К завтраку мы вышли вдвоем с герцогом. Сестры, глядя на нас, сияли, как начищенные чайники. Вот же, заразы! А я, между прочим, пристраивал всех только с их желания и согласия! С трудом подавив в себе раздражение, мило улыбнулся, ну или, по крайней мере, попытался это сделать. Их радость сразу же немного померкла и во взоре проявилась некоторая озабоченность. Переведя взгляд на Эммануэля, они очень внимательно принялись рассматривать его. Интересно, чего это они? Следы побоев, что ли ищут? Мда. Хорошего же сестры обо мне мнения.

Решив не обращать на них внимания, поприветствовал всех присутствующих, и уселся за стол. В процессе завтрака выяснилось, что, оказывается, мы с графинями, которых я притащил в столицу, в составе королевской свиты сразу после завтрака едем во дворец. Меня возмутило то, что никто даже не поинтересовался, моим мнением. Вообще-то, я собирался лишь встретиться тихо, по-семейному, поговорить с глазу на глаз с Лорэйн, попросить за Полэну и Риткэ, и тихо свалить, особо не мелькая при дворе.

Я задумался над тем, как бы поприличнее намекнуть, что, планируя мои дела, все же стоит узнать и моё мнение на этот счет. Сестра, которая по совместительству еще и королевой подрабатывала, по моему хмурому виду догадалась, что может последовать. Поймав мой взгляд, Лорэйн та-а-ак на меня посмотрела, что я решил отложить выяснение отношений до вечера и личной встречи с ней.

По окончании трапезы, королевская пара, поднявшись из-за стола, произнесла благодарственную речь и направилась на выход. Придворные и гости дружно двинулись за ними. Я попробовал затеряться в толпе и отстать, собираясь, если понадобиться, проаргументировать своё действие тем, что вещи надо собрать… Отловившая меня Лия, насмешливо улыбаясь, сообщила, что все собрано и погружено в карету. Угу… Тяжело вздохнув, поплелся к герцогу, который поджидал меня у двери.

Попав во дворец, я попытался поговорить с Лорэйн, чтобы мне выделили отдельную комнату. С трудом пробился сквозь строй слуг, хлопотавших вокруг венценосной пары, и только собрался высказаться, как сестрица, заметив меня, сообщила:

— О тебе позаботится твой муж, — и свалила с королем в личные покои.

Высказав про себя все, что я думаю по поводу мужей, зазнавшихся сестер, и вообще, о последних событиях, уныло побрел за герцогом. Слава богу, хоть Эммануэль не стал выпендриваться и намекать на совместное проживание в одной спальне, а выделил мне отдельную комнату.

Следующие несколько дней мне пришлось присутствовать на всех церемониях, которые проводились в замке, и изображать из себя колонну у трона королевы. Подданным, видишь ли, не положено сидеть в присутствии королевских особ, кроме как на званных обедах. Так же, от меня потребовали присутствовать на трех Советах, где, хоть и позволено было сидеть, но в целом не делало мое нахождение на заседаниях более комфортным. От занудности обсуждений, что там проходили, я с большим трудом удерживался, чтобы не заснуть.

Мои попытки нормально, по-родственному, поговорить с сестрой, закончились неудачей — у неё так и не нашлось времени. Однако я видел, что это не полностью её вина. Все эти встречи, приемы, заседания выматывали сестру, но некоторый осадок на душе все же оставался. Одно радовало, что за все время моего присутствия в замке, герцог вел себя максимально корректно и вежливо, не навязываясь и не приставая со своим обществом. Достаточно быстро, нахождение в королевской резиденции меня окончательно достало и возникло непреодолимое желание уехать. Свое обещание по отношению к герцогиням Торэя и Мольетти я уже выполнил, а больше меня здесь ничего не держало.

С огромным трудом мне все же удалось отловить королеву и Советника, когда поблизости никого не оказалось, и изложить свою просьбу. Отговорившись тем, что необходимо продолжать воспитание Эдвина, сына герцога, я выразил желание уехать в имение Вэрински. И Лорэйн, и Эммануэль сочли мою причину уважительной. С чувством огромного облегчения, я умчался поскорей из столицы.

