Оранжевые, золотые и красные листья, кружась, падали на землю, накрывая ее теплым одеялом в преддверии зимних холодов. В который раз я смотрела, как с деревьев падают листья, и думала, какой простой может быть жизнь, если не вмешиваться в нее и позволить следовать заведенному природой распорядку. Но зачем люди так сильно все усложняют, действуя наперекор природе? Мне хотелось снова стать маленькой. В детстве разрыв между желанием и его осуществлением был так мал, что несчастье никак не могло проникнуть в эту крошечную щель. Но природа позаботилась о том, чтобы человек никогда не мог вернуться в детство. Это слишком большая роскошь. И бороться с законами природы тщетно.

Завтра у меня начинался новый этап жизни.

Первый день в университете. Ожидания и надежды, связанные с будущим, наполняли атмосферу волнением. Мне казалось, что я ощущаю, как у всех студентов, за исключением меня, в кровь выбрасывается адреналин. Я же в отличие от других не чувствовала никакого возбуждения. Каждый день отмирала частичка моего сердца. Я не могла жить без Чанно, Ази и Акбара, особенно без Акбара. Пытаясь набраться смелости и прочитать его письма, я каждый раз замирала от страха, что они принесут больше горя, чем радости. Картонная коробка превратилась в ящик Пандоры, угрожая мне одним своим существованием.

Но в конце концов во мне победила любовь к риску. Она заставила меня пойти на встречу с судьбой, вернее с тем, чем могла оказаться судьба.

Я помчалась домой и полезла под кровать, побуждаемая непонятно откуда взявшейся смелостью: сейчас или никогда! К моему ужасу, коробки под кроватью не оказалось. Она исчезла, а я так и не успела прочитать письма. Я не могла смириться с потерей писем от любимого, после того как пережила столько горя. Нет смысла говорить, что мое сердце не успокоится до тех пор, пока я не найду письма и не верну их себе.

И тогда я решила, что именно этой ночью буду принадлежать Акбару. Как и раньше, усилием воли я вызвала видения. Вот Акбар залез ко мне в комнату через окно и лег рядом в кровать. Он нежно целовал меня до тех пор, пока во мне не проснулись жизненные силы. Затем взял за руку и повел к окну. Мы спустились по пожарной лестнице в переулок, где стояла его машина.

Молча выехали из города. Мое возрожденное к жизни сердце бешено стучало. Тогда Акбар протянул руку и принялся гладить мою грудь, пытаясь успокоить дикое сердцебиение. Но оно забилось еще быстрее от его ласк, а все тело задрожало. Я нестерпимо хотела, чтобы он забрал мою девственность, оскверненную годами неразделенной страсти. Никто другой, кроме Акбара, не получит меня.

Почувствовав жар моего желания, Акбар затормозил у какого-то поля. Не успела машина остановиться, как мы выскочили из нее и начали сбрасывать с себя одежду. Дверцы были открыты, и из салона в прохладный воздух поплыли звуки радио, заставляя нас двигаться в такт музыке. Полная луна, освещая наши обнаженные тела, слившиеся в сладострастном объятии, превращала их в фарфоровые статуэтки. Прикосновение к его гладкой коже, яростная жажда приближающегося соития заставили меня задрожать. Я была готова доставить ему удовольствие, пойти на все, лишь бы ему было приятно. Я забыла все правила хорошего тона, все ограничения. Мое дыхание все учащалось и учащалось до тех пор, пока страсть не вырвалась из меня громким криком.

Мама проснулась и прибежала ко мне в комнату.

— Что случилось? — испуганно спросила она. — Что случилось?

Увидев, как мое обнаженное тело дрожит от холодного воздуха, проникавшего в комнату через открытое окно, она изумленно уставилась на меня.

— Ты что, сошла с ума?

Я ответила, рыдая:

— Да, потому что мне не хочется больше жить.

— Не смей говорить такую чушь! Слышишь?

— Долго ты еще будешь следить за каждым моим шагом, каждым поступком, мама?

— До тех пор, пока ты будешь жить под моей крышей и есть мой хлеб.

— Ты вернешь мне письма, когда я перееду на другую квартиру?

— Неужели ты не хочешь жить из-за тех писем?

— Ты когда-нибудь любила по-настоящему, мама?

И тут из глаз мамы неожиданно покатились слезы, и она крепко обняла меня. Впервые в жизни я увидела, как она плачет. Мама не плакала даже на похоронах. Даже во время родов. Нет! Единственный раз она разрыдалась — после того как узнала, что Бог наградил ее дочерью. Сегодня мама не только плакала, но и обнимала меня так, как никогда в жизни. Меня вообще так никто и никогда не обнимал. Может, ее холодным губам все-таки была знакома теплота настоящего поцелуя, полного любви?

Приведя в порядок мою комнату после маленького наводнения, вызванного нашими слезами, мама исчезла, но через минуту вернулась с коробкой в руках. Она сунула ее в мои дрожащие руки и, поцеловав в лоб, вновь вышла из комнаты. Может, она все-таки была права? Может, по-настоящему сильные чувства не нуждаются в том, чтобы их выражали словами? Наверное, их можно почувствовать только по волнению в крови.