Нэнси с ног валилась от усталости и думала, что в принципе ей все равно, где спать. Однако, принимая душ в ванной Дона и то и дело наталкиваясь глазами на его вещи, она почувствовала, что все ее тело напряглось от возбуждения. Чтобы не поддаваться лишнему искушению, девушка выключила в ванной свет и, в темноте закончив свой туалет, добралась до постели. Ее сердце сильно билось. Закрыв глаза, она попыталась расслабиться, но тщетно, ее не покидало ощущение его близости, заставляя сладко пульсировать лоно.

Нет, подумала она, в его постели совершенно невозможно уснуть. Надо найти себе какое-нибудь другое место, пусть даже на полу. Но у нее не было сил подняться. Сладострастные картины, распаляя воображение, одна за другой мелькали у нее перед глазами. Но она с ужасом поняла, что чем сильнее хочет его, тем тверже ее уверенность, что не сможет позволить ему дотронуться до себя. Невыплаканные слезы теснили ей грудь, девушка уткнулась в подушку.

Нэнси даже не заметила, как уснула. Забывшись тяжелым сном под утро, она не услышала, как почти бесшумно отворилась дверь и обнаженный по пояс Дон вошел в спальню и направился к своей туалетной комнате. Его глаза, устремленные на нее, горели страстью. Конихан не произнес ни звука, но сквозь сон она внезапно почувствовала, что он здесь, совсем близко.

Нэнси открыла глаза и увидела, как он достает из шкафа рубашку. Еще небритый, с растрепанными волосами, падавшими на лоб, он напомнил ей большого, угловатого мальчишку. Неожиданно, словно ощутив на себе ее взгляд, он обернулся, и его горячий взор показался ей далеко не невинным.

— Доброе утро, — прошептала она.

Девушка испугалась, что он заметит ее трепет, пожирающее ее страстное желание. Не будь этого, она бы равнодушно приветствовала его и потянулась за халатом. Так и есть! В его серых глазах она прочитала, что он все понял.

— Доброе утро, — буркнул он хрипловатым от сна, ненатуральным голосом. — Как спалось?

Ее первым поползновением было сказать, что она спала как убитая, но вместо этого Нэнси села на постели, натянув до подбородка простыню, и честно признала:

— Ты снился мне всю ночь.

Дон задержал дыхание. И это после того, как она заставила его ютиться на диване, томясь желанием и воображая ее в самых соблазнительных позах! Поборов соблазн, он отвернулся.

— Дорогая, я все-таки мужчина, и тебе не стоит говорить такие вещи, сидя полуобнаженной в моей постели, — укоризненно проворчал он. — Лучше постарайся уснуть. У тебя еще целый час в запасе.

Нэнси собралась уже последовать его совету и лечь, повернувшись к нему спиной и заставив замолчать властный голос плоти. Но всему есть предел! Сколько можно сдерживать свои чувства?! Преодолев неловкость и внутреннюю дрожь, девушка собрала все свое мужество, соскользнув с кровати, пересекла комнату и встала прямо перед ним.

— Я не хочу больше спать, — тихо, но твердо произнесла она. — Одна.

Дон замер.

— Нэнси…

— Ты же сам убеждал меня забыть обо всем, — напомнила ему Нэнси, не обращая внимания на его нерешительность. — Ни о чем не думать, а делать все, что захочется, так? Подчиниться своим инстинктам. Разве не твои слова?

— Да, но…

— И вот, я хочу, чтобы ты обнял меня. Поцеловал…

— Знаешь, никогда не думал, что ты сможешь застать меня врасплох, да еще в моей спальне, — ответил он, глядя ей прямо в глаза.

Со спутанными от сна волосами, в широкой голубой рубашке, только подчеркивающей стройность ее фигуры, она стояла так близко, что у него перехватило дыхание. Боже, как же она соблазнительна! Как нежна и сексуальна! Да еще эти прекрасные кофейные глаза, затуманенные желанием!

Все еще колеблясь. Дон пытливо всматривался в ее порозовевшее лицо.

— Любимая, боюсь, что это не самая хорошая идея, — предупредил он.

Нэнси подвинулась к нему ближе, всем своим видом демонстрируя неотвратимость принятого решения.