После многолюдья большого города, шума, интриг, говорильни на сборищах, по недоразумению названных Советами… тишина и спокойствие, царившие в замке воспринимались как бальзам на мою уставшую душу. Старому герцогу я обрадовался как родному папочке. Примочки и припарки Яждины явно пошли Бертрану на пользу. Выглядеть он стал бодрее и моложе. И ведь прошло то не так уж много времени. Я был искренне рад всем улучшениям в его здоровье.

Он тоже обрадовался моему приезду. Несколько вечеров мы провели вместе, во время которых я подробно рассказывал все, что видел и слышал за время поездки. Хоть это и утомляло меня, однако, я понимал Бертрана — быть настолько активным и деятельным по духу и не иметь возможности участвовать в жизни, не всякий выдержит.

Отдохнув от дворца и дороги, я переключил свое внимание на объекты моего воспитания, то есть на Эдвина и его двоих друзей.

Поселили парней на первом этаже замка, в комнатах с камином. Живой огонь, горящий в темной комнате создает удивительное ощущение уюта, да и созерцание огня хорошо успокаивает. Из обстановки в каждых апартаментах имелась лишь кровать скромных размеров, стол со стулом и три кресла для гостей. Удобства, в виде туалета со сливом и ванной, прилагались к каждой комнате.

Наличие канализации порой смущало меня, ведь в наше средневековье она отсутствовала, однако на ум приходила информация, что во времена Минойской цивилизации она имелась.

В 1900 году Артур Эванс, вдохновленный находками Шлимана, начал раскопки на острове Крит и обнаружил самый знаменитый среди минойских дворцов — Кносский (Дворец царя Миноса).

…узкий проход ведет… в небольшую изящно отделанную комнату, называемую Мегарон царицы, с двумя световыми колодцами — с западной и восточной стороны. Рядом с ней имелся небольшой бассейн для омовений, а по длинному коридору можно было попасть в туалетную комнату: сюда были подведены водопровод и канализация.

Когда в 1967 году начали раскапывать вулканический пепел на острове Тере (Фира/Санторин), вблизи Крита, то не обнаружили ни золота, ни останков людей или животных, — нашли лишь уникальный и удивительный, но пустой город. В каждой комнате стены расписаны фресками. Изображены птицы, растения, люди. Но больше всего поражает не то, что там есть, а то, что отсутствует. На всех известных нам росписях и фресках древних цивилизаций, чаще всего изображены сцены войны. На Тере изображали только мирные сцены (беседы женщин, изображение порта) и сцены природы (танец антилоп, группа обезьян). На острове были мощёные дороги и многоэтажные здания с горячей и холодной водой, ваннами, душем и туалетами со сливом. Минойская цивилизация была мирной — при раскопках не найдено никаких следов фортификационных сооружений.

В 1629 до н. э. извержение вулкана на Тере накрыло паром и пеплом огромную территорию по всему миру. «Солнце не светит даже в течение часа», — писал египетский жрец того времени. Хроники Китая упоминают, что в 29 год правления принца Джея облака пепла закрыли Солнце. На шесть месяцев на Земле наступила ночь, многие растения и животные умерли. Облака пепла достигли даже Северной Америки — его слои найдены в соответствующих годовых кольцах спиленной секвойи. Так же слои пепла находят и во льдах Гренландии соответствующего периода.

Минойская цивилизация сильно пострадала в результате природной катастрофы — вулканического взрыва на острове Тера (Фира/Санторин), породившего катастрофическое цунами. Это извержение вулкана, возможно, и послужило основой мифа об Атлантиде.

Ранее предполагалось, что извержение уничтожило минойскую цивилизацию, однако археологические раскопки на Крите показали, что она существовала еще по крайней мере около 100 лет после катаклизма (обнаружен слой вулканического пепла под сооружениями минойской культуры). Вероятнее всего жители Теры, были предупреждены о близившемся извержении и дружно покинули остров, только этим и можно объяснить почему он оказался пуст.

Ближайшим же островом был Крит. Спасшиеся люди успели что-то там построить, но в ближайшие сто лет после извержения власть на Крите захватывают ахейцы. Возникает микенская культура (Крит и материковая Греция), объединяющая в себе минойские и греческие элементы. В XII в. до н. э. Микенская культура была уничтожена дорийцами, которые в итоге заселят и Крит. Вторжение дорийцев привело к резкому культурному упадку, вышло из употребления критское письмо…

Такую информацию мне всегда было печально читать. То, что нам стало известно из раскопок, это ведь только малая часть из того, что существовало в те времена. А мы к слову, еще три с половиной тысячи лет шли к туалетам и душам… Мда-а-а… Печально…

Однако если вернуться к нашим баранам, в смысле парням, то они все еще находились в некоторой прострации от случившегося и большую часть времени проводили сидя у камина, либо у окна. Состояние Эдвина и его приятелей мне совершенно не нравилось. Пора было выводить их из упаднического настроения.

