Слезы Сары

Племя Фарры продвигалось вдоль берега Евфрата, поднимаясь к его истокам, следуя по торговому пути вместе с варварами с севера. Они шли медленно, чтобы не утомлять скот. Каждую ночь счастье Сары и Аврама расцветало, как ночные звезды. Сара приняла простоту и обязанности жизни мар.Тю с легкостью, изумившей самого Фарру. В течение одного сезона та, которая была дочерью могущественного Ишби Сум-Узура и Священной Служительницей богини Иштар, вечно окруженная рабами и служанками, готовыми исполнить любые ее капризы, которая ела и пила то, что другие руки подносили ей, без малейшего сожаления отказалась от тог с золотой каймой, от роскошных украшений, от сложных причесок и косметики. Так же естественно, как и женщины, родившиеся в шатрах, она носила скромную тунику, вплетала в волосы красно-синюю ленту и спала в шатре. Так же легко и быстро она научилась молоть зерна, готовить мясо, печь хлеб и варить пиво. Единственное, что она сохранила из прошлой жизни, это та ловкость, которой научили ее тетки, прочесывать и прясть тонкие шерстяные нити и окрашивать их, что вызывало неподдельное восхищение всех женщин племени.

Вскоре они покинули пределы Аккадского и Шумерского царств с их могучими и богатыми городами, в которых к мар.Тю относились с нескрываемым презрением. На пути к северным горам они встретили торговцев из города Ура. Сара узнала о том, что Киддин был убит при защите города от гути. Она подумала о страдании своего отца Ишби Сум-Узура, мечтавшего о славе своего сына. Она вспомнила улицы Ура, дом, где провела свое детство, который, возможно, сейчас захвачен варварами. Но грусть ее было недолгой. Детство было далеким прошлым, и теперь Аврам был ее защитником.

Она впервые увидела снег, узнала холод, когда они все дни проводили, укрывшись бараньими шкурами, и она забывала о царящем вокруг холоде, предаваясь любви с Аврамом. Ее муж ни разу не удивился тому, что живот Сары не округлялся от его семени. Он никогда не выражал нетерпения иметь сына или дочь. Ничего не могло омрачить счастья, которое они испытывали на рассвете, просыпаясь в одной постели.

Беда грянула в холодный серый день. Желая сократить путь, Аран, невзирая на предупреждения отца, решил пересечь реку вброд. На его повозке, тяжело груженной корзинами с зерном, сидели его жена Авила и сын Лот. От сильного холода лед покрыл выступавшие из воды камни. Колеса телеги соскользнули с одного из таких камней, и повозка, опрокинувшись в реку, не смогла противостоять напору потока и стала разваливаться. Обезумевшие мулы, надрываясь, тянули телегу. Лот и его мать кричали от ужаса. Аран и Аврам бросились в ледяную воду.

Авраму, лицо которого уже посинело от холода, удалось схватить Лота. Мужчины образовали живую цепь, чтобы вытащить их из воды. Но тут рана Арана, нанесенная Киддином во время их борьбы в храме, открылась от удара сломанного колеса. Истекавший кровью Аран, не сумев спасти Авилу, которая оказалась под перевернувшейся телегой, отдался на волю разъяренного потока…

Два дня шли они вдоль берега реки, пока им удалось найти его тело. Вечером, после того, как тела Арана и Авилы были похоронены и наконец стихли плач и траурное пение, Фарра и Аврам попросили Сару заботиться о Лоте, как о собственном сыне.

Как ни странно, после этого несчастья Цилла стала тревожиться о том, что живот Сары оставался пустым. Все стали удивляться и по поводу того, что Сара никогда не стирала испачканного кровью белья. Тогда Силили, желая отвести подозрения, стала обмазывать простыни кровью животных, которую она ухитрялась утаскивать при забое, и стала делать тайные подношения своим богам. Она принесла Саре какие-то травы и велела ей в полнолуние ходить вокруг деревьев, натерев бедра цветочной пыльцой, есть змеиное мясо и спать, положив себе вниз живота мешочек с бычьей спермой. Не проходило и луны, чтобы добрая Силили не придумывала очередного ухищрения, на которое каждый раз возлагала большие надежды. Но Сара очень скоро отказалась от этих тщетных попыток не только от отвращения, но и из страха быть замеченной Циллой или другими женщинами племени.

И хота желание Аврама оставалось таким же сильным, и они спали в одной постели намного чаще, чем другие пары, Сара, как и все, замечала, как с каждым днем суровость росла в сердце ее мужа.

Когда они дошли до Харрана, рассудительный Фарра решил остановить их поход. Пастбища в этих местах были обильные, и через город постоянно проходили караваны, возившие лес с севера в город Ур, благодаря которым торговцы Харрана богатели и стали заказывать Фарре множество статуй. Своими проворными пальцами Фарра лепил тысячи тел и лиц идолов, подчиняясь капризам своих клиентов. Ни одна статуя не была похожа на другую, и у каждого бога было свое лицо.

