Завидев кавалькаду Миддлвея, брат Бернард, веселый и румяный распорядитель дома для гостей аббатства, вышел навстречу гостям.

— Добро пожаловать, сэр Лоуренс. Мы ждали вас несколько дней назад, но у тебя, несомненно, было слишком много дел, — сказал он, радостно улыбаясь Оливии.

— Брат Бернард, позволь представить тебе мою нареченную, Оливию Джиллерс.

— Джиллерс? Так ты значит из бригхельмских Джиллерсов. Твой отец, сэр Генрих, не раз у нас останавливался. Мы вдвойне рады видеть тебя у нас, сестра!

Оливия уважительно присела перед ним в реверансе. Сэр Лоуренс взял ее за руку, и она успела заметить его одобрительный взгляд.

— Благодарю тебя, брат Бернард, ты очень добр.

— Наш аббат приглашает вас зайти к нему перед ужином, сэр Лоуренс. У него гостит отец Пит, аббат монастыря Честерфилд, и потому все наши комнаты для гостей заняты. Однако ваша комната, разумеется, свободна.

Он отпер дверь большим железным ключом из связки, висевшей у него на поясе, и Оливия увидела уютную комнату, из окон которой было видно аббатство. Она хотела спросить, где же ее комната, но что-то помешало ей.

«Просто следуй за мной и смотри, что я буду делать», — сказал ей Лоуренс, когда по дороге в аббатство Оливия, чувствуя испуг и неуверенность перед предстоящей новой жизнью, спросила у него, как ей себя вести. Так что теперь она только бросила быстрый взгляд на будущего мужа и убедилась в том, что не ошиблась, промолчав в этот раз.

— Благодарю, брат Бернард, это очень любезно с твоей стороны. Я знаю, нам здесь будет очень удобно.

Когда брат Бернард ушел, Оливия повернулась к сэру Лоуренсу. Хотя то, что нареченных разместили в одной комнате, было самым обычным делом, она не могла скрыть от него своего страха и досады. Его ничуть не удивило, когда она спросила о комнате для нее. Глядя в сузившиеся, сердитые глаза сжавшейся от страха Оливии, он понимал, что должно последовать, и почти жалел ее. После длинного, богатого событиями дня теперь еще и это… Что же странного в том, что она рассердилась?

— Вот твоя комната, Оливия, а также и моя. — Он сложил руки на груди и приготовился отражать атаку.

— Нет, я не могу быть с тобой в одной комнате! Я никогда не делила комнату с мужчиной… никогда… — Она показала рукой на кровать, глаза ее были широко раскрыты, и в них стоял ужас. — Здесь же только одна кровать… где ты будешь спать?

Он ответил ей, не произнеся ни слова, но и не оставляя у нее ни малейших сомнений в том, что ей предстоит. Его взгляд скользнул по Оливии. На губах его играла легкая улыбка.

— Это просто нелепо! Я пойду и поговорю с братом Бернардом. Пусть они найдут для меня еще одну комнату.

Она метнулась к двери, но он загораживал проход. Словно запертый в клетке зверь, подумал он, и хотя она очень нравилась ему такая — отчаянная и разъяренная, сэр Лоуренс понимал, что должен как можно быстрее утихомирить ее, пока не принесли вещи. Он отошел от двери, и Оливия, думая, что проход теперь свободен, рванулась вперед, но попала прямо в его железные объятья. Она попыталась вырваться, но он был слишком силен.

— Оливия, послушай! Послушай, маленькая птичка! Давай решать наши проблемы по очереди, что ты на это скажешь?

— Нет! Я хочу уйти отсюда… — Она не желала слушать его и как пойманная птица билась в его руках, но тщетно.

— Хорошо, успокойся! Мы поговорим с братом Бернардом после ужина. Но сейчас мы должны приготовиться к встрече с аббатами и другими гостями. Ты же не захочешь пойти на ужин в таком виде, правда?

Он поговорит с братом Бернардом? Он только что обещал ей это? Оливия наконец перестала биться, осознав его слова. Ей так хотелось, чтобы он успокоил ее, чтобы понял, как ей страшно. Но не обман ли это, чтобы остановить ее? Она подняла голову как раз в тот момент, когда он наклонился к ней. Его серо-стальные глаза глядели в упор. Он мягко положил ее руку себе на плечо. Послушно, словно во сне, она подчинилась этому и закрыла глаза, почувствовав на своих губах его губы — горячие, крепкие, опытные. Все привычные слова положенного протеста вылетели у нее из головы.