Окна их комнат были зарешечены и выходили в глухую часть сада, которую я приказал отгородить забором, чтобы ненароком не забредали посторонние. Никаких проблем с воплощением моих задумок не возникало. Слуги замка были в курсе последних событий и моих методов воспитания. Уже через две недели после приезда из столицы я заметил, что они старались, без особой необходимости, на глаза мне не попадаться. Впрочем, меня это вполне устраивало; главное, чтобы все приказы они выполняли максимально быстро и точно.

Дабы подопечные не зачахли от постоянного сидения, в саду были установлены кой-какие спортивные снаряды. Два раза в день на пару часов их выпускали в огороженную часть, чтобы они могли размяться. Но ребята принципиально не желали заниматься. Для придания им необходимой бодрости, после нашего совещания с Бертраном, в сад была запущена Орра.

Чтобы не пропустить интересное шоу, я и старый герцог заранее приготовили себе место для наблюдения. К моменту её выхода, мы расположились на втором этаже и подглядывали в окна, слегка сдвинув занавески в сторону.

— Ну что, герои, сопли развесили? Подыхать собрались? — весело поинтересовалась она, появившись перед хмурой компанией.

— Да пошла ты! — рыкнул Эдвин.

Остальные скромно промолчали, а то мало ли, вдруг и здесь какая подлянка спрятана. А вот он похоже, еще не до конца поверил в случившееся и надеялся, что это его пугают, и вот-вот выпустят. Ну что ж, флаг тебе в руки.

— О-о-о! А вы, как смотрю, ни за дела свои не в состоянии ответить, ни о собственном здоровье позаботиться. Только и можете, что развлекаться, — рассмеялась ехидно Орра.

Мы с ней долго обсуждали и репетировали, что надо говорить и как можно действовать.

Вскочив со скамейки, Эдвин подлетел к ней с сердито выпученными глазами, собираясь сказать какую-то гадость, однако замер рядом, с удивлением рассматривая девушку. Было от чего остановиться. Она же почти на голову выше его, и в плечах пошире будет, а вид кулака, что Орра сжала, приготовившись к разговору, очень способствовал активации у оппонента мыслительной деятельности.

Пробурчав что-то невнятное, он сел на место, но нам требовалось заставить их двигаться и заниматься. Ухмыльнувшись, она схватила за шкирку первого, попавшего под руку, и поставила на ноги, слегка перед этим встряхнув, затем следующего…

Парни попытались её игнорировать, и тут же усаживались на лавочки, не рискуя громко возмущаться. Но девушка, не останавливаясь, хватала ближайшего, встряхивала и давала поджопник, чтоб не торопился сразу приседать. Ребятки, шипя сквозь зубы ругательства, начали от нее уворачиваться, отбегая в сторону. Короче, пробегали они, таким образом, положенные пару часов, после чего уставшие и сердитые разошлись по своим апартаментам.

Здорово повеселившись, глядя на процесс воспитания, мы с Бертраном решили оставить все как есть и посмотреть, что будет.

На следующий день история повторилась. Решив, что так Орру и загонять можно, разрешил добавить им стимула. Теперь мальчики, чувствительно получив несколько раз палкой по мягким местам, начали бегать шустрее, пытаясь увернуться. Стараясь избежать стимуляции, Эдвин залез на дерево, вероятно рассчитывая, что девушка таких габаритов не рискнет лезть высоко. И получил обломс-с.

Орра имела конкретные указания, и, будучи девушкой ответственной, не могла позволить ему сачковать, и тоже полезла наверх. Не привычный к лазанью, герцогский сынок сорвался, и только чудом ей удалось поймать придурка, когда тот пролетал мимо. Мы с герцогом схватились за сердце одновременно. Мне еще не хватало угробить единственного наследника семейства Вэрински.

