Селма сделала глубокий вдох, стараясь не поддаваться панике. В трудные моменты важно сохранять спокойствие и не нервничать.

Если бы она хоть что-нибудь понимала в машинах… Впрочем, даже если бы понимала, ничего бы поделать не могла — вокруг кромешная тьма.

Селма застонала от отчаяния и уронила голову на руль. Снова, значит, влипла в историю, позволив своим эмоциям взять верх над рассудком. Вот теперь и сиди среди ночи неизвестно где! Куда подевалась эта деревня! Проехать мимо нее, не заметив, просто невозможно. Неужели взяла не то направление? В такой темноте немудрено. Впрочем, от деревни к дому Тейлоров вела только одна дорога…

В лесу раздавались пугающие крики и вой, от которых холодела кровь. Селма содрогнулась от подступающего ужаса — нет уж, из машины ни ногой!

Теперь речь идет не о голливудской мелодраме — на этот раз она попала в самую настоящую беду.

«Гибель молодой американки», «Смерть в горах» — такими или примерно такими, видимо, будут заголовки в газетах. Если бы у нее с собой были ручка и бумага, она бы облегчила журналистам написание сенсационной информации. Хотите пикантные подробности? Пожалуйста: ее похитил бывший муж, она сгорала от жаркой и, прямо скажем, противоестественной страсти к этому бывшему мужу в доме, затерянном в горах, затем следует попытка убежать от ужаса… нет, от прошлого…

— Хватит! — резко произнесла Селма вслух. — Замолчи, идиотка! Думай лучше, что тебе делать, чтобы выбраться из этой истории. Осмотри салон машины, может, там найдется что-нибудь полезное.

И ведь действительно — в «бардачке» нашелся фонарик. Было чему порадоваться!

Молодая женщина осветила салон машины. Однако радость не имела продолжения — больше счастливых находок не обнаружилось, разве что сумка с инструментами, но какой от них прок?

А тут еще дождь начался. Крупные капли методично застучали по крыше. Стало холодно. Селма обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

Сама виновата во всем! Когда даешь волю эмоциям, ничего хорошего не получается. Так и не научилась, дурочка, извлекать уроки из прошлых ошибок.

Однажды, четыре года назад, она уже испытала эмоциональный стресс. Это случилось тоже ночью — жаркой ночью в Нью-Йорке. Она была дома одна — муж опять в командировке. На ее звонки ответа не было. Страх и муки, с которыми молодая женщина жила последние несколько месяцев, перешли в состояние, близкое к ярости. Нет, униженная неизвестностью жена вовсе не убежала от мужа — просто взяла и написала ему очень короткое письмецо.

Потом несколько дней жила как в лихорадке, балансируя между ужасом и надеждой. Молилась и боялась. По ночам видела один и тот же непонятный сон. И дождалась наконец телеграммы: «Если это то что ты хочешь делай так как тебе лучше точка Адам».

Дождалась… Что было с ней тогда — вспоминать не хочется. Шок. Потрясение, которое, казалось, пережить невозможно. Не могла даже плакать. А когда все-таки слезы подступили, так она, вместо того чтобы облегчить в них душу, затолкала жалость к себе в глубь души. Именно тогда и образовалась внутри нее та холодная пустота, которая по сей день дает себя знать.

Что ж, она сделала то, что хотела сделать.

Потом пошло все просто: заполнила документы, подписала бумаги. Развод состоялся без их участия. Бывшие супруги не виделись и даже не разговаривали друг с другом. Никаких проблем, осложнений.

Если не считать того, что, когда все закончилось, бывшая жена стала совершенно свободной женщиной, а бывший муж уже не был ее мужем.

И ей перестал сниться тот непонятный сон.

Селма растерла ладонями замерзшие плечи. Как противно ощущать себя беспомощной! Ей оставалось только сидеть в машине и ждать наступления утра. Правда, есть надежда, что кто-нибудь появится на этой дороге.

Женщина свернулась калачиком и попыталась заснуть, что было совсем нелегко. Кроме того, пугали звуки, доносившиеся из ночного леса.

Время тянулось медленно. Чтобы чем-то занять себя, Селма стала мысленно сочинять статью о собственных передрягах и даже попыталась сделать это с юмором. Какое там! Что смешного в том, что ты замерзшая сидишь в дремучем лесу и трясешься от страха, не зная, удастся ли тебе пережить эту ночь?