В голове у него промелькнуло множество причин, чтобы отвести ее и себя от греха. Что его дочь спит наверху и может в любую минуту проснуться. Что им надо собираться на работу. И многое другое. И каждая причина казалась настолько веской, что наверняка сработала бы, если бы не его отчаянное желание обладать ею. Дон чувствовал, что стоит на краю пропасти и сдерживается из последних сил. Он сознавал, что стоит ему прикоснуться к ней, как ничто уже не остановит его.

— Любимая, я настолько хочу тебя, — признался Конихан, подняв ее подбородок, так что их глаза встретились, — что просто боюсь напутать.

В его глазах застыла страсть, пальцы слегка дрожали, а голос был полон сожаления, чувства вины, что он уже не в силах справиться с фонтаном эмоций, захлестнувших их обоих.

Глупый! Неужели этот мужчина, во имя ее душевного спокойствия готовый принять обряд монашества, еще не понял, что она не считает его суперменом? Железным дровосеком? Улыбнувшись, Нэнси прижалась к нему и почувствовала, что он все еще сопротивляется. Ее глаза умиротворенно закрылись.

— Я не боюсь тебя, — промурлыкала она и потерлась щекой о его обнаженную грудь. — Неужели ты думаешь, я была бы здесь, если бы боялась?

— Нет, но…

— Поцелуй меня Дон. Пожалуйста.

Ее голос, ставший вдруг таким низким и сексуальным, заставил бы его свернуть горы, и попроси она сейчас мавзолей Тадж-Махал, он бы не задумываясь пошел искать риэлтера. Со стоном пробормотав ее имя, Дональд подхватил ее, и их губы слились в жарком поцелуе.

Дон решил ограничить их общение только поцелуями, не требуя того, чего она еще не готова дать. Он понимал, что любое его необдуманное, резкое движение может снова напугать ее. Но Нэнси дрожала всем телом, и Дон почувствовал, что ее трепет вызван не страхом. Она хотела его, и, пьянея от желания, он потерял контроль над собой и крепко сжал ее в объятиях.

Поцелуй. Это все, что она просила и ждала. Но их было множество — кратких и сладострастных, долгих и жаждущих, невинных и обжигающе-страстных. Целуя ее снова и снова, он не давал ей вздохнуть, и голова ее закружилась, ноги, руки стали ватными. Охмелевшая, словно от вина, Нэнси прижалась к нему, ощутив твердую мощь его восставшей плоти.

Где-то в глубине затуманенного сознания что-то напомнило ей о ее страхах. Страстно отвечая поцелуем на поцелуй, девушка подспудно ждала, когда же охватит ее паника, ужас, холодящий кровь. На этот раз ты не сдашься, обязательно выстоишь, внушала себе Нэнси, трепеща от желания. Ее захлестнул порыв страсти, обжигая и разнося блаженную сладкую боль во все уголки плоти, размягчая и делая ее неподвластной никакому разуму.

Оторвавшись от рта, Дон горячими губами ласкал ей щеки, подбородок, шею, и она таяла от сладостного томления. Закрыв глаза, он представил ее обнаженной и, раздразнив себя, застонал. Как давно он мечтал об этом! Охваченный пламенем страсти, он стал неистово ласкать ее плечи, спину, грудь… Сердце его билось с бешеной скоростью, легким не хватало воздуха, горячая кровь обожгла возбужденные чресла.

Грудь девушки была маленькой, упругой и безумно чувствительной. Легкое прикосновение к соску вызвало в ней бурю новых ощущений. Нэнси застонала от наслаждения, и этот стон отозвался сладкой музыкой у него в ушах. Шепча что-то, Дон подхватил ее на руки и понес к постели. Нестерпимое желание быть с ним, ощутить в себе его плоть разлилось по всему ее телу. Он лег на нее, вдавив в пушистые простыни…

Холод. Он появился ниоткуда и внезапно настиг ее, схватив за горло и вызвав сильный озноб.

Нэнси насторожилась. Нет! Ведь не кто-нибудь, а Дон обнимает ее! Это он сейчас прижался к ней, и это его ласки такие бурные и неистовые. Здесь нет грубого насилия, уговаривала она себя. Он никогда не обидит ее. Но паника, словно внезапно вспыхнувший столб пламени, начала буквально пожирать девушку, поглотив разум, вызвав бешеное сердцебиение. Дон мгновенно почувствовал перемену. Только что она пылала страстью и вдруг стала ледяной как статуя. Встревожившись, он попытался успокоить ее:

— Все хорошо, любимая. Тебе нечего бояться. Расслабься.