Заказов было так много, что Аврам решил работать с отцом. Но через одну луну между отцом и сыном произошла резкая ссора, оттого что Аврам отказался делать подношения не только богам Фарры, но и всем другим богам. С этого дня отношения между ними стали ухудшаться. Фарра избегал свою невестки. Настроение всего племени стало меняться. Сара все чаще ловила на себе напряженные требовательные взгляды. Она только опускала глаза, так как в глубине души считала, что растущая суровость Аврама была вызвана ее пустым чревом.

Ночами она вставала с постели, прислушиваясь к дыханию Аврама. Ей хотелось разбудить его и рассказать правду. Что тогда? Поймет ли он ее детский страх? Поймет ли он, как сильно она любила его, что прибегла к колдовству кассаптю? Смогут ли слова заменить пустоту ее чрева?

Она так сильно сомневалась в себе, что, тихонько поглаживая его затылок, с открытыми глазами лежала рядом с ним, и тишина леденила ее сердце.

* * *

Дети радостно голосили, глядя как шерстяной шар, затянутый в льняную ткань, поднялся высоко в небо, и буйной толпой бросились к нему, когда он упал на землю. Лот, как всегда, первым достал мяч из-под смешавшихся в кучу рук и ног. Следившая за ним Сара расслабилась и вернулась к своей работе, разложив на согретых солнцем камнях только что выстиранное белье.

Дети еще некоторое время кричали и бегали в высокой траве, окружавшей лагерь, а потом спустились к реке, где находилась мастерская Фарры. Когда они исчезли за кирпичной стеной, откуда постоянно поднимался дым, Сара подумала было их позвать, но они удалились уже слишком далеко, чтобы услышать ее окрик, а бежать за ними ей не хотелось.

Она оглянулась на женщин, стиравших новые полотна и отжимавших их с помощью камней, от чего ткани становились мягче. Одна из женщин помахала рукой в направлении реки:

— Пусть они играют, Сара. Если они помешают Фарре, он знает, как их утихомирить!

— Они бросят свой шар в его печь, и нам придется делать им новый шар! — бросила другая.

Женщины занялись своей работой, выбивая ткани и ковры в ритм своим песням. Внезапно крики детей поднялись до визга, за которым последовала подозрительная тишина. Женщины подняли головы. Одна из них, потирая онемевшие ноги, вздохнула:

— Опять подрались!

Первым появился Лот. Держась руками за лицо и шатаясь, как пьяный, он поднимался по тропе. Сара подобрала тунику и бросилась навстречу. Уже подбегая к нему, она увидела, что он упал на колени в траву. Между пальцев у него капала кровь. Раздвинув его руки, Сара увидела неглубокую, но сильно кровоточащую рану с осколками кирпича, которая шла от виска к корням его густых волос.

— Ты мог разбить себе голову! — воскликнула Сара. — Очень больно?

Мальчик делал усилия, чтобы не заплакать и дрожал, как лист на ветру.

— Они толкнули меня на кучу сломанных горшков за мастерской дедушки.

Кровь заливала щеку и стекала на тунику. Сара сорвала с себя пояс, чтобы перевязать ему голову. Сверху одна из женщин спросила, нужна ли ей помощь.

— Нет, — ответила Сара. — Ничего страшного, просто порез. Силили приложит ему свои травы.

Сара утерла низом своей туники лицо Лота, не сдержавшего слез под ласковым жестом, сказавшего при этом гордым и злым голосом:

— Они все были против меня! Все, как один!

Сара поцеловала его в щеку и прошептала:

— Потому что ты самый сильный. Если они не будут драться против тебя все вместе, они никогда не победят тебя.

Лот, шмыгая носом, посмотрел на нее мрачными серьезными глазами. Кровь все сильнее выступала на повязке, придавая ему сходство с маленьким воином, вернувшимся после сражения.

— Я горжусь тобой, — твердо сказала Сара.

Лот вымученно улыбнулся, сунул руки под ее приподнятую тунику, крепко прижался к ее обнаженным бедрам.

— Пошли в шатер, — сказала Сара, мягко отстраняясь от Лота.

* * *

Силили, как всегда, раскричалась, увидев их, но через некоторое время Лот, вымытый и переодетый в чистую одежду, сидел украшенный повязкой из глины и измельченных трав.

— Сегодня, мой мальчик, ты больше не будешь драться! — приказала Силили, авторитетно подняв указующий перст. — Повязку нельзя снимать до завтрашнего дня. Иначе, я оставлю тебя истекать кровью, как маленького поросенка, какой ты и есть!

Лот пожал плечами и ответил с важностью:

— Тогда Сара позаботится обо мне.

Обняв Сару, пока Силили изображала обиду, Лот добавил:

— Я люблю, когда ты заботишься обо мне. Ты со мной такая же ласковая, как с моим дядей Аврамом.