Спустившись с Эдвином в охапке вниз, бледная как смерть, Орра сначала привела его в сознание, осторожно похлопав по щекам дрожащими руками. Убедившись, что он жив, она так настучала ему по мордам, что тот еще месяц ходил с разноцветным лицом. Мы с Бертраном были совершенно солидарны с ней, у меня прямо руки зачесались сходить и добавить еще и от себя.

С тех пор парни, выстроившись в цепочку, добросовестно трусили по кругу, а Орра бежала сзади, следя, чтобы никто не сачковал. Для выработки любой новой привычки необходимо 90 дней, поэтому, оставив воспитуемых привыкать к активности и расписанию занятий, я переключился на другие дела.

С тех пор, как я вернулся из дворца, Эммануэль Вэрински стал приезжать домой все чаще и по вечерам звал меня на посиделки в малую гостиную. Поначалу я чувствовал себя неловко, да и не знал о чем с ним разговаривать, но как оказалось, от меня это и не требовалось. Герцог, еще во времена, когда нынешний король был принцем, много поездил по соседним странам с дипломатическими визитами и поэтому мог часами рассказывать свои впечатления от поездок. Да и за время его службы советником, в самом дворце он наблюдал немало забавных случаев, так что тем для беседы у него хватало. Иногда к нам присоединялся Бертран и тогда наши посиделки ощущались более домашними, семейными.

Ко всему прочему, Эмануэль стал привозить с собой кое-какие государственные бумаги, по которым он не раз просил моего совета. Поначалу я отнекивался, мол не очень то в них разбираюсь, но он все же настаивал, убеждая, что понимание приходит со временем. Уважительных отговорок придумать не удалось, вот и доводилось вместе на пару копаться в документации. Так же пришлось ездить с ним в столицу и участвовать в некоторых королевских мероприятиях. Совсем отвертеться не получилось, но хоть удалось договориться присутствовать на них, как можно реже.

В один из дней мы с Эммануэлем засиделись с отчетами допоздна. Все никак не сходились концы с концами, и где закралась ошибка, нам было непонятно. Время от времени мы прикладывались к бокалам с вином, которое было просто сказочным. Чтоб не перебрать от жадности, я наливал себе обычно лишь полбокала и цедил его по глоточку, считая, что такое количество не должно привести к сильному опьянению.

Было уже за полночь, когда я, от усталости и вина задремал, сидя на диване. Очнулся оттого, что кто-то меня тормошит, спросонок сначала не понял в чем дело. И тут до меня дошло: меня целуют?! Резко оттолкнув наглеца, я со всей силы врезал ему в глаз. Этот кто-то взвыл голосом герцога:

— Дорогая! За что? Я ведь не сделал вам ничего плохого? Я ведь ваш муж и имею право…

— А вот это Вы зря-я-я!!! Про права вспомнил?! Ведь предупрежда-а-ала-а!.. Ведь договаривались!.. — Я от злости зарычал.

Герцог, услышав мой рык, отскочил и спрятался за стоящего у двери слугу. Несмотря на приглушенный свет, было видно, как у слуги окаменело лицо и выпучились глаза, а у выглядывающего из-за его спины, Эммануэля покраснела вся левая сторона лица.

Я в ярости пытался достать герцога, а тот кружился вокруг стоящего столбом слуги. В попытке стукнуть так называемого мужа, я махнул ногой и попал по столику, стоящему рядом с местом, в котором герцог оказался в тот момент. Слуга, закатив глазки, столбиком начал падать на ковер. Пола он достиг вместе со столиком и стоящими на нем шкатулкой и статуэткой. Пока я отвлекся на слугу, не понимая — а этот-то чего свалился, герцог уже исчез в неизвестном направлении. При таком размере замка и количестве комнат, я могу разыскивать его хоть до пришествия всех святых. Шустер однако. Уже под пятьдесят, а бегает как молодой.

Я был зол… Я был о-о-очень зол… Муж он, видите ли! Мы же договорились с самого начала!!! Весна, только началась, а на него похоже уже повлияла.

Мне плохо спалось всю ночь, мучила неопределенность моей судьбы. Как ни крути, а ведь я набил морду хозяину этого поместья, где сейчас проживаю и нахожусь на полном обеспечении… Если бы вернуть все назад, то я поступил бы так же, но ведь проблему это не решает. Как мне теперь себя вести и разговаривать с герцогами?!