Но увидев ее сжатый рот, испуганные глаза, Конихан понял, что она не слышит его. Идиот! О чем он думал? Чем он отличается от того подонка, что изнасиловал ее?

Немного успокоившись, Нэнси посмотрела на него и почувствовала, что барьеры, воздвигнутые ею три года назад и ограждавшие ее от мужских посягательств, начинают вдруг постепенно рушиться. В ней все последнее время жила твердая уверенность, что она не сможет никому позволить приблизиться к себе. Но Дон не только приблизился, но возбудил в ней давно забытые чувства. Неужели она влюбилась в него?!

Но как же быть? Что сделать, чтобы изжить призраки прошлого и вернуться к нормальному состоянию? Ведь в противном случае у них нет будущего. Зачем ему такая женщина, которая в ответ на его чувства может предложить лишь платоническую любовь?

— Дорогая, что с тобой?

Нэнси моргнула и, вернувшись в реальный мир, поняла, что он уже давно наблюдает за ней. Его лицо выглядело встревоженным. Ей захотелось прижаться к нему, поцеловать, забыть хотя бы на мгновение о происшедшем. Но это лишь только на время отодвинет жестокую действительность. Девушка выдавила улыбку, даже не подозревая, насколько она получилась вымученной.

— Уже поздно. Пора вставать, а то мы опоздаем на работу.

Нэнси нашла прекрасную причину, чтобы увернуться от ответа, но, несмотря на улыбку. Дон понял, что что-то не так. Конечно, надо было не отпускать ее и добиться хоть каких-то объяснений, но уже слишком поздно, и впереди у них тяжелый день. Ему придется сначала подбросить Нэнси на службу, потом поехать с Труди в школу и договориться насчет учебы.

— Вечером поговорим, — растягивая слова, задумчиво проговорил Конихан, глядя, как Нэнси, словно боясь дальнейших расспросов, быстро соскользнула с кровати.

В департаменте царила обычная утренняя суета, но Нэнси не видела и не слышала ничего вокруг себя. Прошло всего несколько минут, как они расстались с Доном, а ей уже не хватало его. Точно! Она влюбилась в него! — удрученно решила девушка. Боже, ну зачем ей эта головная боль! Да, нужно собраться с мыслями, все обдумать и решительно подавить в себе непонятно откуда взявшееся чувство. Но как? Это невозможно, пока она живет у него в доме и даже спит в его постели. Какие уж тут трезвые мысли, когда едва он подходит к ней, как внутри у нее начинает все пульсировать.

Занятая своими размышлениями, Нэнси подошла к ящику для почты и увидела там черную магнитофонную кассету. Несколько растерявшись неожиданному посланию, девушка быстро принялась убеждать себя, что нет причин для тревоги. Кассету мог оставить кто угодно, вплоть до Уилсона, который, зная ее привязанность к джазу, порой делал ей маленькие сюрпризы. А может, это вчерашняя кассета, возвращенная из лаборатории?

Нет, нечего себя обманывать. Это еще одна кассета преступника. В смятении девушка бросилась к входу и взволнованно обратилась к стоявшему на посту Тиму Кейро:

— Тим, в моем ящике для почты какая-то кассета…

Тот недоуменно посмотрел на нее.

— Да, а что в этом особенного? Она разве не твоя? На ней же указано твое имя.

— Все так, но ты не можешь сказать, кто оставил ее? Я не ожидала ни от кого…

— Крутился здесь какой-то тип, назвавший себя Сэмом Лоренсом. Хотя знаешь, здесь было столько народу, что я мог чего-то и не заметить, — не дослушав, перебил ее Тим, не имея времени на переговоры.

Нэнси рассеянно поблагодарила его и вернулась к ящику для почты. Убеждая себя не делать из мухи слона, она вынула из ящика кассету и всю остальную почту и направилась в кабинет. Ее распирало любопытство. Однако намеренно проигнорировав порыв немедленно, не откладывая, прослушать запись, девушка включила автоответчик и прослушала поступившие телефонные сообщения. Затем открыла картотеку и поработала с ней, расшторила окна и полила цветы, стоявшие на подоконнике. Только выполнив всю каждодневную рутинную работу, Нэнси уселась за свой стол и вставила кассету в магнитофон.