Сара тихо засмеялась, тронутая его словами, и, прежде чем оттолкнуть его, несколько раз поцеловала мальчика в шею.

— Только послушайте этого сластену! — вступила Силили, слегка шлепнув его по ягодицам.

Лот отпрыгнул до самого входа в шатер. На пороге, обернувшись в лучах света, он бросил:

— Когда ты заботишься обо мне, мне кажется, что ты правда моя мама.

С затуманившимися глазами Сара сделала ему знак идти вон и стала нервно складывать мешочки с травами и горшочки с глиной, спиной чувствуя взгляд Силили. Глядя, как Сара собирает окровавленные повязки Лота, Силили решилась заговорить:

— Цилла опять спрашивала меня сегодня утром: «У Сары опять пустой живот?» Я ответила, что да, пустой, как и раньше. Она спросила меня, спите ли вы с Аврамом в одном шатре. Я сказала: «По-моему, даже слишком часто. Не проходит и трех ночей, чтобы они не разбудили меня криками своего наслаждения!» Она засмеялась, а за ней засмеялись и все сплетницы, которые не упускают ничего из того, что говорится не для их ушей.

Сара покачала головой, вытерев щеки тыльной стороной ладони. Силили собрала окровавленные тряпки и добавила уже тише:

— Цилла смеялась для тех, кто стоял рядом. Потому что она любит тебя. Ты ей понравилась еще в тот день, когда она дала тебе шаль жизни. Но ее не одурачить. Она все поняла, она знает.

Перестав плакать, стараясь сдержать дрожь в голосе, Сара спросила:

— Откуда ты знаешь? Она сама сказала тебе?

— О нет! Ей не нужно этого делать. Такие старухи, как мы с Циллой, понимают друг друга без слов. Она задает мне этот вопрос с тех пор, как мы пришли в Харран. Я уверена, что она знает и то, что я делаю с простынями.

Сара отвернулась.

— Мне нужно вернуться, я не закончила свою работу.

Но Силили остановила ее, решив высказаться до конца.

— Цилла знает, но она сердечная и добрая. Жизнь немало испытывала ее. Но остальные, те, с кем ты выбиваешь ткани, они не такие милосердные. Я читаю это в их глазах, как писец читает по глиняным табличкам. Они думают Сара красивая, она красивее всех нас. Нет ни одного мужчины, мужа или сына, который бы не мечтал о дочери Ура в своей постели, чтобы узнать счастье Аврама, когда он ласкает ее. О, зависть сжигает их глаза и отравляет их сердца. Но время идет. А живот дочери Ура, той, которую Аврам выбрал против воли своего отца, к отчаянию всех девственниц его племени, ее живот до сих пор пуст. И я вижу, как они снова улыбаются. Они тоже начинают понимать, что у Сары не будет детей. Она красивая, да, но бесплодная, как песок в пустыне.

— Я знаю все это, — гневно бросила Сара. — Оставь свои стенания при себе. Я сама все вижу и понимаю.

— В таком случае, — продолжала непреклонная Силили, — может быть, ты заметила, как изменился характер Аврама? Могучий Эа, да твой муж стал мрачный и закрытый, как погреб! Он уже не играет с Лотом, которого любит, как собственного сына. Он стал упрямее любого мула. Не проходит и дня, чтобы он не ссорился то с одним, то с другим. И со своим отцом Фаррой! С самой весны они постоянно ссорятся из-за любой ерунды.

Сара оттолкнула руку Силили и вышла из шатра на солнце. С ил или пошла за ней, прижимая к своей объемистой груди окровавленные тряпки.

— Сара, послушай меня. Ты знаешь, что я живу только для твоего счастья. Разве я должна еще доказывать тебе это?

Сара стояла, не двигаясь. Лагерь шумел, приближался час обеда. Она вспомнила о лепешках с мясом и травами, которые сама приготовила для Аврама. Она сама придумала рецепт и хотела удивить его. Вместо того чтобы выслушивать жалобы Силили, которые разбивали ей сердце, ей лучше заняться своими супружескими обязанностями — взять лепешки и накормить Аврама. Но Силили не замолкала.

— Правда в том, Сара, что все тревожатся за судьбу племени. Они считают, что Аврам сделал плохой выбор. Они думают: «Аран, сын Фарры, погиб, Аврам скоро станет главой племени». Но что это за вождь, если его жена не может родить ему сына или дочь? Они начнут спорить о том, кто должен быть главой семьи. И взбунтуются против тебя.

Сара помолчала, потом покачала головой:

— Я все скажу Авраму. Мне все равно, что думают другие. Плохо то, что у меня до сих пор не хватило мужества сказать ему всю правду.

