Как только ужасные слова были произнесены, Рич опустил руки так резко, будто они у него отнялись, и, отступив назад, остолбенело уставился на девушку, словно видел ее в первый раз. Гнев мгновенно исчез.

И в этот момент Грейс, очнувшись, и сама не веря тому, что только что осмелилась сказать, прикрыла ладонями горевшие огнем щеки и тихо застонала. О чем она думала, бросая ему в лицо чудовищное обвинение? Если оно имело под собой почву, то Ричард Слейд никогда, ни за что не признается в содеянном. А если нет…

Если все это было неправдой, то Рич не простит ей подобных слов! Но ведь Марлин разложила все факты по полочкам, каждая деталь нашла свое место: отсутствие Слейда в момент гибели Джо, его молчание о том, что случилось в ту ночь, внезапный отъезд из города, необъяснимое обогащение и, наконец, готовность помочь отцу в поисках Марлин.

Трое молодых людей были тогда близкими друзьями. И если Пол Макбрайт до сих пор имеет темные дела с Фишерами, то почему надо делать исключение для Слейда?

Но сейчас, когда Рич был рядом, все доказательства Марлин представлялись просто нагромождением неясных страхов и предположений, отбрасывавших пугающую тень, от которой сестры пытались убежать, может быть, ошибочно принимая эту тень за реальное чудовище, а свои подозрения — за правду.

Стоя здесь, в темном кабинете, один на один с Ричардом Слейдом, Грейс уже понимала, что боится совсем не его. И почему-то это казалось ей гораздо более важным, чем все логические умозаключения Марлин.

Что же теперь? Пока она замерла в растерянности, придумывая слова извинений, Слейд отошел от нее и сейчас, уставясь в окно, смотрел на пустынную улицу. Свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь опущенные жалюзи, не позволял видеть выражение его лица.

— Мой отец умер, когда мне было семь лет, — внезапно начал Рич, нарушив напряженное молчание. — После этого мать ударилась во все тяжкие. Жила то с одним, то с другим… До того как мне исполнилось шестнадцать и я ушел от нее, их перебывало не меньше дюжины.

Грейс нахмурилась. Зачем этот неожиданный экскурс в историю? Какое отношение к Джо имеет детство Ричарда Слейда?

— Самое большое, на что я мог рассчитывать, — это чтобы меня не заметили. Еще маленьким я научился часами сидеть, не шевелясь и почти не дыша, в каком-нибудь укромной уголке… И тогда приятели матери, не обращая на меня внимания, напивались, накачивались наркотиками или… — Рич махнул рукой, как бы пытаясь отмеси прошлое.

Он рассказывал так, будто ему было все равно слушает она его или нет. Будто он сам пытался разобраться во всем.

— Я не имел права на ошибки. За плохую отметку меня могли избить в кровь. За несделанную домашнюю работу я мог лишиться передних зубов. Но мое прилежание поражало учителей, и когда я ушел из дома, то без труда нашел работу. Даже две, поэтому смог оплатить свое обучение в колледже. Потом я пошел в армию.

Армия. Грейс помнила, как необыкновенно красив был Ричард Слейд в армейской форме. Высокий, атлетически сложенный — полная противоположность светловолосому изящному Джо. Их появление вместе заставляло каждую проходившую мимо женщину оглядываться…

Наступило тягостное молчание, но подталкивать Рича было нельзя, он должен был рассказать все сам, — когда и как захочет.

— В армии я встретился с Джо. Было ясно, что ему там делать нечего. Так оно и оказалось. Он поступил на службу только для того, чтобы досадить отцу. Ведь дети богатых родителей любят идти им наперекор, не так ли? — Грейс показалось, что в голосе Рича прозвучала издевка. — Джо вечно попадал в переделки, постоянно выкидывал номера, грозившие ему, а иногда и всем остальным, крупными неприятностями, но был так чертовски мил, что никто на него не обижался. Все любили его.

Рич глубоко вздохнул и провел пальцем по жалюзи, отчего те издали неприятный дребезжащий звук.

— Не знаю, почему мы стали такими хорошими друзьями. Единство противоположностей, вероятно. Его всегда восхищало мое умение преодолевать трудности, а я… — Рич вздохнул, как будто ему не хватало воздуха, — я никогда не встречал более увлекающегося парня, чем он. Казалось, для него вся жизнь была занимательной игрой.

Грейс сделала два шага к нему, но погруженный в воспоминания Слейд не заметил этого.

— А потом Джо пригласил меня на Рождество к себе домой. Он знал, что мне некуда деваться. Если бы я поехал к матери, то убил бы типа, который в то время с ней жил. Он был совсем сдвинутый, и я… — Рич помолчал, прежде чем продолжить: — Вот таким образом я познакомился с вашей семьей. Дуглас принял меня как сына. Марлин оказалась столь же эксцентричной, как и Джо. А ты…

Грейс затаила дыхание. Он обернулся, но не тронулся с места.