— Извини, Нэнси, я вчера опоздал… — услышала она голос насильника, холодный, отталкивающий и бесконечно самоуверенный. В одно мгновение девушка побелела как полотно. — Я не собирался грубо обходиться с тобой, там, на глазах у всех. Но ты сама подтолкнула меня к этому. Если у тебя появились синяки, то вини в них только себя.

Ее охватил ужас. Нет! Уставившись на плейер, Нэнси покачала головой, отказываясь воспринимать услышанное. Наверное, она что-то недопоняла. Порывисто нажав на кнопку перемотки, она решила прослушать запись еще раз. Но ничего не изменилось.

Внезапно преступник, отбросив британский акцент, заговорил голосом Фрэди Уипла.

— Одно слово, и я стреляю, леди, — в точности повторил он свою вчерашнюю роль. — Открой кассу. Быстро! — насмехался он. — Так я должен был сказать, Нэнси? Конечно, для тебя я оказался не лучшим актером, но, согласись, свою роль я сыграл превосходно.

Да, это действительно Фрэди Уипл, его интонация, его слова. Маньяк не мог видеть вчерашнюю съемку — о ней знала только ограниченная группа людей. Значит, он был там, разговаривал с ней, дотрагивался до нее.

— О боже!

Словно услышав ее испуганный шепот, он торжествующе рассмеялся.

— А в следующий раз будет еще интересней, Нэнси, — пообещал он невинным голосом Фрэди Уипла. — Только тогда вокруг не будет зрителей, всего-навсего ты и я. Это наступит очень скоро…

Запись резко оборвалась, но слова угрозы еще долго, словно преследуя, эхом раздавались в ушах Нэнси. Перед глазами всплыла картина последних съемок. Значит, Фрэди Уипл на самом деле и есть неуловимый преступник, который к тому же не побоялся сегодня утром явиться в полицейский департамент. Ее бросило в дрожь. Испуганная, она подхватила кассету и побежала.

Влетев в следственный отдел, Нэнси увидела Фила, заваленного огромным ворохом бумаг. Подняв глаза, он без слов понял, что что-то случилось.

— Что? Что такое?

— Где Дон? — запыхавшись спросила бледная как мел девушка.

— Он звонил. Сказал, что записывает дочку в школу. Разве вы не знаете? Мне казалось, вы живете у него.

Господи, как она могла забыть? От волнения у нее закружилась голова.

— Да, я забыла…

Нэнси закачалась, и Фил подскочил к ней.

— Вам нехорошо? Сядьте, а то упадете. — Он придвинул стул и бережно усадил ее. Вынимая из ее рук кассету, он заметил, что у нее дрожат колени. — Вдохните несколько раз и попробуйте расслабиться. — Наклонившись над ней, детектив взял ее руки в свои и потер их. — Боже, да они ледяные! Налить вам кофе? Подождите секунду, я принесу вам чашечку.

Он пошел к кофеварке, работавшей все двадцать четыре часа в сутки, и через секунду вернулся с большой кружкой.

— Вот, выпейте. Я добавил туда сахару и сливок, чтобы вам не показалось очень горько.

Нэнси отглотнула и сморщилась.

— Кошмар!

Коллинз засмеялся.

— Да, немножко крепкий, но зато в нем много кофеина — мертвого поднимет. Пейте.

Нэнси без всякой охоты сделала еще один глоток и протянула ему назад кружку.

— Мне правда намного лучше.

Фил только усмехнулся и поставил едва отпитый кофе на стол Дона. Она была все так же бледна, пальцы дрожали. Ему ни разу не приходилось видеть крестницу шефа в таком возбужденном состоянии.

Усевшись за стол, он хмуро взглянул на нее.

— Хорошо, ну так что все-таки случилось? — спросил он и посмотрел на кассету. — Неужели еще одно послание от насильника?

Нэнси кивнула.