— Подумай о последствиях… Он разведется с тобой. Или возьмет наложницу. И ты станешь никем. Даже если он выберет служанку, и она будет матерью его ребенка. Ты станешь никем, Так всегда бывает. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это постараться изменить содеянное. Я найду травы, может быть, нам удастся вернуть твою кровь.

— Сколько уже трав ты мне давала? И сколько уже ты заставляла меня бегать вокруг кустов?

— Можно еще попробовать. Мне говорили, что на окраине города живет могущественная кассаптю…

— Нет, я больше не хочу никакого колдовства. И ты ошибаешься. Аврам не похож на других. Он любит правду. Я скажу ему, почему высохло мое чрево. Я полюбила его с первого взгляда. Я сделала это из любви к нему. Он поймет.

— Что ж, он будет первым мужчиной, который поймет страдания женщины! Да услышит тебя Инанна, наша Могущественная Мать Луна.

* * *

С тяжелым сердцем Сара наполнила корзину лепешками, поставила в нее кувшин с холодной водой и кувшин с пивом, добавила винограда и персиков и накрыла корзину чистым полотном, сотканным ее руками. Она полюбила эти простые движенья с тех пор как поселилась в племени мар.Тю. Но сейчас, в эту самую минуту, у нее сжалось горло, когда она повесила корзину на руку.

Не забывая о том, что на нее направлены взгляды всего племени, Сара встала, твердым шагом вышла из шатра и пошла, как всегда отвечая на улыбки и оклики.

Еще издали она заметила группу детей, окруживших Лота и, несмотря на тоску, почувствовала, как в ней зашевелились нежность и легкая насмешка. Несомненно, что Лоту удалось заставить детей уважать себя. Несомненно и то, что она испытывала к племяннику Аврама такие же гордость и нежность, какие мать испытывает к любимому сыну.

Она спустилась к реке, дошла до мастерской Фарры, где Аврам работал вместе с отцом с тех пор, как они остановились в Харране. В цилиндрической печи, в два раза выше человеческого роста, гудел огонь. Помощники Фарры все время подбрасывали дрова в окошко, сквозь которое виднелись танцующие языки пламени. Несмотря на то что они были в одних передниках, от страшной жары пот струился по их оголенным телам.

Сара заколебалась. Фарра не любил, чтобы женщины заходили в пристройку, где хранились статуи богов, которые оставалось отполировать и раскрасить, прежде чем отнести заказчикам. Она окликнула одного из помощников и попросила его позвать Аврама. И туг она узнала, что Аврама не было в мастерской. Что он ушел еще утром и с тех пор никто не видел его.

Сара подумала, что он опять поссорились с Фаррой.

— Ты знаешь, куда он пошел?

Помощник спросил у своих товарищей. Они указали на тропу, которая пересекала реку и поднималась к плато, куда на пастбища выгоняли скот. Сара поблагодарила и пошла по указанной дороге.

Она пересекла реку по переброшенному через нее стволу дерева, не сомневаясь, что Фарра смотрел ей вслед с порога мастерской. Сара ускорила шаг, желая поскорее найти Аврама.

Поднимаясь в гору, Сара мысленно пыталась найти слова, которые она скажет Авраму. Вот уже почти двадцать лун она была его женой. Двадцать лун, как они бежали из великого храма города Ура. Луны счастья и скорби, но она так и не нашла в себе мужества сказать ему правду. Но сейчас она должна это сделать, она больше не может отступать.

* * *

Она шла так быстро, что поднялась на гору, запыхавшись. Сердце ее учащенно билось, в ушах звенело. Плато было пустым. Ни скота, ни людей.

Сара дошла до большой смоковницы, одиноко стоявшей на краю плато. Смоковница отбрасывала густую прохладную тень. Аврам часто приходил сюда отдохнуть и подумать. Случалось, в жаркие ночи он оставался здесь ночевать.

Но никто не сидел, прислонившись к шершавому стволу дерева, которое пережило уже несколько поколений людей. Аврама нигде не было видно.

Сара поставила корзину в тени смоковницы и осмотрела плато. Трава колыхалась под легким ветерком. Далеко на севере виднелись прозрачные, словно лепестки в голубом небе, заснеженные вершины. Отсюда все казалось огромным и бесконечным.

Она опустилась на колени, прислонилась плечами и головой к шероховатой коре и вдруг ощутила себя такой уставшей и потерянной, словно брошенный ребенок. Ей захотелось свернуться калачиком в сильных руках Аврама, слушать его ласковый голос, почувствовать мягкость его губ и сказать ему что-то очень важное!

Но Аврама нигде не было.

В этот миг его отсутствие показалось ей абсолютным. Словно, он был далеко от нее, где бы он ни был.

Долго сдерживаемые слезы хлынули из ее глаз, как из переливающегося родника, потекли по щекам, заливая губы и шею. Никто не видел ее, и Сара рыдала вволю.