— …ты решила, что я замечательный. Конечно, ты была еще совсем девочкой и наверняка влюбилась бы в любого появившегося на горизонте парня старше тебя, но мне это льстило. Твое обожание действовало на меня как наркотик, и очень скоро я уже не представлял себе жизни без влюбленной в меня молодой девушки. Я привык к тебе.

Грейс собиралась было сказать, что она тоже привыкла к нему, к его цельной, самобытной натуре, столь редкой в сверхцивилизованном мире, к исходившей от него силе. Но, к ее разочарованию, Рич уже отвернулся.

— К несчастью, я привык и к другим вещам тоже, — продолжил он с горечью. — К беззаботному отношению к жизни на манер Джо. К карточной игре допоздна и к заигрыванию с каждой оказавшейся поблизости женщиной. Привык поздно вставать, слишком много пить и уклоняться от служебных обязанностей. Глядя на Джо, я начал искать только удовольствия. Когда же после окончания срока службы мы открыли сыскное агентство…

Грейс, жадно вслушивавшаяся в каждый нюанс его голоса, явственно уловила сейчас нотку отвращения. Неужели Рич действительно считал себя таким испорченным? А она ведь помнила, как часто он взывал к благоразумию Джо, удерживая того от безрассудных поступков.

Телефонный звонок прозвучал, как сигнал тревоги. Грейс вздрогнула, но тут же поняла в чем дело. Черт бы побрал эту охрану! Теперь, когда их прервали, захочет ли Рич досказать до конца свою историю?

Поспешно подойдя к столу, Грейс сняла трубку.

— Да?

— Все в порядке, мисс Мэдок?

— Прекрасно, Николас. — Она заставляла себя говорить вежливо. — Спасибо. Я немного поработаю. Больше не отвлекайте меня.

Она отключила аппарат и, подойдя к двери, заперла ее на ключ. Слейд внимательно следил за ее действиями. Повернувшись к нему, Грейс спокойно встретила его взгляд. По крайней мере, теперь он будет знать, что она доверяет ему.

Но это, казалось, не улучшило настроения Рича. Напротив, он стал похож на узника, посаженного в клетку, — нервничавшего, обеспокоенного, находившегося на грани срыва. Отойдя от окна, он стал вышагивать по комнате, задевая спинки кресел, абажуры ламп, перекладывая с места на место журналы и карандаши. Грейс молча наблюдала за ним.

Наконец Слейд остановился перед стоявшей на книжной полке фотографией Джо.

— С шестилетнего возраста я знал, что ничто в жизни не дается даром и за все надо платить. Мне следовало понять, что путь, которым я шел вслед за Джо, не желтая кирпичная дорога, ведущая в страну Оз, а очередной тупик. — Глядя на улыбавшееся со снимка лицо друга, он продолжил: — Мне надо было догадаться, что плата, которую Фишеры предложили нам за охрану склада, слишком велика. И потом, зачем им понадобилось нанимать неопытных юнцов? Но искушение было велико, и я не внял голосу разума. Это были легкие деньги. Кроме того, в ту пору голова у меня была забита совсем другими вещами. — Он оторвал взгляд от фотографии. — Пол уже посматривал на Марлин, а мы с Джо только что познакомились с Рейчел и ее подружкой. — Он покачал головой. — Боже мой, нам тогда действительно казалось, что у нас ключи от рая. Девушки были такими красивыми, полными жизни и к тому же пришли в восторг, узнав, что мы частные детективы.

Снова пройдясь по комнате, он взял в руки журнал и, не взглянув на него, бросил на кофейный столик с такой силой, что тот слетел на пол.

— Мне было двадцать три года, но я повел себя, как шестнадцатилетний подросток. Рейчел и ее подружка жили в квартирке с отдельным входом на третьем этаже дома неподалеку от склада. Это лестница казалась нам лестницей в небо.

Нащупав за спиной стол, Грейс крепко ухватилась за его край и напряглась, будто собираясь противостоять сильному порыву ветра. Она выслушает все. Все до конца! Как бы ей не было больно…

— Пол нес дневные дежурства, а Джо и я — через ночь. И вот однажды… Я помню, как Джо попросил меня поменяться с ним сменами. И именно в ту ночь, возможно, именно в тот момент, когда я лежал с Рейчел в постели, неизвестные ворвались на склад. — Повертев в руках пресс-папье, Рич закончил вдруг охрипшим голосом: — Ворвались и нашли там Джо. Одного. И убили его!