Его губы дразнили ее, заставляя отреагировать на поцелуй в то время, когда гнев еще кипел в ней, побуждая продолжить битву. И она клюнула на приманку этих губ. Разбуженные им гнев и страсть слились воедино, требуя разрядки, и эта могучая объединенная сила заставила ее полностью отдаться поцелую, покусывать его губу и отвечать на призывы его языка. Отчасти она осознавала, что в этом поцелуе выразилась неодолимая потребность ее тела. С тех пор как сэр Лоуренс впервые появился в ее жизни, ее едва осознаваемые чувства взорвались подобно извергающемуся вулкану, и хотя этот новый опыт слишком смущал ее, чтобы примириться с ним, его воздействие нельзя было ни подавить, ни игнорировать. Она вложила в поцелуи всю жажду своей души, тело напрягалось и дрожало в его объятиях, пальцы впивались в кожаную тунику, словно она силой удерживала его рядом с собой.

Понимая, что она попалась на уловку, он позволил ей остаться в заблуждении насчет свободы выбора и прочей женской чепухи, наслаждаясь ее возбуждением, которое она принимала за гнев. Немного погодя он вновь взял ситуацию в свои руки — у них было слишком мало времени. Его поцелуи стали такими же яростными, как и ее, и как он и ожидал, она вскоре оторвалась от его губ, дрожа и хватая воздух ртом, прильнув к нему, чтобы не упасть, Ее тело расслабилось в его объятиях и стало послушным; она открыла глаза и увидела его восхищенный взгляд.

— Молодец, маленькая птичка! Я буду с нетерпением ждать продолжения, но сейчас мы должны…

Послышался стук в дверь, и Оливия немедленно отпрянула, и не только из нежелания быть увиденной в его объятиях посторонними, но и оскорбленная его насмешливыми словами. Однако Лоуренс не выпустил ее из кольца своих рук.

— Куда ты? Это всего только принесли вещи.

— Пожалуйста, отпусти меня! — умоляла она.

— Нет! Войдите! — крикнул он тем, кто стоял за дверью.

Он отдавал распоряжения, куда класть вещи, и при этом продолжал удерживать ее возле себя, прижимая к себе железной рукой, что выглядело со стороны как жест нежной заботы. Наконец, отдав несколько распоряжений слугам, он отпустил их, и только когда дверь за ними закрылась, наконец выпустил ее.

От поцелуев у Оливии кружилась голова, и в глубине души она была рада опереться на него, пока не перестанут подкашиваться ноги. Она была все так же смущена и расстроена, но к этим чувствам прибавилась нотка физической страсти, какой она в себе и не подозревала. И это пугало еще больше: приходилось признать, что за всю свою жизнь она никогда так не наслаждалась, как в прошедшие мгновения. И похоже, что Лоуренс тоже наслаждался ими! Она повернулась к нему:

— Почему ты…

— Потому что тебе была нужна поддержка, не так ли? — ответил он, улыбаясь. Этого вопроса он ждал. Оливия повернулась к нему спиной, понимая, что он прав, и все же ища едкие слова, которые поставили бы его на место. Слова эти, однако, не находились, и ей пришлось негодовать молча.

— Так или нет? — переспросил он, тихонько приблизившись к ней сзади и положив руки ей на плечи. — Все нормально, маленькая птичка, люди целуются по самым разным причинам, и сердитые поцелуи порой так же хороши, как и любые другие.

— Но я не хотела, чтобы они были хороши для меня! — воскликнула она с позабавившей его непосредственностью.

— Я знаю, — рассмеялся он, сжав ее плечи, — я знаю, что ты не хотела, но мне понравилось! И тебе тоже, не так ли?

Он притянул ее к себе, ожидая ответа. Но она молчала, и он не настаивал.

— Ну что же, теперь наши вещи здесь, и нам следует поторопиться, а то брат Бернард придет за нами, когда мы еще не будем готовы. Наши территориальные проблемы мы решим позже, а сейчас надо переодеться. Пойдем, я покажу тебе, где.

Он взял ее за руку и отвел в маленькую гардеробную, в которой был занавешенный угол, предназначавшийся для вещей, и стоял стол для умывания. Все ссоры были временно позабыты, и следующие несколько минут они помогали друг другу отыскать нужные вещи. Лоуренс специально разделся при ней до пояса. Чем скорее она привыкнет к нему, тем проще будет потом, подумал он и улыбнулся про себя, заметив, как она искоса бросала на него любопытные взгляды.