Выплакавшись, Сара успокоилась, вера в Аврама вернулась к ней. Он придет. Ей нужно ждать его. Отдохнуть. Набраться сил, чтобы слова ее были точными и справедливыми.

Старая молитва, обращенная к Инанне, сорвалась с ее уст:

 

Бог Аврама

Крики и шум поднимались из шатрового лагеря. Печь Фарры, словно курильница, обволакивала землю дымом, в котором смешались запахи столешницы, кипариса и теребинтового дерева. Тропа, начинавшаяся у лагеря, шла мимо мастерской Фарры, обвивала холмы, покрытые обильной зеленью, и соединялась с дорогой, ведущей в Харран. Стоя на краю плато, Сара могла разглядеть его богатые дома. Тени стали удлиняться, но Аврама все не было видно. Охмелев от свежести тени и покоя, царящего на плато, Сара едва не заснула.

Ей хотелось есть и пить. Она съела одну из лепешек, приготовленных для Аврама, и выпила из фляги еще холодную воду.

Она подождала еще немного, борясь с охватившей ее тревогой. Аврам никогда не отлучался так надолго, не предупредив ее или Лота.

В лагере, наверное, уже заметили ее отсутствие.

А если Аврам не вернется до ночи? Если ей придется одной вернуться в шатер?

Вдруг она ощутила что-то. Его присутствие.

Может быть, даже звук его шагов.

Она вскочила, осмотрела плато от одного горизонта до другого. И тут она увидела его и сама удивилась тому, что смогла предчувствовать его появление.

Он был еще далеко. Только силуэт, передвигавшийся в высокой траве!

Но она узнала его. Ей не нужно было видеть его лица, чтобы знать, что это он.

Он шел быстрым широким шагом. Порыв радости смел все сомнения и страхи Сары. Ей захотелось окликнуть его, но она лишь помахала ему рукой.

Аврам ответил, и она бросилась бежать ему навстречу.

Когда они уже добежали друг до друга, Сара увидела, что Аврам смеялся. Лицо его сияло, освещенное радостью. Уже много лун она не видела у него такого лица!

Он широко открыл ей объятия и прижал ее к груди.

— Сара, возлюбленная моя!

Они обнялись, как любовники после долгой разлуки. Сара услышала смех Аврама, потом его торопливый, запыхавшийся голос:

— Он говорил со мной! Он позвал меня! Аврам! Аврам! Я ответил: «Вот я!» Затем наступила тишина. И я пошел туда, далеко за плато. Я думал, что больше не услышу Его. Но Он опять позвал меня: Аврам! Я ответил: — Вот я!

Он опять засмеялся.

Сара отстранилась от него, ничего не понимая. Тогда Аврам взял ее лицо в руки таким же жестом, как в их первую встречу в городе Уре, на берегу реки. В этот раз он поцеловал ее в губы долгим пылким поцелуем, полным силы и желания.

Потом Сара, смеясь, спросила:

— Но кто? Кто позвал тебя? О ком ты говоришь?

— О Нем!

Рука Аврама взвилась вверх, указав на горизонт, на горы и долины. На землю и на небо.

— Он? — настойчиво спросила Сара, все еще не понимая.

— Он, единый Бог! Мой Бог!

Саре хотелось еще спросить его, кто с ним говорил? На кого похож этот единый бог? Как его имя? Но руки Аврама дрожали. Он дрожал, он, Аврам, самый сильный человек в племени Фарры! Сара сомкнула свои пальцы вокруг его рук.

— Он сказал мне: «Ступай! Покинь эту страну…» Мы уходим, Сара. Завтра же.

— Уходим? Куда? Аврам…

— Нет, не сейчас! Потом, потом ты спросишь меня обо всем. Идем, я должен говорить с моим отцом. Я должен говорить со всеми.

Взяв ее за руку, он повлек Сару по тропе, через реку, к мастерской Фарры.

Сара поняла, что сейчас она не может сказать Авраму правду о себе. Не сегодня. И не завтра. Ему не нужно этого знать. Они все ошибаются, Фарра, Цилла, Силили и даже она сама. Гнев и горечь последних дней Аврама были вызваны не ее пустым чревом.

* * *

Аврам остановился перед мастерской Фарры. По его виду было понятно, что он хочет сказать что-то важное. Помощник позвал Фарру, который приносил жертвы своим предкам. Вместе с ним к берегу спустились остальные мужчины и женщины. Дети прекратили игры и присоединились к старшим.

Лот с повязкой на голове подошел к Саре, стоявшей чуть поодаль, взял ее за руку и заглянул ей в глаза. Сара увидела в них то же беспокойство, которое выражалось на всех лицах. Все решили, что Аврам решил выступить против своего отца и стать вождем племени, но когда он начал говорить, беспокойство сменилось изумлением.