Дождь кончился, но вокруг по-прежнему была непроглядная темнота. Воздух оставался сырым и холодным. Вот ухает сова — одинокий, ужасный звук, который лишь усиливает страх. Быстрей бы рассвет. Так хотелось услышать простой человеческий голос, почувствовать запах кофе. Господи, когда кончится эта бесконечно долгая ночь?

Вдруг послышался звук работающего двигателя. Машину осветили фары. Не успела Селма опомниться, как дверца резко распахнулась и ей в глаза ударил свет мощного фонаря, заставив инстинктивно закрыть лицо руками.

— Какого черта ты тут торчишь?! — раздался хриплый, прерывистый голос Адама — самый прекрасный голос в мире.

Селму затопила волна облегчения.

— Машина сломалась, — вымолвила она дрожащим голосом.

— Как тебе могла прийти в голову такая безумная мысль?! — Голос мужчины вибрировал от гнева. — Уехать посреди ночи с пустым баком!

— Он не пустой. И не кричи на меня! С машиной что-то случилось. Фары погасли, и мотор заглох.

— Куда, черт возьми, ты направлялась?

— В город. Я… я хотела попросить п… подругу связаться с папой, чтобы мы решили, что нам делать дальше.

Адам выругался.

— У твоего отца и без этого хватает забот! — Он захлопнул дверцу машины и исчез в темноте. Через минуту вернулся, открыл другую дверцу, влез на место рядом с водителем и приказал тоном, не терпящим возражений: — Выпей это!

В термосе был кофе, смешанный с изрядной долей бренди. На пустой-то желудок… Селма тем не менее выпила и вернула термос своему спасителю. Тот тоже сделал несколько глотков.

А женщина глубоко вздохнула, сжала руки на коленях и, приняв решительный вид, выпалила:

— Я больше не останусь с тобой в этом доме!

— У тебя нет другого выхода, — резко оборвал ее злой голос. — Ты ведешь себя, как испорченный ребенок.

— Я ненавижу тебя, — тихо произнесла Селма дрожащим голосом.

— Знаю, — коротко ответил он. — Правда, не знаю за что. На вот, выпей еще немного.

Выпила еще, но согреться так и не могла.

— Что бы я сказал твоему отцу? — со злостью спросил он. — Что тебя довели до крайней точки, вынудив бежать посреди ночи? Что ты пропала одна в непроходимом лесу?

— Не преувеличивай. — Селма воспользовалась словцом Адама, которое он часто произносил в их прошлой общей жизни. — Я же не пропала в непроходимом лесу… — Ей понравилось, каким уверенным тоном удалось произнести эту фразу. Главное — показать ему, что она не испугалась. Она, конечно, блефовала, но ей уже порядком надоело, что этот человек постоянно заставляет ее чувствовать себя дурой.

— Кто бы нашел тебя здесь, интересно? И когда?

Невыносим этот повелительный тон! Эта его безапелляционность! Она резко повернулась и с вызовом посмотрела в злые глаза самоуверенного собеседника.

— Своими спасательными работами ты все испортил. Я намеревалась пожить тут лет этак пять, перенять звериные обычаи. — Бог мой, что за чушь она несет? Но уже не остановить напор злой тирады. Подогретая кофе с бренди, Селма распалялась все больше. — Представляешь, какое это было бы приключение! Меня спасают! Я снова в цивилизованном мире. Представь, какую я написала бы книгу! Я стала бы знаменитой, богатой! Телепередачи, встречи с читателями! Ты только вообрази…

Адам с нарочитой мукой застонал, в этом стоне нашлось место и для иронии.

— Ну, вот ты снова все испортил… — уже без всякой аффектации заявила спасенная. И угрюмо спросила: — Как ты узнал о моем бегстве?

— Считай, шестое чувство заставило меня проснуться. Пытался снова заснуть, но не смог. Тогда я встал и пошел в твою комнату. Тебя не оказалось.

— Затем ты обнаружил, что исчезла машина…

— Мало того, понял, что ты уехала в пустым баком. Бензина не хватило бы доехать даже до отеля. Я вскочил в грузовик, чтобы тебя догнать, но ты исчезла. Могло случиться только одно: ты сбилась на другую дорогу, не доехав до деревни. Так и оказалось.

— Значит, есть еще одна дорога… Раньше я ее не видела…

— Не зная броду, не суйся в воду, — уже спокойно, без обидной назидательности завершил разговор спаситель.

Вернулись на грузовике и уже не касались темы ночного приключения.

