Бог создал жизнь. – О, чудо! Но какая ж Банальность… и приевшийся сюжет. Ведь чудеса, к которым привыкаешь, Чудесными не кажутся уже. Порою сами боги забывают О чуде, заблудившись в суете. Устало ноет мысль полуживая, Что времена, увы, теперь не те. — Недолго длилось время золотое, Недолго слыл богатым урожай… — Вступило в силу правило простое: Во всяком деле меру уважай. Наверное, природа знает меру. Так отчего ж ее не знаем мы?.. Дары природы – наша жизнь, к примеру, — Даны недаром нам. Даны взаймы. Покуда Ра очами греет землю, Покуда щедро слезы льет Тефнут, Земля самозабвенно небу внемлет; И боги знают: их дары вернут Сторицею! – Поля, леса, озера Наполнят жизни новые ростки, Пробьются к свету миллионы зерен, Оазисы прорвутся сквозь пески! …Но есть иные способы возврата: Не жизнь за жизнь, а смерть за жизнь идет. Иное возмещение. – Утрата. Иной круговорот. – Наоборот… Ведь всем необходима передышка. Бывают неудачные года, Тяжелые, засушливые… – Слишком Природа нам становится чужда. Она меж тем берёт свое . – Игрою Своей – но делом общим – занята. Есть миру – мера. …Будто бы… Порою Богов одолевает суета.

Однажды, как и следует богине, Внимающей восторженным хвалам, Я нежилась на облачной перине. Мне люди пели… – с горем пополам: «Тефнут! – кричал один, жрецом одетый, — Благодарим тебя за дождь ночной!..» — Приятно быть любимой и воспетой, Но не одним, а целою страной. «Тефнут! – вознесся хор орды несметной Вослед жрецу – Мы чествуем тебя!..» — Нет, не страной, а целою планетой… И вот уже по всей земле трубят: «Тефнут! Твоею влагой вожделенной Живем! Твое орудие – наш щит!..» — Нет, не планетой. Целою вселенной!.. — И что же? Что?.. – Вселенная молчит. …Так, мыслью измельчав, томима скукой, Я бросила случайный нервный взор На холм Бен-Бен, где храм стоит порукой Любови смертных к Ра… – О, что за сор Хвалы моих жрецов, страны, планеты В сравнении с хвалами в адрес Ра! О, сколько рук, очей к нему воздето, Сердец и душ, несущих этот храм! О, сколько веры в согнутых коленях! Им даже дети бредят наяву… А сколько страсти в славных песнопеньях! Прекрасных слов! – И все по существу. Неужто ж я досель не заслужила Столь сладкозвучных песен, щедрых жертв?! — А мне поют, как будто тянут жилы; Да жалкого козленочка на жердь Нанижут – вот и всё богослуженье! “Довольствуйся, Тефнут!” – Да тьфу на вас! Доколь терпеть подобные лишенья?! Какой позор! Какое униженье!.. «Уймись же! – грянул вдруг Всевышний Глас. — Довольна будь и тем уж, что имеешь». — «Да как же! Что бы делал этот скот, Который ты людьми зовешь и млеешь, Без вод моих? Без “вожделенных” вод?!» — «Отлично б жил! Взгляни на берег Нила: К полям провел каналы Человек Затем, чтоб ты слезы не проронила. Не нужен дождь. Не надо новых рек. Былым твоим заслугам зная цену, Он благодарен… – в меру. Поняла?.. Но Солнце! Разве Солнцу есть замена? Что б делал скот без света и тепла?» — «Ах так? Каналы, значит. Дождь не нужен. — Тогда мне оставаться смысла нет. Увидишь, без меня твой скот не сдюжит. Прощай навек, презренный Та-Кемет!» [2] И, обернувшись львицей, рыкнув грозно, Я устремилась прочь! «Постой, Тефнут!» — Воскликнул Ра, опомнившись. Но поздно. Гигантскими прыжками в пять минут Я одолела сотни километров И в Нубию, в ее пустынный ад Я окунулась. – В край, где злые ветры Бесчинствуют, не ведая преград, Где все живое