылает Аллах.

Нет человека, который хоть раз в жизни не испытал отчаянье… Если с ним не бороться, человек опускается, и в нем просыпаются все слабости. Он теряет самооценку.