Войдя в дом, Селма сразу направилась в ванную, приняла теплый душ и, надев купальный халат хозяйки, вышла в коридор, едва не столкнувшись в Адамом.

— Я приготовил тебе мятный чай, пойдем. — Обняв Селму за плечи, Адам подтолкнул ее к своей спальне, расположенной прямо напротив ванной. Та, как послушная школьница, повиновалась.

Но в комнате, взглянув на широкую кровать, замерла. На столике рядом с кроватью стояла чашка с горячим чаем.

— Залезай под простыню! — последовал приказ.

— Это не моя постель.

— Не твоя, — согласился он и, сняв с себя футболку, бросил на стул. — Твоя слишком узка для нас двоих. Я хочу, чтобы ты постоянно находилась у меня перед глазами на тот случай, если тебе взбредет в голову снова удрать.

Селма уставилась на голую грудь мужчины. Он, конечно, шутит, достаточно одной ошибки за ночь.

— Это твоя очередная уловка…

— Правильно, — ответил Адам, подошел к женщине и, не церемонясь, спустил с ее плеч халат. — А теперь в постель. Пей чай.

Неужели он не слышит бешеный, оглушающий стук ее сердца? Селма села, натянула простыню до самой шеи. Адам подал чай. Ничего себе сцена: на чужой кровати она пьет чай в обществе бывшего мужа! Впрочем, нельзя не признать, что сейчас она находится именно там, где ей хочется быть.

Тем временем Адам без тени смущения разделся. Селма смотрела на его обнаженное тело — такое сильное и знакомое, красивое, возбужденное и возбуждающее. У нее задрожали руки, когда она подносила к губам чай.

Адам лег рядом с ней, взял у нее чашку, поставил на столик и выключил свет. Сильная рука обняла женщину естественным привычным жестом.

Собственно, когда-то подобный жест действительно был и естественным и привычным. Но сейчас?..

У Селмы голова шла кругом, мысли прыгали в беспорядочном калейдоскопе. Но стоило признаться самой себе — ей сейчас хорошо и спокойно. Рассудок не торопил с раскаянием. Одно желание — прижаться к нему так, как это бывало раньше…

— Замерзшей, напуганной женщине, — прошелестел шепот у ее уха, — лучше всего находиться в объятиях мужчины.

Это было совершенно не похоже на прежнего Адама. Удивленно усмехнувшись, Селма позволила себе заметить:

— И этот мужчина, насколько я понимаю, конечно же, ты.

— По-моему, в этом доме я единственный мужчина.

— Но мне уже тепло, и я ничего уже не боюсь.

— Тогда притворись, что боишься.

— Я не хочу заниматься любовью с тобой, — солгала Селма. Спрашивается, зачем тогда влезла в эту постель? Почему, обнаженная, лежит в его объятиях?

— Ну и не занимайся. Спи. — Он еще крепче прижал ее к своему возбужденному телу.

Ответом на это движение был ее тихий стон.

— Ты что, смеешься? — спросила она секунду спустя.

— Смеюсь.

— Ты пытаешься соблазнить меня, — прошептала она, касаясь губами теплой кожи его шеи.

— Я рад, что ты догадливая девочка. — Адам приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо. — Ты придумала для меня очень удобный способ затащить тебя в постель. Значит, и в следующий раз действуем так же: побег, я среди ночи как сумасшедший гоняюсь за тобой, потом благополучно возвращаемся и я соблазняю беглянку.

— Но ты же беспокоился обо мне, правда? Почему?

— Потому что вся эта ситуация сводит меня с ума. Потому что я хочу тебя. А еще потому, что у меня, наверное, совсем нет гордости.

Горькая усмешка тронула его губы.

— Гордость? Какое отношение имеет гордость ко всему этому?

— Давай обойдемся без дискуссии на весьма щепетильную тему. Признаться, мне вообще не до разговоров. — И Адам приник к ее губам горячим, нетерпеливым поцелуем, вложив в него всю свою тоску и страсть. Разгоряченный страстью, он прижимался к Селме своим напряженным, сгоравшим от нетерпения телом. — Я хочу сейчас только одного — целовать тебя с ног до головы и любить тебя. Но если ты не хочешь этого, то тебе лучше уйти в свою комнату.

И снова в привычный спор вступили разум и плоть. Впрочем, тих был голос ума: не торопись уступать желанию этого человека. И громко приказывало сердце: ну же, решайся!