— Отец, сегодня Всевышний Бог позвал меня. Я был наверху со всеми, готовил печь, когда услышал в воздухе какой-то звук. Но я не расслышал его из-за шума в мастерской. Я поднялся на плато. Я шел. И вдруг я услышал свое имя: «Аврам!» Кто-то окликнул меня. Голос раздавался вокруг в воздухе и был таким могучий, какого я никогда не слышал. Я опять услышал свое имя. Я ответил: «Вот я! Я Аврам!» Ответа не было. Я продолжал идти. Я спустился в долину, которая подходит к Харрану с севера, но опять отовсюду я слышал голос. Он был в небе, в воздухе, в облаках, в траве и в деревьях, он доходил до самой глубины земли. Он был на моем лице. Голос позвал меня по имени: «Аврам!» Я понял, кто говорил. Я снова закричал: «Вот я! Вот я, Аврам!» Голос спросил: «Ты знаешь кто я?» Я ответил: «Да, думаю, знаю!» Тогда он сказал: «Аврам! Покинь этот город, покинь дом твоего отца, иди в страну, которую я укажу тебе. Я произведу от тебя великий народ, я возвеличу имя твое. Я благословлю благословляющих тебя, и прокляну злословящих тебя. И благословятся в тебе все племена земные». Вот Его слова, отец. Я вернулся к тебе, чтобы сказать, почему я покидаю тебя.

Аврам замолчал. Вокруг стояла тяжелая тишина. Изумление на лицах вновь сменилось беспокойством. Сын готов покинуть отца и отказаться от своих предков? Все ждали ответа Фарры. Старик казался уставшим, хотя гнев выплескивался из-под его полузакрытых век. Он провел рукой по своей широкой бороде и спросил:

— Ты сказал: «Вот его слова». О ком ты говоришь, сын мой?

— О едином Боге, Создателе Неба и Земли, который есть Бог Аврама.

— Как он назвал себя?

Аврам не удержался от веселого искреннего смеха.

— Он не назвал Своего имени, отец.

— Почему?

— Ему не нужно называть Свое имя, чтобы обратиться ко мне и чтобы я узнал Его. Он не похож на тех богов с потешными лицами, которых мы лепим и продаем могущественным вельможам одного города и торговцам другого.

Неодобрительный шепот пробежал по толпе. Фарра поднял руку.

— У твоего бога нет лица?

— Ни лица, ни тела.

— Как же ты видишь его?

— Я не вижу Его. Ни человек, ни зверь, никто живущий на этой Земле не может видеть Его. Он не блестит, у него нет ни золотой тоги, ни диадемы. У него нет ни когтей, ни крыльев, ни бычьей или львиной морды. У него нет ни плоти мужчины, ни форм женщины. У него нет тела. Его никто не может видеть.

— Как можешь ты знать это, если ты не видел своего бога?

— Он говорит со мной.

— Как он может говорить с тобой, если у него нет ни лица, ни рта?

— Потому что ему не нужно лицо, чтобы говорить. Потому что это Он.

Вокруг Фарры раздался насмешливый смех. Лот сильнее прижался к Саре. Женщины подошли ближе. Фарра тоже рассмеялся и громким голосом бросил:

— Вот что с нами происходит. Сегодня мой сын Аврам видел своего бога, у которого нет ни лица, ни тела! Он невидим!

— Таков единый Бог, Который создал все, что живет и умирает, и все, что живет вечно, — ответил Аврам, не отвечая на насмешку.

— Ты слышал слова во сне или это демон пошутил над тобой, — сказал старик, встав рядом с Фаррой.

— Демоны не существуют, — терпеливо отвечал Аврам. — Есть добро и зло, есть справедливость и несправедливость. Мы сами творим добро и зло. Ты, я, все мы, люди, мы можем быть справедливыми или несправедливыми.

На этот раз раздались гневные протесты.

— Бог, который не виден, не существует!

— Бог, который не сверкает, не может быть могущественным!

— Кому нужен твой бог, если он не предотвращает зло и несправедливость?

— А если он не пошлет нам дождей и не защитит нас от молнии?

— Кто делает так, что растет ячмень?

— Кто делает так, что мы умираем? Почему мы болеем?

— Как будут женщины рожать детей без Нинтю?

— Ты бредишь, Аврам! Ты оскорбляешь своих предков.

— Ты оскорбляешь наших богов!

— Они слышат тебя, и я слышу их. Они гневаются.

— Они отомстят нам за твои слова.

— Да простят они нас за то, что мы слушаем тебя!

— Ты подвергаешь опасности все племя своего отца, Аврам.

— Фарра, вели своему сыну очиститься!

— Осуди своего сына, Фарра, иначе нам не избежать несчастий…

— Слушайте меня! — закричал Аврам, вытянув руки.

Саре показалось, что он тоже поддался гневу, но она видела его глаза, его губы, она знала, что он спокоен и уверен в себе. Он сделал шаг вперед, и толпа смолкла, увидев невозмутимость на его лице.