тщетно ищет берег В безмерном море жгучего песка. — Лишь этот край сумел мой гнев умерить. Лишь в нем нашла приют моя тоска. Там провела я год, другой и третий, Охотилась на глупых антилоп… — Скиталась бы и ныне, кабы встретить Ту тварь однажды мне не повезло: Ничтожный павиан, уродец жалкий!.. — «Как долго, – говорит, – тебя искал!» И рожею, подобранной на свалке, Изображает преданный оскал. «Средь тысяч львиц тебя могу узнать я: Ведь ты – Тефнут. Богиня всех богинь!.. Молю, вернись к божественным занятьям, От гибели Египет сбереги! Отец твой Ра ужасно сожалеет О прошлом; признаёт, что был неправ. Но с каждым днем ему все тяжелее Нести ярмо вины!..» – «Ах, бедный Ра! — Съязвила я… – Довольно. Это слишком! Как смеешь ты, бесстыжий павиан, Плебеев раб, никчемная мартышка, Позорящая даже обезьян, Давать Тефнут советы?! Убирайся! Оставь меня в покое, либо вмиг Узнаешь ты, как львицы когти красят…» — «И как же?» – «Кровью жертв своих!» — Поник И сморщился от страха зверь нелепый: «Права ты. Обезьянья жизнь – не в счет. И почему б когтям великолепным Не измараться жижей, что течет Во мне… Но знай: любое злодеянье Преследует расплата. – И тогда, Сколь ни носи кошачье одеянье, Не сможешь в нем укрыться от суда. — Слыхала ль сказ о коршуне и кошке? — О том, как Ра свирепо покарал Преступника… – Позволь же мелкой сошке Тебя развлечь рассказом.» – «Вот нахал! И гонишь – не уходит…» (Но, признаться, Мне стало интересно.) «Ладно, смерд, Не обещаю длительных оваций, Но шанс тебе даю: отсрочить смерть. Вещай!» – «Так слушай: Свил однажды коршун На дереве гнездо для коршунят. — Но оказалось, что семейство кошек Живет неподалеку… – Не шумят, Не возятся котята, попритихли; Да мать им не велит носы на свет Совать, – подозревая, уж не их ли Себе приметил коршун на обед; Сама ж покинуть логово не может. — Ну как тут бросишь маленьких детей?.. Однако беспокойство это гложет И коршуна: ну как тут улететь За пищей для птенцов, когда, вернувшись, Рискуешь обнаружить, что птенцы Уж сами стали пищею… – О, ужас! Ох, эти кошки, твари, подлецы! Так, общим страхом, голодом и гневом Наполнилось соседство. Дни плелись… — А голод всё ж сильнее! Злые нервы, Начав сдавать, в конце концов сдались. И крикнул коршун: «С нашею враждою Пора покончить! Мирная стезя Сулит преуспеянье; а с бедою, С опасностью соседствовать нельзя. — Готов поклясться Ра: вовек не трону Твоих котят. Что скажешь?» – «Коршун, да! Ты прав. Клянусь и я пред высшим троном Не причинять птенцам твоим вреда!» — На том и порешили… Но недолго Продлился мир, и пару дней спустя, Вернувшись без добычи – с чувством долга Невоплощенным, – коршун у котят Задумал отобрать еды немного Для отпрысков своих… – И отобрал. — Узнав о том, не вспомнила про бога Мать-кошка. Ибо мстить пришла пора. Едва птенцы остались без присмотра, Вскарабкалась на дерево она, Схватила одного: «Плешивый потрох! Поганый вор! Ответишь ты сполна За кражу!» – «Отпусти меня сейчас же! Ни в чем я не повинен! Если ты Меня задушишь, Ра тебя накажет!..» — И устыдилась кошка, и остыл Мгновенно гнев ее. Себя не помня, Она разжала когти, и птенец Упал на землю… — «Боги! Поделом мне! — Воскликнул обезумевший отец, С охоты возвратясь. – О, как жестоко Наказан я за то, что доверял Бесовскому отродью! Дайте ж только Мне шанс, и отомщу я тем зверям!» И в следующий раз, когда жилище