Селма понимала: если она сейчас отодвинется, он ее отпустит. Можно встать и уйти. Гордый человек не хотел обладать той, которая отвергает его. Отвергает? Да она хочет его так, как никогда прежде не хотела, — ее тело стремилось к нему в мучительной тоске. Нестерпимо хотелось чувствовать каждой клеточкой прикосновение его рук и губ. Ведь рядом сейчас единственный в мире мужчина, способный разжечь в ней огонь страсти, заставить ее почувствовать неземное блаженство, вознесясь вместе с ней на вершины любви. Так хотелось целовать его тело и чувствовать, как оно содрогается от ее прикосновений.

— Ну же, Селма! Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы чувствовать твое желание. Мы оба страстно хотим друг друга и уже не в состоянии длить мучения последних дней. Это… невыносимо.

Селма кивнула, уткнувшись лицом в его грудь. Господи, неужели человек не понимает, что она и убежала-то посреди ночи, потому что больше не могла выносить пытку деланого равнодушия?

— Ты хоть поняла, что напугала меня до смерти?

— Извини.

Женщина почувствовала его руку на своей груди. Это легкое прикосновение вызвало горячую волну желания.

— Селма? — Сдавленный голос звучал уже нетерпеливо. — Скажи мне, что ты хочешь?

— Я хочу тебя, хочу тебя любить, хочу твоей любви, — сбивчиво заговорила она, отметая все сомнения. — Пусть уйдут прочь тоска и одиночество, страхи и недоверие.

— Как долго я ждал этого момента, как долго, — прошептал Адам и, уже не сдерживая себя, целовал ее с неистовой страстью, нежно лаская грудь.

— И я, — едва слышно промолвила женщина. Кровь бурлила в жилах, плоть пела от наслаждения. Селма полностью отдалась во власть своих ощущений, избавившись от оков, которые сдерживали ее последнее время. Сейчас забыто все на свете, кроме удивительного сильного мужчины, с которыми они составляют единое целое. Как прекрасна эта их магическая связь! Как ненасытно ее желание! Как пылок жар их обоюдной страсти!

— О, Адам… — И больше ничего, только движение тел, прерывистость дыханий, бешеный стук сердец, танец языков и нетерпение рук.

У него со стоном наслаждения вырвалось ее имя.

— Мне так тебя не хватало.

— Мне тоже тебя не хватало, — выдохнула Селма.

Их тела сомкнулись, и они вознеслись на вершину восторга, туда, где взрываются звезды тысячью сверкающих осколков, где страсть разливается на миллионы мельчайших ручейков, заполняющих каждую клеточку тела, пока не приходят медленное, томительное блаженство и необыкновенное удовлетворение.

Ласковым был его поцелуй. Губы коснулись ее глаз, щек.

— Ты плачешь, — произнес приглушенный голос. — Не надо, прошу тебя, не плачь.

— Это от счастья. Было так… прекрасно.

— Да, прекрасно.

Селма проснулась от утреннего солнца. В памяти медленно оживали события прошедшей ночи. Еще не отойдя от сна, ощутила легкость и покой удовлетворения во всем теле. И вспомнила все. Руки Адама, его сильный торс, ласку и трепетность поцелуев. Свою ответную ласку, смелевшую от минуты к минуте. Она быстро перевернулась и с улыбкой уткнулась в подушку. Может, это был сон?

Нет, не сон.

Она лежала в кровати Адама, где недавно торжествовала их любовь. Страстная, неистовая любовь. Селма протянула руку, желая дотронуться до него. Адама не было. Где же он?

Встал и, конечно, уже работает.

Так, значит, ночь любви позади? Солнце безжалостно высвечивает реалии нового дня. Селма закрыла глаза, но недавнее ощущение счастья не вернулось.

Что ж, посмотрим правде в глаза: мужчина получил то, что хотел. Эта горькая и, в общем, несправедливая мысль тем не менее вытеснила из головы воспоминание о недавнем наслаждении и блаженстве.

Да что в самом деле, разве ты сама не хотела того же? И да. И нет.

Молодая женщина резко села в постели и растерла ладонями лицо. Конечно, она хотела его. Безусловно, могла преспокойно уйти, но предпочла остаться. И, чего уж там, ей была подарена прекрасная ночь.

А дальше? Хочешь ты того или нет, а придется все-таки признать очевидное: прошлое не вернуть. Физическая любовь, какой бы сильной и желанной ни была, не решает существующей проблемы. Хвататься за обрывки былой любви — не значит вернуть любовь.