— Вам нужно доказательство того, что единый Бог существует? Что Он говорил со мной и назвал меня по имени? Я это доказательство, я, Аврам, тот, кого Он позвал сегодня. Завтра на рассвете я с моей женой Сарой, с Лотом, сыном моего брата Арана, с моим стадом и слугами отправлюсь на запад. В страну, которую он мне укажет.

Все молчали, словно стараясь понять тайну его слов. Потом вновь раздались насмешки. Одна из женщин воскликнула:

— Вот прекрасное доказательство! Мужчина, у которого даже нет детей, уходит. Пусть уходит!

Сара увидела, как сжались губы Аврама. Рука Лота в ее руке вздрогнула. Аврам сделал еще один шаг вперед. Люди, стоявшие перед ним, отступили, стараясь оставаться от него на расстоянии.

— Тогда я вам дам другое доказательство!

Под их ошеломленными взглядами Аврам ворвался в мастерскую Фарры. Когда он вышел обратно в руках он держал две большие статуи, уже раскрашенные и одетые. Сара поняла, что он собирается делать. Он страха у нее пересохло во рту, и холодная струйка страха пробежала по спине. Аврам подбросил статуи в воздух, и к ногам Фарры со звонким звуком, похожим на свист плетки, упали лишь осколки идолов.

— Вот они, ваши могущественные боги! Пусть они убьют меня! Сейчас, здесь. Пусть молния превратит меня в пепел! Пусть небо раздавит меня! Потому что я разбил лица и тела тех, кого вы называете Инанна и Эа!

У Сары и у всей толпы вырвался стон. Но Аврам, указывая пальцем в небо, продолжал кричать:

— Вы поклоняетесь им, вы склоняетесь перед ними утром и вечером. Вы не делаете ничего, не испросив их разрешения. Эти идолы, которые выходят из рук моего отца, и есть их плоть, их тело, их величественное присутствие.

Вокруг раздавались стоны и вопли, словно целая армия прошлась по их телам. Голос Аврама покрыл их вопли:

— Я разбил ваши святыни. Да обрушится на меня гаев Инанны и Эа!

И, подняв руки и лицо к небу, Аврам стал кружиться на месте. Прижав к себе худенькое тело Лота, Сара услышала собственный шепот: «Аврам! Аврам!» Но Аврам продолжал кружиться:

— Где они, те, кого вы так боитесь? Я их не вижу. Я их не слышу. Я вижу только разбитые горшки. Я вижу только пыль. Я вижу только глину, которую я собственными руками достал из реки!

Он наклонился, подобрал осколок головы бога Эа со сломанным носом, и бросил его на камень, отчего осколок разлетелся, как пыль.

— Почему Эа не гасит солнце? Почему он не разверзает землю под моими ногами? Я ведь разбил его лицо…

Мужчины упали на колени, низко склонив головы, сложив руки на шее, и ревели, словно им разрезали животы. Одни, выкатив глаза, не переводя духа, читали молитвы. Женщины плакали, волокли за собой детей, разбегались в разные стороны, их туники рвались, цепляясь за кусты. Другие стояли, уставившись в небо, с раскрытыми ртами. Старое тело Фарры тряслось, как ветка в бурю. Лот смотрел на Сару широко раскрытыми глазами, но Сара не отводила глаз от Аврама, который был спокоен, как сам ужас. Он повернулся к Саре и улыбнулся ей нежной и благостной улыбкой, от которой у нее защемило сердце.

Ничего не произошло.

Снова наступила тишина.

В горячем небе парили птицы. По небу плыли большие и маленькие облака. Внизу журчала река.

Аврам подошел к печи, взял большое полено.

— Может быть, этого не достаточно? Может быть, мне нужно разбить все статуи, чтобы ваши могущественные боги наконец показали себя?

Размахивая поленом, он направился к мастерской, когда раздался голос Фарры:

— Аврам!

Аврам обернулся.

— Не разрушай мою работу, сын.

Аврам опустил руку. Отец и сын стояли друг против друга, впервые за долгое время отчуждение исчезло между ними.

Старый Фарра наклонился, собрал осколки статуи. Рот, нос, глаз Инанны. Провел пальцем по блестящим глиняным губам, прижал осколки к груди.

— Может быть, боги накажут тебя завтра, или через несколько лун, — сказал он тихим дрожащим голосом, который заставил всех смолкнуть. — Может быть, сейчас, может быть, никогда. Кто, кроме них, может знать?

Аврам улыбнулся и бросил полено на землю. Фарра приблизился к нему, словно хотел дотронуться до сына.

— Твой бог тебе сказал: «Ступай». Он сказал тебе: «Ты ничего не должен своему отцу, гончару Фарре». Он сказал тебе, что теперь ты должен доверять ему. Как раньше доверял своему отцу. Значит, такова его воля. Слушайся своего бога. Бери свою часть скота и ступай. Все будет хорошо. С этой минуты у меня больше нет сына, которого зовут Аврам.