Пришлось покинуть кошке, этот гад Передушил детей ее и в пищу Принес ораве хищных коршунят. «О, Ра великий! – в горе безграничном Взмолилась кошка. – Будь же справедлив! Яви свой божий гнев! Прими обличье Возмездия!..» – Столь яростных молитв Не доводилось слышать Ра от века. Он внял мольбам. – И коршун как-то раз — По воле Ра – приметил человека, Что жарил дичь на ýглях… От костра Шел аромат густой, своеобычный, Тянувшийся до самых облаков! — Метнулся коршун вниз, схватил добычу… Да не заметил алых угольков, Прилипших к мясу… – Так и подпалил он Свое гнездо. И некуда птенцам, Еще неоперившимся и хилым, Деваться было. На глазах отца Они сгорели заживо!.. – Тогда-то Возликовала кошка: «Вот урок Тебе, клятвопреступник, вот расплата Тебе, злодей, нарушивший зарок!» На этом павиан рассказ окончил И поклонился мне: «Что ж, каково? Довольна ли Тефнут?» – «Весьма! Я очень Довольна. И ручаюсь головой Пред богом Солнца в том, что не обижу, Не съем и не убью тебя, дружок!» — «Приятно слышать… Так употреби же Во благо дар свой – жизнь мою. – Как кок Куда полезней я, чем в виде фарша… А ты как раз, должно быть, голодна?..» — «О, да! И мнится мне, мой голод старше Меня самой!.. Здесь есть твоя вина… — Ох, я бы съела что-нибудь мясное!» — «Дозволь же угостить тебя тогда Особым блюдом! – Всякое иное В сравненьи с ним сгорело б со стыда… А таинство его приготовленья Известно лишь в Египте… – Вот оно! Отведай…» – «О-о-о!!»…Простое утоленье Физической потребности давно Во мне не вызывало чувств подобных! Томлением и негою полна, Я испытала то, что не способны Понять неискушенные… – «Страна, Что славится такой чудесной кухней, — Воистину не худшая из стран! Благодарю!..» – «О, как ласкают слух мне Твои слова, – ответил павиан. — Ты собственное сердце победила. Велик и мудр сумевший одолеть Рассудком гнев… Тефнут! Долина Нила Иссохлась по тебе!.. Красна, как медь, Лежит земля, распятая лучами Светила обезумевшего. – Ра Сошел с ума от горя и печали! А вслед за ним беснуются ветра. — То муж твой Шу, с тех пор как ты пропала, Мотается по свету взад-вперед: Всё ищет, свищет, рыщет где попало. — С лица земли, того гляди, сотрет Твою страну!.. Ох, три треклятых года Неурожая, засухи, нужды Прошли с момента твоего ухода — Три года без дождя!.. “Воды! Воды!!” — Кричит и стар и млад… Жрецы, вельможи — Все облачились в траур. Ни один Твой музыкант, касаясь струн, не может Извлечь ни звука. Всяк простолюдин Измучен страхом, голодом и жаждой; Всяк болен, нищ – от смерда до купца — Из тех, кто жив… Надежды нет. И каждый Живет лишь ожиданием конца!..» — От этих слов мне стало очень скверно: Не верилось, что я могла обречь Страну свою на смерть… Но если верно Все то, чем павиан раскрасил речь, То нет прощенья мне!.. – «Тефнут, послушай, Надежда – есть. – Вернешься ты едва, Все встанет на места, и даже лучше: И легкий дождь, и мелкая трава Покажутся невиданным богатством… Представь: богиня, спасшая народ! — Какая слава! Что тут сомневаться? Лишь толику своих небесных вод Пролей на них…» – «Ты прав, дружок. Пойдем уж Домой!» – провозгласила я… И тут Меня кольнула мысль, что он, гаденыш, Перехитрил тщеславную Тефнут! — И вне себя от праведного гнева Я встала на дыбы… А он, трухач, Скукожился, как высохшее древо, И так смешно завсхлипывал, хоть плачь!.. — От смеха ярость быстро прогорела. — «Не бойся, павиан, ведь