Да, она нестерпимо хотела этого мужчину. Но откровенная физиология его желания обижала, ей необходимо ощущать любовь к себе. Сейчас, в ярком свете нового дня, надо определить для себя, имеет ли любовь какое-нибудь отношение к тому, что произошло между ними прошедшей ночью?

О, будь ты наконец взрослой! Ночью была лишь встреча возжелавших друг друга тел, не более. Адам прав: мы просто нужны друг другу. Нужны для чего? Их обогревает всепоглощающая страсть. Естественно, страсть тел. Душа ни при чем. Уж кто-то, а Адам это понимает. Взрослый, умный Адам, который не любит рисковать.

И где сейчас герой сумасшедшей ночи? Работает. Что-нибудь, кроме работы, интересует вас, мистер Симмонс?

— Доброе утро, — промолвила Селма, переступив порог кабинета.

Симмонс поднял голову от машинки.

— Доброе утро. — Он ждал, что она еще скажет. Видимо, не хотел, чтобы слова и чувства затронули зияющую пустоту четырех лет порознь прожитой жизни.

И вот они смотрят друг на друга, два посторонних человека. Молодая женщина нервно кусает губы, лихорадочно пытаясь придумать, как разрядить обстановку. Сейчас бы пошутить, дать повод для улыбки, но ничто не шло на ум. Даже трудно понять, что она испытывает в данную минуту — злость, смущение, стыд?

Стыд? Но чего, собственно, ей стыдиться? Того, что проявила свои искренние чувства?

А если разобраться, что связывало их той ночью? Страсть. Самое обыкновенное физиологическое влечение. Но разве это так уж дурно — испытывать естественную человеческую страсть? Дело же касается не первого встречного, а любимого ею человека. Того, что был когда-то ее мужем.

— Ты уже позавтракал?

— Я перекусил немного, но чашечку кофе, пожалуй, выпил бы.

— Я принесу.

Когда Селма поставила перед ним кофе, Адам, внимательно посмотрев на нее, спросил:

— Как ты?

— Нормально. Ты давно встал?

— Примерно час назад.

Словно договорившись, они никак не касались прошедшей ночи. Будто ее и не было. Но она же была! И напряженное молчание лишь подчеркивало значимость свершившегося.

В последующие несколько дней они редко виделись, встречаясь только за обеденным столом. Раскаивались? Не хотели повторения? Не желали дать прошлому стать настоящим? Про себя Селма могла сказать, что все три вопроса ее беспокоили, оставаясь без ответов. Что тревожило его — откуда знать? Когда Адам бросал на нее взгляд, в глазах угадывался тлеющий огонь желания. Им было нелегко даже сидеть за одним столом. Какое-то слово, взгляд или жест вызывали в их телах ответную реакцию. В общем, ночь удовлетворенного желания не успокоила, скорее, наоборот, привнесла в их отношения некую дополнительную напряженность.

Машину отремонтировали, и она уже стояла у дома Тейлоров как новенькая.

— Завтра я уезжаю в город на один день, — объявил Адам за ужином. — У меня там важная встреча. Обязательно повидаюсь с твоим отцом и выясню, как обстоят дела.

— Я поеду с тобой!

Твердый отказ не заставил себя ждать:

— Нет! Это слишком рискованно. Откуда знать, что там происходит? Неизвестно, арестовала ли полиция тех уголовников, которые пытались похитить тебя. Может, они еще на свободе и до сих пор гоняются за тобой. Одним словом, ты никуда не поедешь отсюда.

Селма понимала, что он прав. Но зачем этот приказной тон, ущемляющий ее гордость, подчеркивающий ее бесправие, беспомощность? Только поэтому с языка сорвалась фраза, сказанная тоном капризного ребенка:

— Прекрати указывать, что мне делать!

— Прости, Селма, — сказал Адам, — но другого выхода нет. Если твой отец скажет, что ты можешь вернуться, я тебя отвезу на следующий же день. А пока я могу только передать ему твое послание.

— Скажи ему, — мрачно произнесла она, — что я нахожусь на грани помешательства, что я хочу уехать отсюда. Скажи, что мне нужен мой кошелек и паспорт!

— Что-нибудь еще? — спокойно поинтересовался мужчина.

Дозу крысиного яда! — хотелось ей выкрикнуть, но вслух произнесла:

— Блокнот и что-нибудь из одежды.