* * *

Ночь была короткой. При свете факелов они складывали сундуки, шатры, собирали скот, запрягали мулов. Им помогали слуги, которые согласились отправиться в дорогу вместе с Аврамом и Сарой. Весь лагерь бурлил. По нему передвигались тени, огни ламп, раздавались крики детей, плач женщин и мычание разбуженного скота.

Перед самым рассветом Сара отошла от только что загруженной повозки и присела на камень, чтобы отдохнуть. Тонкий месяц спрятался за облаками, и звезды поблескивали, как чистые родники.

Сара улыбнулась. Небо не рухнуло им на голову, огонь не уничтожил лагерь, вода не поглотила их, как все страшились после того, как Аврам разрушил священные статуи идолов.

На ее плечи легли руки, которые она сразу узнала по прикосновению. Она откинулась назад, оперлась спиной на тело Аврама. Он тихо спросил ее:

— Ты не слышала Его, как я слышал Его?

— Нет. Твой бог не говорил со мной.

— Но ты была на плато. Ты тоже могла бы Его услышать.

— Я ждала тебя.

— Ты идешь со мной только из супружеского долга?

— Я иду с тобой, потому что ты Аврам, а я Сара.

— Еще недавно ты была Священной Служительницей Иштар.

— Иштар должна была поразить меня молнией, когда я покинула ее. Вот уже много лун, как я не приношу ей даров. Но Инанна не поразила меня молнией, а Эа не убил тебя.

Аврам засмеялся, погладил Сару по щеке.

— Ты веришь, что Тот, кто говорил со мной, существует?

— Я не знаю. Но я верю тебе. Я тоже знаю, что придет день, и ты поведешь за собой великий народ.

Аврам молчал, думая о ее словах. Сара испугалась, что он сейчас скажет: «Как могу я создать великий народ, когда у тебя пустое чрево?» Но он наклонился, поцеловал ее в голову и прошептал:

— Я горжусь тобой. Я не хочу другой жены, кроме Сары, дочери Ура.

* * *

Когда небо посветлело, они были уставшими до изнеможения, но готовы в дорогу. Силили была в воинственном настроении и ворчала, что они не могут уйти без песен, не попрощавшись с теми, кто оставался в лагере. Это принесет им несчастье. Так расстаются те, кто совершает преступление или грех. Фарра не пришел попрощаться с сыном. Цилла, умная женщина, сказала, что она еще не видела такого несчастья.

Наконец Сара рассердилась и сказала, что Силили не обязана следовать за ними.

— Я пойму, если ты предпочтешь остаться.

— О да! — обиделась Силили. — А что ты, бедняжка, будешь делать без меня и моей мудрости? Ты ведь всегда делаешь все наоборот! С кем ты будешь делиться своими секретами? Конечно, я должна идти с тобой. Даже если там, куда нас ведет твой муж, нет ничего, кроме пустыни и варваров, и там край света, где земля погружается в море.

Сара не удержалась от смеха, а Силили продолжала бурчать:

— Мой возраст наконец сослужит мне службу. Я умру, не видя всех этих ужасов. Но можешь предупредить своего мужа. Я не пойду пешком. Я сяду на повозку.

— Согласна на повозку, — ответила Сара.

Аврам уже дал сигнал к отправлению, как они обнаружили, что пропал Лот. Аврам уже собирался пойти на его поиски, но в эту минуту прибежал запыхавшийся Лот.

— Аврам, Сара! Идите сюда, скорей!

Он заставил их бегом пересечь спящий лагерь. Однако, приблизившись в дороге, ведущей к мастерской Фарры, они увидели длинную вереницу повозок. Склоны холмов, окружавших дорогу, побелели от собравшихся вместе стад. Сто, а может быть, двести лиц повернулись к Авраму. Мужчины, женщины, дети, старые и молодые, более четверти племени Фарры.

Они стояли, терпеливо дожидаясь.

Мужчина по имени Арпакашад вышел вперед. Он был такого же роста, как Аврам, чуть старше, один из лучших пастухов племени.

— Аврам, всю ночь мы думали над твоими словами. Мы видели, что ни Эа, ни Инанна и никакой другой бог, которого мы страшились до сегодняшнего дня, не наказал тебя. Мы верим тебе. Если ты согласен, мы пойдем с тобой.

— Мой отец сказал, что боги еще могут наказать меня, — с волнением сказал Аврам. — Вы не боитесь их?

Арпакашад улыбнулся:

— Мы боимся то одного, то другого. Пора перестать бояться.

— Значит, вы верите, что Тот, кто говорил со мной, существует? — настаивал Аврам.

— Мы верим в тебя, — повторил Арпакашад.

Аврам взглянул на Сару. В ее глазах светилась гордость.

— Тогда идемте с Сарой и Аврамом. И вы положите начало великому народу, обещанному мне единым Богом.