На завтрак я не пошел, серьезно подумывая уехать к Рэму в имение. Он единственный из родственников, с кем мне было проще всего. Братец меньше других волновался по поводу правил принятых в этом мире, взять хотя бы его женитьбу на Кристе. В принципе он просил меня немного пожить у герцога и показаться с ним в столице, что я и делал в последнее время. Так что я вполне могу вернуться назад и без всяких последствий для репутации.

Ближе к обеду в дверь постучались. Я напрягся, что же будет?! В комнату вошел Бертран в сопровождении двух слуг.

— Ты как себя чувствуешь, моя девочка? — поинтересовался он еще у дверей.

— Что с вами? У вас что, болезнь обострилась? Вы же вчера еще с только с палочкой ходили? — обеспокоено спросил я.

— Да вот сегодня с утра и обострилась. Как увидел своего сына, так сразу и похужало, — ехидно сообщил мне старый герцог.

— Так это вы двух слуг взяли, чтобы в случае чего от меня отбиваться? — скрывая собственный стыд, съехидничал я в ответ.

Мне действительно было неудобно перед Бертраном. Хотя после курса лечения он уже меньше походил на старика. Что уж там применяла Яджина, не знаю, но старый герцог помолодел лет на десять, и уже ходил только с палочкой. Знахарка утверждала, что еще месяц-другой, он сможет полностью самостоятельно передвигаться. Я был просто восхищен её умениями и знаниями. Что уж говорить про самого Бертрана. Он её чуть не на руках носил. Во время трапезы всегда сажал Яджину рядом с собой, регулярно прогуливался с нею по саду… У меня даже закралось подозрение, что и ночью он с ней не расстается. Но я считал это их личным делом, не маленькие разберутся, и потому не вмешивался.

— А ты как думаешь? Является мой оболтус к завтраку сияя левым глазом… Что тут можно подумать? Единственно, что тронулась умом моя девочка и озверела совсем, — посмеиваясь, сообщил старый герцог и, пройдя к креслу, медленно опустился в него.

Он хоть и начал свободно двигаться, но резкие движения ему еще были противопоказаны.

— Он ко мне приставал, — отведя глаза, пробормотал я.

— Ты хочешь сказать, что он попытался сделать то, что делают все мужья? — ухмыльнулся Бертран.

— Мы договаривались… Это было условием нашей женитьбы, — нервно выдал я.

Я понимал, что мои отговорки выглядят для посторонних бредом больной на голову девицы, но что я мог поделать? Рассказывать про другой мир и мою мужскую сущность однозначно не стоит. В такое никто не поверит, посчитают сумасшедшей и изолируют от греха подальше. Как выкрутиться я не знал.

— Я считаю, что тебе не стоит обижаться на своего мужа. Он ни сделал ничего предосудительного, — мягко улыбнулся мне герцог.

— Он мне обещал и не сдержал слово, — хмуро ответил я.

— Давай договоримся, ты его прощаешь, а Эммануэль не пристает к тебе… пока, — усмехнулся Бертран.

Я с подозрением посмотрел на него. Что это он хочет сказать?

— Ну не могу же я требовать от него клятву, что он никогда в жизни не попытается исполнить свой супружеский долг по отношению к тебе? — изобразил удивление герцог.

— А он простит мне, что я ударила его? — поинтересовался я.

В этом я с герцогом был полностью согласен, прекрасно понимая — вечные клятвы могут давать только фанатики или дураки. Мне не хотелось закончить наши взаимоотношения скандалом и обидами, поэтому, был готов помириться с Эммануэлем. Тем не менее, я собирался настаивать на сохранении нашего договора.

— Не беспокойся, это я беру на себя, — ответил старый герцог и, встав с кресла, вышел из комнаты.

Благодаря усилиям Бертрана, мы, с так называемым мужем, помирились.

Желая отметить наше примирение, мы собрались втроем за ужином. Но едва сели за стол, как появился слуга с донесением, что в замок примчался курьер из столицы с королевской почтой. Прочитав срочное послание, которое требовало нашего с Эммануэлем присутствия во дворце, советник короля зашипел что-то неразличимое сквозь зубы. Посидев с задумчивым видом несколько минут, он потребовал перо, чернила и бумагу, тут же за столом написал ответ, который и вручил посланнику.

Однако в обед следующего дня примчался еще один курьер, и нам все-таки пришлось ехать.