Оливия же разделась и вымылась, плотно прикрыв за собой дверь гардеробной. Она наслаждалась горячей водой, чистыми полотенцами сурового полотна, а потом и новым платьем, подаренным ей на прощание Кэтрин. Потом, вернувшись в большую комнату, она наклонилась над своей сумкой, порылась в ней и вытащила синий кожаный пояс, чтобы подвязать им платье, которое сидело на ней слишком свободно. Выпрямившись, она увидела, что Лоуренс стоит рядом с ней и держит ее золотой обруч, ожидая, пока она выпрямится.

— Ты можешь одолжить его у меня, но только на сегодняшний вечер.

— Благодарю тебя. Ты так уверен, что хочешь получить его обратно?

— Я ни в чем никогда не был более уверен, Оливия. Позволь мне привязать тебе кольцо на руку.

Она протянула руку, с которой свисали длинные концы ленты, и не отрываясь смотрела, как он завязал бант на ее запястье. Он был так близко, что ее дразнил и будоражил этот запах мужчины. Его близость и прикосновение пальцев к запястью вновь заставили ее потерять способность мыслить здраво и превратили колени в дрожащий кисель. Неужели он знает, думала она, как сильно все это на меня действует?

В дверь вновь постучали, и они поняли, что пора идти.

Возвращаясь из аббатства на закате солнца, Лоуренс и Оливия мирно беседовали. Он был рад рассказать ей об ожидавшем их будущем и о своих делах, но боялся, что все будет воспринято неправильно. Ее неверное понимание мотивов его поступков и резкое неприятие той торопливости, с которой он устраивал их брак, были вполне понятны. И все же под этой бурей возмущения чувствовался жар разожженного им огня. Ее сопротивление происходило не от отвращения, а от страха перед неведомым, который, как он знал, можно со временем победить, если быть терпеливым. Его невеста была очень смелая девочка, но ему стойло огромных усилий воздерживаться от искушения испытать ее смелость. Он озабоченно взглянул на быстро темнеющее небо, раздумывая о том, удастся ли развеять эти страхи еще до того, как они вернутся в их комнату.

Оливия первой заговорила об их будущем.

— Кэтрин сказала, что я буду жить у твоей сестры до того, как…

— До того как мы поженимся, — договорил он за нее. — Да, Элизабет живет совсем недалеко от меня. Тебе будет хорошо у нее. Она и ее муж Арчибальд — очень добрые люди. Они тебе понравятся, я уверен.

Тяжелые капли начали падать с неба, и Лоуренс схватил ее за руку и повлек к дому для гостей.

В комнате было тепло, в камине горел огонь, отбрасывая теплые отблески на беленые каменные стены. На каминной полке был укреплен небольшой факел, там же лежали свечное сало и фитиль. У стены стояла корзина с дровами. Оливия заметила, что их вещи убраны, и все следы их торопливых сборов исчезли, как по волшебству. Она сняла мокрую обувь, тряхнула влажными волосами и опустилась на колени у камина, грея руки. Пальцы были как ледышки и тряслись. Когда ударил гром и разразилась гроза, она задрожала всем телом, страшась не только бури, что бушевала за окном, но и той невидимой бури, что была в ее душе.

Она обернулась и увидела, что Лоуренс снимает свою тунику. Сверкнувшая в этот момент молния осветила его фигуру пугающим бело-голубым светом. Одновременно со страшным ударом грома, эхо от которого прокатилось по долине, Оливия вскочила на ноги и бросилась к двери — все, что угодно, только бы убежать от него, от его близости. Следующий оглушительный удар грома сотряс стены их дома, и она невольно вскрикнула, замерев от леденящего душу страха.

В это мгновение он подхватил ее на руки и понес. Она открыла рот, чтобы закричать, но не успела издать ни единого звука, как почувствовала, что ее осторожно кладут на кровать, закутывая в покрывало так, что ее ноги и руки оказались скованными, как крылья бабочки в коконе. Лоуренс передвинул ее на середину кровати, и в этот момент новая вспышка молнии осветила комнату. Она увидела своего будущего мужа, склонившегося над ней с бледным в этом призрачном освещении лицом, а потом снова все погрузилось во тьму. И в этой темноте она почувствовала тяжесть его тела и губы, покрывавшие поцелуями ее лицо, услышала нежные, успокаивающие слова.

— Тише, маленькая моя птичка, успокойся. Ну что ты, птичка, тише!.. — Его низкий голос продолжал уговаривать ее, словно у нее действительно были крылья, чтобы улететь. — Ну же, это всего только гроза! Успокойся, моя маленькая птичка, успокойся, моя голубка.