— Я достала ее утром из ящика для почты. Думаю, он сам положил ее туда. — Ее пальцы не просто дрожали — они тряслись. — Он был вчера на съемках… актером. Дотрагивался до меня. — В ее глазах мелькнуло отвращение. — Он говорит с такой уверенностью, словно ничего не боится. — Она засмеялась болезненно-истерическим смехом. — Конечно, ничего не боится! Ему даже удалось пробраться незамеченным в здание департамента полиции! Что ему мешает подняться по лестнице и выследить меня? Он уже доказал, что никогда не блефует. Он мог с таким же успехом проскользнуть в мой кабинет, закрыть дверь, и никому бы в голову не пришло интересоваться, что со мной там происходит.

— Черт, а ведь мог! — согласился Коллинз, вскочив со стула. — Он что, тронутый?

— Что, черт возьми, здесь происходит? — неожиданно прогремел голос Конихана. Они обернулись и увидели вошедшего в кабинет Дона. Заметив необычное волнение Нэнси, он нахмурился. — Что случилось?

— Она получила еще одну запись от преступника. Судя по всему, он сам оставил ее в ящике для почты, — пришел Фил на помощь Нэнси, видя, что та не может произнести и звука.

Дон непечатно выругался. Не обращая внимания на Коллинза, он нежно обнял ее.

— Как ты?

Она кивнула, почувствовав, что его сила переливается к ней, а ослеплявшие ее страх, ужас, паника словно магнитом притягиваются к нему.

— Это был он, — испуганно проговорила она. — Вчера вечером. Фрэди Уипл… По всей вероятности, мы вчера на площадке имели дело с насильником, потому что маньяк знает такие подробности, которые могли быть известны только Уиплу. И голос… точно такой же. Я уверена!

— Я верю тебе, любимая. Верю! — соглашался Конихан, прижимая к себе девушку. Его захлестывала злоба, но неожиданно у него вырвался торжествующий смех:

— Он у нас в руках! Черт возьми, ну, теперь он не уйдет!

Дон сообразил, что рассуждает вслух, только когда вдруг Нэнси отпрянула в недоумении и удивленно уставилась на него.

— Дон, он заходил сюда, и ни у кого не возникло подозрения. Как ты можешь говорить, что он у нас в руках?

— Потому что его сняли на пленку. Дважды! Прошлой ночью и сегодня утром. На стойке установлена скрытая камера, которая отслеживает каждого входящего в здание и переносит информацию в оперативную память компьютера. На этот раз, думаю, негодяй покажет нам свое личико. Наконец-то он попался! Давай пойдем посмотрим, как выглядит сей мерзавец.

Все трое поспешили вниз по лестнице, хотя Нэнси не возлагала особых надежд на то, что им удастся увидеть лицо преступника. Дерзкий, уверенный в себе, он был не настолько глуп, чтобы совершить такую непростительную ошибку. Прошлой ночью он скрывал свое лицо под маской. Вероятно, и теперь что-нибудь придумал, дабы провести их, — пришла к неутешительному выводу Нэнси.

Десятью минутами позже они уже сидели в видеозале и высматривали преступника на видеозаписи. Вот какой-то подозрительный тип в широкополой шляпе, надвинутой на глаза, низко опустив голову, прошел сквозь толпу, образовавшуюся у пропускной рано утром. Конечно, сержант, стоявший на посту, в такой толчее не обратил внимания на невысокого мужчину в несколько помятом костюме.

— Его голова опущена, — огорченно произнесла Нэнси. — Опять нам не повезло.

Фил выругался, но Дон неотрывно смотрел на экран.

— Подождите! Смотрите! — Он нажал на кнопку и остановил запись. Подозрительный мужчина застыл на месте в тот момент, когда вкладывал кассету в ящик для почты. Воровато оглядываясь по сторонам, видимо, с целью выяснить, не наблюдает ли кто за ним, он поднял подбородок и открыл лицо в профиль. — Отлично! — удовлетворенно выдохнул Дон. — Ну, теперь мы на коне! Конечно, профиль не фас, но уже кое-что. — И оживленно обратился к Нэнси: — Дорогая, может, он дал тебе какой-нибудь адрес или номер телефона, словом что-нибудь, чтобы найти его в случае необходимости?

— Да, у меня есть его координаты там, наверху.

— Здорово! Теперь нам остается только проверить их.