— Рич, — прошептала Грейс, — ведь там мог оказаться и ты. — Она впервые услышала о том, что Джо попросил Слейда поменяться дежурствами. Ведь Рич никому не сказал об этом, даже полиции. И в результате семейство Мэдок создало миф о мученической смерти Джо. — Я хочу сказать — это могло произойти и с тобой, если бы на месте брата оказался ты… — Голос Грейс оборвался. Она представила себе Джо с кровью Рича на руках.

— Но не оказался! — Рич в три шага пересек кабинет и остановился прямо перед ней. — Неужели ты думаешь, что я сам не желал бы этого? Я тысячу раз чуть не до сумасшествия проигрывал эту сцену в своем мозгу, мечтая вернуться в ту ночь, чтобы сказать Рейчел «нет». Или уйти из ее спальни пораньше. Я не знаю точно, что произошло тогда. Не знаю, были ли это братья Фишер или какие-нибудь другие громилы. Но точно знаю, что сумел бы помочь другу. Если бы только не был поглощен самим собой, собственными удовольствиями…

— Замолчи! — взмолилась Грейс.

— Нет… — начал было он, но она заглушила его слова поцелуем.

Этот поцелуй должен был быть успокаивающим и всепрощающим. Но стоило их губам соприкоснуться, как появился тот неуловимый поначалу налет чувственности, который яснее ясного говорил, что иногда души могут найти друг друга через тела и что физическая любовь тоже может быть благословением.

Какое-то время Грейс упивалась этим ощущением, потом медленно отстранилась.

— Все осталось позади, Рич, — твердо сказала она. — Все твои страдания.

Он только молча покачал головой. Его воспаленные, недоверчивые глаза изучали ее лицо, пытаясь отыскать нечто могущее позволить ему изменить свое мнение.

— Да, — настаивала Грейс. — Пора нам с тобой исцелить друг друга.

На его губах появилась кривая усмешка.

— Не думаю, чтобы это возможно…

— Да, возможно! О, Рич, люби меня!

— Грейс…

— Пожалуйста, — попросила она. — Я ждала тебя так долго! — Она запустила пальцы в его густые волосы. — Ты должен был сделать меня своей еще тогда, а не уходить к Рейчел.

— Знаю, — пробормотал Рич, — но тебе было всего семнадцать, Грейс. Ты была такой невинной. — Он коснулся ее щеки. — Есть поступки, на которые не способен даже такой грешник, как я.

— Тогда возьми меня сейчас, — прошептала она. — Теперь я уже не ребенок.

Он чуть было не улыбнулся и, нежно проведя кончиком пальца вниз по ее шее, остановился там, где бешено бился пульс.

— Да, и это я тоже знаю…

Ласкай меня! — звучал в мозгу страстный призыв и, чувствуя, как нарастает в ней желание, Грейс, закрыв глаза, откинула голову, как бы предлагая себя. Ласкай меня!

Но Рич, положив ладонь на ее ключицу, прислушивался к биению ее сердца, как будто желая найти в нем какой-то ответ.

— Не думаю… не думаю, что могу быть тем, за кого ты меня принимаешь, Грейс, — произнес он глухим голосом. — Мне пришлось нелегко. После гибели Джо… После смерти Рейчел…

Что Рич хотел этим сказать? Он не мог перестать быть мужчиной. И потом, она же чувствует его желание, такое желание, что у нее кружится голова.

Значит, что-то другое. Но что именно? Ведь все, что произошло с ними до этого момента, не имело никакого значения по сравнению с новым чудесным миром, который должен перед ними открыться. Если бы только он согласился!

— Я могу разочаровать тебя, — медленно произнес Рич. — Я не в состоянии… отдаться полностью. Ты понимаешь? Я просто больше не получаю удовольствия от секса. — Он посмотрел на свои руки так, будто они принадлежали кому-нибудь другому. — Чувство вины — странная вещь, Грейс. Оно будет постоянно стоять между нами.

— Только не сегодня, — возразила она и, взяв его руку, прижала ладонь к своей налившейся груди и довольно вздохнула. — Только не сегодня, — повторила она.

Как хотелось поверить этому, но, даже ощутив под пальцами возбуждающую податливую округлость, он чувствовал себя скованным. Как у человека, долго желавшего того, в чем ему было отказано, и наконец уверившего себя, что вовсе не хочет этого, мозг Рича отказывался воспринимать поступавшие к нему нервные импульсы.

Ладонь кололо, как будто через нее проходил электрический ток. В отчаянии, пытаясь заставить себя хоть что-то почувствовать, Рич положил вторую руку поверх ее руки.

Да, когда-то, давным-давно, он знал, как нужно заниматься любовью и получать от этого удовольствие. Надо все это вспомнить. Он не может быть сегодня бесчувственным. Только не с Грейс!