я клялась Не обижать тебя.» – «Что ж, это зрело… Самоконтроль – вот истинная власть!..» — «Но знай: свое решенье возвратиться Я приняла сама!» – «Здесь спору нет. Возможно ль диктовать Нубийской львице, Как действовать?! Я просто дал совет. Но сверх того, тебе, моей богине, Желаю вечной дружбы дать обет. — Едва успеешь молвить “помоги мне!”, И я примчусь на выручку тебе!» — «Опомнись, шут! От маленькой мартышки В безвременье каком мне будет прок?!» — «А ты слыхала ль сказ о льве и мышке? — О том, как слабый сильному помог?.. Позволь поведать?..» – «Окажи услугу. Вещай!» – «Так слушай: Некогда в горах Жил лев. Могучий, гордый. Всю округу Вгонял свирепым рыком в дикий страх. И вот однажды встретил он тигрицу С изодранною шкурою, в крови… — «О, боги! Кто посмел так поглумиться? Кто так тебя изранил, назови!» — «То Человек, – ответила калека, — Лукавый изверг… Будь же начеку! Не попадайся в лапы человеку!..» — «Подобный вздор впервые на веку Я слышу!..» – плюнул лев и прочь помчался; Но вскоре встретил лошадь и осла, Бредущих цугом, взнузданных, несчастных, В отчаяньи грызущих удила. «Кто вас связал и кто лишил свободы?!» — «То Человек, наш общий господин…» — «Ну нет!.. О, что за странная порода? — Везде, во всем повинен он один!..» И всяк, кто попадался льву отныне, Бывал избит, истерзан иль пленен Всё тем же Человеком. – То в унынье, То в ярость лев впадал; поклялся он Найти врага зверей и поквитаться! И стал искать… Блуждал, ведомый лишь Охотой мести, – два ли дня иль двадцать… Узрел однажды крохотную мышь И осознал, что голоден ужасно; Схватил ее, разинул было пасть… Как вдруг услышал писк: «Постой, несчастный! Сожрав меня, свой голод ни на часть Ты не уймешь моею малой кровью. Пусти. Тебе добром я отплачу!» — Расхохотался лев: «Да на здоровье! Что взять с тебя и впрямь?! Ступай…» Но чу! Раздался треск… И лев свалился в яму — Охотничью ловушку для зверей… — Сколь ни был он могучим и упрямым, А Человек – упрямей и хитрей!.. Наутро льва опутали сетями, Связали и оставили пока Лежать на солнцепеке возле ямы… Но тут поспел расчет от должника: Мышь перегрызла путы и веревки. Гигант поднялся, гривою потряс… И поклонился маленькой полевке. Вот так бессильный сильного и спас!» — …Осклабился рассказчик-забияка: «Довольна ли Тефнут?» – «Конечно, нет! Твой лев столь жалок!.. От тебя, однако, Я принимаю дружеский обет. Идем же! Ждет меня родной Египет!» — «Позволишь ли тебя сопровождать?» — «О, да! Ведь если встречу я погибель В дороге, кто ж спасет меня тогда?!..» От шутки сей был павиан в восторге. И вместе мы пустились в дальний путь, И одолели сотни тысяч оргий [3] , Не сев ни на минуту отдохнуть! …О, как меня встречали! Как молились! Как рады были! Слезы я лила… — И все мольбы со мной одождествились . — «Тефнут вернулась!» – Люди от мала И до велика пели мне хвалебны, Несли быков, гусей на мой алтарь. Возликовав, я сделала целебной Речную воду! (Баловни, что встарь Купались в Ниле, тотчас от болезней Излечивались!)…Всякий музыкант, Коснувшись струн, играл такие песни, Что заплясал бы даже истукан!.. Затем меня приветствовали боги, И наконец я встретилась с отцом. Мы обнялись, и минули тревоги! И Ра устроил пир. – Мое лицо Светилось счастьем! Помню тронный зал, и Все кланялись!.. Но где же павиан?! — Под маскою его, как оказалось, Скрывался Тот, великий интриган!