Его руки нежно гладили ее виски, теплые губы касались щек и подбородка. За окнами грохотал гром и лил дождь, а он продолжал согревать ее, успокаивать дрожь в ее теле и бурю в ее душе ласковыми прикосновениями рук и нежными словами. И постепенно ей стало необыкновенно приятно лежать так, чувствуя его рядом, ощущая прикосновение ласковых губ к лицу, горячее дыхание, мягкое щекотание бороды. Каждое его движение бросало в сладкую дрожь и посылало теплые волны, расслабляющие ее. Постепенно она совсем успокоилась, гроза ушла куда-то в сторону, и его голос упал до шепота. Они еще долго лежали, не двигаясь, слушая шум дождя и ветра.

Наконец он встал и со словами «пора укладываться», к полному ужасу Оливии стал раздеваться. Покончив с этим, он подошел к кровати и, потянув за конец покрывала, выдернул ее из кокона. Она лежала у стенки с широко раскрытыми глазами и не шевелилась. Он ждал, пристально глядя на нее. Наконец Оливия не выдержала.

— Я не могу раздеваться при тебе!

— Я думаю, ты сможешь, если постараешься. Давай! — Он стащил ее с кровати и поставил перед собой.

— Ну-ка, повернись!

Она покорно повернулась, и он помог ей снять с себя все, кроме сорочки. Тут она заупрямилась.

— Я не могу снять сорочку. Не могу. Правда, Лоуренс. Пожалуйста, не настаивай.

Он помедлил.

— Ложись в постель, птичка.

Она нырнула под теплое одеяло, размышляя над тем, где же он собирается лечь, а он налил в кружку немного эля из кувшина, оставленного на подносе, и подал ей.

— Пей!

Она подчинилась и отпила немного, а затем протянула кружку ему, заворожено глядя на его горло, когда он допивал эль. Поставив кружку и не говоря ни слова, он приподнял одеяло и улегся в постель рядом с ней. Она так и вскинулась.

— Нет, сэр! Только не в мою постель! Нет… Его сильная рука вернула ее на место, и она упала на подушку.

— Да, Оливия! Это не твоя постель, а моя.

— Я не могу спать с тобой в одной постели, Лоуренс! Я не привыкла…

Он закрыл ее рот поцелуем, и от ее гнева и страха ничего не осталось, только возбуждающие прикосновения его губ и ощущение сильных рук на теле. Вот о чем говорила Кэтрин, мелькнула у нее мысль. Теперь она будет спать с ним, и пути назад уже не будет. Она вскрикнула, но тут же опять полились нежные слова.

— Тише, моя маленькая птичка! Успокойся, тебе нечего бояться. Сегодня ночью мы будем спать с тобой в одной постели, только и всего. Лежи тихо, как раньше, и слушай шум дождя и ветра. Подумай о том, как хорошо быть в безопасности.

В безопасности? Она была в безопасности? Он смотрел на нее сверху вниз, приподнявшись на локте. Она застенчиво дотронулась до него, провела ладонью по его могучим широким плечам, мускулистым рукам. В свете догорающего огня она рассматривала его мощную шею, поросшую волосами грудь, бороду, опушенные темными ресницами глаза. Она почувствовала, как его бедра всей тяжестью опустились на ее, и по ее груди пробежала дрожь, оставив после себя странную боль.

Хорошо, что у них есть эта ночь, думал он, что у нее есть возможность рассмотреть его, привыкнуть к нему немного. Он улыбнулся ей, припомнив все события прошедшего дня, все ее тщетные попытки ускользнуть от него. Потом еще раз крепко обнял и поцеловал ее и сказал:

— А теперь ты будешь спать, голубка, а то я забуду, что обещал тебе сегодня больше ничего не рассказывать.

С этими словами он повернул ее к себе спиной и обнял. При этом ее грудь оказалась в его руке, и у Оливии перехватило дыхание от ощущения всепожирающего огня, разгоревшегося где-то между бедрами. Она попыталась оттолкнуть его руку, но он крепко держал ее, прошептав ей в ухо:

— Все, птичка, тихо. Спать!

Он чувствовал, как под рукой заколотилось ее сердце, ведь эту бедную маленькую пташку впервые так обнимал мужчина. Как бы сильно ему ни хотелось продолжения, он понимал, что следует на этом остановиться, и что теперь ей нужен покой.

Оливия лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию и чувствуя спиной, как бьется его сердце. Она наслаждалась его запахом и теплом его руки, лежащей у нее на груди. Засыпая, она успела подумать о том, что ей совсем не хочется ему мстить.