Неловкими пальцами Рич расстегнул с десяток маленьких перламутровых пуговичек, обнажая ее тело, в свете луны казавшееся вырезанным из слоновой кости.

Скользнув пальцами под кружево бюстгальтера и взяв в ладони полные груди Грейс, Рич даже застонал от ощущения своего бессилия. Он знал, что чувствительные соски сейчас твердеют под его пальцами, что от его прикосновений девушка вся дрожит. Знал, что по всему ее телу прокатываются волны жара, и что он сам должен был затоплен этим же приливом. А вместо этого стоял, как праздный наблюдатель, один, с болью в сердце, полный безнадежной тоски. Мышцы его пребывали в невероятном напряжении и, как не парадоксально, он никогда не был более готов физически.

Значит, он должен взять Грейс именно сейчас, войти в нее с такой силой, что она застонет, выгнется навстречу ему от охватившего ее наслаждения. И если ей захочется этого и дальше, он будет продолжать до бесконечности, как машина, пока она, изнеможенная, не затихнет в его объятиях.

И все будет замечательно. Все, кроме одного: он не почувствует ровным счетом ничего! Ничего, кроме полного опустошения и горького разочарования.

Когда он расстегнул последнюю пуговицу, Грейс уткнулась лицом в его плечо, издавая тихие, нетерпеливые стоны. Рич понял, что она, словно канатоходец, балансировала на грани реальности и волшебного мира чувственных наслаждений. Его пальцы, с таким искусством доставлявшие ей наслаждение, одним неверным движением могли столкнуть ее вниз. Но Рич не желал этого, напротив, ему хотелось поднять Грейс до заоблачных высот блаженства. Она это заслужила.

Рич взял Грейс на руки и отнес на диван. Сев и положив ее ноги к себе на колени, он снял с нее туфли, погладил нежные чувствительные подошвы, а затем, приподняв, освободил от платья и бюстгальтера. Потом, осторожно придерживая за плечи, уложил обратно. Грейс не протестовала, но стоило Ричу осторожно провести кончиками пальцев по плоскому животу, скрестила руки на обнаженной груди и задрожала.

Ее глаза, походившие на два бездонных темно-синих колодца, были огромными — огромнее всех, которые он когда-либо видел. Кожа ее отливала перламутром.

Но прежде чем вновь коснуться Грейс, Рич разделся, безумно страдая, что не испытывает никакого трепета или нетерпения. Затем встал на колени между ее ног. Как ни был удобен и мягок диван, он все-таки предназначался для офиса, а не для занятий любовью. Ричу едва хватило места, чтобы положить руки по обеим сторонам ее тела. Инстинктивно стараясь помочь, Грейс завела ноги ему за спину и, заняв эту идеальную позицию, коротко и шумно вздохнула.

— Рич… — Щеки Грейс зарозовели. — Рич, я так тебя люблю!..

После долгого молчания он коснулся ее щеки внезапно задрожавшими пальцами.

— О боже, Грейс. — Чем еще он мог ответить на такую обезоруживавшую искренность? Но, видимо, этого оказалось достаточно, потому что, закрыв глаза, она улыбнулась.

Такая простая вещь, всего лишь улыбка… И все же — столь трогательное выражение веры в него подействовало на Слейда подобно землетрясению. Все напряжение и тяжесть прошедших лет стали покидать его, все, что мешало освободиться пружине некогда кипевших эмоций, постепенно исчезало. Он не мог поверить сам себе. Ощущение было поначалу слабым. Так маленький ручеек пробивает себе дорогу сквозь преграду.

Но даже этот ручеек показался Ричу настоящим чудом. И это чудо сотворила Грейс, его Грейс! Она поверила ему, поверила, что он возьмет ее нежно и ничем не оскорбит любви, которую ему предложили с такой доверчивостью. О большем он не мог и мечтать.

И когда Рич, медленно наклонившись, коснулся губами ее плеча, у него на глаза навернулись слезы. Он уже боялся, что дарованное ему прощение — лишь сон и сейчас Грейс окажется столь же холодной и твердой, как перламутр, который она ему только что напоминала.

Но Грейс была теплой. И, застонав от облегчения и благодарности, Рич зарылся лицом в ее волосы, чувствуя под губами лихорадочное биение пульса на виске. Она была теплой и податливой, как океанская вода в конце лета, и внезапно ему захотелось нырнуть в нее без оглядки, растопить свою замерзшую душу этим благодатным теплом.

— Я люблю тебя, — снова прошептала Грейс, на этот раз с лихорадочной страстью.

Больше сдерживать себя Рич не мог. Собственное тело уже не принадлежало ему.