Адам кивнул. Затем отодвинул небрежным жестом пустую тарелку в сторону, положил ладони на стол и, нагнувшись к Селме, внушительным тоном заговорил:

— За последние несколько дней я дважды вытаскивал тебя из разных переделок. Две спасательные операции за такой короткий срок — мой предел. Так что сделай, пожалуйста, одолжение, не совершай больше никаких глупостей, пока меня не будет здесь. Обещай мне, что будешь вести себя осторожно. Не ходи в лес на прогулки, не совершай необдуманных, импульсивных поступков, которые…

— Я поняла! — зло прервала Селма нравоучительный монолог. — Надеюсь, что ты поговоришь с моим отцом и привезешь мне деньги и паспорт. И я уеду отсюда.

Адам бросил на нее потемневший взгляд, но ничего не сказал.

Его отъезд принес некоторое облегчение. Исчез объект напряженности, и нервы пришли в порядок. Но, как это ни странно, несмотря на то что ей было чем себя занять, день тянулся бесконечно долго. Читала, писала, придумывала новые темы для будущих статей, но, что бы ни делала, слухом пыталась поймать звук приближающейся машины.

Вот день — обещал вернуться к восьми, часы уже пробили девять, а его все нет. Конечно, могли задержать какие-то дела… Но вот уже десять. Вдруг что-то случилось? В голову лезли ужасные мысли.

Было почти одиннадцать часов, когда двор озарился светом автомобильных фар. Страхи сразу исчезли, и Селма почувствовала, как к ней вернулось старое, знакомое ощущение, связанное с присутствием Адама. Неожиданно вспомнилось: сон! К ней вернулись чувства из того сна, который она никак не могла разгадать.

Адам с удивительной легкостью вбежал по ступенькам веранды. Он выглядел великолепно — сильный, энергичный.

— Привет! Я был уверен, что ты уже спишь.

— Что случилось? Почему так долго? — спросила она тоном взволнованной жены, что, кажется, было замечено. Мужчина криво ухмыльнулся, поставив на пол коробку и свой портфель.

— Скучала по мне?

— Черта с два! Я провела на редкость приятный день. — Волнение уступило место злости.

— Жаль, — бросил Адам и направился в гостиную. — Хочу выпить. Тебе налить чего-нибудь?

— Спасибо, нет. У меня чай.

— Извини, пришлось задержаться. Докладываю: с делами управился, с отцом переговорил — у него все в порядке. Контракт с той злополучной фирмой аннулирован, и ему удалось привлечь внимание высокопоставленных чиновников к мошенникам.

— Хорошо. Полиция узнала, кто забрался в дом отца?

— Они знают, кто стоит за всем этим, но пока громилы не найдены. Так что опасность еще не миновала.

— Это значит, что я пока не могу вернуться?

— Совершенно верно.

— Черт знает что! И сколько это продлится?

— Не знаю. Твой отец даст нам знать.

— И я должна торчать здесь неизвестно сколько?

— Отец справедливо полагает, что здесь ты в безопасности.

Селма со стоном отчаяния закрыла лицо ладонями.

— О господи, я сойду с ума!

— Не сойдешь, — спокойно заметил Адам. — Ты крепкий орешек.

Нет, оказывается, недостаточно крепкий. Вот найдет способ вырваться отсюда, тогда уж можно будет говорить о ее твердости.

— Ты привез мои вещи?

Мужчина махнул рукой в сторону коробки.

— Вещи там. Все цело, кроме паспорта.

— Кроме паспорта? — У Селмы упало сердце.

— Очевидно, кто-то взял его.

— Быть не может! Ты хочешь сказать, что кто-то залез в офис моего отца и выкрал паспорт?

— Успокойся, ты сможешь получить новый паспорт, но для этого придется немного подождать, пока все не прояснится.

Кровь ударила Селме в голову.

— Я не хочу ждать! И не желаю больше оставаться здесь!

Адам ленивым движением взял стакан, медленно отпил виски и ровным голосом произнес:

— Мы не всегда можем получить то, что хотим. Понимаю, что с этим иногда нелегко смириться, особенно такому испорченному, избалованному человеку, как ты.

Селма обомлела.

— Что?! Это я испорченная и избалованная?

— Думаю, что это не является большим открытием для тебя? — Его иронии не было предела, а Селма не находила слов, чтобы высказать свое возмущение. Адам тем временем отдавал должное виски. — В твоей жизни было когда-нибудь что-то, чего бы ты очень хотела и не получила? — спросил он.

— О да, было! Счастливый брак, например!